Текст книги "Пария"

Автор книги: Грэхем (Грэм) Мастертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Я взял себя в руки и, стараясь дышать регулярно, двинулся над дном океана в направлении белого предмета. Он вращался в воде, вибрировал и подпрыгивал, как будто его трепал прилив. Когда я подплыл ближе, я пришел к выводу, что это не может быть ни Эдвард, ни Форрест. Скорее, это кусок паруса, который запутался в сетях и опустился на дно.

Лишь когда я подплыл очень близко, на расстояние в два или три фута, я с леденящим чувством мерзкого страха и омерзения полностью осознал, что это была утопленница. В ту же секунду она повернулась ко мне, и я увидел ее лицо, разорванное и безглазое, с губами, полусъеденными рыбами, с волосами, вертикально вздымающимися вокруг головы, как водоросли. Одета она была в белую ночную сорочку, которая вздымалась и волновалась в течении прилива. Щиколотки утопленницы запутались в затонувшей рыбацкой сети, из-за чего она не могла всплыть на поверхность – но ее разлагающееся тело было наполнено газом до такой степени, что оно стояло выпрямившись, как гренадер на плацу, танцуя какой-то гротескный подводный балет в полном одиночестве на дне моря у побережья Грейнитхед.

Я отпрянул, пытаясь совладать со страхом. Полупереваренная овсянка подошла к горлу. Ради бога, сказал я себе, только не сейчас. Если тебя вытошнит, ты подавишься и закончишь как эта Офелия с глазами, выеденными рыбой. Поэтому успокойся. Смотри в другую сторону, забудь об Офелии, ты ведь все равно не сможешь ей ничем помочь. Успокойся. Смотри в другую сторону и медленно всплывай на поверхность, а потом позови на помощь.

Я поплыл вверх, внимательно наблюдая за пузырьками воздуха, чтобы убедиться, не всплываю ли я чересчур быстро. Я находился примерно в тридцати футах под поверхностью воды, но мне казалось, что от поверхности меня отделяет в три раза больше. Когда мне показалось, что я уже на середине пути, я замедлил движение, сделал пару выдохов, чтобы не допустить разрыва легких или какой-нибудь другой катастрофы. Здесь было светлее, вода стала более прозрачной. Я все сильнее чувствовал течение прилива и волнующуюся поверхность моря.

– Джон, – прошептал женский голос.

На меня повеяло холодом, стало куда более прохладно, чем температура воды. Голос прозвучал выразительно и очень близко, как будто кто-то шептал мне прямо в ухо.

Я поспешно ускорил движение ласт, сдерживая нарастающую волну настоящей паники.

– Джон, – повторил голос, на этот раз громче и более убедительно, как будто молил о чем-то. – Не оставляй меня, Джон. Не оставляй меня. Прошу тебя, Джон.

Я был уже почти на поверхности. Едва ли не в паре футов я видел пробегающие надо мной утренние волны. Но в этот момент что-то обвилось вокруг моей левой щиколотки, а когда я попытался освободиться, я был неожиданно перевернут вверх ногами. Тут же холодная вода налилась мне в уши. Я выпустил загубник, порождая цепочку пузырьков воздуха. О дальнейшем я помню только, что отчаянно дергался и вырывался, пытаясь освободиться. Я выставил вверх одну руку, надеясь, что кто-то с „Алексиса“ увидит мой сигнал, но это не имело смысла. Я все еще находился футах в десяти под водой, а что-то, что держало меня за ногу, быстро утягивало меня вглубь.

Лишь тогда я на самом деле впал в панику. Меня угнетало ужасное сознание того, что я задыхаюсь и если не смогу освободиться, то меня ожидает смерть. Я слышал от кого-то, что утопление – самый мягкий вид смерти, значительно более приятный, чем смерть от пули, от огня или в катастрофе; но тому, кто так заявлял, наверняка никогда не приходилось одиноко барахтаться в прохладный мартовский день на дне северной части Атлантического океана, без загубника и с ногой, удерживаемой чем-то непонятным. Наверно, я завопил во всю глотку, судя по количеству пузырьков воздуха, и прежде чем успел прийти в себя, набрал полный рот воды. Ледяная, соленая, щиплющая морская вода вливалась мне в желудок, пылая, как жидкий огонь. Я вернул часть проглоченного и, к своему счастью, не подавился при этом, хотя в легких у меня уже почти не было воздуха.

В голове у меня билась только одна мысль: не наглотайся воды! Не глотай воды. Дан Басс предупредил меня, что тот, кто втянет морскую воду в легкие, уже покойник. Собственно, шансов на спасение уже нет.

В голове у меня звенело, глаза вылезали из орбит. В последнем отчаянном усилии я дернулся, чтобы увидеть, что меня держит за щиколотку. К своему ужасу я увидел, что это была ночная рубашка утопленницы, все еще покрывающая мертвое тело, которое подрагивало и подпрыгивало в своем смертном танце. Видимо, когда я проплывал мимо нее, течение, вызванное движением моих ласт, освободило ее из сетей. Останки, наполненные газами разложения, начали подниматься вверх и поплыли вслед за мной, как буй. Рубашка запуталась вокруг моей ноги, а когда я начал дергаться, останки перевернулись и газы вырвались из живота, после чего тело стало тяжелее и начало тянуть меня вниз.

Я полусогнулся и обеими руками дернул за рубашку, но мокрый материал, обвившись вокруг моей щиколотки тесно, как перевязка, не хотел уступать. Я потянулся к бедру и выхватил рыбацкий нож. Останки все еще вертелись и подпрыгивали так резко, что мне трудно было не искалечить ногу при разрезании ткани.

Два, три, четыре удара, и я понял, что мне еле хватит воздуха, чтобы доплыть до поверхности. Но я ударил еще раз, и каким-то чудом материя порвалась. Труп женщины снова начал опускаться вглубь, в темноту, исчезая в мутной воде и облаках ила.

Я сбросил пояс с балластом, что следовало сделать много раньше, и заработал ластами. Мне казалось, что я выныриваю убийственно медленно, но паника отступила, меня охватило удивительное спокойствие, и я уже знал, что выживу. Наконец я выставил голову над волнами, почувствовал ветер, солнце и свежий воздух, а почти в полумиле от себя увидел „Алексиса“.

Я отчаянно замахал руками. Я не знал, даю ли я нужные сигналы, но я просто был не в состоянии долго держаться на воде, особенно среди заливавших меня волн. Я чувствовал себя вымотанным физически и психически. Дан Басс был прав, когда говорил, что погружение с аквалангом является спортом столь же интеллектуальным, сколь и физическим. Это не развлечение для паникеров и истеричных типов.

Я услышал отдаленный шум двигателя „Алексиса“. Наконец лодка, описывая круг, приблизилась ко мне, и Дан Басс прыгнул в воду, чтобы поддержать меня. Он буксировал меня до борта, а потом вместе с Джимми исхитрился затащить меня на палубу. Я лежал, растянувшись на досках, как свежевыловленная акула, кашляя, плюясь и выплевывая воду носом. У меня было такое чувство, будто кто-то драил мои дыхательные пути ершом для прочистки труб.

Джилли встала на колени рядом со мной.

– Что случилось? – спросила она. – Мы уж думали, ты потерялся! Эдвард и Форрест уже отправились искать тебя, сказав, что ты исчез.

Я кашлял и кашлял, пока мне не начало казаться, что сейчас меня вырвет. Но наконец мне удалось унять кашель, и с помощью Дана я сел.

– Сейчас мы стянем с тебя комбинезон, – сказал Дан. – Джилли, в рюкзаке есть термос с горячим кофе, принеси его, хорошо? – Он присел рядом со мной и внимательно посмотрел на меня. – Это наверно моя вина, – заявил он, когда уверился, что я цел и невредим. – Следовало сначала потренировать тебя в бассейне, а уж потом выпускать на открытые воды. Но ты производил впечатление человека, способного постоять за себя.

Я громко шмыгнул носом и кивнул.

– Я потерял их из вида. Только и всего. Не знаю, как это произошло.

– Ничего особенного, – ответил Дан. – Когда надеваешь маску, то чувствуешь себя конем с удилами в зубах и можешь смотреть только вперед. А в такой мутной воде достаточно пары секунд, чтобы потерять из вида товарищей. Но это и их вина, они не должны были спускать с тебя глаз. Может, надо было использовать спасательный канат. Я не любитель этого, канат еще больше ограничивает движение, а пользы от него мало, но в следующий раз нужно будет подумать и об этом.

– Не говори мне о следующем разе.

– Обязательно должен быть следующий раз. Если ты сейчас не спустишься под воду, то ты уже никогда не сможешь спуститься.

– Я не боюсь погружения, – ответил я. – Речь не о нем. Я впал в панику и не стыжусь в этом признаться, но, наверно, каждый бы перепугался, если бы увидел то, что увидел я.

– Ты что-то нашел? – заинтересовался Джимми. – Что-то связанное с „Дэвидом Дарком“?

– Угу. Я нашел утопленницу. Даже в довольно неплохом состоянии. Она запуталась в рыбацкой сети. Стояла по стойке смирно, как живая, и только вертелась из стороны в сторону. Я зацепился ногой за ее рубашку и чуть было не утонул.

– Утопленница женщина? Где же она?

– Пошла на дно, когда мне удалось от нее освободиться. Но я думаю, что прилив выкинет ее на берег, раз уж она теперь не запутана в этой сети.

Дан Басс прикрыл глаза от солнца и огляделся, но море вокруг лодки было спокойно.

– Пойду-ка я позову Эдварда и Форреста, – буркнул он. – Они все еще тебя ищут.

Он прошел на корму, где находилась алюминиевая лестница для ныряльщиков, и ударил по ней пять раз разводным ключом. Это был сигнал Эдварду и Форресту возвращаться, сигнал, который был слышен на расстоянии минимум в полмили под водой.

– Я отмечу координаты этого места, – сказал Дан Басс. – На случай, если полиция захочет знать, где ты нашел тело. – Он пошел к штурвалу, прочитал по компасу положение лодки и записал данные в блокнот Джилли.

Джилли придвинулась ко мне.

– Как она выглядела, та женщина? Боже, наверно ужасно!

– Трудно сказать, как она выглядела. Под водой любые волосы имеют одинаковый цвет, особенно в такой мутной воде. Рыбы до нее уже добрались. Рыбы не слишком привередливы. У нее еще было лицо, но сомневаюсь, что даже лучший друг смог бы ее узнать.

Джилли обняла меня за шею и поцеловала в лоб.

– Ты не имеешь понятия, как я рада, что ты в безопасности.

– Дорогая, я тоже рад.

Она помогла мне спуститься в каюту под рулевым колесом, где находились две узкие койки, стол и маленькая кухонька. Она положила меня на койку, стянула с меня комбинезон и вытерла досуха полотенцем. Потом закутала меня в одеяло, поцеловала еще раз и сказала:

– Ты должен согреться. Приказание доктора Маккормик.

– Слушаю и повинуюсь, – ответил я.

Через несколько минут „Алексис“ остановился, и Дан Басс заглушил двигатель. Я чувствовал, как закачалась лодка, когда Эдвард и Форрест влезали на палубу, и слышал, как они хлюпают мокрыми ластами по доскам. Стянув комбинезон, Эдвард вошел в каюту и присел на край другой койки.

– Господи, – сказал он, дунул на очки, протер их и опять нацепил на нос. Он посмотрел на меня, щуря покрасневшие от соленой воды глаза. Признаюсь, я на самом деле уже думал, что тебе конец.

Форрест сунул нос в каюту и прокричал:

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, благодарю, – ответил я. – Я просто забыл, что не должен терять вас из вида.

– Ну, мы сделали ту же ошибку, – признал Форрест. – Это было непростительно. Нам на самом деле очень жаль. Знаешь же, под водой, бывает, самая мельчайшая ошибка может за пару секунд привести к полнейшей катастрофе. К счастью, на этот раз пронесло.

– Еще бы немного, и… – заметил я.

– Да… Дан говорил о каком-то трупе. Вроде бы ты нашел на дне труп.

– Вот именно. Женщину в ночной рубашке. Она зацепилась за сеть и вертелась, как флюгер. Видимо, проплывая мимо, я создал какую-то волну, потому что она поплыла за мной, совершенно как живая.

– Женщина в ночной сорочке? – повторил Форрест.

– Точно. Она была так изуродована, что трудно сказать, как она выглядела, но наверняка она пробыла в воде была не так уж долго.

– Миссис Гулт, – заявил Эдвард.

– Кто?

– Я читал об этом в „Грейнитхедских ведомостях“, примерно в середине прошлой недели. Миссис Гулт вышла из дома посреди ночи, одетая только в ночную рубашку. Она взяла одну из своих машин, доехала на пристань Грейнитхед и вышла в море на яхте мужа, стоящей более двухсот тысяч долларов. С той поры ее никто и нигде не видел. Яхту тоже.

– И ты думаешь, что это была миссис Гулт? – переспросил я. – Именно этот труп?

– Не исключено. Ты же сам сказал, что она пробыла в воде лишь несколько дней, а если на ней была еще и ночная рубашка…

– Действительно, похоже, что это она, – вмешался Форрест.

– Есть кое-что еще, – продолжил Эдвард. – Ее муж, мистер Джеймс Гулт, сказал в сообщении для прессы, что в последнее время она была сама не своя. Она потеряла мать, к которой, видимо, была очень привязана. Ее мать умерла от рака.

– Почему, интересно, тебя это так заинтересовало? – спросил Форрест. Он хлюпнул носом и вытер его краем ладони.

– Я работал у Гултов, когда мне было пятнадцать лет. Мыл машину мистера Гулта. Они дружили с моими родителями. Мой папа и мистер Гулт, оба работали в строительстве, хотя мистер Гулт в последнее время больше стал заниматься надводными жилыми блочными постройками. Мой папа считает, что такие постройки аморальны, они разрушают самобытную культуру Салема и Грейнитхед. Потому в последнее время мы редко видимся с мистером Гултом.

– Твой отец считает, что блочные дома аморальны? – с недоверием спросила Джилли.

Эдвард снял очки и снова их протер. Он внимательно и серьезно посмотрел на Джилли.

– Мой отец живет прошлым. Он не может понять, почему не строят дома в федеральном стиле, с подвалами, окнами со ставнями и перилами из кованого железа.

– Эдвард, – спросил я. – Подозреваешь ли ты то самое, что я думаю?

– Черт! – удивленно воззрился на нас Форрест. – О чем это вы?

Эдвард взглянул на Джилли, а потом снова посмотрел на меня.

– Не знаю. Может, я не совсем понимаю?

– Не понимаю, – пожаловалась Джилли.

Я кивнул в сторону Эдварда.

– Мне кажется, Эдвард считает, что миссис Гулт не случайно погибла именно в том месте. Возможно, она специально приплыла и умышленно утопилась или случайно утонула, но приплыла сюда, чтобы быть поближе к корпусу „Дэвида Дарка“.

– Хм, что-то более или менее подобное приходило мне в голову, признался Эдвард.

– Но почему же она это сделала? – спросила крайне удивленная Джилли.

– Помни, что она потеряла мать. Может, дух матери навестил ее, так же как… – Эдвард замолчал.

– Говори спокойно, Эдвард, – успокоил я его. – Джилли знает о Джейн.

– Ну, так же, как тебя посещал дух твоей жены, а миссис Саймонс – дух ее умершего мужа. И, кто знает, может, миссис Гулт чувствовала то же самое, что и ты: что если бы она добралась до источника этих явлений, до катализатора, делающего возможным появление духов, то она могла бы обеспечить покой своей матери.

– Думаешь, что она из-за этого утонула? – спросил Форрест с заметным недоверием.

– Не знаю, – признался Эдвард. – Но забота об обеспечении покоя умерших очень сильна во всех мировых культурах. Китайцы сжигают на похоронах бумажные деньги, чтобы умерший был богат, когда очутится на небе. На Новой Гвинее трупы обмазывают грязью и пеплом, чтобы телу легче было вернуться в землю, из которой оно вышло. А какие слова высечены на христианских надгробьях? „Покойся с миром“. Это важно, Форрест, пусть даже мы вообще этого не понимаем. Это инстинктивно. Мы знаем, что когда наши близкие умирают, они переживают после смерти нечто, в физическом и психическом смысле резко отличающееся от того, что они знали при жизни, поэтому у нас есть сильная потребность защищать их, руководить ими, обеспечивать им безопасность. Почему мы реагируем именно так? Ведь, если рассуждать логически, все это абсурд. Но, может, в давние времена умершим грозила более явная опасность, может, погребальный ритуал был важной и рациональной мерой предосторожности против угрозы, которая возникала перед ними, прежде чем они могли обрести вечный покой?

Форрест скривился и почесал в затылке с миной, выдающей сдерживаемое раздражение, но как этнолог он не мог не признать, что в словах Эдварда много правды.

– Я же лично верю, – продолжал Эдвард, – что в корпусе „Дэвида Дарка“ находится что-то такое, что мешает естественным процессам и делает невозможным успокоение душ умерших. Знаю, что вы считаете меня психом, но я ничего с этим не могу поделать. Я очень долго думал об этом, и это единственное возможное объяснение. Я не претендую на рациональность этого объяснения, но, в конце концов, разве явления, происходящие в Грейнитхед, рациональны? В случае миссис Гулт возможно, что ее посещал дух ее умершей матери, и у нее, может, было предчувствие, что если она доберется до „Дэвида Дарка“, то сможет освободить это что-то.

– Ты думаешь, она знала о существовании „Дэвида Дарка“? – спросил Джимми.

– Сомневаюсь, – ответил Эдвард. – Ее скорее влекла какая-то сила, исходящая от его корпуса.

Джилли провела рукой по волосам.

– Но это уже, пожалуй, просто бред, – устало заявила она.

– Вовсе нет, – возразил Эдвард. – Ты смотришь на все это с точки зрения современного человека, привыкшего решать все вопросы только с позиции здравого смысла и логика, начисто отвергая магию. Ведь когда ты по телевизору смотришь „Дэвида Коперфильда“, ты ни на секунду не веришь, что его фокусы – настоящая магия. Но во времена, когда затонул „Дэвид Дарк“, во времена, когда Салем был охвачен горячкой охоты на ведьм, в те времена люди верили в магию, в Бога и в Дьявола. Так на какой же позиции стоишь ты, если утверждаешь, что они ошибались? Особенно если Джон может тебе подтвердить, что его на самом деле посетила его покойная жена, если он на самом деле ее видел, разговаривал с ней, слышал ее голос?

Форрест и Джимми, видимо, ничего об этом не знали, поскольку обменялись недоуменными взглядами.

– Сегодняшнее происшествие с Джоном может оказаться удачей, облеченной в несчастье, – закончил Эдвард. – Если миссис Гулт утонула поблизости от корпуса „Дэвида Дарка“, то она точно указала нам положение корабля, который иначе мы могли бы искать еще целые годы – и без толку. Ты отметил все ориентиры, Дан?

– Конечно, – сказал Дан Басс.

– Тогда будем нырять все оставшееся время как можно ближе к месту, где ты, Джон, нашел тело. Дан, Джимми, вы спускаетесь первыми.

– А я? – спросил я.

Эдвард отрицательно покачал головой.

– Ты сделал уже более чем достаточно для одного дня. Крайне глупо с нашей стороны, что мы вообще позволили тебе нырять. Пара недель тренировки в бассейне, и только затем ты можешь снова плавать в открытых водах.

– А что с трупом? – спросила Джилли. – Вы не сообщите в береговую охрану?

– Явимся к ним сразу же после возвращения, – ответил Эдвард. – Во всяком случае, сейчас мы можем сделать для миссис Гулт очень и очень мало.

18

После полудня налетел ветер. Погода постоянно ухудшалась, и наконец в три часа дня, когда поднялись волны и струи дождя начали хлестать по окнам рубки, Дан Басс вызвал на поверхность Эдварда и Джимми и сказал им, что на сегодня все.

Они старательно и систематически обыскали дно под нами, но ничего не нашли, никакого углубления в дне, которое могло бы служить свидетельством того, что в этом месте под илом лежит корабль. Дан сказал мне, что если естественное приливное течение встречает какое-то препятствие, то, обходя его, оно должно ускориться, поскольку вода не является жесткой средой; под влиянием этого же ускорения возникают и завихрения, которые проделывают в дне океана яму. Поэтому даже полностью погребенный в иле корпус корабля оставляет четкий след присутствия, призрачное отражение в илистом дне.

Но сегодня ничего особенного замечено не было. Только крутые илистые склоны, которые постепенно, отлого спускались, исчезая в глубинах Салемского пролива. Только рыбацкие сети, части такелажа, заржавевшие автомобили и гниющие лодки.

Эдвард взобрался на палубу и сбросил с себя комбинезон. Его окаймленные бородой губы были синими от холода, и он весь трясся.

– Не повезло? – спросил я его.

Он покрутил головой.

– Никого и ничего. Но мы можем сюда вернуться завтра. Нам осталось еще проверить восточное направление.

Форрест, который отказался от погружений около часа назад и теперь сидел в рубке, одетый в джинсы и толстый свитер-водолазку, заговорил:

– По-моему, мы топчемся на месте, Эдвард. Наверняка уже пора воспользоваться эхозондом.

– Эхозонд ничем нам не поможет, пока у нас не будет уверенности, что мы приблизительно знаем расположение затонувшего корабля, – запротестовал Эдвард. – Кроме того, наши возможности взять оборудование напрокат не слишком велики, особенно если получение первых результатов следует ждать не раньше, чем через шесть или семь месяцев.

– Могу помочь вам в финансовом отношении, – вмешался я. – Парой сотен, если вас это устроит.

– Что ж, благородное предложение, – сказал Эдвард. – Но наша самая большая проблема – это время. Мы можем нырять только по выходным. При таких темпах мы будем искать „Дэвида Дарка“ целую вечность. Мы ведь уже ищем его больше года.

– А разве нет никаких документов, которые могут содержать какие-то указания о месте, где утонул корабль?

– Ведь знаешь же сам, как все было. Эйса Хаскет проследил, чтобы каждое, даже самое незначительное, упоминание, касающееся „Дэвида Дарка“, было уничтожено из реестров.

– А что с библиотекой Эвелита? Может, там можно что-нибудь найти, как ты думаешь?

– В библиотеке Эвелита? Наверно, ты шутишь. Шутишь, правда?

– Я вообще не шучу.

– Ну так вот что я тебе скажу, Джон. Старому Дугласу Эвелиту должно быть сейчас лет восемьдесят. Я видел его только один раз. Теперь он вообще никуда не выходит из дома. Более того, он никого к себе не пускает. Он живет со слугой, индейцем из племени наррагансет, и какой-то девушкой, которая, возможно, приходится ему внучкой, а возможно, и нет. Все питание им привозят на место и оставляют в сторожке в конце подъездной аллеи. Меня бесит, когда я думаю о всех тех бесценных исторических материалах, которые этот старик не хочет выпускать из рук, но что я могу сделать?

– Пари, что ты уже пытался туда забраться, – сказал я.

– Пытался! Писал, звонил, лично приходил пять или шесть раз. Но каждый раз – вежливый отказ. Мистер Эвелит сожалеет, но его частная библиотека закрыта для исследователей.

„Алексис“ как раз сворачивал в сторону пристани Салема. Флаг погружений был спущен и снят. Корма лодки вздымалась и опускалась на волнах. Дан напевал матросскую песенку о „Легкомысленной Салли“, для которой „любовь моряка… это детская игра“.

– Может, нам стоит попробовать в отношении Эвелита другой подход? заметил я. – Может, нужно было что-то ему предложить, вместо того, чтобы о чем-то просить?

– А что я могу предложить такому человеку, как Эвелит?

– Ведь он же коллекционер. Ты мог бы предложить ему какую-нибудь древность. У меня в лавке есть письменный прибор, который возможно принадлежал одному из судей, принимавших участие в процессах над ведьмами, некому Генри Геррику. Во всяком случае, на нем есть инициалы „Г.Г.“

– Возможно, ты придумал правильный способ, – вмешался Джимми. – Во всяком случае, попробовать стоит. Такие люди, как Эвелит, скрываются от мира потому, что воображают, будто каждый думает только о том, как бы посягнуть на его собственность. Обратите внимание, как Эвелит продает свои картины: анонимно, чтобы никто не мог проследить, откуда они берутся.

Эдвард казался немного растерянным, поскольку не он оказался автором идеи подкупить старого Эвелита. Он взял себя в руки собой и сказал, стараясь поддерживать свободный тон:

– Давайте поедем туда прямо сегодня, хорошо? Всего полчаса езды. Может, это действительно хорошая идея.

– Сегодня я уже слишком измучен, – ответил я. – К тому же сегодня мои тесть и теща нагрянут ко мне с визитом. Может, завтра утром около десяти.

Эдвард пожал плечами:

– Мне это подходит. А ты, Джилли? Хочешь поехать с нами?

В обычных обстоятельствах он не приглашал бы ее, но я почувствовал, что он пытается прозондировать, что меня объединяет с Джилли. Джилли посмотрела на меня с выражением, которое легко было прочитать, и ответила:

– Нет, благодарю. Завтра я должна работать в салоне. Мы, независимые деловые женщины, не можем позволить себе ни минуты отдыха.

– Ну, как хочешь, – разочарованно бросил Эдвард.

Мы вошли в гавань и пришвартовались. Когда мы перегрузили снаряжение в фургон Дана Басса, Форрест подошел ко мне и дружелюбно похлопал по плечу.

– Ты хорошо справился сегодня утром, учитывая, что это у тебя первый раз. Если будет нужно потренироваться, то заскочи в „Клуб аквалангистов“ в понедельник вечером. Ведь когда мы найдем это свинство, ты наверняка захочешь лично все увидеть.

– Лучше пока пойдем в полицию и сообщим ей и береговой охране о миссис Гулт, – напомнил я ему.

– Этим займется Дан. Его знают в комендатуре. Аквалангисты из клуба постоянно вылавливают всяких там утопленных младенцев, матерей-самоубийц и ставших ненужными собак в мешках, утяжеленных камнями.

– Похоже, что море покрывает множество грехов, – заметил я.

Когда я уже собирался уезжать, к моей машине подошла Джилли и склонилась к открытому окну. Ветер развевал ее волосы.

– Ты на самом деле возвращаешься домой? – спросила она.

– Должен.

Она молча посмотрела на меня, а потом выпрямилась, подставляя лицо ветру.

– Я не хотела бы, чтобы ты туда возвращался, – сказала она.

– Я тоже. Но бегство не имеет смысла. Я должен как-то это выдержать и обязан каким-то образом разобраться с этим. Я не хочу рисковать второй такой ночью, как вчерашняя. Рано или поздно, тебе или мне, или нам обоим будет нанесен вред. Не забывай, что случилось со старой миссис Саймонс. Не хочу, чтобы что-то подобное произошло и с тобой. И со мной тоже, честно говоря.

– Ну что ж, – сказала Джилли с грустной философской усмешкой. – Это был короткий роман. Он начался быстро, быстро и закончился.

– Надеюсь, ты не думаешь, что между нами уже все кончено? запротестовал я.

– Нет, по крайней мере, если речь идет обо мне. Пока ты сам мне этого не скажешь.

Я протянул руку, а Джилли взяла ее и пожала.

– Я могу позже тебе позвонить? – спросил я.

Она кивнула.

– Я буду ждать, – сказала она и улыбнулась одними глазами.

Отъезжая, я посмотрел в зеркальце и увидел, как она стояла на берегу, с руками в карманах парки. Я не забыл с ней о Джейн. Этого не смогла бы добиться ни одна девушка. Но с ней, впервые после смерти Джейн, я почувствовал, что я снова живой и что жизнь может быть прекрасна. Я думал, как удивительно, что люди редко оптимистически смотрят на будущее и на неизбежное течение истории, вместо этого возлагая свои надежды на другого человека, такого же растерянного и неуверенного. Ничто так не придает отваги, как сознание, что кто-то тебя любит и что ты не одинок.

Я въехал на Аллею Квакеров и у подножья холма увидел Джорджа Маркхема, занятого ремонтом изгороди. Я остановил машину и вышел.

– Как дела, Джордж? – прокричал я.

Джордж выпрямился, вытирая перепачканные креозотом руки о рабочий комбинезон.

– Я слышал, что с тебя сняли обвинение, – сказал он. Я видел, что хоть он и пытается быть искренним, но все же смущен.

– Отсутствие доказательств, – объяснил я. – К тому же, я ее не убивал.

– Ну, никто же не говорил, что ты это делал, – поспешно бросил Джордж.

– И никто не говорит, что не я. Но кое-кто сболтнул, что в тот вечер я шатался по округе и был явно не в себе.

– А ты и был не в себе. Ты сам это должен признать.

Я сунул руки в карманы брюк и с улыбкой посмотрел на Джорджа.

– Да, ты прав, Джордж. Я действительно был не в себе. Но ведь каждый повел бы себя так же и был перепуган, если бы увидел то, что видел я.

Джордж окинул меня внимательным взглядом, прищурив один глаз, как будто оценивая мой вес.

– Так ты на самом деле видел Джейн на качелях?

– Да, – подтвердил я. – А еще позже я видел ее еще раз.

Он молчал довольно долго, погруженный в раздумья. На улице было холодно. Я спокойно стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на него. Наконец он выдавил:

– Кейт Рид не поверил тебе. Но Кейт никому не верит, если речь идет о духах.

– А ты мне веришь?

Джордж озабоченно поддакнул.

– Потому что ты сам видел духа, ведь так? – спросил я. У меня не было в этом уверенности, но что-то в выражении его глаз, какой-то страх, неуверенность и глубоко скрытое страдание сказали мне: этот человек своими глазами видел духа.

– Я, гмм… я слышал голос моего брата, Уилфа, – выдавил он хриплым голосом.

– Ты и видел его, или только слышал?

Джордж опустил голову и уставился в землю. Потом поднял голову и сказал:

– Зайди внутрь. Кое-что тебе покажу.

Я вошел за ним в дом. Когда я закрывал за собой дверь, далеко над океаном раздалось первое ворчание бури и неожиданный порыв ветра захлопал садовой калиткой. Джордж провел меня в гостиную, подошел к темному дубовому столу, стоявшему рядом с камином, открыл его и начал копаться внутри. Наконец он вытащил большую фотографию, оправленную в рамку, и подал ее мне так торжественно, как будто вручал почетный диплом.

Я внимательно осмотрел фотографию, даже проверил, что на ее обороте. Это был черно-белый снимок, представляющий автостраду на фоне деревьев. Окрестности были мне знакомы. На обочине дороги стоял автомобиль. И все. Самый неинтересный фотоснимок, какой я видел в жизни.

– Ну и что? – бросил я. – Я не очень понимаю, что я здесь должен видеть.

Джордж снял очки и сунул их в футляр.

– Найди здесь моего брата, – ответил он, указывая на фотографию.

Я напряг зрение.

– Я не вижу его. Здесь же никого нет.

– Вот именно, – буркнул Джордж. – На этой фотографии был мой брат, он стоял перед объективом. Потом, две или три недели назад, я стал замечать, что он понемногу отодвигается, на каких-то шесть или семь футов, но все еще стоит. Вначале я не обратил на это внимание, думал, что у меня уже старческий склероз. Но через неделю он исчез за поворотом дороги. Потому-то я и снял эту фотографию со стены. Мой брат ушел с этой фотографии, вот и все. Не знаю, ни как он это сделал, ни почему он это сделал.

Я отдал ему фотографию.

– То же самое творится и с моими фотографиями Джейн, – сказал я. Они меняются. Они выглядят почти так, как и раньше, но не совсем.

– Как ты думаешь, что это значит? – спросил Джордж. Он резко схватил меня за руку и посмотрел прямо мне в лицо. – Думаешь, это колдовство?

– В определенном смысле, – ответил я. – Мне очень трудно это объяснить. Но пара человек из Музея Пибоди исследует это дело. Может, они найдут способ обеспечить покой твоему брату. И Джейн. И всем другим духам, которые посещают Грейнитхед. По крайней мере, я надеюсь, что это им удастся.

Джордж опять надел очки.

– Я слышал плач Уилфа, – сказал он, с грустью всматриваясь в пустую дорогу, изображенную на фотографии. – Ночь за ночью я слышал его плач в комнате для гостей на втором этаже. Там никого не было, во всяком случае, я никого не видел. Но я слышал этот ужасный, отчаянный плач и бесконечные рыдания. Я даже не могу выразить, как это все выводит меня из себя, Джон.