Текст книги "Перст судьбы"

Автор книги: Глория Даймонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Чемодан был совершенно пуст – всю бессонную ночь она провела в размышлениях и так ничего и не упаковала. Что теперь делать? Опять бежать? Бегство от реальности никого еще не спасло, она знала это совершенно точно. Многие годы Лесли помогала отцу убегать от обступавших его со всех сторон проблем, но в конце концов это привело к тому, что она была вынуждена согласиться выйти замуж за циничного шантажиста.

И теперь – опять бежать? Нет! Ускользавшее всю ночь решение наконец пришло. Она любила Даниэля Винтера и не собиралась так легко сдаваться. Впервые Лесли позволила себе задуматься над худшим из возможных исходов. Предположим, что память к Даниэлю так и не вернется. Допустим, что он никогда не вспомнит, что случилось в ту ночь? Что делать ей тогда? Отступить?

Нет! Нет! И нет! Он уже полюбил ее однажды, и она сумеет заставить его полюбить ее вновь.

– Я займусь этим, – решительно сказала она в трубку. – Ни о чем не беспокойтесь. Я сама отвезу Даниэля.

8

Вначале Лесли ехала очень медленно, все время помня о своем молчаливом пассажире и стараясь, чтобы какой-нибудь резкий поворот не причинил ему излишних страданий. В конце концов это была та же дорога…

– Вообще-то я сделан не из стекла, – неожиданно произнес Даниэль. – Ты можешь ехать быстрее, чем пять миль в час, и не опасаться что-нибудь разбить.

Оглянувшись, она была удивлена: на губах Даниэля играла ироничная улыбка. Он впервые заговорил с ней, впервые улыбнулся после того, как…

– Извини, – сказала она и послушно нажала акселератор.

В первую минуту Лесли испугалась, что Даниэль вообще откажется ехать. Услышав о болезни Брайана, он пришел в неописуемое волнение и объявил, что отменяет встречу. Понадобилась вся ее вновь обретенная решимость, чтобы убедить его в том, что она тоже является служащей компании и должна отрабатывать свое жалованье.

Подумав немного, Даниэль сдался.

– Я собираюсь встретиться с мистером Келтоном, – с вызовом сообщил он, хотя имя это ничего Лесли не говорило. – Я не знаю, как долго это продлится. У него для меня важная информация.

– Хорошо, а я тем временем займусь бумагами мистера Хаггерти, – сказала Лесли, удивленная странной интонацией, звучавшей в его голосе, и вновь пожалела о том, что глаза Даниэля скрывают бинты. Очень трудно судить о настроении человека только по голосу и выражению лица.

Теперь, в машине, ободренная этой полуулыбкой, Лесли решила попытаться завести разговор. Но о чем? Какая тема была сейчас безопасной? О чем можно было говорить, не опасаясь стереть с его губ столь долгожданную улыбку?

– Как дела в тренажерном зале? – несмело спросила она наконец. Аннетт с явным неодобрением рассказала, что Даниэль провел там несколько утренних часов. Лесли не разделяла ее неудовольствия, считая стремление Даниэля к физической активности хорошим знаком.

– Ужасно. Отвратительно чувствовать, в какую развалину ты можешь превратиться всего за пару недель.

Развалину? Лесли снова оглянулась. Даниэль сидел, положив руки на спинку сиденья, под тонкой тканью рубашки угадывались мощные, рельефные мышцы его груди и рук. Конечно, он немного похудел, но вовсе не был похож на развалину. Что за ерунда!

У Лесли перехватило дыхание, когда она вспомнила, как прижималось к ней это великолепное, мускулистое тело. Было очень странно и приятно знать все эти маленькие интимные тайны любимого, мысленным взором проникать сквозь неприступный для других, созданный цивилизацией барьер: рубашка, брюки, нижнее белье… Она хорошо помнила, какой золотистой, теплой и нежной была его кожа.

А он и не подозревал, что ей это известно.

– Ты очень скоро вновь обретешь отличную форму, – заверила она Даниэля и тут же покраснела: он мог подумать, что она имеет в виду его память. – Я хочу сказать, что ты быстро окрепнешь, – добавила она торопливо.

– Опять кофейная гуща? – ухмыльнулся Даниэль, но на сей раз сарказма в его голосе почти не угадывалось. – Или ты всегда страдаешь избытком оптимизма?

– Ни то и ни другое, – осторожно возразила Лесли, полная решимости во что бы то ни стало воспрепятствовать превращению разговора в ссору. – Просто я очень в тебя верю.

Казалось, эти слова застали Даниэля врасплох. Улыбка исчезла с его губ, и, подавшись к ней всем телом, он с минуту напряженно молчал, как будто пытаясь обдумать, проанализировать ее неожиданный ответ. Затем, судя по всему, решив, что слова Лесли настолько не вписываются в разговор, что требуют отдельного осмысления, он вернулся к прерванной теме, словно пропустив сказанное ею мимо ушей.

– Я всегда безраздельно доверял своему телу, – задумчиво произнес он. – Пройти двадцать миль по джунглям, взбежать на тысячу ступеней к вершине храма майя – для меня это ничего не стоило. И держало в форме лучше всяких тренажеров.

– Могу себе представить, – ответила Лесли, обрадованная тем, что он затронул эту тему. Уж если Даниэль заговорил об археологии, дорога до города имела все шансы пройти без осложнений.

Она любила, когда он рассказывал о своей работе. Часто, когда Симон уезжал по своим делам, Даниэль с Мирандой приходили в ее кабинет, расположенный рядом со спальней девочки, и, пока Лесли заполняла ведомости или занималась еще какой-нибудь механической работой, все трое непринужденно болтали, обсуждая приключения Даниэля в экзотических странах.

Даниэль, похоже, тоже был рад смене темы. Лесли задала ему несколько вопросов о культуре майя, а он рассказал ей забавную историю о том, как некий обожающий розыгрыши профессор предложил студентам определить происхождение "археологической находки", в конце концов оказавшейся глиняной чернильницей, собственноручно изготовленной его сынишкой в качестве подарка отцу ко дню рождения.

Они не заметили, как подъехали к предместьям Сан-Франциско.

– Куда теперь? – снизив скорость, спросила Лесли. – Мы у северного въезда в город. Где находится контора мистера Келтона?

Однако Даниэль, казалось, не хотел говорить о мистере Келтоне.

– Это в деловой части города, – ответил он неопределенно. – Но встреча назначена на пять. Почему бы нам пока не пообедать? Я знаю один отличный китайский ресторанчик, неподалеку от пристани. С заливным мне сейчас, пожалуй, не справиться, а вот яичный рулет я смогу съесть вполне достойно.

– Но Даниэль… – Лесли замялась, не зная, как отговорить его от этой затеи. Ей было с ним сейчас так хорошо, что совершенно не хотелось никаких осложнений. А толчея в обычно переполненных китайских ресторанах вполне могла вывести Даниэля из равновесия. – До пристани так далеко. К тому же автомобильное движение там запрещено, и всегда полно народа.

– Ничего страшного. Возьмешь меня за руку и будешь следить, чтобы я не свалился в бухту, – весело ответил Даниэль. Затем, видимо угадав ее опасения, добавил более серьезным голосом: – Послушай, Лесли, мне необходимо оказаться среди людей, в толпе. Я чуть было не сошел с ума от тишины в больнице, а теперь – дома, где все ходят на цыпочках. Я хочу подышать свежим соленым воздухом, услышать смех и крики прохожих.

– Но твоя нога… Она же разболится после такой длинной прогулки!

– Это пойдет мне не пользу. Боль закаляет характер.

– Даниэль…

– Пошли, Лесли. Все будет хорошо. Или ты стыдишься меня? Обещаю – я постараюсь не проливать чай на одежду, кроме того, там, как правило, обедают одни туристы. Никто из знакомых не увидит тебя в компании жалкого слепого калеки.

– Даниэль! – Она с возмущением схватила его за руку. – Ты несешь чушь и понимаешь это!

– Понимаю. – Он дружески сжал ее руку и улыбнулся. И улыбка эта так была похожа на улыбку прежнего Даниэля, что у Лесли на глаза навернулись слезы. – Пошли. Мы оба много пережили за последние дни. И я понимаю, тебе было трудно со мной. Давай забудем об этом на пару часов. Кое-что из моей памяти, конечно, стерлось, но то, что вместе нам всегда было весело, я помню. Ведь правда?

Она кивнула, все еще не вполне веря его словам и голосу и тщетно пытаясь сдержать слезы.

Однако он не мог видеть ее кивка.

– Ведь правда? – повторил он, опять сжимая ее руку.

– Да, – с трудом выговорила Лесли. – Это правда.

Они сидели за столиком под открытым небом, нежась в лучах послеобеденного солнца. С океана дул легкий бриз. В небе, возбужденно перекликаясь, носились чайки, а в воде, играя и кувыркаясь на волнах, оглушительно ревели морские львы. Даниэль слушал всю эту какофонию, склонив голову набок и громко смеясь.

– Забавно, – сказал он. – Когда всего этого не видишь, возникает впечатление, будто находишься на всемирном конгрессе клоунов и все вокруг дудят в трубы, играют на гармошках и бьют в барабаны.

Лесли закрыла глаза, прислушалась и тоже расхохоталась. Он был прав. Раньше шум океана был для нее просто шумом, а рев морских львов казался ужасным, но отныне, заслышав его, она будет вспоминать о клоунах.

Лесли улыбалась и в то же время недоумевала, почему глаза все еще щиплет от слез? Возможно, потому, что в этом замечании о звуках моря был весь Даниэль. Он любил жизнь во всех ее проявлениях. Там, где другие не находили ничего достойного внимания, он умел разглядеть прекрасное, найти повод для смеха и веселой шутки. И в его обществе мир воспринимался таким, каким видел его он. Возможно, именно в этом и заключалась волшебная тайна Даниэля.

Подошла официантка, и Даниэль уверенно заказал два яичных рулета. Во всем его облике не было ничего, что давало бы повод для жалости. Более того, две женщины, сидевшие за соседним столиком, откровенно им любовались, с бесстыдством плотоядно рассматривали его: от искрившихся под лучами солнца белокурых волос до длинных мускулистых ног, вытянутых под столом.

Лесли внезапно почувствовала приступ негодования и, перехватив взгляд одной из них, демонстративно поправила прислоненный к столику костыль. Жест этот недвусмысленно говорил: и костыль этот, и мужчина, который им пользуется, – мои.

Но в следующее мгновение она со стыдом почувствовала себя ревнивой идиоткой. Что за примитивные инстинкты! Что странного в том, что на Даниэля заглядываются женщины? Он ведь никогда не принадлежал ей, а сейчас – меньше чем когда бы то ни было.

Она позволила обмануть себя, поддавшись атмосфере искусственной интимности, которая возникла, когда они, тесно прижавшись друг к другу, – она помогала Даниэлю пробираться через толпу, – медленно брели к ресторану. Оба молчали, и Лесли чувствовала, как ее тело сливается с телом Даниэля, в какое-то мгновение она даже перестала понимать, где кончается она и начинается он.

Прогулка, наверное, доставляла ему невыносимые страдания, но Лесли эгоистично мечтала о том, чтобы она никогда не кончалась и им не пришлось, отпрянув друг от друга, вновь превратиться в двух разных людей.

– Я думал, тебе больше нравятся цыплята, запеченные с орешками.

– Что? – не поняла углубившаяся в воспоминания Лесли. – Ах, да, конечно.

В прежние дни, заработавшись допоздна, она часто заказывала это китайское блюдо по телефону, и, когда заказ доставляли, Даниэль, имевший в таких случаях обыкновение сидеть на краешке ее рабочего стола, то и дело запускал в коробку руку, выуживая со дна последние, наиболее прожарившиеся и потому самые вкусные орешки. К самим цыплятам он был равнодушен.

Он запомнил это! Он определенно помнил все, что имело отношение к ней, не так ли? Каждую мелкую, незначительную подробность.

– Ты прав. Но сегодня мне почему-то захотелось яичного рулета, – соврала Лесли. На самом деле она его ненавидела, но не заказывать же то, чего не мог есть Даниэль!

– В этом не было необходимости, – словно прочитав ее мысли, заметил он и положил свою руку на стол между ними. – Но здешний рулет действительно очень неплох.

Глядя на его сильную загорелую руку, Лесли ощутила мучительное желание положить сверху свою ладонь. Возможно, подбадривала она себя, именно на это он и рассчитывал. Сейчас он был не в состоянии сам взять ее за руку, как делал раньше, и быть может, таким образом предоставлял инициативу ей?

Но рука Даниэля лежала ладонью вниз, а не вверх, что было бы более красноречиво. Что если она неправильно поняла его жест? Вдруг он отдернет руку? Страх заставил ее плотнее прижать ладони к коленям, а через минуту Даниэль без комментариев убрал руку со стола.

– А ведь, пожалуй, – сказал он с неожиданным сожалением, – сегодня именно жареные орешки были бы для меня наиболее приемлемым блюдом.

– И в самом деле, – подхватила Лесли, печально глядя на опустевшую скатерть. У нее было такое чувство, будто она только что упустила единственный, неповторимый шанс. Она была рада, что Даниэль не видит ее лица. – Я должна была сообразить раньше.

– Еще не поздно переменить заказ, – улыбнулся он. – Воспользуйся случаем: когда эту повязку снимут, все орешки достанутся мне.

Отвечая, Лесли приложила максимум усилий, чтобы ее голос звучал как можно жизнерадостнее:

– Держу пари – ты ждешь не дождешься этой минуты.

– Конечно. Уж каких только аргументов я ни приводил, чтобы убедить Флетчера снять ее раньше, но этот непрошибаемый старый упрямец твердит одно: "Даниэль, тебе следует запастись терпением". – Даниэль добродушно рассмеялся и, осторожно нащупав стакан, отпил глоток воды. – Он все еще считает меня двенадцатилетним мальчишкой, который для того, чтобы ему не запретили участвовать в бейсбольном матче, способен спрятать за щекой кубик льда, перед тем как ему померяют температуру. Лесли рассмеялась:

– Ты и правда так делал?

– Так мне, во всяком случае, рассказывают. Сам я запомнил только игру – до половины, а в себя пришел уже дома. С температурой тридцать восемь и девять. Но мы выиграли!

– Боже милостивый! – в ужасе покачала головой Лесли. – И у Миранды, похоже, тот же характер: всегда сражаться до конца.

Даниэль тепло улыбнулся:

– Да, мы все очень похожи. Симон всегда говорил… – Побледнев, он замолчал, не закончив фразы.

Лесли тоже молчала, не зная, что сказать. Точнее, она знала, что сказать ей нечего. Даниэль запретил ей говорить о Симоне.

– Извини, – сказал он после долгой паузы. – Я все еще никак не могу поверить.

– Я понимаю, – начала Лесли, но в этот момент появилась официантка с двумя чашками яичного супа, который, видимо, входил в состав заказа. В немом отчаянии она смотрела, как та ставит чашку перед ним, и спрашивала себя, следует ли ей дать знак, чтобы официантка их убрала. Даниэль не сможет справиться с супом!

Но было уже поздно.

– Пахнет просто восхитительно, – потянул носом Даниэль и широко улыбнулся. Официантка, к негодованию Лесли, тоже самодовольно улыбнулась, как будто принесла не банальнейший суп, а какую-нибудь пищу богов. Неужели она не понимала, как трудно ему будет его есть?

Однако, когда официантка удалилась и Даниэль все с той же широкой улыбкой повернулся к ней, настроение ее мгновенно улучшилось.

– Приступим! – сказал он весело. – Это следует есть горячим.

Лесли колебалась.

– Честно говоря, я не очень голодна, – сказала она, помешивая ложкой сгустки яичного белка.

– Неужели? А вот я голоден как волк.

Лесли опять, нахмурившись, взглянула на Даниэля. Как же он справится?

Он как будто угадал ее опасения.

– Тебе придется мне помочь.

– Как? – От неожиданности она чуть не уронила ложку в суп.

– А вот как.

Он протянул ладонь и на ощупь стал искать ее руку. Лесли смотрела, как ладонь подбирается все ближе, пока наконец не уловила исходящее от нее волшебное тепло. Но не сделала ни малейшего движения, чтобы помочь ему. Он найдет ее сам. Она это знала.

И он нашел. Вначале пальцы Даниэля прикоснулись к ее локтю, затем скользнули по коже вниз, медленно, изучающе, как будто он заново знакомился с ней этим новым, чисто тактильным способом. Наконец он полностью обвил ее руку своей.

– Вот так, – повторил он, и Лесли, повинуясь неуловимому движению его руки, зачерпнула ложку супа и все так же медленно поднесла к губам Даниэля. Он проглотил и улыбнулся еще шире: – Обожаю яичный суп!

Сердце Лесли бешено стучало. Кто знает, может, это и вправду была пища богов… А Даниэль уже направлял ее руку за новой порцией супа. Однако, когда их руки приблизились к чашке, Лесли вырвала свою с такой силой, что ложка откатилась по скатерти в сторону.

Не пытаясь отыскать ее и не переставая улыбаться, Даниэль чуть наклонил голову.

– И это все, Лесли? Я даже толком не распробовал.

– Я… – Теперь, когда их руки не соприкасались, сердце Лесли начало биться ровнее, и вместе с этим пришло чувство легкой неловкости. Строго говоря, ничего особенного не произошло, разве что в ее воспаленном воображении. Она просто помогала ему есть суп, как это делали Аннетт, Миранда или медсестра в больнице. И ничего больше. – Я думала, ты не очень любишь яичный суп, – еле слышно закончила она оборванную фразу. Воображение воображением, но Лесли знала точно: кормить его таким образом она совершенно не в состоянии.

– Не помню, чтобы я это утверждал. Возможно, я говорил, что он может мне повредить… Или, – голос его стал вкрадчивым, – что я не могу позволить себе есть его слишком часто. – Пальцы Даниэля скользили по ободку чашки, едва не окунаясь в жидкость. – Однако не думаю, что я мог сказать, будто не люблю его.

Лесли с сомнением смотрела на него. Может, он заигрывает с ней? Или это опять ее воспаленное воображение? Не зная, что и думать, она нахмурилась. Если бы можно было хоть на миг заглянуть в его глаза! Тогда многое стало бы ясно. Но белоснежная повязка на голове Даниэля не оставляла ни малейшей надежды докопаться до сути его на первый взгляд ничего не значащих слов.

– Возможно, – холодно ответила она наконец. Если Даниэль нарочно говорил двусмысленно, она была вправе ответить тем же. – Или ты просто забыл, любишь ты его или нет.

9

В офисе Тони Келтона явственно ощущался запах денег. Больших денег. Даниэлю не нужны были глаза, чтобы понять: своим внутренним убранством помещение ничуть не напоминает детективные агентства, которые можно видеть в старых гангстерских фильмах Хамфри Богарта. Чуть слышно работали кондиционеры, в прохладном воздухе стоял свежий аромат цветов, от удобного кресла, в котором он сидел, исходил приятный запах натуральной кожи.

Тем не менее, Даниэлю здесь отчаянно не нравилось. Ему даже не хотелось идти сюда. Ему хотелось остаться в ресторанчике с Лесли, и с ее помощью доесть яичный суп, который он, вообще говоря, терпеть не мог.

Это было странно, невероятно. Если бы Даниэлю сказали, что он когда-нибудь позволит себя кормить с ложечки, он бы только рассмеялся, – он бы скорее умер от голода. Но с Лесли все было иначе.

Взять хотя бы то, как она вела его вдоль пирса. Несмотря на царившую вокруг темноту, он чувствовал себя спокойно и уверенно. Ему было так хорошо, так приятно идти вперед, прижимая ее к себе.

С одной стороны, это можно было объяснить тем, что, зрячий или нет, он оставался мужчиной, а любому мужчине было бы приятно чувствовать рядом тело Лесли Стиворт. Но дело было не только в этом. Он доверял Лесли. Верил ей. Когда ему помогали медсестра, Брайан или даже Аннетт, он всегда пребывал в напряжении, не мог полностью положиться на них, подсознательно стараясь сам почувствовать, угадать окружающую обстановку.

С Лесли он чувствовал себя уверенно, совершенно не думал о бурлящей вокруг толпе, не обращал никакого внимания на мелькание неясных теней, просачивающихся сквозь повязку на глазах. Ей он верил как себе самому. И это было трудно объяснить. Почему интуитивно он так верил женщине, которую подозревал в самых подлых вещах? Женщине, которая, вполне возможно, послужила причиной гибели его брата. Которая, судя по всему, согласилась принять обручальное кольцо исключительно из-за размеров банковского счета Симона.

– Здравствуйте, мистер Винтер. – Елейный голос Келтона прозвучал над самым ухом, и Даниэль едва удержался, чтобы не отшатнуться. Вместо рукопожатия тот похлопал его по плечу, и Даниэль почувствовал благодарность, представив, как бы выглядел, пытаясь вслепую найти руку детектива. – Простите, что заставил вас ждать.

– Надеюсь, ваше сообщение не займет много времени. Лесли ждет, чтобы отвезти меня домой, а ее мне не хотелось бы заставлять ждать слишком долго.

– Да, я видел мисс Стиворт в коридоре, – сказал Келтон, и Даниэлю почудилось, будто детектив улыбается. – Красивая женщина, не так ли? Пожалуй, чересчур красивая, чтобы чувствовать себя спокойно, я часто говорил это вашему брату. Помните старую песню: "Если хотите жить спокойно, женитесь на уродине". – Келтон весело расхохотался, и смех этот не очень вписывался в утонченную атмосферу офиса. – Правда, если бы он последовал моему совету, я потерял бы кучу денег, которые он мне платил за услуги.

Даниэль обнаружил, что кулаки его судорожно сжаты, и с трудом заставил пальцы расслабиться. Боже, как Симон мог выносить эту жабу?

– Вы сказали, что у вас для меня важное сообщение.

– Совершенно верно.

И Даниэль с замиранием сердца услышал, как детектив зашелестел бумагами.

Разглагольствования Келтона усилили его опасения, что речь в отчете пойдет о Лесли. Он опять вспомнил чувства, которые испытывал, когда она вела его к ресторанчику, но вместе с тем сознавал, что уже не сможет отказаться выслушать то, что хотел сообщить Келтон. Он должен был узнать, что окажется истинным: его примитивные инстинкты, заставлявшие верить этой женщине, или его здравый смысл, разжигавший в нем сомнения.

– Итак, – Келтон наконец закончил перебирать бумаги, – вводную часть, я думаю, мы можем опустить, перейдем сразу к сути. – Он самодовольно хохотнул. – Как показало наше маленькое расследование, ваш мистер Хаггерти вовсе не такой уж образцово-показательный супруг и отец, как можно подумать, слушая рекламу продукции его фирмы.

– Хаггерти? – переспросил ошарашенный Даниэль.

– Да, конечно. Вы же слышали: "Продукты от Хаггерти – это находка для вашей семьи!" И так далее и тому подобное. Так вот, судя по всему, пятидесятитрехлетний мистер Хаггерти чрезвычайно интересуется двадцатилетними девушками. К сожалению, нам не удалось откопать ничего действительно грязного: никаких незаконнорожденных детей, криминальных абортов или покончивших жизнь самоубийством замужних женщин, тем не менее, кое-что из собранного вполне можно использовать.

– Использовать? – Даниэль ровным счетом ничего не понимал.

– Вне всяких сомнений. – Келтон, казалось, не уловил, что что-то пошло не так. – Вы можете ему заявить, что идете на риск, заключая договор с компанией, владелец которой может в любой момент оказаться в центре подобного рода скандала. Он, разумеется, поймет, что вы блефуете, но вместе с тем догадается, что вам известны его маленькие слабости. Это существенно облегчит ваши завтрашние переговоры.

В душе Даниэля закипало множество с трудом контролируемых эмоций: желание схватить Келтона за галстук и заткнуть ему глотку, отвращение от того, что Симон вступил в партнерские отношения с таким человеком, стыд за самого себя, за то, что приехал на эту встречу, но поверх всего – огромное облегчение от того, что предметом этого неприятного разговора оказалась не Лесли.

– Если хотите, я прочту вам весь отчет, но вот на этой странице изложено главное. – Судя по голосу, Келтон был чрезвычайно доволен проделанной работой. – Теперь вы понимаете, почему я считаю, что вам необходимо все это узнать именно сегодня?

– Нет! – с трудом сдерживая бешенство, воскликнул Даниэль. – В этом нет необходимости. Откровенно говоря, я не понимаю, что могло заставить моего брата поручить вам провести это расследование. Я хочу, чтобы вы сожгли отчет. И если существуют другие подобные отчеты – уничтожьте их тоже.

В офисе наступила недоуменная тишина. Затем Келтон откашлялся.

– Еще существуют? Да у вашего брата имелась подборка информации на каждого клиента. На каждого служащего компании, вплоть до привратника. Вероятно, проведя столько лет в джунглях, вы не знаете, что в наше время это обычная практика во многих компаниях.

– Меня это не касается. Это возмутительно. Сожгите их.

– Он также просил меня составить аналогичные отчеты о маленьких слабостях всех учителей в школе, где учится ваша сестра. – Голос Келтона теперь звучал холодно, из чего Даниэль заключил, что глубоко оскорбил детектива. – Каждого соседа в радиусе трех миль.

– Сожгите их тоже, черт подери!

– И о каждой девушке, с которой вы встречались после того, как вам исполнилось восемнадцать. Включая несравненную Лесли Стиворт.

Даниэль, едва справившись с подступившей к горлу волной тошноты, встал на ноги. Какой негодяй! О Боже, если бы он мог драться! Если бы только мог видеть, он бы раздавил это мерзкое насекомое!

– Сожгите их, – повторил он, затем ядовито добавил: – Впрочем, нет. Я вам не доверяю. Отдайте их мне, я уничтожу их сам.

Раздался звук отодвигаемого кресла, и Даниэль понял, что Келтон тоже встал.

– Простите, но я не уверен, что вправе сделать это, мистер Винтер. – Голос детектива опять был полон елея, но это не могло скрыть испытываемой им злобы. – Эти документы принадлежат вашему брату, и без официального разрешения я не могу передать их кому бы то ни было, даже вам.

Даниэль сжал спинку кресла с такой силой, что костяшки его пальцев побелели: пока Келтон не понял, как он относится к теме беседы, детектив с величайшей готовностью рад был поделиться грязными подробностями собранной им информации.

Спорить с ним не имело никакого смысла: этот человек был скользким, словно угорь, как по роду своей деятельности, так и по натуре, и любое его слово могло оказаться ложью.

– Хорошо, – холодно сказал он. – В таком случае позаботьтесь о том, чтобы эти отчеты не попались на глаза кому-нибудь еще.

– О, теперь я вижу, что вас заботит на самом деле, мистер Винтер. – Несмотря на профессионально-почтительную интонацию, Келтон явно над ним издевался. В глубине души Даниэль был рад, что их разделяют кресло и стол. – Но вам не о чем беспокоиться. Мы не обнаружили ничего компрометирующего в ваших отношениях с мисс Стиворт. Так, совместные прогулки при луне, пару раз вы вместе засиживались допоздна в офисе… Ну, и один или два почти невинных эпизода вроде якобы случайного падения в цветочную клумбу.

– Послушай, ты ублю…

– О, я не понимаю, что могло вас так смутить. – От заискивающего тона не осталось и следа. Келтон едва не смеялся ему в лицо. – Ваш брат не придавал значения таким пустякам. Его это даже забавляло. Он знал, что у вас нет ни единого шанса. Мисс Стиворт охотилась за более крупной добычей.

Кровавая пелена опустилась на глаза Даниэля, что было пострашнее самой непроглядной тьмы. Рука его судорожно нащупывала костыль. Вон отсюда, немедленно вон! Иначе он за себя не ручается – и, даже будучи слепым, убьет этого подонка.

– Мой адвокат позвонит вам завтра в одиннадцать, – сквозь зубы процедил он, отступая туда, где, по его расчетам, была дверь. – В ваших интересах, чтобы к полудню эти отчеты оказались на моем столе.

– Подожди. Давай пока не будем входить в дом.

Несмотря на ее робкие попытки заговорить, обратная дорога прошла в полном молчании, Даниэль напряженно думал о чем-то своем, и сейчас Лесли едва не вздрогнула, услышав его голос. Когда он, шатаясь, выбрался из кабинета Келтона, она бросилась навстречу, чтобы помочь, и ощутила, что его трясет. Лесли терялась в догадках, отчего Даниэль пришел в такое возбуждение. Приемная, где она дожидалась окончания визита, с умыслом или без оного, была начисто лишена каких-либо признаков, позволяющих судить, чем занимается хозяин офиса.

Лесли уже смирилась с тем, что остаток дня не сулил ей ничего хорошего, но неожиданное предложение Даниэля затеплило в ее сердце надежду. У нее перехватило дыхание, и, растерянная, она не сразу смогла ответить.

– Конечно. А что мы будем делать? – спросила она наконец.

– Не возражаешь, если мы посидим в парке? Недолго.

Возражать?!

– Прекрасная идея, – подхватила Лесли и взяла его под руку. Обойдя дом, они направились в сад, откуда открывался великолепный вид на залитую лунным светом бухту. – В такой вечер не грех погулять.

Здешние места Даниэль знал как свои пять пальцев. Шаги его стали увереннее, и Лесли уже не приходилось поддерживать его за локоть. Вскоре они подошли к стоящей у самого обрыва скамейке.

– Судя по запахам, вечер действительно прекрасный, – заметил Даниэль, усаживаясь и пристраивая рядом костыль. – Садись ближе, Лесли, и расскажи мне, что происходит вокруг.

Присев, она огляделась.

– Небо совершенно чистое и черное, как бархат. Лунная дорожка на воде и миллионы ярких звезд. Кажется, они так близко, что можно дотронуться рукой.

Даниэль издал довольный звук, похожий на мурлыканье.

– Знаешь, – сказал он, – в джунглях никогда не увидишь такого неба. Деревья слишком высокие, а их ветви вверху густо переплетены. Ощущение такое, словно тебя посадили в темный влажный кокон. Но там по-своему красиво.

– Наверное, – задумчиво сказала Лесли, пытаясь представить себе мир, где нельзя увидеть звезд.

Некоторое время они молчали. Даниэль, запрокинув голову, подставил лицо звездам, как будто хотел кожей ощутить их призрачный свет.

– Завтра Флетчер снимет повязку, – негромко проговорил он через несколько минут. – Давай опять придем сюда вечером и вместе полюбуемся на звезды.

Ошеломленная, Лесли безмолвно уставилась на него. Язык отчего-то опять перестал ей повиноваться.

– Лесли? – Не дождавшись ответа, Даниэль осторожно протянул к ней руку, и пальцы его коснулись ее длинных, разметавшихся по плечам волос. – У тебя очень красивые волосы, – сказал он, опять меняя тему разговора. – Темные… как кофе. На солнце они кажутся чуть светлее, но мокрые становятся совершенно черными. А сейчас… – Он взял прядь волос в ладонь и приблизил к своему лицу. – Сейчас, при свете звезд они, должно быть, выглядят как полированное красное дерево.

"Кофе", "красное дерево" – не самые поэтичные сравнения в мире, но в устах Даниэля они звучали как стихи, и Лесли почувствовала, как тело ее охватывает дрожь.

– Твоя память льстит мне. – От волнения голос ее слегка вибрировал – так под легким бризом поверхность воды затягивается рябью. – На самом деле у них коричневый, какой-то мышиный оттенок.

– Нет, нет, – покачал головой Даниэль. – Я хорошо помню, как ты прекрасна. Я даже помню… – Он поднес ее волосы к губам и вдохнул их запах. – Еще до того, как коснуться их, я знал, какие они мягкие и шелковистые. Странно, я могу почему-то точно представить, как тяжелой горячей волной они рассыпаются по моей обнаженной груди.

Он знал! Сердце ее замерло, она почти не дышала. Конечно, он знал. К нему возвращалась память. Медленно и неосязаемо, словно кружившаяся над ними звездная пыль.

– С самого первого дня я постоянно думал о том, как ты прекрасна. Я… – Он запнулся и глубоко вдохнул. – Я мечтал о тебе. Разумеется, я не имел на это права, но ничего не мог с собой поделать.