Текст книги "Смельчак"

Автор книги: Грегори Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Грегори МакДональд
Смельчак

Надобна ли каждому поколению смерть своего Христа ради спасения тех, кто лишен воображения?

Джордж Бернард Шоу. Святая Иоанна

За жизнью я наблюдаю с неослабеваемым интересом, ибо она не перестает удивлять меня.

Грегори Макдональд

Предисловие

Автор полагает, что третья глава «Смельчака», глава С, – неотъемлемая часть романа, поскольку автору необходимо подробно изложить то, что произошло между «дядей» и Рафаэлем на втором этаже складского здания.

Однако автор отдает себе отчет, что глава эта весьма и весьма отталкивающая, выставляющая напоказ человеческую жестокость по отношению к себе подобным.

Автор с радостью не писал бы эту главу.

Но в то же время он понимает, что именно глава С определяет все описываемые в романе события.

Тем не менее читатель имеет полное право перевернуть страницы главы С, не читая их.

Глава А

– Я пришел насчет работы.

Синие глаза крупного молодого мужчины взглянули поверх ног, лежащих на столе, встретились с глазами Рафаэля, скользнули по его тощему телу.

– Зачем она тебе?

Рафаэль пожал плечами и отвел взгляд.

Мужчина положил на стол журнал, который читал. Опустил ноги на пол. Легкая улыбка заиграла на его сером обрюзгшем лице.

– Какую ты хочешь работу?

В тусклом свете, падающем через грязное окно, Рафаэль оглядел маленький кабинет, обшарпанный стол, стул, металлический шкаф, годами не мытый пол.

На матовом стекле двери за спиной Рафаэля значилось название компании, куда он пришел наниматься: «Инаф Энтерпрайзес Продакшнс Лимитед Инкорпорейтед». Ему сказали, что в контору ведет неосвещенная лестница из небольшого бара, расположенного на известкой ему улице.

– А разве у меня есть выбор?

– Нет. – Молодой парень продолжал улыбаться.

– Вы решаете насчет работы?

– Где ты услышал про нее?

– Про работу?

– Вот-вот.

– Кто-то сказал.

– Кто? Где? Когда?

По телу Рафаэля пробежала дрожь.

– Я не коп.

Мужчина оглядел застиранную рубашку Рафаэля, заношенные джинсы, рваные башмаки.

– Кто? Где? Когда? – повторил он.

– Неделю назад. Примерно неделю. В каком-то барс. Какой-то человек.

– В каком баре? Какой человек?

– «У Фридо».

Парень кивнул.

– Заскочил туда промочить горло?

– Я часто пью там.

– Так кто сказал тебе насчет работы?

– Я же говорил: Фридо. Бармен. Его зовут Фридо. Потому-то и бар называется «У Фридо». Не так ли?

– Значит, ты выпивал у Фридо, и бармен как бы между прочим сказал, что для тебя есть работа?

– На следующее утро. Я еще лежал на полу. В чулане.

– И, могу спорить, не в первый раз.

Рафаэль согласно кивнул.

– Не в первый.

– Ты пил сегодня утром?

Рафаэль провел большим пальцем по пересохшим губам.

– Немного.

– Естественно, пил, – парень не сомневался, что иного и быть не могло.

– Сколько стоит эта работа? Мне сказали – двадцать пять тысяч долларов.

– Ты все понял правильно.

– Я хочу тридцать.

– Об этом поговоришь с моим дядей. Мое дело определить, сгодишься ты или нет. Ты сейчас работаешь?

Рафаэль покачал головой.

– Нет. Давно не работаю.

– Почему нет?

Глаза Рафаэля сузились.

– Не могу найти работу.

– Много пьешь?

Рафаэль развел руками.

– Никуда не берут.

– Другие-то работу находят.

– Да, – кивнул Рафаэль. – У вас вот работа есть. И дядя.

– Разве у тебя нет дяди?

– Есть.

– Но он тоже безработный, так? И твой отец не работает. И братья.

– Никого не берут. Давным-давно.

– А что ты делал, когда работал?

– Помогал моему брату на грузовике.

– Значит, работу тебе давал не дядя, а брат. И что случилось? Он остался без грузовика?

– Грузовик по-прежнему у него.

– Так он расстался с братом-алкашом?

– Нет работы для грузовика. Он справляется один. С давних пор.

– А у тебя была настоящая работа?

– Я работал у брата.

– Я имею в виду работу, где есть социальное страхование и все такое. Ты когда-нибудь платил налоги?

Рафаэль шумно выдохнул.

– Пожалуй, нет.

– Заполнял какие-нибудь бланки? Имя, фамилия, место жительства и так далее?

– Кажется, нет.

– Ты умеешь читать и писать?

– Не слишком хорошо.

– Женат?

– Конечно.

– Дети есть?

– Две дочери. И сын.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать один, – Рафаэль еще раньше решил, что ответит именно так. – С вами мне говорить о работе?

– Не спеши. Сначала надо кое-что выяснить.

Рафаэль промолчал.

– Так что ты скажешь? – продолжил сидевший за столом мужчина.

– О чем?

– Почему ты хочешь получить эту работу?

Рафаэль глянул на закрытую дверь слева от стола.

– Сколько, по-вашему, я могу здесь стоять?

– Не знаю, – парень пожал плечами. – Так почему ты хочешь эту работу?

Рафаэлю подумалось, что парень этот не будет возражать, если он спустится в бар, выпьет, а потом вернется.

– Много у тебя братьев?

– Четверо. Один умер.

– Три брата. И все безработные.

– У одного есть грузовик.

– А знакомых копов у тебя нет?

– Нет. Держусь от них подальше.

– Ты служил?

– Не понял.

– В армии.

– Нет.

– А в тюрьме сидел?

– Конечно.

– За что?

– Пьянство.

– Еще за что?

– Пьянство.

– Больше за тобой ничего не числится? Квартирных краж, ограблений, угонов автомобилей?

– Только пьянство.

– Алкоголь – твоя единственная страсть?

– Водка.

– А наркотики? Тебя не арестовывали за наркотики?

– Только за пьянство.

– Где ты живешь?

– В Моргантауне.

– Моргантаун. Кто не знает Моргантауна! Болезни?

– Простите?

– Ты не умираешь от рака или чего-то еще?

Рафаэль уставился на свои пальцы.

– Нет.

– Оставайся здесь. – Парень встал из-за стола. – Я приведу дядю.

– То есть я вам подхожу? – спросил Рафаэль.

Глава В

Когда боковая дверь открылась, Рафаэль стоял, привалившись к металлическому шкафу. Дядя вошел неторопливо, бочком, наклонив лысеющую, седую голову, глядя на Рафаэля из-под опущенных век.

Живот его нависал над поясом.

Парень вошел следом.

Дядя чмокнул губами.

Что это означало, Рафаэль не понял, но на всякий случай выпрямился.

Дядя двинулся обратно к двери, отодвинув парня в сторону.

– Иди за ним, – бросил тот Рафаэлю.

Через дверь Рафаэль вошел в просторное, мрачное помещение. По двум стенам тянулись крошечные оконца. Такие грязные, что грязным казался и проникающий сквозь них утренний свет.

Несколько окон на дальней стене закрывали то ли ставни, то ли тяжелые плотные шторы.

В самой темной части пустого склада – а именно для этих целей ранее служил второй этаж, куда попал сейчас Рафаэль, стояло массивное кресло. И какие-то непонятные предметы, каждый на трех длинных тонких ножках.

Дядя уже ждал его в ярко освещенном кабинете, отгороженном от склада стеклянными стенами. Пристально всмотрелся в лицо Рафаэля, едва тот переступил порог. Глаза, нос, губы дяди показались Рафаэлю несоизмеримо огромными, выпирающими наружу.

– Симпатичный индейский парень – хорошая фактура, – дядя заглянул в пластиковый стакан с остатками кофе на дне. – Ты же индеец?

Рафаэль не нашелся, что ответить.

Дядя опорожнил стакан в металлическую корзинку для мусора, стоявшую на полу рядом со столом. С трудом наклонившись, достал из корзинки второй стакан, такой же, и тряхнул его, сбрасывая капли кофе.

– Ты, значит, алкаш. Беда в том, что слишком уж вы тощие.

Из-под стола дядя выудил бутылку, разлил водку по пластиковым стаканам.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать один.

– Угу. – Дядя протянул Рафаэлю стакан, что вытащил из корзинки для мусора. – Я бы дал тебе лет двадцать семь или двадцать восемь.

Рафаэль залпом выпил водку. Поставил пустой стакан на металлический стол.

Дядя опустился жирным задом на стул с полукруглой спинкой. Слишком низкий для такого стола.

– Садись.

Оглянувшись, Рафаэль увидел продавленную софу с обивкой в грязных пятнах. Шагнул к ней, сел.

– Стало, говоришь, невтерпеж? – спросил дядя. – Рановато, знаешь ли. Впрочем, кто может сказать, когда рано, а когда нет.

С софы Рафаэлю казалось, что голова дяди лежит на столе.

– Учился?

– Я ходил в школу.

– Дай-ка отгадаю. Бросил в четвертом классе?

– В пятом.

– Пил и тогда?

Рафаэль не ответил.

– Женился рано. – Губы дяди буквально охватили стакан и высосали из него всю водку. – Небось и не знал, что женишься, а оглянуться не успел, как вот они, деточки. Трое, кажется? Жена-то у тебя одна, так?

– Нас венчал священник.

– Естественно. Их хлебом не корми, только дай обвенчать таких, как ты. – Дядя посмотрел в стакан, в котором не осталось ни капли. – Согласен. Впереди у тебя полная безнадега.

Дядя улыбнулся, затем сразу нахмурился, посмотрел на Рафаэля, и лицо его вновь расползлось в улыбке.

Водка пошла Рафаэлю на пользу. Он больше не дрожал и не потел. Лишь дышал часто-часто, будто собирался то ли схватиться с неведомым противником, то ли убежать.

– Но у тебя есть какие-то неотложные дела, да? Которые, ты думаешь, тебе нужно закончить. Так ведь?

– Мне хватит нескольких дней.

– Как мы узнаем, что ты вернешься?

– Я вернусь.

– Ты напьешься. И обо всем забудешь.

Рафаэль пожал плечами.

– Мы можем все закончить сегодня. Во второй половине дня. Только сначала пострижем тебя. Ты готов покончить со всем прямо сейчас?

– Я хочу тридцать тысяч долларов.

– Твоя работа стоит только двадцать пять.

– Тридцать.

– Мы всегда платили двадцать пять тысяч долларов. И ни цента больше.

– Тридцать.

– Мы найдем кого-нибудь еще, кто согласится на двадцать пять.

Рафаэль помялся.

– Наниматься пришел я один.

– Нам спешить некуда.

– Тогда я все сделаю через несколько дней. Не сегодня. И я хочу тридцать тысяч.

Дядя сверлил его взглядом.

– Я услышал об этой работе несколько недель тому назад, – продолжил Рафаэль. – И с той поры этот человек не один раз советовал мне подумать о его предложении.

– Фридо.

– Если вы меня берете, заплатите тридцать тысяч. И мне нужно несколько дней.

– Да ты никогда в жизни не видел и тысячи долларов, – усмехнулся дядя.

– Тридцать, – в какой уж раз повторил Рафаэль.

– Я еще не знаю, подойдешь ли ты нам. Я должен посмотреть на твое тело.

– Тело у меня в порядке.

– Мы даже не знаем, стоит ли у тебя.

– Стоит, будьте уверены.

– Какая уж тут уверенность, если ты только пьешь.

Рафаэль понимал, что спорить нечего.

– Разве вам нужно именно это?

– Еще не знаю. Но импотенты нам не годятся.

– Мне нужны несколько дней, чтобы определиться с деньгами.

– Какими деньгами?

– С тридцатью тысячами долларов.

– А-а-а. Так, знаешь ли, не пойдет. Ты думаешь, что достаточно прийти сюда, снять джинсы, и мы дадим тебе тридцать тысяч? А потом ты уйдешь с этими тысячами в кармане, пообещав вернуться через несколько дней? Ты что, принимаешь нас за психов?

Рафаэль насупился. Он-то думал, что все так и будет.

– А как пойдет?

– Ларри отведет тебя в банк.

– Кто такой Ларри?

– Мой племянник. Вы виделись.

– А как ваша фамилия?

– Маккарти, – быстро ответил дядя. – Так вот, Ларри отведет тебя в банк. Открывал когда-нибудь банковский счет?

– Нет.

– Так я и думал. А в банке хоть раз был?

– Нет.

– Ларри тебе поможет. Отведет в банк. Покажет, как открыть счет. На твое имя. Положит на твой счет двести пятьдесят долларов. При тебе. Наличными.

– Триста.

– Остальное ты получишь потом.

– Потом?

– Когда отработаешь.

– Как же я узнаю, что вы это сделаете? Я хочу сказать, положите на счет остальные деньги?

Дядя выдвинул ящик стола. Достал лист бумаги, положил перед собой, схватил ручку, навис над столом.

– Мы же подпишем контракт, ты и я.

– О, – только и выдохнул Рафаэль.

– И в нем будет сказано, что, как только ты выполнишь работу, за которую берешься, мы вносим на твой банковский счет двадцать четыре тысячи семьсот пятьдесят долларов.

Рафаэль засомневался, что ровно столько получается, если от тридцати тысяч отнять триста долларов.

– Не та цифра.

– А что ты предлагаешь? Мы не можем заплатить тебе вперед. Ты знаешь, что такое контракт?

Рафаэль молчал.

– Это обязательство. Мы о чем-то договариваемся, переносим все на бумагу, подписываем, и это означает, что и я, и ты должны все выполнить. Это закон! Как тебя звать?

– Рафаэль.

Дядя написал что-то на листе бумаги.

– Рафаэль… – Он хряпнул ладонью по столу и откинулся на спинку стула. – А что ты, собственно, думаешь?

Рафаэль не знал, о чем и думать.

– Ты думаешь, мы – чокнутые? Мы не можем заплатить за не сделанную работу. Никто так не платит, – дядя понизил голос. Теперь он смотрел Рафаэлю в глаза. – По нашему разговору я уже понял, что ты умница, Рафаэль. И парень отчаянный, иначе ты не пошел бы на такое. Но скажи мне, есть ли другой путь расплатиться с тобой? Скажи мне.

Рафаэль не раскрыл рта.

– Тебе нужны деньги, не правда ли? Естественно, нужны. О Господи! Ты не сидел бы здесь, если б не хотел получить много денег. Денег для своей семьи, жены и троих детей. Кто-то из них болеет? Нет? Послушай, Рафаэль, только так ты можешь получить деньги. Ничего иного еще не придумано.

Рафаэль встал. Пальцы его осторожно сомкнулись на пластиковом стакане на столе. Он выразительно посмотрел на дядю.

– Нет вопросов. – Дядя взялся за бутылку и плеснул в стакан водки.

Рафаэль выпил водку одним глотком.

Вновь взглянул на дядю.

– Тридцать тысяч долларов!

– Черт! – Ладонь дяди ударилась о стол. – Ну и умен же ты! Торгуешься до последнего.

– И триста долларов вперед.

– Назови меня сукиным сыном, если мне когда-нибудь доводилось иметь дело с таким твердым орешком.

Рафаэль почувствовал на себе оценивающий взгляд дяди. Так иной раз смотрели на него женщины.

– Поначалу давай поглядим, что мы покупаем.

Глава С

– Вы хотите, чтобы я разделся? – спросил Рафаэль. – Догола?

– Да.

– Здесь? – Он оглянулся на стеклянную стену.

– Да.

– Сейчас?

– Да что у тебя за мысли, черт побери? – рыкнул толстяк в белой рубашке, сидящий за столом. – Что тебе наговорил Фридо? Или ты полагал, что будешь работать в водолазном костюме?

– Смешно все это, – пожал плечами Рафаэль.

Ему приходилось раздеваться и ходить голым или почти голым и когда рядом никого не было, и при людях, своих родственниках или тех, кто знал его с рождения. Но разоблачаться в городе, в кабинете, перед человеком, которого видел впервые, чьи выпученные глаза неотрывно следили за ним…

– Да ты, похоже, стесняешься? – удивился дядя. – Ты просто псих.

– Я не стесняюсь. – Рафаэль сел на диван и стянул башмаки. – Просто моя одежда… Конечно, моя жена старается…

– Я знаю, что ты беден, – кивнул дядя. – Моргантаун. Хочешь еще выпить?

– Нет.

– Выпей, – дядя налил водки в пластиковый стакан и протянул его Рафаэлю.

С босыми ногами, придерживая джинсы с расстегнутой «молнией» левой рукой, Рафаэль, стоя у стола, выпил водку.

– Давай, давай, – заторопил его дядя. – Я не могу сидеть с тобой весь день.

Рафаэль бросил на софу джинсы, рубашку, трусы.

– Хорошо. Вижу, у тебя даже член встал.

– Вы на меня так смотрите, – промямлил Рафаэль.

А дядя провел пальцами по его шее.

– Сердце у тебя здоровое?

Иногда сердце Рафаэля начинало учащенно биться. Такое случаюсь, когда он уже прилично набирался, но хотелось выпить еще.

– Да.

– Ничего у тебя не болело? Терял когда-нибудь сознание?

– Отключался? – переспросил Рафаэль.

– Вот-вот.

– Чуть ли не каждый день, – Рафаэль улыбнулся.

– После пьянки не в счет.

Дядя ткнул указательным пальцем в грудную мышцу Рафаэля. Поднял его руку и подержал на ладони бицепс.

– Дерьмо. Другие живут не лучше тебя, но могут нарастить на костях хоть немного мяса. – Наклонившись, он провел рукой по левой ноге Рафаэля. Разогнулся и взглянул на его живот. Слегка, без замаха, ударил кулаком, посмотрел, как краснеет кожа. Ущипнул.

– Кожа у тебя не того оттенка, – недовольно пробурчал он. Обошел Рафаэля сзади, обхватил ладонью правую ягодицу. – Задница у тебя еще есть. Но скоро, похоже, исчезнет. – Затем он развернул Рафаэля лицом к себе, раздвинул пальцами губы. – Плохое питание. Был когда-нибудь у дантиста?

– Нет, кажется. Не знаю. Думаю, что нет.

Уперев руки в бока, дядя оглядел Рафаэля с головы до ног.

– Знаешь, индеец, у меня складывается впечатление, что ты нам подойдешь. Еще год, и я даже не взглянул бы на тебя. Толку от тебя уже не будет.

Рафаэль потянулся за рубашкой.

– Нет, – остановил его дядя. – Одеваться не надо. Пойдем со мной. Я хочу, чтобы ты полностью отдавал себе отчет в том, что должно произойти.

Рафаэль вслед за дядей вышел из освещенного кабинета в темный, с грязным полом, склад. Легкий ветерок холодил кожу под мышками, в промежности.

– Ты сможешь потерпеть боль час-другой, не так ли? – по пути спросил дядя.

Рафаэль услышал его, но не ответил, потому что не знал.

– Разумеется, сможешь. – Дядя все решил сам. – Ты парень крепкий. И уж час-то выдержишь. Я прав?

Они прошли в ту часть помещения, где тяжелые черные шторы, свисающие с потолка, закрывали окна, а на полу стоял массивный деревянный стул, окруженный незнакомыми Рафаэлю предметами на треногах.

– Когда-нибудь испытывал боль? Я имею в виду настоящую боль? – Дядя направился к одному из непонятных предметов, коснулся его рукой. – Некоторым нравится, знаешь ли. Они просто балдеют от боли. Может, ты один из них.

Луч ярчайшего света ударил с треноги. Рафаэль инстинктивно закрыл глаза и отвернулся.

– Так или иначе, ты хочешь сниматься в кино, в этом-то я уверен. Кто, скажи на милость, этого не хочет? Сделаешь, что от тебя требуется, и фильм с твоим участием будут смотреть по всему миру. В Сингапуре, Аргентине, Морокко. Ты знаешь, где находится Морокко?

– Нет.

– Как бык на корриде. Большинство быков попадают на бойню, где их убивают вместе с коровами. На корриде смерть наступает не сразу, но быку дается возможность показать свой характер, свою доблесть. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю? Подумай об этом, индеец. Считай себя быком, достойным корриды. Туда попадают далеко не все.

Рафаэль смотрел на массивный деревянный стул. На крепкие кожаные ремни, свисавшие с подлокотников и лежащие на полу у двух передних ножек.

– Да, электрический стул, – подтвердил его догадку дядя. – Выглядит как настоящий, потому что он и есть настоящий. Я вывез его из тюрьмы, когда в штате приняли закон, запрещающий убивать электричеством. На этом стуле умирали люди. Много людей.

В ярком свете Рафаэль заметил в трещинках дерева запекшуюся кровь.

– Ты видел когда-нибудь «потрошительный» фильм?

– Нет.

– Тот, где действие происходит в операционной?

– Нет.

– Это наш. Отличный фильм. А другой мы снимали в пещере. Тоже не видел?

– Нет.

– Некоторым такие фильмы не нравятся. Не хватает им духу смотреть на то, что могут выдержать крепкие парни. Такие, как ты, Рафаэль. – Дядя положил руку ему на плечо. – Садись на стул.

Босоногий, Рафаэль переступил через черный кабель, змеящийся по полу, повернулся, сел.

– Я хочу объяснить, что тут должно произойти. Что ты узнал от Фридо?

– Практически ничего. «Потрошительный» фильм. Двадцать пять тысяч долларов.

– Но хоть что-то он сказал тебе? Описал, что…

– В общих чертах, – кивнул Рафаэль. – Суть я уловил.

– Продлится все час, не более. Постоянно помни об этом. О времени. Все закончится. В конце концов тебя избавят от боли. Полагаю, ты будешь счастлив, когда это произойдет.

– Да, – согласился Рафаэль. – Наверное.

– И не забывай о деньгах, – добавил дядя.

– О деньгах? – Рафаэль не сразу понял, о чем речь.

– Как еще такой, как ты, может заработать столько денег? Ответь-ка мне? А тут прекрасный шанс показать, какой ты молодец. Настоящий мужчина.

– Закон это запрещает, не так ли? – спросил Рафаэль. – Я имею в виду такие фильмы.

– Нет. Тут все по закону, – возразил дядя.

– Я про съемки.

– Да, запрещает. Фридо же говорил тебе…

– Да.

– А теперь я расскажу тебе все, Рафаэль, от начала и до конца. Должен почувствовать твою реакцию, прежде чем подписывать контракт, понимаешь?

– Да.

– Два здоровенных мужика, настоящие гиганты, выволокут тебя на съемочную площадку, – дядя обвел рукой освещенное пространство. – Мы используем две камеры. Одну стационарную, – дядя указал на центральную треногу, – другую ручную. Снимать мы будем обеими камерами одновременно, Рафаэль. Но оператор только один. Он включает стационарную камеру, далее она работает автоматически, а сам, со второй камерой, переходит с места на место, снимает крупные планы и все такое. Через некоторое время ты забудешь о его присутствии. Но и с самого начала не нужно тебе смотреть прямо в объектив. Делай вид, что ты и не подозреваешь о существовании камер.

– Хорошо.

– Так вот, эти бугаи подтащат тебя к стулу. Ты можешь сопротивляться. Более того, я хочу, чтобы ты боролся с ними изо всех сил. Делай, что хочешь, лишь бы вырваться из их рук. Им ты вреда не причинишь. Они профессионалы. Так что, как бы ты ни пытался, вырваться тебе не удастся. Понимаешь?

– Да.

– А желание такое у тебя, скорее всего, появится. Мне доводилось видеть, как ломались самые крутые парни, когда видели, что началась съемка и обратного пути уже нет. Борись что есть мочи. Зрителю это интересно. Его увлекает динамика борьбы.

– Хорошо.

– У стола будет стоять большая дубинка, на столе мы разложим клещи, щипцы, ножи, пинцеты – металлические, полированные, сверкающие. Нет нужды говорить, что, увидев их и вспомнив, для чего они предназначены, ты взвоешь от ужаса и удвоишь – нет, утроишь усилия, лишь бы освободиться. Поверь мне, так оно и будет. Некоторые даже обделывались от страха. Если такое произойдет и с тобой, ничего, это все естественно.

– Понятно.

– Рафаэль, ты должен сразу уяснить, что достоверность будет полная. Этим наш фильм отличается от других, которые ты, возможно, видел. Мы не заливаем все кетчупом и не признаем тех уловок, которыми дурачат зрителя. У нас все натуральное. Мы показываем только то, что снимаем.

– Я знаю. Фридо…

– Так что, ежели тебе захочется наложить в штаны или укусить любого из этих громил, не стесняйся.

Откинувшись на спинку стула, Рафаэль положил руки на широкие подлокотники.

– Хорошо.

– Учти, им это понравится куда больше, чем тебе. Они же сдвинутые. Я хочу сказать, боль доставляет им наслаждение. Ради нее они готовы на все. Так вот, ты будешь вырываться, а они – сдирать с тебя одежду. Ты уж постарайся создать им как можно больше трудностей. Пусть как следует попотеют. Это ясно?

– Да.

– Ты же индеец? Может, мы соорудим тебе набедренную повязку. Браслеты на руки, на ноги, боевой узор на щеках. Дельная мысль. Зрителю это понравится. Нужно еще и завлекающее название. К примеру, «Смельчак». Звучит неплохо. Ты согласен? Только что придумал. В нашем деле необходима хорошая голова. Создание фильмов – процесс творческий. Ты не возражаешь, если мы так и сделаем? Оденем и загримируем тебя под настоящего индейца перед началом съемки?

Рафаэль не знал, возражать ему или нет.

– Если мы накрасим тебе скулы, глаза станут больше, для камеры это хорошо. «Смельчак». В этом что-то есть. Чувствуется безудержная храбрость, мужество. Но мужества тебе не занимать, не так ли, Рафаэль? Фильм с твоим участием будут смотреть во всем мире. Представляешь себе? И говорить, выходя из зала: «Какой смельчак!» О тебе.

– Даже если я обделаюсь?

– О Боже. Это же естественно, Рафаэль. В натуре. Все будут знать, что происходит с тобой. Кто не обделался бы, попади на твое место. В «потрошительных» фильмах, Рафаэль, это обычное дело. Более того, случается, что и зрители от ужаса накладывают полные штаны. Ибо мы не прибегаем к каким-либо трюкам. На экране у нас все как в жизни.

От яркого света, от слов дяди у Рафаэля закружилась голова.

– Теперь я хочу рассказать тебе о самом фильме, как я себе его представляю. Хорошо?

– Хорошо.

– Это нужно сделать до подписания контракта, правда?

– Наверное.

– Они разденут тебя донага, сорвут набедренную повязку, браслеты, украшения, привяжут к стулу, – тут дядя улыбнулся Рафаэлю. – За руки и за ноги. Потом один из них останется рядом с тобой, а второй подойдет к столу, – дядя указал место, где будет стоять стол, – и начнет разглядывать разложенные там инструменты.

– А это еще зачем? Я просто спрашиваю.

– Не спеша выберет щипцы, большие, блестящие, повертит их в руках, понимаешь. От одного их вида начинает трясти.

– Щипцы?

– Не торопясь вернется к тебе и выдернет какой-нибудь ноготь. В эти дни не стриги ногти, ладно? Чтобы ему было за что схватиться. Руки у тебя будут привязаны. Ноги – тоже. Если хочешь, сожми пальцы в кулак. Не беспокойся. Он с этим справится.

Сидя на стуле, Рафаэль сжал пальцы правой руки в кулак, посмотрел на него.

– Потом один из них заставит тебя открыть рот – он знает, как это делается, сопротивление тебе не поможет – а второй, тот, что со щипцами, наверное, упрется тебе ногой в грудь и выдерет пару передних зубов.

За стеной кто-то включил радио. Рафаэль услышал танцевальную музыку.

– Чтобы изо рта потекла кровь. А тот, что стоял рядом, будет суетиться вокруг, желая заглушить твои крики. Такая у него роль. Крики, по сценарию, выводят его из себя. Вот он и будет то затыкать себе уши, то бить тебя по голове…

– Я не должен кричать? Вы не хотите, чтобы я кричал?

– Наоборот. Ори, как резаный. Да и не забивай себе этим голову. Кричать ты все равно будешь. Повторяю, это же естественно.

– Угу.

– Так что никто не запрещает тебе кричать, Рафаэль. А тот, который со щипцами, вновь отойдет к столу… – дядя опять указал на воображаемый стол, – и на этот раз возьмет большие ножницы. Знаешь, какими раньше стригли овец.

– О.

– Он опустится перед тобой на колени и отрежет какой-нибудь палец на ноге. Возможно, большой. Так что кровь появится и на голове и на ноге.

– Одной?

– Хорошая идея. На двух лучше. Да, он отрежет по пальцу на каждой ноге. А второй мордоворот будет по-прежнему прыгать вокруг, вне себя от твоих криков.

За стеной зазвонил телефон.

– В таком вот духе, Рафаэль. Я хочу, чтобы с этим у тебя была полная ясность.

Радио приглушили. До Рафаэля донесся невнятный голос племянника, разговаривающего по телефону.

– Он возьмет нож и разрежет здесь, – дядя провел пальцем по левому бедру Рафаэля. – На обеих ногах. Достаточно глубоко, чтобы полилась кровь. Потом здесь, – палец дяди прошелся по левому бицепсу. – Обе руки. И наконец, здесь, – подушечка указательного пальца описала два полукруга на грудных мышцах.

– А я не умру от потери крови?

– Не успеешь. Помни, Рафаэль, ты – парень крепкий, ты показываешь всем, какой ты мужчина, идешь на все добровольно. А боль пройдет. Главное, всегда помни об этом: боль пройдет! Мучения кончатся. Но в тот момент ты будешь вопить от боли. Из тебя будет хлестать кровь, глаза вылезут из орбит, – толстяк глубоко вздохнул, покачал головой, улыбнулся. – Вид крови нравится зрителям. Чем ее больше, тем лучше.

В горле Рафаэля пересохло. Он сунул палец в рот и сильно укусил его.

– А тот, что держал в руке нож, заменит его на ложку.

Рафаэль прокашлялся.

– Ложку?

Дядя помахал рукой перед лицом Рафаэля.

– У тебя оба глаза хорошие?

– Конечно.

– Или один видит лучше другого?

– Вроде бы нет.

– Потому что для нас очень важно, куда поставить дубину, – дядя глянул направо и налево от Рафаэля. – Он вывернет ложкой один твой глаз и оставит его болтаться на щеке. Но нам нужно расположить дубину со стороны оставшегося глаза, потому что, поверь мне, к тому времени ты будешь неотрывно смотреть на нее. Зрители-то подумают, что ты ешь ее взглядом от неодолимого ужаса. На самом же деле ты будешь видеть в ней единственную надежду на избавление от, казалось бы, нескончаемой муки. Это то самое, что называется иронией. Ирония в фильме необходима. Ты в этом не разбираешься, Рафаэль, но уж поверь мне на слово. Все-таки это не первый мой фильм, так что я знаю, о чем говорю. Мы создаем, возможно, самые лучшие фильмы, потому что у нас все взаправду, никакой подделки или вымысла. Мы показываем, как живые люди терпят настоящую боль, как они умирают. Но при этом наши фильмы – искусство, в них есть место юмору. И ты, Рафаэль, будешь сниматься в таком фильме, продемонстрируешь всем, что ты за мужчина, – дядя перевел дыхание. – Поэтому ложкой мы вытащим один глаз, а дубинку расположим со стороны второго. Чувствуешь, все нужно продумать заранее?

Рафаэль шумно глотнул.

– Потом он возьмет дротики, – это те же стрелы, только древки покороче, а наконечники пошире – и вонзит их сюда и сюда, – дядя указал две точки чуть пониже ключиц. – Его напарник, все еще пытающийся заставить тебя не орать, наконец-то убедит твоего мучителя, что с криками надо кончать. Тот выберет на столе другие ножницы, тоже большие, вернется к тебе. Один из них разожмет твой рот, а второй вытащит язык и отрежет его ножницами.

Правая рука Рафаэля прижалась к низу живота.

– Допустим…

– Конечно, Рафаэль, не стесняйся. Спрашивай, о чем хочешь.

– Допустим… Я хочу сказать, в тот день, ну, в день, когда мы все это сделаем, меня стошнит?

– Очень хорошо, Рафаэль. Светлая у тебя голова. Постарайся, если сможешь, чтобы блевотина попала на этих парней. Окати их своей блевотиной. То есть ты сам дашь им повод разъяриться, оправдание тому, что они сделают с тобой. Ты меня понимаешь? Блюй, сколько влезет. Перед тем, как приехать сюда, наешься до отвала.

Рафаэль тяжело дышал.

Его трясло.

Опустив глаза, он увидел, что тело его, как пленкой, покрыто мелкими каплями пота.

– Тебе нехорошо? – заботливо осведомился дядя.

Радио зазвучало громче. Рафаэль разобрал несколько слов из прогноза погоды.

– Нет, нет.

– Если ты не хочешь знать, что…

– Я в полном порядке.

Дядя отвернулся от Рафаэля.

– Потом он возьмет маленькую ножовку, раздвинет тебе ноги и отрежет твой конец.

– Что? – Рафаэль смотрел в спину толстяка. – Я не расслышал.

Тот обернулся. Указал на пенис Рафаэля.

– Отпилит его.

Рафаэль глянул вниз. Пенис его разбух от прилива крови.

Дядя улыбнулся.

– Так и должно быть. Отлично. Он больше не понадобится тебе, Рафаэль. Ты понимаешь. А по сценарию это нужно.

Дрожь волнами пробегала по телу Рафаэля.

– У тебя еще останется один глаз.

Даже опустив веки, Рафаэль видел перед собой улыбающееся лицо толстяка.

– Когда один из них поднимет над головой твой член, чтобы показать зрителям, что он отрезал, второй освободит тебе руку. Пользы тебе от этого будет немного. Вскочить со стула все равно не удастся. А он возьмет острый нож и вспорет тебе живот. Вот здесь, – и палец дяди описал полукруг под грудной клеткой Рафаэля. – И все внутренности вывалятся тебе на колени. Возможно, он покопается в них руками. Свободной рукой ты можешь бить его. Будет неплохо, если ты сам залезешь рукой в свои внутренности.

Рафаэль сидел, закрыв глаза. Голос дяди долетал издалека, на фоне танцевальной музыки, льющейся из радио.

– А потом один из них взмахнет дубиной и размозжит тебе голову, Рафаэль. И на этом для тебя все закончится. Не волнуйся, он знает, как это делается. Я видел его в деле. Один удар, и все готово, только мозги летят во все стороны. Ты ничего не почувствуешь.

Рафаэль так и не открыл глаз. Дышал он медленно, через нос, его трясло.

– С тобой все в порядке?