Текст книги "Изгнание владыки"

Автор книги: Григорий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Глава двадцать вторая
ВНЕЗАПНОЕ РЕШЕНИЕ

На семью Денисовых обрушилось неожиданное горе. Валерий, старший брат Ирины и Димы, пропал без вести.

Три дня назад он вылетел в пробный полет на новом геликоптере собственной конструкции из Воронежа, где работал уже три года на авиазаводе. Полет был на продолжительность и дальность по замкнутому кольцу: Воронеж—Архангельск—мыс Уэллен на Чукотке—Владивосток—Иркутск—Воронеж.

Через пять часов после старта, когда машина была уже в районе мыса, радиосвязь с ней неожиданно прервалась и больше не возобновлялась. Из поселка на мысе сообщили, что геликоптер не был замечен. Радиосвязь оборвалась на подходе машины к поселку, а жестокая пурга, внезапно разразившаяся в северной части Карского моря, может быть, не дала летчику возможности сбросить над поселком контрольные флажки.

Если в это время геликоптер держался в воздухе лишенный радиосвязи, то пурга могла сбить машину с курса, а вслед за тем и привести ее к гибели. Если это было так, то какова же судьба экипажа?

Дни проходили, а о геликоптере не поступало никаких сведений, несмотря на запросы, посланные из Москвы во все полярные порты, поселки, зимовки, на станции и на плавающие суда.

Надо было начать поиски пропавшей машины, но никто не знал, в каком месте она села или упала. Где случилось несчастье? Не долетая мыса, к западу от него? Следовательно, над Карским морем? Или, может быть, над одним из островов архипелага Северной Земли? Или где-нибудь дальше, на восток, над обширными пространствами моря Лаптевых?

Уже через сутки после прекращения радиосвязи с геликоптером пурга прекратилась так же внезапно, как и началась. Погода прояснилась, и с мыса немедленно поднялись в воздух для первого разведочного полета три геликоптера. За двое суток они облетели огромные пространства над льдами и чистыми водами морей вокруг Северной Земли, но никаких следов пропавшего геликоптера не обнаружили.

Машину Валерия вел известный полярный летчик Малышев.

На это обстоятельство особенно напирал Лавров за обеденным столом у Ирины, стараясь, насколько возможно, поддержать надежду в сердце девушки.

– Малышев – старый полярный волк, – говорил он. – Малышев в Арктике найдет выход из любого положения. Даже сев на воду, машина Валерия продержалась бы достаточно долго, чтобы люди смогли перейти на лед и перенести туда все необходимое для жизни…

Ирина, бледная, с темными кругами под глазами, страстно хотела и боялась верить словам Лаврова.

Дима, обычно шумный и говорливый, сейчас сидел за столом притихший, жадно слушал эти разговоры и лишь переводил внимательные черные глаза с Ирины на Сергея.

– От первого облета Северной Земли, – говорил Лавров, отрезая себе кусок пирога, – почти никаких результатов и нельзя было ожидать. Что значат три машины на район в десятки тысяч квадратных километров! Настоящие поиски начнутся через два—три дня, когда на базу, в поселок, перебросят десятки полярных геликоптеров, электроэнергию и продовольствие для них и они начнут систематически, по квадратам, обследовать и море и льды, каждую складку местности. Вот увидите, все кончится хорошо. Папанинцы в свое время с примусами и керосином благополучно провели на плавучей льдине десять месяцев. А в наше время, с электроаккумуляторами, в электрокомбинезонах, Валерий там устроится с полным комфортом!.. Ну простите, я спешу: у меня в ВАРе назначено совещание. Вечером я еще заеду.

Лавров кончил обед, так и не дотронувшись до пирога. Ирина только после ухода Сергея заметила это. Побледнев еще больше, она судорожно прикусила губу: ей стало ясно, что своими бодрыми разговорами Лавров старался не только обнадежить ее, но заглушить и свою собственною тревогу…

* * *

С ярким румянцем на лице и растрепавшимися волосами, Дима неподвижно сидел в своей комнате перед странной книгой в толстом переплете.

Дима читал, смотрел и слушал повесть о жизни великою полярного исследователя и путешественника, о его смелых походах, удивительных приключениях в пустыне Ледовитого океана.

Рассказ был живо и талантливо написан. Искусно сделанные кадры визетонфильма показывали на экране, вделанном в переплет книфона, этот героический поход.

Дима забыл об окружающем. Он сжимал в пальцах регулятор движения ленты с микротекстом под увеличительной линзой на левой крышке книфона. Время от времени вступал в действие экран на плоском ящичке правой крышки, и тогда блестящие глаза Димы не отрывались от живых, захватывающих сцен визетонфильма. Вместе с героями рассказа Дима пробивался сквозь пургу, проваливался в занесенные снегом трещины льдов, тонул в снежном месиве, перетаскивая через полыньи и гряды торосов сани с грузом, отражал нападение белых медведей, охотился на тюленей, сражался с моржами, стойко выдерживал сокрушительные и грозные штурмы атакующих судно льдов.

И вот наконец вместе со всеми героическими товарищами по походу, преодолев тысячи препятствий, изнемогая от усталости, Дима добрался до твердой земли – маленького островка в огромном архипелаге. Началась томительная зимовка в землянке, похожей на звериное логовище, во мраке бесконечной полярной ночи, в вечном холоде, в постоянной борьбе с белыми медведями и вороватыми полярными лисицами. Одинокие люди, оторванные от всего мира, забытые в царстве холода мрака и мертвого молчания…

И тут вдруг Дима, побледнев, откинулся на спинку стула, глаза его наполнились слезами. Валя! Валя! Милый… родной… Ведь то же самое, может быть, и с ним! Где-нибудь в ущелье Северной Земли лежит одинокий, раненый… среди обломков машины… Брат встал в памяти как живой – высокий, широкоплечий, с бронзовым загаром на лице, веселый, всегда готовый смеяться и играть… Неужели Валя погиб? Исчез навсегда? И никогда уж не увидеть его милое лицо, не услышать его голос…

В первый раз за все эти горестные дни Дима с такой остротой и болью почувствовал всю глубину несчастья. Эта боль была так непереносима, что Дима не выдержал и, вздрагивая от плача, закрыл лицо руками.

Непрерывный шорох привлек наконец внимание мальчика. Аппарат визетонфильма продолжал работать, посылая свет на опустевший экран. Дима с мокрым лицом машинально остановил аппарат, не сводя глаз с пустого экрана. Неожиданная мысль пришла ему в голову: Валя упал где-то на Северной Земле… Надо там его искать… Только там, и как можно скорее…

Дима не мог себе дать отчета, почему он так уверен, что машина Валерия упала именно на Северную Землю, а не куда-нибудь на льды, окружающие этот архипелаг. Но он ясно представлял себе тесное, мрачное ущелье с высокими, почти вертикальными стенами, покрытыми снегом и льдом, и на дне ущелья, среди ледяных глыб, исковерканный кузов геликоптера, а в стороне, у самой стены ущелья, человека, наполовину занесенного снегом. Он мертвый, а возле сорванной двери кабины сидит Валя с окровавленным, искаженным от боли лицом, с беспомощно свисающей, как у куклы, переломанной ногой…

Ах, если бы Дима мог быть там сейчас! Он бы искал, искал без сна, без отдыха, он нашел бы Валю! Нельзя оставаться здесь, когда Валя там погибает! Сергей сказал, что первые геликоптеры сегодня вылетают в море, а завтра другие полетят над Северной Землей… Но что там, сверху, увидят, что различат, если Валя лежит в глубоком ущелье? Нужна санная экспедиция! Надо осмотреть каждую ложбинку, каждое ущелье, надо каждую минуту кричать, звать, гудеть, стрелять… Ах, если бы он сам там был, сам участвовал в этих поисках!

И вдруг Дима чуть не задохнулся от ошеломляющей мысли’ Николай Антонович! Вот кто ему поможет.

Дима стоял с запрокинутой головой, с загоревшимися глазами, словно готовый к полету.

Да, да! Березин поможет… Ира не пустит, но Березин поможет. Дима покажет всем, что может сделать мальчик тринадцати лет для родного, любимого брата. Все равно геликоптеры ничего не найдут! Потом все-таки придется искать на санях, а к этому времени он поспеет туда… Только скорей, нельзя терять ни одного дня…

Дима бросился в комнату Ирины, к телевизефону. В квартире никого нет. Никто не помешает.

Николай Антонович, конечно, поможет. Он всегда говорил с ним о путешествии в Арктику, он даже наставляет Диму, как готовиться к этому… И этот книфон об Арктике дал Диме тоже Николай Антонович. Хорошо бы с Ирой посоветоваться… да нельзя! Она во всем верит Сергею. Сергей говорит, что все кончится благополучно, она и верит. Разве она понимает что-нибудь в Арктике! И, кроме того, у нее какие-то неприятности на заводе… она такая озабоченная, грустная…

В комнате Ирины Дима торопливо настроил аппарат на волну телевизефоча Березина и нажал позывную кнопку. Экран оставался неживым, молчаливым. Дима подождал минутку и опять нажал кнопку, долго не отрывая пальца от нее.

II вдруг – о радость! – экран мягко засветился, по нему быстро пробежали волнующиеся тени и появились знакомый угол кабинета с полками книг и книфонов, со свертками визетонлент, стол, заваленный трубками чертежей, бумагами, желтовато-прозрачными листками диктописем, и бритая голова Березина над столом.

Лицо Березина, сначала серьезное вдруг повеселело, стало приветливым.

– А, Дима! Здравствуй, голубчик! Что скажешь?

– Николай Антонович! Здравствуйте, Николай Антонович! – волнуясь и торопясь, заговорил Дима. – Мне нужно… Мне обязательно нужно поехать как можно скорее. Уже каникулы кончаются… И скоро только месяц останется…

Березин рассмеялся:

– Экий ты горячий! Чего ты вдруг так заторопился?

Диме показался очень обидным этот смех в такой момент… Но ведь Березин еще ничего не знает…

– Видите ли… Дело в том, Николай Антонович… Вам ведь известно, что Валя где-то… около мыса…

– Ну и что же? – улыбаясь, спросил Березин, поглаживая рукой круглую бритую голову. – Тебя там еще недостает? Так, что ли?

– Да нет же, Николай Антонович! – с горячностью возразил Дима. – Я должен обязательно участвовать в поисках…

Тихий гудок прервал его, на экране что-то замелькало, улыбающееся лицо Березина скрылось, потом сейчас же вновь появилось, уже серьезное. Он прислушивался к чему-то.

– Подожди, Дима, минуточку, – сказал Березин. – Там ко мне пришли. Я сейчас…

Дима смотрел на опустевший экран, нетерпеливо скользил глазами по золотистым буквам на корешках книг и свертках визетонлент, и отчаяние начинало овладевать им. Неужели Березин только посмеется и опять – который уже раз! – скажет, что нужно подождать, потерпеть? Что же тогда делать?

Вдруг с экрана послышался шум открываемой двери, шаги, неразборчивые голоса. Шаги сейчас же утихли, донеслись взволнованные слова Березина:

– Какие новости? Ну говорите же!

– Во-первых, Коновалов приехал.

Голос, спокойный, густой, бархатистый, показался Диме странно знакомым, как будто он его где-то слышал, но где и когда, невозможно было припомнить.

– Ага! Наконец-то! – обрадовался Березин. – Ну, дальше!

– Во-вторых, Вишняков умер…

Несколько мгновений тяжелого, словно растерянного молчания, потом с экрана послышалось бормотание невидимого Березина:

– Что? Что вы говорите? Вишняков? Где? Когда?

– Вчера. В доме предварительной изоляции. Николай Антонович, я прямо вам скажу: когда я увидел, как вас расстроили его показания… Вы нам дороже десятка Вишняковых… Кроме того, он оказался слабым на язык… Ничего не оставалось делать, как… Очень жаль, но дело важнее всего…

– Послушайте… послушайте… это же убийство! – бормотал Березин. – Я ничего не хочу знать об этом! Вы слышите? Не хочу, не хочу!

Голос Березина с каждым словом повышался, переходя в какой-то визг.

Дима услышал приближающиеся к экрану шаги, на правом его краю мелькнуло бледное, испуганное лицо Березина. Опущенные глаза поднялись, взглянули на Диму, и вдруг смертельный страх перекосил лицо Березина, и, вскинув руки, он мгновенно метнулся обратно и исчез с экрана. Сейчас же послышался испуганный шепот, торопливые шаги, хлопнула дверь, и все затихло. Дима опять остался перед пустым экраном со странным смущением в душе, с сильно бьющимся сердцем. Ему стало страшно. Какое убийство? И при чем тут Николай Антонович? И чем он, Дима, так огорчился и даже напугал Николая Антоновича? Теперь он уже наверно рассердился и не захочет помочь. Отчаяние окончательно овладело мальчиком.

В тоскливом ожидании прошло минут пять. Дима потерял уже надежду, хотел выключить аппарат, уйти в свою комнату, броситься на кровать, зарыться в подушку.

Вдруг послышался резкий стук раскрывающейся двери, быстрые решительные шаги, и на экране вновь показалось лицо Березина – бледное, но как будто спокойное. Березин сел за стол, на обычное место, и, перекладывая с места на место какие-то бумаги, не поднимая глаз, сказал чуть охрипшим голосом:

– Ты извини меня, Дима, я было совсем забыл про тебя.

– Нет, нет… – торопливо возразил Дима. – Пожалуйста, Николай Антонович… Я в другой раз…

– Нет, ничего, – ответил Березин и мельком взглянул на Диму какими-то пустыми глазами. – Мне сообщили о внезапной смерти одного знакомого, и это очень расстроило меня. Да… Так, значит, насчет своего дела… Ну, отвечай прямо: ты очень хочешь попасть в Арктику?

– Очень… Очень, Николай Антонович, – невнятно проговорил Дима. Сердце его сразу упало от радости и страха.

«Что ты делаешь, Димка! – оглушительно закричал какой-то испуганный голос в его душе. – Не надо, не надо!»

Но Березин уже ответил, и нельзя было убежать от его решительных, строгих, деловых слов.

– Ну ладно. Раз ты уж так твердо решил… Вот что! Туда на днях отправляется один человек. Он возьмет тебя с собой. Приготовься, собери вещи на дорогу. Только немного. Электрифицированный костюм, немного белья, туалетные принадлежности. Об остальном позаботится этот человек.

– Хорошо, Николай Антонович, – едва шевеля губами, говорил Дима. – Спасибо… спасибо большое… На мыс? Да?

– Да, да… – нетерпеливо и досадливо ответил Березин.

И опять слабо заныло в испуганной и смятенной душе Димы: «Не надо… ой, не надо…»

Но уже какой-то невидимый поток подхватил и понес Диму, и мальчик только еще раз пробормотал:

– Спасибо, большое спасибо…

– Пустяки, не стоит. Но только помни, Дима! Чтобы ни одна душа не знала об этом. Особенно о моей помощи тебе, Ирина не простит мне этого.

– Никогда, никому, Николай Антонович! – горячо обещал Дима. – Честное пионерское… Честное ленинское! Вот увидите, Николай Антонович! Только…

Дима замялся, тяжело дыша, краснея еще больше, и поднял на Березина умоляющие глаза.

– Ну, что еще? – нетерпеливо спросил Березин.

– Николай Антонович… Только я хочу с Плутоном… Я не могу без него… Пожалуйста… Можно? Он все понимает и никому не помешает… И он мне очень нужен будет. Можно?

Березин поморщился и мгновение подумал.

– Ну, ладно! – сказал он наконец. – Бери и Плутона. Через два дня вызови меня по этому аппарату, в это же время. Ну, прощай, помни: никому ни слова!

– Спасибо, Николай Антонович, никому, никому…

Экран опустел, замер, превратился в гладкую овальную серебристую дощечку.

Дима постоял немного перед аппаратом, красный, взволнованный, почти падая с ног от неожиданно нахлынувшей усталости. Потом побрел к дивану и упал на него, не в силах собрать разбежавшиеся мысли, чувствуя странный озноб и слабость.

Глава двадцать третья
ПЕРВЫЕ СЛЕДЫ

В высокой светлой комнате было тихо и прохладно. На бледно окрашенных стенах висели портреты вождей страны, большая цветная карта Союза. Все здесь было приспособлено для сосредоточенного труда. Небольшой шкаф с приемно-передаточным радиоаппаратом стоял рядом с письменным столом. На столе – два телевизефона с экранами на откинутых крышках, шкатулка визетонпереписки, трубка диктофона, похожая на черную лилию с высоким гибким стеблем, выходившим из коричневого ящичка записывающего аппарата.

Комаров сидел за столом, углубившись в чтение. Время от времени он отрывался, выбирал из лежащей рядом пачки один—два фотоснимка, долго всматривался и изучал их.

Комаров читал «Сводку ежедневных донесений клязьминских постов по делу № ОК 0468».

«№ 3 за 22 августа.

12.15. Передвижной Д. Владельцем коттеджа, выходящего на улицы: Коммунаров, Школьную и Горького, является гражданин Иокиш Адольф Августсвич, 58 лет, уроженец гор. Львова, переехавший оттуда в Москву 23 года назад. Преподает греческую и римскую литературу в Московском государственном институте древней и античной культуры. Совместно с Иокишем проживают: 1) его жена Цецилия Викентьевна, 52 лет, переводчица того же института, в браке с гр. Иокишем тридцать лет, переехала в Москву одновременно с ним из Львова; 2) сын Владек, 14 лет, ученик 8-го класса школы № 78 Клязьминского района города Москвы.

12.20. Пост № 2. Через садовую калитку с улицы Горького вошел человек с портфелем, в пальто, с высоко поднятым воротником (снимок с ленты телевизора № 26). Во дворе встретился с мальчиком, сыном владельца коттеджа (снимок № 27), поговорил. Вошли через внутренний подъезд в коттедж.

12.45. Пост № 1. Во внешний подъезд вошел человек с небольшим саквояжем (снимок № 13), приехавший на электромобиле СД 014–86, Через 32 минуты, в 13.17, вышел без саквояжа, сел в электромобиль и уехал вправо, скрылся за поворотом на улицу Октябрьской революции. Наблюдение перешло к передвижному наблюдателю А.

18.00. Пост № 3. Из внутреннего подъезда коттеджа через дворовую калитку вышла на Школьную улицу жена владельца (фотоснимок с ленты телевизора № 34).

18.00–18.40. Передвижной пост В. Жена владельца (фотоснимок № 134) вышла из двора коттеджа на Школьную улицу, пошла по этой улице, остановилась с другой женщиной (фотоснимок № 135), поговорила, проследовала далее до улицы Жуковского, вошла в универсальный магазин. Отобрала несколько пакетов с продовольственными продуктами и сластями, цветы. Вернулась тем же путем домой.

18.40. Пост № 3. Через дворовую калитку со Школьной улицы вернулась жена владельца коттеджа с пакетами и цветами. Прошла в ангар, через 12 минут вышла из ангара без пакетов, вошла в коттедж.

18.45. Передвижной А. Человек на электромобиле СД 014–86 (фотоснимок № 13) от коттеджа проехал, не останавливаясь, по Северной автостраде, далее по 1-й Гражданской через центр Москвы к Гидротехническому, заводу. Его фамилия – Акимов Константин Михайлович. Работает на заводе в качестве начальника производства. В 20 часов выехал на том же электромобиле, проехал на Добрынинскую площадь, к дому № 3, корпус К, где он проживает в квартире № 82. Электромобиль был им предварительно поставлен в подземный гараж под той же площадью.

19.10. Пост № 3. К дворовой калитке по Школьной улице подошли с улицы Горького мужчина в кепи и мальчик с большой черной собакой ньюфаундленд (фотоснимок с ленты телевизора № 35). В руках у мужчины большой саквояж, у мальчика – сверток, завернутый в газету. Калитку открыл сын владельца коттеджа. Люди вошли, но собака заупрямилась, заскулила. Лишь после строгого окрика со стороны пришедшего с нею мальчика: «Плутон! Сюда!», собака вошла во двор коттеджа. Калитка сейчас же закрылась. Приехавший мальчик все время беспокойно оглядывался вокруг, держа собаку за ошейник.

20.25. Пост № 1. На улицу Коммунаров из внешнего подъезда коттеджа вышли человек в кепи и человек с портфелем, в пальто с высоко поднятым воротником (фотоснимок с ленты телевизора № 16). Оба направились по улице Коммунаров, потом повернули на улицу Октябрьской революции. Наблюдение перешло к передвижному С.

20.25–20.35. Передвижной С. Человек с портфелем и человек в кепи (фотоснимок № С3), выйдя из внешнего подъезда коттеджа, с улицы Коммунаров, завернули на улицу Октябрьской революции, затем направо, на улицу Горького. На углу Пушкинской улицы они внезапно подошли к ярко-красному электромобилю № МИ 319–24, который, очевидно, ожидал их здесь. Машина с места взяла полный ход, понеслась по Пушкинской улице, повернула налево, в Парковую улицу, и скрылась. К сожалению, я был в этот момент без машины. Дальнейшие поиски на электроцикле ни к чему не привели».

Комаров неодобрительно покачал головой и, разложив перед собой снимки, указанные в последних трех донесениях, принялся внимательно изучать их.

Экран одного из настольных телевизефонов беззвучно светился. На нем появилось смуглое лицо Хинского. Глаза лейтенанта были задумчивы. Левая рука была на перевязи.

Комаров коленом нажал кнопку под столом. Дверь распахнулась, пропустила Хинского в кабинет и сейчас же закрылась.

– Садитесь, садитесь, Лев Маркович, – сказал Комаров, едва Хинский кончил рапортовать. – Рассказывайте… Но прежде всего, как рука? – заботливо спросил он.

– Ничего особенного, Дмитрий Александрович. Пустяковый вывих. Видно, вы не в полную силу работали, – улыбаясь, ответил Хинский.

– Не сердитесь, на старика? – допытывался Комаров, прищуривая глаза, полные отеческой теплоты.

– Да что вы, Дмитрий Александрович! Ради такой встречи не жаль было бы и десяти рук!

– Ну, при десяти руках мне, пожалуй, и несдобровать бы, – рассмеялся Комаров, но сейчас же оборвал смех. – Итак, Лев Маркович, что нового?

– Все утро потратил на поиски следов красной машины. Она была взята вчера в шестнадцать часов в Новоарбатском гараже…

– Это в каком же? – перебил Комаров. – Возле Москвы-реки?

– Нет, у начала магистрали, недалеко от Гидрогеологического института. Фотосчетчик гаража отметил номер машины и время ее выхода на улицу. Между шестнадцатым и двадцать первым часом ни в одном из московских гаражей эта машина не зарегистрирована.

– А в двадцать первом часу? – спросил Комаров.

– В двадцать один час ее приход отметил фотосчетчик подземного гаража у площади Маяковского. Мне повезло. Сейчас же по возвращении в гараж машина поступила на осмотр и промывку, но, к счастью, за ночь этих операций не успели проделать, даже не дотронулись до нее. В двадцать два часа я задержал машину по телевизефону в гараже, приехал туда, и, по моему требованию, ее со всеми предосторожностями перевели в особое, изолированное помещение. Ключи от помещения у меня. Там я подробно осмотрел ее.

– Так, так… – одобрительно сказал Комаров. – Что вам рассказали счетчики?

– Почти ничего нового. Подтвердили лишь то, что уже было нам известно.

– Именно?

– В шестнадцать часов она вышла из Новоарбатского гаража с одним пассажиром-водителем. Прошла пятьсот пятьдесят метров, остановилась, через десять минут приняла двух довольно легковесных пассажиров – оба весили всего восемьдесят восемь килограммов – и немедленно ушла на расстояние тридцати одного километра пятисот двадцати метров. Остановка после этого пробега в девятнадцать часов точно совпадает с донесением поста номер три на Клязьме. Показания часов и счетчиков машины об обратном пути, о нагрузке и времени прихода в гараж совпадают с моими расчетами и показаниями фотосчетчика гаража.

– Отлично. Что еще?

– Я тщательно осмотрел изнутри и снаружи кузов машины, сделал фотоснимки и исследовал их после многократного увеличения.

– Так… так… Хотя бы это ничего и не дало, но сделать надо было обязательно.

– Нет, это кое-что дало, Дмитрий Александрович.

– Ага! Тем лучше.

– Во-первых, на обивке сидения я нашел несколько длинных волнистых шерстинок блестящего черного цвета, а на подстилке в кабине следы больших собачьих лап. Несомненно, это тот черный ньюфаундленд, о котором доносит пост номер три.

– Можно, значит, не сомневаться, что именно на этой машине мужчина в кепи приехал на Клязьму с мальчиком и собакой и затем уехал, захватив человека с портфелем.

– Я тоже так думаю, Дмитрий Александрович. Кроме того, возле задних сидений электромобиля я нашел обрывок алюминиевой бумаги с печатным текстом, вероятно обрывок газеты или журнала.

Хинский, достав из бумажника обрывок, передал его Комарову. Тот внимательно рассмотрел тончайшую, не очень прочную металлическую бумажку на свет, прочел обрывки фраз, отпечатанных на ней с обеих сторон, и задумался.

– Так. Хорошо, – сказал наконец Комаров, подняв голову. – Что еще?

Хинский огорченно развел руками:

– Пока ничего, Дмитрий Александрович.

– Ну, что же! Поработали неплохо и узнали немало. Что вы думаете дальше предпринять? Надо идти по следам, пока они свежи и горячи.

Хинский минуту помолчал.

– Прежде всего, – начал он, – я хотел бы сегодня же обследовать окружность радиусом до пятисот пятидесяти метров вокруг Новоарбатского гаража, откуда была взята красная машина. Где-то на этой окружности была первая остановка машины. Возможно, кто-нибудь там запомнил ее яркую окраску. Одновременно надо будет поручить сержанту Васильеву…

На столе перед Комаровым послышалось тихое гудение, засветился экран второго телевизефона.

Хинский замолчал. Комаров включил аппарат. Экран остался пустым, но из звуковой части аппарата послышался голос:

– Алло. Кто у аппарата?

– Двести восемьдесят шесть, – ответил Комаров.

– Колесо.

– Луна.

– Клязьма. Пост номер два. Разрешите срочно доложить, товарищ майор. Во дворе замечается усиленное движение людей между коттеджем и ангаром. Внесли в ангар чемодан и баул. Пришедший в шестнадцать тридцать через калитку со Школьной улицы человек вышел из коттеджа, переодетый в рабочий комбинезон, с какими-то инструментами в руках и направился в ангар. Предполагаю, идет подготовка к вылету.

– Кардан не появлялся? – живо спросил Комаров.

– Не появлялся, товарищ майор. Полчаса назад из коттеджа во двор вышел пришедший сюда вчера посторонний мальчик с собакой. Их сопровождал сын владельца коттеджа. Погуляли минут десять по саду и вернулись в дом.

– Больше ничего нового?

– Пока все, товарищ, майор.

– Спасибо. Будьте внимательны. Если начнут выводить геликоптер из ангара, немедленно сообщите. Буду у аппарата.

Комаров выключил телевизефон, и сейчас же по волновому избирателю вновь включил его. На экране появилась небольшая комната диспетчера при ангаре. Диспетчер, сидевший у пульта, на котором были видны разноцветные кнопки, рычажки, горящие и потухшие лампочки, светившиеся нити графиков, поднял глаза и вопросительно посмотрел на Комарова?

– Что прикажете, товарищ майор?

– Приготовьте, пожалуйста, скоростную машину к немедленному отлету и держите ее наготове.

– Слушаю, товарищ майор, – ответил лейтенант-диспетчер, быстро переводя какой-то рычажок на пульте и нажимая кнопку на щитке. – С пилотом?

– Непременно. На всякий случай – для длительного, дальнего и высотного полета. Машину перевести поближе, на малую площадку.

– Слушаю, товарищ майор. Через семь минут машина будет на малой площадке.

Комаров выключил аппарат, экран потух.

– Итак, мой дорогой, – сказал майор, обращаясь к Хинскому, – я опять отлучаюсь из Москвы. Когда вернусь, не знаю. После донесения поста номер три о заготовке продовольствия в ангаре клязьминского коттеджа я понял, что там организуется новое путешествие Кардана. Всю ночь я думал и не мог решить: следовать ли мне далее за Карданом или остаться в Москве и распутывать узел, завязавшийся вокруг Клязьмы. Сегодня я наконец договорился с заместителем министра государственной безопасности, что лично займусь Карданом и не выпущу его из виду, пока мне не станут известны цели, ради которых он пробрался в Советский Союз. Боюсь, что этот человек несет нам несчастье. У него есть какие-то связи, возможно – сообщники в Советском Союзе. Здесь пахнет преступной организацией, в которой Кардан, кажется, собирается играть видную роль. Посмотрим. А вы продолжайте идти по тем следам, какие уже имеются в Москве. Будьте терпеливы и настойчивы. Вы будете работать под руководством моего заместителя, капитана Светлова. Не забудьте получать сведения со станции Вишневск о ходе наблюдений за «освободителями» Кардана. Ну, прощайте, друг мой, – закончил Комаров, вставая и протягивая Хинскому обе руки. – Времени у меня остается мало. Каждую минуту могут вызвать. Я хочу оставить капитану Светлову и вам подробную инструкцию…

Хинский, прощаясь с майором, был взволнован и грустен.

– Дмитрий Александрович, – сказал он запинаясь, – вы, пожалуйста, присылайте хоть изредка весточку о себе…

– Непременно, Лев Маркович. Непременно, дорогой мой. При первой возможности.