Текст книги "Артур – король драконов. Варварские истоки величайшей легенды Британии."
Автор книги: Говард Рид
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Геродот сам заботится о том, чтобы разграничить события, в достоверности которых он был убежден, так как видел их сам, либо о них сообщали ему достойные доверия очевидцы, и теми сведениями, которые были просто слухами, преувеличениями или вымыслом.
Прежде чем перейти к более близкому рассмотрению описанных обычаев скифов и их соседей, следует дать краткую оценку общей ситуации в тот период, когда Геродот собирал эту информацию. К этому времени – около 450 года до н. э. – греки уже имели несколько хорошо обустроенных колоний на северном побережье Черного моря, в скифских землях. Активно ведя торговлю, они поддерживали со скифами преимущественно дружеские отношения.
Грекам нужна была речная рыба, а также огромные излишки зерна, производимого скифами-земледельцами. Эти поставки зерна имели существенное значение для обеспечения хлебом Эгейской родины греков. Кроме того, греки обменивали у скифов меха, золото и рабов. Последние, очевидно, захватывались в военных столкновениях, но могли также быть получены в качестве дани от многих групп земледельцев, находившихся под владычеством скифов. Эти племена возделывали землю в хорошо орошаемых областях, находящихся под контролем скифов, главным образом, в лесостепи, к северу от пастбищных территорий, на которых было распространено скотоводство.
Хотя отношения между греками и скифами были добрососедскими, абсолютно очевидно, что скифы гордились своей самобытной культурой и традициями и были против проникновения чужих обычаев. Геродот рассказывает об одном скифском царе, который, посещая греческие города, приобщился к обычаям греков. Он начал задерживаться у греков по нескольку дней и одеваться в свободную греческую одежду, предпочитая ее узким облегающим штанам, коротким курткам и плащам своего народа. Спустя некоторое время соплеменники выследили его одетым таким образом и рассказали об этом другим скифам. Как только царь возвратился к своему народу, он был осужден и убит {95}
[Закрыть] . Скифы, несомненно, гордились своей этнической самобытностью.
И все же великолепное искусство греческих мастеров по металлу и керамике привлекало скифов, а многие скифские вожди были по-настоящему богаты, поэтому ко времени путешествия Геродота в Скифию скифы уже вовсю заказывали греческим мастерам различные художественные изделия, зачастую из золота, которые хотя и были выполнены в греческом стиле, но изображали сцены из повседневной жизни скифских заказчиков. Некоторые из этих золотых вещей поразительно высокого художественного достоинства дают нам великолепные свидетельства о жизни скифов.
Монета скифского царя Атея. Серебро, IV в. до н. э.
Геродот был осведомлен о том, что происходило некоторое смешение культур греков и скифов, и называет эти две группы «грекоскифами», при этом не упоминая о прекрасных золотых изделиях смешанного стиля, производство которых только начиналось. Эта возникшая новая художественная традиция точно отражает основной принцип отношений между двумя народами – взаимопроникновение культур, основанное на взаимной выгоде. Это резко контрастирует с отношением обоих народов к персам, где взаимный антагонизм подпитывал стремление к господству и подчинению.
Это не означает, однако, что греки и скифы считали друг друга равными себе. Скифская элита определенно относилась к жившим в городах греческим торговцам и ремесленникам как к низшим по положению. Греки не остались в долгу, введя в оборот термин «варварский». Слово это имеет звукоподражательную основу, означая «бормотание» на каких– то непонятных языках. Геродот ясно дает понять, что прибыв к Черному морю с целью описать, что же находится за его пределами, он достиг «окраины» цивилизованного мира. Его интересовала экзотика, а скифские обычаи явно казались причудливыми нашему отважному хроникеру.
Скифская ритуальная практика заметно отличалась от греческой, и Геродот описывает скифские обряды очень подробно. Очевидно, он основывался на сообщениях людей, принимавших непосредственное участие в этих ритуалах. В частности, он описывает жертвоприношения Аресу {96}
[Закрыть] , которые ежегодно совершаются «в местопребывании правителей каждого округа». Арес, бог войны, представлен в виде древнего железного меча. Этот меч водружен на вершине огромной груды хвороста острием вверх, и ему приносят в жертву коней и рогатый скот. Людей также приносили в жертву, но иным способом. Скифы отбирали одного из каждой сотни пленных, после чего, полив его голову вином, перерезали ему горло над сосудом; затем сосуд поднимали на возвышение, и кровь из него выливали на меч.
К этому ритуалу имеет отношение скифский обычай, о котором также сообщает Геродот: скифский воин, убив первого врага, пьет его кровь. Головы всех убитых в бою врагов должны были быть принесены царю, и воин получает свою долю военной добычи по предъявлении этого своеобразного «счета» – голов своих жертв. Действует принцип «нет головы – нет добычи». Затем воин снимает с черепа скальп. Он может прикрепить его к уздечке, или, сшив несколько скальпов вместе, сделать из них плащ. Он может также взять череп своей жертвы и, отделив верхнюю часть, очистить ее и покрыть золотом, превратив в золотой сосуд для питья, используемый только в особых ритуальных случаях.
Этот обычай вычищать и золотить черепа представляется чрезвычайно распространенным. Есть надежные свидетельства о подобных поступках в китайском приграничье и среди большинства групп степных кочевников. В некоторых случаях такая практика не ограничивалась черепами врагов – сообщается, что в некоторых племенных группах таким же способом сохраняли черепа почитаемых предков. Ясно, что особая значимость таких черепов-кубков определялась представлением о них как о сакральных предметах, независимо от их происхождения. Они могли также использоваться в ритуале принесения клятвы. С этой целью в них наливали вино, в которое участники ритуала добавляли немного своей крови, а затем совместно его выпивали.
Целый ряд ритуалов имеет очевидное сходство с романами артурианы. Почти за 1000 лет до предполагаемого времени жизни Артура и за 2000 лет до того, как рассказы о нем были записаны, один из самых могущественных народов в мире верил в чудесные и божественные мечи и оружие, тесно связанное с человеческой кровью и жертвоприношением.
Они приносили царю головы своих жертв, а затем снимали с них скальпы, из которых шили плащи и делали из черепов золотые чаши для особых обрядов.
И Артур, и Ланселот владеют чудесными мечами; повсеместно считается, что человеческая кровь обладает магическими свойствами; Дева Повозки доставляет ко двору Артура целый воз человеческих голов; дважды упоминается о плащах и мантиях, сделанных из человеческих волос. Хотя Святой Грааль обычно не отождествляется с черепом, но он определенно изготовлен из золота и связан с кровью и вином.
Наиболее сложные ритуалы, описанные Геродотом, – это обряды при погребении царей и великих вождей. Они включают мумифицирование усопшего правителя и торжественный обход с его телом по всей Скифии в течение сорока дней, затем погребение в специально построенном из деревянных жердей доме. Его оставляют покоиться вместе со своими сокровищами, особенно золотыми чашами, и его главной женой, слугами и самыми лучшими конями – всем тем, что было принесено ему в жертву и погребено вместе с ним. Затем над могилой насыпают огромный могильный холм, так называемый курган, многие из которых можно видеть в степях по сей день.
Мы предполагаем, что связь крови с вином является чисто христианской традицией, тем не менее есть свидетельства существования представлений о мистической связи этих двух субстанций более чем за 400 лет до рождения Иисуса. Действительно включение в христианский канон символических каннибальских обрядов (вкушения плоти и крови) выглядит определенно странным в контексте христианского учения, проповедующего мир и любовь. Заманчиво предположить, что мотив «Грааль – золото – кровь – вино» – всего лишь очень поверхностная христианская оболочка гораздо более старой и широко распространенной традиции, особенно учитывая то, что сходный символизм был важным элементом раннего кельтского ритуала.
* * *
Описываемые Геродотом обычаи в деталях подтверждаются археологическими находками, поэтому нет причин сомневаться, что последний акт погребальных ритуалов, о котором будет рассказано ниже, действительно имел место, хотя по понятным причинам материальных доказательств этого обряда не сохранилось.
Этот заключительный акт имел следующую форму. Через год после смерти царя для обряда отбирали пятьдесят его самых лучших слуг. Геродот с болью отмечает, что отобранные слуги были не иноплеменными рабами, а чистокровными скифами – самыми преданными подданными царя. Их всех удушали, затем извлекали внутренности, набивали тела соломой и зашивали. После этого умерщвляли пятьдесят лучших царских лошадей и набивали их утробы соломой. Затем вокруг царского кургана в землю вбивали пятьдесят пар деревянных столбов. Пятьдесят колес разламывали на две половины и прикрепляли к этим столбам ободьями вниз и помещали на них мертвых лошадей таким образом, чтобы их ноги свободно свешивались, не касаясь земли. Наконец, тела пятидесяти принесенных в жертву людей, пронзенные сверху донизу деревянным колом, сажали на лошадей, и, совершив все это, участники похорон уходили, оставив призрачную кавалькаду скакать вокруг могилы царя.
Геродот не приводит никаких объяснений этому странному обычаю, хотя как заключительный акт похоронного обряда он явно символизирует заградительное кольцо из главных вассалов, преданных смерти затем, чтобы сопровождать царя в загробной жизни. Любопытно, что эти символические вассалы должны были быть расставлены «по кругу», подобно тому, как Артур располагает своих рыцарей за знаменитым Круглым Столом.
Также Геродот, описывая скифов и их восточных соседей, дает характеристику разным народам и приводит подробности из их жизни. К примеру, он рассказывает нам о «лысых» людях с курносыми носами и длинными подбородками. Это представляется одним из первых упоминаний о людях монголоидной внешности, которые хотя и не были лысыми, но в большинстве своем не имели бороды. Эти люди, с которыми Геродот не имел прямого контакта, по– видимому, зимой жили в белых войлочных палатках, устроенных вокруг деревьев. Более вероятно, что для строительства палаток использовались решетчатые каркасы, как это делают кочевники в наше время.
В другом месте Геродот упоминает, что будины, чей город Гелон был разрушен Дарием, имели сероголубые глаза и рыжие волосы {97}
[Закрыть] . Любопытно, замечает он, что жители города отличались внешностью от своих властителей будинов и говорили на полускифском-полугреческом языке. Это еще один пример того, как конная воинская элита навязывает свою власть местному пешему населению.
Другой группой, интересовавшей Геродота, были савроматы {98}
[Закрыть] . Он подробно рассказывает, как племя жестоких амазонок-воительниц было разгромлено греками, но смогло спастись и бежать в Скифию. Скифы поначалу встретили вновь прибывших настороженно, но вскоре некоторые из молодых скифов начали сходиться с этими женщинами, которых они называли на своем языке ойорпата – «мужеубийцы». Эти молодые люди пытались убедить воительниц поселиться среди скифов в качестве жен, но амазонки полагали, что скифские женщины их никогда не примут. Они заявили:
Мы не можем жить с вашими женщинами. Ведь обычаи у нас не такие, как у них: мы стреляем из лука, метаем дротики и скачем верхом на конях; напротив, к женской работе мы не привыкли. Ваши же женщины не занимаются ничем из упомянутого, они выполняют женскую работу, оставаясь в своих кибитках, не охотятся и вообще никуда не выходят. Поэтому-то мы не сможем с ними поладить. [18]18
Геродот. История. Пер. Г.А. Стратановского.
[Закрыть]
Вместо этого они предложили молодым скифам отправиться вместе с ними в поход на восток, чтобы найти места, где они могли бы обосноваться и жить сами по себе. Мужчины согласились, и таким образом возник народ савроматов, позже известный под именем сарматов {99}
[Закрыть] .
С тех пор женщины савроматов сохраняют свои старые обычаи – выезжают на охоту верхом со своими мужчинами, а порой и без них, принимают участие в войнах и носят одинаковую с мужчинами одежду. Язык этих людей скифский, но искаженный, потому что амазонки так и не смогли выучить его как следует. Их брачный обычай запрещает девушке выйти замуж до тех пор, пока она не убьет врага в бою; некоторые из их женщин, не сумев выполнить это условие, старели и умирали, так и не выйдя замуж.
За последние два десятилетия обнаружено большое количество сарматских захоронений, в которых находилось оружие – наконечники копий и стрел, ножи, даже точильные камни – и женские скелеты. Поэтому, хотя истории об амазонках-каннибалах, поедающих своих мужей, могли быть преувеличением, практически не подлежит сомнению тот факт, что некоторые сарматки были настоящими воительницами. Учитывая, что мужчины, уходя в поход, подолгу отсутствовали дома, эта женская милитаризация выглядит не только необходимой, но и неизбежной. Искусные воительницы, умеющие сражаться и, несомненно, способные обучать этому искусству своих детей, представляют еще одну черту, общую для реальной культуры степей и «литературной» культуры легенд об Артуре.
Приходится признать, что некоторые точки соприкосновения скифской реальности и артурианской литературы могут быть случайными, однако не может остаться незамеченным присутствие в этих рассказах некоторых элементов жизненного уклада скифов, среди которых их чудесные мечи, одеяния из человеческих волос, золотые кубки для питья крови с вином; царицы, отрубающие головы и окунающие их в сосуд с человеческой кровью; женщины (если только речь не идет о женщинах-воительницах), чей мир сосредоточен вокруг повозок и шатров; старики, которые рассматривают принесение себя в жертву как лучший способ завершить свою жизнь; и умершие цари, выстраивающие своих скачущих на лошадях рыцарей вокруг призрачного круглого стола.
Превосходные всадники и всадницы, военная аристократия, сражавшаяся и властвовавшая, сидя в седле, питавшая страсть к походам и приключениям для приобретения богатств, власти и встреч со сверхъестественным, – вот кто такие скифы. Даже сама их таинственная ритуальная жизнь включала такие важные категории, как божественный меч и священная золотая чаша.
Учитывая невероятно высокий уровень совпадений между реальной культурой степных кочевников и сказаниями артурианы, представляется маловероятным, что эти совпадения случайны. Однако эти две «культуры» разделены дистанцией в 2000 миль и почти двумя тысячелетиями. Существует два возможных объяснения этим поразительным параллелям. Во-первых, обе традиции могли возникнуть из общих культурных источников, поэтому они отражают единые глубинные мотивы. Я подозреваю, что в этой гипотезе есть доля истины.
Обе культуры были созданы народами, говорившими на индоевропейских языках и имеющими общее происхождение. Было много споров относительно того, какова была форма этой культуры до начала расселения индоевропейцев на других территориях, хотя это в большей степени умозрительные рассуждения. Но мы ведь знаем, что некоторые ключевые слова и определенные понятия широко распространены среди населения, говорящего на индоевропейских языках. Мотив Грааля-котла является широко распространенной темой, которая встречается у кельтских, германских и ираноязычных народов на протяжении, по меньшей мере, тысячи лет.
Подобно этому почти повсеместно источники воды – родники, реки, озера и болота считаются священными местами. Согласно Геродоту, скифы называли некоторые ручьи «священными путями», как это мы встречаем у кельтов и германцев. Но волшебные котлы для приготовления пищи и водные источники характерны не только для индоевропейской мифологии, они встречаются по всему миру, и это еще больше заводит в тупик. В данном случае мы имеем дело с символами, которые имеют почти универсальный характер, и поэтому почти невозможно установить точное происхождение некоторых понятий.
Другой намного более убедительный подход состоит в том, чтобы проверить, можем ли мы действительно нанести на карту пути, которые пересекают пропасть в 2000 миль и 2000 лет истории, прослеживая реальные связи между степными народами эпохи античной древности и сказителями артуровского эпоса в Северо-Западной Европе времен Средневековья. Ключи к поиску этих путей содержатся не только в хрониках греков и римлян, но и в удивительно богатом археологическом наследии, оставленном степными кочевниками.
Глава 6 Степные кочевники
Геродот оставил нам в высшей степени ценное и подробное описание жизни и ранней истории степных кочевников, которое, несмотря на свою древность, оказалось необычайно достоверным. Но нарисованная им картина отображает лишь очень небольшую часть всего мира кочевников. Его источниками информации, несомненно, были люди, жившие у западных пределов земель номадов. Всякий раз, когда он выпытывал у них сведения о том, что находилось за пределами их собственного опыта и знания, «факты» неизбежно начинали уклоняться от истины в область фантазии и смешиваться с вымыслом.
Это широко распространенный, возможно, универсальный феномен. Не только у скифов бытовали представления об «одноглазых людях и стерегущих золото грифонах» на периферии их культурного горизонта. Китайцы до сих пор смотрят на нас как на «длинноносых варваров», американцы боятся «красных» русских и не доверяют им, а многие британцы уничижительно называют немцев «гуннами», хотя последние, как мы вскоре убедимся, определенно таковыми не являются. Истоки этого последнего эпитета следует, по-видимому, искать в греко-римском мировоззрении, где все находившееся за пределами античного мира характеризовалось как варварское, нецивилизованное, угрожающее и отвратительное. Афиняне не раз обвиняли Геродота в «любви к дикарям» за то, что он имел смелость рассказывать своим согражданам о мирах, находившихся за пределами их поля зрения и контроля, реальные факты, идущие вразрез с их предрассудками.
В середине V века до н. э., когда исследовательское предприятие Геродота привело его сначала в Древний Египет, а затем к Черному морю, никто в античном мире даже не подозревал о существовании другого обладающего письменностью и сложной организацией общества, находящегося еще дальше к востоку от земель кочевников, – в Китае. Кочевники, впрочем, знали его и контактировали с китайцами, иногда дружески, а иногда – нет. В последующие после эпохи Геродота века, известные ученым как «период торговли и набегов», эти взаимоотношения между кочевниками и Китаем стали настолько интенсивными, что китайцы, с одной стороны, регулярно посылали кочевникам огромные взятки в виде шелка, ценных предметов искусства и даже принцесс, а с другой – построили Великую стену, чтобы отгородиться от них.
Кочевников, которые наиболее часто контактировали с жителями Поднебесной и которые представляли для них наибольшую военную угрозу, китайцы называли «сюнну». Это мог быть своего рода общий термин, так же как, например, греки называли «скифами» почти всех кочевников, которые находились в контакте с античным миром. Большинство экспертов полагает, что гунны под предводительством Аттилы – самые успешные завоеватели Европы – и были этими самыми сюнну, но у меня нет уверенности относительно этой мало исследованной связи. Существенный для нашей темы момент: к I веку до н. э. эти кочевники (сюнну) уже занимали территории на западных и северных границах Китая, а в некоторых местах даже проникли в исконно китайские земли.
Если бы в те времена вы путешествовали верхом на лошади через степи в восточном направлении, то обнаружили бы, что пересечь горы и пустыни, отделяющие Китай и юго-восточную Азию от остального континента, можно лишь несколькими путями. Вы могли бы попасть в Китай, пройдя западную оконечность пустыни Такла-Макан оттуда, где находится современный Таджикистан, и через Самарканд. Затем, вы могли бы обойти пустыню с юга или с севера, следуя вдоль линии оазисов, разбросанных по ее периферии. Достигнув восточной оконечности пустыни, вы могли бы по Ганьсускому коридору довольно легко пройти в самое сердце Китая. Второй маршрут пролегал немного севернее первого. Следуя этим путем, вы могли бы проехать верхом через Джунгарские ворота из Казахстана, так, чтобы Тянь-Шаньские горы находились к югу от вас, а Алтай – к северу. Двигаясь вдоль северных предгорий Тянь-Шаня, вы обогнули бы большую часть западного протяжения пустыни Гоби, прежде чем направить свой путь на юг, чтобы – как и в первом случае – попасть вглубь Китая по Ганьсускому коридору. Эти два маршрута Восток – Запад стали известны ко II веку как Шелковый путь.
Существует еще одна дорога. Если бы вы продолжали движение по степям в северо-восточном направлении, оставив Алтайские горы к югу от себя, то достигли бы Юго-Западной Сибири. На юг через горы пути нет, пока вы не достигнете долины Байкала, где узкий проход ведет на юг, позволяя пройти в Монголию. Пройдя Монгольскую Гоби, вы достигнете плодородного региона Северного Китая, где великая река Хуанхэ делает огромный изгиб, известный как Ордосская излучина. Это – третий путь в Китай.
Если бы вы не повернули на юг у озера Байкал, вам пришлось бы продолжить путешествие немного северо-восточнее, так как горы не дали бы вам повернуть на юг до тех пор, пока вы не вышли бы к верховьям реки Хэйлунцзян. Следуя течению этой реки, вы достигли бы Манчжурии на Северо-Востоке Китая.
Ко II веку до н. э. сюнну взяли под свой контроль все четыре маршрута. Их присутствие там совершенно ясно подтверждается как китайскими письменными свидетельствами, так и археологическими находками. Таким образом, к этому времени земли степных кочевников простирались от Черного моря почти до Тихого океана на расстояние около 4000 миль. Только территория сюнну с запада на восток имела протяженность в 2000 миль.
В этническом и лингвистическом отношении сюнну, очевидно, заметно отличались от других кочевников, живших к западу от них. Они говорили на языках алтайской языковой семьи, родственных языкам тюркских народов. В антропологическом отношении им были присущи в основном черты монголоидного типа, хотя на их западных границах встречались смешанные этнические группы – вероятно, вследствие брачных связей с ираноязычными степными кочевниками. Тем не менее, несмотря на резкие этнические и лингвистические различия, культура сюнну была чрезвычайно схожа с культурой их западных соседей. Они были такими же свирепыми конными воинами, так же жили в палатках и кибитках, пасли свои стада и господствовали над областями земледельцев, живших в более плодородных и изобильных водой частях владений сюнну. У них были свои собственные цари и сложная военно-политическая иерархия. При необходимости они могли выставить 50-100 тысяч строевого конного войска. Китайцы боялись и ненавидели сюнну, но в то же время они восхищались их искусством верховой езды, их лошадьми и постоянно искали возможности заполучить племенные табуны ферганских чистокровных «небесных лошадей» {100}
[Закрыть] .
Образ жизни сюнну, их одежда, оружие, седла, конская сбруя, украшения, в том числе для лошадей, были необычайно схожи с образом жизни и предметами материальной культуры их иранских соседей, живших к западу от них. Художественные традиции сюнну, несомненно, формировались в рамках общего стиля степных кочевников, известного как «звериный» стиль.
Вероятно, этот «звериный» стиль зародился у степных кочевников и был развит до уровня действительно высокого искусства подвластными им ремесленниками, а может быть, и самими номадами. Самые ранние формы этого искусства представляли собой изображения одиночных животных, пар, а иногда целых групп животных. Любопытно, что в искусстве «звериного стиле» изображались чаще дикие животные, нежели домашние, которых разводили кочевники. Когда изображены два или более животных, почти всегда это травоядные, которые подвергаются нападению одного или более хищников.
На таких изображениях не представляет труда угадать биологический вид представленных животных, но при этом нельзя сказать, что искусство их изображения носило реалистичный характер; почти всегда эти образы отличаются высокой степенью стилизации. Целью этой стилизации представляется стремление запечатлеть движения животного так, чтобы чувствовалась исходящая от него мощь. В этом отношении лучшие образцы скифских золотых изделий оказались в высшей степени удачными, достигая уровня художественной экспрессии, который ставит их в один ряд с прекраснейшими шедеврами мирового искусства.
С чисто эстетической точки зрения звериный стиль расценивается многими специалистами как самая чистая квинтэссенция движения животного, когда-либо воплотившаяся в искусстве. Я согласен с этим утверждением и вижу здесь первое доказательство того, что степные кочевники не были ни дикарями, ни варварами, но необыкновенно утонченным народом, достигшим исключительно высокого уровня восприятия окружающего их мира природы. Если бы они имели письменность (что особенно трудно достигается и сохраняется в кочевых обществах), я почти не сомневаюсь в том, что их культура вошла бы в историю как одна из наиболее важных из всех древних цивилизаций Старого Света.
Золотая поясная пластинка из Сибирской коллекции Петра I.
В начале XVIII в. царь Петр I был одним из первых, кто признал высочайший уровень художественного дарования ранних кочевников. Разграбление скифских курганных захоронений было в то время чем-то вроде национального спорта, но по мере того как в Санкт– Петербург стали доставляться все более великолепные образцы скифских изделий, царь Петр издал указ, предписывающий местным властям скупать все награбленные в захоронениях предметы искусства, которые могли попасть к ним в руки, и доставлять их в столицу. Таким образом он собрал огромную коллекцию великолепных произведений искусства, которые по сей день находятся в Эрмитаже в Санкт-Петербурге, вызывая всеобщее восхищение.
Следующее впечатляющее свидетельство необыкновенной утонченности степных кочевников обнаружилось спустя примерно два столетия, когда коллекция Петра была пополнена еще несколькими наиболее захватывающими археологическими открытиями XX века. Советский этнолог Сергей Руденко проработал с кочевниками-казахами в Юго-Западной Сибири много лет, прежде чем решил исследовать несколько огромных курганов, разбросанных по долине, которую казахи называли Пазырык.
В 1929 году Руденко верхом на лошади отправился в эту отдаленную долину с командой землекопов и начал раскопки в вечной мерзлоте. Он вернулся туда снова через двадцать лет и раскопал еще четыре кургана. Почти все они были разграблены, в большинстве случаев вскоре после захоронения, и можно предполагать, что все значительные золотые предметы были похищены грабителями. Но даже несмотря на это, находки в этих захоронениях представляли огромную культурную ценность.
В этой части Сибири делать захоронения можно лишь в течение очень короткого периода времени, летом, когда слой вечной мерзлоты ненадолго оттаивает, чтобы вскоре вновь замерзнуть. Такие условия предполагали сохранность практически всех находившихся в погребениях предметов – человеческих останков, останков жертвенных лошадей, одежды, деревянных предметов, ковров, гобеленов, чаш, головных уборов, кубков, обуви, столиков и скамеечек, седел и упряжи, керамических предметов, даже пищи, а также множества предметов сакрального и бытового назначения, – все это почти полностью сохранялось во льду.
Люди, создавшие эти могильники, определенно верили в то, что они отправляют своих правителей женского и мужского пола, воинов и простых людей в загробный мир хорошо снаряженными для продолжительного там пребывания, и почти все это, не считая похищенного грабителями золота, отлично сохранилось до наших дней. Сделанные экспедицией Руденко находки бесценны, поскольку они знакомят нас с почти неизученной цивилизацией. По своей значимости они намного превзошли те, которые были сделаны в Египте несколькими годами ранее, в 1922 году, когда была обнаружена гробница юного царя Тутанхамона. Но поскольку все открытия были сделаны в сталинской Советской России, то они оставались практически неизвестны на Западе до тех пор, пока книга Руденко о результатах его раскопок не была опубликована в Англии в 1970 году.
Руденко датировал Пазырыкские захоронения VI-IV веками до н. э., но недавняя ревизия их материала дает основание уточнить эту датировку и отнести их к V-III векам до н. э. Пазырык находится в Юго-Западной Сибири на севере Алтайских гор, в наиболее изолированной и малоизученной области всей Центральной Азии, практически не известной миру классической древности и отделенной от китайского мира двумя огромными горными хребтами. В свете этих обстоятельств невероятное богатство содержимого этих захоронений просто поражает воображение.
В захоронениях были найдены привозные персидские ковры, один из которых был окаймлен золотом местного происхождения и мехами из Арктики, там были также шкура гепарда и семена кориандра с Ближнего Востока, множество изображений львов, китайские серебряные и бронзовые зеркала и много образцов китайского шелка, некоторые из которых украшены явно местной вышивкой с изображениями богинь и европеоидных конных воинов на породистых скакунах. К этому времени художественные образы, принесенные скифами из Ассирии, уже смешались с местным «звериным» стилем, породив изумительно динамичные образы различных видов чудовищ. Грифоны, сфинксы и мириады полиморфных мифических зверей, великолепно воплощались в дереве, коже, шелке и войлочных аппликациях наряду с образами реальных зверей, таких как тигры, леопарды и волки.
В общей сложности в этих пяти курганах Руденко обнаружил свыше 1100 предметов, а также несколько человеческих и конских мумий. Исследуя эти захоронения, он был поражен той точностью, с которой Геродот описал скифскую культуру вообще и ее погребальные традиции в частности. Многие элементы артурианского канона, выделенные мною в пятой главе, также находят соответствия в Пазырыкских курганах. Кроме того, прослеживается несколько чрезвычайно интересных моментов, не упомянутых Геродотом.
Люди из захоронений несомненно принадлежали к этнически смешанной группе, у некоторых из них прослеживаются монголоидные черты, другие были европеоидами. Последующие раскопки в этом районе подтвердили выявленный характер этнического смешения. Поскольку эти люди проживали у западной оконечности территории сюнну и на восточном приграничье земель иранцев (европеоидов), можно предположить, что это население было смешанным. Один из мужчин, которого Руденко назвал «вождем», был очень высокого роста – около 6 футов 3 дюймов (190 см). Он был немолод, и, очевидно, погиб в сражении. На его теле было несколько ран, нанесенных топором или мечом. Кроме того, он был скальпирован. Его соратники, очевидно, сумели вернуть его тело и, возможно даже восстановили его скальп, поскольку его череп был покрыт, но российские специалисты не исследовали кожу и волосы с целью установить, принадлежат ли они человеку или это кусок лошадиной шкуры, пришитый, чтобы прикрыть оскальпированное место. Другой погребенный, молодой мужчина, захоронение которого было открыто намного позднее, умер, очевидно от нанесенной мечом тяжелой раны в живот. Можно заключить, что эти люди были определенно воинами, охотниками за скальпами и, весьма вероятно, за головами (повсюду на скифской территории в захоронениях обнаруживаются обезглавленные останки; известны также изображения скифов, несущих отрубленные головы).
