Текст книги "Таящийся ужас"

Автор книги: Говард Филлипс Лавкрафт

Соавторы: Генри Каттнер,Роберт Альберт Блох,Роберт Ирвин Говард,Уильям Тенн,Август Дерлет,Дэвид Келлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

– Дверь заперта.

– Могли бы попросить меня отпереть.

Я не ответил на это, потому что его издевательский тон звучал ужасно неприятно. Лем радостно пускал слюни у нас за спиной. Мы прошли через весь верхний холл к последней спальне, которая пропахла сыростью. Ветви деревьев ударялись о зарешеченное окно, летучая мышь лихорадочно билась снаружи об оконную раму.

Войдя в комнату, мы остановились. Я поставил лампу непыльный столик у кровати. Лем, Джед и Руги стояли у двери. Застыв, они смотрели на нас, словно три зеленоглазых волка.

– А вам не приходило в голову, что мы можем оказаться не такими уж овечками? – спросил я. – Вы даже не спросили, откуда мы явились и каким образом добрались до вас.

Джед любезно улыбнулся нам, показав свой единственный зуб.

– Вы наверняка незнакомы с Хеншейвским округом, мистер. С давних пор у нас тут никаких законов нету. А мы уж старались, чтобы никто ничего не заметил. Я так думаю, властям до нас никакого дела нет. А Хеншейвский округ не может нанять себе дельного шерифа. И не думай тут хитрить, все равно ничего не выйдет.

Я пожал плечами:

– Разве похоже, что мы вас боимся?

В тоне Джеда прозвучало невольное восхищение.

– Вас не такого легко напугать. Ну ладно, мне надо еще кое-чего сделать до… до того, как пойти спать. Еще увидимся!

Он исчез в темноте.

Рути дернула рукой. Лем облизал губы и тоже исчез.

Улыбка Рути была застывшей гримасой.

– Я знаю, о чем вы думаете. Чего вы боитесь, – сказала она. – И вы не ошибаетесь.

Потом она отступила и захлопнула дверь. Мы услышали, как щелкнул замок снаружи.

– Джед забыл дать мне новую бутылку, – заметил я. – Очень скоро я буду совершенно трезв и мне захочется спать. Очень захочется. – Я прислушивался к собственному голосу. Он немного изменился. – Все в порядке, дорогая. Иди сюда.

Губы у Розамунды были холодными; я чувствовал, как она дрожит.

– Здесь просто холодильник, – пробормотала она. – Я никак не могу привыкнуть к холоду, Чарли. Не могу привыкнуть к холоду!

Я мог лишь обнять ее и прижать к себе изо всех сил.

– Попытайся вспомнить, – спокойно сказал я. – Сейчас не ночь. Нет никакой бури. Мы не здесь. Мы в парке, и над нами светит солнце. Помнишь, дорогая?

Она спрятала лицо у меня на плече.

– Иногда бывает очень трудно вспоминать. Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы видели солнечный свет. Этот ужасный дом… ох, лучше бы мы были мертвыми, дорогой!

Я легонько потряс ее.

– Розамунда! – Она судорожно глотнула.

– Прости, дорогой. Но только… почему это должно было случиться с нами?

Я пожал плечами:

– Назови это судьбой. Очевидно, мы не первые. Закрой глаза и вспоминай.

– Ты… Ты думаешь, они подозревают?

– Каким образом? Они слишком увлечены, играя в убийц.

Я чувствовал, как она дрожит от охватившего ее отвращения.

– Мы не можем изменить то, что должно случиться, – уговаривал я Розамунду. – Мы не можем изменить их… или себя.

Слезы медленно потекли из-под ее ресниц. И мы прижались друг, к другу, словно дети, испугавшиеся темноты. Я не мог даже Придумать нечего остроумного. Иногда это бывает трудно.

Лампа мигнула и погасла. У меня не было спичек. Но сейчас это уже не имело никакого значения. Сейчас это было уже неважно.

– Хотелось, чтобы Лем не забыл принести новую бутылку, – пробормотал я через некоторое время, – виски помогает. Во всяком случае, нам повезло, что мы смогли немного выпить.

Буря быстро уносилась прочь. Слабый лунный свет уже проникал сквозь окна. Я вспомнил Дракулу и таинственные формы, появляющиеся в лучах луны. Эти лучи делали прозрачными даже прутья решеток.

Но, сказал я себе, семейство Карта не состоит из вампиров. Они просто убийцы. Безумные, хладнокровные, безжалостные убийцы. Нет, напомнил я себе, если бы они были вампирами, то не говорили бы об этом даже намеками. Настоящие вампиры не делают этого, например Дракула!

Я прижал к себе Розамунду и крепко закрыл глаза. Где-то часы пробили полночь.

И тогда…

Было около двух часов ночи, когда ключ повернулся в замке, как я и ожидал. Дверь открылась, и на пороге появился Джед Карта, дрожа всем телом. Лампа тряслась в его руке, а когда он попытался заговорить, голос изменил ему.

Он не мог сказать ни слова, лишь сделал знак следовать за ним. Мы пошли, хотя знали, чего ожидать. Я слышал, как Розамунда еле слышно стонала:

– Лучше б нам не жить! О, лучше б нам не жить.

Джед провел нас в спальню напротив. Рут Карта лежала на полу. Она была мертва. На ее тощей шее виднелись крохотные кровавые ранки, глубокие извивающиеся впадины указывали места обескровленных сосудов.

Сквозь сокрытую дверь соседней спальни я видел огромное неподвижное тело. Это был Лем он тоже был трупом.

– Чего-то пришло, и… – почти выкрикнул Джед Карта. Его лицо было дрожащей, судорожной маской ужаса. – Хеншейвские вампиры! – выдавил он с трудом.

– Волки пожирают друг друга, – произнес я. и посмотрел на Розамунду. Она встретила мой взгляд, но отвела глаза с хорошо знакомым мне отвращением, под которым таилась стыдливая алчность. Я понял, что пришло время сыграть клоуна снова – что угодно, лишь бы она не смотрела на меня вот так.

– Я сейчас удивлю тебя Джед, – сказал я и придвинулся ближе к нему, еще ближе. – Я знаю, что ты думаешь об этих вещах, но уж хочешь верь, хочешь – нет, мы и есть хеншейвские вампиры.

Уильям Тени
ОНА ВЫХОДИТ ТОЛЬКО НОЧЬЮ

В наших краях народ твердо верит, что док Джудд в своем черном кожаном саквояже держит какое-то волшебное средство. Такой он хороший доктор.

С тех самых пор, как, я потерял ногу на лесопилке, я был у него на подхвате. Случается, ночью дока поднимет срочный вызов, а он до того устал после трудного дня, что не может вести машин, тогда он выискивает меня – я превращаюсь еще и в шофера. Та блестящая пластиковая нога, что док добыл мне за полцены, жмет на тормоза не хуже настоящей.

Мы с грохотом подкатываем к дому фермера, док заходит, чтобы помочь разродиться жене хозяина или починить горло старой бабушке, а я жду в машине и слушаю, как они расхваливают нашего старину дока. В этом округе все в один голос скажут вам: док Джудд может справиться с любой хворью. Я слушаю и киваю, слушаю и киваю…

И все это время думаю про себя: интересно, что бы они сказали, если бы знали, как он вышел из положения, когда его единственный сын влюбился в вампира…

Страшно жаркое лето выдалось в том году, когда Стив вернулся домой на каникулы, – прямо волдыри вскакивали на коже. Он хотел всюду возить отца и помогать по хозяйству, но док сказал, что после первого, самого тяжелого года медицинского колледжа, он заслуживает полноценного отдыха.

– Летом у нас довольно спокойное время, – сказал он парнишке. – Ничего, кроме обычных отравлений и тому подобного, и так до августа, когда наступает сезон полиомиелита. Кроме того, ты ведь не хочешь лишить работы Тома, верно? Нет, Стиви, резвись, катайся по округе в своем драндулете: побольше гуляй, наслаждайся жизнью.

Стив кивнул и… загулял. Да, в буквальном смысле. Где-то через неделю он стал приходить домой в пять-шесть часов утра, примерно до трех спал, потом шатался по дому еще пару часов и ровно в восемь тридцать вечера уносился куда-то в своем маленьком дребезжащем драндулете. Придорожные забегаловки, решили мы, или, может быть девушка…

Доку все это не нравилось, но он никогда не притеснял мальчугана и сейчас не хотел вмешиваться – пока. Но бесшабашный старый Том – нет, я другое дело. Я помогал растить парня, с тех пор как умерла его мать, и здорово отшлепал его, когда он забрался в холодильник.

Я то и дело ронял намеки, вроде как советовал не прыгать в пропасть – потом не выберешься. С таким же успехом я мог бы говорить перед каменным идолом: не то чтобы Стив грубил, просто он слишком далеко зашел в своем увлечении и пропускал мимо ушей болтовню старика.

Потом началась эта хворь, и мы с доком забыли про Стива.

Какая-то странная эпидемия распространялась среди детей нашего округа и уложила на лопатки уже двадцать-тридцать ребятишек.

– Не знаю, что и делать, Том, – делился со мной док, пока мы тряслись, бум-бум-бум, по неухоженным дорогам в глубинке. – Симптомы, как при лихорадке в тяжелой форме, но температура почти не поднимается. И все-таки ребенок страшно слабеет, развивается малокровие. Что бы я ни делал, все остается по-прежнему.

Каждый раз, когда он заговаривал об этом, у меня почему-то начинало стрелять в культе, там, где крепился пластиковый протез. Меня это так раздражало, что я пытался сменить тему разговора, но не тут-то было. Док привык вслух размышлять о своих проблемах, разговаривая со мной, а проклятая эпидемия никак не шла у него из головы.

Он написал в парочку университетов, чтобы они посоветовали что-нибудь, но никакого толку не добился, И все это время родители толпились вокруг и ждали, когда, наконец, он вытащит из своего маленького черного саквояжа это самое волшебное средство в ярком целлофане, потому что, как говорят у нас в округе Гроппа, нет такой болезни, от которой наш док Джудд не нашел бы средства. А тем временем ребятишки слабели все больше и больше.

Док заработал здоровенные мешки под глазами, просиживая ночи напролет над статьями о новейших исследованиях и медицинскими журналами, которые выписал из города, но по нему было видно, что ничего в них не нашел, хотя довольно часто ложился спать почти так же поздно, как Стив.

И тут, в один прекрасный день, он принес платок. Сразу, как я увидел его, мою культю дернуло так здорово, что мне захотелось поскорее уйти из кухни, подальше отсюда. Крошечный шикарный платочек, полотно с вышивкой, обшитый по краям кружевом.

– Что ты об этом скажешь, Том? Нашел его на полу в спальне детишек четы Стоппсов. Ни Бетти, ни Вилли не имеют представления, как платок попал к ним в дом. Сначала я решил, что смогу проследить, откуда занесена инфекция, но эти ребята не будут мне врать. Раз они говорят, что никакого платка не видели, значит, так оно и есть. – Он опустил платок на кухонный стол, который я прибирал, и стоял, вздыхая. – У Бетти анемия приблизилась к опасной черте. Хотел бы я знать… Если бы… Ну ладно.

Он отправился, в свой кабинет с опущенными плечами, словно нес мешок с цементом.

Я не отрывал глаз от платочка и грыз ноготь. На кухню влетел Стив. Он налил себе кофе, поставил стакан на стол и увидел его.

– Эй, – произнес он, – это Татьянин платок. Как он сюда попал?

Я проглотил остаток ногтя и очень осторожно уселся напротив него.

– Стив, – начал я и остановился, чтобы помассировать ноющую культю. – Стиви, ты что, знаешь девушку, которой принадлежит этот платок? Девушку по имени Татьяна?

– Ну да, конечно. Татьяна Латышу. Видишь, вот ее инициалы вышиты в уголке: Т.Д. Она происходит из древнего румынского аристократического семейства: ее род насчитывает, пятьсот лет. Я собираюсь жениться на ней.

– Она и есть та девушка, с которой ты видишься каждой ночью?

Он кивнул:

– Она выходит только ночью. Ненавидит этот слепящий солнечный свет. Ну, знаешь, поэтическая натура. И Том, какая же она красивая.

Целый час я сидел, слушал его и с каждой минутой чувствовал себя все хуже и хуже. Потому что я сам румын, с материнской стороны. Так что я понял, почему мою культю дергало, словно током.

Она жила в городке Браскет, примерно за двенадцать миль от нас. Стив наткнулся на нее поздней ночью на шоссе – ее машина сломалась. Он подвез девушку домой – она совсем недавно сняла старый особняк Мидда – и попался на крючок. Да так прочно, что теперь барахтайся, не барахтайся – не поможет.

Часто, когда он являлся на свидание, ее не было: каталась по окрестностям в ночной прохладе, и, пока девушка не приходила, он играл в карты с ее служанкой, старой крючконосой румынкой. Пару раз он пытался нагнать ее в своей развалюхе, но ничего хорошего из этого не вышло. "Если леди хочет быть наедине с собой, – заявила служанка Стиву, – значит, так тому и быть. И никаких разговоров". Он ждал ее целыми ночами. Но, как говорил Стив, когда она возвращалась, он забывал обо всех неудобствах. Они слушали музыку, разговаривали, танцевали и ели диковинные румынские блюда, над которыми колдовала служанка. Потом он возвращался домой.

Стив прикоснулся к моей руке.

– Том, знаешь эти стихи: "Филин и кошечка! Мне всегда нравились последние строки: "И они танцевали при свете луны, в лунном свете кружились они". Вот так у нас будет с Татьяной. Если только она пойдет за меня. Пока что у меня ничего не получается.

Я с облегчением вздохнул.

– Это единственное, чем ты порадовал меня сегодня, – произнес не подумав. – Женитьба на этой девушке…

Я увидел выражение его глаз и сразу заткнулся, но было уже поздно.

– Что это значит, Том, что за "эта девушка"? Ведь ты ее даже не видел.

Я попытался отговориться, но Стив не унимался, он был страшно задет моими словами. Тогда я решил: лучше открыть ему всю правду!

– Стиви, послушай меня. Не смейся. Твоя подружка – вампир

– Том, да ты просто… – Его челюсть отвисла.

– Нет, со мной все в порядке. И я рассказал ему все, что знал про вампиров. Все, что слышал матери, которая приехала сюда из Старого Света, из Трансильвании, когда ей было двадцать. Рассказал, как они живут и какими странными обладают способностями,– если время от времени могут подкрепляться человеческой кровью. Как это переходит по наследству: обычно вампиром становится один ребенок в семье. И как они выходят из убежища только ночью, потому что солнечный свет может их уничтожить.

Когда я дошел до этого места, Стив побледнел, но я продолжил рассказ. Я описал ему странную эпидемию, жертвой которой стали дети округа Гроппа, – болезнь, от которой они теряли силы. Я рассказалСтиву, как его отец нашел платок в доме Стоппсов, возле постели двух самых больных ребятишек. Я ещё рассказал, как… но здесь я обнаружил, что говорю сам с собой: Стив выскочил из кухни как ошпаренный и пару минут спустя умчался в своей тарахтелке.

Стив вернулся примерно в полдвенадцатого, и выглядел он не моложе своего отца. Конечно, я оказался прав. Когда он разбудил Татьяну и прямо спросил ее, она сразу сникла и наплакала целые ведра слез. Да, она вампир, но потребность пить кровь появилась всего несколько месяцев назад. Она боролась с этим, пока не почувствовала, что сходит с ума, когда жажда усилилась. Она пила кровь только у детей, потому что боялась трогать взрослых: они могли проснуться и поймать ее. Но за один раз она как бы обходила несколько ребятишек, чтобы ни один из них не потерял слишком много крови. Вот только жажда со временем растет и растет.

И все-таки Стив попросил ее руки!

– Наверняка есть какой-нибудь способ избавиться от этого, сказал он. – От всякой болезни, и этой в том числе; можно найти средство. Но она, – можете мне поверить, в тот момент я прочитал про себя благодарственную молитву, – она сказала нет. Она вытолкала его, заставила уехать. Где сейчас отец? – спросил он меня – Может быть, он подскажет, как быть.

Я ответил, что док ушел примерно в то же время, что и он и до сих пор не вернулся. Потом мы сели и стали думать; что делать. Мы сидели и думали. Думали…

Когда зазвонил телефон, Стив и я чуть было не свалились со стульев; Подошел Стив; я слышал, как он орал в трубку.

Он прибежал на кухню, схватил меня за руку, вытащил из дома и усадил в свою машину.

– Это была Татьянина служанка, Магда, – сообщил он, когда мы вихрем мчались по шоссе. – Она сказала, что после моего ухода Татьяна впала в истерику и только что уехала на своем автомобиле. Она не сказала ей куда. Магда думает, что Татьяна решила покончить счеты с жизнью.

– Самоубийство? Но если она вампир, как она сможет… – В этот миг до меня дошло, как именно она сможет это сделать. Я бросил взгляд на часы, – Стиви – сказал я, – едем к перекрестку Криспина. И гони что есть духу!

Он выжал из своей развалины все, что можно. Казалось, мотор вот-вот оторвется от машины. Помню, когда мы поворачивали, колеса едва касались дороги.

Мы заметили ее автомобиль сразу, как только добрались до Криспина. Она оставила его на обочине одной из трех дорог, пересекающих город. В середине пустынной улицы ясно виднелась хрупкая фигурка в развевающемся пеньюаре. Моя культя болела так, словно по ней стучали молотком.

Церковные часы начали отбивать двенадцать ударов, но мы успели вовремя. Стив выпрыгнул из машины и выбил у нее из рук кусок заостренного дерева. Он прижал ее к себе и дал выплакаться.

Мне было не очень то приятно на это смотреть, потому что я думал только об одном: дожили, Стив влюбился в вампира! Я не пытался представить себе, каково ей было тогда. Она так любила Стива, что попыталась убить себя единственно возможным для вампира способом: в полночь на скрещении дорог воткнуть в сердце кол.

К тому же она оказалась очень миленькой. Я думал, что увижу леди-вампа: ну знаете, такие высокие, с завлекающими движениями, в плотно обтягивающем платье. Ведьму -соблазнительницу. Но рядом со мной в машине сидела до смерти перепуганная и ужасно расстроенная девочка, прижавшаяся к руке Стива так, словно боялась, что ее сейчас оторвут от него. И сразу было видно, что ей даже меньше лет, чем нашему Стиву.

Так что всю дорогу домой я говорил себе: "Да, эти ребята здорово влипли". Тяжело, конечно, приходится, если влюбишься в вампира, но вампиру полюбить обычного Человека…

– Как я могу выйти за тебя, – шептала Татьяна. – Какая жизнь ждет нас? И Стив, в одну прекрасную ночь жажда может довести меня до того, что я наброшусь даже на тебя!

Но все мы забыли, точнее, на время забыли о главном. Мы забыли, что у нас есть док.

Как только он познакомился с Татьяной и услышал ее историю, плечи дока распрямились, а в глазах загорелся прежний огонь. Теперь больные дети будут в полном порядке. Это самое главное. Что касается Татьяны…

– Чепуха, – объявил он ей. – Вампиризм мог считаться неизлечимым в пятнадцатом веке, но в двадцатом, я уверен, можно найти средство, чтобы избавиться от него. Этот ночной образ жизни указывает на вероятную аллергию к солнечному свету, а также на наличие элементов фотофобии. Какое-то время, моя девочка, тебе придется носить очки с затемненными стеклами, и попробуем еще гормональные уколы. Необходимость регулярно поглощать кровь, однако, представляет несколько более серьезную проблему.

Но он решил ее.

В наши дни кровь выпускают в виде кристаллического концентрата. И вот каждый вечер перед сном миссис Стивен Джудд размешивает в стакане воды немного порошка, добавляет пару кусочков льда для вкуса и принимает свою ежедневную дозу. По-моему, с этих пор молодые супруги живут душа в душу.

ЛЕГЕНДЫ И ПРЕДАНИЯ

Роберт Эрвин, Ховард
В ЛЕСУ ВИЛЬФЕР

Солнце зашло, и гигантские тени окутали лес. В зловещем сумраке летнего вечера я увидел, что тропинка ведет в глубь чащи, теряясь среди могучих деревьев. Я содрогнулся и оглянулся в безотчетном страхе. От последнего селения меня отделяли многие мили, следующее – за многие мили впереди.

Я шел вперед, осматриваясь по сторонам и вглядываясь в темноту позади. Часто я замирал на месте, сжимая эфес шпаги, когда звук сломанной ветки выдавал присутствие лесного зверька. Или это был не зверь?

Но тропинка вела вперед, и я шел вперед, ибо другого пути не было.

Шагая в лесной темноте, я сказал себе: "Если не буду следить за собой, мои мысли могут предать меня, внушив то, чего нет, Что может быть в этом месте живого, кроме обычных лесных тварей, оленей и прочего зверья? Все глупые выдумки этого мужичья, чума их возьми!"

Так я шел, и ночная мгла охватила все вокруг. На небе зажглись звезды, листья деревьев шептали что-то под дуновением ветерка. Неожиданно впереди, совсем рядом, там, где тропинка сворачивала, кто-то негромко запел. Слов я не смог разобрать, певец произносил их со странным акцентом, как чужеземец-язычник.

Я укрылся за стволом огромного дерева, и лоб мой покрылся холодным потом. Наконец, показался тот, кто пел, его длинная тощая фигура неясно возникла на фоне ночного леса. Я пожал плечами. Ч е л о в е к а я не страшился. Я прыгнул вперед, угрожающе подняв шпагу.

– Стой!

Он не выказал удивления или страха.

– Прошу, обходись осторожно со своим клинком, друг, – произнес он.

Немного пристыженный, я опустил шпагу.

– Я впервые в этом лесу, – промолвил я извиняющимся тоном. – Я слышал рассказы о бандах разбойников. Прошу простить меня. Где лежит путь на Вильфер?

– Ах, черт побери, вы только что прошли мимо, – ответил он. – Надо было свернуть направо. Я сам иду туда. Если вам не претит моя компаний, я покажу вам путь.

Я стоял в нерешительности. Но откуда эта странная нерешительность?

– О, конечно. Я де Монтур, из Нормандии.

– А меня зовут Каролус де Люп.

– Не может быть! – Я отшатнулся. Он недоуменно посмотрел на меня.

– Прошу прощения, – произнес я, – но у вас странное имя. Ведь "люп" означает "волк"?

– Члены моего рода всегда славились охотничьим мастерством, – ответил он, Я вспомнил, что он не подал руки, когда мы здоровались.

– Извините, что так невежливо уставился на вас, – сказал я, когда мы шли вниз по тропинке. – Я не могу разглядеть вашего лица в темноте.

Мне показалось, что он смеется, хотя от него не исходило ни единого звука.

– Оно ничем не примечательно, – ответил он.

Я шагнул ближе, а затем отпрыгнул. Я почувствовал, как шевелятся волосы у меня на голове.

– Маска! – воскликнул я. – Зачем вы носите маску, месье?

– Я дал обет, – объяснил он. – Спасаясь от стаи гончих, я поклялся, что, если уйду от них, буду носить некоторое время маску.

– Гончие псы, месье?

– Волки, – быстро ответил он. – Конечно, волки.

'Какое-то время мы шагали молча, затем мой спутник произнес:

– Я удивлен, что вы решились идти через лес ночью. Немногие ходят этой дорогой даже при свете дня.

– Мне надо как можно быстрее добраться до границы, – ответил я. – Подписан договор с Англией, и об этом должен знать герцог Бургундии. Жители деревни пытались отговорить меня. Они говорили… говорили о волке, который, как гласит молва, рыскает по здешним местам.

– Вон та боковая тропинка ведет на Вильфер, – произнес он, и я увидел узкую петляющую дорожку, которую не заметил, когда шел этим путем раньше. Она вела в глубь чащи, в темноту. Я поежился.

– Может быть, желаете вернуться в деревню?

– Нет! – воскликнул я. – Нет, нет! Ведите меня вперед!

Эта тропинка была так узка, что мы шли друг за другом. Мой спутник шел впереди, и я хорошо разглядел его. Он был высоким, намного выше, чем я, и тощим, жилистым, двигался легкими, большими шагами, бесшумно. Одет он был в испанском стиле. Длинная шпага свисала с бедра.

Разговор зашел о дальних странах и приключениях. Мой спутник рассказывал о разных землях и морях, где побывал, о множестве странных вещей. Так мы беседовали, все дальше и дальше углубляясь в лес.

Я решил, что он француз, хотя он говорил с очень странным акцентом, не похожим ни на французский, испанский либо английский, словом, ни на один, известный мне. Одни слова он произносил невнятно и как-то странно, другие вовсе не мог выговорить.

– Этой дорогой, верно, часто пользуются? – спросил я.

– Да, но немногие, – ответил он и беззвучно засмеялся. Я содрогнулся. Было очень темно, и тишину нарушал лишь тихий шепот листьев.

– В этом лесу охотится страшное чудовище? – спросил я.

– Так говорят крестьяне – ответил он – но я исходил его вдоль и поперек и ни разу не видел его.

И он заговорил о странных созданиях – детях тьмы. Взошла луна, и тени поплыли среди деревьев. Он задрал голову и посмотрел на небо.

– Быстрее! -воскликнул он. – Мы должны добраться до цели, пока луна не достигла зенита.

Мы торопливо пошли вперед.

– Твердят, – произнес я, – что по лесам здесь бродит оборотень.

– Все может быть, – ответил он, и мы долго беседовали об оборотнях.

– Старухи утверждают, – говорил он, – что тот, кто убьет оборотня, когда он принял образ волка, убьет его наверняка, но если убить его, когда он человек, то полудуша, которую он испускает при смерти, будет вечно преследовать своего обидчика. Но поспешим луна близится к зениту.

Мы вышли на маленькую, залитую лунным светом поляну, и незнакомец остановился.

– Отдохнем немного, – сказал он.

– О нет, прочь отсюда, – настойчиво заговорил я. – Мне не нравится это место.

Он засмеялся беззвучным смехом.

– Почему же? – спросил он. – Это прекрасная поляна. Она не хуже любого пиршественного зала и много раз я пировал на ней. Ха, ха, ха! Но посмотри, я покажу тебе танец.

И он начал скакать по поляне, то и дело запрокидывая голову и смеясь своим беззвучным смехом. И я подумал: "Человек этот безумен". Пока он танцевал свой странный танец, я осмотрелся вокруг.

Дальше пути не было: дорога обрывалась на этой поляне.

– Довольно, – сказал я. – Уйдем отсюда. Разве ты не чувствуешь смрадный звериный дух, что навис над землей? Здесь находят убежище волки. Кто знает, может быть, они окружили поляну и сейчас сжимают кольцо вокруг нас.

Он опустился на четвереньки, подпрыгнул выше моей головы и пошел на меня, делая странные скользящие движения.

– Этот танец называется, танцем Волка, – сказал он, и волосы на моей голове встали дыбом.

– Не приближайся! – Я шагнул назад.

С пронзительным, скрежещущим криком, разнесшимся по всему лесу, он прыгнул на меня, но не тронул шпагу, что висела у него на поясе. Я успел до половины вытащить свое оружие, и тут он схватил меня за руку и с бешеной силой рванул вперед. Я увлек его с собой, мы вместе упали на землю. Высвободив руку, я сдернул с него маску. Крик ужаса сорвался с моих губ: на меня смотрели горящие звериные глаза, в лунном свете сверкнули огромные белые клыки. Я увидел морду волка.

Еще мгновение, – и эти клыки сомкнутся на моем горле. Длинные пальцы с волчьими когтями вырвали из рук шпагу. Я бил кулаками по страшному, полузвериному лицу, но клыки впились в мое плечо, а когти раздирали горло. Он опрокинул меня на спину. С последних сил я попытался оттолкнуть его. Все расплывалось перед глазами. Рука бессильно упала, но пальцы инстинктивно сомкнулись на кинжале, что я держал за поясом и не мог достать раньше. Я выдернул руку и нанес удар. Страшный пронзительный вопль прорезал тишину. Я стряхнул его с Себя и поднялся. У ног моих лежал оборотень.

Я нагнулся над ним и занес кинжал, но помедлил и взглянул на небо. Луна почти достигла зенита. "Если я убью его, пока он сохраняет облик человека, ужасный дух его будет вечно преследовать меня". Я сел рядом и замер в ожидании. Создание следило за мной горящими волчьими глазами. Длинные жилистые руки, казалось, съежились и странно изогнулись, на них выросла шерсть. Боясь потерять рассудок, я выхватил его шпагу и изрубил чудовище в куски. Затем я далеко отбросил клинок и пустился бежать через лес, подальше от этого места.