355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Григорий Остер » Дети и эти » Текст книги (страница 5)
Дети и эти
  • Текст добавлен: 26 октября 2016, 21:42

Текст книги "Дети и эти"


Автор книги: Григорий Остер


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ОДИНОКИЙ ПЕЛЬМЕНЬ И НЕСЧАСТНЫЕ ВОЛКИ

У одной девочки мама совсем плохо ела. Возится, возится со своей котлетой. Уже и папа всё съел, и бабушка. Даже у дедушки тарелка чистая, а мама всё сидит, ковыряется.

– Тебе что, – спрашивает девочка, – невкусно?

– Вкусно.

– Так в чём же дело? Ты ведь уже совсем взрослая, на работу ходишь. Неужели мне тебя с ложечки кормить?

– Не надо меня с ложечки кормить, – говорит мама. – Сама съем. Просто не могу быстро.

– Все могут, а ты нет. Почему не можешь?

– Быстро в меня не лезет.

– А ты, – предлагает девочка, – представь себе, что в лесу сидишь, вокруг волки. Хотят котлету твою отнять. И надо быстробыстро всё есть. А то волки отнимут.

– Какие волки? – удивилась мама.

– Голодные.

– Ладно. Сейчас попробую.

Девочка вышла на минуту из комнаты, возвращается – мама плачет.

– Ты чего? – кинулась к маме девочка. – Волков испугалась? Страшно?

– Нет. Жалко.

– Котлету? – обрадовалась девочка.

– Волков. Они голодные. Несчастные. Можно я с ними поделюсь?

Наконец мама одолела котлету, пошла куда-то по своим взрослым делам. А девочка села к телефону, стала обзванивать подруг, выяснять, как они со своими мамами справляются, какими способами закладывают в них еду. Девочке надавали кучу советов.

– Главное, – советовала одна подружка, – нагулять аппетит. Моя, пока не набегается по магазинам, за стол не сядет. Но если её хорошенько погонять туда-сюда: в булочную, прачечную, на рынок, да если ещё на обратном пути лифт сломался и она с сумками в обеих руках на пятый этаж – тут уж можно не беспокоиться. Что перед ней ни поставь – всё умнёт. За милую душу.

– Я, – делилась опытом другая подружка, – недавно маму свою кашей кормила. Съешь, говорю, ложечку за дедушку, а то он захворает, в больницу сляжет. Съела. Ещё, говорю, ложечку за бабушку, чтоб у неё голова не болела, когда погода меняется. Съела. Теперь за папу нашего ложечку. И ещё одну за папу. И ещё. Она три ложки за папу проглотила, губы сжала. Хватит, говорит, больше не хочу. А тебе, спрашиваю, киноактёр какой-нибудь нравится? Да, кивает, Джонни Депп. Тогда давай пару ложечек за Джонни Деппа. Она раз, раз, раз – всю тарелку доела.

Третья подружка учила девочку так:

– Не хочет? Не надо. Не уговаривай. Наоборот. Совсем не корми. Всю еду спрячь. На холодильник замок приделай, чтоб не брала без спросу. Поголодает денька три-четыре, сама руку протянет, попросит. Дайте, скажет, хоть хлебушка кусочек, хоть корочку.

Этот способ девочке не понравился, она решила попробовать другой, который четвёртая подружка подсказала. Вечером наварила пельменей. Целую кастрюлю. Посадила маму за стол ужинать. Положила на тарелку перед мамой всего три штучки. Три маленьких пельмешка.

– Видишь, как мало я тебе положила? Чуть-чуть.

– Вижу.

– Только чтоб на этот раз никаких несчастных волков. Ни с кем делиться не будем. Обещаешь всё сама доесть?

– Обещаю.

– Твёрдо обещаешь?

– Твёрдо.

Мама ест, а девочка её отвлекает:

– Ой, смотри, какие птички в окошке полетели!

И как только мама к окошку отвернётся, на птичек смотреть, девочка быстро кладёт в мамину тарелку новый пельмень.

Мама жуёт, старается – надо же обещание выполнять. А доесть никак не может. Наконец за окошком стемнело, птичек не видно стало, и девочка поняла, что больше подкладывать пельмени не получится.

Мама сидит с полным ртом, глаза выпучила, дышит носом, а на тарелке всё ещё остался один пельмень.

– А это кто за тебя доедать будет? – спрашивает девочка.

– Нм, нм, нм, – отказывается мама. – В меня не поместится.

– Ты же обещала!

Мама как вскочит, как кинется бежать. Девочка наколола последний пельмень на вилку и за ней…

– Стой, доешь!

Мама в туалет забежала, заперлась. Девочка стучит в дверь:

– Сию минуту открой! Доешь!

А из-за двери какие-то дивные звуки доносятся: блюм, блюм. Девочка прислушалась, поняла: это пельмени из мамы выпрыгивают. Назад возвращаются. Не поместились.

КИСЛЕНЬКИЕ ТАБЛЕТКИ С МЕЛКИМИ ГВОЗДИКАМИ

Одни папа и мама только и ждали, когда дети уйдут из дома. Дети за дверь – родители тут же подбегают друг к дружке.

– Как думаешь, успеем? – спрашивает мама.

– Попробуем, – говорит папа. – Если получится.

– С чего начнём?

– Может, пожар?

– Да ну его. Надоел. Скукотища. Вечно одно и то же. Сначала не разгорается. Потом дым глаза щиплет, а потом – уже пожарные приехали. Шутки у них не смешные. Вода холодная.

– Можно, – говорит папа, – горячую воду пустить. С паром. Душ из ванны вынем, на пол кинем. Если крепкая струя – как змея прыгать будет. Хочешь посмотреть?

– Да видела я. Сто раз. На змею совсем не похоже. Только на червяка.

– Тогда, – предлагает папа, – давай пальцы в электрическую розетку сунем. Посмотрим, что получится.

– Пальцы не влезут. Гвозди надо.

– Идём гвозди искать.

Родители пошли искать гвозди, нашли молоток.

– Жалко, – говорит мама, – гвоздей нет. Мы бы их сейчас раз, раз и в паркет позабивали.

– А я, – вспомнил папа, – знаю, где гвозди взять.

– Большие?

– Только мелкие.

– Ладно, пусть хоть какие. А где?

– В детских ботинках. Подошвы оторвёшь, а там гвоздики, гвоздики, гвоздики. По всему кругу.

Побежали в прихожую. Нет ботинок. Дети с собой унесли. Надели на ноги. Пришлось отрывать подошву от тапочки, но там гвоздей не нашлось. Только немножко клея. И тот – сухой.

– Знаю, – говорит мама, – где мокрый есть.

Оказалось: целая бутылка.

– Что клеить будем?

– Давай к моему платью твои брюки приклеивать. А сверху шапку. Получится скафандр.

Склеили скафандр. Померили. Велик. Обоим. Укоротили ножницами. Теперь мал.

– Глупостями мы с тобой занимаемся, – говорит мама, – зря время тратим. Пошли, аптечку откроем. Будем лекарства пробовать. Там их навалом. Сколько хочешь. Некоторые кисленькие-кисленькие.

Но папа сказал, что лекарства – не еда. От них, как от конфет, аппетит уменьшается. Лекарства лучше на закуску оставить, на сладкое. Сначала надо обыкновенной еды поесть.

Мама открыла холодильник:

– Я буду всё вынимать, а ты по полу раскладывай. Потом выберем, что вкусней.

Сели на пол. Обедать. На первое: котлеты с кексом, на второе: ветчина с сёмгой, на третье хотели попробовать винегрет, но он рассыпался. По полу. Собрали горстями, сложили обратно в миску, есть не стали. Закусили кетчупом и ломтиками ананасов из банки.

– Скользкие штучки, – сказал папа про ананасы. – Пальцами не подцепишь. Ложка, наверно, нужна.

Мама открыла ящик с ложками.

– Вот куда они спички от нас спрятали. А спички нам вовсе и не нужны.

– Смотри, – говорит папа, – тут, в ящике, ещё и ножи.

– Ого, – пощупала мама, – какие острые! В доктора поиграем?

– Друг с другом? – обрадовался папа.

– Нет, с диваном. Сделаем ему операцию. Будем пружины скрипучие удалять.

– Чур, я хирург! – первый крикнул папа. – А ты медсестра!

– Какая же я сестра, если я мама? Я буду хирург.

Стали отнимать друг у друга ножи. Боролись, пыхтели. Никто не победил. Помирились. Честно поделили хирургический инструмент, пошли лечить диван.

– Давай сначала на подушке потренируемся.

Усыпили подушку духами, прооперировали, удалили перья. И пух. Осталась одна наволочка. Умерла подушка. Решили похоронить. С почестями. В кадке с пальмой. Согнали пальму с насиженного места, отложили в сторонку. Попрощались с покойной наволочкой, опустили её в свежую могилу.

– А чем засыпать будем?

– В ванной целая коробка стирального порошка.

Притащили, засыпали, слепили могильный холмик. Не понравилось. Передумали. Выкопали покойницу обратно, уложили в гробик из шахматной доски. Похоронили заново. Из фигур сделали много памятников. Красиво.

– Кончил дело, – сказала мама, – гуляй смело. Пошли лекарства пробовать.

– Идём. Теперь, после обеда, аппетит не испортится.

Только выбрали самые заманчивые таблетки, а тут и дети вбежали. С криками.

– Эх! – говорят родители. – Не успели. Ну, ничего. Не вечно же они будут дома сидеть. Уйдут. Никуда не денутся. А мы в следующий раз с самого интересного начнём.

ЖАРКАЯ ПОМОЩЬ ЗАСОХШИМ СТРАНАМ

Один папа сказал детям, что идёт на работу, а сам надел свою новую зимнюю куртку, взял свои шикарные хоккейные коньки, которые дети ему на день рождения подарили, и пошёл на замёрзшую речку, тренироваться. У папы на работе генеральный директор решил собрать хоккейную команду, чтобы состязаться с другими, конкурирующими предприятиями и всех побеждать в конкурентной борьбе.

Тренировались до самого вечера. Вечером папа вернулся домой с коньками под мышкой. Дети спрашивают:

– Где твоя куртка?

– Я, – говорит папа, – её… ну это… как оно называется… – А сам думает: «Кто его знает, где она теперь. Может, по реке плывёт. Подо льдом. Потому что в проруби утонула. А может, в небе летит. Если её лётчик какой-нибудь подобрал или пассажир».

– Папа, – опять интересуются дети. – Ты куда куртку свою новую дел?

На самом деле папа, когда играл в хоккей, распарился, даже жарко стало. Он куртку снял, на снег положил. И быстрее всех стал по льду носиться. Семь шайб забил. Очень повысил конкурентоспособность родного предприятия. Потом стемнело, все домой пошли, и про куртку свою папа вспомнил только на половине дороги. Вернулся. А её нигде нет.

– Может, объяснишь, – в третий раз спрашивают дети, – что с твоей курткой случилось?

– Приняли, – говорит папа.

– Кого приняли? Куда?

– Куртку. Включили в список.

– В какой список?

– Вещей, которые у нас на работе собирали. В помощь.

– Какая помощь? Кому?

– Целому ряду стран. Вы разве не слышали? По телевизору сообщали, какая там засуха. Беда. Катастрофа. Пол-Африки засохло. И целому ряду африканских стран требуется экономическая помощь. Весь мир собирает. У нас на работе тоже. Кто чем может помочь. Зонтики, палатки, лекарства, продукты разные, вещи. Я куртку отдал.

– Молодец, – говорят дети. – Умница.

– Так я и думал, – обрадовался папа, – что ругать не станете.

– За что же тебя ругать? Наоборот. Мы тобой гордимся. Помог экономике целого ряда попавших в беду стран. Похвальный поступок.

Тут маму с работы привели.

– А я, – похвастался папа, – совершил сегодня похвальный поступок. Куртку свою новую зимнюю пожертвовал. Отдал засохшим странам.

– Подумаешь! – пожала плечами мама. – Не вижу чего-то особенного. Она тебе, наверно, мала была. Тесновата. Ты и подумал: всё равно весна скоро.

– Ничего не мала была, – обиделся папа. – Даже немножко на вырост. Знаешь, как жалко было? А всё равно отдал. На помощь.

– Ну и что! – говорит мама. – Я тоже сегодня человеку помогла. Отдала свой кусок пиццы. На работе, в обеденный перерыв, мы пиццу заказали на всех, и у Стеллы Ильиничны, бухгалтерши, доля её на пол… как шлёпнется. Начинкой вниз прилепилась. А экономист наш Степан Филиппович, вечно он где не надо топчется, тут же и наступил. Я говорю: «Стелла Ильинична, вот, берите мой кусок. Берите, берите!» Она так благодарила.

– Сравнила! – возмутился папа. – То новая куртка, а то пицца. И всего один кусок. За куртку знаешь, как ругать могли? А за кусок пиццы что скажут? Отдала и отдала. В пицце ничего похвального нет.

– Ну и пожалуйста, – обиделась мама. – Ходи теперь в своей старой куртке. В рваной.

– Если её, – говорит папа, – в некоторых местах слегка зашить, нормальная получится курточка.

– Вот и зашивай сам, – сказала мама. – Будет ещё один похвальный поступок. Бери иголку и начинай. Я зашивать не стану.

Мама ушла спать и двери спальни закрыла. Пришлось папе укладываться на диване в гостиной. Утром он натянул старую куртку, стал искать коньки, которые вчера оставил в прихожей. Опять собирался вместо работы тренироваться в хоккей. Искал, искал, искал, нигде не нашёл.

– Где мои коньки?

– А мы, – говорят дети, – подумали, что для экономической помощи целому ряду африканских стран одной зимней куртки будет, пожалуй, недостаточно. И отдали туда же твои новые хоккейные коньки. Включили в список.

СУМАСШЕДШИЕ СОСЕДИ, САМОДЕРЖАВИЕ И НОЧНОЙ СЕАНС

Одному мальчику сказали по радио, что спать полезно. Особенно если ложишься вовремя. А мальчик любил родителей, старался принести им пользу. Поэтому стал требовать, чтобы папа и мама каждый вечер вовремя ложились спать.

– Не хотим спать, – обижались родители. – Хотим телевизор смотреть, чай пить, про что-нибудь разговаривать.

– Никаких разговоров, – твёрдым, спокойным голосом говорил мальчик. – Идите, посмотрите на часы. Стрелки показывают: пора ложиться.

Родители шли, смотрели, прибегали возмущённые:

– Неправда. Ничего такого стрелки не показывают. На часах просто десять часов пятнадцать минут. И всё.

– Это и значит, что время укладываться. Марш в постель.

– Не пойду в постель. Не хочу, – отказывалась мама.

– И я не хочу, и я не пойду, – повторял за мамой папа, который обычно всегда поддерживал жену и во всём с ней соглашался. – Что мы там делать будем?

– Засыпать. Чтобы завтра утром проснуться бодрыми и энергичными.

– Мы и теперь, – кричала мама, – энергичные!

И в доказательство начинала прыгать на диване, взлетая причёской почти до самого потолка. Папа присоединялся. У него не получалось прыгать так высоко, но всё равно было видно: он тоже бодрый и энергичный.

– Не сводите соседей с ума, – просил мальчик. – Они уже обращались. В милицию.

– Когда с ума сводишься, – хихикала мама, продолжая подпрыгивать, – надо не в милицию обращаться. В сумасшедший дом.

– Да, да, да, – подпрыгивая рядом, повторял папа. – Надо в дом.

Мальчик начинал сердиться всерьёз.

– Немедленно прекратите это безумие.

– Хорошо, – согласилась мама. – Прекратим сводить соседей. Если разрешишь нам один раз сыграть в шахматы. Это очень тихая игра. Соседи ничего не узнают.

– У вас есть десять минут, – вздохнул мальчик. – И сразу после этого – в постель.

Но шахматная партия затянулась. Мама дол го-дол го думала над каждым ходом. Зато папа ходил сразу, не задумываясь. У него был первый шахматный разряд.

– Ты что делаешь? – шипела мама на папу. – Что вытворяешь? Думай дольше. Длинней.

– Что тут думать? – удивился папа. – Через два хода тебе мат.

– Я тебе покажу – мат, – зашептала мама. – В постель захотел? Сразу после мата окажешься в постели. Под одеялом.

– Что же делать? – одумался папа.

– Ходи неправильно.

Папа пошёл королём через всю доску.

– Так король не ходит, – заметил мальчик, который, поглядывая на часы, нетерпеливо ждал окончания партии.

– Он король! – возразила мама. – Как хочет, так и ходит. Куда хочет, туда идёт.

Но мальчик не дал втянуть себя в бессмысленную политическую дискуссию про самодержавие.

– Завтра доиграете. Вы и так на полтора часа опоздали.

– Куда опоздали?

– В постель. Сны смотреть.

– Там что, сеансы? Как в кинотеатре? – заинтересовался папа.

– Да, – сказал мальчик. – Сеансы снов. Кто опаздывает, пропускает начало и всё самое интересное. А потом ему уже ничего не понятно.

– Неправда, – мама дёрнула папу за рукав. – Не верь.

Но папа поверил, отпихнул маму:

– Всегда ты так. Сама не смотришь и мне не даёшь. Я пошёл.

– Кто первый умоется, – сказал мальчик, – почистит зубы и окажется в постели, тот посмотрит новый разноцветный художественный сон про волшебные приключения. А кто окажется второй, тому покажут старый чёрно-белый учебный сон про то, как невкусно есть немытые фрукты. И овощи.

Папа уже почти дошёл до ванной, но мама опередила его, первая схватила зубную щётку. Правда, в спальне, когда раздевались, папа её опять обошёл, даже немножко вырвался вперёд. Раньше справился. Но когда надевали пижамы, мама сделала невероятный рывок и догнала папу. Наверстала упущенное. В постель нырнули одновременно. С двух сторон.

И накрылись одеялом.

Мальчик зашёл в спальню поцеловать папу и маму на ночь, пожелать им интересных снов.

– Правда будет сеанс? Ты не обманываешь?

– Правда. Потом расскажете мне содержание. Спокойной ночи.

Папа и мама закрыли глаза. Мальчик вышел из родительской спальни, тоже отправился спать. Через полтора часа его разбудили громкие жизнерадостные голоса.

– А?! Где?! Кто тут? – мальчик подскочил, увидел, что на его кровати сидят папа и мама. В пижамах.

– Это мы, – весело сказала мама и доброжелательно улыбнулась. – Мы вернулись.

– Ага, – кивнул папа. – Сеанс кончился. Хотим тебе содержание рассказать.

ШОКОЛАДНАЯ МОЛЬ

Одной маме дети купили к зиме новое пальто, а она его не полюбила.

– Не буду, – говорит, – вашу синюю гадость носить. Где моё старое, белое, хорошее?

– Да оно, – говорят дети, – уже давно не белое. Серое. В крапинку. С пятнами. И рукава обтрёпаны. Бахрома на бахроме.

– Ну и пусть, – говорит мама. – Пусть в крапинку. Пусть на бахроме. Куда его дели?

– Выкинули. На помойку.

– Пойдём заберём назад. Чтоб не украли.

– Нет его там. Мы ещё весной выкинули. Его моль съела.

– Неправда. Пальто нельзя есть. Оно тряпочное.

– Вот именно. Тряпочное. Давно как тряпка стало. А моль тряпки и ест.

– Какая моль?

– Бабочки такие, в шкафу летают. Одежду едят.

– Бабочки в лесу. На природе цветы нюхают. Летом. В шкафах зимой не бывают.

– Ещё как бывают. Если с ними не бороться. Давай, надевай новое пальто и пошли гулять. На природу.

– Не пойду.

Мама походила по комнате, подумала, подошла к детям, спрашивает:

– Шоколадки они едят?

– Кто?

– Моли.

– Не едят.

– Потому что им вредно?

– Да.

– А чем с молями борются? Шоколадками?

– Нет. Против моли таблетки есть. Моль от них пропадает.

Мама ещё походила, ещё подумала.

– Где в шкафу вода?

– Какая вода? Откуда в шкафу вода? Зачем задавать бессмысленные вопросы? Ты же прекрасно знаешь: вода в кране. В шкафу никакой воды нет.

– А чем они запивают?

– Кто? Что?

– Моль. Таблетки.

Дети показали маме таблетки от моли. Даже дали одну подержать. Но мама всё равно не поверила. Не смогла себе представить, как это бабочка глотает такую большую таблетку. Да ещё без воды.

Гулять в новом синем пальто мама так и не согласилась. Вечером, когда пришёл с работы папа, мама подвела его к шкафу, зашептала:

– Они обманывают. Наши дети. Дедом Морозом пугают, Бабой-ягой, бабочками в шкафу. Всегда врут. Всё время.

– Не всё время, – покачал головой папа. – Да, говорят неправду. Но не всегда. И Дедом Морозом не пугают. Наоборот. Дед подарки носит. Бабой-ягой запугивают. Но её нет. Она не водится.

– А бабочки-людоеды? Ой, не людоеды. Пальтоеды. Моли. В шкафу водятся?

– Не знаю. Хочешь, посмотрим?

– Лучше не надо, – сказала мама. – Моли одежду едят. Могут нас искусать. Нечаянно.

– А мы, – предложил папа, – давай одежду снимем. Кусать будет нечего. Нас и не искусают.

Папа и мама сняли с себя всю одежду, взяли на всякий случай сачки, которыми их дети летом ловили бабочек, и распахнули шкаф.

Никто оттуда не вылетел. Моли не было. Вместо моли на самом видном месте висело старое белое мамино пальто. То самое, про которое дети говорили, что оно выкинуто на помойку.

Мама быстро сунула руку в левый карман пальто и сразу нащупала там шоколадку без обёртки.

– Тут моя шоколадка, – обрадовалась мама. – Так я и знала, что тут. Узнаёшь её?

Шоколадка из кармана была помятая, подтаявшая и немножко грязная. Но целая. Не укушенная.

– Нет, – сказал папа. – Не узнаю. Они без обёрток все на одно лицо. Одинаковые.

– Это та самая, которую ты мне ещё весной подарил. На Восьмое марта. Хочешь, теперь разделим её и съедим? Пополам.

Папа и мама честно поделили шоколадку и съели её всю. Детям не оставили ни кусочка. Потому что дети слишком часто обманывают родителей. Почти всё время врут.

ПОЛТОРА ЧАСА С ЧАШКОЙ, НОГОЙ И БЕЗ БУЛОЧКИ

Одни дети не забрали вовремя маму с работы. Мама сначала не очень расстраивалась, что за ней не приходят. Только иногда поднимала голову, поглядывала на дверь. За всеми сотрудниками приходили их дети, уводили своих пап и мам домой. То один, то другой взрослый, услышав знакомый детский голос, вскакивали из-за своих рабочих столов, бежали одеваться.

Пришёл худенький мальчик в очках за экономистом Степаном Филипповичем, подождал, пока его худенький папа закончит какие-то вычисления на компьютере. Мама смотрела, как Степан Филиппович не торопится домой, думала, что если бы это за ней уже пришли, она бы не стала ничего вычислять – сразу бы подбежала.

Наконец Степан Филиппович выключил компьютер, не спеша пошёл к своему мальчику и по дороге нечаянно наступил маме на ногу. Было не очень больно, но очень обидно. Мама даже чуть не заплакала.

Когда сотрудников стало совсем мало, мама начала нервничать, стала прислушиваться. Но знакомые голоса её детей всё не раз давались и не раздавались. Приходили за другими папами и мамами. А за ней никто не приходил и не приходил. И тут мама вспомнила про чашку. Целая, белая, ещё не разбитая чашка с молоком включилась у мамы в голове, как лампочка.

Вот уже только пять сотрудников на работе осталось. Потом только четыре: мамина начальница, бухгалтерша Стелла Ильинична, уборщица, в пёстром фартуке с веником, и мама.

Мамина начальница, старшая научная сотрудница, заметила, что мама нервничает, подошла, постаралась утешить:

– Не переживайте, за вами обязательно придут. Уже скоро.

– Не приду^ – Мама посмотрела на начальницу полными слёз глазами. – Они, наверно, решили совсем за мной не приходить.

– Ну что вы! – погладила маму по плечу начальница. – Они же ваши родные дети. Как вам такое могло в голову прийти?

– Я, – сказала мама, – сегодня утром очень плохо себя вела. Вставать не хотела. Капризничала. Чашку с молоком разбила.

– Глупости, – возмутилась начальница. – Немедленно выкиньте эту чашку из головы. Даже представить себе не могу, чтобы из-за такого маленького пустяка дети отказались от матери, не пришли за ней на работу. Подумаешь – чашка с молоком. Надеюсь, она у вас не последняя?

– Да, – вздохнула мама, – конечно. Чашки другие есть. Дома много чашек. Но я же нарочно. Локтем со стола столкнула. Видела, что упадёт, а всё равно локоть двигала.

Начальница помолчала. Потом сказала:

– Я уверена: они уже давно вас простили. Вообще не помнят про эту чашку. Наверно, просто дома какие-нибудь дела. Или в детском саду задержали. Это бывает.

Начальница хотела ещё что-то сказать, но за ней пришли. Она последний раз погладила маму по плечу, убежала одеваться.

И за бухгалтершей Стеллой Ильиничной тоже пришли. Плотненькая запыхавшаяся девочка поцеловала свою маму-бухгалтершу, дала ей булочку. Маме, за которой не пришли, тоже хотелось булочку. Но никто ей булочку не приносил.

«Стелла Ильинична, дайте мне, пожалуйста, кусочек булочки, – хотела сказать мама бухгалтерше, – помните, как наша начальница вам свою пиццу отдала, теперь вы мне булочку дайте». Но мама не успела. Сначала постеснялась, а потом было поздно. Стела Ильинична, плотненькая девочка и булочка уже ушли. Остались уборщица и мама.

– Ничего, – сказала уборщица. – Я ещё долго буду тут убирать. А потом за мной мой мальчик придёт. Если что – мы вас к себе домой заберём. А завтра утром приведём обратно на работу.

Мама заплакала. У неё почему-то вдруг ужасно заболела нога, наверно, вспомнила, как на неё наступили.

А в это время дети мамы, мальчик и девочка, спокойно возвращались домой. Одновременно подошли к подъезду с разных сторон, спрашивают друг друга:

– А мама где?

– Как где? Разве ты её с работы не забирал?

– Нет. Я думал: ты приведёшь. Как обычно.

– Кошмар! Ещё час назад забирать надо было.

– Бежим скорей.

И они помчались на мамину работу. Вбежали. Кинулись к маме:

– Бедная! Как ты тут? Я думал, она тебя домой приведёт.

– А я думала – он. Прости нас, мамочка! Это больше никогда не повторится. Теперь всегда будем заранее договариваться!

У мальчика оказалась с собой колбаса, у девочки – булочки. Получились бутерброды, только без масла. Но это было не важно. Мама шла домой между мальчиком и девочкой. Посерединке. И все трое думали, что самое страшное уже позади.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю