Текст книги "Крещение огнем"

Автор книги: Грэхем Линн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

У Сары засосало под ложечкой, и она бросилась вдогонку. Но когда она уже почти его догнала, Рафаэль быстро обернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Она физически ощутила холодную злость, исходившую от его хмурого лица и горького осуждающего взгляда.

– Рог que? – резко спросил он, и в этой фразе было все – и осуждение и горечь. – Чего тебе?

Сара побледнела.

– Нам надо поговорить.

– Поговорить? О чем нам с тобой говорить? – вспыхнул он. – Разве ты со мной говорила, когда разрушала семью? Нет. Ты спряталась за своими родителями. Ты сделала свой выбор, Сара. Теперь тебе придется с этим жить.

– Ведь ты же тогда поставил мне ультиматум, – строптиво напомнила она ему. – Много ли ты встречал дочерей, готовых навсегда порвать со своими родителями?

– Я не заставлял тебя делать выбор. Я просто принял решение, – медленно, но с непоколебимой решимостью проговорил Рафаэль. – Ты была мне женой и должна была остаться с мужем.

Сердито откинув голову, она вызывающе на него посмотрела.

– Ты ожидал слепого подчинения?

Рафаэль, который в своем поступке не видел ничего предосудительного, одарил ее таким взглядом, в котором выразилась вся его неудержимая, бескомпромиссная гордость, составлявшая его силу.

– А чего же еще? – не смутившись, ответил он вопросом на вопрос. – Я знал, что надо делать ради сохранения нашей семьи. И я выбрал единственно верный путь.

– И ни разу не поставил под сомнение собственную правоту, так? спросила она полным сарказма голосом.

– Вряд ли меня можно назвать неуверенным в себе человеком. Я верен своим решениям, – заключил он решительно.

– Точно так же тебе ни разу не пришло в голову, что ответственность по отношению ко мне не должна ограничиваться лишь несколькими вопросами о моем местонахождении, – резко возразила Сара.

Щеки его побагровели, рот перекосился от ярости.

– Я был уверен, что ты пытаешься отделаться от моего ребенка.

– Что-то ты очень быстро с этим смирился, скажешь, не так? – распалялась она все больше и больше. – Тебе так было удобнее. В Нью-Йорке жизнь била ключом. Выставка имела потрясающий успех. Может, мои родители все-таки были правы... – Она замолчала, переводя дух.

– Мне остается только благодарить Бога за то, что мы расстались прежде, чем ты стала такой, – горько ухмыльнулся он.

– И это меня ничуть не удивляет. Когда ты был на мели, я была для тебя вкладом в банке. Когда ты выплыл, я стала для тебя векселем, притом беременным! – обвинила его Сара, не в силах совладать с яростью.

– Eso basta (Хватит! (исп.) – гневно воскликнул Рафаэль, скрипнув зубами. – Сквер не самое подходящее место для выяснения отношений!

Сара замерла и тревожно осмотрелась. К счастью, от сквера их отделяли деревья.

– Если уж мне на это наплевать, то тебе-то что? – бросила она, распрямив плечи. – Нечего валить все на меня!

Он стиснул зубы.

– Неужели ты до сих пор не набралась смелости посмотреть правде в глаза? Зачем ты вышла за меня?

– Я... мне, к сожалению, не повезло, и я в тебя влюбилась.

Признав перед ним этот прискорбный факт, она поняла, что начинает терять очки.

– Интересно, кто же из нас врет? – насмешливо спросил он. – Я знаю наверняка, что не я. Позволь освежить твою память. Тебе позарез надо было освободиться от своих родителей, но мужества сделать это в открытую у тебя не хватало. А тут как раз подвернулся я, и ты решила мной воспользоваться. Когда же ты достигла своей цели и добилась свободы, ты вдруг открыла для себя, что огромный мир не столь уж и привлекателен. Вот тогда-то ты и решила поставить мамочку с папочкой на колени – надо только подольше канючить. И когда тебе это удалось, ты великодушно согласилась вернуться к ним под крылышко...

– Это неправда! У меня и в мыслях такого не было!

Он смотрел на нее со жгучим презрением.

– Как ни обидно, приходится признать, что я тебе был нужен лишь на время. А позже ты перепутала меня с папой, es verdad?

– С... с папой? – тупо повторила она.

– Да, с этим низким, зловредным лицемером, который со дня твоего рождения не пропустил мимо ни одной юбки! – грубо пояснил он. ~ Этот столп церкви и общины, этот общепризнанный арбитр в вопросах морали, когда речь идет о других... да еще с такой всепонимающей женой! Я знал о похождениях твоего отца уже много лет назад. Он хорошо известен в...

– Прекрати! – выкрикнула она. – К нам это не имеет никакого отношения!

– Разве? Разве ты не лелеяла надежду устроить нашу жизнь по тому же самому образцу? – грубо возразил ей он.

– Боже правый, конечно же нет!

Ей вдруг вспомнились грязные намеки и насмешки ее одноклассников, и ее передернуло. Но выводы, к которым пришел Рафаэль, беспокоили ее сейчас много больше этих стыдливых воспоминаний, сокрытых в глубине души.

– Я влюбилась в тебя... может, какая-то частичка меня действительно хотела вырваться из дома, но...

– Сара mia (Моя (исп.) – протянул он, явно не веря ни одному ее слову. – Ты мне доверила главную роль в драме о маленькой испорченной принцессе. Я был настолько наивен, что, не разобравшись, даже заставил тебя забеременеть. И вот когда ты это поняла, ты, пожалуй, впервые в жизни повела себя естественно. У тебя начались истерики, и ты все кричала, что никогда мне этого не простишь, что не хочешь моего ребенка!

В блеске его глаз были только ненависть и гнев, вскормленные горечью последних лет.

– Ты никогда не хотел понять меня, – с обидой сказала она. – Я так боялась...

– Si. Ведь для мамочки с папочкой ребенок оказался полной неожиданностью. И маленькая принцесса рисковала предстать перед ними запачканной донельзя! – с издевкой сказал он.

Сара яростно замотала головой.

– Мне ведь раньше ребенка даже в руках держать не приходилось. А если бы я не справилась? По моим представлениям, ребенок – это именно та последняя капля, что разрушает нетвердый брак. Я же была слишком молода и оказалась загнанной в угол, и в этом был виноват ты!

– Что касается прошлого, – процедил Рафаэль сквозь зубы, и его глаза, как два горячих угля, обожгли ее, – тут мне нечего сказать. Тут моя совесть чиста.

– Черта с два! Нет, погоди, ты не смеешь так уйти! Ты высказался, а я?

Дрожа, она прикусила свой непокорный язык, наблюдая за тем, как он пересекает улицу и садится в свою мощную машину. Когда машина тронулась, Сара резко повернулась и пошла прочь. Когда-то так поступала она, пытаясь избежать ссоры, а для Рафаэля, как она теперь понимала, это был нож в сердце. На сей раз неудовлетворенной осталась она и потому вся кипела от злости – ощущение, совершенно для нее новое.

Дома, пока дети играли у себя в комнате, Сара металась более часа по мягкому ковру холла. Но воспоминания не оставляли ее в покое.

В восемнадцать она мечтала лишь о счастливом и беспечном романе. Семейная жизнь и материнство вовсе не входили в ее планы. Но, столкнувшись не на жизнь, а на смерть с ее отцом, Рафаэль поставил ей ультиматум: или она остается с ним в Париже и выходит за него замуж, или возвращается домой в Лондон одна. Без каких-либо гарантий, что когда-нибудь его еще раз увидит. Вот так-то... Рафаэль знал, куда метить. В ужасе, что может его потерять, Сара пошла на поспешную свадьбу, но в то же время в ней зародилось чувство обиды и страха. Она всю жизнь прожила под прессингом родителей. А. теперь и Рафаэль, ни секунды не поколебавшись, прибег к тому же оружию.

Свадьба на чужбине, без свадебного платья и без родственников, показалась ей чем-то ненастоящим. Она была страшно разочарована, что и немудрено для девушки, всю молодость мечтавшей об этом дне как о самом счастливом и важном в жизни.

– "Все это не имеет никакого значения", – отмахнулся тогда от нее Рафаэль, не сводя с нее потемневшего, блестевшего предвкушением чувственного удовольствия взгляда.

В первую брачную ночь она поняла, что Рафаэль все еще был для нее загадкой. Она безрезультатно пыталась уговорить его дать ей еще несколько дней, чтобы привыкнуть к нему. Но он, усмехнувшись с мужской черствостью, не придал ее просьбам никакого значения, а ее неуклюжие попытки объяснить, как она себя чувствует, вызвали в нем откровенный смех. Хотя она и не ожидала удовольствия от физической близости – мать, испытывавшая отвращение ко всему, что так или иначе было связано с физической близостью мужчины и женщины, воспитала ее в строгости, – но совершенная раскомплексованность Рафаэля серьезно подействовала на ее нервную систему. Все это причинило ей боль. Если бы в ту ночь она была более раскованна, если бы под маской покорности не прятала обиду, все могло бы сложиться совсем иначе. К несчастью, к великому несчастью, ее самые худшие опасения оправдались.

– Это больше не повторится, – пылко пообещал ей Рафаэль, прижимая ее к себе.

После того раза он был неизменно корректен, но Сара так и не смогла забыть первой ночи, так и не смогла переступить через это, а невысказанное чувство обиды заставляло ее сопротивляться Рафаэлю всякий раз, как он притягивал ее к себе.

Вводя Сару в новые, пугавшие ее отношения, к которым она еще не была готова, он не дал ей времени осмотреться и привыкнуть. За тем первым разочарованием в спальне очень скоро последовали и другие, может быть, не столь значимые, но не менее обескураживающие. Рафаэль не разрешил ей воспользоваться ее же собственными деньгами, переданными в доверительное управление, считая ниже своего достоинства жить на деньги Сауткоттов. Саре же стоило определенного труда приспособиться к жизни на их довольно-таки скудные средства. Все ее усилия на кухне, где она чувствовала себя не в своей тарелке, с унизительным постоянством оканчивались либо полным провалом, либо, в лучшем случае, чем-то более или менее сносным.

Редко какая новая семейная пара отправляется в плаванье по жизни при более неблагоприятных условиях. Сара выросла с ощущением того, что всем в жизни была обязана своим приемным родителям. И вдруг одним махом она покончила со всеми их честолюбивыми планами – брак с Рафаэлем нанес им тяжелейший удар. С другой стороны, сама Сара чувствовала себя виноватой перед родителями за их горькое разочарование и бессознательно стремилась как-то искупить эту вину, но безрезультатно. Она металась между родителями и Рафаэлем, как меж двух стульев. Напряженность отношений постоянно нарастала, и в конце концов Сара оказалась под невыносимым двойным прессингом со стороны любимых людей.

Неудивительно, что она потеряла уважение к себе самой. Она чувствовала себя неполноценным человеком; что до Рафаэля, то он и не думал убеждать ее в обратном. Он подобрал ее именно в тот момент, когда она выскользнула из рук Сауткоттов; он контролировал каждый ее шаг и обращался с ней как с малым ребенком, о котором нужно заботиться и которого надо оберегать. Временами ей от отчаяния хотелось кричать, что она сыта по горло, что хватит указывать ей, как жить и поступать...

Ее учили скрывать свои чувства, не давать волю эмоциям. Откуда ей было знать, что сорваться и накричать на любимого человека – явление совершенно нормальное. Никто никогда не рассказывал ей о том, что делать, если в душе кипят противоречивые чувства. Всякие попытки поговорить с Рафаэлем неизменно перерастали в яростные споры, в которых Сара просто не могла противостоять его потоку слов. Шли месяцы, и внутренняя борьба разрослась до ужасающих размеров...

Раздались три коротких резких звонка. Так звонить могла только Карен. Сара, недовольно ворча, пошла открывать дверь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Карен ворвалась, как торнадо.

– Рафаэль Алехандро твой муж, и я не понимаю, почему ты это скрываешь! – запыхавшись, выпалила она, но тут же спохватилась: – А где дети?

– У себя в комнате.

– Вот и хорошо. – Воспользовавшись замешательством подруги, Карен оттеснила ее на кухню. – Меня озарило во время обеда. Джилли и Бен просто его копия.

– Я как раз собиралась тебе все рассказать, – неуверенно пробормотала Сара.

– Врешь ты все! – с упреком и раздражением бросила Карен. – Ты хочешь унести свои секреты с собой в могилу!

– Скрытность часто становится привычкой.

– А я-то думала, что ты вышла замуж за какого-то там официанта или что-то в том же духе! – кипела Карен. – И что я твоя лучшая подруга.

– Ты и есть моя лучшая подруга, – вздохнула Сара, съеживаясь под тяжестью чувства вины. – Просто я не понимаю, чего ты от меня хочешь...

– Как он в постели? Нет, забудь! Я совсем не то хотела спросить, поспешно поправилась Карен, заметив, как Сара мгновенно побледнела. Извини. Просто я не могу об этом не думать, а так трудно удержаться, чтобы не спросить...

– Лучше не спрашивай. – Сара дрожащими руками поставила чайник на плиту. – Лучше устрой опрос общественного мнения.

– Ну перестань, – Карен помрачнела и уныло вздохнула. – В общем, все понятно, – добавила она с неожиданным смирением.

Сара вдруг вспомнила о страсти, которую вызывала в Рафаэле. Стоило ей просто взглянуть или дотронуться до него, как он тут же вскипал, что для Сары тогда было совсем непонятно. Между ними было много недопонимания, и виновата в этом была не только она. Рафаэль ошибался, принимая ее комплексы за стеснительность, а нежелание – за невинность. Ему нравилось думать так о ней. Женщины не давали Рафаэлю прохода еще с тех пор, как он был подростком. А тут вдруг объявилась такая, что, не желая размазывать помаду, холодно отвергает его самые горячие объятья. Это было настоящим вызовом его горячему темпераменту.

– Когда вы поженились? – неловко откашлялась Карен. – Да и вообще, была ли свадьба?

Сара не обижалась, понимая, что для такого вопроса у Карен были все основания.

– Мы поженились через три недели, после того как познакомились. В Париже.

– Через три недели? – недоверчиво воскликнула Карен. – Ты была с ним знакома всего три недели?

– Отцу вдруг пришло в голову нанести в Париж незапланированный визит и... тогда он все узнал про Рафаэля, – пояснила она, недоговаривая и бледнея. – Поэтому пришлось выбирать: либо выходить за Рафаэля, либо распрощаться с ним навсегда. Мы едва знали друг друга. Мы, наверное, просто немножко сошли с ума. Я даже яйца сварить не умела!

Она деланно рассмеялась.

– Это не самое главное, – сухо прокомментировала Карен.

В главном я тоже не блистала, с болью признала про себя Сара. Вслух она этого никогда не скажет, даже если ей будут загонять иголки под ногти. С напускной небрежностью она пожала плечами.

– Мне тогда было только восемнадцать, и все было против нас. Мои родители делали все, чтобы нас развести, да и денег у нас было немного...

– Что? – перебила ее Карен. – Элиза говорила, что он из очень богатой семьи.

Сара подняла на нее удивленный взгляд.

– Не представляю, с чего она взяла.

Карен нахмурилась.

– Может, я что-то недопоняла. Извини, я прервала тебя.

– Да, собственно, больше и рассказывать-то нечего. В конце концов Рафаэлю это все надоело. К тому же он приобретал все большую известность как художник, – пробормотала она без выражения. – Он на это и поставил. Конец истории.

– Что же, очень подробный рассказ, Сара, – с иронией заметила Карен. – Да как ты можешь? Ты прожила два года с потрясающим мужиком, о котором можно только мечтать и которого можно видеть в эротических снах, и ограничиваешься двумя-тремя ничего не значащими фразами, будто отписываешься от налога! Да уж, для Диснейленда ты не находка.

Сара устало прикрыла веки, едва не проболтавшись, что Рафаэль думал о ней почти так же.

В ту ночь она долго не могла уснуть, чувствуя, что находится в самом эпицентре зарождающегося шторма, и в такой ситуации ничего не предпринимать означало накликать на себя беду. С Рафаэлем всякая нерешительность была самоубийственна. Длительное ночное бдение, однако, не привело ее ни к каким утешительным выводам.

Рафаэль имел юридическое право встречаться с Джилли и Беном. Это неприятно, но факт. Надо действовать сообразно ситуации и так, как подобает взрослой двадцатипятилетней женщине. Обычно она спокойна и рассудительна в спорах и в состоянии выслушать обе точки зрения, даже если сама в него вовлечена. Куда же делись эти ее качества теперь, именно тогда, когда она в них всего больше нуждается? Почему обе ее попытки поговорить с Рафаэлем закончились так печально?

Нечего притворяться, тут все понятно. Сердце и душу не обманешь. Их отношения зашли так далеко, что забыть их будет нелегко. Даже гордость и здравый смысл временами бывают бессильны. Разве можно отказаться от любви по собственному желанию? Если бы это было так просто, то разбитых сердец в мире было бы намного меньше. С тех пор как они с Рафаэлем разошлись, ее жизнь круто изменилась. Неизменным оставалось лишь одно: хотя она и повзрослела, но по какой-то злой иронии судьбы в присутствии Рафаэля превращалась в не умеющего себя держать в руках подростка. Она избегала смотреть правде в глаза. В конце концов, время работает на нее – она надеялась, что с каждой новой встречей ненависть к нему будет расти и расти до тех пор, пока она от него полностью не освободится, признала она с некоторым отвращением к себе.

На следующий день Джилли и Бен были приглашены на именины. Саре надо было купить подарок и отвезти его упаковать. Поэтому на работе она появилась буквально за минуту до начала рабочего дня, чувствуя себя совершенно разбитой. Как обычно в начале лета, многие свалились с гриппом, и у нее было полно работы за машинкой, а ведь кроме этого ей еще надо встречать клиентов и отвечать на их вопросы. Сегодня пальцы не слушались ее, и она допустила массу элементарных ошибок. К концу дня она была выжата как лимон, и тут вдруг появился Рафаэль.

На нем был темно-серый с синим отливом костюм европейского покроя из дорогой ткани, подчеркивавший его широкие плечи и длинные стройные ноги. В его обычной ленивой походке сегодня было какое-то неизъяснимое очарование. Он вообще всегда был очень экзотичен, что впитал, видимо, с молоком матери. А сегодня к этому добавился еще и богатый европейский шарм изысканный, утонченный, неподражаемый. Две машинистки, проходя мимо него, едва не свернули себе шеи, не в силах отвести от него взгляд.

– Как ты узнал, где я работаю? – срывающимся от раздражения голосом спросила Сара, ненавидевшая подобные неожиданности.

– Твоя соседка очень словоохотлива, – бросил он небрежно, с холодным безразличием, не замечая ее горячности. – Насколько я понимаю, дети сегодня при деле, следовательно, ты можешь со мной пообедать.

Сара раскрыла рот:

– Пообедать?

Золотистые глаза под черными ресницами сузились и остановились на ее зардевшемся лице.

– Может, я одет не по случаю? Что ты Так на меня смотришь? – спросил он нетерпеливо. – Если у тебя другие дела, отложи их.

Ее так и подмывало соврать, что она очень занята, но прирожденная осторожность удержала ее. Рафаэль не любит возражений, сопротивляться просто глупо.

– Мне нужно несколько минут, – согласилась она, хотя и с мятежной ноткой в голосе.

Запершись в туалетной комнате, она сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Что ему нужно? Неужели он уже переговорил со своим адвокатом? Если так, то понятно, почему он, не пожелавший надеть галстук даже на свадьбу, явился теперь при полном параде. Взглянув на себя в зеркало, она даже поморщилась. Какая серость! Белая блузка с коротким рукавом и узкая зеленая юбка – ни дать ни взять униформа... Впрочем, так оно и есть. Руки сами потянулись к голове и распустили связанные в аккуратный узел светлые волосы. Золотистый шелк мягко упал и скрыл под собой ее плечи. Как жаль, что она не сообразила надеть сегодня что-нибудь яркое, что-нибудь из ряда вон выходящее. Как было бы здорово утереть нос зарвавшемуся Рафаэлю. Она нахмурилась. При чем тут ее внешность? Раздраженная тем, что в голову ей лезут такие мысли, она начала расчесываться короткими резкими движениями.

Когда она вышла из туалета и направилась к нему, он нагло осмотрел ее с головы до ног. Сара смутилась и покраснела. Дай Бог, чтобы обед не затянулся и ей хватило сил выдержать испытание под его надменным взглядом.

– Как давно ты работаешь? – спросил он.

– С тех пор, как пристроила детей в садик.

Он поджал губы.

– С кем ты их оставляешь на время отпуска?

Сара задиристо спросила:

– А как ты думаешь? Я нанимаю воспитателя!

– Лучше было бы оставаться с ними дома, – резко выпалил он.

– Не знаю, слышал ли ты, что в наш век у женщин даже есть право голоса.

Он крепко сжал ее локоть и повернул ее к себе лицом.

– Ты уже забыла, что я очень хорошо знаю, сколько стоит подобное воспитание? Я прекрасно знаю, что значит расти без отца и что такое мать, у которой нет ни времени, ни желания ставить нужды ребенка выше своих!

Сара возмущенно откинула голову назад, чтобы посмотреть вверх, в глаза Рафаэля, не выпускавшего ее из своих рук.

– Я не настолько безграмотна и не настолько неразборчива, Рафаэль, чтобы довести детей до Воровства!

Золотистая кожа у него на лбу собралась в тяжелые складки. Сара быстро опустила голову в ужасе от своей собственной жестокости. Когда Рафаэль родился, отец его уже умер, а мать была еще подростком. Для нее, цыганки, ребенок был большой обузой. Она таскала сына по дорогам Испании как ненужный балласт, подрабатывая время от времени себе на кусок хлеба. В общем же она больше полагалась на щедрость изредка перепадавших любовников.

Любовь и ласка, бывшие чем-то само собой разумеющимся для Джилли и Бена, для Рафаэля были недоступны – он был вынужден защищаться кулаками на улице, а в семь лет его поймали с поличным, когда он воровал на рынке. Его отправили в детский дом, и мать-цыганка, как огня боявшаяся всякой бюрократической волокиты, бесследно исчезла. Рафаэль больше ее не видел.

Власти же отыскали его дедов и передали его на их попечение. Эти, в свою очередь, препроводили его к тетке с дядькой, хотя и они не горели желанием взваливать на себя такую обузу. В результате Рафаэль уже в раннем детстве узнал почем фунт лиха. Сара легко представляла его себе маленьким мальчиком с шапкой непокорных черных волос и дерзким взором. Таким он бросил вызов миру, осмелившемуся пожалеть его. К горлу у нее подступил ком. Рафаэль не любил говорить о своем детстве. Это не доставляло ему удовольствия. Когда-то, очень-очень давно, ей показалось, что в этом – залог их долгой совместной жизни.

Борясь с тяжелыми воспоминаниями, Сара пробормотала:

– Я не могу себе позволить проводить отпуск дома.

Он был поражен и рассержен.

– Но ты же сама отказалась от моих денег!

Сара взглянула на него как затравленный зверек.

– Мне тогда казалось, что тебе наплевать и на меня, и на детей. А подачек я не хотела.

– Подачек? – переспросил он сердито.

– Ну, ладно, – устало согласилась она. – Может, это и не было моим самым мудрым решением. Но хоть мне и нелегко, я очень высоко ценю свою независимость и никому не позволяю вмешиваться в мою жизнь. Мне так нравится.

Он нахмурился, явно сомневаясь в ее искренности.

– А родители?..

Она с вызовом вздернула подбородок.

– Если бы я вернулась к ним, то купалась бы в роскоши. Но я уже не в том возрасте, когда ищут поддержки родителей.

– Так, значит, мои дети платят за эту так называемую гордость? – Рафаэль смотрел на нее с упреком. – Если ты называешь это зрелостью, то я в этом ничего хорошего не вижу.

Боже правый! Дай мне сил не опуститься до еще одной глупой перепалки, взмолилась она про себя. Надо переубедить Рафаэля, доказать ему, что она – хорошая мать. Но Рафаэль явно не одобрял их образа жизни. Видимо, он считает, что может предложить детям больше, чем маленькую городскую квартирку и постоянно занятую на работе мать. А если он соберется жениться во второй раз, что тогда? От этой мысли ей стало не по себе, даже жутко, но разбираться в причинах ей совсем не хотелось.

Такси остановилось у ресторана совсем рядом с ее квартирой.

– Я не знал, сколько у тебя времени, – объяснил он.

– Весь день, хоть до самого вечера, – сказала она, но, тут же сообразив, что он может истолковать это неправильно, торопливо добавила: – Надеюсь, мы ненадолго?

Они уселись за столик в маленьком уютном полукабинетике со стульями с высокими спинками. Не самое подходящее место для делового разговора, раздраженно подумала она. В полутьме, при свечах, обстановка здесь была интимной. Бегло просмотрев меню, Сара ограничилась салатом. Странно, но она не испытывала голода, хотя сегодня даже не завтракала, – аппетит улетучился, едва она увидела Рафаэля. Официант отошел, и она подняла бокал с вином.

Рафаэль знает толк в сухих винах. Прохладная жидкость сняла спазм в горле. За последние пять лет он приобрел довольно-таки дорогие привычки, подумала она. "Ламборгини", квартира в самом престижном районе Лондона, да к тому же обставленная с таким шиком. Да нет, это все взято напрокат, в аренду, решила она. Ведь он редко бывает в Лондоне.

– Насколько я понимаю, мы оба расположены подчинить собственные интересы интересам детей, – медленно начал Рафаэль свою артподготовку, но откуда будет нанесен главный удар – этого она пока не знала. Сегодня он намного спокойнее и холоднее, чем вчера.

– Это мое извечное кредо.

Сухость, с какой она это произнесла, понравилась ей самой.

– Я хочу повидать их сегодня, а завтра сходить с ними куда-нибудь.

Она насторожилась. Он даже не дает ей времени привыкнуть к мысли, что теперь он будет постоянно присутствовать в их жизни. А, собственно, почему он должен это делать? – резонно спросила она себя. Если он в Лондоне ненадолго, то вполне естественно, что ему хочется как можно больше времени провести с детьми.

– Сара... тебя что-то в этом не устраивает?

В неровном мерцании свечи он казался сошедшим с картины эпохи Ренессанса. Шелк, вельвет и золотые запонки словно были созданы для него. Подумав об этом, она даже заерзала на стуле, как бы отгоняя от себя не дающий покоя сон, и крепко сжала ножку бокала, лихорадочно пытаясь разобраться в причинах своей растерянности.

В его напряженном тяжелом взгляде читалась сила и безжалостная решимость, и ею вдруг овладела непонятная слабость, а во рту пересохло.

– А что меня может тут не устраивать?

– Не знаю.

Он мягко откинулся на высокую спинку стула, грациозно играя своим бокалом. Да, теперь он мог расслабиться. Он победил. Он выиграл первый раунд, горько признала она.

– Я никогда тебе не прощу, если ты причинишь им боль, – строго предупредила она.

– Зачем мне делать им больно?

– Ты не имеешь права появляться и пропадать из их жизни, когда тебе заблагорассудится.

Он неторопливо пригубил бокал, не сводя с нее задумчивого взгляда.

– Я вовсе не собираюсь этого делать.

Сара почувствовала, как начинает напрягаться.

– Я сужу по собственному опыту.

Он поднял черную бровь.

– Откуда столько горечи?

– Откуда? Действительно, что это я? Ведь я же все-таки освободилась от тебя!

Сара осушила бокал и со стуком поставила его на стол.

– Значит, ты была в курсе того, что творили твои родители, – сказал он мягко, настолько мягко, что это даже напугало ее.

– Нет, я ничего не знала! – яростно возразила она. – Я была здесь, а ты – в Нью-Йорке. Мать у меня болела, и я была страшно напугана...

Рафаэль резко остановил ее:

– С твоей матерью было все в порядке. Ее неожиданная болезнь на поверку оказалась просто еще одной уловкой.

– Верно, – горько согласилась Сара. – Но тогда я об этом не знала. Я сильно переживала за нее. А ты? Как поступил ты? Ты...

– Я попытался разорвать порочный круг, – прервал он ее снова, на сей раз с большей горячностью.

– А, так вот как ты это называешь... Ты дал мне сорок восемь часов, чтобы переехать к тебе в Нью-Йорк, и когда я сказала "нет", только я тебя и видела. Временами мне даже казалось, что я тебя выдумала, что ты был просто сном. Только вот сны наши обычно бывают добрее действительности!

– Я приезжал в Англию. А где была ты?

Сара растерялась и, когда официант налил ей вина, с благодарностью подняла бокал, пытаясь скрыть дрожь в руках.

– Ты предпочла общаться со мной только через адвоката, – продолжал он язвительно, – и потребовала развода. Ты в меня так верила, gatita. (Кошечка (исп.)

– Отец приставил к тебе детективов в НьюЙорке.

– Знаю! – горько усмехнулся он. – Пять лет назад я бы все тебе объяснил, но не сейчас.

Она глухо рассмеялась.

– Что бы ты мог объяснить? Не станешь же ты утверждать, что чист передо мной, Рафаэль. Когда женщина проводит ночь в одной с тобой комнате в отеле, какие уж тут доказательства...

– А разве не могли мы просто говорить?

Сара сделала еще один спасительный глоток вина.

– Это с тобой-то в главной роли? Ты что, смеешься? – выдавила она с не очень убедительным смешком. Несмотря на все ее усилия, невысказанная злость вновь закипела в ее душе. – Для меня это не оказалось никакой неожиданностью. Сейчас могу честно признаться, что никогда тебе не доверяла. И все время ждала чего-то подобного. Тогда я была почти уверена, что это уже произошло...

Рафаэль смотрел на нее с обескураживающим вниманием.

– Ты придерживаешься морали мартовского кота, – сорвалось у нее с языка прежде, чем она успела закрыть рот. Дрожа, она отвернулась, отчаянно пытаясь взять себя в руки.

– Ты мне никогда ничего не говорила об этих подозрениях. – Длинные пальцы ловко подхватили бутылку и поднесли ее к полупустому бокалу Сары. – Я и не подозревал о твоих чувствах.

Ей даже показалось, что он это промурлыкал.

– Ты был ч... чертовски равнодушен ко мне!

Он скривил губы, и она покраснела от смущения.

– Возможно, – пробормотал он успокаивающе. – Еще вина? По всему видно, тебе оно по вкусу.

– Я не голодна, – сказала она, извиняясь, и, отодвинув тарелку, подняла бокал и замерла под блестящим взглядом его золотистых глаз.

– Ни одну женщину так не любили, как тебя.

– Ты женился на мне, только чтобы затащить меня в постель, – тупо пробормотала она. – Зачем лукавить?

– Сара...

Загорелый палец мягко кружил по тыльной стороне ее сжатой в кулак руке, вызывая трепет во всем теле. Грудь заныла под блузкой. Сейчас для нее существовало только это место, и она была готова закричать от прикосновения его пальца. Ошеломленная, она сидела не двигаясь.

– Если бы я захотел, то это произошло бы и до свадьбы, – заверил ее он с ленивым самодовольством. – И ты это знаешь не хуже меня. Так что женился я на тебе не поэтому.

Она раздраженно откинулась на спинку стула, подальше отодвигая от него руку. Но ощущение еще жило в ней, заставляя кипеть в жилах кровь и не давая ей возможности сосредоточиться. Сердце бешено колотилось и не хотело успокаиваться. Что с ней творится?

Рафаэль спрягал руку и так ослепительно улыбнулся, что у нее перехватило дыхание.

– Поговорим об этом позже, – заявил он категорично и откинул назад черноволосую голову; его золотистые глаза довольно блестели. – Так где же ты была, когда я приезжал в Англию?