Текст книги "Тайна Мэри"

Автор книги: Грейс Ливингстон-Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7

Через три дня Трайон Данэм явился на встречу в контору судьи Блэкуэлла. Когда они закончили обсуждать дела, судья с улыбкой произнес:

– Кстати, мы раскрыли загадку. Та девушка в безопасности. После вашего ухода она позвонила мне и прислала за шляпой горничную. Оказалось, пока она ждала, стоя у окна и глядя на улицу, внизу остановился автомобиль с ее друзьями. Он припарковался у соседнего дома. Девушка хотела поговорить с подругой и поспешила в лифт, надеясь ее застать. Лифтер отвез ее и тут же ушел с дежурства; вот почему никто не знал, куда она делась. А на следующее утро она заболела и не смогла прийти. Девушка встретилась с друзьями, и те сказали, что едут на вокзал и пригласили их проводить, так как один из них уезжал из города. Ей одолжили плащ и шляпку с вуалью и пообещали отвезти обратно за документами и вещами, но поезд задержался, а когда они вернулись, контора была уже закрыта. А двое мужчин, которые о ней спрашивали, оказались ее братом и другом. Но, должен сказать, они произвели на меня не такое приятное впечатление, как она. И тем не менее тайна раскрыта, а моя жена здорово посмеялась надо мной за мои страхи.

Юноша растерялся; он не понимал, как такое возможно, ведь «Мэри», его знакомая, никак не могла вернуться за шляпкой. Покинув контору судьи, он поехал в клуб, чтобы спокойно обо всем подумать.

Обстановка дома была не ахти. За завтраком над столом будто повисла грозовая туча. Пришел счет от мадам Долар, и Корнелия многозначительно положила его брату на тарелку. Мать заметила, что неплохо бы ей обзавестись новым плащом, иначе грянет дождь, а она будет не готова. При этом она смерила его красноречивым взглядом.

С того утра, как обнаружилась пропажа шляпы и плаща, мать и сестра держались с ним подчеркнуто прохладно. А может, все началось вечером того дня, когда они заметили у него на пальце красивое кольцо? Они восторгались сверкающим бриллиантом, его редкой чистотой и яркостью, но, когда он отказался снять кольцо и не разрешил Корнелии получше его разглядеть, та была очень недовольна. На вопрос матери, откуда кольцо, он ответил, что оно принадлежит его другу. Мать наверняка обиделась, что он не рассказал подробнее, но это было невозможно. Конечно, можно было снять кольцо во избежание расспросов, но для него оно символизировало преданность и доверие той, кого ему поручила оберегать сама судьба. В клуб он прибыл в глубоком замешательстве и удалился в укромный уголок, чтобы поразмышлять. Но, к его досаде, рядом возник слуга и сказал, что в конторе его ждут посылки.

– Принеси их сюда, Генри, – велел Трайон.

Мальчик убежал и вскоре вернулся с тяжелым кожаным чемоданом и двумя шляпными коробками. Одна была дополнительно упакована в ящик.

Данэм вздрогнул от удивления и выпрямился в удобном кресле.

– Генри, нельзя, чтобы кто-то увидел эти вещи, – он встревоженно огляделся и, к своему облегчению, увидел, что в зале не было никого, кроме одного пожилого джентльмена, да и тот спал. – Давай поднимемся в кабинет. Отнеси эти вещи к лифту; я скоро буду.

– Хорошо, сэр.

– И можешь достать коробку из ящика. Так будет легче.

– Слушаюсь, сэр. Мигом управлюсь.

Мальчик поспешил к лифту, и они вместе поднялись в кабинет. Трайон дал Генри щедрые чаевые, и тот его оставил спокойно осмотреть вещи.

Пока он возился с веревочкой на первой коробке, его сердце бешено колотилось, и он почувствовал, как кровь прилила к щекам. Неужели сейчас раскроется тайна, окружавшая девушку, к которой он испытывал столь глубокий интерес, что не мог забыть о ней ни на минуту?

Но коробка, набитая скомканной папиросной бумагой, оказалась пуста. Он в замешательстве перевернул крышку и увидел на ней свое имя, написанное его собственной рукой. А потом вспомнил. Он сам велел кэбмену отправить эту коробку в клуб, чтобы она не путалась под ногами. Его охватило разочарование, он поспешно взял другую коробку и разрезал веревку. В этот раз он не разочаровался: внутри оказалась широкополая черная шляпа, красивая и ни капли не пострадавшая, хотя ей пришлось проделать долгий путь из самого Чикаго. Итак, он был спасен, как и репутация служанки Норы. Но неужели прекрасная незнакомка не оставила ему даже записки? Он поискал среди скомканных газет, довольно бесцеремонно выдернув шляпу из коробки, даже перевернул ее вверх ногами и вытряхнул, но ничего не обнаружил. Затем он открыл чемодан. Сверху лежал плащ его матери. Он торжествующе достал его; теперь матери не в чем было его упрекнуть, но главное – он убедился, что незнакомке можно доверять. Он правильно сделал, что поверил ей. Он принялся перебирать вещи; ему стало любопытно, какими из них она пользовалась.

Он заметил приставший к воротнику халата длинный золотисто-каштановый волос, блеснувший, когда на него случайно попал солнечный луч. Он взглянул на него с благоговением и бережно отложил халат, чтобы не потревожить находку. Достал фрак, увидел на лацкане маленькую записку и взволнованно ее развернул. Наверняка в ней все сказано!

Но нет, в записке лишь говорилось, что она прибыла в Чикаго в целости и сохранности. Она благодарила его за помощь и подписалась «Мэри». Она сказала, что он может называть ее так; что, если ее на самом деле так звали и она доверила ему хотя бы эту маленькую правду о себе?

Он вгляделся в ее тонкий почерк, решив, что он очень ей подходит, затем убрал записку во внутренний карман и задумчиво продолжил разбирать вещи. Тогда-то он и наткнулся на шелковистую ткань ее платья, отпрянув почти в благоговейном ужасе, будто ненароком коснулся святыни. Он смотрел на платье с удивлением и восторгом, затем аккуратно достал его из чемодана и расправил на коленях. Ее платье! То самое, что было на ней на званом приеме! Но что это значит? Почему платье в чемодане и где она сама?

Он расстелил перед собой платье и взглянул на него так, будто оно еще хранило следы ее присутствия. Любопытно и бережно коснулся кружева и изящной отделки корсажа, будто просил платье рассказать историю о той, которая его носила.

Зачем же она его прислала? Может, хотела таким образом что-то ему сообщить? Он обыскал весь чемодан, но больше ничего не нашел. Значило ли это, что она оказалась в безопасном месте и это платье больше ей не нужно? Но зачем в таком случае отправлять вещь ему? Может, она была в отчаянии и… Нет, он не верил, что она способна на такое.

Однако постепенно, как и было задумано, платье рассказало свою историю: он догадался, что ей пришлось маскироваться и она не нашла лучшего способа спрятать свою прежнюю одежду. Ему стало очень приятно, что она доверила платье ему. Но если она переоделась в другой костюм ради маскировки, значит, ей по-прежнему грозила опасность! Ну почему она совсем ничего о себе не сообщила? В тревожном замешательстве он подпер голову рукой.

До него донесся едва уловимый запах фиалок. Он нежно коснулся платья и, смущаясь, прижался к нему щекой и вдохнул аромат. Но тут же отпрянул, чувствуя себя дураком, и напомнил себе, что девушка по-прежнему остается для него чужой и, возможно, даже обручена с другим.

Потом он снова вспомнил историю, которую рассказал ему судья, и убежденность судьи, что девушка, приходившая к нему в контору, и гостья на приеме у миссис Боуман очень похожи. Возможно ли это? Может, попытаться найти другую девушку и попросить кого-нибудь их представить? Он решил подробнее расспросить судью при следующей встрече, а тем временем ждать и надеяться, что Мэри пришлет весточку. Он не сомневался, что она ему напишет, хотя бы для того, чтобы вернуть кольцо; а раз она так скоро вернула ему шляпку и плащ, значит, поторопится и отдать долг. Он надеялся, что она свяжется с ним хотя бы с этой целью. Надо было только набраться терпения.

А пока ему предстояло вернуть шляпу сестры и плащ матери на место так, чтобы никто ничего не заподозрил.

Трайон вздохнул, аккуратно сложил платье, завернул его в папиросную бумагу из пустой шляпной картонки и убрал в чемодан. Затем переложил шляпу в коробку, где она изначально и находилась, позвонил в колокольчик и велел мальчику присмотреть за коробкой и чемоданом до дальнейших распоряжений.

Во второй половине дня ему пришлось зайти к судье по небольшому делу, и перед уходом он спросил:

– Кстати, судья, а кем оказалась та молодая женщина, что так напугала вас своим исчезновением? Вы так и не сказали, как ее зовут. Я ее не знаю?

– О, ее зовут Мэри Уэстон, – с улыбкой ответил судья. – Не думаю, что вы знакомы: она из Калифорнии и находилась здесь проездом. На следующий день она отплыла в Европу.

Итак, дело было закрыто, но Трайон лишь сильнее запутался. Он нарочно не поехал домой, попросив клерка позвонить и предупредить мать и сестру, что он уехал за город, вернется поздно и к ужину его ждать не надо. На самом деле, он не хотел, чтобы домашние расспрашивали его о пропавшей шляпе и плаще. Затем он сел на троллейбус и проехал двадцать миль до пригорода и обратно: ведь он сказал матери и сестре, что уехал за город. Всю дорогу он размышлял над загадкой прекрасной незнакомки и наконец решил, что с его стороны было сущим безумием отпустить ее одну и практически без гроша. Он догадался, что она неспроста прислала ему платье: она боялась, что ее раскроют, и, видимо, сочла необходимым поменять гардероб. Но как ей это удалось, ведь он дал ей всего девять долларов семьдесят пять центов? Теперь он жалел, что не смог обналичить чек и оставить ей больше денег. Ситуация поистине ужасала. Да, у нее имелись кольца, вероятно очень ценные, но осмелится ли она их продать? Возможно, нашелся кто-то, кто ей помогает. Но, к его удивлению, такая мысль показалась ему неприятной. Долгая поездка в холодном троллейбусе окончательно убедила его в том, что больше всего на свете ему хочется снова отыскать свою случайную подопечную и продолжать о ней заботиться.

Разумеется, всю дорогу от конечной до конечной он пытался себя урезонить, называя дураком, но это нисколько на него не повлияло. За благоразумными аргументами таилась радость, что он встретил эту девушку, и решимость найти ее снова и раскрыть ее тайну. Он долго и серьезно разглядывал красивый белый бриллиант, который она отдала ему на хранение, будто в камне крылся ответ, где можно ее найти.

Едва пробило полночь, как он вернулся в клуб, взял чемодан и шляпную коробку, поймал кэб и отправился домой. Он попросил высадить его на углу, чтобы не разбудить мать и сестру.

Бесшумно открыв дверь своим ключом, он на цыпочках поднялся к себе. В комнате горел тусклый свет. Он спрятал шляпную коробку в дальний угол шкафа, достал плащ и, сняв обувь, тихо спустился в коридор.

В полной темноте он порылся в шкафу и наконец спрятал плащ под другим длинным плащом, висевшем на крючке, отпустил петлю, и плащ упал на пол в самом темном и дальнем углу, где его совершенно невозможно было увидеть. Затем он поднялся наверх с виноватым видом непослушного мальчишки, укравшего кусок сахара.

Вернувшись в комнату, Трайон включил свет, достал шляпную коробку и внимательно ее осмотрел. Он пока не решил, как поступить с шляпой. Куда ее подкинуть, чтобы ее нашли, но не заподозрили служанку? Может, шляпу тоже спрятать в шкафу в коридоре среди плащей? Нет, если шляпу и плащ найдут рядом, возникнут подозрения. Может, оставить шляпу в своем шкафу и заявить, что он нашел ее там? Нет, это приведет к неприятным вопросам, и подозрение снова падет на слуг. Ах, если бы можно было вернуть шляпу туда, где он ее взял! Но Корнелия, естественно, заметила, что шляпа пропала и целую неделю ее не было в комнате. Лучше подождать, пока все уйдут из дома, и спрятать ее в шкафу Корнелии: якобы она сама убрала ее туда по ошибке и забыла. Объяснение, конечно, так себе, но ничего лучше он придумать не смог.

Он достал шляпу и взвесил ее на руке, осмотрел со всех сторон и попытался вспомнить, как девушка смотрела на него из-под мягких перьев. Затем со вздохом бережно убрал шляпу в коробку и лег спать.

Утром его мысли прояснились, и, когда по коридору разнесся звон колокольчика, зовущего к завтраку, он не колеблясь взял коробку и спустился в столовую, где вручил шляпу ошеломленной сестре.

– Боюсь, преступник я, Корнелия, – любезнейшим тоном произнес он. – Прости, но я не могу объяснить, как шляпа оказалась на полке моего шкафа. Должно быть, возникла путаница и я сам ее туда положил. Жаль, что я нашел ее только сейчас; ты столько из-за нее беспокоилась. Зато теперь у тебя на одну шляпу больше: вчера я оплатил счет. Прошу, прими ее в компенсацию.

В ответ Корнелия восторженно воскликнула:

– Но Трайон, как она попала к тебе в шкаф? Это невозможно. Шляпа была в моей комнате, я точно знаю, ведь перед уходом я давала указания Норе! Как это объяснить?

– Я даже не буду пытаться это объяснить, – беспечно отмахнулся он. – На прошлой неделе я был так занят делами, что мог сделать любую глупость. Кстати, мама, ты, наверно, обрадуешься: судья Блэкуэлл сделал мне щедрое деловое предложение, и я решил его принять.

Новость встретили радостными возгласами, и о шляпе ненадолго забыли, а когда мать и сестра наконец вспомнили о ней и начали обсуждать, как она могла оказаться в шкафу у Трайона, тот прервал их размышления.

– Мама, советую тебе внимательно поискать плащ. Мне почему-то кажется, что ты просто его не заметила. Бывает. В то утро, когда Корнелия объявила о пропаже шляпы, мы так разволновались, что даже не поискали толком.

– Но Трайон, это невозможно, – с достоинством ответила миссис Данэм. – Я перерыла этот шкаф вдоль и поперек.

– Тем не менее, мама, прошу, посмотри еще раз. В шкафу темно. Советую поискать с фонариком.

– Конечно, если хочешь, – чопорно ответила мать, – можешь и сам поискать.

– Увы, сейчас мне некогда, – трусливо ответил Трайон. – Но ты тоже посмотри в своем шкафу, мама. Наверняка плащ найдется. Не мог же он сам уйти из дома, а наша Нора не воровка, я точно знаю. Обвинять ее – полный абсурд. Прошу, поищи как следует. До свидания; мне пора в город, и я не знаю, когда сегодня вернусь. Если найдешь плащ, позвони в контору, а если не найдешь, я сегодня же куплю тебе новый.

– Я его не найду, – сурово ответила мать, – но, конечно, поищу, раз тебе угодно. Хотя знаю, что в доме его нет.

Трайон поспешно откланялся: он не хотел присутствовать дома в момент, когда плащ найдется.

– Что-то тут не так, – проговорила миссис Данэм, с видом оскорбленного достоинства высунувшись из шкафа в коридоре с потерянным плащом на вытянутой руке. – Может, твой братец решил нас разыграть, как думаешь, Корни? Я никогда не понимала шуток.

– Не говори глупости, – фыркнула практичная Корнелия. – Я думаю так: Норе все известно, а Трайон просто ей помогает.

– На что ты намекаешь, Корнелия? По-твоему, твой брат пытался нас обмануть? Родную мать и сестру?

– Я этого не говорила, – ответила Корнелия, вздернув подбородок. – Плащ тебе вернули, но советую внимательно следить за другими вещами. Лично я не намерена больше пускать Нору в свою комнату.

Глава 8

Тем временем для девушки в Чикаго началась новая трудная жизни. В этом испытании ей пригодился дисциплинированный ум, тонкий художественный вкус, хрупкое, но здоровое тело и руки, которые хоть и были неумелыми, но не боялись труда. К своему удивлению, она обнаружила, что ей не хватает сил на выполнение работы, которую она когда-то беспечно приказывала выполнять другим. Как она ни пыталась, ей не давалась стирка и глажка столовых салфеток и изящных вышитых льняных скатертей. Сила воли способна на многое, но отнюдь не всегда может компенсировать отсутствие навыка. Девушка, изучавшая сложные предметы в колледже и поражавшая талантом великих европейских музыкантов, вдруг обнаружила, что не может как следует вымыть окно. Результат не нравился даже ей самой, а хозяйке – тем более. Вдобавок она удивилась, что вообще должна выполнять эту работу. Но она легко умела приспосабливаться и благоразумно рассудила, что если добьется успеха на новом поприще, то уже никогда не пропадет в чрезвычайной ситуации.

Тем не менее, когда прошло несколько недель, заполненных утомительным трудом, она обнаружила, что, хотя ее мастерство сервировки стола и прислуживания за обедами и ужинами высоко ценилось, оно не могло компенсировать полного неумения в остальных домашних делах, и по взаимному согласию они с миссис Райнхарт решили разойтись.

На этот раз она получила рекомендации и с легкостью нашла новое место. Постепенно, поработав в нескольких домах, она осмелела и начала предъявлять некоторые встречные требования, и в результате оказалась в доме, где ее способности ценили и не требовали делать работу, которая получалась у нее откровенно плохо. Она освоилась в новой жизни, перестала опасаться слежки и не боялась выходить на улицу. Но по вечерам, поднимаясь в свою убогую комнатушку, ложась на жесткую кушетку и укрываясь тонким одеялом, она содрогалась при мысли, что теперь ей вечно предстоит влачить столь жалкое существование. Она была обречена крутиться в колесе, из которого не было выхода, и в ее жизни не было никого, кто знал бы ее и любил.

К тому же в любой момент враг мог ее выследить.

Потом приехал хозяйский сын, которого с позором выгнали из колледжа, и начал донимать ее любовными притязаниями. Наконец ее положение стало отчаянным; она боялась снова что-то менять, ведь работать в этом доме было легче, чем в других, да и платили больше, но с каждым днем она все больше убеждалась, что не в силах больше терпеть приставания юноши. Другие слуги относились к ней не просто недружелюбно, а откровенно ей завидовали и презирали за благородные манеры, красивую речь, изящество и преданность хозяйке, выделившей ей отдельную комнату.

Иногда, лежа в холоде и темноте, она вспоминала юношу, который ей помог; он обещал оставаться ей другом и просил сообщить, если понадобится помощь. Изголодавшемуся сердцу отчаянно не хватало сочувствия и доброго совета. Ей снилось, как он несется к ней по бескрайним равнинам и торопится ее утешить, но она всегда просыпалась прежде, чем ему удавалось добраться до места.

Глава 9

Примерно в то же время юридической фирме «Блэкуэлл, Гановер и Данэм» поручили сложное дело, для которого необходимо было опросить свидетелей в Чикаго и окрестностях. Младший партнер охотно взял эту работу на себя, и судья Блэкуэлл с радостью согласился.

Войдя в спальный вагон и поставив на нижнюю полку чемодан, Трайон Данэм вспомнил вечер, когда он ехал в том же поезде со своей спутницей, которая в последнее время постоянно занимала его мысли. Он понял, что не успокоится и не сможет вернуться к нормальной жизни, пока не найдет ее и не узнает ее тайну. Если окажется, что она в безопасности среди друзей, он, вероятно, сможет о ней забыть, но при мысли о ней биение его сердца всегда ускорялось, и он знал, что, если понадобится, он придет ей на помощь, даже если придется рисковать жизнью.

Всю дорогу он планировал, как будет ее искать, пока не осознал, что отправился в Чикаго именно за этим, хотя знал, что такой настрой не помешает ему добросовестно и тщательно опросить свидетелей.

Прибыв в Чикаго, он поместил несколько объявлений в ежедневные газеты, решив, что это безопасный способ связаться с девушкой, не вызвав подозрения ее врагов.

Если М. Р. в данный момент находится в Чикаго, просьба связаться с Т. Данэмом. Это важно.

Друг миссис Боуман хочет поговорить с леди, которая ужинала с ней 8 октября. Просьба связаться с ней по адресу: Т. Д., а/я 7, редакция газеты «Интер-Оушен».

«Мэри», сообщите, где и когда можно поговорить с вами о важном деле. Трайон Д. Писать в редакцию «Рекорд-Херальд».

Эти и еще несколько объявлений появились в различных газетах, но вскоре ему стали приходить сообщения от разных несчастных девушек, и все до единой требовали денег. Он понял, что погоня за многочисленными «Мэри» и «М. Р.» не увенчается успехом и перестал давать объявления в газеты. Он решил пойти по другому пути: провести систематический поиск среди учителей музыки и музыкантов, ведь ему казалось, что, оставшись без средств к существованию, «Мэри» станет зарабатывать именно таким путем.

В ходе своих изысканий он встретил немало бедных женщин, и его сердце дрогнуло от того, сколько горя и несчастья выпадает на человеческую долю, хотя в своей прежней устроенной и счастливой жизни он никогда об этом не задумывался. Даже в ходе краткого знакомства ему удавалось помочь беднягам и укрепить их дух. Но, глядя на все мытарства этих женщин, он все время думал, что могло случиться с его «Мэри». Он понял, что всякий раз при виде лица молодой женщины, вконец измученной нищетой, он боялся, что она находится в столь же бедственном положении. День ото дня его преследовали подобные мысли, и постепенно он поверил, что ему самой судьбой предначертано найти ее и позаботиться о ней. Ее лицо было слишком невинным и прелестным для такой тяжелой доли. Мысли о ней отягощали его сердце целыми днями, пока он опрашивал свидетелей, постепенно подбирая ключи к запутанному делу, которое и привело его в Чикаго.

Данэм выделил для работы определенные часы и в это время трудился с удвоенным рвением, чтобы скорее заняться своим вторым, личным делом. Когда он наконец опросил всех свидетелей и настало время возвращаться, он решил задержаться еще на день, потом на другой, почти с лихорадочной активностью разыскивая подругу, имени которой даже не знал.

Вечером третьего дня он с тяжелым сердцем возвращался в гостиницу, где остановился. Увы, наконец ему пришлось признать, что его поиски оказались напрасными.

Почти у самой гостиницы он встретил коллегу, который тепло его поприветствовал: фирма судьи Блэкуэлла пользовалась уважением у юристов во всей округе.

– Кого я вижу! – воскликнул знакомый, который был на несколько лет его старше. – Неужели это вы, Данэм? Я думал, вы уехали два дня назад. Поужинаете со мной? Есть одно дело, которое я хотел бы обсудить до вашего отъезда. Повезло, что я вас встретил.

Данэм был рад любой возможности задержаться в Чикаго и принял приглашение. Дверь кэба открылась, и он увидел красивый дом, куда его коллегу позвали на ужин; в этот момент мимо медленно прошли двое мужчин, которые двигались, как тени, и он услышал обрывок фразы, произнесенной с сильным ирландским акцентом:

– Мэри, говорите? Будет сделано, сэр. Я ее выслежу, сэр.

Трайон Данэм обернулся и заметил, что один мужчина передал другому серебряную монету. Он был худощав и одет по последней моде; свет из окна соседнего дома упал на его лицо, и Трайон увидел, что мужчина смугл и красив. Его спутник был небольшого роста и отличался крепким телосложением; на нем был потрепанный длиннополый сюртук, пузырившийся на плечах и локтях. Поверх туфель он носил галоши, и его шаги звучали как поступь крупной собаки. Мужчины скрылись за углом, а Данэм и его коллега зашли в дом.

Их усадили за прекрасно сервированный стол и подали изысканный ужин. Беседовали о приятном, как и положено в хороших домах, но Трайона обуяло беспокойство, и он все время вспоминал фразу, услышанную на улице: «Мэри, говорите?»

А потом он внезапно поднял взгляд и увидел ее.

Она стояла за стулом хозяйки со спокойным внимательным видом, но взгляд то и дело бессознательно падал на гостя, пока тот не поднял голову и не посмотрел на нее.

Она тут же отвернулась, но покраснела, поняв, что он ее заметил.

Его потряс ее вид. Ему бы никогда не пришло в голову искать ее среди прислуги, и поначалу он заметил лишь смутное сходство со своей Мэри. Но украдкой понаблюдав за ней, поразился сходству.

Она больше на него не смотрела, но он заметил, что она залилась краской и опустила длинные ресницы, будто пыталась спрятать глаза. Она проворно сновала туда-сюда, молча выполняя свою работу, приносила и уносила блюда, подливала в бокалы ледяную воду и мгновенно угадывала желания гостей. Всякий раз, когда она выходила из комнаты, он пытался убедить себя, что это не она, но с лихорадочным нетерпением ждал ее возвращения, чтобы вновь убедиться, что это все-таки она. Когда хозяйский сын фамильярно обратился к ней и произнес: «Мэри, налей воды», Данэма охватила беспомощная ярость, и он невольно нахмурился. А потом поразился, что ее тоже звали Мэри. И мужчины на улице упомянули имя Мэри. Что, если враг девушки ее выследил? Может, он, Данэм, явился в самый подходящий момент, чтобы ее спасти? Мысли о ней так увлекли его, что он почти не слышал, о чем его спрашивали, и отвечал рассеянно и односложно. Наконец он прервал разговор.

– Простите, но я вынужден вас прервать. Я вспомнил, что у меня есть неотложное дело. Не могла бы ваша служанка позвонить кое-кому и передать от меня сообщение? Это надо сделать прямо сейчас.

– Разумеется, – встревоженно сказала хозяйка. – Может, вы сами хотите позвонить? Или все-таки позвать служанку? Чувствуйте себя как дома.

Молодой человек достал из кармана карточку, написал на ней пару строк и отдал служанке, которая молча встала за спинкой его стула, услышав о его просьбе.

– Пожалуйста, позвоните по этому номеру и продиктуйте это сообщение. Мой друг поймет, о чем речь. Потом запишите его ответ.

Он протянул ей карандаш, вернулся к десерту и с облегчением проговорил:

– Спасибо. Простите, что прервал. Прошу, продолжайте рассказ. – Он сделал вид, что внимательно слушает хозяйку и ест мороженое, но на самом деле прислушивался к щелчкам телефона в соседней комнате и тихому нежному голосу. Последовала секундная пауза, и он поразился, с каким спокойствием девушка изображала телефонный разговор. Он не слышал, что именно она говорила, но заметил паузу, в ходе которой она записывала ответ. Через несколько секунд в коридоре послышались тихие шаги.

Его сердце рвалось из груди. Он подумал, что хозяйка обязательно заметит напряженное выражение его лица, и попытался уделить внимание беседе и сохранять спокойствие.

Он устроил девушке проверку. На карточке не было номера телефона; служанка вернулась бы за объяснением, окажись она не той девушкой, которую он искал.

Если вы – «Мэри Ремингтон», сообщите, где и когда мы можем поговорить. Это важно для нас обоих!

Вот что на самом деле было написано на карточке. Дрожащими пальцами он взял ее с серебряного подноса, который она поднесла ему, скромно потупив взор. Он сразу узнал ее тонкий почерк – тем же почерком была написана записка, в которой она благодарила его и сообщала о благополучном приезде в Чикаго. От радости он чуть не подскочил и едва сдержал вскрик.

Сообщение на карточке было очень простым. Если бы его прочел незнакомец, он ничего бы не заподозрил. Попадись оно на глаза кому-то из гостей, тот не счел бы его необычным.

Здание Ассоциации молодых христианок, малая гостиная, завтра, 15:00.

Это большое здание было ему хорошо знакомо: он много раз проходил мимо, но никогда не интересовался происходящим внутри. Теперь он вдруг проникся расположением к обществу молодых христианок, учредившему безопасные дома для бездомных женщин в больших городах.

Он взглянул на девушку, разливавшую кофе на другом конце стола, но та даже не моргнула и ничем не выдала, что они знакомы. Она спокойно закончила выполнять свои обязанности, вышла из столовой и больше не вернулась, хотя они долго сидели за кофе. После все гости перешли в другую комнату, и интерес Трайона к хозяевам стал угасать. Хозяйская дочь села за пианино – он попросил ее спеть, поддавшись ее же намекам. Она прощебетала несколько сентиментальных песенок, невыразительно аккомпанируя себе толстыми наманикюренными пальцами. Его душа негодовала при мысли, что эта девушка развлекает гостей, в то время как другая, чья музыка привела бы всякого в восторг, сидит в убогой кухне и занимается ручным трудом.

Он рано ушел и поспешил в гостиницу. Переходя улицу, чтобы поймать кэб, заприметил в тени напротив дома коренастую фигуру: ему показалось, что мужчина следит за окнами.

Он отбыл под предлогом срочных дел, но, поднявшись в свой номер, понял, что может лишь сидеть и размышлять. Он наконец нашел ту, кого так давно искал; еще никогда в жизни он так не радовался. Но он обнаружил ее в странных обстоятельствах, и это лишь усилило его замешательство и внушило безымянный страх. Он вспомнил коренастого ирландца в галошах и понял, что уже не сможет успокоиться; взяв шляпу, снова вышел на шумные улицы вечернего города и зашагал вперед, пока не очутился у дома, где незадолго до этого ужинал.

Он прошел по улице и увидел, что свет еще горел во всех окнах. Окна прислуги выходили в переулок; в них тоже горел свет, и по переулку разносился громкий смех. Неужели она там и терпит это грубое общество? На четвертом этаже он заметил еще одно тускло освещенное окно. За шторой мелькнула тень. Что-то подсказывало, что ее комната находилась именно там. Он ходил взад-вперед, пока свет не погас, а затем почтительно приподнял шляпу, повернулся и вышел к проспекту и трамвайным путям. Когда он проходил мимо ворот, открылась дверь черного хода; блеснул яркий свет, раздался хохот, кто-то пожелал спокойной ночи с ирландским акцентом, и коротышка в сюртуке и калошах, спотыкаясь, вышел на улицу и бесшумно скрылся в переулке.