Текст книги "Николай Коперник"

Автор книги: Григорий Ревзин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Кеплер блуждал в глубокой тьме нескончаемых колонн цифр, геометрических комбинаций. Семья его голодала, дети умирали от истощения, от нищеты жена потеряла рассудок, мать Кеплера обвинили в колдовстве и готовились пытать расплавленным свинцом, кругом бушевали страсти религиозной войны, а немощный, подверженный припадкам падучей ученый искал орбиту Марса!..

У Кеплера возникла идея – отбросить равномерноедвижение и заставить Марс то замедлять, то убыстрять свой бег. Кеплер взял окружность – предполагаемую орбиту Марса – и в ней эксцентрическое положение Солнца. Скорость движения Марса по орбите он решил менять в обратной пропорции расстоянию планеты от Солнца. Вследствие этого расстояниям, проходимым Марсом в равные промежутки времени, соответствовали дуги разной длины: чем дальше от эксцентрической точки Солнца, тем – в обратной пропорции – меньше становился отрезок дуги (см. рис. на стр. 390). Соединив концы дуг с эксцентрической точкой, он получил ряд треугольников. Оказалось, что площади всех треугольников равны между собой.Эта находка чрезвычайно обрадовала Кеплера: интуитивно почувствовал он, что ключ в его руках! И действительно, на сей раз он стоял у порога огромного открытия.

Однако радость ученого была недолгой: заставляя Марс двигаться неравномерно по окружности, он пока ничего не добился. Фактические отклонения движения планеты на небе от нового построения были попрежнему огромны.

Сам Кеплер говорит об этом: «Пока я таким образом торжествовал над Марсом и готовил ему, как побежденному, табличное заключение и уравнительно-эксцентрические оковы, что-то мне шептало по временам, что победа недействительна и что война готова возгореться с прежней яростью. Ибо неприятель, оставленный дома в качестве пленника, порвал все стеснявшие его цепи уравнений и вырвался из табличной тюрьмы».

Начались мучительные, нескончаемые поиски, долгие и тягостные вычисления. Даже Кеплером завладело уныние. Затем родилась в его голове мысль отойти от круглой орбиты и принять овальную. Но когда Кеплер ставил Солнце в центр эллипса – на пересечении большой и малой осей, – у него ничего не получалось. К тому же при этом пропадало и равенство площадей треугольников.

В конце концов Кеплер поместил дневное светило в один из фокусов эллипса. Это и было венцом долголетних героических усилии – орбита Марса, а с нею и орбиты остальных планет были определены!

Первый закон Кеплера гласит:

Планеты движутся по эллипсам, в фокусе которых находится Солнце.

Второй закон Кеплера:

Радuyc – вектор(линия, соединяющая планету и Солнце) – в равные времена описывает равные площади.

Наконец-то развеяно окончательно в прах двух-тысячелетнее наваждение Аристотелевой механики. Движения планет перестали быть равномерными движениями по кругу. Они стали неравномерными движениями по эллипсу. Это сразу очистило гелиоцентрическую систему от эксцентров и эпициклов. Она предстала теперь в самом простом своем выражении – по одной единственной орбите для каждой планеты.

Покончено было навсегда и с материальными сферами планет. При овальной орбите для хрустальной сферы, естественно, не оставалось места. Единственный возможный логический вывод из законов Кеплера: орбиты планет – воображаемая линия.

Наибольшее счастье Кеплер испытал, когда ему удалось сделать свое самое удивительное открытие, – установить числовую зависимость между расстояниями планет от Солнца и временами их обращения, то-есть длиною их годов.

Третий закон Кеплера:

Квадраты времен обращений планет пропорциональны кубам их средних расстояний от Солнца.

Этот закон связывает все планеты в единую физическую систему. Он может быть выражен по-иному: произведение расстояния планеты от Солнца на квадрат ее линейной скорости одинаково для всех планет.

Спокойный, строгий к себе, готовый к самоотречению Коперник и восторженный Кеплер, – как несходны эти гении! Но не забудем: Кеплер – один из мастеров конечного торжества великого торунца.

В нем было много несгибаемой, воинствующей настойчивости, и это должно было вместе с гениальной силой его ума влечь к нему сердца великих борцов и мыслителей: Карл Маркс, на вопрос о его любимых героях, ответил: «Спартак, Кеплер» [171]171
  К. Маркс.Исповедь. В книге: К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. М.—Л., 1938, стр. 664.


[Закрыть].

Когда родился Кеплер, Галилео Галилею(1564–1642) было уже семь лет. Это был типичный тосканец – рыжеволосый, кареглазый, экспансивный в минуты удачи, полный меланхолии в тяжелые полосы своей жизни.

Ученую карьеру Галилей начал в двадцать пять лет в Пизе, в захолустном университете. Читал здесь Эвклида, Птолемея, а также астрологию, получая за то гонорар, которым пренебрег бы даже пизанский грузчик.

Молодому профессору пришла мысль продемонстрировать перед своими коллегами-аристотельянцами доказательство неверности одного из механических законов Аристотеля. Греческий философ учил, что тела падают со скоростями, пропорциональными их весу. В присутствии всей университетской корпорации Галилей взобрался на верхушку наклонной пизанской башни и сбросил оттуда два ядра одинакового диаметра, но различного веса – в один фунт и в пятьдесят фунтов. Оба ядра коснулись земли одновременно. По Аристотелю – тяжелому полагалось опередить легкое в пятьдесят раз.

Но опыты Галилея не ограничились этим. Он стал сбрасывать тяжести с разных высот и вывел один из важнейших законов динамики, гласивший: путь, пробегаемый тяжелым телом при падении, пропорционален квадрату времени.

Таким образом, тело, падая, движется не равномерно, как утверждали аристотельянцы в течение двух тысячелетий, а ускоряясвое падение.

Опыты Галилея нанесли аристотелевской механике жесточайший удар, но молодой ученый поставил себя в очень трудное положение. Вместо ожидаемых поздравлений воитель научной истины встретил самый холодный прием. Его сразу возненавидели церковники, иезуиты, схоласты, увидевшие в опытах Галилея подрыв устоев веры.

Галилей покинул Пизу. В 1592 году ему предложили кафедру в богатом университете Венецианской республики, в Падуе.

Контракт на шесть лет, с хорошим окладом в знаменитом университете, – выходило так, что от недоразумений с пизанскими церковниками и аристотельянцами он только выиграл.

Молодой ученый уже давно стал убежденным последователем учения торунца. Он оказался теперь профессором школы, на скамьях которой девяносто лет назад сидел боготворимый им Коперник. Но… об учении былого падуанского студента здесь, в университете Падуи, запрещалось даже упоминать! Галилей обязан был излагать своим ученикам Птолемея – и только Птолемея!

Пизанский урок еще был свеж в памяти тридцатилетнего профессора. И как раз в это время – в 1593 году – Венецианская синьерия, теперешняя хозяйка Галилея, выдала коперниканца Джордано Бруно римской инквизиции! Судьба Бруно потрясла Галилея. Он дал себе зарок – быть осторожным.

В 1596 году Кеплер прислал Галилею свою первую книгу – «Тайны космографии», в которой смело ратовал за гелиоцентрическую систему. Кеплер просил Галилея присоединить свой голос в защиту идей Коперника, выступить с печатным словом.

На это Галилей ответил: «Я прочту твою книгу до конца. Уверен, что найду в ней много прекрасного. Я это сделаю с большим удовольствием, потому что сам много лет являюсь приверженцем коперниканской системы. Она уясняет мне причины многих явлений природы, совершенно непонятных при общепринятой гипотезе. Я собрал много доводов, опровергающих эту последнюю. Но я не решаюсь вынести их на дневной свет из боязни разделить участь нашего учителя Коперника, который хотя и приобрел бессмертную славу в глазах некоторых, но для многих (а дураков на свете много!) стал предметом насмешек и презрения. Я, конечно, дерзнул бы напечатать мои размышления, если бы больше было таких людей, как ты. Но это не так, и я воздерживаюсь от такого предприятия».

Прошло шесть договорных лет. Венецианская синьерия, высоко ценившая блестящего своего профессора, возобновила с ним контракт. Галилей жил теперь в довольстве и пока что в ладу с официальной наукой.

Но всей дипломатии и осторожности хватило на десять лет.

В 1604 году на небе загорелась новая яркая звезда – ярче Юпитера. Подобные явления – достигшие Земли отсветы космических катастроф – проходят обычно незамеченными людьми, мало знающими созвездия. Но для посвященных лишняя «звезда» в каком-нибудь хорошо знакомом созвездии – большое и волнующее событие. Обычно такие звезды быстро тускнеют, а затем, через год-полтора, и вовсе гаснут.

Существенно то, что появление таких новых звезд никак не укладывается в астрономическое учение Аристотеля. Согласно Аристотелю, небо – «надлунный мир» – вечно неизменно, ничто в нем не может ни зарождаться, ни гибнуть.

Галилей выбрал звезду 1604 года как предлог для «генеральной атаки» на позиции сторонников Аристотеля и Птолемея. Он прочел о новой звезде три лекции. Первая собрала тысячу слушателей в самой большой падуанской аудитории. А затем в Падую устремились желающие послушать красноречивого ученого из Венеции. Лекции пришлось вынести под открытое небо.

Галилей оставил латынь и говорил теперь по-итальянски. В нем жил всегда художник– мастер образной речи. Он начал с упреков своим слушателям в суеверии. Вот венецианцы ринулись толпой, чтобы услышать из его уст правду о какой-то блеснувшей на короткое время звезде. Но почему же равнодушны они к тысячам постоянных звезд?! Пришло, пришло, наконец, время всякому постигнуть окружающий мир, узнать, как мудро он устроен.

Увлеченный благосклонной, чутко внимавшей ему толпой, Галилей заговорил о Земле – подвижной капле материи в безмерных просторах вселенной, о человеке – ничтожном муравье, ползающем по ничтожному шарику и великом лишь своим разумом, если только разум его не слеп, если он открыт для непредубежденного постижения истины…

Столь громогласное исповедание коперниканской веры сразу сделало Галилея вождем гелиоцентризма в Италии. И на нем сосредоточилась мстительная вражда всех аристотельянцев и птолемеистов…

Галилею было уже сорок шесть лет, когда в 1610 году он впервые услышал, что в Голландии с помощью оптических линз строят зрительные трубы, позволяющие лучше видеть отдаленные предметы. Галилей стал и сам шлифовать стекла и собирать из них оптические системы. От первого – тройного – увеличения, постепенно совершенствуя свой прибор, дошел он до увеличения в тридцать раз.

Тогда объектив первого на земле телескопа был повернут к небу… Галилей был первым в мире человеком, который стал наблюдать небо в телескоп.

Луна… Ученый видел обширный ландшафт: горы, от которых падали тени, долины, кратеры. Вот это, должно быть, море… Совсем какна Земле! А темная часть ущербленной Луны светится темнокоричневым пепельным светом. Отчего бы это? После недолгих размышлений ему стало ясно – это отражается свет, исходящий от Земли… Копернику возражали, что Земля не может быть планетой, потому что она не светит. Нет, и это возражение ничего не стоит. Вот перед ним доказательство!

Пока небо наблюдали невооруженным глазом, на нем насчитывали полторы тысячи звезд. Теперь Галилей поворачивал подзорную свою трубу в любую сторону небесного свода, и там, где простым глазом виделось две-три звезды, телескоп ловил сотню. Потряс Галилея Млечный путь. Телескоп раскрыл ему тайну этого светящегося потока. Он увидел на его месте скопления мириадов звезд. Впервые перед человеческим взглядом предстали звездные кучи, туманности.

Открытия следовали одно за другим. И почти каждое было торжеством гелиоцентрической системы.

Юпитер… Галилею предстало зрелище, которому он долго и сам не верил. Он протирал свои линзы, наблюдал планету в разное время, делал зарисовки. Сомнения нет: у Юпитера свои спутники, свои луны. Не одна, как у. Земли, а четыре!

Венера… Глядя сквозь стекла своего телескопа в предзакатный час на узкий золотой серп Венеры, Галилей думал о проницательном гении Коперника, предвидевшемэтот момент, предсказавшем, что когда-нибудь человек сумеет увидеть фазы Венеры. Прекрасная проверка для научной теории – ее способность правильно предсказать! Серп Венеры – это был подлинный триумф учения торунца!

Астроном Кастелли писал Галилею: «Это должно убедить самых закоренелых упрямцев!» Но Галилей в эту пору старался быть скептиком. Он ответил Кастелли: «Ты чуть не насмешил меня уверенностью, что эти ясные наблюдения в состоянии убедить отъявленных упрямцев. Тебе, кажется, еще неизвестно, что испокон веков наблюдения были достаточно убедительны только для тех, кто способен рассуждать и желает знать истину. Но чтобы переубедить упрямца… недостаточно и свидетельства звезд, если бы даже они сошли на землю и сами стали говорить о себе».

Солнце… Галилей увидел на нем пятна… Аристотельянцы взвыли от негодования. Но ученый наблюдал, как эти пятна образовывались, меняли очертания, исчезали. Мало того, благодаря этим пятнам, Галилей установил, что и Солнце вращается вокруг своей оси, но только очень медленно, совершая полный оборот приблизительно в 27 дней. Те, кто упрямо не принимал коперниковского осевого вращения Земли, могли теперь видеть аналогию его на Солнце.

Обескураженные градом сыпавшихся на их головы ударов, ревнители старого не находили пока ничего лучше, как открещиваться от галилеевской машины – телескопа. Тогда, в пору своих решающих побед, Галилей способен был еще забавляться людской глупостью. Он писал Кеплеру: «Ох, милый мой Кеплер, как хотел бы я теперь от души посмеяться вместе с тобой. Здесь в Падуе есть главный профессор философии, которого я много раз настойчиво просил посмотреть на Луну и планеты в телескоп. Но он упрямо отказывается. Ах, зачем тебя нет здесь! Как бы мы похохотали над этими удивительными дурачествами!»

После восемнадцати лет профессорства в Падуе, которые он называл счастливейшей порой своей жизни, Галилей покинул Венецианскую республику и отправился в родную Тоскану. Здесь, во Флоренции, при дворе великого герцога Козьмы II Медичи он занял пост лейб-философа герцога, его личного астролога. Это давало много досуга и материальную обеспеченность.

Имя Галилея успело прогреметь по всей Италии и далеко за ее пределами. Враги притихли. А самому Галилею начинало уж казаться, что открытия его достаточно красноречивы, чтобы убедить упрямцев.

Тем временем где-то за толстыми. стенами, неслышно, сокрыто от посторонних глаз, кто-то собирал свидетельские показания о каждом слове, сказанном Галилеем, о каждой написанной им строке. Галилеем заинтересовались отцы-иезуиты. Он привлек к себе внимание инквизиции. Но следствие велось в сугубой тайне, и ни звука о нем не достигало Галилея. Только один или два раза его доброжелатели – их он мог бы перечесть по пальцам – намекнули ему на опасность навлечь неудовольствие кардинала Беллармина.

Галилей пропускал предостережения мимо ушей. Но вот пошли настойчивые слухи о том, что Ватикан занялся расследованием учения Коперника, а заодно и научных воззрений его тосканского последователя. Галилей сочинил в собственную и Коперника защиту большое послание и направил его в Рим, тому самому Кастелли, который так восторженно принял открытие фаз Венеры. Галилей просил показать письма инквизитору Беллармину. Ответ из Рима был неутешителен: пояснения Галилея произвели на князей церкви самое плохое впечатление. Ему передали совет кардинала: отойти от вопросов астрономии и заняться чистой математикой. Что касается Коперника, то, писали Галилею, церковь пока не собирается запрещать его «Обращений». В Риме ограничатся только добавлениями к нему. В них будет усиленно подчеркнут предположительный, необязательный и чисто геометрический характер коперниковских гипотез.

Галилей не пошел навстречу этим советам. Коперника, заявил он, нельзя исправлять. Его можно или принять, или полностью отвергнуть. Галилей пишет вдовствующей герцогине Тосканской: «Для того чтобы уничтожить учение Коперника, вовсе недостаточно заткнуть кому-нибудь рот. Нужно еще наложить запрет на всю астрономическую науку и, сверх того, воспретить кому бы то ни было глядеть на небо!»

Это был резкий выпад, очень неосторожный и сугубо опасный для автора. Друзья еле отговорили его от напечатания письма. Но Галилей не успокаивался. Он нашел решение – надо постараться убедить самого Павла V в правоте Коперника, обратить первосвященника католицизма… в коперниканство!

В конце 1615 года, заручившись рекомендательным письмом герцога Тосканского, Галилей отправился в Рим. Он принялся навещать кардиналов одного за другим.

Его визиты обратились в импровизированные лекции по гелиоцентризму. По кислым минам церковников ученый мог видеть, как тщетны его усилия. В ответ на самые блестящие аргументы ему приходилось выслушивать предупреждения об опасности «таких» воззрений. И чем больше расточал он силы своего ума и сердца, тем суровее становились судьи.

Вот что писал об этом его пребывании в Риме в своем отчете герцогу Тосканскому римский посол герцога иезуит Гвиччиардини:

«Галилей здесь больше полагался на собственные мнения, чем на мнения своих друзей. Кардинал дель Монте и я с другими кардиналами инквизиционного суда убеждали его успокоиться и не возбуждать этого дела. Мы советовали ему, если он хочет держаться своих мнений, то делать это тихо и не привлекать на свою сторону других.

Кардиналы боятся опасности и вреда от его присутствия здесь. Как бы вместо удачной защиты и торжества над врагами не пришлось ему потерпеть поражения. Своими разглагольствованиями Галилей надоел всем кардиналам. Галилей находит, что все холодно относятся к его намерениям и желаниям. Но он добился расположения кардинала Орсини благодаря рекомендательному письму вашего величества.

В прошлую среду кардинал Орсини говорил по поводу Галилея с папой. Не знаю, был ли он достаточно осторожен. Во всяком случае, его святейшество заявило ему, что Галилею следует отказаться от своих мнений. Орсини начал настаивать на своем, но папа прекратил дальнейшие объяснения, объявив, что дело Галилея отослано в инквизицию.

Когда Орсини ушел, папа приказал позвать кардинала Беллармина, и они после переговоров решили, что убеждение Галилея в истинности его учения зловредно и єретично. Я узнал, что третьего дня была собрана конгрегация кардиналов и на ней было объявлено об этом. Что касается Коперника и других, писавших о том же, то после изучения они будут либо исправлены, либо запрещены.

Я надеялся, что Галилей лично не пострадает. Я считал, что он, человек благоразумный, будет желать того и думать так, как желает и думает святая церковь. Но выходит иначе: он горячится, отстаивает свои убеждения и не имеет достаточно силы и благоразумия сдержать внутренние страсти. Такая раздражительность делает для него небо Рима опасным, особенно сейчас, когда наш глава презирает науки, терпеть не может никаких нововведений и не любит ученых тонкостей в спорах. Здесь каждый старается приладиться душой и телом к привычкам и духу нашего господина».

«Наш господин» – Павел V – удовольствовался тем, что приказал внушить тосканскому звездочету, чтобы тот отказался от еретических идей. Если Галилей заупрямится, его должна вызвать к себе инквизиция и запретить ему «учить или защищать или вступать в спор» об учении Коперника. Если же он не подчинится и этому внушению – заключить его в тюрьму Святого Присутствия.

26 февраля 1616 года Галилей предстал перед кардиналом Беллармином в его собственном дворце. Прием был ласковый. Но рядом с кардиналом сидела мрачная личность в коричневой рясе, подпоясанной веревкой – доминиканец из инквизиции, свидетель… Кардинал в самых дружеских словах увещевал «славного ученого мужа» отойти от вредных для церкви убеждений.

Ничто ни в тоне кардинала, ни в изысканной обстановке дворца не говорило о нависшей угрозе. Но Галилей хорошо знал, что значит присутствие этого доминиканца. В лицо ему пахнула промозглая сырость подземелья…

Он подчинился… обещал отречься…

***

Несчастная поездка Галилея в Рим привела лишь к тому, что церковь принялась самым пристальным образом рассматривать трактат основоположника учения об обращении Земли.

3 марта 1616 года – через семьдесят три года после выхода «Обращений» в свет – цензурный комитет Ватикана запретил творение Коперника впредь до внесения в него «необходимых исправлений». Отцы-цензоры заявляли, что теория о движении Земли и неподвижности Солнца (находится в полном противоречии с библией. «Для того чтобы пагубное учение не распространялось далее и не привело к потрясению католической веры», конгрегация решила исправить Коперникаї. Впредь до исправления строжайше запрещалось печатать, читать, владеть книгой «Обращений». Все наличные старые экземпляры надлежало сдать инквизиции.

Задача «исправить» Коперника возлагалась на кардинала Гаэтана.

Сам кардинал Беллармин выдал Галилею свидетельство о его католической благонадежности. С этим документом ученый и вернулся во Флоренцию. Вернулся растерянный, озлобленный, уничтоженный.

В эти тяжкие дни он пишет: «Я думаю, нет большей ненависти в мире, чем ненависть невежд к знанию». Галилей не мог понять, что врагом знания были не просто невежды, а борющаяся за контроль над умами церковь.

Уже в 1620 году церковники внесли «исправления» в коперниковский трактат. Всего состряпано было девять поправок. Астрономы-иезуиты приказали Земле застопорить свой бег, вернуться в центр планетной системы. Солнце по их велению вновь закружилось около созданной господом в дни творения земной тверди.

Это были жалкие потуги! Все шире и шире распространялись идеи гелиоцентризма. Но Италия под бдительным присмотром отцов-иезуитов и инквизиции впадала в умственную апатию. Италия… Колыбель Возрождения…

В 1623 году на престол святого Петра воссел Урбан VIII. К несчастью для Галилея, этот человек, еще будучи кардиналом Барберини, проявил к нему большую благосклонность, много интересовался его научными работами. Что же удивительного, что ученый решил теперь попытать счастья с Урбаном!

Весной 1624 года старый астроном был с великим почетом принят в Ватикане и удостоился облобызать папскую туфлю. Урбан шесть раз допустил к себе Галилея – необычайная милость! Галилей смело излагал перед католическим владыкой сокровенные свои мысли, и папа благожелательно внимал им.

Обласкав и одарив ученого, папа отпустил его домой.

Ровно через девять лет Урбан вверг семидесятилетнего Галилея в инквизиционное узилище.

Как это случилось?

Воодушевленный расположением папы, Галилей замыслил большую книгу, в которой намеревался свести воедино все добытые наукой знания и факты в пользу гелиоцентрической системы. Он работал над «Диалогом о двух важнейших системах мира» с юношеским воодушевлением. Это была книга не на ученой латыни, а на разговорном народном итальянском языке. Чтобы сделать ее лёгкой в чтении, привлекательной и широко доступной, Галилей придал ей форму диалога. В «Диалоге» Галилея – три действующих или, вернее, говорящих лица: Сальвиати, Сагредо и Симпличио. Они беседуют то во дворце венецианского дворянина, то катаясь в гондоле. Сальвиати излагает коперниканскую точку зрения, Сагредо, наделенный природным здравым смыслом, занимает промежуточную позицию, а Симпличио яростно защищает воззрения схоластов, Аристотеля и Птолемея.

«Диалог» обладал огромными достоинствами. Он развил далеекоперниковские мысли, сделал из них дальнейшие философские, моральные и научные выводы. Кроме того, Галилей, творец современной механики, предтеча Ньютона, прекрасно показал несостоятельность небесной механики Аристотеля.

«Диалог», написанный легким, простым языком, – первая подлинно популярная книга о системе мира.

Книга вышла в свет в начале 1632 года. «Диалог» всколыхнул улегшиеся было страсти, поднял высокую волну восхищения и невиданный дотоле прилив ненависти к автору – «еретику, хвастуну, клеветнику!»

Уже в июле папа и инквизиция занялись «Диалогом». По приказу папы Урбана Галилея доставили из Флоренции в Рим; в инквизиции он пробовал было защищаться малодушным доводом: он якобы разделял воззрения Симпличио, а не Сальвиати…

Ко второму допросу Галилей был уже конченным человеком… Он просил дать ему возможность добавить еще один или два диалога – в них он докажет, что Земля неподвижна. Много раз повторял, что после разъяснения высших церковных органов он стал думать по-иному: прав Птолемей, а не Коперник…

Но инквизиторы показывали узнику тексты «Диалога» – в каждой их строчке сквозило совсем иное.

Инквизиция знала пять ступеней допроса. Первая ступень – перекрестный допрос в камере пыток, но без применения орудий пытки. Галилей глядел на дыбу, колесо, испанский сапог. Но что еще мог он сказать, чтобы умилостивить своих мучителей?

У немощного старца католическая церковь вырвала отречение. Отречение Галилея – это потрясающий документ ханжества, изуверства, жестокости его мучителей:

«С чистым сердцем и непритворной верой я отрекаюсь, проклинаю и ненавижу мое заблуждение и ересь и вообще всякое заблуждение и мнение, противное святой церкви. И клянусь, что в будущем ничего не буду говорить или утверждать словесно или письменно, что может навлечь на меня такие же подозрения. Но если буду осведомлен о каком-либо еретике или подозреваемом в ереси, то донесу о нем этому святому судилищу или инквизитору того округа, где буду находиться».

Из инквизиционной тюрьмы Галилея перевели под строгий домашний арест в маленьком городке близ Флоренции. Там и закончил свои дни великий ученый.

Большое и полное торжество идей Коперника принесла новая механика – наука, фундамент которой заложил Галилей и гениально развил затем Исаак Ньютон (1643–1727).

Свои «Беседы и Математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей знания», Галилей, узник инквизиции, не мог издать на родине. Они вышли в свет в Голландии в 1638 году, за четыре года до кончины тосканца. Книга эта – первый набросок современной, свободной от схоластики и основанной на опыте механики.

В «Беседах» Галилей писал: «Мы даем здесь основания учения, совершенно нового, о предмете столь же древнем, как мир. Движение есть явление, по-видимому, всем знакомое. Несмотря на то, что философы написали об этом предмете множество толстых томов, важнейшие свойства движения остаются все же неизвестными… Наша работа послужит основанием науки, которую великие умы разработают обширнее».

Галилей был первым в ряду тех, кто установил незыблемо, что загадка» небесных движений решается на основе законов механики, приложимых к небесным телам совершенно так же, как и к телам земным.

Ньютон окончательно закрепил новые воззрения на два основных элемента механики: массу и силу. Он дал законченное выражение галилеевским законам движения и увенчал свои труды в области механики всеобъемлющим законом – всемирного тяготения.

Это Ньютоново открытие пролило яркий свет на природу небесных движений: причина бега небесных светил, над которой задумывался еще Коперник, оказывалась столь же простой, как и причина падения плода с дерева. To была все та же механическая сила, не нуждавшаяся ни в каких сверхъестественных свойствах.

Гелиоцентрическая система Коперника, законы планетных обращений Кеплера, законы движения Галилея и, наконец, закон всемирного тяготения Ньютона – вот четыре ступени, по которым человеческий разум медленно поднялся к полному пониманию планетных движений.

Начало этому подъему к высотам познания вселенной было заложено трудами великого славянского ученого Николая Коперника.