Текст книги "Подвиги русских врачей
(Из истории борьбы с заразными болезнями)"
Автор книги: Григорий Вайндрах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Медленно, очень медленно снижалась эта волна заболеваемости. Русский народ страдал от эпидемий сыпного тифа. Самоотверженно боролись с ним русские врачи; не жалея своих сил, шли «на сыпной тиф» студенты… Но этого было недостаточно.
Сильный толчок к распространению сыпного тифа среди населения дала первая мировая война. Выселение жителей из прифронтовой полосы, скученность, местами топливный голод – все это вызывало подъем заболеваемости паразитарными тифами, в частности и преимущественно – сыпным.
После Великой Октябрьской социалистической революции интервенция, гражданская война, неурожаи угрожали новому строю. Беженство, переселенчество, мешочничество способствовали широкому распространению сыпного тифа. Слово «эпидемия» недостаточно характеризует степень поражения сыпным тифом, приходится говорить о пандемии сыпного тифа. Безвременно умерший Л. А. Тарасевич считал, что с 1918 по 1921 год переболели 25 млн. человек.
В годы войны 1877–1878 первыми жертвами сыпного тифа были врачи. Во время тифозной пандемии в молодой Советской республике на передовых позициях в борьбе с сыпным тифом врачи тоже понесли огромные потери. Автор работал в то время в Одессе и в 1923 г. произвел подсчет пострадавших. Вот эти данные, опубликованные в свое время. В Одессе к марту 1919 г. было всего 1698 врачей; из этого числа пострадало от сыпного тифа за 1919–1920 гг. 488—28,7 %, т. е. почти каждый третий врач переболел сыпным тифом. Роковой жребий – смерть – из этих 488 заболевших выпал 89, т. е. 18,2 %.
В борьбе за жизнь человеческую, врачи отдавали самое ценное, что имели, – собственную жизнь.
Отдавали свою жизнь и лечащие врачи, и эпидемиологи, и врачи, изучавшие средства предохранения и лечения. Так, в одной из научных секций, состоящей из четырех врачей, изучавших лечебные свойства сыворотки крови выздоравливающих, переболело три. Не заболел лишь возглавлявший эту секцию Даниил Кириллович Заболотный: в прошлом он уже перенес сыпной тиф.
Советская страна победила интервентов, победила внутренних врагов, победила и сыпной тиф. Падение заболеваемости по республике началось в 1923 г., а с 1925 г. пошло все быстрее и быстрее, и это при точной и придирчивой регистрации каждого больного. В 1941 г. мы подошли почти к полной ликвидации сыпного тифа. Война несколько приостановила ход этого процесса, но дальнейшая работа после войны привела страну к почти полной ликвидации сыпного тифа. Благодаря блестящей постановке медицинского дела во время второй мировой войны в Советской Армии сыпной тиф был практически сведен на нет. После 1946 г. наша страна получила огромные возможности; строились новые больницы, увеличивалось количество коек[16]16
В 1959–1965 годах за счет нового строительства в два раза увеличится число вводимых мест в больницах по сравнению с приростом в предыдущем семилетии (прим. ред.).
[Закрыть].
А ведь возможность госпитализации больных сыпным тифом в ранние сроки болезни решает проблему его ликвидации!
Теперешние студенты медицинских институтов, даже старших курсов, когда придут на смену своим более старшим товарищам, должны будут признаться, что они не видели сыпного тифа.
Здесь нужно вспомнить, как много было сделано русскими врачами в деле изучения и борьбы с сыпным тифом.
Рискуя своей жизнью, О. О. Мочутковский, как уже указывалось, установил, что возбудитель сыпного тифа находится в крови. Г. Н. Минх выдвинул теорию о распространении возвратного и сыпного тифа паразитами человека, и если он не назвал этих паразитов точно ни в своем первом сообщении в 1878 г. (письмо к редактору «Летописи врачебной» от 2 февраля), ни в последнем (в 1888 г. в письме к редактору газеты «Врач»), то только вследствие несовершенной техники исследования в XIX в. Совершенно определенно на роль вшей как переносчиков сыпного тифа обратил внимание научной мысли в начале XX в. известный русский ученый Н. Ф. Гамалея.
Многие заразные болезни (брюшной тиф, дизентерия, холера, дифтерия) распространяют не только явно больные этими болезнями, но и так называемые бациллоносители, вирусоносители.
Человек уже выздоровел, он, как говорят, клинически здоров, но в нем еще имеются возбудители той болезни, которой он страдал. Такой практически здоровый человек может заражать окружающих, являясь причиной новых и новых заболеваний.
Некоторые изучавшие сыпной тиф ученые утверждали, что при этом заболевании имеет место бациллоносительство.
«Ваш пациент, – говорили эти врачи, – выздоровел от сыпного тифа, но это выздоровление только кажущееся. В нем еще находится возбудитель сыпного тифа – риккетсия Провачека, и выздоровевший может еще сеять вокруг себя болезнь».
Л. В. Громашевский и его ученики доказали отсутствие вирусоносительства при этой болезни. А ведь отсутствие вирусоносительства при сыпном тифе после выздоровления имеет огромное значение для борьбы с ним.
Еще студентом заинтересовала Л. В. Громашевского эта болезнь, а во время первой мировой войны, уже врач, он просит перевести его, младшего ординатора полка, в какой-нибудь госпиталь для заразных больных. Начальство – и полковое, и медицинское – на все его просьбы отвечало отказом. Молод еще, в госпиталях же должны работать более пожилые и опытные врачи. Но тут ему помог случай: где-то на западном фронте появился сыпной тиф. На этот раз начальство подошло к решению вопроса вполне правильно: заведовать госпиталем и работать в нем будут только врачи, перенесшие сыпной тиф. Будущий действительный член Академии медицинских наук, тогда лекарь без чина, Громашевский, врач пехотного полка, явился в штаб дивизии и лично просил направить его работать в сыпнотифозный госпиталь.
– А сыпным тифом болели? – задало вопрос начальство, на что Громашевский, никогда не болевший сыпным тифом, немедленно дал положительный ответ. Писарь пишет назначение, начальство ставит замысловатую подпись, и Громашевский едет работать в госпиталь…
Этот год был годом начала его работ над сыпным тифом. Годы, долгие годы упорного труда. И вот в результате кропотливых работ и в экспедициях, и в лабораториях назревает твердое убеждение: нет вирусоносительства при сыпном тифе. Госпитализируйте всех больных, уничтожьте всех переносчиков сыпного тифа у людей в очагах болезни– и вы уничтожите сыпной тиф. Если вы госпитализируете всех больных в данном очаге, предварительно обезвшивив их, единичные случаи сыпного тифа можно будет наблюдать лишь в течение 15 дней после госпитализации последнего больного, т. е. после истечения скрытого периода. Больше сыпного тифа не будет, если его не занесут извне. Вот почему госпитализация должна быть полной и исчерпывающей. вот почему и обезвшивливание должно быть безупречным.
Это положение было подкреплено многочисленными наблюдениями Громашевского и его сотрудников; данные теоретического предвидения были блестяще подтверждены противоэпидемической практикой.
Оказалось, что сыпной тиф можно уничтожить много раньше, чем его возможных переносчиков, т. е. вшей. Если всех больных вовремя госпитализировать и вовремя обезвредить очаги этой инфекции, то сыпной тиф можно очень быстро ликвидировать. Нужно лишь использовать все достижения науки. Установлено, что при сыпном тифе человек – единственный источник инфекции, а возбудитель сыпного тифа – риккетсия Провачека, открытие и изучение которой стоило жизни Риккетсу и Провачеку. Установлено также уже давно, что этот микроорганизм находится в клетках внутренней поверхности кишечника вши, что попадает он в человеческий организм не вследствие укуса вошью человека, а при втирании выделений из кишечника вши в пораженную кожу.
Многое из того, что теперь известно о сыпном тифе, его возбудителе и переносчике, принадлежит советским исследователям, тщательно изучавшим картину болезни и установившим отсутствие вирусоносительства сыпного тифа.
В настоящее время мы отлично умеем уничтожать вшей; если еще лет 10–12 назад уничтожали вшей лишь путем прогревания, то в настоящее время у нас имеются эффективные средства борьбы: дихлордифенилтрихлорэтан, гексахлорциклогексан. Первое средство называют ДДТ, второе гексахлоран, гексид или 666. В СССР они были изучены и синтезированы в 1944–1945 гг. энтузиастами борьбы против переносчиков болезней В. И. Башковым, H. Н. Мельниковым, В. Н. Поликарповым, Л. Н. Погодиной, М. X. Бергольцем.
В последние годы много работали в области создания противосыпнотифозных прививок, предохраняющих людей. Над приготовлением их трудились М. К. Кронтовская, М. М. Маевский, их помощники и сотрудники. Риккетсии добывались из зараженных вшей или из легких белых мышей, болевших сыпнотифозным воспалением легких. Материал этот определенным образом обрабатывался. Полученные взвеси, совершенно безопасные для человека, впрыскивались под кожу людям.
Мы уже назвали имена некоторых врачей, проявивших себя в борьбе с сыпным тифом. Они работали в лабораториях и институтах, они вели наблюдения в больницах.
Назовем еще двух различных по возрасту врачей – И. Б. Адесмана и Е. Г. Бабалову, живших далеко друг от друга, но близких по своей работе и устремлениям.
Е. Г. Бабалова (род. в 1911 г.).
В годы Отечественной войны в оккупированной Одессе жил врач И. Б. Адесман, отдавший работе в родном городе более полувека. Гуманность и чуткость старого врача создали Адесману исключительную популярность в беднейших слоях населения Одессы. Еще до революции Адесман не только лечил, но и учил молодых врачей, приезжавших к нему со всего юга России. Его многочисленные ученики в советское время стали профессорами и доцентами и сами учат молодых врачей. Ко времени оккупации Одессы фашистами, он, восьмидесятилетний старик, был тяжело болен и попал в гетто, где пробыл до освобождения города в 1944 г. Но старый, дряхлый врач, едва-едва сам оправившийся от болезни, занимался лечением сыпнотифозных больных, которых в Одессе было много во время оккупации. Здесь он лечил, и как настоящий ученый учил других и не переставал учиться сам.
Он собирал свои наблюдения, проверял их и открыл симптом болезни, важный для ранней диагностики сыпного тифа. Симптом этот заключается в том, что на уровне II и III шейного позвонка, где находятся корешки нервов, при надавливании сыпнотифозные чувствуют боль уже в самом начале заболевания.
* * *
Известна еще одна группа болезней, которыми могут заболеть люди, – возбудители этой группы родственны возбудителям сыпного тифа. Все эти возбудители входят в один род – риккетсий, почему и вся группа заболеваний вместе с обычным сыпным тифом носит название риккетсиозов. Если обычный сыпной тиф является заболеванием людей и цепь его распространения состоит из звеньев: человек (источник) – вошь (переносчик) – человек (восприимчивый к сыпному тифу), то у прочих риккетсиозов первым звеном эпидемической цепи служат крысы, мыши, могут быть также собаки и зайцы; переносчиками же для человека могут быть различные клещи, вши, иногда блохи.
Эти риккетсиозы, переносимые клещами и другими паразитами, отличаются от сыпного тифа строго местным характером. Где живут клещи, питающиеся кровью тех или других животных – источников риккетсиозов, там и может наблюдаться тот или другой эндемический (местный) риккетсиоз. И напротив: где нет переносчика и источника инфекции, там и не встречается тот или другой риккетсиоз.
У нас в Союзе в некоторых местностях наблюдаются такие формы сыпного тифа. Их подробно изучал профессор А. Я. Алымов в Крыму, профессор М. К. Кронтовская и другие.
Мы хотим рассказать о молодой советской женщине-враче, которой наука обязана изучением одного из риккетсиозов.
В 1937 г., в ноябре – декабре, в Батуми появилась какая-то болезнь, которую местные врачи определили как сыпной тиф, то же было в 1938, 1939, 1940 гг. Однако руководящие грузинские эпидемиологи, люди вдумчивые и наблюдательные (Е. С. Габричидзе и К. Ф. Кацитадзе), не соглашались с этим диагнозом, считая, что в данном случае наблюдается какое-то другое заболевание из группы риккетсиозов. Среди врачей, изучавших это загадочное заболевание, работала едва сошедшая со школьной скамьи молодой врач Елизавета Гавриловна Бабалова. Работать приходилось и ей, и ее товарищам по 16–18 часов в сутки, в трудных условиях, днем на участках среди больных, ночью в лаборатории.
Совершенно точно было установлено, что возбудителя болезни можно обнаружить в организме местных крыс. Тот же возбудитель находился и в крови больных людей. Восприимчивыми к этой болезни животными оказались морские свинки, которых Бабалова и ее сотрудники заражали кровью больных и мозгом крыс.
Нужно было также установить какова продолжительность скрытого периода при этой болезни и какова картина ее при опытном заражении.
Следуя благородной традиции русских врачей, Бабалова решила произвести опыт над собой. 14 января 1940 г. она ввела себе под кожу бедра размельченный мозг крысы, болевшей риккетсиозом. Пришлось ей всю эту операцию сделать самой, так как товарищи отказались принять участие в рискованном для Бабаловой опыте. Она думала, что заболевание наступит на 14-й день, но оно не наступило, и некоторые товарищи дружески посмеивались над современным Мочутковским. Однако 17 февраля, когда Бабалова дежурила у своей заболевшей сестры, она почувствовала себя больной. Болела Бабалова очень долго, 24 дня пролежала в больнице.
В период войны 1941–1945 гг. Бабалова, не ожидая призыва, отправилась в армию, была в Крыму, на северном Кавказе, была контужена и награждена орденами и медалями. Когда же окончилась война, она вернулась к прерванной научной деятельности и в 1949 г. защитила кандидатскую диссертацию о болезни, которую так подробно изучила на самой себе.
О ее научном подвиге я узнал случайно и не от самой Бабаловой. Вообще, о своем опыте, как передавали ее товарищи, она рассказывала очень сдержанно и неохотно. Только после настоятельных и неоднократных письменных напоминаний, много позднее ответила она мне с одной оговоркой – упомянуть, что эта работа также ее товарищей – врачей Е. С. Габричидзе, Т. Г. Шарашидзе, H. С. Агниашвили, лаборантки Л. А. Элиава.
Хотелось бы здесь отметить ту солидарность, которую проявили врачи и ученые в этой работе. Все старались помочь в разрешении поставленной проблемы: обычный ли это сыпной тиф или одна из других форм риккетсиоза. В Москве помогал в разрешении задачи профессор Л. В. Громашевекий, на место заболеваний приезжал, и не раз, профессор А. Я. Алымов. В Батуми изучающие встречали содействие местных эпидемиологов И. А. Маркова, И. В. Степанова, врача Кузнецова, заведующего бактериологической лабораторией Е. Н. Тарасенко. Речь идет о большом деле, о работе, в которой кровно заинтересовано население, советское здравоохранение и наука.
Работа Бабаловой и ее сотрудников дала исчерпывающие результаты, была установлена и точно описана картина болезни. Было совершенно точно доказано, что источником этого риккетсиоза являются крысы, что возбудитель болезни – риккетсии, близкие к риккетсиям, вызывающим обычный сыпной тиф, а переносчиком являются не вши, а крысиные блохи.
* * *
Мы вкратце изложили историю изучения сыпного тифа и борьбы с ним в России, а также сказали несколько слов об одном из риккетсиозов.
Сыпной тиф, так пугавший врачей еще в начале XX в., – теперь уже не страшен.
Если прежде ученые часто утверждали: «не можем и никогда не сможем», то в наше время мы говорим уверенно: «будем знать и сможем».
Очерк четвертый
ВОЗВРАТНЫЙ ТИФ
Далекие места. Больше десяти тысяч верст от Петербурга и Москвы. Остров Ситха, город и гавань Новоархангельск. Огромный край Русской Америки, в котором живут люди сильной воли, железной настойчивости и глубокой любви к родине. Основал этот город и положил начало освоению Аляски «правитель Русской Америки Александр Андреевич Баранов, человек бесчиновный и простой российский гражданин».
Богата Россия замечательными людьми. Здесь и ученые, и писатели, и исследователи «землепроходцы», и просто талантливые люди, работавшие во славу родины и науки.
Лекарь Зиновий или, как тогда писали, Зеновий Степанович Говорливый. Кому известно это имя? Врачи вряд ли знают его, не врачам он тем более неизвестен. Говорливый работал в городе, основанном Барановым, где имелись аптека и госпиталь с двумя, по крайней мере, врачами, с библиотекой русских и иностранных книг.
Из них этот врач на «краю света» черпал свои знания.
В наших руках пожелтевшие от времени страницы издававшейся в Петербурге почти 100 лет назад доктором Ханом «Библиотеки медицинских наук». Вот статья, носящая длинное, обычное по тому времени название «О возвращающейся лихорадке relapsing fever, febris recurrens, господствовавшей в Новоархангельском порту в 1857–1858 годах». Автор во вступлении писал: «Предлагаемая здесь статья была препровождена мною в 1858 году в Главное правление Российско-Американской Компании. Не будучи в то время вполне знаком с литературой тифозных горячек, я считал наблюдаемую мною за низшую степень желтой американской. Ближайшее знакомство с немецкими носографами убедило меня, что господствовавшая у нас горячка более всего подходит к так называемой возвращающейся (relapsing fever) английских врачей (мы эту болезнь называем возвратным тифом. – Г. В.), почему я и решился назвать ее этим именем».
Затем на двадцати почти страницах идет описание болезни, которая у больных Говорливого протекала осложненной так называемым желчным тифоидом, сильно извращавшим ее картину. Обычно для возвратного тифа характерны два-три приступа (очень редко четыре и еще реже пять), продолжительностью от двух до десяти дней. Между приступами наступают промежутки кажущегося здоровья. Протекая при высокой температуре в 40–41°, каждый приступ заканчивается критически быстрым (в течение нескольких часов) падением температуры с таким обильным отделением пота, что, как это отмечает и наш автор, больной лежит в «потовой ванне». Теперь мы отлично знаем, что возвратный тиф – совершенно самостоятельная болезнь. Известно, что в последующем возбудитель и болезнь были исчерпывающе изучены почти исключительно русскими учеными, проявившими в этом подлинный героизм, установившими и пути переноса, и место нахождения возбудителя.
Назвал в России эту болезнь, как уже указывалось, настоящим именем раньше медицинских авторитетов Петербурга и Москвы лекарь Зеновий Говорливый, работавший «на краю света», в городе Новоархангельске в Русской Америке. Диагноз, правильно поставленный врачом, никогда в жизни до этого не видавшим больного возвратным тифом, говорит о его образованности и наблюдательности.
О нем самом почти ничего неизвестно (кто раньше интересовался врачом, заброшенным на небольшой остров у берегов Аляски!). Мы попытались ознакомиться с его жизненным путем. Результаты были весьма скудные. По издававшимся ежегодно в старой России так называемым Медицинским спискам за 31 год (1847–1877), можно установить, что начало его деятельности относится к 1850 г. В 1869 г. фамилия его значится в последний раз, когда он именуется уже не титулярным советником, а коллежским ассесором. Но этот чин он носил лишь один год. С 1870 г. коллежский ассесор лекарь Зеновий Степанович Говорливый исчезает со страниц Медицинского списка навсегда. Что заставило его поехать в Русскую Америку через всю Азию, когда сама поездка туда требовала многих месяцев? Были ли у него еще научные труды? После долгих поисков нам удалось установить, что кроме указанного выше труда (сохранившегося у доктора Хана в прибавлении к «Библиотеке врачебных знаний»), в 1870 г. в так называемом «Медико-топографическом сборнике», издаваемом в Петербурге, появился «Медико-топографический очерк Чермосского завода» (стр. 277–297). Очерк был посвящен быту и условиям труда рабочих чугунолитейного завода, находившегося в бывшей Пермской губернии, за 100 верст от Перми. Из очерка видно, что на этом заводе Говорливый пробыл пять лет. Обнаружен был нами еще один след: в петербургском «Медицинском вестнике», в № 10 за 1865 г., помещена краткая заметка Говорливого о возвратном тифе. Наконец, в протоколах общества русских врачей за 1864 г. упоминается его выступление о возвратном тифе. Это все, что известно о незамеченном русском враче, который в соответствующих условиях мог бы быть украшением и гордостью нашей науки. А что он был внимательным и любознательным, видно из мелочей: в Новоархангельске больным производилась термометрия, а ведь тогда повсюду температуру больного определяли на ощупь. Даже в Москве в 1864 г. на заседании медицинского общества один из его членов доказывал, что в госпитальных условиях измерять температуру лихорадящих невозможно за недостатком времени.
Когда Говорливый впервые увидел возвратнотифозных больных, его стремлением было получить наибольшее количество фактических данных о сущности болезни; так, наблюдая у своих 258 больных желтуху, он ищет – от чего произошла она и устанавливает лабораторным путем, что желтуха зависит не от желчных пигментов, а от измененного красящего вещества крови – гематина. К роковому концу из 258 больных пришли восемь. Говорливый делает вскрытие трупов и таким образом, дополняя клиническое исследование, приходит к пониманию изменений в организме больных, которых он принял в начале за страдающих «желтой американской горячкой».
В Новоархангельской больнице за многие тысячи верст от столицы велись наблюдения за больными, как в хорошо оборудованной клинике.
Нельзя думать, что только в 1857–1858 гг. возвратный тиф впервые появился в России. Кто изучал работы по истории медицины в начале XIX в., тот может найти первые описания возвратного тифа в России. В 1823 г. в «Военно-медицинском журнале» Ф. Гейрот в своей статье «О нервной горячке и тифе» уделяет место описанию желтушного тифа. Современный врач узнает в этом желтушном тифе то, что впоследствии было названо тифоидом, или, точнее, – паратифобациллезом, при возвратном тифе. Ф. Гейрот подробно описывает и эту болезнь, и сыпной тиф с потерей или затемнением сознания.
Три московских врача – В. В. Пеликан, А. Е. Эвениус и Г. М. Левестамм – называли возвратный тиф перемежающейся лихорадкой. Интересно здесь отметить, что уже тогда передовые врачи связывали появление этой болезни с социальными условиями.
В 1839–1840 гг. на Руси был неурожай, и население окружающих Москву губерний в поисках хлеба и работы, покинув свои деревни, бросилось в Москву; там и разыгралась эпидемия возвратного тифа.
В нашу задачу не входит изучение истории этого заболевания, но во всяком случае в эти годы оно было уже известно врачам. При появлении возвратного тифа в Москве в 1864 г. распознавание этой болезни было поставлено довольно точно, правда, после того, как в Петербурге она дала огромную заболеваемость.
Сведения о болезни в первое время, как видно, властями не оглашались. Во всяком случае на это намекает заметка в «Московской медицинской газете» (№ 12, 20. III 1865): «Если верить слухам, – пишет газета, – то в Москве одна больница уже наполнена больными с возвратной горячкой. Не знаем, насколько эти слухи справедливы, странно было бы, если бы врачи сказанной больницы не сообщили ничего о болезни во всеобщее сведение».
Но уже в следующем номере той же «Московской медицинской газеты» (№ 13, 27. III) мы читаем, что «в видах предупреждения появления и распространения в Москве горячки Московский военный генерал-губернатор поручил состоящим при нем чиновникам немедленно приступить к самому тщательному и подробному осмотру всех фабрик, заводов и ремесленных заведений и в случае замеченных ими важных недостатков в помещении, пище, одежде и вообще в содержании… рабочих, равно в неустройстве и содержании мест для стока нечистот, доносить ему для дальнейших распоряжений». Нужно указать, что это распоряжение было вызвано тем, что правительства Франции, Англии, Австрии и других стран, получив сведения о появлении какой-то эпидемии в Петербурге, обратились к русскому правительству с соответствующими запросами: за границей распространились сведения, что в России наблюдается чума.
Среди иностранных медицинских журналов того времени нашлись такие, как «Wiener Medicinische Wochenschrift», в котором была помещена статья, что болезнь, поразившая Россию, перешла с лошадей на людей и превратилась в голодно-тифозную горячку, дающую смертность пяти восьмых всех заболевших[17]17
«Современная медицина», 1865, стр. 26.
[Закрыть].
В состав комиссии, которая отвечала на все запросы иностранцев, входили медицинские корифеи того времени: С. П. Боткин, лейб-медик В. Е. Экк, И. И. Гирш, главный врач обуховской больницы Ф. Ф. Герман, приглашен был для участия в ней и академик H. Н. Зинин.
Русскому правительству важно было представить ответы людей авторитетных, так как за границей поговаривали даже о прекращении торговли с Россией и о закрытии портов для судов, идущих с русскими товарами.
Ответы на эти запросы представляют большой интерес, поскольку в них нашла отражение господствующая среди врачей точка зрения на возвратную горячку и вообще на тифы. Возвратная горячка, писали русские врачи, не особенная болезнь, но «род тифозной горячки с разными известными видоизменениями».
Относительно того, была ли болезнь известна в России до 1864–1865 гг., в ответе указывалось, что возвратная горячка описана в 1840 г. в Москве, в 1857–1858– в Новоархангельском порту, в 1863– в Одессе. В дополнении сообщалось, что это болезнь бедных, и распространяется она через соприкосновение. Боткин прямо писал, что «дурное помещение низшего и рабочего класса, скопление более значительного сравнительно с прежними годами (в 1864–1865 гг.) числа рабочих – все это способствовало распространению возвратного тифа».
Изучающим медицинскую литературу по старым журналам многое кажется наивным и примитивным, но вместе с тем в статьях русских врачей бьет ключом живая мысль и горячее чувство. Демократизм русского врача выражался и в правильной оценке социального положения освобожденных без земли крестьян.
В редакционной статье журнала «Современная медицина» (1865, № 9) читаем: «Итак, вот вопрос, который нужно предлагать всему сословию врачей во всей России: правда ли, что в нашей роскошной столице, в нашей Северной Пальмире, рядом с ее золотыми дворцами и среди ее несметных богатств, ее хлебных магазинов и хлебной торговли жили слишком 40 000 человек, из числа которых 14 000 должны были заболеть от разложения соков вследствие отсутствия воздуха и пищи и 2000 сойти в гроб. Это было бы потрясающее историческое событие, это доказало бы, что в России существует пролетариат в самом отвратительном, самом несчастном виде, чему до сих пор никто не верит. Это доказало бы, как нужно нам то сочетание науки и администрации, которое мы уже называем гигиеной».
Рассматривая эпидемии как общественное явление, врачи вполне правильно подметили роковую зависимость распространения болезней от определенных социальных условий. Без понимания и обнаружения этой связи не может существовать особая наука – эпидемиология. Так же трезво подходили к объяснению эпидемии в 1864–1865 гг. и другие русские врачи. В петербургском «Медицинском вестнике» указывается как на главную причину распространения возвратного тифа на прибытие в столицу 45 тыс. чернорабочих[18]18
К истории возвратной горячки, 1865, № 14.
[Закрыть], между тем как спрос на труд значительно убавился сравнительно с прошлыми годами. О специфичности возвратного тифа писал Е. Афанасьев[19]19
Е. Афанасьев. Эпидемия возвратной горячки в Киеве. Киев, 1868.
[Закрыть].
Русский врач Рейтлингер считал возвратный тиф социальной болезнью. Он писал: «На основании всех вышеизложенных исторических, географических и статистических данных мы убедились в том, что возвратная горячка является преимущественно там, где по каким-либо причинам образовалось скопление людей при худых условиях жизни: в переполненных людьми казармах, семинариях, тюремных замках и ночлегах рабочего класса, между рабочими строящихся железных дорог, заводов и фабрик, между бедными жителями городов и между деревенскими жителями во время голода после неурожаев. Независимо от климата, почвы и особенных топографических условий возвратная горячка является преимущественно зимой, т. е. тогда, когда народ наиболее страдает от худых условий жизни. С полным основанием мы можем назвать возвратную горячку „народной болезнью“, т. е. болезнью, причины развития и условия распространения которой заключаются не в климате, не в почве, а в особенном положении народа»[20]20
«Исследования об истории возвратной горячки в России».
[Закрыть].
Почти повсеместное появление возвратной горячки в России с 1864 г. и в столь громадных размерах объясняется переменами общественного положения и быта русского народа, т. е. освобождением крестьян от земли, как говорили тогда передовые русские люди.
В дальнейшем Рейтлингер возражал английским ученым и, в частности, знаменитому Мурчисону, указывая, что в распространении возвратного тифа в Великобритании ирландцами главную роль играли не биологические свойства ирландского народа, а чисто социальные условия жизни.
Московский врач Нейдинг совершенно правильно указывал, и это соответствует нашим современным воззрениям, что заразительность возвратного тифа меньше, чем сыпного. С точки зрения эпидемиологии это был огромный шаг вперед. Врач Обуховской больницы Цорн в своей диссертации доказывает, что возвратный тиф это совершенно самостоятельная болезнь, независимая от страшного «петехиального» (сыпного) тифа. То же подтверждали в своих диссертациях Горячев и Герман.
Уже Нейдинг совершенно трезво оценивал положение и писал: «Возвратная горячка – болезнь sui generis (особого рода), она не переходила в сыпной тиф; заразившиеся от возвратной горячки заболевали только возвратным тифом, а не сыпным тифом». Прозектор И. Эрихсон из Петербурга в одной статье «Несколько слов господам, отрицающим febrem recurrentem» на основании патологоанатомических исследований подтверждал точку зрения московского коллеги. Он же высмеивал и редактора «Allgemeiner Wiener Wochenschrift», поместившего совершенно несуразную статью об этой эпидемии.
Вообще же об эпидемии возвратной горячки помещалось за границей много вымышленного; так, в немецких газетах появилось известие, «что Петербург чуть ли не вымер от тифоидальной горячки и что в Обуховской больнице не только все больные, но и весь хозяйственный и медицинский персонал сделались также ее жертвой, так что правительство вынуждено было обратиться к французским, немецким и английским знаменитостям, прося их содействия»[21]21
«Медицинский вестник», 1865, № 14.
[Закрыть].
Таким образом, уже в первый период изучения возвратного тифа (до открытия возбудителя болезни) русские врачи утверждали, что возвратный тиф – это самостоятельная болезнь, что она заразительна, что распространение ее находится в теснейшей связи с социально-бытовыми условиями и что желчный тифоид не самостоятельная болезнь, а осложнение возвратного тифа.
