Текст книги "Тайный голос"

Автор книги: Глория Беннетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Сукин сын! Сам приставал ко мне! Я же его только высмеяла. Вот уж не думала, что он такой наблюдательный… и болтливый. Модесте все-таки удалось это! Снимаю шляпу перед такими женщинами. Правда, насчет Уайна я бы не строила иллюзий. Думаю, он уже не выкарабкается.

– Неужели Энн тебя ни разу не встречала на этих тусовках?

– Мы ходим в разные места. К тому же она рассеянна, как все творческие натуры. Она меня уже встречала в Нью-Йорке. А я себя не узнала в дешевом прикиде и рыжем парике. А теперь скажи: почему ты меня не хочешь? Скоро я буду свободна. Да я и сейчас фактически свободна. Мы могли бы уехать куда-нибудь…

– Если бы мы раньше встретились. И при других обстоятельствах. Я, кстати, собрался жениться. А ты еще такая молода. У тебя есть шанс что-то изменить. Может быть, тебе помириться с Энн? Она тепло о тебе вспоминала. О Джоан-Пегги. Говорила: «девочка запуталась»…

– Не сейчас. Я не готова к таким отношениям. Пускай лучше пришлет мне бумагу про эти два миллиона. Понятия не имею, куда мать их дела. Она живет довольно скромно, хотя и в Калифорнии. Но это уже моя забота… Что ж, прощай, мой мачо. Кстати, на ком ты женишься?

– Пришлю тебе приглашение на свадьбу, тогда узнаешь.

– Лучше не надо. Все равно не приду.

Улисс вернулся в Мак-Лейн поздно ночью. Но Кевина дома не оказалось. Наверное, был в усадьбе. Телефон сына не отвечал. Улисс вышел на двор. Прошелся по дорожке до стеклянной беседки. Увидел две фигурки. В одной он узнал сына. Другая была женская. Молодые люди целовались. Улисс вздохнул и повернул обратно.

Кевин пришел через час. Улисс сидел в кресле и разбирал почту.

– А… ты уже дома? Давно приехал?

– Как твой спектакль? Продвигается?

– Тебе интересно? Роль почти готова.

– А я вот что подумал, сынок. Раз ты хочешь быть актером, то посоветуйся с Энн. Она сейчас в Голливуде. Ей лучше знать эту кухню.

– Так ты не против?

– Я уважаю твой выбор. Правда, нам придется съехать. Найду другую работу.

– Опять? Я не хочу уходить из школы.

– Постараюсь устроиться поблизости. Не переживай.

Утром Улисс решил пробежаться. Он бодро затрусил по тропинке за воротами усадьбы. Но через несколько минут услышал, что его кто-то догоняет. Это был Чарли. Он, оказывается, тоже решил побегать с утра пораньше. Они поравнялись и перешли на шаг.

– Привет, полковник. Мама звонила из Голливуда. Очень веселая и… тревожная. Она почему-то надеялась, что вы раньше вернетесь. Это не мое дело, я просто передаю вам ее слова.

Улисс начал рассказывать Чарли все нью-йоркские новости. Тот от изумления только свистел, но, узнав о баронессе, захохотал.

– Никак не ожидал такого поворота событий. Вы молодец, Улисс. Ничего, что так называю вас? Ну а Нобелевская премия… Ее могут еще и не присудить. Там несколько соискателей. Многие знали, что с Монроем что-то не так. А кому нужны скандалы?

– Думаешь, кто-то намекнет кому-то – и все?

– Так все и делается. Мама зря переживает. Хотя деньги бы она все равно получила. Я только радовался бы на ее месте. Не знаю, хочется ли вам знать мое мнение, но, по-моему, вы нужны ей. И я был бы рад, что рядом с ней такой мужчина, как вы.

– А рада ли она меня видеть рядом?

– Это вы сами разбирайтесь. За вас никто не решит.

После завтрака Улисс позвонил Джону. Они договорились о встрече в Вашигтоне, недалеко от Белого дома. Друзья не виделись целую вечность, и им было о чем поговорить.

Джон почти не изменился. Улыбчивый, голубоглазый, со знакомыми ямочками на щеках. Но, приглядевшись, Улисс нашел, Джона более серьезным и чуть солиднее. На Джоне безукоризненно сидел отлично сшитый костюм. И вообще, весь его вид вселял уверенность, что все идет отлично и у него и у всех, кто будет рядом с ним.

Когда Улисс начал рассказывать, почему он ушел из армии, Джон перебил его:

– Я все знаю. Я наводил справки. Кстати, это были вовсе не балующиеся дети. Все эти мальчики были из «Аль-Каиды». Так что тебе медаль надо было давать, а не подписывать приказ об отставке. Я не звонил тебе, потому что… знаешь, я не умею говорить слова соболезнования. Хотел дать тебе время. Мужчина должен сам выруливать свою ситуацию. Я рад, что ты сам мне по звонил. И какие теперь у тебя планы? Что ты хочешь?

– Я бы хотел преподавать в военной школе. Или… я знаю, есть одна разведшкола тут поблизости.

– Мой бог, все это знают, хотя все засекречено. Скоро остановка автобуса будет называться: «Секретный объект: разведшкола». Как в анекдоте. Ладно, у меня есть другое предложение. Ты не хотел бы работать у меня? Пока под моим началом, а потом тебе выделят отдельный участок работы…

– С тобой работать? Да об этом можно только мечтать. Что за работа?

– Понимаешь, есть опасения, что скоро развяжется настоящая война.

– С кем? В России перестройка, коммунисты теперь не у власти. Возможно, я отошел от политики, но…

– Это не страна. Это организация. Или даже несколько организаций, представляющих опасность для цивилизованного человечества. Я имею в виду терроризм. Наш отдел расширяется. И нужны люди подготовленные. Практики, а не теоретики. Тем более что и тех и других пока мало. Ты согласен?

– Я понял, куда ты меня зовешь. Конечно, согласен. Не знаю, правда, как моя женщина к этому отнесется. Она ведь левых взглядов.

– Вот как пол-Нью-Йорка взорвут, так сразу поменяет взгляды. Дело серьезное. Значит, по рукам. Завтра я тебя жду.

Энн прошла в первый класс авиалайнера и с удовольствием опустилась в удобное широкое кресло. А если бы Улисс узнал, что я летаю только первым классом, он меня бы опять осудил. Но что делать? Если ты уже втянулся в комфорт, то отказаться от этого невозможно. Если только заставят. Она достала свой дневник-органайзер и стала его пролистывать. Интересно, сколько дней мне придется провести в Калифорнии? Если честно, все равно, как они будут снимать. Можно из хорошего романа сделать плохой фильм и наоборот. И даже из хорошего сценария сделать дерьмо. Так что все в руках божьих, то есть в режиссерских. Пускай заплатят мне за сюжет – и дело с концом. В конце концов, это не «Унесенные ветром» и не «Доктор Живаго».

Самолет стал набирать высоту. Энн любила летать. И как бывшая гонщица, никогда не испытывала никаких проблем с вестибулярным аппаратом. Время, проведенное в самолете, она всегда считала лучшим временем в жизни. Никуда не надо спешить, ничего нельзя изменить. Можно только отдыхать, думать, пить вино и набирать силы для очередного продолжения жизненной гонки с препятствиями. Мимо несколько раз проходил какой-то мужчина и каждый раз внимательно смотрел на нее. Привыкшая к вниманию поклонников, вернее поклонниц, Энн ничему не удивилась. Она подняла голову и приветливо улыбнулась на его вопросительный взгляд. Наконец мужчина не выдержал:

– Энн, это ты? Я не ошибся?

– Да, меня зовут Энн. А, простите, вас как?

– Ты не узнаешь меня? Я же Боб. Боб Морган. Твой муж и отец нашего… Чарли.

– О боже! Вот так встреча! Присядь, тут все равно пустой салон. Несколько минут роли не играют!

Действительно, это был Боб. Она стала узнавать его. Он постарел, но не слишком. Скорее повзрослел. Стал солиднее. И, судя по приличному костюму, пить давно бросил. Энн даже не знала, что сказать ему. Они разведись заочно. Боб тогда был безработный, сидел на пособии, и об алиментах на жену и ребенка речи быть не могло. Энн боялась, как бы ей не пришлось ему платить, поэтому не очень-то его привлекала к родительским обязанностям. А он и не очень-то рвался к сыну. Потом он позвонил сообщить, что уезжает в Южную Америку. Потом совсем исчез. Энн грешным делом думала, что он там окончательно спился, умер в канаве и похоронен в братской могиле. Или его съели крокодилы. Глядя на довольно-таки привлекательное и совершенно не изможденное лицо бывшею мужа, она так и сказала:

– Я думала, тебя съели крокодилы.

Боб засмеялся.

– Ты все такая же добрая, как раньше. Я ловил крокодилов, делал из них сумочки. Незаконно, разумеется. Стал пить вместо виски текилу. Но потом у меня открылась язва желудка, я чуть не умер и, оклемавшись, перешел на минеральную воду. И пью ее до сих пор. Высвободилась куча свободного времени. Я поступил на компьютерные курсы, потом на работу. Потом открыл свою контору. Теперь я живу в Калифорнии, в Маунтин-Вью. Знаешь, я много раз хотел тебя найти и сказать спасибо. Ты правильно сделала, что меня бросила. Иначе я бы так и висел у тебя на шее.

– А тебе не хотелось меня найти, чтобы послать сыну небольшую сумму на учебу? А без «спасибо» я бы как-нибудь прожила.

– Ты совершенно не изменилась. Всегда все испортишь. Кажется, ты не бедствуешь, если летаешь первым классом? Я-то себе этого позволить не могу. Не выше бизнес-класса, если платит фирма. А так обычным, эконом. Знаешь, очень сложно звонить после стольких лет, Да и найти тебя трудно было.

– Я не меняла имя и фамилию. Энн Морган и Чарлз Морган. Простые имена.

– А знаешь, сколько людей носят такие имена? Тысячи! Ладно, признаю свою ошибку и готов искупить. Могу прямо сейчас выписать чек. Как ты думаешь, какой сумме Чарли обрадуется? Что он любит? Бейсбол, велосипед, спортивную машину?

– В настоящее время он любит девушку и собирается на ней жениться. Так что у тебя есть шанс сделать ему хороший свадебный подарок.

– Подожди, он же совсем мальчик. Сколько ему?

– Милый, ему уже двадцать один год, рост почти шесть футов, плечи косая сажень, а одно место еле вмещается в штаны.

– Этим он в меня. Ты ведь помнишь?

– Боб, прошло почти двадцать лет. Успокойся.

– Все ясно. Богатый муж, молодой любовник. Хорошо устроилась? Ты обалденно выглядишь, крошка. И совсем не изменилась.

– Мужа нет. Молодого любовника – тоже. За комплимент мерси.

– А откуда бабки? Открыла подпольный бордель?

– Если ты сбываешь наркотики, то я, должно быть, работаю стриптизершей. Нет, все гораздо проще. Я писательница. И мой псевдоним Ханна Дарси. Слышал?

– Если честно, то нет. Хотя Дарси… Что-то знакомое. Вспомнил, наш парикмахер! Ты что с ним спала?

– Боб, ты тоже ничуть не изменился. Хорошо, такого писателя, как Стив Монрой, ты знаешь?

– Мне стыдно признаться, но я мало читаю в последнее время. Все как-то некогда. И что он написал?

– Неважно. А роман «Доктор Живаго» ты читал? Или «Тропик рака» Миллера?

– Что-то знакомое. Кажется кино такое было, там еще этот играл… Омар Шариф. Я его, правда, до конца не досмотрел. Заснул. Поздно показывали.

– Ну а хоть «Унесенные ветром» ты прочел или «Оливера Твиста»?

– Что ты пристала ко мне? Лучше спроси, женат я или нет, есть ли у меня дети.

– Спросила. И даже наверняка знаю. Ты женат. Твоя жена моложе тебя на пять тире восемь лет. У вас двое детей. Мальчик и девочка. Девочку зовут Мойра, а мальчика… наверное, Скотт. Что, угадала?

– Черт! Ты ведьма! Жена правда моложе меня на семь лет. Но откуда ты узнала имена детей?

– Мойрой звали твою любимую мамочку, и ты хотел так назвать Чарли, если бы он родился девочкой. А имя Скотт, по данным статистики, последние десять лет самое употребляемое. Я ведь тоже даю имена своим героям.

Боб с изумлением и восхищением смотрел на Энн. К ним уже несколько раз подходила стюардесса и, мило улыбаясь, просила Боба пройти на его место. Энн кивала ей и говорила:

– Сейчас-сейчас… – Если честно, она уже сама не знала, как избавиться от бывшего мужа. Она уже написала ему телефон Чарли и его компьютерный адрес, подарила свою книгу.

Ту самую, по которой будут снимать фильм. Она везла с собой экземпляр пролистать в самолете. Теперь придется покупать в каком-нибудь книжном магазине.

Наконец Боб, повернувшись к ней, взял ее за руку и заговорщицки зашептал:

– Энни, я словно вернулся на двадцать лет назад. Давай вспомним молодость. Нам ведь было хорошо тогда? Пошли в туалет. Я так хочу тебя. Я ведь не хотел разводиться, это ты ушла. Знаешь, как я переживал, чуть не умер.

– Ты что, сдурел? А как же молодая жена, крошки Мойра и Скотт? Иди на свое место и остынь! На свадьбу к Чарли приедешь с женой, понял?! Что было, то прошло. Прошлого не вернешь.

Боб вздохнул и нехотя поднялся с кресла. Стюардесса мягко, но настойчиво выпроводила его из салона.

– Буду вам очень признательна, если этот джентльмен меня больше не будет беспокоить, – сказала Энн девушке, когда она вернулась.

– Поняла, мадам. Можете не сомневаться.

Оставшись одна, Энн дочитала последний номер «Нью-Йоркера», купленный по дороге, и стала размышлять о странных явлениях жизни. Правильно я сказала Улиссу: жизнь непредсказуема. Если бы вставила эту сцену в роман, мне бы никто не поверил. Критики написали бы: «Надуманный сюжетный ход». А в жизни еще не такое бывает. Надо же, не виделись двадцать лет. И вот, оказались в одном самолете! Нет, хорошо, что я от него ушла! Он такой… никакой. Я переживаю из-за романа, премии. А тысячи американцев даже не узнают об этом, потому что никогда не читали этих книг. Не говоря уж об Африке, Латинской Америке и Новой Зеландии. А в Европе этим заинтересуется только русский профессор Федор Богомолофф и профессор Сорбонны Зигмунд Шульц. Как смешно все это! Да еще в Фелтон-колледже проведут научную конференцию. Вот и все. Если Улисс сделает мне предложение, я соглашусь. Кажется, я уже созрела для замужества. Поеду к Модесте брать у нее уроки домоводства. Она, кстати, может открыть курсы для молодых жен. Надо ей подсказать.

Размышляя таким образом, Энн заснула и спала до самого Лос-Анджелеса.

В аэропорту ее встречала Эстер, ее литературный агент. Высокая худая прокуренная дама неуловимого возраста, она была очень энергична и невероятно стильна. Красавицей назвать ее было нельзя, но в ней была какая-то необъяснимая сексуальность и от мужчин не было отбоя. Она несколько раз выходила замуж, дружила со всеми своими мужьями и их новыми женами, все ее бывшие любовники всегда с радостью оказывали ей деловые услуги, а ее последний муж был моложе ее не то на десять, не то на пятнадцать лет. Но при этом она еще умудрялась ему время от времени наставлять рога, считая это совершенно естественным и не делая из этого тайны. Энн ее обожала. Хотя бы за то, что Эстер была профессионал высшей пробы, умела выбивать деньги из всего и могла раскрутить любого начинающего автора. Еще она обладала хорошим вкусом и хорошо знала юридические тонкости, касающиеся авторских прав. Эстер тоже по-своему любила Энн. Когда случайно оказалось, что у них было два общих любовника в разное время, это их еще больше сблизило. Но Энн всегда признавала, что до Эстер ей далеко. Эстер великолепно строила отношения с мужчинами. И даже расставаясь, они оставались друзьями. Чего нельзя было сказать о романах Энн.

Увидев Энн, Эстер быстро подошла к ней и своим низким прокуренным, но очень сексуальным голосом тут же выложила суть договора и все преимущества Энн в случае принятия одного или другого пункта.

– Послушай, мне все равно! Мне срочно нужно обратно! Неужели ты не могла все сделать без меня. Я бы тебя отблагодарила!

– Не будь идиоткой! Если ты станешь соавтором сценария, а для этого нужно только кивать, когда пять красивых мальчиков будут читать тебе вслух придуманные ими диалоги, ты получишь на несколько миллионов долларов больше. Плюс еще проценты с оборота.

– А если фильм провалится, то я еще буду всем должна! Нет, я продаю сюжет – и гуд бай!

– В конце концов, это и мои деньги тоже. Слушай, ну что ты валяешь дурака? Когда играет Джулия Робертс, кассовые сборы обеспечены. Отличный молодой режиссер, очень модный! Фильм обречен на успех!

– Я подумаю.

– Думай быстрее. Сегодня после обеда мы подписываем контракт.

– Но сценарий уже написан?

– Скажешь, что хочешь его посмотреть и скорректировать. Они тебе не откажут. Ты же знаменитость!

– Не верю! Я сейчас случайно летела в самолете со своим бывшим мужем. Он даже моего литературного имени не слышал. И таких тысячи!

– Тебе всегда везет на такие встречи! Лучше бы ты летела с Копполой. Говорят, у тебя новый хахаль? Ты была с ним у Изи на пати? Это серьезно или так, временный перепихон?

– Откуда тебе известно? Ты же здесь две недели!

– Существует мобильная связь! И просто связь. Мой муж осатанел и прилетел ко мне под утро. Хорошо, что я спала одна. Мало того что он набросился на меня, словно только что вышел из тюрьмы… Я еле встала сегодня. Как будто ему в Нью-Йорке спать не с кем. Но он еще отбарабанил мне все новости, начиная от капитолийских и кончая кухней нашей соседки по этажу. Я подозреваю, что его, кроме меня, никто уже не выносит и ему не с кем поговорить. Ну и что за мужик, расскажи.

Обычно Энн с удовольствием делилась своими историями, но тут почему-то ей не захотелось ничего говорить. Она знала, что, несмотря на пренебрежительный тон и легкие загулы, Эстер обожала своего мужа Сола, холеного красавца еврейского типа, талантливого театрального критика, сплетника и ехидного остроумца. Наверное, именно его Улисс принял за Лори и заревновал. Вот уж совершенно беспочвенно! Энн никогда не нравились сахарные красавчики, к тому же при одной мысли оказаться соперницей Эстер ей уже становилось не по себе.

– Потом расскажу. Только начало. Пока все хорошо.

– Ты влюбилась в него? Ну он хоть стоящий в койке? И не альфонс, я надеюсь?

– Пока все хорошо. Боюсь сглазить.

– Боишься сглазить, а потащила к Кацу. Теперь его знает весь Нью-Йорк. Дурища! Пока мы с Соликом встречались, я держала все в секрете до самой свадьбы. Все узнали, когда получили приглашения на бракосочетание, начиная с раввина, который нас женил. Это такое дело. Лучше не рисковать!

– Я не знала этого. Ты для меня открываешься с новой стороны.

– Я много болтаю, но не забалтываюсь. Если тебе нужен этот мужик, то вцепляйся мертвой хваткой. Всех подружек по заднице мешалкой, всех родственников в жопу загнать и затычкой закрыть, чтобы ни одна сволочь не пикнула и не сунула свой вонючий нос в вашу жизнь. Стоять насмерть. Никому не показывай, никому не рассказывай. Мне – можно. Я замужем, всем довольна, и в моих интересах избавляться от одиноких подружек путем их удачного пристройства в хорошие руки.

Энн засмеялась. Эстер просто неподражаема. Но самое интересное, ужинать она с мужем ее одну не пригласит, только если у Энн будет спутник. Что ж, придется иди ужинать одной или срочно искать партнера на вечер.

Встреча с режиссером нового фильма прошла очень успешно. Кристофер Мегарджи был очаровательный молодой человек, снявший уже несколько успешных блокбастеров. Теперь он решил сделать красивую романтическую комедию, собрав букет из звезд большой и малой величины. Увидев Энн, он просиял и бросился целовать ей руки. Но потом испуганно отпрянул и с деланным ужасом спросил:

– Я не посягнул на святое? Может быть, вам требуется жесткое мужское пожатие?

– Кто вас так напугал? Я готова и на пожатие, и на братский поцелуй, на все, кроме роз на свою раннюю могилу. Я без ума от вашего последнего фильма. Особенно сцена поединка. Так красиво и так символично отработан каждый жест! Вы умеете выбивать слезы из всего, к чему прикасаетесь.

– Спасибо, но теперь мне бы хотелось потренироваться на смехе. У вас очень остроумный текст. Если бы вы добавили еще парочку диалогов, то мы бы вписали вас в авторы сценария.

Эстер незаметно толкнула Энн рукой в бок. Но Энн и сама уже была не прочь поработать с талантливым режиссером. Он просто завораживал своим бархатным обаянием. Бархат, наброшенный на железную палицу, подумала Энн. Он раздавит каждого, кто встанет на его пути. Но сладко умереть от руки такого прекрасного палача. Энн согласилась поработать над сценарием, на это ей отводились сутки.

– Вот здесь надо бы дополнить, и здесь, и здесь. Вы поймете. Я написал номера страниц. Если буду нужен, меня везде можно найти. Везде!

Я вездесущ! Каждая собака на студии вас ко мне отведет! Но я не обещаю, что все дописанное вами будет снято. И если можно, в первую очередь сцены с Джулией. Она ограничена во времени. Только пять дней. Мы должны успеть. Послезавтра она прилетает. Завтра начинаем снимать. Ну, понимаете. Вечером поужинаем вместе?

Энн оглянулась на Эстер. Та удовлетворенно кивнула. Решено было в девять вечера встретиться возле какого-то элитного клуба, под странным названием «Пальцы», куда пускали только по особым пропускам. Энн взяла сценарий и поехала с Эстер в отель. Эстер уже зарезервировала ей номер, роскошный даже на привередливый вкус Энн, и безумно дорогой.

– Все оплачено, – шепнула ей Эстер, когда они стояли возле портье. – Пользуйся. Кажется, он положил на тебя глаз.

– Зачем ему это? Он и так все имеет. И получше меня есть девушки.

– Никогда не спрашивай, зачем это кому-то. Спрашивай, зачем это тебе. Хочешь с ним переспать, бери! Не хочешь – пошел вон, дурак! Чего тут размышлять. Спрашивать надо только у своей левой ноги, а не у мамы, подруги или Бога. Богу есть дело до твоих гениталий? Ему что, делать больше нечего в бесконечной Вселенной? А остальные просто давятся от зависти и правды не скажут. Все. Я сказала свое мнение. Можешь его принять к сведению. Встречаемся без четверти девять внизу. Чао!

Энн вошла в номер. Да, в Калифорнии умеют наслаждаться жизнью. Это не комната, а просто один из залов Национальной художественной галереи. Если бы еще найти здесь письменный стол. За какой пальмой он спрятался? Но оказалось, что здесь предусмотрен кабинет, где был не только стол, но и компьютер с Интернетом, принтер, факс и ксерокс. Энн позвонила домой, поговорила с Чарли. Выяснила, что Улисс еще не появлялся.

Ну что ж, мы свободные люди в свободной стране. А она сегодня ужинает с блестящим молодым человеком. Если Улисс возревновал, увидев мужа Эстер, то, встретив Кристофера, он бы сразу застрелил ее.

Она не стала листать рукопись сценария, сразу вставила диск в компьютер и начала пробегать глазами текст на экране. Работа захватила ее. Ей стал понятен замысел режиссера. Кроме того, она была потрясена, как удивительно он понял суть ее романа. Это был не коммерческий дамский любовный роман, а ее ранняя ироническая проза с лихо закрученным сюжетом и колоритными героями. Разумеется, в главной героине она, слегка приукрасив, изобразила себя, ту давнишнюю, молодую и задорную. Пробелы, сделанные режиссером, были именно там, где она сама хотела дописать, но не сделала этого, боясь перегрузить роман диалогами, которые как готовый попкорн вылетали у нее из головы. Искрометные шутки, парадоксы, игра слов – все это давалось ей легко. Она быстро сочиняла реплики, добавляя в них остроты и современности. Неожиданно Энн взглянула на часы в компьютере и ужаснулась. Было уже пятнадцать минут девятого. А она сидела не вставая, даже не приняв душ после полета и не разобрав чемоданы. Зато сделать осталось какие-то несколько страниц. Она позвонила Эстер и сказала, чтобы они шли без нее, а она подойдет прямо в клуб, потому что у нее забил фонтан вдохновения и скоро она все доделает до конца.

– Зачем ты гонишь? Моцартов травят, учти!

– А ну тебя…

Энн работала еще полчаса. Все было готово. Надо бы еще пробежаться глазами и слегка зачистить. Но уже не было сил. Она поставила текст на распечатку и побежала в душ. Энн так обалдела от работы, что выбор платья, всегда игравший для нее большую роль, совершенно ее не волновал. Она вытащила черное платье, очень похожее на комбинацию, какую носила ее мама, накрутила нитки любимого жемчуга, потом накинула на плечи золотисто-оранжевый палантин из тяжелого шелка – в Калифорнии всегда очень прохладные ночи. Когда-то она хотела назвать один из своих романов «В Калифорнии прохладные ночи», но так и не назвала. Даже не написала. Оказалось, что черные туфли она не взяла. Зато в чемодане оказались почему-то мягкие замшевые сапожки. Тогда Энн решила не надевать чулок, а натянула сапожки прямо на голые ноги. Зато в сапоге отыскался очаровательный замшевый ридикюльчик. Энн побросала туда пудреницу, помаду, кошелек с правами и прочими карточками и с какой-то мелочью наличными – долларов сто, не больше. Рукопись, сложенная трубочкой, тоже туда вошла. Просто знаменитая сумка Мэри Поппинс, и только! Душистый носовой платок, маленький тюбик дезодоранта, пробный флакончик духов и любимый маленький швейцарский перочинный ножик с двумя острейшими лезвиями, ножницами, пилочкой, пинцетом и зубочисткой, с которым она никогда не расставалась. Сумочка заметно округлилась, словно ее кто-то обрюхатил. Теперь нужно сделать лицо перед выходом. Энн быстро, почти автоматическими движениями нанесла нежнейший тон, два прикосновения румянами, легкий взмах возле ресниц, карандаш под глазами, над глазами и на крыльях носа, тщательная обводка контура губ и наконец, самое ответственное – губная помада и блеск. Глаза у Энн были и так прекрасны, она это знала, а вот губы – всегда очень бледные, с самого детства, – нуждались в тщательном макияже. Быстро проведя по лицу салфеткой, чтобы снять лишнюю краску, Энн взглянула в зеркало и осталась собой довольна. Она распустила свои пышные волосы и приподняла с боков, закрепив на затылке золотой заколкой, сделанной по ее заказу знакомым ювелиром. У нее были две такие заколки – золотая и серебряная. И она носила их по очереди.

Леди Годива! – удовлетворенно подумала Энн. Просто настоящая леди Годива!

Она вышла из отеля и подняла руку, чуть присвистнув. Тут же остановилось желтое такси. Энн назвала место. Шофер поехал, но поинтересовался, убеждена ли мисс, что она туда попадет. Энн заверила его, что там уже все схвачено и ее ждут не дождутся.

У входа в клуб стояла длинная очередь довольно респектабельных людей, а вовсе не диких подростков и панкующей молодежи. Энн уверенно протиснулась вперед и назвала имя режиссера. Черный богатырь, одетый в токсидо пробежал глазами список и удовлетворенно кивнул. Перед Энн распахнулись темные двери. В зале был полумрак и звучала тихая музыка, какие-то странные двуглавые существа плавно качались и скользили по залу. Потом в глаза ударил резкий свет и резкие ритмы – это был другой зал, но через него она почти пробежала, ведомая под руку провожатым. Наконец она оказалась в каком-то оазисе с журчащей водой и плавающими кувшинками под ногами. Еще через мгновение она стала различать в полутьме низкие столики. Один из них стоял особняком посредине пруда. Висящий над ним фонарик слабо освещал лица сидящих. Энн узнала Эстер и ее мужа. Кристофер встал и принял Энн из рук провожатого. Он бережно полуобнял ее за талию и провел за столик.

– Всем привет! – сказала Энн.

– Мы думали, что не дождемся, – ответила Эстер. Судя по голосу, она уже пропустила не один коктейль и была настроена мечтательно.

– Как творческие успехи? – спросил Сол. Он чувствовал себя здесь очень комфортно. И даже непривычная темнота его только восхищала и настраивала на нужную волну общения.

Энн знала, что он любит скандалы, знает все сплетни, а некоторые сочиняет сам. Она не была даже уверена, что он щадит и ее. Но обаяние Сола было так велико, что при общении с ним все это забывалось.

– Все сделала, но не знаю, все ли хорошо.

– Думаю, все хорошо и даже лучше чем нужно, – вальяжно промурлыкал Сол. – Крису придется немного попортить твой шедевр, иначе он будет чувствовать себя несчастным. Он из тех мальчиков, что потрошат кукол. Но куклам это нравится.

– Откуда ты знаешь? Куклы умеют говорить? – спросила Эстер.

– Он учит их этому, на то он и мастер. Крис, что скажешь?

Судя по всему, все трое довольно легко и быстро сошлись.

Крис пожал в темноте руку Энн.

– Я предпочитаю живых людей, а не кукол. Куклу можно научить говорить, но нельзя научить думать.

– Зачем тебе думающие актеры?

– Я не боюсь умных собеседников. Все равно рано или поздно они со мной согласятся.

– Здесь так темно. Я напрасно захватила текст.

– Я посмотрю его на твоем компьютере. Не возражаешь?

– Вы босс.

– В данном случае босс ты. Судьба фильма в твоих руках.

– А заказ уже сделали?

– Вот здесь блюдо. Найди его на ощупь и возьми нечто. Это вкусно.

– Почему «Пальцы»? – спросила Энн.

– Потому что темно. Ты смотришь пальцами. – Кристофер взял руку Энн и протянул ее к блюду.

Она нащупала завернутый в лист салата рулет и взяла его в руку. Кристофер помог ей донести его до рта. Это был вкуснейший кусочек рыбного филе с каким-то душистым наполнением и мелкими кубиками авокадо. Энн откусила кусок. Крис поднес ее руку к своему рту и тоже откусил. Потом опять донес до рта Энн. Она снова откусила. Остатки Крис донес до своего рта и, доев их, начал облизывать пальцы Энн, нежно смакуя каждый пальчик. У Энн пробежали мурашки по спине. Она почувствовала, что через секунду будет полностью во власти этого человека. Но ей совершенно не хотелось принадлежать ему. Это был мощный гипноз очень сильной личности, а не ее свободный выбор. Крис снова опустил руку Энн в блюдо. Эта молчаливая трапеза продолжалась несколько минут. Эстер и Сол, делая вил, что ничего не замечают, тихо обменивались ничего не значащими фразами. Потом Сол предложил Эстер пойти потанцевать. Они ушли, растворившись в темноте.

Теперь им будет о чем поговорить, подумала Энн. Она даже на секунду решила, что весь это спектакль был ими заранее срежиссирован. Оставшись наедине с Крисом, Энн, как ни странно, почувствовала себя уверенней. Она отодвинулась от него и попыталась взять интеллектуальную инициативу в свои руки.

– Я написала все диалоги. И даже там, где вы ничего не отметили. Но вы вправе взять только то, что вам понравится. Даю вам карт-бланш. Лучше больше, чем меньше. Не так ли?

– При чем здесь это? О работе потом. В темноте есть что-то такое, что делает человека уязвимым. Ты почувствовала себя беззащитной? Прижмись ко мне и почувствуй радость обретения тепла в холоде темноты. Мы все так одиноки в этом мире, в космосе. Но есть миг, мгновенный миг счастья, не сравнимый даже с оргазмом. Это миг тепла. Единства. Норы. Убежища. Я дам тебе это убежище. Сегодня. Сейчас.

Голос Кристофера был глубок и мягок. Он притянул Энн к себе и заключил в объятия. Она действительно на секунду почувствовала сильную волну тепла, охватившую ее. Это было так неожиданно приятно, что ей вдруг захотелось еще глубже увязнуть в этих объятиях. Он качал и баюкал ее, а Энн все больше чувствовала себя маленькой девочкой, наконец-то нашедшей убежище. Она казалась себе все меньше и меньше, вот она уже зародыш, эмбрион. И сворачивается в клубочек все туже и туже. Руки Криса вдруг обхватили ее лицо и направили его к горячему и влажному предмету, мгновенно выросшему у нее перед глазами.

– Сделай это, – сказал ей в ухо властный голос, – стань моим естеством, частью меня. Причастись моею плотью… – Его пальцы раздвинули губы Энн, и в ее рот глубоко вошел его мощный фаллос.