Текст книги "Морской волк"
Автор книги: Григорий Лерин
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
На следующее утро Лена уже поджидала меня у вывески: «МДД. Детективное агентство». Она была без очков, в очень мини-юбке и раскрашена всеми цветами радуги. Я остолбенел, потом поздоровался:
– Доброе утро, Леночка.
Довольная эффектом, она радостно ответила:
– З-з-сти, Виктор Эдуардович, – и, пока я возился с замками, спросила: – А можно, я буду звать вас чиф?
Детективом быть лучше, чем телохранителем. Наталья Васильевна бы разрешения не спросила.
– А кто это такой? – осторожно поинтересовался я, открывая дверь и пропуская вперёд юную леди.
– Ой, вы не знаете?! Да это шеф по-английски. Это – круто!
– А шеф что же, в мешочек? И вообще, зачем меня звать как-то иначе, чем я зовусь?
– Шеф – тоже круто. Ну, хотя бы шеф, а? – Леночка повернулась ко мне. – Ну, пожалуйста.
– Зачем же так серьезно? Шеф? А мне вас тогда как величать, подшефная?
Она отшатнулась, окаменела лицом и отчеканила:
– Я всерьёз говорила, что без секса.
Я не сразу понял, а потом неловко рассмеялся.
– Извините, юная мисс. Я не имел ничего такого в виду.
На что она, пожалуй логично, возразила:
– Не имели бы – не извинялись бы, шеф.
Нужно было ввести ее в курс дела, но я сам плохо представлял себе рабочий процесс, в частности, чем должна заниматься Лена, кроме заваривания кофе, болтовни и сидения за отсутствующим компьютером.
– А не заварить ли нам кофе, Леночка?
– Ну что ж, можно и кофе, – ответила она. – Только мне не очень крепкий и сахара три ложки.
– Да хоть три с половиной. А мне покрепче и две ложки сахара.
Она поняла.
– Это мне варить, что ли?
– Ну, давайте нарушим запрет и вызовем Лизу.
Она поняла ещё лучше. Умница.
– Нет, я сама. А растворимого нет, шеф?
Я пожал плечами. Растворимый остался у Натальи Васильевны, но я там был охранником, а здесь я – шеф.
Когда мы пили кофе, я наконец решился ради дела пожертвовать своей тысячей баксов, заработанных у Натальи Васильевны.
– Сегодня поедем покупать компьютер. Работать на нём вам, так что и выбирать будете вы, Леночка.
Она обрадовалась, возбудилась и обрушила на меня все знания, которые получила за три года учёбы. Моего внимания еле хватило минут на пятнадцать, потом я нещадно зевал, прикрываясь пустой чашкой.
Меня спас телефон. Я снял трубку, выслушал приказ быть на месте через двадцать минут и три-четыре коротких гудка и радостно повернулся к Лене.
– Поход отменяется. У нас первый клиент.
Мы кинулись наводить порядок.
* * *
Я не ждал клиентов так скоро, поэтому был в джинсах и, слава Богу, белой рубашке. Лена тоже не ждала, но была празднично подкрашена и сверкала коленками. Оставалось оформить ее сиротливый, без компьютера, стол. Мы быстренько переставили на него телевизор с видиком, и у меня осталось время сбегать за цветами.
Лена сама соорудила из всего этого какой-никакой натюрморт, уселась за стол, вынесла правое плечо вперед, изогнулась в пояснице и приняла интригующий вид.
– Ну, как?
– Клиент – дама. Губки бантиком надо делать мне.
– Вы – мозг агентства, шеф. А я – его тело, – нравоучительно сказала Лена. Видимо, она это вычитала в учебнике по секретарству.
– Я бы предпочёл, чтобы вы были лицом. Значит, она заходит, вы…
– Я всё запомнила, шеф. Не волнуйтесь. – Она снисходительно улыбнулась.
* * *
Наша первая клиентка была действительно Дама.
Чёрный костюм, ослепительно белая рубашка с черным галстуком, черная шляпка с вуалью, из-под которой глядели умные внимательные глаза. Ничего лишнего, никаких рюшечек, висюлечек, кроме внушительного перстня на пальце.
Я встал.
– Доброе утро, дорогая мадам. Прошу…
– Это и есть ваш офис?
Ушат, озеро, Ниагара презрения!
– Агентство, с вашего позволения, мадам. А это я называю кабинетом.
– Кабинетом?! А себя вы называете частным детективом? В таком виде?!
Я испугался, что сейчас она крикнет: «Вон отсюда!», и начал оправдываться:
– Мы недавно открылись, дорогая мадам, и не ждали так рано. К тому же сегодня немного жарковато, поэтому я позволил себе расстегнуть одну… три пуговицы на рубашке.
Я застегнулся.
– А эту немытую девицу на входе вы как называете?
Посетительница всё ещё не садилась. Её глаза, в общем-то, совсем не умные, а скорее, какие-то рыбьи, пристально глядели на меня сквозь кольчугу вуали.
Сверчок у меня в груди расправил лапки и тихонько застрекотал. Я, как ни странно, обрадовался, что он не покинул меня. Конечно, я не выбирал Ленку из тысяч, но и не схватил первую попавшуюся Вардаеву.
– Секретаршей. А вас я называю – мадам. Садитесь же! – Это прозвучало несколько раздраженно.
– Не смейте мне грубить!
Она подошла к столу и села на краешек кресла.
– Я владею посудным магазином и привыкла к порядку. Мои служащие и в жару одеты в тройки и при галстуках. У меня неотложное дело, и я плачу валютой.
Ради первого клиента, тем более дамы, таким объяснением можно было удовлетвориться.
– Хорошо, мадам. Валюту мы тоже берем. Давайте перейдем к вашем делу.
– Вы не похожи на детектива.
– Это первое впечатление. Кольт, буденовка и квадратная челюсть лежат у меня в сейфе.
– Там же лежат и ваши мозги! В моём посудном магазине…
– Я понял, мадам. В вашем посудном магазине мозги хранятся в атташе-кейсах.
Вуаль пошла пятнами. Мадам захлебнулась негодованием.
– Вы не заставите меня уйти. Я потратила на вас время. Я деловая женщина и всегда несу свой крест до конца. Я…
Клиентка осеклась, видимо решая, говорить или нет о своем посудном магазине. Я тут же пришел на помощь:
– Так что там за неотложное дело у нас в посудном магазине?
– Магазин здесь ни при чём. Это мои соседи на побережье. Они изнасиловали мою девочку, мою Энни-Кэрол. Она беременна!
Бронежилет под её костюмом дрогнул. Сквозь вуаль блеснула влага.
– Энни-Кэрол? – переспросил я машинально.
Господи, как стыдно! У человека горе, а я наглею и куражусь.
Она клацнула затвором голосовых связок.
– Её зовут Энни-Кэрол. Что вас удивляет?
– Я прошу прощения тысячу раз, мадам. Конечно, Энни-Кэрол. В самом деле, мадам, если как-то и назвать дочку, то именно Энни-Кэрол. Это первое имя, которое обычно приходит в голову после благополучных родов.
– Вы с ума сошли, клоун несчастный! Какой идиот! Энни-Кэрол – собака! Таиландская болонка!
Поворот нашей беседы в прежнее русло меня почему-то обрадовал. Поворот событий – ошарашил.
– Так ваши соседи…
– Конечно, не сами соседи. Какой кретин! Кто-то из их собак.
– И?..
– Я хочу, чтобы вы узнали, чья это собака. Я их уничтожу. За это я готова заплатить вам двести долларов.
– Мадам, но, может быть, это какая-нибудь бродячая собачка обесчестила душечку Кэрол?
И снова цунами ледяного презрения.
– Энни-Кэрол! На вилле, где мы отдыхаем, нет бродячих собак! Бродячие собаки – это ваша компания, вас и вашей девки, которая только и умеет, что подслушивать у двери.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Леночка. На ее, по-моему, относительно чистом лице опять горела красная, да нет же, багровая, и не лампочка, а прожектор.
– Как меня назвала эта с-с-с…
– Вы что-то хотели, юная мисс?
Мне удалось этим возгласом предотвратить ее обращение к клиентке, но Леночка снова открыла рот и выглядела при этом очень нецензурно.
– Не смейте на меня ссыкать! – напомнила о своих правах мадам.
– Стоп, стоп, стоп, милые дамы. Елена, замолчи! Мадам, не распоясывайтесь!
– Я не ношу поясов, наглый вы невежа! Я плачу вам деньги. Пусть она не медленно выйдет.
– Она выйдет, когда я попрошу. Что касается вас…
Спектакль был сорван, и сцена молила о занавесе. Один из актеров безнадежно перепутал роли. Я надеялся, что им была наша первая клиентка.
– Мадам, вы ворвались сюда, как слон в посудную лавку. Вы оскорбили меня, мою секретаршу, наконец, вы оскорбили Сему! Своим нелепым предложением вы оскорбили ещё и нашу профессию. И все это за каких-то ноль целых две десятых килобакса. Что нам делать с нашей уважаемой клиенткой, юная леди?
Лена бурно повернулась, но, видимо, «леди» подействовало лучше, чем «мисс».
– Гоните её в шею, шеф!
– Вы слышали, мадам? Идите в шею. А ваши деньга сверните трубочкой и засуньте лапочке Кэрол в место преступления, только перепишите номера, чтобы уличить соседскую собачку, когда она побежит менять доллары в ближайший «Макдоналдс», Прошу вас, несите свой крест до конца, но в другое место.
– Вы пожалеете…
Она встала и пошла к выходу.
– Грязная свинья без галстука, – сказала она бесцветным голосом.
– Ваша шляпка, мадам!
Она остановилась, коснулась вуали, потом полей.
– Что такое?
– Я хотел вас поздравить. Ваша шляпка, как и кастет на среднем пальце правой руки, как нельзя лучше подходят к вашему имиджу. Да наденьте вы на голову хоть унитаз, моя хрустальная леди, вы не походили бы более на крестоносца.
Я позавидовал её выдержке, когда она молча уходила. Но я, кажется, тоже был неплох.
– Давай, давай, вали, – сказала ей вслед Леночка противным голосом, – таиландская бабушка.
Хлопнула дверь.
Лена постепенно приняла нормальную окраску.
– Ох и здорово вы её, шеф! Я ей ещё хотела сказать…
– Елена, чтобы этого я больше не слышал! Достаточно было вчерашнего извержения сексуальных премудростей из твоей подруги.
Ленка дёрнула плечиком и ушла в приемную. Я неожиданно почувствовал усталость.
Всё было не так уж здорово. Конечно, меня устраивало, что не пришлось сидеть на кухне ещё и при Энни-Кэрол, но меня опять понесло – вот что плохо. Нужно было просто отказаться, а не разыгрывать голодного Ниро Вульфовича. Кстати, нужно ехать за компьютером и заодно где-нибудь перекусить. Я собрался позвать Лену, но она сама возникла в дверях с подозрительно хитрой мордахой и торжественно провозгласила:
– К вам клиент, шеф. Правда, он не записан на сегодня, но, может быть, вы найдёте время?
Она лукаво подмигнула и исчезла за дверью.
В двери появился живот. Я привстал, чтобы приветливо сказать: «Прошу вас», но живот всё ещё протискивался в проём. Это продолжалось долго, и я занервничал. Живот колыхался, помалу продвигаясь вперед, как инопланетянин с какой-то совершенно идиотской планеты. Наконец появился и его ведомый, потный мужчина средних лет в тесном светлом костюме «сафари».
– Заходите, прошу вас, – всё-таки сказал я, успокаиваясь.
Мужчина заполнил собой кресло. Из-под рубашки заинтересованно выглянул пупок.
– А неплохая у вас курочка… Вы – детектив, не так ли?
– Да, я частный детектив. И курочка неплохая.
Ленка легонько ударила каблуком в дверь.
– Вы проводите конфиденциальные расследования?
– Совершенно верно, уважаемый.
– А какова степень конфиденциальности?
После каждого вопроса он внимательно следил за артикуляцией моих губ, и так же внимательно глазом-пупком на меня смотрел живот. Он меня так заинтересовал, что я не сразу спохватился, что отвечаю животу, а не его владельцу. – Ну, в какой… В кубе, в докторской, в превосходной степени…
Опять легкий стук в дверь. Наверное, Елене показалось, что меня снова заносит. Мне же показалось, что она снова подслушивает. Спокойно, детка, ситуация под контролем, но ты свой нагоняй обязательно получишь.
– То есть я имею в виду абсолютную конфиденциальность, уважаемый.
– Что это? – Пупок покосился на дверь.
Я пожал плечами.
– Курочка снесла яичко.
Он придвинулся к столу и многозначительно произнёс:
– Я хочу, чтобы вы последили за мой женой.
Да, в нашей стране не воруют бриллианты и богатых наследников. Я посмотрел на пупок, но он спрятался под рубашку. Абсолютная конфиденциальность. Клиент не стал держать паузу: – Мне нужны доказательства измены. Я оплачиваю вам расходы на слежку, разумные, конечно, но результатом вашей работы должны быть именно доказательства. Четкие снимки или видеозаписи. Ну, сами знаете, не мне вас учить.
– Простите, снимки чего?
– Хороший вопрос. Это могут быть поцелуй или объятия, рука на груди, под юбкой, если повезет, знаете ли… Но поцелуй или объятие должны быть обязательно страстными, это непременное условие.
– И в какой степени страстными?
– В докторской, хе-хе, в докторской, молодой человек.
– Вы разрешите, я закурю?
– Да сколько угодно, молодой человек. Я-то пять лет как бросил. Говорят, вредно для здоровья.
– А вы уверены, что объятия будут?
Я пустил дым вверх. Что ж, на без рыбье и рак – рыба.
– Будут, будут непременно. – Клиент заулыбался, расслабился и опять дал крен в мою сторону. – Я не сплю с ней уже два года. В смысле, интимно не сплю. У меня есть курочка, не хуже вашей, знаете ли. И вот с месяц назад моя благоверная отпросилась устроиться на работу, в офис к подруге. Офисы-шмофисы. А там и мужчины есть. Так что всё будет со временем. И объятия, и поцелуи.
Та-а-ак. Всё ясно. Наверное, сегодня день такой. Магнитные бури. Надо просто отказаться и сделать это тактично.
– Видите ли, мне всё-таки кажется, что простой развод вам обойдётся дешевле, чем мои услуги.
– Вы очень разумный молодой человек, и я оценю вашу работу по заслугам. Не беспокойтесь, оплата будет гораздо выше, чем за развод в загсе. Мы прекрасно поняли друг друга, хе-хе-хе.
Посмеявшись, он уточнил:
– Молодой человек, развод – это грязное дело. Взаимные оскорбления, разделы. А у меня круг знакомых, имущество, знаете ли. А ваши доказательства все изменят, абсолютно все, вплоть до того, что она уйдёт от меня в одном платье и с сумочкой через плечо.
Моя сигарета догорела, и я ждал, когда выглянет пупок, чтобы воткнуть в него окурок, но инопланетянин затаился. Тогда я погасил окурок в пепельнице, встал и прошелся, разминая ноги.
Я совершенно спокоен. Это просто деловое предложение, и я волен его принять или отказаться, причём отказаться деликатно, де-ли-кат-но.
– Вы можете найти специалиста, и он сделает вам фотоэтюд, на котором ваша жена будет захвачена врасплох как угодно и с кем угодно, хоть со слоном из зоопарка, который умер от воздержания пять лет назад. И тогда она уйдет от вас в одном тампаксе и с использованным презервативом через плечо. А сейчас – извините, у меня обед.
Он растерялся, заколыхался, вставая и одергивая рубашку.
– Я, знаете ли, не понял, молодой человек, вы отказываетесь от дела или у вас обед?
– Обед.
– А после обеда?
– Отказываюсь.
Он задумчиво двинулся к дверям, поправляя съехавшие брюки. Я повернулся к окну, опасаясь увидеть еще какой-нибудь глаз. Отворилась дверь, ещё минута, и он протиснется, уйдёт.
– А вот насчёт фотоэтюда. Вы не подскажете, как мне обернуться?
– Обернись ясным соколом, жирный ублюдок! – заорал я. – И лети к своей курочке, пока я из тебя шмофис не сделал.
Что за чушь я несу!
Я ещё не успел остыть и приступить к анализу своего поведения, как дверь распахнулась вновь. Это был юркий Ленкин животик, надёжно спрятанный под юбкой и блузкой. Он проскочил в дверь, не касаясь створок, и его не по чину разгневанная обладательница подошла к столу.
– В чём дело, шеф?
Я объяснил.
Она не поняла.
– Ну, и последили бы, подумаешь, моральный кодекс! У вас вон и камера есть. А так мы потеряли сразу двух клиентов. Это будет десять в неделю. А в месяц – сорок. Да это восемь тысяч долларов! Если бы вы платили мне хотя бы пятипроцентную премию…
– Помолчи, компьютер с объёмом в два куриных мозга! Неужели ты не видишь, это – грязная работа. Уж лучше выслеживать собачек.
– Так что же вы отказались? И ещё клиентке нагрубили – она ушла такая обиженная.
Я на минуту лишился дара речи. Она этим воспользовалась.
– А я тут должна сидеть, выслушивать всяких, да ещё вас шефом называть! И за что – за характеристику?! – Она пока только порозовела от возмущения. – Да если вы премий не обещали, я бы могла устроиться…
Всю отпущенную мной минуту Лена перечисляла какие-то заведения.
Я уже успокоился после контакта с чужим разумом. Кажется, Ленкин наезд этому очень способствовав.
Пора.
– Достаточно, юная мисс, – прерван я её ледяным тоном. – Я помню, что вы один раз сварили кофе, и отражу это в вашей характеристике. Попрошу вас ещё об одном одолжении. У вас в группе есть одна девушка… ну, у неё ещё на трусиках птичка вышита, что-то там клюёт… Так вот, не могли бы вы попросить её позвонить мне завтра…
На Лену было жалко смотреть. Она сникла, включила красную лампу и заморгала растерянно, но воспитательный процесс уже набрал обороты.
– …позвонить мне завтра с десяти до двенадцати по поводу практики.
– Это не её трусы, – прошептала Лена.
– Что? – не понял я.
– Это не её трусы с птичкой. Ей Петренко дала поносить. А без трусов она – дура-дурой, ы-ы-ы.
Господи, я довёл ребёнка до слез!
Я сунул руку в карман брюк. Платка, конечно, не оказалось. Какой уж там процесс!
– Ей и по компьютеру хотели «два» поставить, а у меня – твердая «тройка», ы-ы-ы, а мастачка говорит, у нее поведение очень хромает, а у меня не очень…
Я выскочил из-за стола, легонько обнял ее за вздрагивающие плечи, придерживая очередное «ы-ы-ы».
– Ну, ладно, ладно, хватит тебе. Будем работать дальше, – смущенно забормотал я.
Она шмыгнула, повернула ко мне лицо, напоминающее мазню Пентурик-кио, спросила:
– Так вы меня не выгоните, чтобы Зуеву взять?
– Конечно, нет. Я же тебя первую выбрал.
– Да-а, а про мои трусы ни разу не сказали.
– Откуда же мне знать, на тебе была юбка ниже коленей.
– Так вы же детектив, ы-ы-ы.
– Пойдемте-ка в ванную, юная мисс, – добродушно сказав папа Витя.
– Это ещё зачем? – подозрительно спросила юная мисс, моментально перестав плакать.
– Просто умойте лицо. Без секса, – деловито отрезал шеф.
Кажется, мир был восстановлен в нашем «мойдодырском» королевстве, но всплески обиды ещё доносились из ванной.
– Только на то, что выше коленей, вы и смотрите, – с укором крикнула мне Лена, смывая следы служебного конфликта.
Я тем временем думал, какой пряник должен последовать за кнутом. Да, я был жесток и чуточку коварен, а сейчас буду добр и справедлив.
– Не поехать ли нам пообедать, юная леди, а заодно и поужинать? – предложил я с дурацкой купеческой удалью.
Она возникла в кабинете, ее тщательно отреставрированное личико сияло:
– Давайте поедем в «Лунный свет»! Там так круто! Только дорого. Порция пельменей стоит…
– Едем в «Лунный свет», – решил я.
* * *
Мы долго и круто обедали в «Лунном свете». Ленка балдела, но вздыхала, что нет танцев. Когда её печаль плавно перешла в настойчивый укор, мы снялись и поехали в «Лучик». «Лучик» выбрал, конечно, я. Во-первых, я там уже бывал, во-вторых, там есть танцы, в-третьих… ну мало ли, что может случиться в-третьих.
Её там не было.
Я попросил Чего Изволите посадить нас за тот самый стол. Он растянул лицо по поводу моих джинсов, но возражать не стал. Значит, её здесь не ждут, во всяком случае сегодня.
– Вам как обычно?
– Да, пожалуйста.
– А даме?
– Как обычно.
Только когда он принес это «как обычно» даме, я опомнился и всполошился, но Ленка отхлебнула из бокала и солидно одобрила:
– Круто! А что у вас, шеф, «Кровавая Мэри»?
– Вообще-то это нормальный томатный сок, но, чтобы было круто, можно назвать его «Кровавая Наталья Васильевна».
Ленка вежливо хихикнула и продолжила светскую беседу. Наверное, их этому тоже учили.
– «Кровавая Мэри» – тоже круто. А Наталью Васильевну я не пробовала.
Я тоже не пробовал Наталью Васильевну, но докладывать об этом не стал.
– А «Кровавую Мэри», стшто быть, пробовала?
У неё в глазах горело: «А как же!» – но правда победила.
– Нет, нам одна девочка рассказы вала. Так интересно!
– Наверное, девочка Вардаева?
– Вот здорово! Как вы догадались, шеф?
Потом мы танцевали. Ленка пыталась ко мне прижаться, но я держал дистанцию. Ей было весело, мне грустно. Поэтому, когда к нашему столику подошел молодой человек, явно не ради меня, я обрадовался. Он спросил разрешения пригласить мою даму, пригласил и увел, и так пять раз подряд. На шестой ему было отказано в разрешении, а Ленке – в продолжении банкета.
Их заявления протеста были решительно отметены, как сделанные под влиянием коктейля на одну и тестостерона на другого.
Я проводил обиженную Елену до метро. Первый рабочий день частного детектива из агентства МДД закончился так же бесславно, как и начался.
6Утро вечера мудренее, и вчерашний воспитательный процесс как посредством кнута, так и пряника казался довольно пошлым. Особенно ностальгический вечер в «Лучике». Какого чёрта я туда поперся? Томатный сок продают везде.
А с Ленкой… И сам – не ам, и другому не дам. Ну сам – это ясно. Она моя подчиненная. А другому? По той же причине: она моя подчиненная. Заколдованный круг для секретарши, работающей без зарплаты и секса.
Тут меня осенила интересная мысль.
С Ленкой нельзя – она подчиненная. С Натальей Васильевной тоже было нельзя, она – хозяйка. Еще у меня могут появиться клиенты, из которых, по теории вероятности и по вчерашней статистике, 50 % – женщины, но Боже меня упаси: они – клиенты. Что же остаётся?
Настроение испортилось окончательно. Уже переступая порог квартиры, я вспомнил о беспроблемной Кристине.
– Позвонить, что ли, Костику? – сказал я вслух без энтузиазма.
Костик меня опередил.
– Браток, здорово. Подъедь ко мне через пару часиков. Клин очень хочет нас видеть. Больше ничего не знаю. Поговорим. Пока.
– Пока. – Этим ограничилось моё участие в разговоре.
* * *
Лена опаздывала. Я учащенно поглядывал на часы. Наконец она явилась, немножко опухшая, но явно довольная собой, миром и, похоже, мной, так как «Доброе утро, шеф» прозвучало очень благодушно.
– Доброе утро, юная мисс! – ответил я адекватно.
Однако недосуг было радоваться, что она не дуется, и даже надрать ей уши за опоздание.
– У меня срочное дело. Оставляю вам ключи от сейфа, там тысяча долларов, и от входной двери. Можете с утра поехать за компьютером, выберете, пусть привезут и подключат. Да, вот ещё. – Я выложил 20 тысяч рублей и единую карточку на следующий месяц. – Это вам на транспортные расходы.
Я был деловит и собран. Чтобы закрепить впечатление, я добавил:
– На аварийный случай оставлю телефон. Тэ-О-О «Центурия». Спросите меня или Константина Сергеевича.
Я написал номер телефона на листке и приколол его над столом.
Уходя, я поймал ее потрясенный взгляд и виновато подумал, что я – злодей, эксплуатирующий детский труд.
Я несся чуть ли не птицей, стараясь проявить пунктуальность, но оказалось – зря. Костика в офисе не было. Меня тепло встретила его шикарная секретарша, до того обтянутая коротким платьем, что казалась худой.
– Константина Сергеевича срочно вызвали, к сожалению. – Это сожаление отразилось во всем ее облике. – Он просил вас подождать. Мне приказано развлекать вас и исполнять любые желания. Любые, – снова подчеркнула она голосом, лицом и платьем. – Меня зовут Светлана.
Я улыбнулся на всякий случай, давая понять, что шутка пришлась по душе.
– Давайте начнем с кофе.
Она улыбнулась в ответ. Видимо, я тоже пошутил удачно.
Светлана ушла, а я порадовался за Костика, Мне, наверное, Ленку так не выдрессировать.
Я сидел в Костином кабинете, чей интерьер нес мощную смысловую нагрузку и ассоциировался с Семой; я прихлебывал кофе и туповато просматривал иностранные журналы. Некоторые фотографии интриговали, но сопровождались непонятным набором латинских букв. Это несколько злило.
Озабоченная красавица прервала мои размышления:
– Виктор Эдуардович, вас к телефону. Возьмите вон тот вишневый аппарат.
– Костик? Ох, простите, Константин Сергеевич?
– Нет, это какой-то невоспитанный молодой человек.
Она повернулась, и разбегающийся пучок глубоких складок на платье выразил неодобрение моего круга знакомств.
Я недоуменно поднял трубку.
– Слушай сюда, ты, клоун, – захрипела мембрана. – Твою девку мы, забрали. Если попробуешь пикнуть, ей конец, понял?
Я ничего не понял и ответил честно:
– Не понял.
Короткая пауза – видимо, мой собеседник был удивлён. Потом приглушенный возмущенный вскрик, кажется, действительно Ленкин. Трубка щелкнула и загудела.
Я сидел и смотрел на трубку, как будто её короткие «гу-гу» могли мне что-то объяснить.
– Вы уже закончили, Виктор Эдуардович? – Светлана застала меня за этим идиотским занятием. – Что-нибудь случилось?
– Нет… Да… Не знаю. – Я начал соображать. – Света, я могу узнать номер, с которого звонили?
– Конечно, Виктор Эдуардович. – Её глаза удивленно распахнулись. – Звонили из вашего офиса.
Я набрал номер. Снова короткие гудки и никакой информации. Я положил трубку, выпрямился и с высокого старта рванул на улицу.
* * *
Мой кабинет действовал успокаивающе, насколько позволяла ситуация. Упав в кресло, я напряженно мыслил. Наверное, последний раз я это проделывал на выпускных экзаменах в школе.
Когда я вбегал в агентство, входная дверь была открыта. Тем не менее всё стояло на своих местах. Сейф был заперт, но пуст. Ни денег, ни печати, ни боевого пистолета, который я, слава Богу, не успел приобрести. Связка ключей валялась на столе. Я накрыл ее платком, взял и положил в стол. Этот высокопрофессиональный поступок успокоил меня, пропало паническое желание звонить Костику, Клину, президенту и просить о помощи.
На полу лежал листок бумаги с отпечатком ребристой подошвы явно кроссовочного происхождения. Сквозь оттиск проступал номер Костиного телефона. Позвонили, бросили и наступили. Ублюдки.
Я поднял листок и положил перед собой на стол.
Сколько людей в Питере носят кроссовки? Десятки тысяч? Сотни? Даже если их всех просто перестрелять из автомата, на это уйдет не меньше месяца. Из пистолета – полгода. Хотя если из «стечкина», то побыстрее. А если их ещё и опрашивать – тут не поможет и рота президентов.
Подошва, идущая никуда.
Я отодвинул листок и принялся изучать пепельницу. Три окурка «Кэмел», один с помадой. О чём это говорит? Два из них – мои, я их выкурил утром, когда ждал Ленку. Третий выкурила Ленка между моих уходом и нападением. Вряд ли бандиты угощали её «Кэмелом», и вряд ли она покупает его сама. Значит, таскает «Кэмел» у меня.
Я встал, прошелся по кабинету, внимательно осматриваясь, вышел в приемную. Больше никаких улик.
Надо звонить куда-то. Хотя бы Костику. Девчонка неизвестно за что попала в беду, так что корчить из себя Шерлока Холмса некогда. Лучше Ливанова все равно не получится. Причем в беду она попала даже не за деньги, только за характеристику.
Подгоняемый кнутом собственной совести, я потянулся к телефону.
Отпечаток подошвы снова попытался привлечь мое внимание. Что-то с ним было не так. О чем-то он мне напоминает… К чёрту. Я снял трубку. Пусть Костик подключит Клина, в конце концов, это его «Мойдодыр».
Тут я тормознул и изменил направление. А что, если это наезд на самого Клина? Ведь я в этом городе ещё не успел никого зацепить и даже обидеть. Ну разве что моих первых клиентов.
Я положил трубку, посмотрел на листок, скомкал его и бросил в проволочную корзинку, но не попал. Нервничаю. Надо сосредоточиться.
С другой стороны, при чем здесь моя маленькая канцелярская мышка? Логичнее было бы украсть необузданную Наталью Васильевну, тьфу-тъфу-тьфу, не дай Бог, конечно. Передо мной тоскливо встала картина нашего расставания – грустная Наталья Васильевна, пытающаяся мне что-то втолковать, и… Вот оно! Белый лист бумаги, лежащий на туалетном столике, только не с подошвой, а с именем Алекс и номером телефона, который сей же миг высветился в моей памяти.
Так, спокойно. Этот парень имеет на меня зуб, и, может быть, не один, а также разбитый нос. Это раз. Ой запросто мог узнать у небдительной Натальи Васильевны мои координаты. Это два. Что на третье? Вот, пожалуйста: он мне сразу не понравился. Неубедительно, но другой версии у меня пока нет.
Я схватил трубку. Она укоризненно загудела. Я положил ее обратно. Или я очень психую, что вполне понятно, или детектив из меня аховый, что вполне возможно.
Ладно, несовершённая ошибка – это маленькая победа.
Я набрал «09» и через минуту соединился с телефонной станцией.
– Вы что, вообще уже там, что ли, совсем? – выплюнула мне в ухо трубка набор союзов и междометий, и моя собеседница жующим голосом обратилась к кому-то: – Видали?! Адрес ему по номеру телефона дай. Умник нашёлся!
Я предвидел такой оборот и приготовился умолять и любезничать. Но ни одна заготовка не лезла наружу, а те слова, что вертелись на языке, я с усилием сдерживал.
Ладно, ради Лены.
– Девушка, – позвал я жалобным противным голосом. – Девушка.
– Видала, ждёт. Ну, вообще я тащусь от этих, – отозвалась торжествующая девушка. – Ну, чего там ещё?
Сверчок рванулся из груди и прыгнул в горло. Я поперхнулся, загоняя его обратно. Мне это удалось, и я спокойным, ровным и, надеюсь, приятным мужским голосом сообщил, что сейчас же выезжаю на АТС, очень конкретно обозначил место, куда засуну её трубку, и назвал с десяток предметов различных размеров, которые последуют туда же.
Она помолчала. То ли растерялась, то ли тащилась. Потом – тихонечко:
– Одну минуточку.
Не прошло и двадцати секундочек, как девушка продала мне Алекса с потрохами и добавила, уже не жуя:
– У нас, правда, это запрещено. И наказывают строго. Извините.
– У нас тоже строго наказывают. Всё, конец связи.
Я положил трубку без угрызений совести.
Ради Лены.
Телефон оказался фирменный. Название «Шанс-Данс» мне ничего не говорило, но располагался этот «Шанс» в трех трамвайных остановках от «Мойдодыра». Таким шансом нельзя не воспользоваться.
* * *
Фирму «Шанс-Данс» я нашел на тихой улочке, отходящей под острым углом от шумного Московского проспекта.
Маленькая табличка на пыльной железной двери первого этажа, зарешеченные, занавешенные окна и тишина. Два массивных замка, тоже покрытые пылью, намекали, что дело не в обеденном перерыве.
Я огляделся.
Посреди пустого двора на обломках песочницы сидел вполне однозначный мужик. Я подошёл.
– Здорово, папаша. Отдыхаешь?
Он окинул меня ненатурально мудрым взглядом, остановил его на галстуке и спросил:
– Предложения?
– А где взять? – отозвался я.
Он тяжело вздохнул:
– Вот то-то и оно.
Потом опять недоверчиво покосился на галстук.
– Подскажу – поправишь?
– На раз! – согласился я.
Он поверил, показал мне подъезд, назвал квартиру, засуетился, объясняя, как постучать и что сказать. Я уже двинулся к цели, когда он крикнул вдогонку:
– И стакан попроси, ты с дула-то не потянешь небось в галстуке-то?
Меня тронула его деликатная забота. Я повернулся и ответил:
– Да я не буду, папаша. На работе. А ты пей, поправляйся.
Надежда исчезла в его выразительных глазах, он ссутулился и поник.
– Мент, что ли?
Кажется, я здорово прокололся. Я заспешил исправить положение.
– Да не бойся ты, никакой я не мент, И водку возьму. А ты мне расскажешь, что за контора тут у вас образовалась?
– У ментов не пью!
Его голос окреп, и разочарование полилось на меня смесью нелестных эпитетов и угроз. Можно было, конечно, легонько помассировать ему одну из нефункционирутощих почек, но я уважаю принципиальность даже в такой форме. Тем не менее я не мог просто так развернуться и уйти, ничего не узнав. Мне в голову заскочила одна идейка, и я решил попробовать, несмотря на то, что она требовала изощренной жестокости.