Текст книги "Чефуры вон!"

Автор книги: Горан Войнович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Почему чефуры не говорят о сексе

Утром я опять в лифте с той самой телеведущей с восьмого этажа ехал. Ух, я бы ее по полной! Реально клевая телка. Живьем еще лучше, чем по телику. И всегда при марафете. Шпильки, брюки в обтяжечку, а задницей виляет так, что если сзади идешь – крышу сносит. Я всегда думал, что это редкостный тупизм всякие словечки вслед отпускать. Это меня дико бесит: «Эй, малышка, давай организмами дружить!», «Девушка, какая у тебя попка аппетитная!» Конкретный тухляк. А вот чтобы что-то другое сказать, тут я полный лузер, лох в этих делах. Она в лифт входит, от нее так клево духами пахнет – а я глаза в пол и молчу… Потом, когда она из лифта, тащусь за ней и пялюсь на ее ягодицы: как они подскакивают в этих ее брючках. Вот такой он – мой любавни жи́вот[58]58
  Любавни жи́вот – интимная жизнь (ljubavni život; серб., хорв.).


[Закрыть]. Полный трындец. Чтоб ей что-нибудь сказать или там намекнуть – это вообще без мазы, бесполезняк даже рыпаться. Я не помню, когда последний раз в лицо-то ей смотрел. Она, понятное дело, послала бы меня куда подальше, но все равно меня дико бесит, что мне слабо даже попытаться. Я прям боюсь ее. В штаны готов наложить, как только ее увижу.

Ади и Деян такие же лохи, да еще и вид у них такой, что даже рыпаться не стоит: Ади надо сперва немного подрасти, а Деяну – с прыщами разобраться. Только Ацо типа мутит с телками, да и те – какие-то чефурки-малолетки, которые ему по-любому никогда не дают, он бесится, динамит их, а они его еще потом полгода достают по телефону. А мы трое – вообще катастрофа. Ади одну только порнушку смотрит, и, по-моему, у него когда-нибудь отсохнет от этого дела, – больной тип. Всех порнозвезд знает, все время рассказывает, что да как, – задолбал, просто сил нет, только хрен его заткнешь. Хуже всего, когда начинает трындеть, как Мирсад трахает Самиру. Прям болезнь какая-то у него: рассказывает и рассказывает. Заливает он, конечно, врёт как срёт, – только меня блевать тянет, как подумаю о Мирсаде и Самире. Если б я слышал, как под ними кровать трещит, у меня бы потом точно никогда не встал. А Ади еще плетет, что Мирсад каких-то там официанток трахает и хрен знает кого еще. Паранойя полная. На фига он об этом говорит? Не семейка, а какой-то зоопарк.

Деян у нас только и делает, что клеится к телкам, и такую похабщину несет, что их как ветром сдувает, стоит нам появиться. Как-то раз он и к телеведущей подъезжал. Как я ему по роже не заехал? Такой он был мерзкий. И свистит. Постоянно. Каждой бабе вслед. Вот это уж точно по-чефурски! Сказали бы мне, кто первый это выдумал?

Чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь: у меня с этим – с сексом – проблемы. Был бы я нормальный, давно бы уже с какой-нибудь трахался. А еще мне кажется, всё потому, что дома мы вообще не говорим о сексе. Типа нет его. По-моему, Радован и Ранка лет сто этим не занимались. Да и где им сексом заниматься? Я в соседней комнате, а стены на Фужинах тонкие: всегда слышу, как Радован храпака дает. Если вдруг по телику в фильме двое чего-то там такое делают – Радован тут же на другой канал переключается. Я и представить себе не могу, чтоб у Радована спросить, как у него это в первый раз было, или там Ранку порасспрашивать. О сексе у нас вспоминают, только когда анекдоты рассказывают: как Муё трахает Фату[59]59
  Муё и Фата – постоянные герои боснийских анекдотов.


[Закрыть]. И всё! В остальном – глухо.

С Ади, Деяном, Ацо мы об этом тоже всерьез не говорим. Так, прикалываемся только: Ади рассказывает, как бы он Таню Рибич и Ребеку Дремель отдрючил, Деян – Елену Карлеушу, а Ацо – Наташу Беквалац[60]60
  Таня Рибич – словенская актриса и певица; Ребека Дремель – бывшая Мисс Словения и популярная певица; Елена Карлеуша, Наташа Беквалац – популярные сербские певицы.


[Закрыть]. Я им о Северине байки плету, и они потом надо мной стебутся, что я усташ, пароход им в рот. Если телка классная – какая разница, какой она национальности? Ну а чтоб всерьез обсуждать – это никогда. Стремно очень: потом будут все тебе мозг трахать, если сказать, что тебя взаправду волнует. По-любому затрахают. Сказал бы я, что меня телеведущая заводит! Тогда всякий раз, как она мимо идет, Деян вякал бы: «Эй, ведущая! Ведущая! Марко хочет тебя в задницу поиметь!»

Вот я и смотрю в пол. Она опять на каблуках, и лифт ее духами пропах… Двери открываются, и я опять жду, чтоб она вышла, и иду за ней. У нее снова брюки в облипку, и ягодицы виляют вправо – влево, вверх – вниз. Отпад! Иду за ней как дурак до остановки, она в автобус садится, а я типа следующего жду. Автобус отъезжает, а я обратно к подъезду.

Но дрочить на нее я не могу Не получается. Ваще никак! Если там соседки всякие, одноклассницы – без проблем, а на нее не могу. Влюбился я, что ли? Или еще какая-нибудь муть? Не знаю. Только эта моя интимная жизнь в полной заднице, и я вместе с ней, и в следующий раз, как мы в лифте столкнемся, я снова буду молчать, как жопа, и только в пол таращиться. Наверно, Радован такой же лошара был, если не хуже, потому никогда на эти темы не говорит. Видно, до сих пор его это парит. Никуда не денешься, блин: кровь не вода.

Почему я перестал ходить на тренировки

В награду за то, что я одной жирафине из «Олимпии» прошелся по зубам, слева направо по наморднику, меня на неделю отстранили от тренировок. Это нашему лоху тренеру в голову пришло. Весь из себя такой важный, умный… Гнал там что-то про спортивную этику. Ботан нудный! Баскетболу по книгам учился, мать их! Эту свою спортивную этику пусть засунет себе в задницу, ни фига в баскете не смыслит. Вызубрил типа какую-то американскую схему, два раза съездил к америкосам на какие-то там курсы, только ему это все равно ни хрена не помогло: так и не научился мяч в руках держать и о линии спотыкается. Шел бы он со своей этикой, отстранениями и прочей фигней. Выдумал себе эту доску и теперь что-то там на ней чертит… Думает, что это какая-то охренительная тактика. Вот такие умники надутые окончательно просрут словенский баскетбол. Такой уж менталитет! Спросишь такого, кто самый лучший баскетболист, он тебе расскажет: тот, кто хорошо ставит блокшоты, прыгает, перекрывает в защите, знает все комбинации в нападении… А не тот, кто забьет десять трехочковых, обойдя три глисты под щитом. Для них главное, чтоб ты был паинькой и все их тактические заморочки отрабатывал. Если бы Джордан только тренеров слушал, был бы дерьмом в проруби, а не живой легендой. И главное, все эти отстранения не из-за того, что мы слегка помяли зеленых дебильчиков, а потому, что в последнюю секунду я, видите ли, не учел его тактической муры и забил мяч. Вот она, беда словенского баскетбола. Маленькая, толстая, мерзкая гниль всех сортов, которая вешает тебе на уши всякую шнягу о баскете.

Вот поэтому я нарочно пришел на тренировку, опоздав на пятнадцать минут, и с сигаретой в зубах. Пусть жирный пончик отсосет. Позор, что такие медвежата тренируют в «Словане». Хотя клуб вообще-то серьезный. Я сразу этого козла увидел: стоит перед спортзалом, взвинченный уже, опять что-то там втирать собирается… Как увидел меня с сигаретой, так и закипел, а эти его румяные деревенские щечки еще больше раскраснелись. Я в зал хочу войти, а чувак меня не пускает, в сторону тащит. Притащил меня к тому месту, куда я бычок выкинул в траву.

– Подними это.

– Зачем?

– Подними это.

Ну, я поднимаю, смотрю, где мусорка поблизости, раз уж он такое чмо и парит меня этой экологической байдой.

– До свидания. Надумаешь играть в баскетбол, приходи.

И идет в зал, и закрывает за собой дверь на ключ. Не могу поверить. Олигофрен. Да он псих вообще, мать его ботанскую… Тупой! Не могу поверить. На тебе. Это спасибо за то, что ты забил мяч в последнюю секунду и ты чемпион страны. Такого нигде в мире больше нет, дятлов таких… Вот потому Словения никогда ничего в баскетболе не сделает. Скоро кранты всему будут. Полная труба… Мать вашу пидорскую. Тебе мама твоя безрукавки шьет или твой парень? Ты и твой парень пожениться решили? Жопоблуд идиотский! Выкуси, обезьяна задротная! Только в этой грёбаной Словении такое может быть! Забиваешь мяч в последнюю секунду, а на следующий день – гуляй, свободен. Если бы Джордан родился в Словении, носил бы полотенца тем, кто хорошо ставит блокшоты. Пошел бы ты в жопу, козел! Мать твою албанскую! На хрен, пидорас! Чтоб у тебя анус продырявился!

Насрать мне… Достало все… Не буду больше тренироваться. Они еще будут звонить и просить, чтобы я пришел. Они еще пожалеют. Отморозки словенские, тупицы. Пусть вам Нейцы и Ранчичи играют, хрен вы будете чемпионами страны, лузеры потные. Да кому вы вообще нужны? Буду три на три играть на Фужинах. По-любому там баскет получше этих ваших рисуночков на доске.

Пока я вот так ходил из стороны в сторону и строил из себя самого-самого: типа мне все по барабану и положить мне на весь белый свет, – в этот самый момент стук мячей из спортзала меня просто добил. Я слышал тренировку: двадцать мячей стучат, кроссовки скрипят, и все такое. Так меня это проняло, что слезы вдруг полились, мать их… Не помню, когда я еще в жизни плакал, но эти хреновы звуки меня добили. Я так и застыл, слушаю, как другие тренируются. Словно загипнотизированный. А потом вспомнил о Радоване, о том, что с ним будет, если он узнает, что я больше не хожу на тренировки. Вот тут меня по-настоящему проняло! Такая злость накрыла, а из глаз слезы текут. Мне так хотелось пойти в зал и дать в харю этому кретину. А я все стою там, сопли распустил, слушаю, как мячами стучат. Плющило меня не по-детски. Я по сторонам начал оглядываться: вдруг кто меня видел? Давай слезы утирать, к стене отвернулся, а потом по-быстрому свалил оттуда, чтоб никого не встретить. И вот иду вдоль Любляницы в сторону Фужин и думаю, что ни с кем не смогу даже словом обмолвиться, как все это меня расплющило. Радовану я вообще не могу сказать, что больше не тренируюсь, а перед Ади, Деяном и Ацо буду прикидываться, что мне по фигу и все зашибись. Жопа… Облажался я, капитально облажался. Мамашу его пидорскую… Чтоб его Кинг Конг в зад отымел!

Почему мы оказались в полицейском участке

Я сидел во дворе и делал вид, что дико устал после тренировки, молча сидел, слушал треп о том, кто презиком Америки станет – телка или нигер. Или пидор. Хорошо еще, что Деяна не было, он бы такого наплел, отмороженный, уши бы завяли. Мне и того хватало, что Ацо и Ади гнали.

– Кого больше, нигеров или баб? Баб! А бабы по любасу будут голосовать за бабу!

– А нигерши за черного будут голосовать? А?

– За черного, ежу понятно!

– По-любому негритоски будут за Нигера. Все они, черномазые, такие.

Ади нигерских членов в порнухе больше видел, чем нигеров в реале. Но все о них знает. Меня эти умники-комментаторы конкретно бесят. Просто слушать их уже не могу. Сыт по горло. Вот сдались им эти нигеры с телками!

– Да фишка в том, что американцы расисты. Так они тебе и побежали голосовать за черного, эти куклуксклановцы, да хорош заливать!

– Дебил ты. В Америке по-любому мексиканцев, китайцев и итальянцев больше. Они стопудово проголосуют за нигера!

– Да америкосы скорей за пидора проголосуют, чем за нигера.

Черт бы побрал эти американские фильмы. Из-за них каждый чефур думает, что все знает об Америке, о гамбургерах и обо всей остальной шняге. Имела вас ваша Америка в зад. Наконец-то – Деян. Мать его строгую, не пускает она его никуда.

– Ты откуда? Мать на работу, что ли, ушла?

– Ушла, блин, наконец… Злая… Отец сегодня опять в «Кубане» зависает до утра! Опять в пять утра будет шарахаться с Терзичем по Фужинам…

Отец Деяна, Душко Митрич, по прозвищу Агент ноль-ноль-три, большой интеллектуал: в университете до третьего курса инженерно-строительного дотянул. А потом нарисовались мамочка Соня и маленький Деян. И пиши пропало. Душко пошел, как полагается, на работу, вкалывал целыми днями и все такое, а потом провозгласили независимость, и тут словенцы прокатили его по полной. Взяли и вычеркнули[61]61
  Вычеркнули – «Вычеркнутые» («izbrisani») – граждане Союзных Республик Югославии, проживающие и работающие на территории Словении, которые после провозглашения независимости в 1991 году оказались без удостоверений личности, так как своевременно не подали заявление на получение словенского гражданства и лишились всех прав.


[Закрыть] его. Не знаю, что уж он там мутил, но вычеркнули и его, и Деяна, и сестру Деяна Наташу, только вот Соня, которая словенка из Словенских Кониц, как-то потом все это уладила и для Деяна, и для Наташи. А с Душко ничего не вышло. Агент ноль-ноль-три, оказывается, представлял для страны серьезную угрозу. Вот Душко и запил. Конечно, он и раньше крепко на грудь принимал, а после того случая вообще стал бухать по-черному. Обычно в «Кубане», где все чефурские старперы квасят. А рядом с «Кубаной» – «Лакотник», там надирается чефурский молодняк. Вот такая перспектива. И сразу все понятно становится, как увидишь эти два заведения.

– Ты б на Душко в последний раз посмотрел: он даже дверь открыть не мог. Я ему открываю, и знаешь, что этот кадр мне говорит? Говорит: Найлепша хва́ла![62]62
  Найлепша хвала – большое спасибо (najlepša hvala; слов.).


[Закрыть] Веришь, нет? Большое спасибо. Это как нужно набухаться, чтобы сказать, «большое спасибо»?! Да еще по-словенски! Он по-словенски говорит, только когда совсем в драбадан.

– Ну и, значит, почти все время!

– Ему так и гражданство дадут!

– Ой, мой старикан…

Когда мы вот так трепались о своих отцах (у чефуров это одна из любимых тем), я между делом выдавил из себя, что перестал тренироваться. Мы, конечно, ржали и прикалывались, решили, что баскетбол – это для педиков, что по-любому всю жизнь мяч гонять не станешь, – но мне так было хреново, что я еле держался: прям хоть иди и вешайся. Бесило меня все. И эти дурацкие фишки, и ха-ха, и «круто, чувак», – да валили бы они все! – и пойдем набьем морду этому пидору, и мать-копать. Так меня все это достало, думал, опять разревусь – прямо тут, посреди детской площадки, и уже представлял себя повесившимся на турнике. Грёбаный баскетбол, кто его вообще выдумал!

– Бухнуть тебе надо как следует, чувак! По-любому!

– Нажремся по полной! Погнали, народ!

Тут Ади завыл какие-то народные песни, и нам, в натуре, ничего не оставалось, как надраться. Прямо там же, не отходя от песочницы. Или на баскетбольной площадке. Символично так. Ведь если не напиться – мозг бы точно разорвало, просто летишь с катушек. К счастью, нажраться всегда есть охотники… Мать ее, пьянь эту…

Я никогда не мог понять этой чефурской логики: алкоголь – круто, наркотики – смерть. Скорей всего, потому так, думаю, что наши папаши и мамаши в деревне выросли. И откуда им знать, что такое наркота? Всякие там хиппи, дети цветов там… им на них насрать было. Сексуальная революция, ЛСД! А они на деревенские пьянки ходили, на свадьбы, коньячок «Звечево» попивали да местным певичкам втыкали динары между сисек. Мать их рас-так, с их Миле Китичем![63]63
  Миле Китич – популярный сербский певец.


[Закрыть] Откуда им знать, что такое марихуана? Вот ракия – это другое дело. Наверное, годам к шести все сорта перепробовали. Ракию же на селе все пьют, и много пьют. Когда к нашим приезжаем, видим, как они там наливаются. Пьют – дай боже, стоит только сесть, на столе уже ракия, и все клюкают. Но если бы я им там сказал, что я разок косяком затянулся – сразу бы прибили. Стрико[64]64
  Стрико – дядя (striko; серб., хорв.).


[Закрыть] Драган меня бы держал, а Радован дубасил, как по барабану… Потом бы они местами поменялись – и по новой! А если я, скажем, литр ракии засажу, то сразу: «Так держать, паря, сразу видно, что ты Джорджич! Молоток!» Вот почему для нас, четырех гениев, нет ничего проще, чем бухнуть. Ну ладно, травка еще куда ни шло. А вот если кто чё скажет про тяжелую наркоту, не дай бог – героин, – все только таращатся, как бараны. Значит, мы тоже деревня. Те еще чмошники отсталые…

Раньше мы никогда так не нажирались. Как уроды. Вот нам башню и сорвало. Мне больше всех. Что тут началось! И насилие, и национализм, и примитивизм, и шовинизм, и идиотизм, и пошлость – всё, короче. Началось все чинно-мирно, на баскетбольной площадке. Только вот после двух литров меня так поперло, что я бутылкой в щит запулил. Бутылка наполовину полная была, винище разлилось – и по щиту, и везде… И давай все на меня шипеть, особенно Ацо.

– Идиот! Мать твою двинутую! Пошел отсюда, придурок!

– Чё! Сильнее всех, мы сильнее всех! Цыгане мы, цыгане!

– Да иди ты, идиот хренов!

Деяну и Ади показалось прикольно, и они тоже стали бутылками в щит пулять. Но они-то по-любому косые, потому и промазали. Деян вообще был хорош! Почти как я.

– Сербия! Сербия!

Вот всегда он с этими своими националистскими примочками. А я тоже поднажму.

– Босния! Босния!

Счастье еще, что Ади приколист.

– Азербайджан!

– Азербайджан! Азербайджан! Азербайджан!

Какой на хрен Азербайджан, бог знает, есть ли такой вообще. Но это хорошо, что Ади отвлек Деяна от этой его Сербии: тот, когда пьяный, заводит свою четническую волынку и давай грузить всех по полной.

Война в Боснии нас всех напрягла. У Ади в квартире семеро человек родни жило, у нас – моя двоюродная сестра Зорка. Но я ничего не помню, совсем мелкий был… А еще у нас где-то в третьем классе было время, когда мы только и делали, что ругались из-за войны в Боснии. Это ж надо, тупость какая, мы без конца срались и подначивали друг друга на тему национализма, повторяли за предками то, что они дома трындели, а предки у нас тупые, несли всякую ахинею – и мы за ними. Бредятина, дальше некуда. Мы и сейчас можем из-за этого срач устроить, но, по мне, это полный дебилизм. По мне, вообще смысла нет из-за всего этого сраться. Каждый о своем бакланит, и никого ни в чем не убедишь.

– Молдавия! Молдавия!

Тема! Не знаю, как мы оказались в автобусе, помню только, что там была какая-то чувиха. Скромная такая, но симпотная девка. Понятное дело, Деян к ней клеиться начал. И мы тоже. Как иначе, мы ж ужратые.

– Я тебя знаю. Ты из третьего, да? Я слышал, что телки из третьего любят потрахаться. Так, да?

– Эй, малышка! Ты бы мне дала? Если бы ты мне дала, я б тебе сказал хвала![65]65
  Хва́ла – спасибо (hvala; слов., серб., хорв.).


[Закрыть]

– Пи́-и-и-чкэ-э![66]66
  Пи́-и-и-чкэ-э! – ругательство, означает женский половой орган (pička; слов., серб., хорв.).


[Закрыть]

– Это твоей мамы сумочка или твоя?

– Как тебя зовут? Санэла, точно?

– Санэла-а-а! Санэла-а-а-а!

Этот дебил Деян подошел к ней – и за волосы ее хвать!

– Ты их красишь? Краской «Лореаль» или той, что в киоске «Фрукты-овощи» продают?

Девчонка побежала к шоферу, тот автобус остановил, и она быстро слиняла.

– Эй, Мишко! Вези. Не останавливайся, когда ей выйти захочется, мать твою. Ты что, пидор, мать твою? Зачем ты ее выпустил!

Я хотел стырить табличку с заднего стекла – на ней «20» написано, – но стоять уже не мог и плюхнулся на заднее сиденье. А друганы мои давай долбить как чокнутые по стеклам, так что весь автобус затрясло. Ну, водила тормознул, дверь открыл.

– Выходите, пажалста.

Еще один чефур! Ёпть! Этих нельзя не заметить, ну хоть ты тресни. У меня аж в глазах потемнело, думал, вот-вот отрублюсь.

– Это ты давай, пажалста, лучше дальше вези, пока мы тебе весь автобус не расхреначили.

– Давай, давай, а то ща быстро в нокаут отправим! Мать твою!

Мы там чего-то орали, по стеклам лупили… Ацо хрень красную отодрал, чтоб стекло разбить, потом по сиденьям этой фигней мутузить начал, одно на фиг раздолбал. Чувак этот, водила, автобус больше не тормозил, почесал куда-то. У меня башка так кружилась, что с сиденья сползти не мог, помню только, как Ади меня куда-то тащил и орал, а потом – откуда ни возьмись – парочка легавых нарисовалась, они меня из автобуса и выкинули, как мешок картошки.

Почему словенская полиция в жопе

По мне, так во всем мире нет дебилов хуже, чем словенские полицейские. Самые большие отморозки из всех. Не поверишь, какие это гады. Дегенераты, блин. Реальные. Это такие психи психованные, что в голове не укладывается. Черт знает что. В натуре, черт знает что. Поймают тебя почти дохлого, тебе бы только в больницу на промывание желудка, – ничего особенного ты не натворил, так, в автобусе слегка побузил… А они тебя потом отделают, как последние свиньи. По почкам, мать их. А хуже другое: они ведь прекрасно знают, что утром придется тебя отпустить и ничего всерьез тебе сделать не могут. Но их это не колышет. Они тебя всю ночь будут дубинкой по почечкам долбить… И знают, суки, отлично знают, с какого боку тебя бить, чтобы потом следов не осталось. А больно – озвереть можно. В жизни меня еще никто так не дубасил. Больно было так, что, думал, сдохну. Да еще эти их штучки дурацкие. Нет чтобы тебя просто, спокойно отделать – нет, им надо их долбаные шизоидные игры устраивать. Что это за уроды хреновы. Нарисуют дерево на стене и какие-то там яблоки на нем, а ты должен подскакивать и как бы их собирать, впечатываясь рожей в стену. А у стены стоит горилла с резиновой дубинкой и херачит тебя по ребрам всякий раз, когда ты не допрыгнул или на пол свалился. Мать их подлую. Даже когда тебя рвет, кретин дебильный от тебя не отстанет и продолжает по ногам пинать. Прям в лицо тебе орут, будто плюют в морду. И так хреново, а они еще в живот лупят, блюешь потом, как собака.

Они уйдут, а ты в комнате на полу валяешься – пару часов их нет. Лежишь там, как полный обдолбыш, и на душе так погано, что, кажется, хреновее и быть не может. Башка у тебя кружится, все болит, не то что встать – на стул не сядешь, а если садишься все-таки, потом еще хреновее и по-любому на пол завалишься. А эти козлы снова приходят, и чего-то там спрашивают, и опять бьют, и не знаю, чего еще. Они хотели, чтоб я им сказал, кто еще был со мной в автобусе, и тому подобную фигню. Полные шизоиды. Ублюдки. Больные люди, чтоб мне сдохнуть, точно больные, крепко больные на голову. Дауны отсталые, точно говорю.

Муторнее всего, что на тебя заводят дело, и попадись ты им еще, можешь считать, что крупно облажался, потому что ты уже есть в их картотеке и уже навсегда подозрительный тип и преступник или кто там еще. И тогда уж огребешь по полной. Им на всё насрать, они только и умеют, что калечить. По почкам, скоты двуличные. Чтобы синяков не осталось и предок твой потом не мог увидеть, как они тебя отделали не по-детски, и хрен им что предъявишь, хрен докажешь, что они тебя, несовершеннолетнего, избили, хоть права не имеют. До балды им, на что они имеют право, а на что не имеют. Мочи! Нет здесь никаких законов. Насрать. Они тебя поймали – и весь разговор. Ты попал по-крупному. И на бурек у тебя нет. Молчи и терпи. И долбись в стену, и собирай нарисованные яблоки, мамашу вашу психопатскую, пошли бы вы в пичку!

Только самая большая жопа в конце. Сперва тебе дают в руки полотенце, и ты должен начисто вытереть свою блевотину, а потом тебе приносят бумагу и ручку.

– Подписывай, что мы тебя не били, и вали. Отец тебя снаружи ждет.

Как это вы меня не били, мать вашу мордоворотскую. Но здесь бесполезняк рыпаться, так как по-любому ясно, что, пока не подпишешь, тебя никуда не отпустят или вообще прикончат, как обезьяну в клетке.

– Ничего я не подпишу. Я не умею писать.

– Ты никак смелый у нас?

Теперь полетели удары дубинкой. Ублюдок чокнутый прижал меня к полу и так сильно сдавил руку выше локтя, что я думал, точняк рехнусь. Дико было больно.

– Мать вашу!..

Я не договорил: этот кретин мне так руку сдавил, что я мог только орать от боли. Когда он слегка ослабил, я только и смог, что разреветься. Меня как прорвало. В жизни еще не рыдал перед другими, а тут сорвался. Капец.

– Мать вашу… вы… ненормальные… больно…

Я что-то кричал и сопли размазывал, а они ржали как последние свиньи… психи.

– Хочешь еще или подпишешь? Или до сих пор смелый?

Опять прижал меня, козел, только теперь не так долго держал. Потом слез с меня. А у меня слезы ручьем текут, я их и вытирать перестал, швыркал носом, как сопляк в детском саду. А этот дебил мне опять ногой в живот.

– Ты встанешь или нет? Чего ревешь, молокосос хренов?

Ну, понятное дело, что все всё подписывают. Я еле ручку мог держать, меня всего трясло от боли и рыданий. А когда подписал, на стул свалился – так эта горилла из-под меня стул выдернула, и я как грохнусь на пол!

– Гуляй, сопляк! Папа тебя ждет перед участком.

Чтоб вам провалиться, твари!