Текст книги "День чудес (Смешные сказки)"

Автор книги: Григорий Ягдфельд

Соавторы: Виктор Виткович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

16

Держа в глазу черную лупу, мастер Петушков склонился над столиком. Он разглядывал дамские часики величиной с божью коровку, которые принесла чинить какая-то гражданка из Костромы. Увидев в механизме порванный волосок, мастер усмехнулся: такие волоски делал мастер Джозеф Склют, переселившийся в 1893 году из Женевы в Ростов-на-Дону. Петушкову было приятно думать, как он скажет это гражданке из Костромы, когда та придет, и удивит ее своими познаниями.

Вдруг Петушков поднял глаза, будто его позвали. Он увидел мальчика; прижав нос к стеклу, мальчик не мигая глядел на мастера. Петушков поманил его пальцем.

И, когда Митя вошел, спросил:

– Тебе кого, мальчик?

– Нет… Я ошибся… – сказал Митя, глядя во все глаза на лупу, торчавшую из глаза мастера.

– А что ты думал? – с интересом спросил Петушков. – Можешь задать мне какой хочешь вопрос и на все получишь ответ!

– Я ищу старичка… Старый год… Не знаете, где он живет?

Мастер улыбнулся.

– Как же я могу не знать? Старый год?.. Там же, где Новый! – И, не задумываясь, почему-то указал на детский универмаг через улицу, где зажигались и гасли буквы «Все для Нового года!» – А зачем тебе?

– Да так… – уклончиво сказал Митя. – Я ищу одни часики… «Артель „Игрушка“, 1-й сорт…»

И Митя выбежал из мастерской. Часовой мастер вынул из глаза лупу, многозначительно сказал себе:

– Это неспроста… Маленький мальчик ищет Старый год… На башне бьют куранты… Время останавливается…

Он поднял палец вверх и задумался. Он знал все! Но с тех пор, как часы сошли с ума, он понял, что есть на свете тайна, на которую он не смог бы ответить ни себе, ни своим друзьям, ни той самой гражданке из Костромы, если бы она ни с того, ни с сего его об этом спросила.

А Митя уже вбежал в вертящиеся двери универмага. Магазин сверкал и гремел. На прилавке стояла елка, на ней висели цветные фонарики, балерины, грибы, стрекозы, почтовые ящички, золотые бумажные рыбы, куколки и жуки, хлопушки и звезды, флажки всех стран и флотов мира. Со всех сторон неслись звуки патефонных пластинок, кричали «уйди-уйди», звенели бубенчики, верещали свистульки. Кассы так щелкали и рычали, что удивительно, как их не боялись кассирши.

Митя пробирался среди всего этого гама, шума, писка, звона и толкотни. Над ним качались воздушные шары и фонарики.

Какой-то толстяк в енотовой шубе бил молоточком по детскому ксилофону, но ничего не было слышно, потому что только что кончился «золотой дождь» и покупательницы громко спрашивали, будет он еще или не будет.

Митя подошел к толстяку:

– Скажите, пожалуйста…

Но его тут же оттерли, и он чуть не опрокинул какого-то маленького мальчика. Этот мальчик держал в руках розовую бумажную гармошку, которая только что порвалась в его руках, и плакал. Его утешала мама. Она прикладывала себе к лицу маски: то ведьму, то поросенка, то трубочиста.

– Хочешь, Мишенька? – спрашивала она.

Но мальчик пугался еще сильнее и ревел.

– Тетя, – спросил Митя у нее, – вы не знаете, где найти Старый год?

Женщина махнула на него рукой и надела на себя маску тигра.

Через магазин со страдальческим выражением лица пробиралась продавщица, у которой на голове стоял ящик с серпантином и конфетти. Митя подпрыгнул и крикнул ей в ухо:

– Где найти Старый год?

Она повернулась вместе с ящиком и указала головой в угол зала.

Митя побежал мимо тортов (на них кремом было написано: «С Новым годом!»), мимо игрушечных саней и сервизных чашек (к ним были привязаны целлулоидные мешочки с драже), мимо новогодних наборов с бонбоньерками, перевязанными бумажными бантами.

В углу Митя увидел не меньше сотни дедов-морозов – от самых маленьких до самых больших. У них были мешки за плечами, они опирались на посохи; у всех блестели слюдой бороды.

Митя нырнул в толпу. И вынырнул у прилавка.

– Тетя! Тетя! Тетя!.. – кричал он продавщице, но она снимала красно-синие мячики с верхней полки и не обращала внимания.

– Тетя! – заорал Митя не своим голосом.

– Ну, что тебе?

– Мне нужен Старый год! Там сказали, вы знаете…

– Что?

– Старый год! Он где-то здесь…

– Двугривенный, – сказала продавщица, наконец поняв, в чем дело. И сунула ему маленького деда-мороза.

– Мне не этого! – рассердился Митя. – Настоящего! – вернул ей деда-мороза и вышел на улицу.

17

Целых три часа бродил Митя по городу, заглядывая куда попало. Он побывал у стен древнего Ярославского кремля и у речки Которосли, где городские мальчишки катались на коньках, и сунул свой нос даже в планетарий. Но Старого года нигде не было.

На город уже опустились сумерки, в сером зимнем вечере зажглись огни праздничных витрин, над парадными замерцали лампочки, закрытые сетками, словно намордниками. Засветились на перекрестке электрические часы; стрелки на них то и дело подскакивали еще дальше, еще ближе к концу года. Вокруг продолжалась праздничная суматоха.

Митя остановился перед милиционером-регулировщиком, сидевшим в стеклянной будке, и уже открыл рот, чтобы спросить его, где Старый год, как вдруг увидел фигуры двух снежных баб – Продажной и Бумажной.

– Они, – прошептал Митя и, крадучись, пошел за ними.

Бабы спешили к Знаменским воротам, над которыми в вечернем небе вырисовывались зубцы древней башни.

Возле самой башни на тротуаре валялись кучи снега, сброшенного с крыши. Его сгребал лопатой дворник и швырял в машину-снеготопку, в которой горел огонь, а с другой стороны вытекала грязная вода, исчезая в решетке люка.

– Что это? – спросила со страхом одна снежная баба другую.

– Тсс… Только не показывай, что боишься.

И они юркнули под каменные своды ворот, оклеенных пестрыми новогодними афишами о елках и кукольных представлениях. Митя увидел, как бабы исчезли в низенькой незаметной двери, и нырнул за ними.

Они шагали по крутым каменным ступеням темной винтовой лестницы, окутанной ядовитой сыростью. Дыхание баб от пустоты лестницы сделалось громовым.

Задрав голову, Митя почти не дыша крался за ними. Вдруг раздались проклятия и грохот: это Продажная душа налетела в темноте на дамский велосипед; он упал на баб, и они с визгом покатились вниз, чуть не свалившись на Митю, который едва успел спрятаться за выступ.

Ощупав сначала себя, потом велосипед, бабы встали.

– Мой велосипед! – взвизгнула Продажная душа. – Значит, Черная тут! – И, поставив велосипед на заднее колесо, прислонив его к стенке, бабы ринулись наверх. Митя – за ними. Обе враз – своими двумя головами – бабы подняли люк и, увидев старичка, начали кричать:

– Она нас надула!.. Украла сердце!..

Они влезли в башню. Продажная душа орала:

– Видала воровок! Сама воровка! Но таких!..

Бумажная душа визжала:

– Я ей покажу! Я про нее напишу волшебными чернилами..

Митя слышал это сквозь щель люка. Но люк захлопнулся, и хотя вопли и крики продолжались, мальчик уже не разбирал слов. Он остался один на темной лестнице. Мите стало страшно. Ему захотелось домой к маме! Но Митя был храбрый мальчик. К тому же рядом с люком, чуть в стороне, он заметил совсем маленькую чугунную дверь, закрытую снаружи заржавленной задвижкой. А когда настоящие мальчики видят заржавленные задвижки, они непременно их открывают, чтобы узнать, что там.

Обеими руками Митя уцепился за задвижку и, налегая всем телом, открыл. Потом толкнул дверцу. Оказалось: еще выше вела совсем крутая, похожая на штопор, чугунная винтовая лестница. И откуда-то сверху слышалось мерное и хриплое дыхание какого-то чудовища. Митя собрался бежать, но вспомнил о Лёле и о ее сердце и полез наверх.

Он увидел перед собой огромные зубчатые колеса; некоторые двигались, а некоторые как будто стояли. Стало ясно: это хрипело не чудовище, а старинные башенные часы! Сквозь их громовое тиканье Митя опять услышал вопли снежных баб.

Мальчик осторожно пошел по колесам, стараясь не попадать на зубцы. Потом лег на самое толстое и самое неподвижное колесо и, обхватив его обеими руками, просунул голову вниз. Он увидел сверху картину, которую маятник то открывал, то закрывал.

Продажная душа и Бумажная душа кричали что-то невообразимое, захлебываясь в угрозах и жалобах. Наконец Старый год ударил рукой по столу, и все стихло.

– Черная душа, – спросил он, – чего они хотят?

Черная душа коварно улыбнулась:

– Они…

Но Бумажная и Продажная души испуганно заорали:

– Не мы, она сказала: «Да здравствует Новый год».

Старичок не расслышал:

– Да здравствует кто?!

Продажная и Бумажная души отступили, пытаясь спрятаться друг за друга, пока не ударились об стенку.

– Видите, с кем имеете дело, – сказала Черная душа.

– Вижу, – саркастически сказал Старый год. – Противно на вас всех смотреть…

Он снял с сосуда фарфоровую крышку. И Митя ахнул, увидев сердце Лёли в какой-то жидкости.

Бумажная и Продажная души вытянули головы и тоже заглянули в сосуд, где лежали часики.

Полюбовавшись, старичок опять прикрыл сосуд фарфоровой крышкой и стал рассказывать бабам:

– Эти часики тысячу лет назад, сделал Антонио Сегеди. Он делал их всю жизнь! Днем Антонио Сегеди был инквизитором и пытал поэтов, алхимиков и часовых дел мастеров. А по ночам, запершись в башне, Антонио выращивал белые лилии и делал вечные часы на семи философских камнях – вот эти самые! А чтобы не попасть за свои часы на костер инквизиции, он написал на них: «Артель „Игрушка“, 1-й сорт».

Продажная душа мечтательно вздохнула:

– Эх, если бы такие часы продать…

Старый год мрачно взглянул на нее.

– Да-а… Если бы твоя воля, ты бы распродала все на свете! Даже звезды в небе. Даже муравьев по штуке.

– Будьте спокойны, – самодовольно сказала Продажная душа. – Муравьев я бы дешево не отдала. У них спирт.

– Замолчи! – сказал Старый год.

Он уселся и удовлетворенно вздохнул.

– Да-а, сегодня, 31 декабря, эти часы исчезнут из мира и время остановится. Обсудим, какой будет мир, в котором время стоит. Ваши предложения?

Митя увидел, как Бумажная душа подняла руку:

– Можно мне?

Она встала и, мерно стуча карандашом по столу, начала:

– Предлагаю: а) уничтожить все календари на новый год, б) отпечатать 31 декабря 365 раз, чтобы, когда отрывают листок календаря, всегда было 31-е, в) образовать комиссию по ликвидации слов: «час, сейчас, тотчас, подчас», а также выражений: «который час», «не ровен час», «стоять на часах», «не по дням, а по часам», «час от часу не легче», «калиф на час», «в добрый час», «без году неделя» и тому подобных…

Старый год удовлетворенно кивнул.

– Начинается золотой век! – льстиво сказала Бумажная.

– Какой век! – крикнул Старый год. – Никакого века!

– Ах да, раз года не будет, то не будет и века, – сказала Бумажная душа. – Я позабыла.

– Странная забывчивость! – сказала Черная душа и многозначительно посмотрела на старичка.

Старый год продолжал:

– Ни века, ни года, ни месяца, ни дня, ни часа, ни минуты, ни секунды!..

Глядя сверху, Митя зевал. Ему было скучно, и, кроме того, он отсидел ногу. Митя переменил ногу и, потеряв терпение, спросил:

– А как же исправить двойку в четверти?

Внизу воцарилось молчание. Все поглядели друг на друга.

– Кто сказал «двойка в четверти»? – спросил Старый год.

Бабы оторопело молчали. Старичок сказал:

– На всякий случай разъясняю: двойка в четверти останется навсегда!

Черная душа захихикала, потирая руки:

– Значит, школьники останутся на второй год?

– Сколько раз вам повторять! – закричал старичок. – Никакого второго года не будет! Ни второго, ни третьего, ни сто двадцать третьего!

Со злостью он открыл фарфоровую крышку и, отвернув лицо, начал сливать в угол башни на старый мраморный пол адскую жидкость. И пол зашипел, бурый дым взлетел тучей, так что бабы шарахнулись и зачихали; но они не сказали друг другу «будьте здоровы» – вот какие они были злые! А мраморный пол в углу башни покоробился, пошел пузырями и стал похож не на мрамор, а на ржавое решето.

Когда дым рассеялся, Митя, свесив голову с потолка, увидел, как бабы нагнулись над часиками, чуть не столкнувшись ледяными лбами. Часы шли.

– Идут, будь они прокляты! – проворчал Старый год. – Но я знаю, что делать. Есть один часовой мастер…

Обтерев часики газетой, старичок завернул их в платок: «Ждать меня тут!» – открыл люк и скрылся. Увидев на лестнице, что чугунная дверца открыта, Старый год мимоходом запер ее на задвижку и стал спускаться дальше.

В это время Митя между колес башенных часов ползком пробирался к той же дверце. Он скатился вниз, по чугунной лестнице, упираясь ладонями в промерзшие стены, и толкнул чугунную дверцу. Она обжигала пальцы холодом, но не поддавалась. Митя понял: закрыта снаружи! Он попробовал ее сломать, тряс, дул на пальцы и снова тряс, – ничего не вышло. Тогда Митя в отчаянии опять полез наверх.

18

Ища разгадку, мучившей его тайны, мастер Петушков читал энциклопедию. Он начал читать ее с конца, чтобы скорее добраться до сути, и уже дошел до слова «Юпитер» – планета солнечной системы, бог в древнем Риме и осветительный прибор на киностудии, – когда в часовой мастерской задумчиво забили большие часы, им ответили поменьше – со всех стен и из всех углов, перекликаясь тоненькими, шипящими, хриплыми и звонкими голосами. И едва на всех часах замер самый последний – девятый удар, в мастерскую вошел старичок в пыжиковой ушанке, замотанной башлыком, и в шубе.

Отряхнувшись от снега, он подошел к мастеру и положил перед ним часики. Не глядя, мастер взял их и стал слушать. Они шли, звонко чеканя мгновения.

– Спешат! – определил мастер.

– Нет.

– Отстают?!

– Нет.

– Ага, вы хотите сменить циферблат, – догадался мастер.

– Нет.

– Вы пришли их чинить? – рассердился Петушков.

– Нет, остановить.

Петушков поднял глаза на клиента и узнал старичка из башни. Мастер пристально посмотрел на него: старичок не шутил! Тогда Петушков опять опустил глаза на часы и начал рассматривать их через лупу. «Артель „Игрушка“, 1-й сорт», – прочел он и обмер, почувствовав, что находится на волосок от какой-то ужасной тайны.

Клиент сказал доверительно:

– Я пробовал их остановить сам. Я опускал их даже в азотную кислоту. Но они не останавливаются.

Мастер еще раз посмотрел на старичка и, стараясь сохранить спокойный вид, сказал:

– Хорошо, я их остановлю. Приходите второго января.

– Поздно. Их надо остановить сегодня. Я не могу ждать.

Не решаясь поднять глаза на клиента, Петушков вынул квитанцию, где было написано: «Артель „Точное время“».

– Фамилия? – спросил он.

– Не имеет значения, – сказал старичок.

Петушков помолчал. Потом дрожащей рукой оторвал квитанцию.

– Семьдесят шесть копеек!

Старичок заплатил, аккуратно сложил квитанцию, спрятал ее и вышел.

Мастер вскочил и подбежал к окну, заставленному часами.

Шли прохожие, хлопьями падал снег. Старичок переходил улицу не торопясь, не обращая внимания на машины, которые, чуть не налетев на него, с визгом тормозили.

И Петушков вспомнил про мальчишку: он спрашивал как раз об этих часиках. Мало того, он искал старичка, которого называл «Старый год». «Неужели, – подумал мастер, – этот старичок и есть Старый год!» Первый раз в жизни часовой мастер Петушков так близко прикоснулся к тайне идущего времени!

«Надо найти мальчишку», – нервно подумал мастер и повернулся к прилавку. Он открыл игрушечные часики, вставил в глаз лупу и от изумления оцепенел. Он увидел то, чего не видал никогда ни один мастер на свете: часовой механизм на семи философских камнях!

19

Сидя на огромном зубчатом колесе, Митя смотрел вниз. Он видел, как Черная душа дружелюбно протянула руку Продажной и Бумажной.

– Ну, виновата… – сказала она. – Ну, мир… Ну, с кем не бывает…

– С нами не было, – проворчала Бумажная душа.

Продажная подхватила:

– Я понимаю – недоплатить, взять втрое дороже, но чтобы такую подлость…

Черная душа оглядела быстрым взглядом углы и поманила баб пальцем. Бабы недоверчиво приблизились.

– Девочки, – сказала Черная душа проникновенно. – Наш старикан выжил из ума. Но без него нам будет худо: придет весна, и солнце нас – хлюп, хлюп! – Она игриво ткнула в бок Бумажную душу, которая чопорно отодвинулась. – И потом – наш старикан слишком жалостливый. С таким пропадешь. Поэтому предлагаю: как только старикан остановит время, запрем его в эту развалину и будем сами править миром от его имени!

Митя слушал, боясь пропустить слово, и нечаянно уронил варежку. Варежка мазнула по носу Черную душу, бабы отскочили. А Митя спрятался ни жив ни мертв.

Бабы посмотрели друг на друга, потом наверх.

– Там кто-то сидит, – прошептала Бумажная душа.

Они помолчали.

– Кому там сидеть, – сказала Черная душа. – Наверно, свалилась из вороньего гнезда.

Продажная душа кивнула:

– Все вороны – воровки. Как-то раз они стащили у меня губную помаду.

И бабы успокоились.

– Значит, мир? – спросила Черная душа.

– Мир, – ответили бабы и подали ей руки.

– Сейчас бы музыку! – сказала сентиментально Черная душа. – Так все хорошо!

– Есть музыка, – сказала Продажная душа.

Она вынула золотые часы, завела и положила на стол. Часы заиграли старинную кадриль. Слегка подтанцовывая. Черная душа подошла к низкому оконному проему и выглянула на улицу.

Ярко горели уличные фонари, прохожие спешили под мягкими хлопьями снега. Поднимался легкий дымок над снеготопкой внизу. А через площадь к башне шел Старый год.

– Девочки! – закричала Черная душа. – Поглядите на старикана!

Бумажная и Продажная души подошли; она обняла их за плечи, и все трое они нагнулись над улицей.

– Какая замечательная вещь – дружба! – взволнованно сказала Черная душа и вдруг резким движением столкнула обеих баб на улицу. Митя с ужасом отшатнулся в глубь механизма.

Старый год как раз подходил к тротуару, когда ему на голову свалились два сугроба снега, развалившись на куски, обдав его с ног до головы снежной пылью.

– Э-эй! – закричал дворник, грозя метлой кому-то на крыше.

Старый год проворчал:

– Сбрасываете снег с крыш – надо предупреждать!

Тут он увидел в снежной пыли сердца баб – обрывок, старинного заявления с сургучной печатью и копейку, подобрал их, мрачно сунул в карман и ускорил шаг.

А дворник широкой деревянной лопатой стал сгребать упавший снег и швырять в снеготопку.

Услышав шаги старичка, Черная душа схватила со стола золотые часы с музыкой, спрятала в карман и приняла самый невинный вид, какой только можно при картофельных глазах и морковном носе. Старый год вылез из люка. Безмолвно он протянул на ладони обрывок старинного заявления, монетку и посмотрел бабе в глаза.

– Измена, – сказала Черная душа, не опуская глаз. – Они хотели тебя убить.

Митя никогда в жизни не слышал еще такой лжи. Он скатился с большого колеса на маленькое. Раздался треск, и часы остановились. Остановились громадные башенные часы! Наступила мертвая тишина.

Позабыв обо всем, Старый год бросил сердца своих баб.

– Кажется, остановилось время, – прошептал он.

– Неужели? – ахнула Черная душа.

– Остановилось! – сказал Старый год и со слезами на глазах обнялся с Черной душой.

Маятник качался все медленнее, потому что Митин валенок застрял между колесами. Но Старый год этого не знал.

– Молодец мастер, – сказал он, когда маятник совсем замер. – Он достойный наследник Антонио Сегеди. Я назначу его главным хранителем Мертвых маятников!

Черная душа была практичнее Старого года, она напомнила:

– Пока все-таки надо забрать у мастера часики. А то мало ли…

Старичок кивнул и вместе с Черной душой исчез в люке.

Митя рванулся за ними. Не тут-то было! Зубчатое колесо крепко вцепилось в валенок. Митя вынул из валенка ногу и изо всех сил начал тащить свой валенок из-под зубцов. Вырвав несколько кусков войлока, башенные часы, наконец, отпустили валенок и пошли. Тогда Митя по качающемуся маятнику скатился в башню и нырнул в люк.

20

Выбежав на улицу, Митя сразу увидел старичка и Черную душу. Они бежали к часовой мастерской, возле которой стоял мастер, вешая на дверь замок.

Мастер тоже заметил подбегающего старичка, а за ним какую-то странную фигуру, и пустился бежать.

– Стой! Стой! – закричал старичок и кинулся следом.

Митя помчался за ними. Пробегая мимо мастерской, он заметил объявление: «Мастерская закрыта до 2 января».

– Стой! – заорала Черная душа.

Митя несся позади, поправляя на ходу порванный валенок. Вдруг гулко ударили башенные часы. Старый год и Черная душа посмотрели изумленно наверх. И кинулись за мастером еще быстрее.

Но Петушков знал, куда бежал. Он юркнул в детский универмаг и скрылся в праздничной толпе. Покупатели с удивлением оглядывались, когда какой-то старичок и толстая ряженая дама, толкаясь, влетели в универмаг, а за ними – маленький мальчик.

Митю опять оглушили звуки патефонов, вокруг вопили свистульки «уйди-уйди», звенели бубенчики. Магазин сверкал и гремел. Подскакивая, мальчик следил за Старым годом. Он видел, как старичок и баба заглядывали во все углы. Баба наткнулась на елку, и на нее посыпался «серебряный дождь».

А Старый год, лихорадочно заглядывая в лица всем мужчинам, бежал быстрее, быстрее. И вдруг остановился, схватившись рукой за грудь, и облокотился о прилавок. У него звенело в ушах, в глазах плавали радужные круги, в бороде запуталось конфетти.

– Что вы стоите?! – шипела Черная душа. – Он уйдет, и все пропало!

Старый год стоял, странно улыбаясь. Он слышал обрывки разговоров:

– …Для меня старый год был неплох, особенно к концу, – сказал какой-то толстяк.

– …Я никогда не забуду этот год, – тихо сказал молодой человек девушке в фиолетовой шапочке. – В этом году я тебя встретил…

Черная душа бесновалась:

– Он уйдет, и все будет кончено! Остались считанные часы!

Старый год двинулся, прошел в толкотне несколько шагов и опять остановился.

Митя следил за ними. Когда Черная душа повернулась в его сторону, мальчик попятился и налетел на часового мастера, который притаился за елкой. Оба испугались.

– Ай! – вскрикнул Петушков.

Митя прошептал:

– Это вы?!

– Ты ищешь часы, – сказал Петушков. – Вот они «Артель „Игрушка“, 1-й сорт»! – И сунул Мите часики: – Беги!

Мастер уже знал все, что случилось. Ведь он целых пять минут рассматривал в часиках философские камни. А стоит посмотреть на них, и уже все знаешь – что было и что будет. Потому-то эти камни и называют не как-нибудь, а философскими! Так что удивляться нечего.

Зажав часики в кулаке, Митя нырнул в толпу и выскочил вон из универмага.

А Старый год все еще стоял у прилавка. Какой-то гражданин в высокой боярской шапке шел мимо животом вперед, прижимая к себе портфель, из которого торчало не меньше шестнадцати бутылок.

– Скорей! – крикнул он приятелю, который через плечи толпы спрашивал у продавщицы, не кончились ли хлопушки. – Ну, скорей же!

– Чего ты спешишь? – обернулся тот. – До Нового года еще вагон времени.

– Пока будут зажигать елку и всякое такое, нам надо успеть проводить старый год, – подмигнул человек в боярской шапке. – Чтоб старик на нас не обижался…

Старый год грустно улыбнулся. Около него появилась Черная душа.

– Нигде нет!

Она задыхалась.

Старый год побарабанил пальцами по прилавку, взял в руки калейдоскоп, который только что рассматривали другие, и поднес к глазу. Волшебные разноцветные сочетания загорелись в трубке: целое мироздание желтых, зеленых, синих, оранжевых огней. Они никогда не повторялись, и это чем-то было похоже на звездное небо из какой-то таинственной и еще не сочиненной сказки.

– Целый год живу, – восторженно сказал Старый год, – а не знал, что есть на свете такая прекрасная вещь!

– Что вы делаете?! – в отчаянии закричала Черная душа. – Мы же пропадаем!

Старый год меланхолически опустил калейдоскоп.

– Я останусь здесь до закрытия магазина.

– А потом?! – взвизгнула Черная душа.

– А потом все равно, – сказал Старый год и поднес калейдоскоп к глазам.

Черная душа плюнула:

– Ну и пропадай!

И помчалась к выходу. А Старый год смотрел в калейдоскоп, радовался разноцветной игре стеклышек и думал о течении времени.