Текст книги "Добрая традиция"

Автор книги: Грейс Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

С энергией у этого мужчины было все в порядке.

Стефани почувствовала его ласковые пальцы на своей спине, он прижался к ней бедрами, и она ощутила сотрясавшую его дрожь. И когда она уже почти потонула в захлестнувшем ее потоке желания, он, издав какой-то горловой звук, отпустил ее.

– Иди, – приказал он хрипло. – Уходи прямо сейчас. И, пожалуйста, хоть из жалости, не пользуйся больше этими духами. По крайней мере пока я рядом. – Он коснулся губами ее лба, покачал головой в ответ на немой вопрос в ее глазах и, взяв за руку, повел… почти потащил к машине.

– Но я думала, – прошептала она, – что ты не хочешь…

– Я хочу, – ответил он, – больше, чем ты себе можешь представить. Кто, как не ты, черт возьми, несет ответственность за мои страдания в последние два часа? Но желать и отдаться желанию – это две разные вещи. Тебе, моя любимая, нужно от наших отношений гораздо больше, чем я готов… или способен… дать. И хотя ты подвергаешь меня жестокому испытанию своим щедрым предложением, мне пришлось бы платить за мою уступку искушению, а для меня эта цена слишком высока.

Он усадил ее в машину и захлопнул дверцу. Заплатил водителю и, когда автомобиль тронулся, сделал прощальный жест рукой.

Стефани откинулась на сиденье, чувствуя, что каждая ее косточка превращается в кисель. Она слепо уставилась вперед. Он хотел ее. Она все-таки не ошибалась по поводу этого. Но он не хочет связи и обещаний – вот почему он отверг ее.

О черт! Ее глаза наполнились слезами. Почему этому человеку нужно быть таким честным! Было бы гораздо легче, окажись он подлецом, потому что голод, от которого он страдал, был не более мучителен, чем ее собственный.

Только приехав домой и постояв минут пять под ледяным душем, Стефани снова обрела разум, и тогда наконец поняла, что с ней могло произойти. От ужаса она громко вскрикнула. Шум разбудил Джейни, она застучала в дверь ванной:

– Стефани, что с тобой?

– Я в порядке, – откликнулась Стефани.

И хвала Всевышнему за это! Она выключила душ, завернулась в огромное пушистое полотенце. И вздрогнула. Чем бы мог закончиться этот вечер? Если бы Макаллистер не был джентльменом… Увлеченная счастливой атмосферой этого дня – музыкой, вином и обаянием кавалера, – она уже приблизилась к тому, чтобы совершить самую большую ошибку в своей жизни.

Переспать с ним было бы для нее равносильно прощанию со всеми мечтами, потому что Стефани осознавала, что одной ночи с Макаллистером ей было бы недостаточно. От него она хотела гораздо большего.

В следующие несколько дней у Стефани не было времени размышлять о своей душевной травме. По крайней мере днем. Джойс отпросилась и уехала развлекать каких-то свадебных гостей из пригорода, а постоянный поток покупателей заставлял Стефани вертеться как белка в колесе. Но вечерами… О, эти вечера! Макаллистер входил в ее мысли, несмотря на сопротивление девушки. И когда она ложилась спать, в надежде хотя бы во сне обрести покой, он вступал в сны, разбивая все преграды с упрямством, которое приводило ее в трепет.

А вот в реальной жизни он не появлялся. Стефани не видела Макаллистера в течение всего последующего месяца и ничего не слышала о нем до самой середины апреля, когда Джойс, как бы между прочим, сказала:

– Этот Макаллистер уехал в Аспен на Пасху – вместе с Уитни. Марджори говорит, что последнее время у Тиффани Уитни очень самодовольный вид…

Стефани как будто вылили целую банку кислоты на сердце.

– Правда? – Она делала вид, что увлечена расстановкой игрушек на полке.

– Бедняга, – вздохнула Джойс, – кто-нибудь должен за это взяться.

– За что?

– Наставить его на путь истинный, конечно. Уитни никогда не будет способна на настоящие отношения с мужчиной – она слишком любит себя! Она абсолютная противоположность той женщины, которая нужна Макаллистеру. По словам Марджори, ее босс просто не соображает, что делает!

К счастью для Стефани, в этот момент звякнул колокольчик у входа, что спасло ее от необходимости отвечать. Но когда она повернулась к посетителю и увидела, кто это, ее облегчение сменилось предчувствием неприятностей.

– Тони. – Она аккуратно положила серую фетровую крысу, которую держала. – Чем… я могу тебе помочь?

– Извините меня, – пробормотала Джойс и ушла в подсобку с таким лицом, будто лимонов наелась.

Тони сразу перешел к делу:

– Я планирую продавать это здание, Стефани, и подумал, что должен сказать тебе об этом сейчас, а не дожидаться, пока твой договор об аренде истечет… к концу месяца.

Стефани задохнулась, но он продолжал:

– Мой покупатель хочет приобрести весь квартал, и я намерен его продать. Однако, зная, что переезд уничтожит твое дело – сейчас совершенно ничего не сдается в аренду поблизости, – я готов обсудить детали. В чем дело, Стефани? Ты так побледнела.

Побледнела?.. Она считала, что ее аренда гарантированно обновляется в конце каждого месяца. Тони сказал ей еще в прошлом году, что решил оставить за собой это здание навсегда. Что же заставило его изменить решение?

– Давай поужинаем вместе, – гладко продолжал он. – Я знаю: стоит нам потолковать наедине, и мы найдем решение твоей проблемы. – Его ноздри дрогнули. – Конечно, если бы мы были еще помолвлены, я бы никогда не дал возникнуть такой ситуации. Ты… э-э-э… следишь за ходом моих мыслей?

Стефани смотрела на него. Он же просто ставил ей ультиматум: выходи за меня, или потеряешь свой магазин. Это шантаж!

– Нет, – ответила она, скрывая свое возмущение под маской непонимания. – Тебе придется повторить мне все по слогам.

Он подошел к ней вплотную и злобно схватил за плечи:

– Ты отлично понимаешь, что я говорю!

Она тщетно пыталась высвободиться.

– В таком случае ты не оставляешь мне выбора, кроме как уйти, – выдохнула она.

Когда его губы, холодные и мокрые, прикоснулись к ее губам, она на секунду застыла от изумления. Но хлынувший в кровь адреналин придал ей сил, и она ударила его коленом в пах. Тони согнулся пополам, застонал и попятился.

– Ты, маленькая сучка! – Все его тело сотрясала ярость. – Ты сама себя приговорила, дорогуша! Ты уберешься отсюда вместе со своими придурочными игрушками к концу месяца. Или, клянусь, я тебя по судам затаскаю!

Джойс, наверное, услышала крик. Она выбежала из подсобки и обняла Стефани, как бы защищая ее.

– Убирайся! – Стефани смотрела на своего экс-жениха сквозь слезы ненависти. – Это ты попадешь в суд по обвинению в оскорблении!

Он вышел, захлопнув за собой дверь с такой силой, что стены вздрогнули и с полок упало несколько игрушек.

Джойс похлопала Стефани по спине, как маленького ребенка.

– Тебе нужно присесть, дорогая. Пойдем, я заварю нам свежего чая. Крепкого и горячего.

Они вдвоем прошли в помещение склада, Джойс усадила Стефани на стул и поставила чайник.

– Ты слышала, что он сказал? – Голос Стефани был печальным. – Нам надо выметаться отсюда к концу месяца.

Джойс подошла к ней сзади и начала массировать ей плечи.

– Мы позвоним в «Глобус» и поместим объявление. Найдем какое-нибудь другое место.

Стефани закрыла глаза.

– Нет, – вяло сказала она, – спасибо, Джойс, но не надо. Не надо никаких объявлений. Я устала от города, и, Господи… как я устала от городских мужчин! Я уезжаю домой.

– Обратно в Рокфилд?

– Обратно в Рокфилд, – подтвердила она с тоскливой улыбкой. – Смешно – я уехала из дома, потому что думала, что в моей жизни не хватает чего-то необычного, волнующего. Рокфилд выглядел таким… обыкновенным. Теперь я насытилась волнующим, и обыкновенное кажется таким привлекательным. Может, я уговорю и тебя поехать со мной, Джойс? Мы ведь отличная команда!

Джойс усмехнулась.

– Спасибо, но вся моя семья и родственники живут в Бостоне. Потом, Джина хочет вернуться на работу после рождения ребенка и уже попросила меня сидеть с ним по выходным. Я планировала обсудить эту проблему с тобой, но все откладывала. Мне не хотелось тебя подводить.

– Это же замечательно! – сказала Стефани. – Ты будешь сидеть по выходным с внуком, я попаду домой. Все хорошо, что хорошо кончается.

Но если это действительно так, задалась она вопросом, пока Джойс разливала чай, то почему на душе такая тяжесть?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Во вторник после пасхальных выходных Стефани снимала солнечно-желтые декорации в витрине. Она гордилась собой – ни разу за всю эту процедуру не посмотрела на окна Макаллистера, чтобы проверить, не наблюдает ли он за ней. Когда она спрыгнула на пол, готовая упаковывать пасхальные украшения, то увидела, что Джойс вытаскивает из подсобки огромную коробку с надписью «День матери». У Стефани сдавило горло.

– Убери это, Джойс. – Она отвернулась, чтобы Джойс не заметила, как вдруг заблестели ее глаза, и принялась запаковывать худого Пасхального Зайца в пакет. – Нас уже не будет здесь на День матери. И ты это знаешь.

– Но мы будем здесь еще всю следующую неделю, и ты помнишь, каким фантастическим успехом мы обязаны твоей витрине ко Дню матери.

– Но на оформление уходит несколько часов. Я считаю нецелесообразным так беспокоиться ради считанных дней. Мы уже должны упаковывать те игрушки, что лежат на складе, и будет гораздо легче подготовить их к вывозу без наплыва покупателей.

– Хорошо, дорогая, как ты захочешь. Я поставлю все эти декорации обратно и начну опустошать полки.

– Нам будут нужны еще коробки. Я пойду загляну к перевозчикам грузов, попытаюсь раздобыть несколько. – Стефани закончила упаковывать пасхальные украшения и крикнула Джойс: – Все, я пошла. Вернусь через десять минут.

Было прекрасное апрельское утро, легкий ветер нес запах гиацинтов, и небо мягко голубело над головой. Пахло весной. Как только она вышла, ее миновала обнимавшаяся парочка влюбленных: они тихо смеялись.

С тяжелым сердцем Стефани дошла до угла и остановилась у светофора. Она поняла, что думает о Тони. Какой дурой она оказалась – так ошиблась в нем! Он просто ничтожество. А Деймиан Макаллистер… Он совершенно другой человек. Да, и у него есть один-два недостатка, без сомнения, но он честный человек. Человек, которым она могла восхищаться, которого могла…

– Стефани.

Это его голос. И раздается прямо из-за спины. Или ей мерещится? Стефани в волнении обернулась.

Это и в самом деле был Макаллистер. Сердце ее забарабанило в груди. Он стоял в двух шагах от нее и тяжело дышал, как будто очень быстро шел. Чтобы ее догнать?

– А, привет. – Ей не хватало воздуха, как и ему. – Как дела?

Глупый вопрос. Он выглядел великолепно. Шире в плечах, чем она помнила, глаза ярче и темнее. Она немного удивилась – он похудел.

– Просто прекрасно. – Его рубашка была того же оттенка голубого, что и глаза; пиджак – такой же черный, как его волосы. Теплый, внимательный и обеспокоенный взгляд.

– Ты-то как? – Он нахмурился. – Выглядишь… по-другому.

Стефани почувствовала: еще немного – и ее просто свалит с ног. Один взгляд на этого мужчину – и она уже слабо держится на ногах.

– Может, это мои волосы? – Дрожащими пальцами она откинула назад пышные каштановые кудри. – Надо подстричься. У меня просто не было времени.

– Нет, – сказал он, – это не из-за волос. Они точно такие, какими я их помню… – Его лицо посерьезнело. – Прекрасные. – И, будто против своей воли, он протянул руку и прикоснулся к блестящей пряди на ее плече. – Как спящий шелк…

Внутри у нее поднялась горячая волна.

– А вот и зеленый свет, можно идти.

– Я не спешу. А ты?

Нет, подумала она, и я не спешу. Я могла бы стоять здесь целую вечность и просто смотреть на тебя… желая оказаться в твоих объятиях и почувствовать твои губы на моих.

– Да. Я… должна поторапливаться, – произнесла она вслух.

– Вот невезение. Мы могли бы пойти попить кофе… или еще куда-нибудь.

Еще куда-нибудь… Она, чуть дрожа, перебрала варианты.

– Это было бы здорово.

Подталкиваемый другими пешеходами, устремившимися к переходу, Макаллистер подошел к ней почти вплотную. Его запах просто околдовал ее. Она теряла сознание.

– Я слышала, что на Пасху ты ездил в Аспен.

– Я был у Уитни. Я только что завершил первый этап строительства их нового дома.

– В нем, конечно, еще нельзя жить?

Он покачал головой.

– Марк и Пола сняли соседний дом. Марк предпочитает сам следить за тем, что делают строители. Но там проблем не будет. Джек Брок – отличный строитель.

– И… Тиффани тоже была там? – Вопрос вылетел быстрее, чем она смогла остановиться.

– Ну какое же представление без клоуна? – Он ухмыльнулся.

– Да, говорят, без клоунов не бывает… – Перед мысленным взором Стефани промелькнули яркие, как фотографии, образы мисс Уитни и Макаллистера на лыжах, потом те же двое, уже без лыж, в акробатической позе на овчине перед камином. Тут Стефани усилием воли изменила последнюю картинку, убрав теплый домашний уют, и погрузила любовников по шею в снег, где их пылкое желание охладело, а тела посинели. – Ну, я очень рада, что ты так хорошо провел время.

– Тиффани хорошо провела время. – Его глаза улыбались. – В первый же день на горном склоне она встретила Энрико Кабидо, итальянского плейбоя-миллионера, и они с тех пор не расстаются.

Ее сердце слегка сбилось с ритма. Значит, он больше не связан с этой обворожительной блондинкой. Стефани безжалостно приказала сердцу успокоиться: какая ей разница, встречаются эти двое или нет!

– Ты как будто не очень расстроен тем, что она тебя оставила?

– Оставила?

– Разве ты не был ее постоянным кавалером последнее время?

– Ты, очевидно, подразумеваешь, что мы были… любовниками?

– А вы не были?

– Отец Тифф помог мне начать дело в этом городе, Стефани. Я только кончил университет и был настолько обременен студенческими займами, что думал, никогда в жизни не расплачусь. Он поручил мне оформление офиса новой ветви его бизнеса в Кембридже и рекомендовал меня своим знакомым. Я ему многим обязан… И если этот долг включает иногда роль эскорта его дочери – когда ей необходимо, – то я не против. Тифф знает, что почем.

– Что почем?

Его взгляд опустился на ее губы и задержался.

– Брак не входит в мои планы. И даже если бы входил… – Его голос затих, но Стефани знала слова, которые не были произнесены: Тиффани Уитни не стала бы кандидаткой в жены… Он, однако, был слишком джентльмен, чтобы сказать эти слова вслух.

Вот этим он ей и нравился. Не только своей сексапильностью, от которой она просто таяла и как намагниченная тянулась к нему, этот мужчина привлекал ее и своим характером. Однако, в противоположность Тиффани Уитни, ей был нужен он весь, и она не собиралась соглашаться на меньшее. Так зачем же она стоит здесь и подвергает себя этой утонченной пытке?

Она посмотрела на часы и сделала удивленно-расстроенный вид.

– О Господи, я кое-что забыла. Мне надо обратно в магазин. – Она заставила себя улыбнуться. – Было очень приятно увидеться с тобой, но мне действительно пора бежать.

– Ну, твой бизнес в движении? – поинтересовался он.

– Да уж, – ответила она. Он и не подозревает, что попал в самую точку… Если бы он только знал, как далеко уведет ее это «движение», он бы, наверное, был просто ошеломлен. – Увидимся, пока, – бросила она.

– До встречи.

Она повернулась и быстрым шагом пошла обратно к своему магазину, пытаясь идти как можно более деловито. Она ни за что не хотела ему показать, что убегает.

Джойс вышла из подсобки, услышав колокольчик у двери.

– О! А я подумала, что это покупатель. – Джойс удивленно подняла брови. – Тебе совсем не досталось коробок?

– Я… решила позвонить и попросить привезти их.

Слава Богу, она здесь задержится всего лишь на неделю. Она ведь, конечно, сможет забыть его сразу же, как только окажется дома?

– Миссис Саттон!

Марджори Саттон была вынуждена захлопнуть только что открытый стаканчик йогурта и поднялась со стула. Поправив прическу, она поспешила в кабинет босса.

– Да, мистер Макаллистер?

Он стоял у окна, глядя на улицу.

– Подойдите сюда. – Он поманил ее рукой, не оборачиваясь.

Марджори подошла и стала рядом.

– Посмотрите, – проворчал он. – Вы ничего не замечаете?

Она выглянула в окно: все как обычно – четырехполосное шоссе, движение оживленное, тротуары заполнены, как обыкновенно во время обеденного перерыва, светофор работает нормально.

– Вы о чем, мистер Макаллистер? Я… не понимаю, что вы имеете в виду.

– Вон там! – Он раздраженно постучал механическим карандашом по оконной раме. – Тот магазин через улицу…

– «Теплые мохнатики»? Магазин, где работает моя подруга?

– Витрина пустая.

– Да, витрина пустая, – спокойно согласилась она. Но подумала: совсем не похоже на Макаллистера – тратить время на ерунду. – Вы правы. Пустая. Теперь мне можно идти? Я как раз собиралась…

– Пасха прошла. Май на носу. День матери приближается, а витрина пустая, – теперь он будто говорил сам с собой. – Чертовски странно.

– О, я поняла! Вы удивляетесь, почему эта хорошенькая мисс Редфорд не поставила украшения ко Дню матери, как всегда раньше делала сразу же после Пасхи?

– Верно, миссис Саттон, – в его тоне уже было нетерпение. – После Валентинова дня все украшается ко Дню святого Патрика. После Дня святого Патрика появляются украшения к Пасхе. Сразу после Пасхи появляется витрина ко Дню матери. И так далее – до Дня Благодарения и, наконец, до Рождества. В этот момент я уже почти схожу с ума от вечно мигающего «Счастливого Рождества вам и вашей семье!». Так почему же она теперь не…

– Она уезжает, мистер Макаллистер.

Он смотрел на нее секунд десять, всем своим видом выражая недоверие. Нахмурившись, он рявкнул:

– Уезжает?

– Обратно в Рокфилд. И скажу я вам, – голос Марджори понизился до шепота, – декорации ко Дню матери не выставлены потому, что у мисс Редфорд душа к этому больше не лежит. Джойс за нее так беспокоится! – Покачивая головой и что-то грустно бормоча, пожилая секретарша вышла из кабинета начальника и вернулась к своему столу, где даже вид персикового – ее любимого! – йогурта не улучшил настроения. Может, попозже она его съест, но не сейчас. Ей нравилась эта хорошенькая мисс Редфорд. Это просто несправедливо, что она так несчастна. Но они с Джойс ничего не могли поделать. Разве они не старались изо всех сил после того, как она разорвала помолвку с Тони Гулдом? Они подстроили, чтобы она и этот Макаллистер были вместе на свадьбе Джины, и думали, что у него хватит ума увидеть, какое ему досталось чудо. Но ума у него не хватило. Он все провалил. А теперь вдруг проснулся. Когда уже поздно. Слишком поздно. Ох уж эти мужчины!

За два дня до конца месяца Стефани сидела за прилавком и проверяла счета, когда дверь открылась и кто-то вошел. Она подняла глаза, и ее сердце остановилось. Это был Макаллистер. Макаллистер… в игрушечном магазине? Ей, должно быть, это просто привиделось! Или нет?

Конечно, ему нелегко было быть здесь, где все напоминало о его погибшем ребенке. Так что же заставило его прийти?

Она соскользнула со стула и, обойдя прилавок, приблизилась к нему.

– Доброе утро.

– Доброе утро, Стефани.

На нем была темно-синяя рубашка-поло и узкие выцветшие голубые джинсы, обрисовывавшие его длинные сильные ноги. Мужчина-мечта, как его называла Джойс. Да, он действительно мечта. И даже больше…

Он протянул ей что-то в подарочной упаковке.

– Это тебе. Прощальный подарок.

Значит, он уже слышал, что она уезжает. И конечно, пришел сюда не затем, чтобы убедить ее остаться. Она почувствовала его взгляд на себе, когда разворачивала упаковку. Увидев знакомую обложку «Ранних могил», она медленно подняла глаза.

– Спасибо. – Она представила, как он упорно обходил магазин за магазином, пытаясь отыскать редкую теперь книгу, и с трудом проглотила комок в горле.

– Я надеюсь, ты ее еще не нашла?

Она покачала головой.

– Я все время собиралась пойти в библиотеку… Будет просто замечательно иметь эту книгу дома.

– Да, это находка. Значит, – он наблюдал, как она положила книгу и подарочную упаковку на прилавок, – уезжаешь. Должен сказать, я был удивлен этим известием.

– Это не мое решение. По крайней мере, изначально. Мой договор об аренде заканчивается в конце месяца, и Тони отказался его продлить. – Она мрачно улыбнулась. – Ты однажды сказал, что знаешь, как он ведет дела. Ты что-то подобное имел в виду?

– Господи Боже, даже для Гулда это чересчур низко. Вот это месть так месть!

– Собственно, больше, чем месть. Попытка шантажа. Тони ясно дал понять, что продлит мой договор, если… я к нему вернусь.

Макаллистер тихо выругался. И напряженно спросил:

– Он ввел тебя в искушение?

– Вот уж нет! Но если смотреть в будущее, он оказал мне услугу. Он заставил меня выбирать, и я приняла решение уехать обратно в Рокфилд. Мое место – там. Я девушка из провинции, и большой город просто не по мне.

– Какая чушь! Слушай, у меня есть связи. Дай мне день-другой, и я гарантирую, что найду место, которое тебе понравится. Если не в этом районе, то в другом, таком же престижном.

– Спасибо за предложение, но я уже решилась. А сейчас, – она резко поменяла направление разговора, опасаясь, как бы его великодушие не сломило ее и без того шаткий самоконтроль, – позволь мне еще раз поблагодарить тебя за…

– Ты не должна уступать Гулду.

От его напряженного взгляда у нее просто подгибались колени.

– Мое окончательное решение никак с ним не связано…

– Ну, об этом можно спорить. Но давай все же предположим, что это так. Даже тогда тебе будет одиноко в Рокфилде после Бостона. Послушай, Стеф, – он нетерпеливо откинул волосы со лба, – давай все обговорим. Поужинай сегодня вечером со мной…

– Извини меня… – Она побледнела.

Его охватило раскаяние.

– Нет, это я должен просить прощения.

– За что?

– За то, что давил на тебя. Пытался заставить делать то, чего ты не хочешь.

– Не то чтобы мне не хотелось поужинать с тобой…

– Я не про ужин говорил. – Его глаза потемнели. – Я имел в виду… Прости, что пытался убедить тебя остаться. Это было эгоистично. Я… буду скучать по тебе.

– Не стоило бы говорить мне такие вещи. – Ее лицо побледнело еще больше. – Ужин… или остаться… я не могу ни того, ни другого. Мне лучше уехать. Нет никакого смысла продолжать общение с тобой. При данных обстоятельствах.

– Каких обстоятельствах?

– Ты понимаешь, о чем я говорю. Нет смысла продолжать эту… – Ее голос прервался.

– Эту – что?

– Эту… что бы там ни было между нами.

– Связь?

– Нет. – Ее циничный смех сам по себе уже отрицал его предположение. – Между нами нет связи. Чтобы иметь связь, двое должны доверять друг другу. Они должны быть открыты друг для друга, должны делиться всеми секретами…

– Ну, я знаю довольно много о вас, мисс Редфорд! – отозвался он игриво. По выражению ее глаз он понял, что она не намерена позволить ему укрыться за щитом юмора.

– Да, – отозвалась она, – ты знаешь… Я же почти ничего о тебе не знаю. Знаю только, что ты был женат. Но ты сообщил мне об этом под давлением. Я также знаю, что твоя жена была беременна, когда умерла. – Стефани заметила, что он поморщился, как от боли. – Но вот об этом ты не счел нужным мне рассказывать. Я говорила с тобой о моей семье, о доме, а ты ни словом не обмолвился о своих близких. Тебе известно, что я люблю Рождество… и признаю твое право его ненавидеть, но ты не собираешься посвящать меня в причины своей ненависти. Ты заявил, что никогда больше не женишься, но почему – остается известным только тебе. Связь? Нет. То, что между нами, – это улица с односторонним движением.

– О, простите, – послышался голос Джойс. Стефани совсем забыла о своей помощнице, которая чем-то занималась на складе. Она повернулась к ней:

– Ничего страшного, Джойс. Ты уже закончила там?

– Да, только что. Здравствуйте, мистер Макаллистер! Приятный денек, не правда ли? Стеф, я пойду перекушу. Вернусь через полчасика. – Она прошла к двери, и колокольчик звоном отметил ее уход.

Стефани устало вздохнула.

– Послушай, мне надо выметаться отсюда послезавтра, а у меня еще полно дел…

– Тебе нужна улица с двусторонним движением? Я тебе это устрою. – Его голос стал резким. – Ты хочешь знать об Эшли? Я женился на ней потому, что она была…

– Пожалуйста, не надо, это…

– … беременна. – Он ее не слушал. – Мы встречались больше года без всяких обязательств с обеих сторон. Она была модельером с блестящей перспективой и жаждала сделать карьеру, что меня вполне устраивало, ведь жену я себе не искал. Эшли принимала контрацептивны, но что-то пошло не так. В любом случае мы оба были потрясены, когда узнали, что у нас будет ребенок. И хотя брак никогда не входил в наши планы, мы решили – ради Фелисии – связать себя узами.

Стефани оперлась спиной о прилавок.

– Ради Фелисии? – переспросила она.

– Это мать Эшли. Фелисии Кэбот было семьдесят, и она была ужасно слаба после двух сердечных приступов. Она была… старого воспитания. И мы не хотели навредить ей.

– Значит, ты и Эшли не были… влюблены?

– Мы уважали друг друга, – сказал он медленно, подбирая нужные, правильные слова. – Мы оставляли друг другу… свободу действий. И мы нравились друг другу. Очень. Но влюблены?.. – Он помотал головой. – Я точно не был… И не уверен, что Эшли вообще могла отдать себя полностью какому-нибудь мужчине. У нее была одна страсть – ее работа. Эшли была как пламя. Я, помню, думал, что, может, она боится помедлить, остановиться – тогда ведь огонь затухнет. А если так, то ей придется смириться с тем, что существуют тени. Но Эшли была золотой девушкой. Она не любила теней.

– Вы были близки?

– Настолько, насколько могут быть близки двое, один из которых боится теней, а другой живет в темноте.

Он не мог поверить самому себе. Что эта женщина делает с ним, если он вслух произносит то, в чем сам себе боялся признаться? Сердце разрывалось на части от переполнивших его воспоминаний… детских впечатлений, таких далеких… ранних впечатлений того времени, когда темнота опустилась на его душу… страшная темнота, которая так и не исчезла.

Стефани потянулась к нему, в глазах ее светились грусть, сострадание. Он отошел к окну и повернулся к ней спиной. Руки в карманах сжались в кулаки.

Она не стала подходить.

– Твоя картина, – проговорила она неуверенно, – та, с орлом в темной долине… Когда ты ее написал?

– Пять лет назад, – еле слышно произнес он в ответ.

Пять лет назад. Сразу после смерти жены и ребенка.

– Когда я была у тебя в Вермонте, – пробормотала она, – ты сказал мне, что поселился там из-за окружающего пейзажа… для рисования. Но… я не видела студии…

Он повернулся к ней лицом.

– Я больше не рисую. – Голос его был совершенно бесцветный.

Какая бессмысленная трата таланта, хотелось ей сказать. Но было ясно, что он не хочет говорить об этом. Повисла неловкая пауза. Через секунду-другую он беспокойно огляделся.

– Ты можешь закрыть магазин на некоторое время? Пойдем в парк, пройдемся?

После краткого колебания она сказала:

– Ладно, но ненадолго. У меня здесь действительно еще куча дел.

Ее магазин находился рядом с парком Баркли-Лэйк. Был приятный апрельский денек, и молодые мамаши прогуливались по кругу с колясочками, пожилые пары сидели и болтали на лавочках, молодые люди упивались игрой на теннисном корте. Трава была влажной от теплого весеннего ливня. Макаллистер повел Стефани по тропинке вокруг озера.

Она чувствовала, что ему хочется говорить, и поэтому шла молча. Ждала. Он заговорил, только когда они уже наполовину обошли озеро. Его голос был спокойным.

– В тот год, – ему не надо было объяснять, в какой именно год, – я отправился в Вермонт в середине декабря. Я только что закончил большой проект, и мне нужно было передохнуть. Эшли была слишком занята, чтобы ехать со мной, но пообещала явиться двадцать четвертого, чтобы мы могли провести Сочельник и Рождество вместе…

– Ты собирался праздновать Рождество? – Стефани остановилась и посмотрела на него с удивлением.

– Я хотел попытаться… – Он взял ее за руку и потянул за собой. – Это было странно: мой первоначальный шок от известия, что я должен стать отцом, начал… очень медленно… сменяться нетерпеливым ожиданием. Близится новая жизнь… У меня будет ребенок! Я иногда ловил себя на том, что представлял, как все это будет… – Его голос прервался, и Стефани быстро сказала:

– Тебе не нужно продолжать, если это слишком…

– Эшли позвонила мне поздно вечером двадцать третьего. Она была очень возбуждена… и счастлива. Она сказала мне, что ребенок начал шевелиться и она не может дождаться, когда увидит меня, чтобы я мог положить руку ей на живот и тоже ощутить эти движения. Тогда я понял, что ее чувства относительно беременности – как и мои – полностью переменились. – Он прокашлялся, прежде чем смог продолжать. – Мы поговорили, я пожелал ей счастливого пути – она ехала ко мне на следующий день. Прогноз был хороший, и дороги были очищены от снега, так что я не волновался. Эшли была отличным водителем… По пути она попала в страшную аварию. Двое подростков угнали старую «цессну» с местного аэропорта, начали безобразничать и мешать движению на трассе № 89. Они потеряли управление и врезались в огромный тягач-автоперевозчик. Все восемь машин, слетев с него, образовали груду металлолома. Белый «порше» Эшли шел непосредственно за тягачом…

– Боже! – Стефани прижала руку к горлу, задыхаясь. – Я помню, что читала об этом. Десять человек погибло.

– Десять взрослых… и не рожденный ребенок. А когда Фелисия Кэбот узнала о гибели дочери, у нее случился еще один приступ. Она умерла в больнице на следующий день. Утром на Рождество.

Его окружала неприступная стена… Стефани сжала пальцы в кулаки, чтобы не потянуться к нему.

– Твоя семья… они помогли тебе в то трудное время?

– У меня не было семьи. – Он стоял спиной к солнцу, но глаза его были ясно видны, их выражение заставило ее застыть на месте. – Моя мать умерла от рака, когда мне исполнилось три года, отец был алкоголиком, злым, спившимся боксером, единственный интерес в жизни которого составляла выпивка. К тому времени он тоже был уже мертв. Мертв, но, ей-Богу, не забыт. – Губы Деймиана сложились в подобие улыбки. – Ты хотела, чтобы я тебе открылся? Нет, не останавливай меня! Есть еще кое-что. Ты хотела знать о моем доме? Это была маленькая хибара в Сиэтле рядом с большой транспортной магистралью. Мои самые первые воспоминания? Мать кричит от побоев отца. После ее смерти он взялся за меня. Мое детство…

Стефани тихо всхлипнула, и он замолчал, упрямо стиснув зубы.

– Достаточно, мисс Редфорд? Это не то, о чем рассказывают женщине, когда хотят связать себя с ней чем-то важным, так ведь? Особенно когда эта женщина выросла в крепкой и дружной семье…

Стефани закрыла глаза, не в силах перенести боль, которую видела на его лице. Теперь понятно, почему этот человек избегал Рождества. Как сможет она когда-либо попросить Макаллистера разделить с ней ее радость от этого праздника чудес, когда все, что он приносил Деймиану, было горе и смерть?!