Текст книги "Колумб"

Автор книги: Григорий Ревзин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Подготовка к плаванию

Королевский нотариус маленького андалузского порта Палоса трижды огласил в городском управлении указ королевы Изабеллы, данный 30 апреля 1492 года. Королева повелевала «в наказание Палоса за провинности перед короной» немедленно реквизировать три лучших судна, имеющихся у порта, и подготовить их вместе с экипажами к дальнему плаванию. Палосцы были недовольны предписанием королевы. Когда же дознались, что корабли будут отправлены в западную часть океана, ужаснулись самые смелые из моряков порта. Короли властны отнять у нас, говорили они, наши каравеллы, но даже им не заставить крещеного морехода пуститься в подобное плавание. Лучше уж сложить голову в бою или, на худой конец, умереть с голоду, чем подвергнуться бедствиям этого безумного предприятия.

Мирной жизни городка пришел конец. Судовладельцы сговаривались не выполнять королевского указа, грозившего верной гибелью их судам. Матросские жены бегали из дома в дом, разнося страшную новость. В портовых кабаках матросы подстрекали друг друга к неповиновению. Старики вспоминали беды, постигавшие мореходов к западу от Азорских островов.

Вспоминали о том, что корабли якобы встречали там скалы, притягивающие к себе железо. Словно тысячи клещей впивались в корпус судна. В один миг все гвозди и скрепы пулей вылетали к скалам, а судно рассыпалось среди моря на части. Еще хуже приходилось, по словам стариков, тем, кто попадал в подводные леса, снизу опутывавшие каравеллы своими ветвями. Много таких каравелл, населенных скелетами, гниет там в воде.

Общую неприязнь вызвал появившийся в Палосе одновременно с королевским указом иностранец, именовавший себя адмиралом Кристобалем Колоном. Он заявил властям, что прибыл в порт по поручению королевы, чтобы стать во главе западной экспедиции. Этот человек заходил в кабаки, уговаривал матросов принять участие в плавании, но плохая кастильская речь иностранца и опасность предприятия отталкивали слушателей. Все сходились на том, что человек этот разве только в корыстных целях мог решиться на такое заведомо неосуществимое и гибельное дело.

Предприятие генуэзца замерло, натолкнувшись на неожиданное затруднение. Колумб обратился с жалобой к королеве. Последовал второй грозный приказ Изабеллы от 20 июня, налагавший на порт штраф за каждый день, проволочки и повелевавший городскому управлению Палоса немедленно взять силой нужные адмиралу суда с их экипажем. Наблюдать за исполнением королевских указаний прибыл придворный офицер Хуан Пеналоса.

Но и эти драконовы меры помогли лишь наполовину. Суда были взяты, но команды их взбунтовались и наотрез отказались участвовать в богопротивной затее. Не помогли и уговоры настоятеля Рабидского монастыря, почтенного Маркены. Создалось тяжелое положение, походившее на мятеж.

Волнения, потрясавшие маленький Палос, позволяют оценить всю смелость и новизну колумбова предприятия. Даже люди, всю жизнь связанные с морем, не могли вообразить себе столь дерзкого плавания и считали его затеей чудовищной и противоестественной.

Пеналоса прибег к крайним средствам. Он издал приказ, приглашавший преступников наниматься на службу в матросы экспедиции, обещав полное прощение, независимо от тяжести совершенного злодеяния. Но и это не помогло. Охотников нашлось немного даже среди обитателей тюрем.

Колумб учел серьезность создавшегося положения. Пускаться в плавание с принудительно набранным экипажем было равносильно обречению на неудачу всего дела. Он обратился за помощью к семье Пинсонов. Пинсоны были лучшими шкиперами побережья. Старший из них, Мартин Пинсон, еще во время совещания в монастыре одобрил план Колумба и обещал ему денежную помощь. Теперь Колумб стал горячо просить Пинсона принять в экспедиции личное участие. Он даже обещал Мартину поделиться с ним возможными прибылями плавания. Когда пять членов семьи Пинсонов заявили о своем участии в колумбовом предприятии, настроение матросов переменилось. Под командой Мартина и его братьев им не раз приходилось бывать на море в тяжелейших положениях. Хотя плавание за Азорокие острова задумано потерявшими рассудок людьми и кончится плохо, но с такими капитанами, как Пинсоны, может быть, и удастся осуществить это рискованное предприятие.

Последнее препятствие, таким образом, отпало. В середине июля оснащение трех судов экспедиции близилось к концу. На якорях недалеко от берега покачивалась 280-тонная карака «Санта Мария». Она была самым крупным судном экспедиции. Ее корпус сплошь перекрывала палуба. «Санта Мария» сидела в воде глубоко и грузно. Рядом с нею стояла каравелла «Пинта» в 140 тонн. Это судно имело крытые помещения только на корме и на носу. Середина его была открыта, как в простой лодке. Каравелла «Нинья». («Малютка») в 100 тонн оправдывала свое имя – маленькая и грациозная, она легко скользила по волнам под треугольными парусами.

«Санта Мария», «Пинта» и «Нинья» вполне удовлетворили Колумба. Несомненно, это были лучшие суда, какими располагал Палое. Колумб издержал на экспедицию большую часть суммы в 1.140 тысяч мараведов, отпущенной ему королевской казной. Все ассигнование не превышало 6 тысяч золотых рублей. Израсходование такой суммы не могло причинить больших затруднений кастильскому казначейству. Поэтому рассказы о бриллиантах, будто бы заложенных королевой ради оснащения экспедиции, нужно отнести к поэтическим вымыслам.

«Санта Марию» должен был вести сам Колумб, начальник всей флотилии. Кормчим этого флагманского судна был назначен Хуан де ла Коса, его владелец, а штурманом – Санхо Руис. Капитаном «Пинты» согласился быть Мартин Алонсо Пинсон, кормчим его брат – Франсиско. Командовать «Ниньей» должен был третий из братьев Пинсон – Висенте Яньос, кормчим ее стал собственник каравеллы Хуан Ниньо.

Общее количество матросов, завербованных для экспедиции, достигло девяноста человек. Матросы из Паласа и близлежащих портов нанялись на «Пинту» и «Нинью» под команду Пинсонов. У Колумба на «Санта Марии» оказался разношерстный сброд, обещавший мало хорошего. Вся экспедиция насчитывала сто двадцать человек. В числе отплывающих были королевский нотариус, врач, знаток горного дела, историк, небольшой воинский отряд, слуги. Как это ни странно для тех времен, Колумб не взял ни одного священника. Зато не забыли переводчика – крещеного еврея, знавшего латинский, греческий, еврейский, арабский, коптский и армянский языки. На него возлагалась ответственная задача посредничества между Колумбам и монгольским ханом. Королева передала Колумбу для вручения Великому Хану длинное, составленное в торжественных выражениях, послание. В нем Изабелла красноречиво доказывала превосходство христианства над язычеством и приглашала Хана и его подданных принять крещение.

Незадолго до отплытия Колумб обещал от имени Изабеллы годовую ренту в 10 тысяч мараведов тому из участников плавания, кто первый увидит землю Индий.

Настал канун отплытия экспедиции. Еще раз проверили мачты, паруса, снасти. Отслужили молебен, окропили святой водой экипажи, корпуса судов. Можно было отправляться в путь. 2 августа вечером Колумб усердно бил поклоны в портовой церкви, а в кабаках царил пьяный разгул. Матросы, робевшие, как дети, перед ожидавшими их испытаниями, не выпускали из рук винных кружек. Когда подошло время посадки на борт, начались раздирающие сцены прощания матросов с их семьями и подругами. Над отплывающими причитали, как над покойниками.

3 августа 1492 года, за полчаса до восхода солнца, маленькая флотилия снялась с якоря, подняла паруса и, обогнув Сальтскую косу, медленно вышла в открытый океан.

ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ

Первое плавание

По выходе из Палоса Колумб взял курс на юго-запад, к Канарским островам – единственному крупному архипелагу, принадлежавшему испанцам. На Канарских островах он намеревался запастись свежим провиантом, прежде чем двинуться в неизведанную даль океана.

Приподнятое настроение Колумба совершенно не соответствовало душевному состоянию его экипажа. Не успели скрыться из виду берега Испании, как люди на борту впали в уныние. Прежние страхи овладели ими с новой силой. Только боязнь сурового наказания удерживала многих из них от дезертирства.

На третий день после выхода из порта «Пинта» подала сигнал бедствия. Ее руль был поврежден, и судно не могло двигаться дальше. Колумб заподозрил двух владельцев, входивших в состав экипажа, в умышленном повреждении каравеллы. Это, думал он, несомненно проделка этих негодяев, подстроенная для того, чтобы заставить бросить «Пинту» в самом начале. Но ухищрение судовладельцев оказалось тщетным. Ловкому Мартину Пинсону удалось закрепить канатами выбитый руль. Все три судна эскадры двинулись дальше.

Все же «Пинта» не могла плыть с прежней скоростью. Она задерживала всю экспедицию. Колумб решил подыскать на Канарских островах взамен «Пинты» другую каравеллу. Но он обманулся в своих расчетах. Никакие посулы не могли завлечь судовладельцев к столь рискованное предприятие. Пришлось заняться серьезной починкой поврежденной каравеллы – приделать новый руль. Заодно адмирал решил улучшить мореходные качества «Ниньи», отстававшей в пути из-за малых парусов. На ней поставили большие четырехугольные паруса. Непредвиденная задержка отняла три недели. Маленькая эскадра двинулась в дальнейший путь только в конце августа.

В то время, когда суда проходили мимо острова Тенерифа, мощный его вулкан стал извергать лаву и пламя. Весь небосвод был охвачен багрово-красным заревом, берег и даже море сотрясались от подземного гула. Многие матросы, никогда не видевшие извержения вулкана, были подавлены грозной картиной. Суеверные моряки восприняли это явление природы, как предостережение безумцам, покидающим старые земли ради поисков в неизвестности. Это было, говорили они, дурное предзнаменование.

Колумб успокаивал, как мог, свою команду, рассказывал об Этне, приводил в свидетели видевших раньше извержения сицилийского вулкана. Но доводы рассудка не доходили до людей, искавших во всем лишь подтверждения своим страхам. Матросы несколько успокоились лишь после того, как суда потеряли вулкан из виду.

В последний раз перед отплытием в направлении Индий эскадра остановилась у острова Гомеры. Здесь запаслись пресной водой и свежим продовольствием. Жители донесли адмиралу, что к западу от острова крейсируют три португальских судна. Это могла быть ловушка со стороны Жоаньо II, проведавшего о снаряженной испанцами экспедиции и решившего помешать плаванию. Такие опасения были и у кастильских королей, давших Колумбу перед отплытием особое по-веление не заходить по пути в Португалию и еë островные владения.

Колумб допускал возможность захвата и насильственного увода его судов. Он поспешил поэтому поскорее сняться с якоря и выйти в открытое море.

6 сентября эскадра оставила. Гомеру, а через три дня прошла мимо острова Ферро – крайнего западного пункта архипелага. Экспедиция покинула последний клочок «известного мира». Впереди расстилался безбрежный, незнакомый океан.

Когда скрылся Ферро, команду «Санта Марии» покинула последняя надежда на какое-нибудь непредвиденное препятствие в плавании. Матросами овладела апатия. Целые дни валялись они на палубе, поднимаясь изредка лишь для того, чтобы время от времени осмотреть окружавшую корабль водную пустыню.

Всеми доступными ему средствами старался Колумб приободрить свой экипаж. Он сходил с капитанского мостика на палубу, собирал команду для бесед о странах, куда они скоро приплывут, говорил о богатстве, ожидавшем каждого из матросов. Но в людях, охваченных страхом смерти, трудно было пробудить даже алчность.

Адмирал понимал всю опасность постепенной деморализации матросов, вызванной безделием и падением дисциплины. С подобной командой на борту судно погибло бы при первом серьезном шторме. Но Колумб остерегался прибегать к крутым мерам, потому что принуждение могло вызвать бунт.

К счастью, флотилия плыла по пути, который впоследствии был назван испанцами «Дорогой дам». В этих широтах почти не бывает морских бурь, и плывущие на запад суда все время находятся в зоне попутных ветров. Очень редко приходится переставлять паруса, и команда кораблей подолгу свободна от самых тяжелых работ.

На «Пинте» и «Нинье» поведение матросов было иным, чем на «Санта Марии». И здесь много было страхов и господствовала безнадежность, но Пинсоны умели держать своих людей в узде, заставлять их работать и беспрекословно подчиняться.

Несмотря на все огорчения, причиняемые Колумбу командой, он был очень бодр и уверенно вел экспедицию вперед. Каждое утро извлекал он карту Тосканелли и определял положение судов, дальнейший курс и остающееся до азиатских берегов расстояние. Ему не приходилось итти вперед ощупью – перед ним была разработанная во всех деталях морская трасса. Еще перед отплытием из Гомеры он дал капитанам «Пинты» и «Ниньи» указание: в случае бури, если бы капитаны потеряли между собою связь, они должны следовать 700 лиг прямо на запад, а затем лечь в дрейф и ожидать подхода флагманского судна. 700 лиг, по карте Тосканелли, как раз соответствовали расстоянию до Чипанго.

В начале плавания Колумб завел на флагманском судне шканцевый журнал, в который ежедневно заносил длину пути, пройденного за истекшие сутки. Однако на «Санта Марии» был не один, а два журнала. Один из них Колумб вел секретно только для себя. В него адмирал вписывал действительные длины пройденных расстояний, как он определял их из собственных наблюдений. Во второй журнал, доступный экипажу, Колумб изо дня в день вписывал преуменьшенные величины. Так, например, 10 сентября, когда прошли по оценке Колумба 60 лиг, он вписал во второй журнал только 48, при 20 лигах отметил только 16.

Этим Колумб стремился, видимо, несколько успокоить своих подчиненных, создать у них иллюзию близости покинутых берегов.

13 сентября, в 200 лигах от Ферро, Колумб натолкнулся на необычайное явление природы. Стрелка корабельного компаса начала вдруг отклоняться от положенного ей направления. Вместо Полярной Звезды она стала показывать на пять с половиной градусов западнее. Колумб был поражен новым явлением и стал пристально изучать дальнейшее поведение компаса «Санта Марии». В течение следующих дней отклонение все возрастало.

Адмирала очень беспокоило впечатление, которое может произвести на команду таинственное расстройство главного навигационного прибора. Он надеялся скрыть это неприятное обстоятельство, но неправильное указание компаса было вскоре замечено лоцманами. Они рассказали об этом матросам. Снова со всех сторон стали раздаваться жалобы и ропот. Говорили, что флотилия вступила в часть океана, где законы природы перестали действовать. Каравеллы скоро лишатся возможности направлять свой путь и затеряются в бесконечных морских просторах.

Еще раз Колумб принялся успокаивать команду, уверять, что стрелка компаса попрежнему указывает точно на север. Изменила свое положение Полярная Звезда. Она сдвинулась по отношению к ушедшим далеко на запад судам экспедиции.

Импровизированное объяснение несколько успокоило матросов.

Колумб очень легко строил гипотезы, объясняя на свой лад встречавшиеся на его пути загадочные явления природы. В своих предложениях он иногда поднимался до научных догадок, представлявших большой интерес и ценность. Колумб был первым европейцем, наблюдавшим отклонение магнитной стрелки в западной Атлантике. Ему же первому пришла мысль об использовании этого явления для определения географических долгот.

14 сентября над кораблями появились птицы. Когда матросы узнали среди них цаплю, они стали радостно кричать, что земля должна быть близка. Колумб из карты Тосканелли знал, что до земли еще очень далеко, но не хотел разочаровывать своих людей.

Медленно проходили дни. Вокруг трех каравелл, скользивших по легкой зыби, расстилалась все та же водная пустыня под синим, безоблачным небом. Пассаты быстро гнали суда к западу. Они надували паруса, умеряли тропический зной. Но матросы не замечали окружавшего их великолепия. Они были охвачены разочарованием и печалью. Надежда на близость земли их обманула. К тому же они стали бояться и дующего без устали попутного ветра. Что если в этой части океана не бывает других ветров? Как вернутся они на родину?

Колумб ежедневно записывал в свой секретный журнал большие цифры пройденных расстояний и тут же рядом заносил восторженные заметки об окружающей природе. Целые страницы заполнял он красочными описаниями моря и неба, ясности воздуха, его приятной прохлады. Он сравнивал бодрящую свежесть, царствующую в этой части океана, с апрельскими утрами в Андалузии и сожалел, что для полного сходства не хватало только трелей соловья.

Никогда не покивавшее Колумба острое чувство природы было привлекательнейшей его чертой. Из дневников, писем и докладов Колумба можно выбрать увесистый том описаний, которые могли бы поспорить с лучшими страницами Руссо и Шатобриана. Труды генуэзца особенно привлекательны тем, что автор и не подозревал их литературных достоинств.

В средине сентября каравеллы стали встречать растения, плавающие на воде. Яркая зелень их служила волнующим напоминанием о земле. По мере движения судов вперед зеленые островки становились все больше и больше. Наконец, флотилия оказалась как бы на изумрудном лугу. Впервые люди Старого Континента увидели Саргассово море. Теперь матросы стали уже бояться, как бы суда не сели на эти зеленые мели и не были опутаны и окованы плавающими растениями. Колумб много раз бросал лот. Море здесь было глубоко, и это успокаивало команду. Но шум растений, задеваемых корпусом «Санта Марии», еще в течение многих дней продолжал пугать матросов.

В один из этих дней на водорослях нашли живого краба. По общему мнению, он забрался сюда с суши. Близость ее подтвердили и трясогузки, пролетевшие над судном. Настроение команды снова поднялось. Колумб радовался, что общее уныние сменилось оживлением, и не умерял восторгов.

Теперь команды судов стали состязаться в скорости. Каждая из каравелл хотела первой подойти к земле. Быстроходнее всех была «Пинта». Подняв все паруса, она скоро вырвалась вперед.

19 сентября над флотилией пролетело множество птиц. На мачты «Санта Марии» сели два пеликана. Колумб решил, что каравеллы прошли мимо одного из нанесенных на карту Тосканелли островов – Антиллии или какого-нибудь другого, откуда и: прилетели эти птицы. Но целью Колумба были земли Индий. Он решил потому плыть вперед, не теряя времени на поиски этих островов.

Прошло еще несколько дней, и матросы «Санта Марии» убедились, что все признаки близости земли их обманули. Корабль изо дня в день все больше удалялся от Испании, не «встречая на своем пути ни одного островка. Снова стали громко раздаваться голоса ропота и недовольства. В отдаленных от капитанского мостика углах начали собираться по два-три человека, а затем и большие группы. Матросы возбуждали друг друга против Колумба – проклятого безумца, ради своих фантастических планов и жажды славы завлекшего их в эту водную пустыню. Они уже достаточно повиновались ему. Теперь надо силой повернуть судно и поплыть обратно к Канарским островам, пока еще оставалось достаточно воды и жизненных припасов.

Колумб будет жаловаться, но какое значение могут иметь жалобы этого иностранца?

Впрочем, спор между честолюбивым адмиралом и испанскими моряками можно решить и по-другому – выкинуть его за борт, а по прибытии на родину сказать, что он свалился в море во время астрономических наблюдений.

В эти дни Колумб старался держаться подальше от разбушевавшихся матросов. Он ухмылялся про себя при мысли, что команда потеряла терпение как раз к тому времени, когда экспедиция уже подходила к цели. Сколько ни прикидывал Колумб, он приходил к одному выводу: его маленькая флотилия находилась у окраин Азии. Тому порукой была карта.

25 сентября к флагманскому судну вплотную подошла «Пинта». Колумб долго совещался с Мартином Пинсоном. Оба сошлись на том, что экспедиция уже достигла долготы архипелага Тысячи Пряных островов и Чипанго.

Вечером того же дня Мартин Пинсон громко закричал с мостика «Пинты»: «Земля, земля! Сеньор, награда королевы принадлежит мне!» Пинсон показывал на юго-запад, где на горизонте виднелась темная черта. Началась общая радость. Колумб упал на колени. Команды трех судов затянули хвалебную молитву. Колумб велел переменить курс на юго-западный и итти навстречу замеченному берегу. Плыли всю ночь, а на утро, когда встало солнце, видение земли испарилось вместе с предрассветным туманом. Перед глазами отчаявшихся людей простиралась та же бескрайняя водная равнина. Надо было плыть дальше. По приказанию Колумба вся флотилия снова легла на западный курс.

Теперь вокруг судов носились стаи птиц. Признаки земли появлялись все чаще. На мачты садились пеликаны, над головами команды со щебетом носились мелкие пичуги. Даже наиболее мрачно настроенные моряки не могли не поддаться новой надежде.

Радуясь близкому окончанию плавания, матросы вспомнили о награде, обещанной королевой первому моряку, увидевшему землю. Они стали взлезать на мачты, усердно обозревать горизонт. При тихой ясной погоде низкие облака очень походили на отдаленный берег. То и дело раздавались крики: «Земля, земля!» Но то был лишь обман зрения. Чтобы покончить с этими ложными тревогами, Колумб объявил, что моряк, подавший ложный сигнал, лишается в дальнейшем права на получение награды.

1 октября лоцманы трех кораблей занялись подсчетом пройденного расстояния. Лоцман «Санта Марии» определил путь, проделанный от Канарских островов, в 580 лиг. В колумбовом журнале, предназначенном для экипажа, значилось 584 лиги, а в тайном журнале – 707 лиг.

Спокойная уверенность в успехе плавания, не покидавшая Колумба со дня отплытия из Палоса, подвергалась теперь жестокому испытанию. Флотилия уже прошла расстояние до Чипанго, указанное Тосканелли, но до земли не добралась. Может быть, течения отнесли ее к югу или северу от правильного пути, и, оставив Японию в стороне, суда идут теперь прямо к Азиатскому материку?

Колумб как бы поменялся ролями со своей командой. Матросы верили в близость земли, адмирал был обескуражен.

6 октября вечером Мартин Алонсо Пинсон стал настаивать перед Колумбом на изменении курса судов. Он предложил взять направление на юго-запад. Туда летели птичьи стаи. Следуя за ними, флотилия придет к земле. Пинсон сослался на португальцев, нередко ориентировавшихся во время разведывательных плаваний на полет птиц. Но Колумб боялся сбиться с пути. Тосканелли в своем письме упорно подчеркивал необходимость следовать прямо на запад. Вопреки доводам Пинсона, Колумб приказал плыть дальше в западном направлении.

Наутро многим матросам показалась в отдалении длинная береговая линия. «Пинта» тотчас распустила паруса и умчалась вперед. Через некоторое время на ее мачте взвился флаг и грянул пушечный выстрел. Но радость длилась недолго – и на этот раз низкие утренние облака ввели моряков в заблуждение.

7 октября сбитый с толку Колумб решил последовать совету Пинсона и переменил курс. Над судами, поплывшими в юго-западном направлении, пролетали большие стаи воробьев. Трудно было допустить, чтобы эти слабые птицы долго держались вдали от суши. Несомненно, земля близка.

Три дня плыли корабли в новом направлении. Признаки земли становились все явственней. Стаи цапель, пеликанов, воробьев и других пернатых кружились над судами, обгоняли их в своем стремительном полете к югу. Воздух звенел от птичьего пенья. У борта каравелл резвились тунцы и дельфины. По воде носились свежевырванные травы, наполнявшие воздух ароматом. В своем дневнике Колумб в этот день записал: «Воздух был так приятен и благоухал, как апрельское утро в Севилье».

Близость земли с каждым часом становилась все более несомненной. Однако душевное состояние людей как раз в эти дни снова стало подавленным. Ничто уже не могло вызвать в матросах новый подъем духа. Слишком часто обманывались они в своих ожиданиях. Нервы их были вконец издерганы. Частые переходы от надежды к отчаянию толкали матросов на крайние поступки.

Долго назревавший бунт вспыхнул на «Санта Марии» 10 октября. Матросы окружили Колумба. Еще минута – и он будет сброшен в воду. Но несколько человек, не потерявших окончательно головы, воспротивились расправе. Без Колумба не найти обратной дороги. Надо заставить его самого повернуть назад.

В эти критические часы Колумб проявил большое мужество. Он стал взывать к здравому смыслу бунтовщиков. Продовольствия и воды на обратный путь не хватит. К тому же суда нуждаются в ремонте. При таком положении больше шансов на спасение в том, чтобы следовать дальше на запад.

Колумб был прав? – это ясно было всякому. Но его правота только усиливала ненависть к нему матросов.

Этот проклятый чужестранец завлек их в ловушку и теперь цепко держит в своих руках.

Долго еще бушевали матросы, грозили смертью виновнику всех бед. Колумбу трудно было спорить с ними, потому что он сам начал терять веру в свое дело. Еще накануне в разговоре со старшим Пинсоном он намекнул на возможную неудачу плавания и на предстоящий в таком случае поворот судов на восток.

Чем мог адмирал успокоить своих подчиненных? Если признаки близости земли не обманут меня и на этот раз, думал он, то суда должны достигнуть берега в ближайшие дни. Надо обещать команде повернуть назад, если в течение трех дней суда не подойдут к суше.

Предложение Колумба было принято матросами. Для них положение стало, наконец, ясным. Еще три дня, и «Санта Мария» поплывет навстречу Испании; кончится этот долгий, как тяжелый сон, путь в неизвестное.

11 октября мимо «Санта Марии» по воде пронеслась большая, свежеобломленная ветвь шиповника в цвету. Только злая воля могла теперь оспаривать очевидность приближения к берегу. Нет ли, однако, в этом дьявольского наваждения?

Вечером команда выслушала речь Колумба о проделанном плавании. Суда флотилии не претерпели ни одной бури. Благоприятные ветры несли каравеллы на своих крыльях. Сейчас они пришли, наконец, к своей великой цели. Возможно, что уже в ближайший день они увидят азиатский берег. Надо непрерывно наблюдать за горизонтом, сменять дозорных. Тому, кто первый увидит землю, Колумб, сверх королевской награды, обещал от себя шелковый плащ.

Открытия, сделанные Колумбом в его первом и втором путешествиях

11 октября после захода солнца Колумб велел переменить курс снова на западный. Он уже три ночи не смыкал глаз. Как заключенный в клетку зверь, метался он по узким мосткам. Воспаленные глаза на пылавшем, обветренном лице были прикованы к линии горизонта, где давно погас закат.

Колумб заметил вдруг движущуюся в ночном мраке отдаленную светящуюся точку… Что это – мерцание звезды или огонь на далеком берегу? Он подозвал Педро Гутьереса, указал ему на запад. Не видит ли он огня? Гутьерес долго приглядывался и затем утвердительно кивнул: да, он тоже видит свет. Тогда Колумб окликнул Родриго Санчеса и задал ему тот же вопрос. Но как ни пялил Санчес глаз, он не видел ничего в окружавшей судно тьме. Колумб и сам усумнился в виденном и решил не подавать сигнала.

Так проплыли еще четыре часа. В два часа пополуночи с шедшей впереди «Пинты» раздался пушечный выстрел. С верхушки ее мачты матрос Педро Триана увидел в неверном свете луны темный, низменный берег в двух лигах от корабля. На этот раз сомнений не могло быть. С берега доносились звуки, воздух наполнен был густым ароматом тропического леса. Суда убрали паруса и на виду у берега легли в дрейф до утра.

Все треволнения и страхи сразу покинули участников плавания. На смену им пришло лихорадочное ожидание рассвета. Никто не спал. Всякий жаждал поскорее ощутить под ногами твердую землю после тридцати семи дней, проведенных в томительном плавании. Солдаты чистили оружие, матросы чинили одежду. Адмирал привел их к землям Великого Хана, к стране чудес, где все богато и прекрасно. Надо постараться не уронить достоинство Кастилии перед монголами, закованными в золотые латы, осыпанные жемчугами и драгоценными каменьями.

Нетерпеливо вглядывался Колумб в темный берег, как бы стараясь сорвать с него покровы мрака. Увидит ли он при свете загорающегося дня раскрашенные башни буддийских пагод, а рядом с ними на море бесчисленные суда катайских купцов, груженные райским зерном (перцем), шафраном, амброй и ладаном? Или перед ними откроются окраины владений Хана, и солнце осветит залитые водою рисовые поля, возделываемые одетыми в шелк крестьянами?

В эту историческую ночь Колумб был охвачен радостным предчувствием великих дел, которые ему суждено совершить в будущем. Счастливое окончание плавания он воспринимал, как преддверие в жизнь, исполненную громкой славы и успехов. Генуэзец не мог знать, что он находится не в начале, а в конце своей исторической роли, что все его значение исчерпалось в тот момент, когда он привел к благополучному окончанию свое изумительное плавание, впервые соединившее Европу с новым западным континентом.

Для доброго имени этого человека было бы лучше не высаживаться на открытые им земли. Вся дальнейшая жизнь его будет лишь цепью жалких поступков и нагромождением бед, которые приведут его к печальному концу.

Прежде чем последовать за адмиралом на берег, скажем несколько слов о судьбе награды, обещанной Изабеллой первому, увидевшему землю. Матрос Педро Триана по возвращении в Испанию стал требовать присуждения ему ренты в 10 тысяч мараведов. Ни у кого не возникало сомнений в справедливости этого требования. Однако удовлетворению его воспротивился Колумб. «Землю, – заявил он, – первым увидел я».

Дело было передано в, суд. В то время звезда Колумба горела еще очень ярко, и судьи удовлетворили его домогательство. Триана был так потрясен причиненной ему несправедливостью, что скоро покинул Испанию, перебрался «а жительство в Марокко, где и принял магометанство. Очевидно, бедняга крепко не взлюбил бога, имя которого было постоянно на устах Колумба.