Текст книги "Свет любящего сердца"
Автор книги: Грейс Ливингстон-Хилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– Ах, я опаздываю! Я ухожу. Нора, Нора, неси скорее Библию!
Малышка Нора, с золотыми кудряшками, соскользнула со стула и пошла за старой Библией, которая лежала на нижней полке серванта.
Отец взял ее в руки и, открыв на закладке, начал, как обычно по вечерам, читать, время от времени делая комментарии для младших детей. Потом все преклонили колени и помолились.
Глава 6
Дан проснулся от того, что комнату заливал яркий солнечный свет. Рядом с кроватью стоял Брюс Карбери.
– Привет, дружище, что случилось? Ты заболел? – На его лице были написаны тревога и забота, он протянул руку и положил ладонь на лоб Дана.
Тот поморгал, потом рассмеялся:
– Нет, я не болен, Брюс, просто на душе тошно.
– Неужели все оказалось так плохо?
– Хуже некуда.
– Ну хорошо, а как насчет ужина? Ты во сколько обедал?
Дан в замешательстве подумал и снова рассмеялся:
– А я, кажется, и не обедал. Я вместо этого лег и уснул. Ну точно.
– Тогда давай вставай, живо! Пошли куда-нибудь. Я сам голодный как волк, тут хороший ресторанчик, за углом! И давай пока не будем ничего обсуждать, а сначала спокойно поедим. Вот увидишь, после ужина все покажется не таким мрачным.
Дан моментально вскочил и, плеснув в лицо холодной водой и пригладив волосы, через минуту был готов.
– Но я хочу узнать, как у тебя дела, – сказал он, пока они вместе шли по улице. – Надеюсь, ты не разочарован? Тебя приняли?
– Ты знаешь, да, – ответил Брюс, и лицо его внезапно прояснилось, – получил место, и мне кажется, о такой работе можно только мечтать, так что обо мне не беспокойся. Но все равно, хотя место очень хорошее, если вдруг у тебя не заладится здесь, в Нью-Йорке, я готов все бросить и поехать с тобой в наше захолустье. Я не хочу, чтобы ты оставался один.
– Спасибо, – сказал Дан, широко улыбаясь. – Это, конечно, очень благородно с твоей стороны, только я тебе этого все равно не позволю! Ты же знаешь!
– Но, Дан, я серьезно!
– Да, да, но, думаю, это не понадобится. Не знаю, что будет дальше, но пока мне совсем не хочется возвращаться домой. Сам не пойму почему. У меня такое ощущение, что я еще не выполнил свое «задание», ради которого приехал. Хотя пока я не представляю, что еще можно сделать. Не знаю, понимаешь ты, о чем я?
– Ну конечно! Отлично понимаю! А, вот и пришли. Заходи. Будем считать, что у нас сегодня праздник. Не знаю, что отмечаем, но кутить будем вовсю, помнишь, как в колледже!
– Точно! – усмехнулся Дан. – Давай отпразднуем, что ты устроился на работу! Кстати, мне тоже надо зайти к одному человеку завтра или послезавтра, так что у нас с тобой по крайней мере еще один день.
И они весело принялись за ужин, болтая о прежних временах и оставив все заботы.
– Давай не пойдем сразу домой, а погуляем чуть-чуть, – предложил Брюс, когда они вышли из ресторана. Он повел друга показать район своей новой работы. Они шли в дружеском молчании и думая каждый о своем. Наконец они вернулись к себе.
– Ну хорошо, – попросил Брюс, – теперь расскажи вкратце, только то, что мне нужно знать. А вообще как хочешь, можешь ничего не рассказывать.
И Дан поведал про свой утренний визит, описал гостиную, куда его провела служанка, девушку, которую он там увидел в расписанной драконами пижаме и с сигаретой. Он очень ярко описывал эту сцену, но время от времени останавливался, словно ему было тяжело и больно говорить.
Как-то раз Брюс даже поднял на него сочувственный взгляд и мягко сказал:
– Дан! Я вижу, тебе неприятно об этом говорить. Если не хочешь, не продолжай. Я же вижу, как ты переживаешь.
Но Дан отрицательно качнул головой:
– Нет, лучше я расскажу. Ты мой самый близкий друг на всем свете и вправе все знать. Может быть, ты поможешь понять, что мне теперь делать и нужен ли я им. Бог послал мне тебя неспроста. Если ты не против ломать голову еще и над моими проблемами, то узнаешь все.
– Я с радостью тебя выслушаю, – заверил его друг серьезно и с сочувствием, – и помогу чем смогу. Разумеется все, что ты расскажешь, останется между нами.
– О, я и не сомневаюсь.
Дан продолжил и дошел до того момента в парке, когда рассказал сестре про отца, постаравшись описать всю ее прелесть и капризность. Брюс слушал с живым интересом.
– И ей нравится ее жизнь, Дан?
– Ей? – Дан поднял недоумевающий взгляд. – Откуда я знаю? Да нет, не похоже, чтобы она была очень счастлива.
– Это может быть очень важно, – задумчиво проговорил Брюс. – Если бы ее все устраивало, она не сказала бы, что хочет тебя поскорее забыть. По-моему, ты зря так быстро оставил надежду, Дан.
– У меня сложилось впечатление, ей было неловко, что отец терпел такие лишения ради ее комфорта. Но мне не показалось, что это настоящее раскаяние. Во всяком случае, я никаких признаков раскаяния не видел.
– Даже слез?
– Даже слез, – кивнул Дан. – Хотя… ну, некоторые легко плачут. Это, скорее всего, ничего не значит.
– Не торопись с выводами, дай ей время, брат, – возразил Брюс, и в глазах у него загорелась вера. – Давай помолимся об этом?
Они опустились рядом на колени, как часто делали раньше, когда оба испытывали какое-нибудь сильное желание, и Брюс начал молиться нежно и грустно.
– О Господи, ты знаешь этих двух женщин лучше, чем мы. Ты знаешь, есть ли твое произволение в вечности о них, чтобы они познали Тебя и пришли к Тебе; чтобы спаслись и изведали радость жизни в Боге. Господь, ты знаешь отца этой семьи, что он был за человек, как он любил Тебя, как безропотно страдал многие годы и как он, должно быть, молился за них. Пусть же его молитвы не останутся без ответа. Ты знаешь и Дана, и то, как он Тебя любит и как ему важно, чтобы его мать и сестра были спасены Твоим милосердием. И мы сегодня молимся Тебе вдвоем, по твоему обещанию, что где двое сойдутся во Имя Твое и попросят о чем, то это будет исполнено. Поэтому мы просим Тебя, если есть на то Твоя Святая воля, пусть Дух Святой осенит их и они познают Тебя, и пусть наша молитва о них будет услышана. Особенно мы просим Тебя за эту молодую девушку, у которой не было возможности узнать о Тебе и полюбить Тебя. Мы просим освободить ее от пут пороков ради крови Сына Твоего Спасителя нашего, пролитой за нас, ради Его победы над Силами тьмы. Мы просим Тебя именем Господа Иисуса Христа. Аминь!
Помолчав, с некоторым усилием, медленно, Дан начал молиться о матери.
Наконец оба молча встали с колен, Дан подошел к окну, вытирая глаза, и долго глядел в ночную черноту, на яркие огни города. Потом повернулся и посмотрел на друга.
– Спасибо, Брюс, – сказал он охрипшим голосом, – мне стало гораздо легче. Теперь, я думаю, все прояснится, и мне правда не надо торопиться с отъездом. Стоит остаться хотя бы ради того, чтобы вот так помолиться с тобой.
– Брат, я с каждым днем все больше убеждаюсь, что наш Бог – Великий Бог. Нет ничего такого, чего Он не исполнил бы, если соблаговолит.
На следующий день Дан до вечера бродил по городу, разглядывая улицы и здания, о которых так много слышал и которые так хотел увидеть. Ему надо было решить, надолго ли он останется в Нью-Йорке, прежде чем идти в издательство.
Поэтому первым делом он отправился в Метрополитен-музей, потом в Публичную библиотеку, к памятнику Гранту, знаменитому Аквариуму, прошел мимо самых знаменитых издательств и, возвращаясь, устав от одинокой, грустной прогулки, вдруг затосковал об отце. Так хотелось обо всем рассказать ему! Друг уже был дома.
– У меня день прошел прекрасно, – доложил тот, – отличный босс, и я чувствую, что работа мне нравится. Осталось тебя тоже куда-нибудь пристроить. А, кстати, знаешь, кого я сегодня встретил на Бродвее? Кирка Шеннона! Помнишь его? Он несколько раз приезжал к нам в колледж с братьями Робертсонами. Он тогда тоже учился в каком-то колледже недалеко от Чикаго.
– Конечно, помню, – отозвался Дан. – Он у нас как-то оставался на выходные. Мне показалось, он воспитан как князь.
– Кстати сказать, о тебе он говорил то же самое. В общем, у него есть тут христианская миссия, и он пригласил нас вечером зайти туда. Я пообещал, что придем, если у тебя нет других планов.
– Конечно, пойдем, – радостно откликнулся Дан. – Это очень кстати. Так хочется согреться душой после последних событий.
Они вместе спустились в небольшой ресторанчик поужинать, потом вернулись к себе и стали собираться в гости к другу.
– Я рад, что ты встретил Кирка, – говорил Дан, пристегивая свежий воротничок и повязывая новый галстук. – Знаешь, теперь мне будет легче оставить тебя одного в этом огромном чужом городе, если мне вдруг скоро придется уехать. Я буду знать, что у тебя тут есть старый друг. Мне всегда Кирк нравился.
Брюс быстро повернулся к нему.
– Ты все же решил уехать? – разочарованно спросил он. – Значит, с издательством ничего не вышло? А я-то так надеялся, что ты там устроишься.
Дан усмехнулся:
– Да я там еще не был. Сегодня не было настроения. Я решил, сначала надо определиться, что делать дальше, а потом уже идти.
– Какой же ты болван, – шутливо возмутился Брюс с прежним, студенческим тоном. – В жизни не видел такого безмозглого провинциала. Как ты можешь решить, что делать дальше, пока не узнаешь, что они тебе предложат?
– Нет, понимаешь, мне надо решить более серьезный вопрос, чем работа. Я должен понять, останусь ли я здесь ради… – Он поколебался, подбирая слово, и неловко закончил: – Ради моих родственников. Я никак не могу этого понять. Если сделать я уже ничего не могу, то лучше убраться отсюда подальше. Поэтому я не хочу пока связывать себя обязательствами с этим издательством.
– Понятно, – протянул Брюс. – Ну и как ты собираешься это определить? Ты что, еще раз к ним пойдешь?
Дан покачал головой:
– Вряд ли. Я сказал им все, что имел сказать. Теперь дело за ними. Я обещал Господу, что, если они как-то откликнутся, если проявят хоть малейший интерес, я останусь здесь, пока не пойму, что мне пора уезжать. Так что подожду еще несколько дней.
– Но они ведь не знают, где ты живешь? Или спросили у тебя адрес?
– Да, – признался Дан. – Сестра спросила.
– Но они не приглашали тебя зайти?
– Нет. Да я и сам не хочу идти. Мне тяжело там находиться. Да и потом, я там никому не нужен. Я думаю, мое присутствие их только смущает.
– Да, пожалуй, – согласился Брюс. – Что ж, уверен, Господь укажет тебе правильный путь. Ну что, ты готов? Идем?
И тут, как будто в ответ на его вопрос, раздался стук в дверь – громкий, самоуверенный стук, словно стучавший привык распоряжаться и командовать.
Брюс пошел открывать. Дан стоял в углу комнаты, натягивая пальто. Брюс замер на пороге, глядя на прелестную девушку, которая смотрела на него с невероятно высокомерным видом.
Она нахмурилась и взглянула Брюсу прямо в глаза, потом приоткрыла губы, чтобы что-то сказать, но передумала и только молча смотрела на него.
– Хм! – наконец презрительно выдохнула она, словно Брюс был виноват в том, что незнаком ей и оказался здесь. – Разве это не квартира моего брата? Он дал мне этот адрес. – Она не отводила глаз от незнакомца, мимоходом отметив, что тот очень симпатичный, но не скрывая своего недовольства.
Брюс с удивлением разглядывал ее, не в силах поверить, что их молитва была услышана так скоро – буквально моментально. Он сразу догадался, кто это такая. Девушка так походила на Дана лицом, цветом волос и глаз, что ошибиться было невозможно.
Он еще раз окинул ее взглядом. Дан, как видно, упустил в рассказе то, что девушка была на редкость красива.
Как ни странно, она была без косметики, ее лицо поражало свежей невинной миловидностью, которая укрылась от Дана. Наконец Брюс, справившись с собой, сказал:
– Да, если ваш брат – Дан Баррон, он живет здесь. – Он пропустил ее в комнату, оглянулся на Дана и торжественно объявил: – Дан, твоя сестра.
Дан вышел к ней навстречу со шляпой в руке.
– Ах! – воскликнула девушка. – Как неудачно! Вы уходите!
– Да, договорились встретиться с приятелем. Но, разумеется, если тебе что-нибудь нужно… – Он замолчал и кинул взгляд на Брюса. – Позволь представить тебе моего друга, Брюса Карбери. Брюс, знакомься, это моя сестра, Корали.
Брюс галантно поклонился и замер в ожидании. Корали метнула быстрый оценивающий взгляд на приятеля брата, снова подумала, что он очень хорош собой, серьезен и солиден, так не похож на ее друзей. Ей стало интересно, что он за человек.
– Я хотела с тобой поговорить, – протянула она детски капризно, переводя взгляд на Дана.
– Понятно, – сказал тот. – У тебя срочное дело? Может, мы с тобой встретимся попозже? Понимаешь, нас ждут.
– Ах вот как! – сказала Корали с острым чувством ревности и снова кинула оценивающий взгляд на Брюса. – Ну и что, а я не хочу идти домой. Можно, я пойду с вами?
Молодые люди переглянулись, у Дана перехватило дыхание от неслыханной наглости. Он растерялся.
– Боюсь, тебе это будет неинтересно, – ответил он. – Но если у тебя срочное дело, я останусь. А Брюс извинится за меня. – Он покосился на Брюса, и по взгляду было ясно, как ему хочется пойти с другом.
– Разумеется, – спокойно согласился Брюс. – Но почему ты думаешь, что ей будет неинтересно? Давай возьмем ее с собой, пусть посмотрит. А если ей не понравится, вы можете уйти.
Это спокойное, деловитое предложение удивило Дана. Он не думал, что Брюса может заинтересовать девушка такого сорта, какой ему представлялась сестра.
– Мне все равно, интересно там или нет! Я пойду с вами, и все! – заявила красавица и притопнула хорошенькой ножкой. – Я с таким трудом отыскала вас в этом захолустье и не позволю, чтобы вы так легко избавились от меня! Хочу с вами!
– А, хорошо, тогда все отлично. – Дан решительно сжал губы и вдруг стал очень похож на сестру. – Тогда идем.
Брюс вышел в коридор, Дан пропустил сестру впереди себя.
Брюс сказал:
– Дан, если твоя сестра хочет поговорить с тобой наедине, я могу подождать где-нибудь, а вы возвращайтесь в квартиру, или я пойду вперед и извинюсь за то, что ты опоздаешь. Наверное, я вам мешаю.
– Нет! – возразила Корали. – Пойдем все вместе. Я прекрасно вижу, что я вам помешала и вы не очень-то рады мне, но именно поэтому я теперь никуда не уйду! Я хочу посмотреть, куда вы идете.
– Хорошо, сделаем, как она хочет, – вздохнул Дан и невесело рассмеялся. – Возьмем такси или пешком пойдем?
– Тут недалеко, – ответил Брюс. – Примерно три или четыре квартала.
– Тогда пешком, конечно, – решила Корали. – Ах, как интересно! Я никогда еще не ходила так далеко пешком, особенно вечером, но один раз можно попробовать.
И все трое отправились в путь – Корали в центре, а молодые люди по обе стороны от нее.
Глава 7
Для Корали это была необычная прогулка. Ей приходилось иногда гулять ночью по гораздо менее приличным местам, с полупьяными провожатыми, которые громко кричали и хохотали, – но сейчас все было по-другому. Она критически оглядела себя.
– Ой, я не подумала, – сказала она, подняв дерзкий взгляд на брата и поморщившись, – может быть, я не так одета для того места, куда мы идем. Но вы оба тоже не в смокингах.
Дан взглянул на нее сверху вниз.
– Ничего, сойдет, – ответил он, осмотрев ее простой темно-коричневый костюм и маленькую фетровую шляпку. Единственным ярким пятном в ее наряде был разноцветный шарф.
– Что вы, – вежливо кивнул Брюс, – напротив, вы одеты очень мило. Но, в принципе, там это не важно.
– А, понятно, – кивнула Корали. – Наверное, богемное общество?
– Не совсем, – загадочно ответил Брюс.
Они свернули к широкой парадной двери, вошли, поднялись по деревянным ступеням и оказались в просторном помещении.
Корали широко раскрыла глаза от любопытства, решив, что это какой-то новый ночной клуб, который открывается раньше обычного.
Сквозь приоткрытую дверь доносилась музыка. Они вошли в евангельскую миссию, которой руководил Кирк Шеннон.
Корали прошла вслед за Брюсом к стульям и села, с удивлением озираясь вокруг. Брат сел с другой стороны от нее, ближе к проходу. Они сидели почти в середине зала, недалеко от небольшого возвышения, похожего на сцену. Зал быстро наполнялся людьми. Корали не знала ни мелодии, ни слов и, поймав одну строчку: «возвышая душу», решила, что это какой-то новый хит про любовь, которого она еще не слышала. Она во все глаза рассматривала собравшихся и не уставала поражаться. У всех них, и мужчин и женщин, в глазах, на лицах было другое выражение, не то, что она видела у окружавших ее. Некоторые, правда, казались подавленными, мрачными, даже отчаявшимися, эти люди не пели. А те, что пели, были преисполнены такой радости, какой она не встречала раньше ни в ком. Среди прочих была одна девушка, в очень бедном простом платье, но глаза ее так светились, что она казалась красивой, а радость и приветливость, с какой она улыбнулась сидевшей рядом пожилой женщине, видимо матери, заставили сердце Корали сжаться от зависти. Девушка, несмотря на свой вид, казалась вполне счастливой.
Собравшиеся спели еще несколько песен с очень простыми, запоминающимися словами, потом неожиданно все склонили головы.
Только не Корали. Она сидела и с удивлением смотрела на то, что происходило вокруг. Она слышала, как люди негромко, вполголоса что-то шептали. Что это? Какой-то странный обряд, в котором все они принимают участие? Хотя странной скорее была она, воспитанная так, что ей была незнакома молитва! Корали никогда не ходила в воскресную школу, хотя они жили недалеко от церкви и в квартире слышался звон колоколов. Она абсолютно ничего не знала о религии. Ее мать предпочитала, чтобы она росла красивым, здоровым, самодовольным животным, которому в жизни не нужно ничего, кроме развлечений. Поэтому она не знала, что и думать про действо, которое предстало ее глазам и на которое она сама же и напросилась.
Брюс, тихонько наблюдая за ней, сравнивал профиль девушки с серьезным, милым, озабоченным лицом брата. И опять стал молиться за нее.
А девушка, за которую он так усердно молился, сидела, широко раскрыв глаза, и ничего не понимала.
Затем некоторые люди начали по очереди рассказывать о себе, о том, как они одержали победу над грехом, о жизни во Христе, к которой они пришли. Рассказчиками были то симпатичная юная девушка, то крупный сильный парень, то старик, все они говорили с убежденностью, горячо, у всех светились глаза. Корали слушала их откровения о неземной радости, обретенной среди неудач, утрат и скорбей, забыв обо всем на свете, и постепенно ею овладевали тревога и горечь.
В глубине сердца она радовалась, что узнала и своего странного брата, и его странного друга. Именно эта странность отличала их, делала непохожими на остальных. Она чувствовала это всем сердцем. Корали забыла о своей тяге к развлечениям и не думала больше о том, что скажет брату после собрания, о том, что будет дальше.
Человек, который вел собрание, тоже был молодым и симпатичным. У него не было пресыщенного, утомленного вида, как у большинства ее знакомых. В его голосе звучала бодрость, глаза сияли.
– Сегодня вечером в зале я вижу моего старого знакомого, – произнес он. – Я знаю его еще со студенческих времен. Как-то я приезжал к ним в колледж на несколько дней, и мы с ним познакомились. У него приятный голос, и он обычно пел на собраниях, которые они с друзьями проводили у себя в колледже, «Свет любви Его со мной». Я слышал, как он поет этот гимн, всего три раза, и один раз – ночью, под небом, при лунном свете, когда они стояли у могилы недавно умершего любимого человека. Сейчас я хочу попросить Дана Баррона спеть для нас эту песню. Дан, надеюсь, ты не против?
Дан спокойно сидел, глядя на старого друга, и слушал его. Воспоминания о старых студенческих днях нахлынули на него. Он забыл, что он в Нью-Йорке, в незнакомом городе, забыл о сестре, незнакомой, чужой девушке, сидевшей рядом. И когда Кирк пригласил его на сцену, он просто встал и пошел, откликнулся на этот зов, как делал всегда.
А его сестра осталась сидеть на месте, открыв рот и не сводя с него глаз.
У фортепиано сидела Валери Шеннон. Она следила, как незнакомец идет по проходу и поднимается на сцену. Она узнала человека, которого видела на улице пару дней назад. А вон и та девушка, с которой он тогда был. Так, значит, это Дан Баррон! Кирк много рассказывал о нем.
Он поднялся на сцену, а та девушка – его сестра, или жена, или подружка, или кто она там ему, – не спускала с него глаз, зачарованная, ошеломленная и заинтригованная. Но если он действительно поет так хорошо, как говорил ей брат, почему же эта девушка смотрит на него с таким испугом?
Пальцы Валери легко заскользили над клавишами, беря первые аккорды, и голос Дана зазвучал в зале мощно и проникновенно.
Жизнь греховна и темна,
Нет душе моей отрады,
Но Его любовь сильна,
Пали цепи и ограды —
Свет любви Его со мной,
Одиночество исчезло,
Жертва Агнца путь открыла
К жизни вечной,
В Царство Божье,
И душа моя крылата.
Вскоре Валери поняла, что аккомпанирует очень незаурядному голосу, каждая нота гимна блистала как жемчуг в золотой оправе музыкального сопровождения.
Аудитория сидела затаив дыхание, слушая не ушами, но сердцем.
Корали почти окаменела от изумления – сначала от красоты и силы голоса брата, а потом захваченная словами песни. Пение его было необычным. Казалось, его голосом звучат затаенные чаянья человеческого сердца, его томление, неуспокоенность, стремление обрести истинный путь и воля к этому. Значит, сам он тоже когда-то был таким, как все, он не всегда был таким безупречным, таким незаурядным. Значит, кто-то или что-то заставило его измениться!
Он пел, и ей казалось, что он поет ей одной, отвечая на те вопросы, ради которых она пришла к нему. Этой песней брат словно отвечал на ее неудовлетворенность своей жизнью, давал ей надежду, что существует другая жизнь, существует то, что избавляет от тягот, дает дышать полной грудью, помогает начать жить заново, успокоить ту невыносимую тоску, которая знакома каждому, но которую большинство предпочитают не замечать.
Нежная мелодия замерла, и снова зазвенел голос Дана:
Солнце заходит. Темень наступает.
Ты же, как солнце, и в ночи сияешь,
Ангелов сонмы в вышних согревая
Заревом дивным.
Днем осквернили мы себя грехами.
Ты же изгладь их, милосердный Боже;
Сердце очисти – пусть оно искрится,
Ночь озаряя[1].
Неужели ее брату, с его ангельским лицом, тоже знакомы боль и отчаяние, неужели он понимает те чувства, которые испытывает она? Неужели и в его жизни были грехи? Нет, невероятно. Корали не привыкла называть грехом то, что она делала. Разве она кого-то убила или украла что-нибудь? Или изменила? Она раньше не слышала, чтобы грехом называли обычные, повседневные вещи, которые большинство людей делают даже не задумываясь. Грех? Нет, она была уверена, что Дан никогда не грешил.
– Свет любви Его со мной… – пел он своим волшебным голосом, и все слушающие не сомневались, что Иисус действительно близок ему, как друг.
И сестра, слушая его, вдруг начала постепенно проникаться пониманием, что же брат пережил за эти годы, как одиноко ему было без матери, ей стало стыдно за ту роль, которую невольно она сыграла в этой трагедии. Господи, каким он был несчастным, одиноким ребенком! Правда, у него был замечательный отец. А вот у нее отца не было. Зато у нее была мать – если только Лиза заслуживает этого названия. Но Корали чувствовала себя такой же покинутой и одинокой.
Девушка глубоко задумалась. За эти два дня она передумала больше, чем за всю жизнь!
И снова зазвучали нежные звуки фортепиано, и слова песни будто вливались в каждую открытую, внимающую душу.
Когда последние аккорды замерли, зал молчал, и это для Корали тоже было ново и необычно.
Брюс, склонив голову, молча молился за сидящую рядом девушку, молился так, как раньше ни за кого не молился. Когда музыка стихла, он искоса осторожно взглянул на соседку – и у нее было такое выражение лица, что сердце его преисполнилось трепета и надежды.
Последовала короткая проповедь, простая и сильная, не похожая ни на что, слышанное Корали, тем более от молодого человека. Она слушала с напряженным вниманием и временами вопросительно поглядывала широко раскрытыми глазами на Брюса, словно проверяла, что он тоже верит в те поразительные вещи, о которых говорил проповедник. Корали никогда не слушала рассуждений о смерти, аде, Небесах и Вечной жизни. Все это пугало, не давая покоя – она предпочитала не думать вообще о таких серьезных вопросах.
Теперь уже Брюс открыто наблюдал за ней, благодаря Бога за то, как просто и убедительно говорил Кирк о деле спасения. Может быть, у этой девушки из светского общества больше не будет возможности услышать подобные слова, но сейчас она внимала им с усердием и принимала к сердцу. Конечно, это еще не значит, что она обратится к Богу. Однако такие случаи бывали.
– А сейчас, – продолжал Кирк, – я вижу в зале еще одного моего старого друга, Брюса Карбери. Брюс, поднимайся на сцену, и давайте втроем споем что-нибудь.
Брюс удивленно посмотрел на Кирка, потом, хмурясь, покосился на сидевшую рядом девушку. Не может же он уйти и бросить ее в незнакомом окружении?
Но лицо ее горело живейшим интересом.
– Иди, иди, – сказала она, – я хочу послушать, как ты поешь!
– Хорошо, – улыбнулся он. – Прости, что приходится тебя бросать.
Брюс пробрался мимо нее и пошел к сцене.
Как эти три голоса сливались, как они звучали! Это было прекрасно, они пели о Боге так, словно разговаривали с другом.
Все это было для Корали откровением. Она что-то слышала об евангельской истории, но ее душу это никогда не трогало. С тем же напряженным вниманием и изумлением, с каким она наблюдала все происходившее здесь, она слушала, как три красивых голоса разворачивали перед ней евангельский сюжет до самого последнего стиха:
Предашь ли ты себя в руки Спасителя?
Значит, и для нее это тоже возможно. Во время песни ей показалось, что взгляд Брюса устремлен прямо на нее, его глубокий бас красиво сливался с остальными голосами, он пел: «Тебе хвала, Отец наш Бог! Тебе, Единородный Сын!» – и Корали казалось, что он говорит о реальном, ощутимом, доступном и ей. Она замерла, затаив дыхание, ее мучили зависть и обида. Она до конца не осознавала смысл того, о чем говорилось в песне, – до этого ей было еще далеко. Но Корали была глубоко тронута и смутно затосковала о чем-то, чего не знала, но о чем явно знал ее брат.
Когда собрание закончилось и выходящие обходили ее с двух сторон, что-то оживленно обсуждая, она внимательно всматривалась в их лица. В большинстве это были простые люди, некоторые были одеты хорошо и даже дорого. У нескольких девушек глаза светились воодушевлением. Она не знала еще, хочет ли она стать такой же, как эти люди, ведь для этого наверняка потребуются немалые жертвы, и, если она поближе узнает их жизнь, жизнь брата и его друзей, ее энтузиазм скоро иссякнет. Впрочем, что ей, собственно, терять? Всерьез задумавшись над этим, Корали поняла, что не может назвать ничего, что не отдала бы с легкостью. Чем угодно можно было заплатить за эту искреннюю, настоящую радость и мир в душе.
Но, если все, о чем говорилось в песнях, реально, почему все остальные не ищут этого, а теряют время в погоне за наслаждениями, которые на самом деле приносят только кратковременное удовольствие?
Тут Корали увидела, что Брюс пробирается к ней по проходу. Глаза их встретились. Открытая улыбка осветила его лицо, он смотрел на девушку тепло и нежно, как тогда, когда пел «Свет любви Его со мной».
– Прости, что оставили тебя одну, – произнес он негромко, останавливаясь рядом с Корали.
– Ничего, – ответила она быстро, чуть смущенно. Никто из ее знакомых и приятелей не поверил бы, что Корали может что-то смутить. Потом лицо ее прояснилось, она подняла на него глаза, в которых светилась искренность. – Мне понравилось, как ты поешь! У тебя великолепный голос!
Брюс кинул на нее удивленный взгляд.
– Да? Рад, что тебе так показалось, – ответил он серьезно. – Я боялся, что тебе здесь не понравится и многое будет непонятно.
В этот момент их окружили люди, начали разговаривать с Брюсом, а потом и с ней, словно она была одной из них. Через несколько минут со сцены спустились Дан, Кирк Шеннон и Валери, они все познакомились и вместе направились к выходу.
– А теперь, – сказала Валери Шеннон с задорной улыбкой, – давайте зайдем к нам, хотя бы ненадолго. Сегодня моя сестра напекла целое блюдо вкусных блинчиков. Мы можем их попробовать и заодно получше познакомиться. Кирк столько рассказывал про Дана Баррона, что мне хочется узнать вас всех поближе. Идемте?
Они вместе вышли на чистый, прохладный ночной воздух и пошли по улице. Брюс шагал рядом с Корали, словно дал себе зарок оберегать ее. А Валери Шеннон и Дан шли чуть поодаль.
Глава 8
А тем временем в квартире у Лизы вечеринка была в полном разгаре. Потому-то Корали и решила сбежать оттуда и отправиться на поиски своего недавно обретенного брата. Дело в том, что к ним в гости должны были явиться двое молодых людей, которых Корали терпеть не могла и не хотела иметь с ними ничего общего.
Того из них, кто был постарше, звали Айвор Кавано, высокий, представительный, с очень грубыми, развязными манерами и страстный игрок, он ухаживал за Лизой. А младший был его племянником – Эррол Хант, молодой парень с набрякшими мешками под глазами, имевший пристрастие к спиртному. Вот уже несколько недель он бесстыдно преследовал Корали. Видимо, Лиза решила устроить так, чтобы дядя женился на ней, а племянник – на ее дочери. Но девушка была не в восторге от такой перспективы. Несколько дней назад Лиза открыто заявила ей о своих планах, упирая на то, что эти двое сказочно богаты.
Эррола Ханта никак нельзя было назвать симпатичным. Он почему-то решил, что Корали – он называл ее Коринна – принадлежит ему целиком и полностью, и наглыми ухаживаниями отвадил от нее всех старых друзей. Хвастливый, самоуверенный, он относился к ней свысока, но когда страдал после очередного запоя, начинал подлизываться, ныл и хныкал, требуя ее сочувствия, как избалованный ребенок, который хочет, чтобы его утешили и приласкали.
Поначалу все это даже забавляло ее, но скоро она начала понимать, что оба просто используют Лизу, выклянчивая у той деньги на покрытие долгов. Они постоянно просили в долг, забывали отдавать, и скоро Корали это надоело. Днем они с матерью почти разругались по этому поводу.
– Если ты выйдешь за Айвора, я знать тебя не хочу, – заявила она Лизе.
Та задумчиво смотрела на дочь, прищурив глаза.
– А почему бы тебе не выйти замуж за его племянника? – спросила она с нескрываемой издевкой.
– Вот еще! Ни за что! – ответила Корали, вздернув подбородок. – Я найду применение своим деньгам получше, в отличие от тебя. Эти двое – типичные аферисты.
