Текст книги "Не верьте в аиста"

Автор книги: Гунар Цирулис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

V

«Ну почему тебе вечно надо куда-то бежать, – любят упрекать своих отпрысков многие родители. – Разве дома нечем заняться? Посмотрел бы телевизор, почитал бы книжку. И ничего не случится, если ты еще раз повторишь уроки…» Даже взрослые, теоретически понимая естественное стремление ребят к самостоятельности, бывают не в силах удержаться от вмешательства, которое деликатно именуется «шефством». В школах они помогают укомплектовывать «пионерские» и «комсомольские» комнаты барабанами, флагами, наглядными пособиями; в домоуправлениях создают библиотеки, красные уголки. Делается все, чтобы уберечь ребят от пагубных влияний улицы.

Но бывает так, что такие действия вызывают соответствующее противодействие. И столь же стара, как этот закон механики, неприязнь некоторых юношей к воспитательным мероприятиям, ко всяческим нравоучениям «сверху». Уют светлых и теплых общественных мест кажется им навязанным и сковывающим, такие куда свободней чувствуют себя в темном сарайчике во дворе или на холодном, пыльном чердаке. Как ни убог, такой чердак, а в нем свой «штаб», убежище от нотаций и поучений.

Расположение этого «штаба», конечно, зависит от местных условий. В Юрмале, например, нет романтических развалин с подземельями и тайными ходами, нет и многоэтажных городских домов, где самый верхний пролет лестницы неоценимо удобен тем, что у дверей чердака за долгие годы скапливается старая мебель жильцов.

Ребята одиннадцатого класса ежевечерне приходили на вершину дюны к старой тригонометрической вышке. Первоначально было задумано собираться на самой верхней площадке, куда вели скрипучие ступеньки и гнилые помосты. Но вскоре девчонки попривыкли, перестали визжать на каждом шагу от страха, и ребятам тоже наскучило это бессмысленное лазанье. Ведь и от подножия вышки весь берег был виден как на ладони.

Алый диск солнца уже склонялся к горизонту, а народу на пляже было полно, как в полдень. Варис с Альбертом, равнодушные и к пляжу, и к публике, поднялись на дюну и блаженно растянулись на теплом песке. Вид у них был такой измученный, точно они из Риги приехали не на машине, а всю дорогу бежали в спортивном темпе.

– Дико неблагодарная работа! – сказал Варис. – Возможно, вор, уперший бабушкин чемодан, давно умотал за тридевять земель, а может, купается себе преспокойно где-то рядом… Как его поймать, если нет ни малейшей зацепки?

– За это они получают зарплату, – равнодушно отозвался Альберт. – И потом, ведь одного типа все-таки сцапали… Сверхпланового.

Но Варис был как-то не расположен шутить.

– У них там свои счеты – план тогда выполнен, когда никого не надо сажать.

– Не расстраивайся, на твой век работы хватит… – посмотрел Альберт на дружка. – Ты ведь собирался податься в детективы?

– Да ну еще… Всю жизнь иметь дело с подонками… Преступники интересны только в романах.

– Сам же говорил, что хочешь, – сказал Альберт почему-то с обидой, как будто бы его выбор профессии зависел от Варисовых планов на будущее.

– Это было в седьмом классе.

– Значит, физкультурный?

– А ты с чего вдруг вообразил себя следователем? – заерепенился Варис, но потом добавил серьезно: – Попробую сдать в медицинский. Не смейся! А там поглядим… может, пойду в ту же милицию медицинским экспертом, может – спортивным врачом или пристроюсь на пароход, мир поглядеть…

– Или же с утра до вечера будешь бегать из дома в дом по вызовам и выписывать бюллетени, – в том же тоне докончил за товарища Альберт.

– Нет, Альберт, серьезно. Что ты на это скажешь? Может, пойдем вместе?

Альберт молчал. Опустив голову на скрещенные руки, он лежал с закрытыми глазами. Приятно грело, нагоняя дремоту, солнышко, но растревоженный разговором Альберт не мог заснуть.

Хорошо таким как Варис с Астрой! Ни сомнений, ни проблем. Втайне Альберт завидовал другу, но в то же время поглядывал на него критически: с таким подходом к жизни далеко не уйдешь. В отличие от людей, которым всегда все ясно, Альберт причислял себя к категории искателей. Последнее дело – глотать препарированные истины. До главной сути вещей надо доходить самому! И потому жизнь надо постигать по-настоящему, а не через институтское оконце. И только тогда, может быть, удастся осуществить заветную мечту – стать писателем и кинорежиссером.

Альберт понимал, что подобное решение не обрадует родителей, в особенности мать, которая считала диплом единственным залогом жизненного благополучия. Но так далеко он не задумывался, – в конце концов впереди был еще целый год школы.

Очевидно, Альберт все-таки уснул, потому что когда он вновь открыл глаза, рядом уже сидели красавица Астра, спортивный донельзя Вилис и кареглазая попрыгунья Лайла. Размахивая портфелем, приближался и комсорг их класса Эдгар.

– Давай к нам, но не вздумай что-нибудь организовывать! – тоном ультиматума заявил Альберт.

Угроза агрессии нимало не смутила Эдгара. Расположившись с комфортом на нижнем венце вышки, он вынул из портфеля папку и принялся перебирать какие-то бумаги.

– Ты задолжал за три месяца, – произнес он, ни на кого не глядя. – Если бы не летние каникулы, давно пора исключить.

– Выбрал подходящий момент, – Альберт отвернулся. – У нас у всех вместе на кружку пива не наскрести.

– Эдгар, будь человеком, – сказал Варис, – выдай ему рубль из комсомольской кассы. С возвратом в той же валюте.

– Ну правда, Эдгар, а в отчете запиши лекцию о вреде алкоголя, – поддержала идею Астра.

– Чтобы наглядное пособие оставило большее впечатление – давай сразу четыре, – сказал Альберт.

– Видали, как растут потребности трудящихся. – Эдгар убрал папку в портфель и извлек оттуда плавки. – Интуиция мне подсказывает, что сейчас к четырем рублям вы затребуете еще двенадцать копеек.

– И для тебя это уже повод утопиться? – закатив глаза, горестно вздохнула Лайла.

Зубоскалили незлобно. Дань привычке. Тем более, что Эдгар успешно парировал ехидные выпады и в долгу у друзей не оставался.

Вилису это наскучило первому.

– И как вам не надоест травить вечно одно и то же… – Упругим прыжком он вскочил на ноги. – Пошли, старье, макнемся!

Альберт устало махнул рукой. Астра взяла на гитаре первые такты знакомого физкультурного марша. Под ее аккомпанемент Варис замогильным голосом запел сочиненный Альбертом текст:

– В древнем Риме усекли пользу утренней зарядки…

– Гениально! Давайте споем хором! – вдохновенно предложил Эдгар.

– Обратно мероприятие… – и Альберт демонстративно уткнулся лицом в свои вытянутые руки.

– Тогда уж лучше пойти поплясать, – Лайла сказала это между прочим, однако втайне лелеяла надежду потанцевать с Вилисом, в которого была влюблена с пятого класса.

Это ни для кого не было тайной, но Вилис, как это порой случается, о чувствах Лайлы узнал последним. А, узнав, долгое время не мог определить свою дальнейшую линию поведения. Затем убедился, что никаких особых требований к нему не предъявляют, и благосклонно разрешил себя любить. Даже привык к тому, что Лайла терпеливо поджидает его после каждой тренировки, дает сдирать домашние задания и всячески опекает его. Жизнь стала более легкой и приятной…

– Давно, наверно, не слышали: «Папа, маме сам скажи», – вяло съехидничал Альберт.

– Выключай пилу! – оборвал приятеля Варис. – Что на тебя сегодня нашло?

– Скукотища…

– Я бы на твоем месте посадил всех нас в свою «Волгу» – и по Юрмале.

Хотя Вилис свое предложение внес скорей шутки ради, тем не менее оно сразу оживило ребят.

– А почему бы и нет?! Права и доверенность у меня есть, – тон у Альберта был вызывающий. – Если бы Варис еще раз прогулялся к моей мамаше и сказал, что по заданию органов милиции…

– Нет, нет, до наступления темноты я не могу появляться в нашем районе! Тот ворюга ведь не отдает бабушке шмотки. А еще раз выслушать, какие она привезла нам подарки – это свыше моих сил. Мы с Расмой прикинули, что в багажном шкафчике уместилось не менее двух контейнеров груза.

– А если попробовать по телефону? – Лайла не желала так легко отказаться от заманчивой перспективы.

– Не пройдет номер… – покачал головой Альберт. – Вот если бы кто-нибудь из Варисовых предков позвонил, а так…

– Тебе все-таки удалось родиться в солидном семействе, – сказал Варису Эдгар, младший сын почтового работника-пенсионера.

– Отец – милиционер, мать – учительница, – ехидствовал Альберт. – Для преступника – идеальное родословное дерево…

– И все же они хорошие люди! – неожиданно серьезно сказал Варис.

К группе ребят ленивой, развинченной походкой приближалась Ингрида. В первый момент Альберт даже не узнал свою недавнюю пассажирку – настолько изменилась внешность девушки. Теперь на ней было простое коротенькое платьице, и были видны ее длинные красивые ноги. Лицо ненакрашено, круглый лоб, огромные темные глаза, чуть припухшая верхняя губа. Она показалась ребятам веселой и бесшабашной девушкой. Такие сидели рядом с ними за партой в одиннадцатом классе.

– Да здравствует цвет и будущее народа! – она направилась прямиком к Альберту. – Дай закурить, адский водитель!

Признаться, что он некурящий, означало бы утратить по крайней мере половину мужского достоинства. Парень запустил руку в карман брюк, затем бессовестно соврал:

– Позавчера бросил.

– Молодец. Теперь получаешь двойное удовольствие, когда куришь чужие, – Ингрида присела рядом с Альбертом и достала из висящей на плече сумки пачку американского «Уинстона», предложила юноше, затем пустила по кругу: – Берите, ребята, смело, капиталистическая здесь только оболочка, внутри наша старая добрая «Прима».

Закурили только Альберт и – ко всеобщему удивлению – Астра. Она посмотрела на незнакомку холодно, почти враждебно. Впервые в жизни в ней пробудилось подобие ревности, до конца неосознанный страх. Астра волновалась отнюдь не за Вариса, а за Альберта, который не сводил с Ингриды глаз. Девушка это заметила, но не подавала виду.

– Когда мы днем ехали на его машине, – рассказывала Ингрида, – я чуть не стала калекой. Он, наверно, еще не в курсе, где педаль тормоза, и чешет на всю железку… Нет ничего глупей – удовольствия никакого, а алименты платить потом всю жизнь. Тогда уж лучше, если знаешь, за что, хотя бы под старость будет приятно вспомнить, верно?.. – и она вызывающе посмотрела на Альберта.

Девушка Эдгару не понравилась.

– Ты из какого дома отдыха? – спросил он, чтобы переменить тему.

– Я разве похожа на тех, кому раз в год бывает нужна «кустотерапия» и кефир перед сном? – сейчас тон у Ингриды был вполне серьезный. – Терпеть не могу романтику по профсоюзной путевке.

– Все-таки ты, может быть, соблаговолишь поведать, как нам величать основателя теории свободной романтики. – У Эдгара была страсть говорить сложно о самом простом.

– Ингридой. Можете звать Ингой, если хотите короче, даже Идой.

Людей на пляже не убыло; купающихся сменили любители неторопливого гуляния на берегу, свято верившие, что таким образом они могут сбросить килограмм-другой лишнего жира. Кое-где в павильонах вспыхнул холодный и неприятный «дневной свет».

– Теперь или никогда! – убедившись, что остальные идут за ним, Вилис скинул тренировочный костюм и пустился бегом с дюны.

– Ты пойдешь? – спросил Альберт.

– Я без купальника. Пойдем попозже, – ответила Ингрида.

– Я барахлишко покараулю! – крикнул Альберт друзьям, которые уже вошли в воду, затем обратился к девушке: – Ты что – всегда такая откровенная?

– Стараюсь. И знаешь, мои друзья постепенно привыкают.

– Я тоже хочу стать твоим другом, – простодушно признался Альберт.

– Вот видишь, вовсе не так уж трудно обойтись без петляния.

Ингрида встала и потянулась. Альберт тоже вскочил и несмело положил руку на талию девушки. Она резко повернулась и очутилась в объятиях юноши.

– Только давай с уговором: в тот день, когда ты мне надоешь, я тебе скажу об этом в глаза, и мы расстанемся без лишних слов, хорошо?.. Пошли! – она взяла Альберта под руку и грустно усмехнулась: – Эти вещи можешь смело оставить без надзора, поверь мне…

На берегу Альберта остановил выходивший из воды Варис.

– Позвонить твоей маме, что ты задержишься?

– Будь другом! Скажи, что на реке полный штиль, – после чего пояснил Ингриде: – Моя мамаша волнуется только в шторм…

– У тебя и яхта есть? – Ингрида задумчиво прикусила губу. – Может, тебе все-таки не стоит меня провожать… Видишь ли, у тебя столько всего, что можно потерять…

– Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей! – с наигранной бесшабашностью воскликнул Альберт.

В действительности же он чувствовал себя препогано, хотя ни за что на свете не признался бы, что сейчас с удовольствием вернулся бы к ребятам. Альберту частенько доводилось провожать домой девушек, но на этот раз – он был не настолько наивен, чтобы не понять это, – навряд ли их прогулка завершится традиционным ни к чему не обязывающим поцелуем у калитки. И он сам не знал, желает ли этого по-настоящему.

Но Ингрида опять шла впереди и оставалось лишь следовать за ней.

Совсем стемнело, когда они подошли к длинному забору из штакетника, освещенному редкими фонарями. За ним темнел фруктовый сад. В глубине угадывались контуры большого дома.

Ингрида остановилась. Альберт опытной хваткой бывалого сердцееда привлек к себе девушку и хотел поцеловать в губы. Ингрида кокетливо откинула голову вбок.

– Легче на поворотах!..

Раздвинув две незакрепленные снизу планки, Ингрида пролезла в сад и подала знак Альберту. Они прошли несколько шагов, и Альберт споткнулся о корень. Хотел было посветить спичкой, но Ингрида схватила его за руку.

– Не надо.

– Романтика? – Ему хотелось быть насмешливым, но произнесенное шепотом слово прозвучало скорей робко.

Вблизи дом показался еще больше. Где-то играло радио. Музыкальное вступление к спортивной передаче из Москвы, – стало быть, одиннадцать часов. Когда из-за забора донесся свист и подбадривающие вопли тысяч зрителей, Альберт вздрогнул. Но сразу опомнился и улыбнулся – неужели ему тоже нужна моральная поддержка на финишной прямой?

Ставни одного из окон, выходящих в сад, не были заперты. Створка окна от слабого нажима подалась внутрь. Забравшись на кухню, Ингрида позвала:

– Лезь!

– Разве хозяева уже спят? – спросил Альберт, словно сам не знал, в чем дело.

– Теперь можешь спокойно говорить вслух… Осторожно!

Но предупреждение запоздало. Грохнув на весь дом, опрокинулся задетый Альбертом столик. В следующий миг парня стало корчить от смеха. Забыв о всякой предосторожности, он схватил девушку за руку и помчался с хохотом по коридору, по лестнице на второй этаж.

– Мой будуар, – и Ингрида толкнула дверь перед собой.

Альберт поднял девушку на руки и внес в комнату.

– О, ты ходишь на заграничные картины, – подтрунила над ним Ингрида, но тут же, словно прося извинения, обвила руками шею Альберта и поцеловала в губы.

Не стало слышно шума из чужого радиоприемника, шелеста листвы, только стук собственного сердца гулко отдавался во всех углах комнаты.

…Прямо напротив окна второго этажа висел уличный фонарь, тихо колыхавшийся от слабого ветра. В том же ритме по стенам, потолку и по полу скользила причудливая тень липы.

Комната была почти пуста. Старенький покарябанный стол, колченогий табурет и в углу, между окном и дверью – голый, полосатый матрац, на котором лежали Ингрида и Альберт, укрытые пестрым купальным халатом. Положив голову на плечо юноши, Ингрида неподвижным взглядом глядела в потолок.

– Берт, это было у тебя первый раз в жизни, да? – голос ее звучал надломленно.

– Ты уверена на все сто, что дачники нигде не оставили недопитую бутылку?

Она подперла голову рукой и пыталась перехватить взгляд Альберта.

– Берт, умоляю, сейчас не корчи из себя донжуана.

– А ты? Уже давно?

В интонации Альберта было что-то такое, отчего Ингриду передернуло, и она ушла в себя, как улитка в раковину.

– Я тебя предупреждала, Берт, – сказала она. – Я прекрасно обхожусь без покровителя.

Альберт сел и стал молча обуваться.

– Что случилось? – недоумевала Ингрида.

– Ты сама говорила: «Без лишних слов»…

– А завтра?

– После уроков буду ждать тебя на крыше.

VI

До утра Альберт не засыпал. Вертелся с боку на бок и пробовал осмыслить происшедшее.

Не спалось и матери в ее комнате. Альберт слышал, как она дважды вставала, ходила на кухню и принимала сердечные капли или снотворное. Потом стучала пальцем по стеклу барометра, скрипела створкой окна. И время от времени тяжко вздыхала. Для беспокойства у Альберта оснований не было – она всегда так себя вела первые ночи после отъезда отца, хотя судно еще стояло в порту и ничего ему не угрожало. Но Альберт давно уже примирился с этой самой очевидной бессмыслицей и не воевал. Любящую женщину логикой не переубедить…

Ингрида теперь сладко спала и, наверно, видела уже десятый сон. На этот счет у Альберта не было ни малейших сомнений. А вот он уснуть не мог. Хотелось разобраться в самом себе. Не покидало чувство, будто его обокрали, но сваливать вину на девушку было бы несправедливо. Независимо от того, сколь уничижительны были его суждения в разговорах со школьными товарищами, в глубине души Альберт мыслил себе любовь совсем иначе. Облик своей будущей избранницы он представлял весьма туманно, но зато твердо знал, как станет проводить с ней время – в машине девушка будет сидеть всегда рядом с ним и не попрекнет чрезмерной скоростью, будет шагать с ним рядом в туристских походах и разрешит ей помогать только на самых крутых подъемах. Труд и забавы, мысли и мечты – все будет у них общим, но, разумеется, роль предводителя в этой двуединой жизни будет принадлежать ему, мудрому и сильному Альберту.

И вот у него вдруг завелась своя девушка, в первый же вечер между ними была достигнута та степень близости мужчины и женщины, которой обычно заканчиваются фильмы и пьесы. А где же остались понятные лишь двоим взгляды, ласки, поцелуи, интимность, о которых мечтал Альберт, глядя на Астру и Вариса или Лайлу с Вилисом… Возможно, все еще было впереди? Он этого не знал, так же как не знал, влюблен ли в Ингриду.

Когда мать уже начала позвякивать на кухне посудой и готовить завтрак, усталость доконала Альберта. Полчаса, заполненные кошмарными сновидениями, не освежили, казалось, голова вот-вот разлетится на куски под напором бесчисленных вопросов, сверливших мозг. Чтобы найти ответ хотя бы на часть из них, надо было поскорей встретиться с девушкой, каким-то способом досуществовать до окончания уроков…

Послышался пронзительный свист. У калитки стоял Варис и нетерпеливо звал. Уже который год они ежедневно отшагивают эту дорогу через лес, пользуясь лишь школьникам известными наикратчайшими тропками. А сегодня Альберт предпочел бы проделать путь до школы в одиночестве Любопытство друга пугало. И в самом деле, Варис даже не поздоровался.

– Ну как? – с ходу задал он вопрос в лоб.

– Порядочек! – ответил Альберт, прикинувшись, будто не понял, о чем его спрашивают. – Мать даже не слыхала, как я вошел.

– Очень даже ничего твоя Ингрида. Где оторвал?

– Выиграл в последнем тираже спортлото. – Альберту было тошно от собственной пошлости, но казалось, правда прозвучала бы еще глупей.

– А где она живет? Чем занимается? – лез Варис с расспросами.

– Настоящий джентльмен никогда не оговаривает даму…

Ничего другого Альберт не мог сказать даже если бы захотел. Да в конце-то концов, какая разница, учится она в университете или работает официанткой в ресторане? Последнее было бы даже интересней. Ведь он тоже намеревался познавать жизнь во всей ее многогранности…

На уроках Альберт слушал вполуха. Он думал об Ингриде, и чем дальше, тем сильней скучал по девушке.

Рената Зандбург привыкла вставать рано. Зимой или летом – безразлично, будильник поднимал ее в пять утра. Так бы хорошо повернуться на другой бок и поспать еще часок-другой, но какой-то чертик подзуживал, заставлял ее сесть, нашарить ногой под кроватью мягкие шлепанцы. Она словно боялась прозевать что-то важное, словно в ее квартире или у соседей могла совершиться без ее ведома какая-то непоправимая ошибка. Жить осталось не так уж долго, чтобы можно было позволить себе проспать самое интересное – то, что происходит в жизни других людей.

Еще с полчасика Рената Зандбург кое-как себя сдерживала, после чего равномерное дыхание остальных членов семьи превращалось для нее в личное оскорбление; богатырский храп подполковника, слышный за тонкими регипсовыми стенами, прямо-таки бесил ее! Но постучать она не решалась – поди знай, может, у этих милиционеров принято спать с пистолетом под подушкой и чуть что – стрелять без предупреждения.

Выпустив Цезаря в сад, мадам Зандбург хотела поставить чайник, но передумала – в конце концов она тут почетный гость и вправе рассчитывать на соответствующее обхождение. Однако – голод не тетка…

От Вариса все равно проку не будет, поэтому она отправилась будить Расму. Зарумянившееся от сна лицо, разметанные по белой подушке каштановые волосы на миг остановили занесенную руку на полпути, но оскорбленная гордость взяла верх, и мадам Зандбург принялась энергично трясти внучку за плечо.

– Утренний час дарит золотом нас, – пропела она до противности слащавым голосом.

Сон у Расмы как рукой сняло.

– Сказал знаменитый немецкий поэт, и в этом одна из его идеологических ошибок. – Затем ее взгляд упал на часы, и она озабоченно спросила: – Что так рано, уж не по грибы ли собралась?

– Есть хочется, – призналась мадам Зандбург.

– Как маленькая девочка, приехавшая из деревни к чужим людям! – злилась Расма. – В кладовке должны быть пироги, если только Варис ночью до них не добрался. И кефир. Холодильник тоже не на запоре.

– Нет, нет, нет, одной мне ничего в глотку не лезет.

Разумеется, это было чистейшей выдумкой, поскольку Рената Зандбург вот уже девять лет как жила бобылкой, но Расма покорилась судьбе. Тем более что солнце уже вылезло – можно успеть до школы искупаться…

– Ну, тогда завари кофе, я сейчас…

Немного погодя они с отменным аппетитом уплетали приготовленный бабушкой завтрак.

– Всю ночь сегодня глаз не сомкнула, – посетовала мадам Зандбург, – уже в который раз! – принимаясь рассказывать про свои злоключения. – Я теперь бедна… – закончила она. – Один только Цезарь у меня остался да вы, сиротки мои бедные, даже гостинца вам не привезла.

– Я тоже очень плохо спала, – пожаловалась в свою очередь Расма, запивая глотком кефира пирожок со шпиком. – Так недолго и аппетит потерять и постареть раньше времени… Насчет французского у меня голова не болит, уроки как-нибудь проведу. Но вот надо придумать какое-нибудь общественное мероприятие.

– Своди их в зверинец, – предложила бабушка, и взор ее засветился радостью.

– Это одиннадцатый класс-то!

– А чем плохо? Я когда приезжаю в Ригу, обязательно заглядываю к Августину или как там его звать, этого старого бегемота…

– Экскурсии отпадают! – категорически заявила Расма. – Чтобы получить зачет, я должна организовать что-нибудь такое, чего еще не было, и чтоб было интересно, воспитывало и отвечало духу времени.

– Организуй какой-нибудь субботник. В Вентспилсе дети каждый год собирают лекарственные растения. И никто от этого еще не умер.

Расма безнадежно махнула рукой.

– В прошлом году, когда была практика в младших классах, я привела в школу агитбригаду из Клуба служебного собаководства. Пусть, думала, мелюзга поглядит; чему только можно выучиться, если есть охота и терпение.

– Очень педагогично! – похвалила мадам Зандбург. – Мои дочери обожали, когда я читала им вслух Брэма, в особенности твоя мать…

Но Расма не дала себя перебить.

– И как назло Варис притащил с собой нашего Чомбе, решил, пускай тоже поглядит и на ус намотает. А он сразу сцепился с одним жутко раскормленным боксером, захотел сорвать с него хоть одну золотую медаль. Вот пошла свалка! Целый час гонялись за собаками по всем классам и коридорам.

– Мой Цезарек уж ни за что бы не опозорился. Послушай, Расма, а если попробовать, а? Он у меня так хорошо пляшет на задних лапках. Только надо заранее учеников предупредить, чтобы принесли побольше «коровок», он у меня обожает конфеты – точь-в-точь, как твой покойный дедушка…

– Нет, – отвергла категорически Расма, – я больше не могу в школе появляться ни с какими животными.

– В мое время повсюду организовывали добровольные пожарные общества, – задумчиво сказала мадам Зандбург. – Если б ты только видела, какую им выдавали роскошную форму! С золочеными киверами!

– И самой в брандмайоры, верно? – усмехнулась Расма. – Ты пойми, бабуля, я должна организовать что-нибудь исключительное! А не ждать до скончания века, пока кто-нибудь школу подпалит.

– Больно уж вы все горячи. Вам прямо вынь да положь, – сердито сказала мадам Зандбург. – Придет время, сама увидишь, что и сегодня без приличного пожара не проживешь. И тогда уж некогда будет спрашивать, как тушить.

До выхода на пенсию Регине оставалось меньше года. Она себе даже не представляла, как сможет бросить на произвол судьбы своих питомцев, но тем не менее считала месяцы. Близился рубеж, за которым, как ей казалось, должна наступить независимость. Уже не надо будет думать о галочках в плане школьных мероприятий, можно будет посвятить себя борьбе с формализмом в воспитательной работе, а при назревании конфликта припугнуть немедленным уходом.

Такие воинственные помыслы у Регины Кашис возникали всякий раз, когда директор знакомил учителей с очередным педагогическим экспериментом теоретиков из гороно. Как правило, это всегда утешало Регину, но сегодня она была в полной растерянности от последнего новшества. Под каким соусом преподнести его ученикам? Заставлять детей ловить преступников!.. Кашис достаточно хорошо знала треволнения мужа, знала его бессонные ночи, до поры поседевшие волосы и потому сознавала, как это все трудно и опасно. Но более всего она боялась, что эта идея придется ребятам по вкусу.

Для таких дел она просто уже стара. Пусть кто-нибудь помоложе берет на себя ответственность, если уж так приспичило создать кружок друзей милиции! Да хотя бы ее собственная Расма, которая не стыдится приходить на уроки прямо с пляжа – с мокрой головой и песком на носу… И будут одним выстрелом убиты два зайца: и для себя покой обеспечен, и у Расмы общественная нагрузка. Заодно и папаше наконец придется что-то сделать для своего чада.

Прозвенел звонок с урока, а классный руководитель все не отпускал учеников домой.

– Сегодня с вами проведет беседу практикантка Расма Кашис, – сказала она и, несколько смущенная собственной трусостью, села за последнюю парту.

– Представительнице отдела народного образования очень понравились наши изделия прикладного искусства, – начала издалека Расма и, как бы ища поддержки, взглянула на мать, которая по-прежнему сидела с опущенной головой. – У вас есть большие шансы попасть на республиканский смотр. Но выяснилось, что у нас забыли организовать дружину юных помощников милиции… В чем дело, Лайла?

– Извините, пожалуйста, – девушка уже собрала свой портфель, – у меня в два часа начинается шахматный турнир.

– А ты разве не в секции новуса? [1]1
  Новус – распространенная в Латвии игра, имеющая отдаленное сходство с биллиардом. (Прим. перев.)


[Закрыть]

– Всю ночь ходы разучивала. Если в команде не будет четыре девушки – влепят баранку.

– Знаешь что, – улыбнулась Расма. – Ты при первой же возможности предлагай ничью, вдруг против тебя играть будет такой же гроссмейстер… Да, так что я хотела вам сказать?..

– Насчет дружинников, – напомнил Эдгар. – Только зачем это надо, в школе у нас ведь полный порядок…

– Это чистая случайность, стихийное стечение обстоятельств, не более. Нам только что доказали, как дважды два, что без добровольных дружин практически невозможно поддерживать общественный порядок. Ты куда, Варис?

– У меня парусная тренировка, – Варис незаметно пятился к двери, – а у Астры репетиция в ансамбле.

– Начинается, – Расма недовольно сморщила лоб, хотя сама в университете с не меньшей сноровкой отлынивала от общественных нагрузок.

– У кого еще есть внеклассные мероприятия? – поднялась классный руководитель. Она решила, что пора выручать дочь. – Чтобы потом мы могли спокойно обо всем поговорить.

– Мне на хор…

– Надо поливать опытные участки…

– У меня собрание кинолюбителей…

– Я обещал руководить кружком филателистов у пионеров…

Класс потихоньку опустел. Остались лишь обе учительницы да комсомольский секретарь Эдгар.

Расма и Регина Кашис поглядели друг на друга и грустно улыбнулись, после чего одновременно перевели глаза на комсорга класса.

– Да, так кого же мы выберем в начальники отряда друзей милиции? – спросила невесело Расма.

В этот момент распахнулась дверь, влетел Альберт и прямиком ринулся за своим портфелем.

– Мы с директором только кончили оформлять витрины для фотовыставки, – крикнул он на ходу. – Извините за беспокойство, – и уже повернулся, чтобы уйти.

– Нет, нет, нет! – остановила учительница. – Ты пришел как раз вовремя. Сейчас Расма все тебе объяснит…

Дача, на которой Альберт «познал любовь», выглядела днем не такой таинственной и не столь романтичной, если вспомнить излюбленное словечко Ингриды. Более того – дом был просто запущенным, краска облезла, водосточные трубы прохудились и были прогнуты, садовые дорожки засыпаны желтыми листьями.

Но вне всякого сомнения это был тот самый дом. Поглазев на пыльное окно второго этажа, перед которым все так же кудрявилась липа, Альберт подергал ручку калитки. Калитка была заперта. Он пошел вдоль забора. Но обнаружить незакрепленные планки и проход в ограде ему не удавалось. Лишь когда он по второму разу обошел изгородь, то заметил, что несколько планок прибиты новехонькими гвоздями.

Воровато оглядевшись по сторонам и убедясь, что поблизости никого нет, Альберт перелез через забор и со всех ног кинулся к окну, через которое накануне вечером проник в дачу.

Ставни были наглухо закрыты и заперты, дергай, не дергай – внутрь не попасть. Неужели все это ему приснилось, в том числе и Ингрида?

Однако приятный сон второй раз увидеть невозможно. Повторяются, как правило, только кошмарные прогулки по крутым крышам с бесконечными падениями в бездну или какая-нибудь срамота, когда ты вдруг оказываешься чуть ли не нагишом в школьном зале и отчаянно пытаешься натянуть на коленки чересчур коротенькую ночную рубаху.

Но на этот раз не надо было даже закрывать глаза, чтобы увидеть перед собой образ Ингриды – ее худенькую, но упругую фигурку, короткую челку и под ней – темные глаза, лучившиеся удивительно теплым светом, слышать ее чуть хрипловатый голос, придававший даже самым обычным словам многозначительный и тайный подтекст. Вот только никак не удавалось Альберту вызвать в памяти ее смех… В самом деле, девушка за весь вечер ни разу не засмеялась. Наверно, потому, что в ее жизни нет ничего радостного. Неспроста же она ютится по ночам в пустых дачах, где нельзя даже свет включить. И что делает Ингрида теперь – на работе или просто убивает время до трех часов? У Альберта не было ни малейшего сомнения насчет того, что девушка ждет не дождется мига свидания с ним.