Текст книги "Пушка Ньютона"

Автор книги: Грегори Киз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

7. Большой канал

Адриана недовольно скривила губы и стояла, не дыша, пока служанка затягивала шнурки ее корсета.

Выдохнув, она спросила, обращаясь к двум юным особам, которые ей прислуживали.

– Что за праздник король устраивает?

– Насколько мне известно, это будет маскарад прямо на Большом канале. И вы должны быть одеты как краснокожая дикарка из индейского племени Америки, – ответила Шарлотта, девочка лет двенадцати.

– Я – дикарка индейского племени? – Адриана окинула взглядом свое платье и не нашла в нем ничего дикарского.

– Вы превратитесь в дикарку, когда мы закончим, – пообещала Шарлотта и весело рассмеялась. Вторая девочка, по имени Элен, смуглее и старше первой, только улыбнулась.

– Вы будете восхитительны, мадемуазель, – заверила она Адриану.

Таких праздников, какой устраивался на канале, король не проводил уже лет пять, со времен своей последней болезни. Но Адриана помнила рассказы о роскошных представлениях прошлого столетия, когда весь двор наряжался султанами, нимфами и греческими богами. Почти все празднества прекратились, как только король тайно женился на мадам Ментенон; с ее появлением во дворце восторжествовала атмосфера благочестия.

Но мадам Ментенон отошла в мир иной, и, похоже, Людовик вернулся к экстравагантным забавам своей молодости.

Он планирует сделать ее своей любовницей? Если это так, то пусть только на одну ночь. При этой мысли Адриана почувствовала, как краска стыда залила лицо. Мадам д’Аламбер была совершенно права в тот вечер, когда заметила Адриане, что она совсем не знает мужчин. В ее возрасте большинство девушек либо замужем, либо пожертвовали своей девственностью в угоду очаровательному соблазнителю. Но Адриана не воспринимала добродетель как манеру поведения. Несмотря на доводы рассудка, которые она легко могла привести в защиту свободы любви, в душе она точно знала, что Богу и Пресвятой Деве сразу же будет известно, что она согрешила, поддавшись плотскому соблазну. Царящий вокруг разврат – это вовсе не извинение для того, кто развратен.

Что ей делать, если сегодня вечером король заявит о своих притязаниях? Сможет ли она ему отказать? И должна ли она отказывать королю?

Еще несколько дней назад ей мнилось, будто у нее есть третий путь, и она на него вступила. А сейчас этот путь у нее под ногами превращается в туго натянутую проволоку канатоходца. Она знала, что до нее очень немногим женщинам удавалось пройти по такой проволоке. Знаменитая Нинон де Ланкло, например! Но даже и той это удалось лишь благодаря влиятельным любовникам, которыми она себя окружила. При этом не надо забывать, такие женщины, как Нинон, никогда не выходят замуж.

Но отказ Людовику XIV может оказаться худшим злом, чем горение в аду за прегрешения.

Вдвойне невыносимо оказаться перед такой дилеммой сейчас, когда она подошла к разгадке тайны Фацио так близко и ничего на свете не желала с такой силой, как разгадать эту тайну. Менее всего ее прельщала какая-нибудь мелкая роль в тех темных интригах, какими извечно опутан двор и на которые намекал Торси. Почему она очутилась в центре внимания короля и его возможного преемника герцога Орлеанского?

Казалось, ее наряжали целую вечность. Наконец Шарлотта заверещала от восторга и отошла в сторону.

– Неужели, Шарлотта, я такая отвратительная? – с сожалением в голосе спросила Адриана.

В ответ девочки схватили ее за руки и повели через гостиную к большому зеркалу. В первую секунду Адриана не могла вымолвить и слова, настолько увиденное в зеркале отражение поразило ее воображение.

Сколько раз в детстве она лежала перед сном с открытыми глазами, слушала стрекот сверчков, пение ночных птиц и мечтала, мечтала именно о таком платье?! Она воображала себя Золушкой, к которой вот сейчас явится добрая фея и подарит ослепительно прекрасный наряд, в каком еще никто и никогда не появлялся при дворе. Но ее семья прозябала в бедности, хотя ее дядя был одним из приближенных короля и все время твердил ей: «Придет день, и я куплю тебе чудесное платье». Такой день так и не наступил.

А маленькая девочка тем временем росла, и росла не где-нибудь, а в Сен-Сире, где научилась любить простую и строгую красоту и где похоронила все свои детские мечты. Хотя…

Почему похоронила? Это же она стоит перед зеркалом, одетая в волшебно-прекрасное платье. Черный бархатный лиф расшит пересекающимися нитями белого жемчуга. И в каждом образовавшемся окошечке на черном бархате сияет настоящий брильянт. На талии и бедрах – несколько рядов страусиных перьев. Такие же перья идут по низу роскошной серебристо-черной юбки. Шлейф юбки не очень длинный, но как раз такой, какой соответствует статусу маркизы, а не ее собственному.

Низкое декольте прикрывала пелерина из белой куницы, накинутая на плечо и струящаяся изящными складками. Прямые черные волосы Адрианы зачесаны наверх и уложены в замысловатую башню, увитую нитками жемчуга и украшенную перьями.

И вот в таком виде она должна предстать перед Людовиком XIV – величайшим королем Европы, может быть, даже самым великим из всех, что рождались на земле. И в этот ответственный момент ее жизни она желает лишь одного – чтобы король не остановил на ней своего благосклонного внимания и она могла бы вернуться к прежней жизни, к которой так давно стремилась. Она хочет вернуться к жизни, всецело посвященной науке. Она знает, что вся роскошь Версаля не стоит возвышенной красоты, заключенной в окружности круга.

Паланкин, в котором удобно расположился Людовик, плыл по коридорам Версаля, слегка покачиваясь на плечах двух крепких мужчин. Король одаривал любезной улыбкой расступавшихся придворных, толпившихся в залах и вдоль сумеречных балюстрад мраморных лестниц.

Как только король оказался за пределами дворца, настроение его начало подниматься. Паланкины, стекающиеся со всех сторон по дорожкам парка, образовали настоящую процессию. За королем следовал юный дофин – наследник, далее герцоги и герцогини, наиболее приближенные к королю, и, конечно же, Адриана. Людовик позволил себе заглянуть к ней в паланкин и был просто ошеломлен ее красотой; она оказалась куда более очаровательной, чем он ожидал. Девочка из Сен-Сира превратилась в женщину. Представляя ее в серебристо-черном платье, король чувствовал, как у него вновь пробуждается интерес к женщинам. Двор не одобрил бы его, если бы он надолго погрузился в траур по Ментенон. Женщина – сильный рычаг влияния., Людовик понимал, что ни интриганы, ни заговорщики, ни даже те, кто желает ему процветать и здравствовать, не должны почувствовать, что он ускользает из-под их влияния.

Пожалуй, пришло время объявить, что путь в его постель вновь открыт. И Адриана как нельзя лучше подходит для того, чтобы с ее помощью сделать такое объявление. У нее нет политических амбиций и притязаний. Она наивна и неотразима и к тому же расцветала под влиянием очарования и совершенства Ментенон, которая считала Адриану идеальной девушкой. Сама Ментенон была для него идеальной женщиной. И дитя, которое когда-то пленило сердце Ментенон, возродит трепет его собственного сердца.

Он почувствовал легкий толчок – ноги носильщиков вступили на подстриженный зеленый газон – длинную полосу травы, которая, как проспект, вела к месту праздника. Зеленый ковер венчал фонтан Аполлона, за ним открывался вид на Большой канал, который уходил вдаль, к горизонту.

Куда ни брось взгляд – бескрайнее море приглашенных. Многих он знал в лицо, но большинство были незнакомы. Эти бездельники не утруждали себя ожиданием появления короля.

Людовик опустил стекло паланкина, чтобы лучше рассмотреть своих подданных. По мере того как глаза обводили толпу приглашенных на праздник, неприятное чувство в груди росло. Перед ним колыхалась масса элегантно одетых людей. Многие, как предписывалось, – в костюмах, украшенных перьями. Остальные, как он и настаивал, были одеты либо в белое, либо в красное. Все смеялись и приветствовали его низкими поклонами. Но в толпе не чувствовалось живой искры радости и веселья.

Когда-то его любила вся Франция. Что же теперь с ней случилось?

На глаза навернулись слезы. Если бы только он мог объяснить им. Если бы только они поверили и согласились немного подождать, тогда все, как и прежде, стало бы хорошо. Те силы, которые сосут жизненные соки Франции, скоро начнут соперничать друг с другом, чтобы посмотреть, кто из них ниже пал в стремлении получить объедки с роскошного стола Франции. И вот тогда двор и народ узнают, как много он для них сделал. И тогда они снова его полюбят всем сердцем, всей душой.

Адриана не могла не признать, что Большой канал великолепен. Он походил на крестообразное внутреннее море с мраморными берегами. Он воплощал в себе достоинства Версаля. Изумительные пропорции, бесценное творение, приковывающее взгляд, фривольное и легкомысленное.

Трап, перекинутый над застоялой водой, вел на баржу. Король уже успел подняться на борт этого нелепо разукрашенного судна, там были и дофин, и герцог Орлеанский, и герцог Мэн. К своему неудовольствию, Адриана обнаружила, что жены обоих герцогов следовали сразу за ней, ею нарочито бросали вызов их высокому положению. Самыми последними прибыли около шестидесяти придворных, и повсюду – гвардейцы Швейцарской роты, личная гвардия короля, одетая в голубые ливреи с серебряным позументом. Небольшой оркестр играл что-то незнакомое, похожее на военный марш. Звучал оркестр несколько варварски, впечатление усиливалось от примитивного и жалобного завывания волынки – в последнее время волынка вошла в моду.

Башмаки носильщиков глухо застучали по трапу, минуту спустя ливрейный лакей открыл дверцу паланкина, сильные руки подхватили Адриану и опустили на палубу. Ее любезно проводили к закрепленному за ней месту.

Небывалая экстравагантность убранства баржи поразила даже искушенный Версаль. Баржа представляла собой плоскую четырехугольную платформу – настоящий плавучий остров. Ближе к носу возвышалась четырехуровневая пирамида. На каждом углу всех четырех уровней развевался штандарт с сияющим на нем солнцем – символом Людовика XIV. На вершине пирамиды стояли два трона – большой и поменьше; над большим троном играл на ветру самый большой штандарт с великолепной королевской эмблемой; подсвеченная алхимическим фонарем, она сияла подобно настоящему солнцу. Два других фонаря, затейливо убранные, украшали нос и корму баржи, и сотни маленьких солнц светили по краям планшира. Оркестр располагался на небольшом возвышении почти у самого носа. И, начиная со штандартов, все вокруг было украшено гирляндами из перьев и лент.

Мгновенно Адриану охватил ужас, ей показалось, что второй, меньший трон приготовлен для нее. В следующую секунду она вздохнула с огромным облегчением – ее проводили на третий ярус пирамиды. Меньший трон занял дофин, королевский правнук и наследник, его детское лицо сияло в золотистом свете волшебного фонаря. На нем был алый камзол, темно-малиновый жилет и головной убор с огромными перьями, похожими на извергающийся кроваво-красный фонтан.

Подле него восседал Людовик, одетый в ослепительно белый камзол с золотым позументом, на ногах – золотые чулки, белоснежные перья шляпы удивляли невероятной высотой. Остальные члены королевской фамилии, насколько Адриана успела заметить, были одеты подстать королю и наследнику, но все же не так живописно. Только Людовик и дофин восседали на тронах, остальные разместились на ярусах пирамиды. Чувствуя неловкость, Адриана продолжала растерянно стоять.

– Садитесь, дорогая, – прошептал кто-то, дергая ее за руку.

Шепот заставил Адриану вздрогнуть. Сестры в Сен-Сире приучили ее бояться шепота. Испуганно обернувшись, она наткнулась на пару больших карих глаз, в них сияло задорное лукавство.

– Герцогиня, – узнала Адриана, приседая в реверансе. Герцогиня Орлеанская сложила маленькие губки в милую улыбку. Она была одной из незаконнорожденных детей короля от его знаменитой любовницы мадемуазель Атенаис. Лицо герцогини смотрело на Адриану глазами короля и улыбалось его улыбкой. Адриана с горечью вспомнила, что совсем недавно министр Торси предупреждал ее держаться настороже именно с мужем герцогини – герцогом Орлеанским.

– Моя дорогая девочка, – произнесла герцогиня сладчайшим, улыбке подстать, голосом, – какое чудо, что вы с нами, иначе сегодняшний день был бы не таким великолепным. – Герцогиня слегка шепелявила, и ее враги никогда не упускали случая пройтись на сей счет.

– Благодарю вас, мадам, – ответила Адриана. – Должна признаться, я очень удивлена, что меня пригласили на этот праздник. – Рядом с герцогиней Орлеанской села еще одна женщина, Адриана узнала ее – это была герцогиня Мэн. Она едва удостоила Адриану и герцогиню Орлеанскую холодным равнодушным взглядом и демонстративно отвернулась в сторону. Прямо над головой Адрианы, на втором ярусе расположились герцог Орлеанский и герцог Мэн, а внизу, на последнем, четвертом ярусе между шестьюдесятью придворными шла ожесточенная борьба за право сидеть на оставшихся почетных местах.

– А я нисколько не удивлена, милая Адриана, – сказала герцогиня Орлеанская. – Вы нам дороги за все то хорошее, что сделали для покинувшей нас мадам де Ментенон. Мы были так счастливы услышать ваше имя в списке приглашенных, который король зачитал нам. – При этих словах герцогиня устремила свой взор куда-то вдаль. Адриана, чувствовавшая неловкость от разговора, посмотрела в ту же сторону. По темным водам канала скользили яхта английского образца, несколько баркасов, фелюга неаполитанского типа, три военных корабля, большая барка «Дюнкеркуаз», галера «Реалъ» и любимый корабль Людовика – фрегат «Гранд Вессо». Это была знаменитая флотилия Большого канала – миниатюрные копии настоящих боевых кораблей. Два корабля подошли к барже и пристроились подле, как эскорт. На носу одного из них Адриана заметила Торси, облаченного в костюм адмирала, с забавной высокой шляпой на голове. Видно было, что он чувствует себя неловко.

– Адриана, вам ясен смысл этого представления? – беспечно спросила герцогиня.

– Не совсем, – ответила Адриана.

– Это изображение дикого американского племени, которое называет себя ночи, – пояснила герцогиня. – Они обитают в нашей колонии, в Луизиане, и их вождь восседает точно на такой же пирамиде, на какой сидим и мы.

– Точно на такой же? – переспросила Адриана, обводя глазами баржу, украшенную золотом, перьями и лентами.

– Ну, – поспешила поправиться герцогиня, – мне рассказывали, что вождь ночей живет на земляной насыпи, напоминающей по форме пирамиду, но только более грубую и примитивную по сравнению с нашей. Однако, говорят, что все эти дикари необычайно цивилизованные, они поклоняются солнцу и своего вождя воспринимают как дитя солнца.

Адриана напряженно вслушивалась в голос герцогини, пытаясь уловить иронию в ее тоне, и в какой-то момент девушке показалось, что она ее расслышала. Ни для кого не было секретом, что герцогиня до ужаса боялась своего отца. Если бы Людовик умер, то ее муж стал бы регентом и правил, пока дофин не достигнет совершеннолетия. Пять лет назад это чуть не случилось, а сейчас кажется, что этого не произойдет никогда. По всем признакам Людовик не собирается покидать этот свет. И если он проживет еще несколько лет, то никакой регент не потребуется. Адриана представляла, какое разочарование пережила герцогиня: она приблизилась к трону, оставалось сделать всего один шаг, и что же? Теперь она вынуждена только наблюдать, как трон медленно и спокойно уплывает в бесконечное «никогда».

– В таком случае мы все изображаем индейцев? – спросила Адриана.

– О, конечно, разве вы не видите, какая во всем этом дикость? – Герцогиня очень доверительно, по-дружески взяла Адриану за руку и тепло пожала ее. Адриана почувствовала что-то твердое на ладони герцогини.

В этот момент баржа задрожала, невидимый исполин внутри нее откашлялся, вдохнул воздух и низко загудел. Адриана обернулась, происходящее так поразило ее, что рука непроизвольно выскользнула из руки герцогини, и нечто, зажатое между их ладоней, выпало. На лице Адрианы появилась восторженная улыбка, когда она увидела густые клубы пара, поднимающиеся за спиной короля и дофина.

– О боже, – воскликнула Адриана, – это же пароход! – Обернувшись, она посмотрела на герцогиню, глаза которой сияли неподдельным весельем.

– Моя дорогая, – изумленно выдохнула герцогиня, – вы еще сущий ребенок.

Баржа медленно отчалила, и Адриана почувствовала, как так же медленно ее искренняя улыбка сменяется искусственной.

– Дорогая, – продолжала герцогиня, – я только что сделала вам комплимент. Разве хоть один из присутствующих здесь олухов догадался, что мы плывем с помощью пара? Многие ли из них могут объяснить принцип работы парового двигателя? – Герцогиня придвинулась так близко, что ее губы почти касались мочки уха Адрианы. Сколько глаз с любопытством наблюдают за тем, что происходит между ней и герцогиней Орлеанской? Сколько шпионов Торси следят за ними? Если бы министр слышал их разговор, какой бы вывод он сделал? А герцог Орлеанский, который способствовал ее устройству в Академию наук, не он ли надоумил свою жену сесть с ней рядом? Но самый важный вопрос – чего же герцогиня от нее добивается?

– Вы переоценили меня, предположив, что я знаю, как работает это чудо – паровой двигатель, – солгала Адриана.

Герцогиня покачала головой:

– Я редко ошибаюсь в своих оценках, моя дорогая, особенно в оценках тех, кто меня интересует.

– Интересует? – переспросила Адриана, чувствуя, что вновь краснеет.

– Не надо так удивляться, дорогая.

– Но я не собираюсь привлекать ничье внимание, мадам, ничье.

Лицо герцогини Орлеанской сделалось усталым и печальным.

– Я знаю, дорогая, – она вновь сжала руку Адрианы, – но это не имеет значения, вот в чем дело, понимаете?

– Нет, – ответила Адриана, сердце у нее оборвалось, – но боюсь, я могу научиться понимать.

– Если я не ошибаюсь, – продолжала герцогиня, – если вы проявляете столь трепетный интерес ко всему научному, я полагаю, что могла бы устроить для вас экскурсию к паровому двигателю, после того как праздник закончится.

– Я… – начала Адриана, мысли запрыгали в ее голове, как сумасшедшие.

– Я сумею все так устроить, что это не привлечет ничьего внимания. – Герцогиня широко улыбнулась. – Ничьего.

– Спасибо, герцогиня, – ответила Адриана. – Вы очень добры ко мне.

Герцогиня еще раз сжала ее руку и отпустила. Адриана держала то, что осталось в ее ладони. Никаких сомнений, это была записка.

– Как ваше настроение сегодня, монсеньер? – спросил Людовик, и на секунду ему привиделся другой, его единственный законный сын Людовик, последний монсеньер, который со временем должен был стать Людовиком XV.

– Замечательно, ваше величество, – ответил юный дофин. – Мне так нравится моя новая баржа. – Дофин был симпатичным мальчиком с блестящими черными глазами и золотыми кудрями.

– Рад это слышать. – Людовик похлопал мальчика по плечу. Внизу он только что заметил Адриану и слегка нахмурился. Кому пришло в голову посадить ее рядом с герцогиней Орлеанской? Вряд ли она может оказать подобающее влияние на впечатлительную девушку.

Про себя он отметил, что впредь Адриану нужно будет держать подальше от герцогини.

– Когда же начнутся танцы, ваше величество? – спросил юный дофин.

– Ах танцы, они начнутся очень скоро, монсеньер, – заверил мальчика Людовик. – Ты помнишь свою партию?

– Конечно, ваше величество, – уверенно ответил мальчик. – Я должен танцевать партию Жалящей Змеи.

– Очень хорошо.

– Дедушка, а ты в самом деле собираешься танцевать? – очень тихо спросил дофин, чтобы никто посторонний не слышал такой фамильярности.

– А что, в это так трудно поверить? – спросил Людовик. – Я всегда танцевал к радости и восторгу своих подданных.

– А какие партии ты танцевал?

– Разные. Однажды в спектаклях «Женитьба Пеле» и «Фетида» я танцевал – дай-ка припомнить – шесть партий: конечно же, Аполлона и фурию, дриаду, индейца, придворного и Бога Войны. – Людовик улыбнулся, глядя в чистые, наивные глаза ребенка. – Костюм, который на тебе сегодня, очень похож на тот, в котором я танцевал Войну: такой же красный, с огромными багряными перьями.

– А, так, значит, Жалящая Змея – это Бог Войны, да?

– Я слышал, что у дикарей есть два вождя: один правит в мирное время, второй ведет войну, и Жалящая Змея – вождь войны.

– А ты будешь танцевать партию Великого Солнца? – спросил мальчик.

– Именно так, мой славный монсеньер. Но не отвлекайся, слушай музыку, – напомнил ему Людовик. – Вот слышишь, нам пора выходить. Ты идешь первым.

Мальчик улыбнулся, встал со своего трона, но слишком весело и чуть более поспешно, чем полагалось.

– Не торопись, – едва слышно выдохнул Людовик. – Веди себя как король, которым ты, когда придет день, станешь.

И Людовик, к своему удовольствию, увидел, как мальчик с королевским величием начал медленно спускаться по ступеням пирамиды вниз, к танцевальной площадке, где ждали придворные. Они стояли двумя отдельными группами: одна группа одета в красное, другая – в белое.

Наблюдая за разворачивающимся представлением, Адриана нервно вертела в руке записку. Первым спустился с пирамиды дофин. И все придворные, одетые в красное, выстроились перед ним в ряд, включая герцога Орлеанского и герцогиню Мэн. Какое-то время они беспорядочно прыгали и скакали, затем из нестройного ряда выбежал слуга и принялся раздавать длинные перья. В этот момент герцог Орлеанский вместе с дофином вновь поднялись на верх пирамиды, изображая, будто они схватили и похитили Людовика.

– Претворитесь, будто вы спите, – прошелестел шепот герцогини Орлеанской, и Адриана зажмурила глаза, оставаясь мысленно прикованной к паровой машине. «Интересно, паровой котел нагревает fervefactum или обычная печь?»

– Все, пора! – герцогиня толкнула Адриану в бок и вручила ей большое белое перо.

– Куда пора? – удивилась Адриана.

– Мы должны освободить из рук врагов нашего вождя, наше Великое Солнце.

Адриана посмотрела вниз, на разыгрываемую сцену. Дофин с важным, напыщенным видом прохаживался вокруг «похищенного» Людовика, торжественно повторяя по-английски: «Солнце зашло». Кого он изображал в этот момент? Георга – короля Англии? Мальборо?

Адриана без особого энтузиазма последовала за герцогиней, спрятав полученную записку за пояс юбки.

Придворные, одетые в белое, подняли крик и вой, в оркестре забили в барабаны и застучали по жестяным котелкам. Шум получился отвратительный и ужасающий. Одетые в белое галантно колотили одетых в красное своими длинными перьями.

– Вперед! – закричала герцогиня.

Адриана последовала за ней. Молодой мужчина подскочил к Адриане и застыл в стойке. Выставив вперед свою пушистую шпагу, он сделал неуклюжий выпад в ее сторону. Но герцогиня опередила его, ткнув ему в лицо своим пером. Он притворно закричал от боли и очень убедительно зашатался, как сраженный насмерть.

– Нападай! – закричала герцогиня.

Адриана растерянно посмотрела по сторонам и пустила свое оружие в ближайшую цель – ею оказалась пышная дама, одетая в красное. У Адрианы голова пошла кругом от совершенной глупости происходящего, несмотря на то что она сама принимала в нем участие. Взрослые мужчины и женщины дерутся перьями! Что бы сказали парижане, если бы увидели это зрелище?

Король и дофин пробирались на верх пирамиды, подальше от толпы, безумно разящей друг друга перьями. А внизу неистовствовали придворные. Довольно упитанный господин, с короной красных перьев на голове, нацелился прямо Адриане в сердце. Вначале поводил пером между ее грудей, а потом с силой ткнул в самую середину. Адриана замерла, сгорая от унижения и не зная, что делать, и вновь ее выручила герцогиня – она своим белым пером ткнула упитанного господина в лицо. Тот дернулся от боли и схватился за голень, герцогиня удовлетворенно отступила назад: ее удар пером в лицо был всего лишь отвлекающим маневром от чувствительного пинка по ноге.

– Сильно задело? – серьезно спросила герцогиня.

Адриана открыла было рот, чтобы ответить, но тут ее осенило, и она медленно начала опускаться на палубу:

– Я смертельно ранена! – вскрикнула она и упала лицом вниз, надеясь все же, что никто на нее не наступит. Она лежала и размышляла, стоит ли «оживать» и вновь ввязываться в бой, как это делают остальные поверженные придворные.

Не успела Адриана додумать и принять решение, как что-то горячее навалилось сверху. Воздух содрогнулся от ужасающего крика, и она почувствовала, как в нос ударил запах паленого мяса.