Текст книги "Их благословила судьба"

Автор книги: Грейс Кэрол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Приезд съемочной группы был намечен на десять утра в понедельник. Бриджет поставила Джоша в известность коротким телефонным звонком. После последней встречи совесть не переставала мучить его. Он составил извинительную речь, но она не дала ему возможности произнести ее. Он хотел раскаяться в своем гнусном поведении, но она оборвала его на полуслове, сказала, что надеть и к какому времени быть готовым, и положила трубку. Он надеялся объясниться при встрече, сказать, что она самая привлекательная женщина, которую он встречал, но…

Но – что? А если той ночью он всего лишь поддался своим инстинктам? Стоя тогда под дверью взволнованный и разгоряченный, он готов был взять все, что она захочет дать. Но ее рассказ о городской жизни мгновенно спустил его с небес на землю. Надо было быть полным идиотом, чтобы допустить мысль… О чем? Об их совместном будущем. Это смешно, и она знает это не хуже его.

И все же ему не хватало ее. Джош скучал по ней, Макс тоже. Мальчик был нервным и раздражительным и все еще чесался. Джош чувствовал себя точно так же, хотя у него не было ветрянки. Он неприкаянно бродил по дому. Часы еле ползли.

– Собери свои игрушки. Съемочная группа вот-вот приедет, Бриджет приедет, а у нас такой бардак.

– Когда, когда они приедут? – спросил Макс.

– Завтра, я уже сказал тебе.

– Мне скучно, – заявил Макс.

– Скучно? В твоем возрасте… – Он прикусил язык. В возрасте Макса он терпеть не мог родительских нотаций.

– А меня тоже будут снимать?

– А ты будешь улыбаться?

Макс продемонстрировал беззубую улыбку, отчего Джош впервые за последние дни рассмеялся и взъерошил ему волосы.

– Так-то лучше, им понравится. Иди отрепетируй еще несколько улыбок перед зеркалом. Когда они увидят, они не устоят. – Джошу самому было трудно устоять перед сыном, особенно с того дня, как тот заболел.

Когда съемочная группа из трех человек наконец прибыла вслед за машиной Бриджет, Макс уже прыгал от нетерпения и Джош вел себя не лучше. Это же будут просто съемки, говорил он себе. Все, что от него требуется, – это сесть на лошадь, остальное его не касается. А вдруг Бриджет не захочет замечать его? Он ее тогда так обидел… Он с трудом заставил себя перестать ходить взад и вперед.

Джош наблюдал, как операторы, все как один длинноволосые, в потертых джинсах и солнцезащитных очках, выбрались из фургона и застыли при виде расстилавшегося перед ними бесконечного пространства пыльной красной земли с голыми холмами вдалеке, словно они оказались посреди лунного ландшафта. Когда они начали выгружать оборудование, Макс опрометью бросился к Бриджет и обвил руками ее колени, едва не опрокинув.

– Эй, – сказала она, беря его на руки. – Дайка мне взглянуть на тебя. Теперь тебе лучше?

– Ага. У меня уже прошла ветрянка. Можно меня тоже будут снимать? Папа говорит, я должен улыбаться. Вот так. – Джош не мог видеть его лица, но живо представил себе улыбку, которую Макс репетировал два дня подряд.

Бриджет рассмеялась и посмотрела поверх головы мальчика на Джоша. Когда она встретилась с ним взглядом, привычный мир вокруг него поблек. Красная почва, и холмы в отдалении, и широкое небо – все смешалось.

– Конечно, можно, тигренок, – сказала она, снова переведя взгляд на Макса. – У них полно пленки. Можешь даже сам поснимать, если захочешь. Я сказала им, что ты уже все умеешь. Дай только достану из машины провизию. Вечером приготовлю на всех обед.

– Я помогу тебе, – сказал он, не дожидаясь напоминания Джоша. Джош тоже было вызвался помочь, но Бриджет сказала, что они с Максом вполне управятся. Тогда он пошел в конюшню, чтобы проверить лошадь, на которой собирался позировать. В какой уже раз. Когда он вернулся, Бриджет и Макс только что появились в дверях дома.

Макс помчался смотреть, как операторы выгружают оборудование.

– Не стоит терять время, – сказала Бриджет Джошу. – Завтра мой последний день здесь.

– Что? – Джош оторопел.

– Если все пойдет нормально, завтра мы закончим. Мне бы не хотелось больше отнимать у тебя время.

Джош смотрел на нее в упор. Ему показалось, что он упал с лошади, он был озадачен, выбит из колеи.

– Я не знал, – пробормотал он. – Я хочу сказать, я знал, что ты уедешь, но… Максу ничего неизвестно об этом. Ума не приложу, как ему сообщить. Ему будет не хватать тебя.

Она кивнула.

– Я сама ему скажу. Мне тоже будет его не хватать. Пойдем, познакомлю тебя с операторами, – сказала она. – Пора начинать.

Она говорила спокойно и серьезно. А чего он еще ждал после их последней встречи? И все же было обидно, что для нее это всего лишь очередная работа. А каково будет пятилетнему мальчику, чья мама умерла? Ну, допустим, ей наплевать на Джоша, но Макс-то, неужели ей его не жалко? Джош слышал, как она называла ему имена фотографов, но тут же забывал их. Он тряс им руки, пытался смотреть в глаза, но видел только свое озадаченное лицо, отражавшееся в их солнечных очках. Потом они все вместе отправились осматривать окрестности.

Джош шел впереди, Макс скакал следом, стараясь не отстать, гордый тем, что у него на шее висит камера. Бриджет шла вместе с операторами, тащившими за собой треноги, рефлекторы, камеры, и давала беглые инструкции:

– Силуэт… на разном фоне… профиль… мужественный, сексуальный…

Джош все еще пребывал в состоянии шока. Уезжает. Она уезжает. Он автоматически оседлал выбранную лошадь. Сделал несколько кругов по загону перед группой. Затем направил лошадь на вершину холма; за ним поползли операторы, задыхаясь с непривычки и устанавливая камеры в указанные Бриджет места. Фотографы кивали, записывали, делали мелом метки на земле.

Слова Бриджет о том, что фотографы не будут отрывать его от работы, оказались не совсем верны. Он и тогда не вполне поверил в ее обещания, но только сейчас понял, как много потребовалось времени, чтобы выбрать нужный ракурс. Они повторяли одно и то же по нескольку раз, снова и снова, так что к перерыву на ленч он совершенно выдохся от этого нудного однообразия. Операторы принесли дорожный холодильник, полный пива, а Бриджет отправилась к своей машине за мясными и сырными сандвичами, которые она заказала в городской закусочной.

– Я хочу, чтобы вы сняли всадника верхом на лошади на фоне закатного неба, – сказала Бриджет операторам. – Здесь потрясающие закаты.

– А как насчет рассвета? – спросил Джош. – Рассвет может оказаться впечатляющим.

– Рассвет? Я не думала об этом, – протянула Бриджет, потягивая кока-колу. – Ты готов встать так рано?

– Я-то готов, а ты-то как? Тебе придется остаться здесь на ночь.

О Господи, только не на ночь. Только не в его красивом, уютном доме, который иногда казался ей ее собственным. Где она уже чувствовала себя как дома. Но что она могла сказать? Что боится оставаться здесь, чтобы окончательно не завязнуть? Было поздно закрывать дверь конюшни – ведь лошадь уже убежала. Она не имеет права пренебрегать возможностью сделать такой снимок только из-за собственной слабости, только из-за того, что боится спать под одной крышей с Джошем.

А если посреди ночи она встанет, постучит в его дверь и бросится в его объятия, умоляя заняться с ней любовью, так сказать, до отъезда? Нет, риск был слишком велик, надо убираться отсюда.

– У тебя и так дом полон, – сказала Бриджет. – Не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством. Я вернусь вечером в город, а рано утром приеду. До рассвета.

– Останься, – твердо сказал он и накрыл ее руку своей ладонью. – Останься здесь, с нами.

Это было не приглашение, это был приказ. От неожиданности она не знала, что сказать. Она огляделась – операторы стояли неподалеку и курили.

– Я тебя не понимаю, – начала Бриджет. – Когда я видела тебя последний раз, ты сказал…

– Я знаю, что я сказал, – тихо ответил он. – И прошу прощения. Мне не следовало приходить в твою комнату; а если пришел, то не следовало уходить. Не могу выразить словами, как я жалею об этом.

– О том, что пришел, или о том, что ушел?

– И о том, и о другом. Но что сделано, то сделано. Если ты боишься, что я снова приду, не бойся. Все, что меня волнует, – это твое будущее. Твое счастье. Твоя работа. Твой успех. Я хочу, чтобы ты осталась здесь и могла сделать утром самые удачные кадры.

Макс был в неописуемом восторге, узнав, что Бриджет остается на ночь. Но он был так утомлен, что даже не возмутился, когда она предложила проводить его наверх и уложить спать. Она укрыла его одеялом и подумала, что, пожалуй, пора сказать ему, что она уезжает. Глядя на его слипающиеся веки, на ручонку, все еще держащую ее руку, она поняла, что не может сделать этого.

– Ты будешь здесь, когда я проснусь, да, Бриджет?

– Конечно, буду. Я буду здесь завтра целый день, а потом…

Даже если бы у нее хватило мужества сказать ему, он все равно уже спал. Она еще раз посмотрела на него и закрыла за собой дверь.

Снимали всю вторую половину дня, до самого заката, когда наконец отсняли кадр, который, Бриджет знала это, получился именно такой, какой они хотели. Небо было окрашено во все оттенки цветов, от оранжевого до малинового. Джош застыл на лошади, резко выделяясь на фоне неба. Здесь было все – энергия, сила, сексуальная притягательность. Бриджет облизала сухие губы. Она вспомнила миг, когда впервые увидела его. Волшебный миг, когда она поняла: он тот, кто ей нужен.

Она облегченно вздохнула: как бы то ни было, что бы ни произошло с ней во время этого путешествия в отдаленный уголок Невады, она получила то, за чем приехала. Даже больше. Она не хотела думать о залитой полуденным солнцем Мэйн-стрит; о том, как сгущались сумерки на ранчо и тени падали на поля; о том, как она держала в своей руке руку Макса, и о том, что завтра это будут только воспоминания.

Она заставила себя сосредоточиться на приготовлении обеда. Не время вспоминать, она не может позволить себе размякнуть накануне отъезда. Чтобы ею окончательно не овладела меланхолия, она отправилась в кухню и, пока фотографы по очереди принимали душ, а Макс смотрел телевизор, приготовила запеканку из брокколи, цыпленка, риса и сметаны, купленных в городе. Она пекла ее раньше, у себя дома, поэтому делала все почти автоматически, в то время как ее мысли блуждали и уносились в завтрашний день. Завтрашний день, последний для нее.

После ужина операторы отправились на крыльцо покурить.

– Пойду уложу Макса спать, – сказал Джош Бриджет. – Не думаю, что он будет рад, если пропустит утренние съемки. Кстати, я уже устроил операторов в комнате для гостей, поэтому тебе, боюсь, придется спать на диване в гостиной. Подушки и одеяла в стенном шкафу, – добавил он, повернулся и вышел из комнаты.

Она закусила губу, удивленная и несколько обиженная тем, что он так внезапно покинул ее общество. Когда же они смогут попрощаться? Или они не будут делать этого? Завтра на закате она просто уедет, помахав рукой? Может, это действительно лучше, чем слезы и объятия.

– Увидимся на рассвете, – сказала она ему вслед. – И, Джош, спасибо тебе еще раз за гостеприимство. Без тебя у нас ничего бы не вышло. Я знаю, тебе неприятно мое присутствие, но…

– Забудь об этом, – бросил он через плечо.

Ее искренняя благодарность была ему явно неприятна. Она пошла в гостиную, нашла подушку и одеяло и кинула их на длинный кожаный диван. Оставив гореть только маленькую настольную лампу, она растянулась на диване и принялась разглядывать индейские ковры и половики, которые так сильно врезались в ее память в тот первый день. Она изо всех сил пыталась забыть о том, что завтра ее последний день здесь.

На каминной полке стояла пара подсвечников и между ними большая фотография Молли, с нежными глазами и сладкой улыбкой. Казалось, она смотрит прямо на Бриджет, приветствует ее в Хармони, в своем доме, в своей гостиной, так заботливо обставленной ею. Бриджет вспомнила, что друзья Молли считали ее святой, а ее фотография между двумя свечами напоминала икону. Что сказала бы она, если бы узнала, что Бриджет влюбилась в ее мужа и ее сына?

Если бы она действительно была святой, она сказала бы:

– Джошу нужна жена, Бриджет. Его родственники правы. Если я умерла первой, это еще не значит, что он должен оставаться один до конца своих дней. А Максу очень нужна мама. Ты не совсем такая, как мне хотелось бы, понимаешь, карьеристка, да к тому же городская до мозга костей, но я верю, что ты исправишься. Кажется, ты без ума от Джоша. Я тоже была от него без ума. Он единственный мужчина, которого я когда-либо любила. Если ты считаешь, что сможешь сделать его счастливым, действуй.

– Действуй… но как? – пробормотала Бриджет. – Он дал мне понять, что у меня нет ни малейшего шанса. Ни у кого нет. Никто не может сравниться с тобой. И уж конечно, не я. Я не умею выращивать овощи, или варить джем, или выручать из беды людей в округе.

– А Макс? – спросила воображаемая Молли. – Ты заботилась о нем, когда он болел.

– Да, но…

– Джем не так важен. Разумеется, завоевать первый приз на ярмарке – это волнующее событие. Это было одним из моих сбывшихся желаний. Загадай свои желания, Бриджет. Найди свою счастливую звезду и загадай желание. А потом добейся, чтобы оно исполнилось.

– Именно так это делается? – спросила Бриджет. – Именно так ты добилась всего, чего хотела? Мужа, который тебя обожал, который до сих пор тебя обожает, и сына, и… – Она вздохнула. Она ничего не могла поделать со своей завистью.

Ее веки смежались. Она была утомлена, физически и душевно; погасила свет, но не смогла уснуть. Было еще слишком рано, чтобы ложиться спать, и слишком поздно, чтобы чем-то заняться; и некуда пойти. Она боялась столкнуться с Джошем и завязать еще один неловкий разговор. В прихожей раздавались его шаги, голоса операторов. Голос Макса, попросивший отца принести стакан воды. Она представила, как он сидит в кровати, берет стакан, одновременно лихорадочно соображая, чего бы еще такого попросить, чтобы подольше не спать.

Она посмотрела в окно на звездное небо. Есть ли на нем ее звезда, на которую она могла бы загадать желание? Она откинула одеяло с индейским геометрическим орнаментом, встала и подошла к окну. На небе было слишком много звезд, а у нее слишком много желаний. Но она опоздала – завтра ночью ей предстоит дорога в Сан-Франциско. Обратно домой.

Она прижалась лбом к оконному стеклу. Дом. Когда она вернется туда, все наладится. Просто она слишком долго не была там, и удаленный уголок уже начал казаться ей домом. Она привыкла к этому скупому пейзажу, к этому маленькому городку и его приветливым людям быстрее, чем могла себе представить.

Дома она снова окунется в работу. У нее много дел: нужно закончить с этим заказом на «Дикого мустанга» и начинать искать нового заказчика. На одном заказе не продержишься, даже на очень выгодном. Пора выбираться отсюда и снова вступать в битву. Доказать всем, включая Скотта Марстена и его отца, что ее агентство не однодневка.

– Бриджет! Что случилось? Что там?

Она быстро обернулась и взглянула на Джоша, стоявшего в полутьме гостиной.

– Звезды. Я хотела загадать желание, но не знаю, на какую звезду загадывать.

– Иногда лучше не загадывать желаний, – сказал он, подходя к окну, чтобы тоже взглянуть на звезды. – Знаешь, как говорят? Осторожней с желаниями, они могут сбыться.

В его голосе была такая грусть, что Бриджет удивленно посмотрела на него. Было слишком темно, и она не могла разглядеть выражение его глаз. Она могла только догадываться, какую боль он испытывал оттого, что его желание сбылось так ненадолго. Но захотел бы он взять его назад?

– Что ты имеешь в виду? – спросила она. – Я думала…

– Ты думала, что мое желание сбылось. Да, я женился на Молли. – Он повернулся, чтобы взглянуть на ее фотографию на каминной полке. Бриджет не могла разглядеть ее черты с такого расстояния, но он-то наверняка знает их наизусть. – Это было все, чего я хотел, и еще обустроить свою жизнь на ранчо. Но нам было только восемнадцать, и мы понятия не имели, чего хотим на самом деле. Мы поженились. И обнаружили, что у нас разные интересы.

Молли хотела ребенка. Сразу же. Она была очень заботливой и стала чудесной матерью, когда это наконец случилось. Но ждать пришлось долго, годы отчаяния, пока она не забеременела. Чтобы заполнить пустоту, она отдавала всю себя соседям. Если что-то случалось, Молли была тут как тут. Заболеет ребенок, несчастье в поле, попал в больницу друг – на сцене появлялась она со своими домашними пирожками, вареньем и неустанной заботой.

Иногда ее не было по нескольку дней. Благодарность, любовь и уважение, которыми отвечали ей люди, заменяли Молли ребенка. Но не полностью. Забот о доме и обо мне ей было мало. Я знал это, понимал, но не мог придумать, как помочь, что сделать. Чем больше мы старались зачать ребенка, тем в большее отчаяние приходили. Мы боялись говорить об этом, но думали постоянно. По крайней мере она. Она говорила, что не винит меня, но я чувствовал, что разочаровал ее.

Бриджет отступила назад и наткнулась на подлокотник кресла. Колени у нее подгибались, руки похолодели, она еле держалась на ногах. Что она могла сказать? Откровенность Джоша совершенно ошеломила ее. То, что его первый брак был не таким уж идеальным, потрясло ее до глубины души.

– И что же ты сделал?

– Сделал? Купил еще несколько диких мустангов. Приручил их, объездил, а потом продал. Я стал одним из лучших наездников в наших краях, и я не жаловался. Как можно жаловаться? Ведь я получил все, чего желал. Но иногда мне приходило в голову, что, может быть, стоило поступить в колледж, как Джед.

– Но все должно было измениться, когда наконец родился Макс.

– О да. Молли была всецело поглощена Максом. И все же находила время для всех, кто нуждался в ней. Для всех, кроме меня.

– Что?

– Я еще никому не говорил об этом. Не знаю, почему рассказываю тебе.

– Наверное, потому, что я не из этих мест. Ничто не связывает меня с Хармони, и завтра я уеду.

– Может быть. Все же я не могу жаловаться на Молли. Она была замечательная – замечательная жена, мать и замечательный человек. Все так говорили. А потом она умерла. Прежде чем я успел сказать ей, как сильно любил ее, как ценил все, что она делала.

– Но она знала. Она должна была знать, – сказала Бриджет. – Ты ведь был замечательным мужем, как она была тебе замечательной женой.

– Я не могу этого понять. Как Бог мог забрать такого хорошего человека? – воскликнул Джош с искаженным от гнева лицом. Он ударил кулаком по подоконнику. – Как мог Он отнять у Макса его мать?

Глаза Бриджет наполнились слезами. Она встала, подошла к Джошу и обняла.

– Возможно, нам не дано понять это, – сказала она. – Возможно, мы должны просто принять это.

Джош уткнулся лицом в ее волосы. Он не собирался рассказывать этого ни ей, ни кому-либо другому. Случилось ли это в самом деле потому, что она завтра уезжает? Потому, что она не имеет никакого отношения к нему или его жизни? Или потому, что она способна понять? Потому, что она знала его лучше, чем все, с кем он прожил бок о бок всю свою жизнь?

Тепло ее тела согревало его, ее отзывчивость придавала ему сил. Поверх ее головы он взглянул на фотографию в рамке: его бывшая жена – он впервые подумал о ней в прошедшем времени, не чувствуя вины.

Он поднял подбородок Бриджет, чтобы взглянуть на нее: лунный свет заливал ее лицо серебром и придавал волосам карамельный оттенок. Внезапно он почувствовал себя свободным. Свободным от чувства вины и угрызений совести. Все, о чем он мог думать сейчас, – это чувство облегчения и Бриджет. Она была в его голове, в его сердце и в его объятиях.

Он поцеловал ее, и она вернула ему поцелуй. Прикосновения, ее запах возбуждали его. Он целовал снова и снова. Он знал, что не сможет забыть Бриджет, но в ее жизни, такой интересной, такой стремительной, наполненной людьми и событиями, в той жизни ему места не было. Что, если он скажет ей прямо сейчас, что любит ее, и услышит «нет»? Ему этого не пережить. Или вдруг случится чудо, и он женится на ней, а потом потеряет, как потерял Молли? Нет, он не может так рисковать.

Собрав всю свою волю, он отстранил ее от себя. Она была всего лишь на расстоянии вытянутых рук от него, но этого было достаточно, чтобы набрать воздуха и… увидеть озадаченное выражение ее глаз, ее распухшие от поцелуев губы.

– Спокойной ночи, Бриджет, – сказал он. Затем, не давая себе времени передумать, повернулся и направился через коридор в свою комнату.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Восход солнца – волшебное время, подумала Бриджет, окидывая взглядом горизонт. Даже в городе. Глядя на поднимающееся над заливом солнце из окна своей маленькой квартирки, она всегда испытывала благоговейный трепет. Но когда она вышла из дверей фермерского дома в утреннее безмолвие и увидела встающее над далекими горами солнце, ей показалось, что она присутствует при сотворении чуда. На какое-то время она совершенно забыла о том, что ей нужно попрощаться с Максом, что она уезжает, забыла о своей усталости после проведенной без сна ночи, когда ворочалась с боку на бок, пытаясь понять, что же происходит с ее жизнью.

Она шла по высокой, сочной, росистой траве, не замечая, что ботинки промокли насквозь. Неподалеку операторы уже устанавливали оборудование, чтобы не упустить самый удачный момент. Через несколько минут Джош будет на вершине холма, верхом на поднявшейся на дыбы лошади с развевающейся на ветру гривой, четко вырисовывающийся на фоне рассветного неба. А сейчас он выводил лошадь из конюшни, опустив голову и нежно разговаривая с животным. Она смотрела, как они приближаются, не замечая ее. Она завидовала ему, его спокойной жизни, возможности свободно заниматься любимым делом, среди друзей и родных. Но больше всего она завидовала тому, что у него есть сын. Он поднял голову, увидел Бриджет и резко остановился.

– Спала хорошо? – угрюмо спросил он.

Она чувствовала, как его взгляд скользит по ее телу, и смущенно оправила мятую рубашку, пригладила рукой взъерошенные волосы.

По ее спине побежали мурашки, то ли из-за промокших ботинок, то ли из-за его взгляда, из-за соблазна, исходившего от него. Одного его глубокого, низкого голоса было достаточно, чтобы ее руки покрылись гусиной кожей.

– Замечательно, – солгала она и задорно улыбнулась. Во всяком случае, ей хотелось так думать. – А ты?

– Лучше не бывает, – ответил он.

Она сомневалась в этом. Его лоб прорезали морщины, которых не было еще вчера, а мышцы вокруг рта были напряжены. Воспоминание о словах, сказанных прошлой ночью, как и о несказанных, витало между ними. В воздухе, который еще несколько минут назад был совершенно безмятежным, почувствовалось напряжение.

– Ну что ж, кажется, мы почти готовы, сказала она, кинув взгляд на операторов, и подавила в себе желание застегнуть пуговицы на его куртке, расправить воротничок клетчатой рубашки и пригладить не вполне идеально лежащие волосы. Если бы это был кто-нибудь другой, один из бессчетных манекенщиков, получающих за работу деньги, она не стала бы раздумывать. Но к Джошу она боялась прикоснуться, пусть даже из соображений имиджа, даже одним пальчиком. Нет, только не после прошлой ночи, только бы не повторить все сначала.

Он кивнул и вскочил в седло, так легко, что она пожалела, что не сняла это на пленку. И не потому, что может забыть, как он выглядит верхом, словно лошадь является его продолжением, словно они слиты в единое целое. У нее будет предостаточно фотографий Джоша Джентри, на каждом флаконе одеколона, на каждом парфюмерном прилавке, каждом рекламном щите… Да, ей нетрудно будет все время помнить о нем. Проблема будет в том, чтобы его забыть.

Бриджет не хотела нарушить утреннее безмолвие криком и помахала операторам рукой, чтобы они сделали остальное без нее. К тому времени, как она подошла к холму, серебряные и розовые полосы на небе поблекли, прозрачная луна почти зашла, а операторы складывали свои треноги.

Остаток дня прошел гладко, за съемками окрестностей.

– Про запас, – объяснили операторы.

– Не хотелось бы снова возвращаться сюда, – сказал один из них после ленча.

– Это почему же? – спросила Бриджет, нахмурившись, словно получила личное оскорбление. Это было неосторожно с ее стороны – дом не ее, ранчо не ее, город тоже не ее. Она больше никогда ничего этого не увидит.

– Знаешь, – ответил парень, махнув рукой в направлении бескрайних просторов, окружавших ранчо, – здесь так… пусто. Здесь нечего делать.

Нечего делать, кроме как просто жить. Разумеется, здесь другая жизнь, но она вполне подходит жителям Хармони, настолько подходит, что Бриджет почти завидует им. Джош исчез в конюшне вместе со своей лошадью. Съемочная группа собирала оборудование. Время шло. Бриджет понимала, что не может больше откладывать свое прощание с Максом.

Она вошла в дом через парадную дверь, как в тот первый день. Мимоходом взглянула на фотографию Молли на каминной полке и подумала, хватит ли у нее мужества сказать «прощай» ее сыну. В отличие от Молли, Бриджет ничего не смыслила в детях и не представляла, как сказать о своем отъезде. В коридоре она вытерла влажные ладони о джинсы. Ее ноги словно были налиты свинцом. Может, она делает из мухи слона. Может, она переносит собственные чувства на пятилетнего ребенка.

Макс лежал плашмя на полу своей комнаты, что-то конструируя из «Лего».

– Эй, – сказала она, вставая на колени рядом с ним. – Как поживаешь?

– Сооружаю трассу для мотогонки, – ответил он, взяв в руку модель мотоцикла. – Зу-ум, – загудел он. Мотоцикл слетел с только что построенного моста и врезался в Бриджет.

– А-а-а, – протянула она, отпрянув в притворном испуге.

Макс ухмыльнулся, показав щербины между молочными зубами.

– Прямо как я врезался в тебя в первый день, когда ты приехала, помнишь? – спросил он.

– Помню. – Она набрала в грудь воздуха. – Тогда был мой первый день, а теперь, сегодня… – О Господи, дай мне мужества выговорить это. – Сегодня мой последний день. Мне нужно ехать домой.

Он наморщил веснушчатый нос.

– А где твой дом?

– Мой дом… – Она окинула взглядом его комнату, бежевые стены, оклеенные постерами и увешанные полками с его сокровищами. Ее домом была квартира, которую она снимала. Для Макса и для многих поколений Джентри домом было и всегда будет ранчо. Он считает это само собой разумеющимся. Он еще слишком мал, чтобы оценить этот подарок судьбы. – Мой дом в Сан-Франциско, – продолжила она. – Это огромный город в Калифорнии. Если я уеду сегодня, то на своей машине смогу добраться туда завтра. Вот как это далеко.

– Когда ты вернешься? – спросил он очень серьезно, подняв на нее фирменные голубые глаза Джентри.

Она быстро заморгала. Она не должна расплакаться. Она не будет плакать.

– Ну… наверно, я больше не вернусь. Понимаешь, у меня там работа. Я приехала сюда…

– Знаю, ты приехала, чтобы купить лошадь. Так ты сказала, разве нет? – спросил он, почесывая руку.

– Да… нет. Я не это имела в виду. Я сказала, что приехала, чтобы поговорить с твоим отцом насчет лошади, но мне нужно было, чтобы он согласился сняться верхом на лошади. На своей лошади. Именно этим мы и занимались. Снимали. Ты знаешь, потому что ты помогал нам.

– Я здорово вам помог, а?

Она улыбнулась и взъерошила его волосы.

– Да, здорово. И когда вернусь домой, я пришлю тебе фотографии. Те, на которых ты, и те, которые ты сделал. Сможешь приколоть их на стену. Тебе хотелось бы?

Вместо радостного возгласа, который она ожидала услышать, он опустил голову и отвел взгляд.

– Думаю, да, – пробормотал он себе под нос. О нет. Если он заплачет, она тоже заплачет. Если она хочет уйти, сохранив хотя бы каплю достоинства, надо уходить сейчас. Она не может обнять его, не может рисковать, иначе вообще никогда не уйдет.

– Прощай, Макс, – сказала она сдавленным голосом, поднялась на ноги, выбежала вон, прежде чем один из них успел расплакаться. Она быстро шла к входной двери, слезы застилали глаза, она твердила себе, что с ним все будет в порядке. У него есть здесь все, что ему нужно. Если она плачет не по Максу, тогда по кому же?

Она почти врезалась в Джоша на ступеньках крыльца, выдавила из себя улыбку и попятилась назад.

– Я… Мы почти закончили, думаю, поэтому… Я попрощалась с Максом.

– О, – только и сказал он. Его глаза потемнели, так что казались почти черными. Вопрос висел в воздухе. Как насчет него? Как насчет того, чтобы попрощаться с ним?

Она с трудом сглотнула.

– Прежде чем я уеду, мне хотелось бы поблагодарить тебя за все, что ты сделал. Я знаю, ты не хотел делать этого, позировать два дня подряд. Но надеюсь, это было не слишком тяжело. В любом случае ты получишь чек, как только…

– Я сделал это не ради денег, – сказал он.

– Знаю, но… из-за чего тогда? – спросила она, прислонившись к деревянным перилам и наморщив лоб. Если она не спросит сейчас, то не спросит уже никогда.

Он пожал плечами.

– Не знаю. Возможно, из любопытства. – Он посмотрел на нее долгам, пронизывающим взглядом, отчего у нее бешено заколотилось сердце, и она вынуждена была сцепить пальцы, чтобы он не заметил, как задрожали у нее руки.

– Ты хотел знать, как пахнет одеколон «Дикий мустанг»? Я пришлю тебе первый же флакон, который сойдет с фабричной линии.

– Я не это имел в виду. Мне было любопытно узнать о тебе.

– Ты имеешь в виду – узнать, что делает такая миловидная женщина в этом сумасшедшем, жестоком бизнесе? – весело спросила она.

– Я имею в виду – узнать, что делала такая миловидная женщина в моей ванной комнате.

– Ну, так теперь ты знаешь. – Она говорила себе, что этот разговор ни к чему не ведет, что нужно попрощаться и уехать. Но по-прежнему стояла и смотрела на него с крыльца, мучительно ища слова и не находя их. Она хотела скорее уехать и жадно ждала, что он попросит ее остаться, и знала, что он этого не сделает.

Наконец она спустилась по ступенькам и прошла мимо него, ощутив жар его тела, запах кожи, смешанный с резким мужским запахом Джоша Джентри, который невозможно заключить во флакон, иначе женщины выстраивались бы в очереди, чтобы только получить возможность выложить пятьдесят долларов за одну каплю. Она едва слышно пробормотала что-то о том, как приятно было иметь с ним дело, и пошла к машине. В голове стоял туман. Попутно она что-то объясняла съемочной группе, плохо соображая, что именно: то ли дорогу на Сан-Франциско, то ли каковы нынче рыночные цены на овес, – через минуту она уже не помнила, о чем говорила.

В городе она взяла свои вещи, заплатила за проживание и уехала. В боковом зеркале было видно, как исчезал город позади, как уменьшались одноэтажные домики песочного цвета, пока совсем не скрылись из виду, растворившись в пыли, словно никакого города и не было вовсе. Словно она никогда не сидела в закусочной, потягивая кофе с Тэлли и Сьюзи; никогда не покупала в местном магазинчике наряд для вечеринки; никогда не звонила на ранчо Джоша Джентри по телефону на углу.