Текст книги "Счастье по обмену"

Автор книги: Глория Беннетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– А я хочу вспомнить другое его выражение: «Индивидуальный поступок затрагивает все человечество», – отозвался седовласый господин. – Благодарю вас, леди, за подаренную мне мысль. Сейчас мое выступление. Я все не мог придумать, как его начать. Арчибалд Лис, с вашего позволения.

Кровь бросилась Лоре в лицо. Знаменитый философ и экономист был ее кумиром. Но она даже подумать не могла, что когда-нибудь будет запросто сидеть с ним за одним столиком и выслушает его признание за удачно поданную идею. Неужели он прилетел из Европы, где живет уже двадцать лет, чтобы выступить на благотворительном вечере? Все-таки быть богатым и знаменитым неплохо. Сколько возможностей открывается! Со сколькими интересными людьми можно познакомиться!

– Я счастлива вас снова видеть в Америке. Надеюсь, вы еще побудете здесь недолго?! – с жаром воскликнула она.

Сидящая рядом дама улыбнулась.

– Думаю, великое светило на сей раз задержится на нашем скромном небосклоне. Мистеру Лису предложили прекрасные условия для работы на два года в библиотеке Конгресса.

– Имею честь говорить с его супругой? – любезно поинтересовалась Лора.

Дама покраснела и рассеянно оглянулась.

– Простите, я не представилась. Я Патриция Ройт, жена сенатора Ройта и председательница Комитета помощи ученым и литераторам. На наших вечерах жен сажают отдельно от мужей. Но для нашего дорогого академика мы сделали исключение и посадили его с супругой. Леди Дорис Берли – Изабель Лис. Леди Лис – леди Берли. Извините, что я сразу не представила вам всех, но вы так быстро вступили в дискуссию с господином Прайсом.

Женой великого философа современности оказалась та самая девица с ключицами, выпирающими, словно концы вешалки из бретелек платья. Она с кислой миной протянула Лоре длинную ладонь с тонкими, но цепкими пальчиками.

Блин, прямо вторая крошка Арлетта, удочеренная любовница старины Сартра. О чем мудрый Лис с ней говорит в промежутке? Или у старика промежуток начал длиться всю оставшуюся жизнь? Тогда вообще не понятно, зачем ему этот точильный станок? Хотя он философ. А кредо философа гласит, что лучше есть в компании свежего цыпленка, чем в одиночестве глодать старую курицу. Но как экономист, он многим рискует. Впрочем, если считать этого цыпленка вложением капитала.

И хотя мысли Лоры были несколько циничны, на лице ее блуждала быстро перенятая светская лучезарная улыбка. Желчного господина справа звали Дмитрий Волин, он был из русских эмигрантов последней волны. Год назад ему за былые заслуги в борьбе за права человека присудили одну из учрежденных кланом Берли премий. Волин был приглашен не по платному благотворительному билету, а как обладатель премии Берли, к тому же он был почетный член различных политических комитетов.

– Вы тоже пришли с супругой? – обратилась к нему Лора, чтобы не обидеть соседа невниманием.

– Нет. Я один. Моя первая жена бросила меня еще в Москве задолго до отъезда. А здешнюю, американскую, я сам оставил. Так и не смогли договориться. Может быть, мой английский так плох, что она меня совсем не понимала, а я не понимал, почему она сердится.

Лора не знала, как реагировать на этот неожиданный поток откровенности. Но, наверное, у русских так принято. Когда она читала Достоевского, ее всегда поражало, что герои начинают первому встречному тут же рассказывать о своих очень интимных переживаниях.

– Сочувствую, – проникновенно ответила Лора и подумала, что все эти великосветские тусовки на самом деле довольно-таки утомительная работа и надо контролировать каждое слово.

Дмитрий, видимо, решил, что у них завязались особые доверительные отношения. Он наклонился к ее уху и сообщил, что сидящий за соседним столиком известный политолог правого толка – агент русской разведки еще со времен КГБ.

– Неужели? – ответила Лора и вдруг поймала себя на том, что отвечает, как типичная светская снобка, которых она раньше презирала. Тогда она решила выйти из роли Дорис Браун и ехидно заметила: – Боюсь, половина гостей агенты каких-нибудь спецслужб. Надеюсь, хоть это как-то гарантирует нам безопасность на сегодняшний вечер?

– Вы напрасно иронизируете. В России служат в органах не такие дураки, как их показывают в вашем кино.

– Не думаю, что американцев в русском кино показывают очень умными парнями. Я заметила, что многим людям вообще нравится выставлять друг друга идиотами. Так они повышают свою самооценку. А это правда, что у русских не принято говорить комплименты и объясняться в любви? Но тогда как же у вас делают предложение руки и сердца?

Дмитрий неожиданно смутился.

– Да нет, у нас тоже… объясняются. Просто у нас это говорится от всей души, а не потому, что так требуют правила приличия, как у вас.

– Я не совсем поняла. То есть если вам не показалась дама, то вы не встанете и не предложите ей стул? И уступите его только смазливой мордашке? Но это дискриминация похуже террора!

– Постойте. Вы передергиваете. И, насколько мне известно, американские женщины требуют равноправия и не хотят принимать знаки внимания от мужчин?

– Вы поддерживает радикальных феминисток?

– Боже избави!

– Значит, вы все-таки сторонник политики разделения полов, но при этом оказываете внимание женщине только по субъективным соображениям?

– Вы меня запутали.

– Браво, леди Берли! – воскликнул журналист Джим. – Вы запутали человека, которого даже КГБ не могло поймать на крючок! Дмитрий, признайте свое поражение, как его признал я! Дорис, а я могу взять у вас интервью? Может, на этой неделе?

– Я подумаю, – скромно ответила Лора.

В этот момент профессор Лис под громкие аплодисменты вышел к кафедре и начал выступление:

– Я благодарен леди Дорис Берли, подавшей мне мысль процитировать моего друга Жана Поля Сартра. «Индивидуальный поступок затрагивает все человечество». В данном случае мы видим этому подтверждение почти буквально. Индивидуальный поступок Роджера и Дорис Берли – их помощь людям, потерпевшим стихийное бедствие, затрагивает большую часть человечества. Сильным мира сего это напоминает, чтобы они не забывали о тех, кто нуждается. Обездоленные получают надежду на спасение. А нас, интеллигенцию, это заставляет решать не только свои экзистенциальные проблемы, возводя их в степень мировых, а снова и снова на деле обращаться к вечным истинам добра и милосердия, размягчая людские сердца, охваченные страстью к наживе и наслаждению.

– Демагогично, но красиво сказано, – заметил Дмитрий. – Но все равно это ничего не изменит в мире.

– Ну, это хотя бы изменит что-то в бедственном положении нескольких тысяч людей, – вызывающе заметила юная Изабель и взглянула на Лору, ища поддержки.

– Новый Орлеан показал хваленое американское человеколюбие, – неожиданно буркнул Дмитрий.

– А я слышал, в коммунистическом Ленинграде в блокаду вообще ели людей! – ехидно заметил Джим.

– Потому что наши союзнички не очень-то торопились нам помочь. А теперь вы всему миру трубите, что исключительно американцы выиграли Вторую мировую войну.

– Я что-то не пойму, кто со мной говорит: бывший диссидент или бывший агент КГБ?

– Я многое переоценил, живя в Америке, – с важностью ответил Дмитрий.

Лора поймала на себе испуганный взгляд Патриции Ройт. Она явно была не рада такому соседству.

– Господа! – воскликнула Лора. – Подумайте только, о чем вы спорите! Все в прошлом! Прошлое не возвращается, и ничего нельзя исправить! Мы люди, а люди всегда ошибаются. Мы зачастую не можем наладить жизнь в маленькой семье, а хотим изменить мир. Дмитрий, вы так много сделали для падения тоталитарного режима в России! Скажите, что могу сделать я для вас, вашей работы и вашей родины. А вы, Джим, лучше оттачивайте свое перо, разоблачая коррупцию в правительстве, а не мнимых агентов КГБ. Или поезжайте в Россию и напишите книгу о новой русской жизни вместе с Дмитрием. А мы попробуем вам профинансировать этот проект. Мне кажется, вы хорошо дополняете друг друга.

За столом воцарилась тишина. Потом все стали горячо приветствовать возможность такого проекта. Джим и Дмитрий углубились в обсуждение тем, а дамы, с улыбкой переглянувшись, решили поболтать о милых пустяках. Например, о туалете Изабель и о смешной брошке Лоры.

– А знаете, слоник – это мой амулет.

– Когда я увидела эту брошку, я сразу поняла, что вам можно доверять! – воскликнула Изабель с неподражаемым акцентом.

– Я вам ее дарю на память о нашей встрече, – весело рассмеялась Лора.

– Ой, что вы, я не это имела в виду, – засмущалась Изабель.

– Это в обмен на ваш визит к нам. Я знаю, ваш муж очень занят…

– Я его уговорю найти для вас время, – лукаво улыбнулась Изабель.

– Не сомневаюсь в ваших возможностях, – заметила Патриция. – Ну а я всех приглашаю к нам на пати на следующей неделе. Адрес и приглашение я пришлю по почте или по факсу, как вам будет удобно. Господа, вы тоже приглашены! – обратилась она к журналисту и бывшему диссиденту.

Те в ответ церемонно раскланялись.

Возвращаясь домой, Роджер с интересом посматривал на жену.

– Дорис, я немного озадачен словами Лиса. Он хотел сделать тебе комплимент или ты на самом деле подсказала ему цитату из Сартра?

– Я навела его на эту мысль, – скромно потупившись, ответила Лора. – Кстати, мы приглашены на вечеринку к сенатору Ройту, и еще надо решить, в какой день мы можем принять чету Лисов. Его жена дала согласие на визит к нам. Мне кажется, лучше позвать только их двоих и посидеть вчетвером. Или пригласить для остроты этого русского… Дмитрия. Он очень сердитый, но милый.

Роджер изумленно уставился на Лору.

– Дорис, мы приглашены к Ройтам? Эта надутая ведьма Пат пригласила тебя в гости?! Она даже наших родителей считает парвеню и здоровается сквозь зубы. А ее муженек отклонил законопроект, который мы лоббировали. Мы, разумеется, пойдем, только это так странно. Как тебе удалось очаровать эту мегеру?

– По-моему, она очень мила. Люди меняются. Может, ей наскучили старые подружки и захотелось свежачка. Так что насчет Лисов?

– Я не знаю. Для них я освобожу любой день. Пятница устроит? Договорись с ними, а я подстроюсь. Неужели тебе не будет скучно целый вечер слушать старого зануду? Узнай, что он ест и пьет. Может, ему нужно что-то кошерное или он буддист и не ест мяса?

– Профессор Лис католик и ест все, что и мы. А так как он много лет жил во Франции и его юная жена француженка, то пьет он скорее всего коньяк и красное вино. Ты можешь поболтать с его женой, ей на вид лет пятнадцать, и тебе не будет с ней скучно.

– Откуда ты все это знаешь? Ну, про Арчи Лиса? Ты его видела раньше?

– Нет, я читала его книгу «Поиски истины в современном мире», а там он в предисловии рассказывает о себе и своей семье.

– Дорис! Я поражен твоими познаниями в области философии. Неужели ты всем этим интересуешься? Я думал, все твои увлечения укладываются в масштабы универмага «Пятая авеню».

– Я же сказала, Роджер, люди меняются. А разве ты не изменился за время нашего брака? Или все так же: утром – клаб, вечером – паб?

– У тебя появился смешной студенческий жаргон. Новые друзья?

– А что еще остается делать, если брак по расчету?

– Надеюсь, рожать ты будешь все-таки от меня? И что плохого в браке по расчету? Мы никогда не устраивали друг другу сцен. А любовь может прийти… при хороших отношениях.

– По-твоему, хорошие отношения, это никакие? А мне нравятся дикие сцены. После них хочется заниматься сексом. – Что я несу? Какой ужас! Я же с ним флиртую. Бедная Дорис. Прости меня. Но ты такая дура, что не спишь со своим мужем. Надо срочно сменить тему.

– Тогда я попробую устроить тебе сцену. Только надо предлог найти. Ты не подскажешь?

– Можно приревновать. Или рассердиться на мои необдуманные траты.

– Нет, это как-то банально.

– Я подумаю и скажу тебе… завтра. Спокойной ночи.

Лора выпрыгнула из машины, не дожидаясь, когда кто-то откроет ей дверцу. Она пулей пролетела мимо изумленной прислуги и скрылась в своей спальне.

Что же мне делать? На приглашала гостей, замутила с чужим мужем. Пообещала деньги журналисту. Ладно, с деньгами ерунда. Дорис назвала какую-то офигительную сумму на еженедельные расходы. Урежу траты на косметику, тогда смогу оплатить суточные в московском отеле двум этим чудакам. Как я, однако, разошлась. А бедная крошка Дорис в это время мучается в моей конуре. Боюсь, ей скоро это надоест и она вернется как раз к вечеринке у Ройтов.

С этими сумбурными мыслями Лора уснула на роскошной двуспальной кровати своей заместительницы.

5

Утром Дорис проснулась от звука будильника и криков за окном. Она вскочила в поисках источника мерзко звучащего марша «Янки дудль». Казалось, джаз-банда сифилитиков дула и плевалась в стеклянные банки для анализов. Но потом сводный оркестр вендиспансера замолк сам по себе, а будильник так и не был найден. Дорис подошла к окну. Два бомжа дергали друг у друга магазинную тележку на колесиках. Рядом стояла дама с линялыми целлофановыми пакетами, типичная бездомная «бэкледи», и подначивала обоих. Один из спорящих был лет пятидесяти, худой и морщинистый, наверное бывший хиппи, другой чернокожий толстяк, обросший бородой, как Робинзон Крузо после десяти лет жизни на острове. «Робинзон Крузо» все-таки победил «дитя цветов» и, выдернув из его рук железную тележку, торжествующе загремел ею по асфальту. Но тут из ближайшего магазинчика выбежала бойкая латиноамериканская девица, прямо вылитая Дженнифер Лопес. С криками и поминанием полиции она изъяла тележку у растерявшегося «Робинзона» и, продолжая фонтанировать угрозами в адрес всей троицы, молниеносно вкатила ее в дверь магазинчика. «Робинзон» горестно повернулся к бывшим соперникам, но хиппи и его пакетная подружка демонстративно отвернулись, делая вид, что поглощены беседой. Начался второй акт городской трагедии – сцена раскаяния и примирения. Дорис окончательно проснулась от собственного хохота и начала собираться в университет. Машина Лоры не завелась. Дорис уже опаздывала и не раздумывая взяла такси. Она помнила о первой обязательной лекции важного профессора Богомолофф, но к началу все-таки чуть-чуть опоздала. Профессор на безукоризненном английском читал что-то запредельное. Единственными понятными словами для Дорис были «Фрейд» и «Юнг», но что там между ними происходило было совершенно неясно. Пару раз она чуть не заснула, и только боязнь разоблачения не дала ей смежить очи и опустить голову на конспект. Наконец профессор закончил и, обводя аудиторию суровым взглядом из-под очков, спросил:

– Леди и джентльмены, есть ли у вас вопросы или дополнения?

Сидевшие рядом с Дорис студентки начали толкать ее под руку:

– Лора, ну давай, выдай ему, ну давай…

Дорис послышалось в этих подначках что-то провокационное, явно от нее ждали шоу, и, кажется, совсем не из дружеских побуждений. Все смотрели на нее, и профессор, откашлявшись, поинтересовался:

– Похоже, наша Лора – расхитительница гробниц хочет меня дополнить или опровергнуть, не так ли?

Надо было что-то говорить. Дорис встала, гламурно улыбнулась и сказала:

– Я в восторге от лекции. Все, что вы сказали, было потрясающе интересно и настолько глубоко, что я бы с удовольствием еще раз прослушала вас. Я еще чувствую свою некомпетентность в ряде вопросов, которые вы так блестяще раскрываете. Быть вашей ученицей для меня большая честь. А если я иногда и пытаюсь что-то высказать, то лишь затем, чтобы, проговорив текст, лучше понять для себя ваши глубокие мысли. Еще раз спасибо за лекцию и за то, что вы уделяете нам так много времени. – И Дорис села на место с радостным чувством выполненного долга.

В аудитории повисла недоуменная тишина. Профессор растерялся и снял очки. Он словно ждал еще чего-то, считая слова Дорис началом какой-то провокации. Но прозвенел звонок и все стали медленно расходиться. Когда Дорис проходила мимо кафедры, профессор остановил ее.

– Лора, я не совсем понял, что вы хотели сказать этим странным спичем?

Дорис удивленно взглянула на профессора.

– Я всегда говорю то, что думаю. Мне очень понравилась ваша лекция, и я почувствовала себя полной идиоткой по сравнению с вами.

– Ну зачем так строго? – неожиданно смутился профессор. – У вас все какие-то крайности. Вы очень способная девушка, немного ершистая, но теперь я вижу, что вы можете быть объективной. Знаете, я слышал, что вам нужна работа. Может, поговорить на кафедре? Есть ставка ассистента. Думаю, вам теперь не нужно будет работать в кафе. И, если честно, неплохо бы отвязаться от Крайнера. А то вы окончательно превратитесь в его рабыню и у вас не будет времени на учебу. Зайдите завтра на кафедру к десяти часам.

Дорис пролепетала слова благодарности. Она не знала, как отнесется Лора к такому предложению.

Потом Дорис подошла к доске расписаний. Она очень утомилась от сложной лекции профессора и решила послушать что-нибудь попроще. Ее внимание привлекло объявление о спецкурсе какого-то профессора Иоффе. «Вампиры. Экскурс в историю и психологию». Вот это то, что нужно. Лора наверняка бы осудила ее за такое легкомыслие, но надо пожалеть собственную головку, так долго не отягчавшуюся умственными упражнениями.

Профессор Иоффе был молодой худенький брюнет, ну просто вылитый Джонни Депп из фильма «Девятые врата». В небольшой аудитории сидело человек пятнадцать. Судя по всему, это было уже не первое занятие. Жестикулируя и расхаживая между рядов, Иоффе увлеченно говорил:

– Итак, возьмите, к примеру, известную киноленту «Потерянные мальчики». Какие ассоциации возникают у вас при рассказе о том, как подросток знакомится с другими подростками, ночью они что-то пьют, причем его провоцируют на это, после чего он начинает вести странную жизнь. Шляется по ночам, днем спит. Перестает учиться, ходит в темных очках из-за какой-то странной чувствительности глаз…

– Наркотики! – воскликнул кто-то.

– Абсолютно точно. Это типичное поведение наркомана. Но, если сделать фильм про банду наркоманов, это будет слишком уж в лоб. Зато вампиры, сеющие смерть таким кровожадным способом, а не банальной дракой с ограблением прохожих, сразу захватывают наше воображение, и мы смотрим фильм до конца. И только потом до нас доходит эта развернутая метафора. И мы ужасаемся. Разве дети-наркоманы не вампиры своих родителей? Родители перестают спать, они ночью рыщут по улицам в поисках своих заблудших чад, часто плачут, худеют. Бледнеют, болеют. Сходят с ума и получают рак на нервной почве. По той же схеме сделан фильм «Возле тьмы». Только там не подростки, а семейка. Такие типичные безработные и бездомные, бывшие реднеки. Ездят на своем трейлере, голодные и без денег, а ночью выходят на охоту.

– А бывают родители вампиры? – поинтересовалась Дорис.

– Разумеется!

– А как их отличить?

– Если они при встрече доводят вас до слез. Предположим, вы приходите навестить старушку-маму, а она говорит: «Что это на тебе ужасное надето?» или «Ты, как всегда, забыла мне купить телепрограмму!». Можно и такой текст: «Наш внук, он же твой сын, плохо воспитан» или «Не хочу ничего сказать плохого, но твой новый друг похож на алкоголика». И вот вам навязывают бессмысленный диалог, после которого вы с сердечным приступом прощаетесь с любящей мамой, получившей от вас хорошую пинту крови и продлившей этим свою жизнь еще на день, а то и на месяц. Все зависит от того, как часто вы ее навещаете.

– Мужчины, живущие с женщинами половой жизнью, тоже, на мой взгляд, вампиры, – опять выступила Дорис.

Все возмущенно зашумели.

– Расшифруйте ваш тезис, – невозмутимо ответил профессор. – Слава богу, что мы, мужчины, не людоеды в ваших глазах.

– Я неточно высказалась. Я не совсем понимаю, зачем мужчина живет с женщиной, если он не собирается заводить семью.

Все захохотали.

– Вообще-то есть такое волшебное слово «секс», и люди получают от этого удовольствие, – заметил сидящий рядом с Дорис парень.

– Но для секса есть проститутки. И это будет стоить гораздо меньше, чем ухаживание за честной девушкой. И гораздо проще: не нужно думать, что ты ей скажешь, не надо знакомить с мамой, слушать о ее проблемах. А самое главное, очень просто расставаться. Я думаю, что использовать девушку-непроститутку для секса – это акт вампиризма в чистом виде.

– Да нет, – горячо парировал парень. – Это другое. Например, в магазине продается прекрасное мясо, а люди почему-то едут на охоту.

– Охотников значительно меньше, чем покупателей.

– Поэтому охотничьи инстинкты переносятся на женщин. Раньше, забив мамонта, уже не было сил охотиться за разными самками. Нашел одну и жил с ней до конца жизни. А теперь все мамонты вымерли. А инстинкты еще нет.

Все воодушевились. Кто-то был согласен с Дорис, кто-то с ее оппонентом.

Профессор Иоффе, довольный горячей дискуссией, вдруг заметил:

– А использование проститутки вы не считаете вампиризмом?

– Она получает деньги. А деньги – это питательная энергия! – воскликнула Дорис. – Они компенсируют потерю крови и энергии.

– Но я не считаю секс потерей энергии, – заявил кто-то. – Если уж потеря, то кое-чего другого…

В аудитории хихикнули.

– А как же знаменитое высказывание про животное, которое после наслаждения всегда печально? – раздался голос от двери.

Дорис оглянулась и увидела Тома.

– Господа, наше время вышло. В следующий раз мы поговорим о вампиризме в политике и о кровавых ритуалах тоталитарных режимов. Давайте я запишу вашу фамилию, вы будете ходить на семинар? – обратился профессор к Дорис.

В коридоре Том подошел к Дорис и молча пошел рядом.

– Считаешь меня вампиром? – усмехнувшись спросил он. – Странно. А почему нельзя было просто рассказать мне о своих страхах и чувствах?

Дорис была в затруднении. И потому решила завести разговор о другом.

– А как ты оказался на этом семинаре? Тоже интересуешься вампирами?

– А как ты здесь оказалась? Просто Марк Иоффе мой друг, я у него сегодня ночевал. Он совсем недавно стал профессором, только защитил диссертацию. Эту прикольную тему с таким скрипом разрешили в деканате, а теперь, оказалось, она многим интересна. Вот он удивится, узнав, что ты моя девушка.

В это время Дорис догнал юноша, вступивший с ней в дискуссию на семинаре.

– Простите. Я не представился. Шон Сеймор.

– Лора Тейлор, – чуть запнувшись, ответила Дорис. – Очень приятно. Мне понравилось, как вы мне оппонировали. На самом деле это спорная тема и любое мнение достойно рассмотрения.

– А может, мы с вами это обсудим вечером? Вы свободны сегодня?

– Конечно.

– Может, сходим в «Красную птичку»? В семь, о'кей? За вами заехать?

– Не стоит, увидимся в кафе.

– Я очень рад, Лора.

– Я тоже, бай.

Шон отошел. А Том с изумлением посмотрел сначала ему вслед, а потом на Дорис.

– Это просто… у меня слов нет! Я только вчера съехал. А ты уже идешь на свидание с парнем, да еще так с ним разговариваешь!

– Я нормально с ним разговаривала. Не вижу оснований не пойти с интеллигентным юношей в кафе.

– Ты разговаривала с ним, как… как Пэрис Хилтон перед камерой. Кривляка и… Ты шлюха, Лора!

Дорис остановилась и ударила Тома по щеке.

– Не смей меня так называть! И при чем здесь Пэрис Хилтон? Она нормальная девчонка… – Тут Дорис вовремя прикусила язык, чтобы не проговориться о своем знакомстве с наследницей империи Хилтон.

– Извини, – пробормотал Том. – Извини. Я не думал, что меня это так заведет. Я люблю тебя и не хочу терять.

– Любишь? – ехидно спросила Дорис. – И на что же ты готов пойти ради любви? Начать зарабатывать? Копить деньги на свадьбу? Разгрузить меня, чтобы я не пахала на трех работах? Отвезти на море? Или подарить цветы в крайнем случае? Ты просто любишь меня трахать. Еще бы – ведь это так экономично в наше время. А мне надоело трахаться! Потому что это не любовь, а блуд!

– Что? Это что-то новое!

– Ничего нового. Любовь – это когда ты смотришь на человека и понимаешь, что роднее его лица нет ничего на свете. И ты едешь с ним в Африку учить детей и тебе ничего не надо, кроме его уважения. Он понимает тебя с полуслова и гордится тобой. Вот что такое любовь! И ты хочешь его видеть независимо от того, потрахаетесь вы с ним сегодня вечером или нет. Прощай, Том. Мне было хорошо с тобой, но я должна идти вперед. Во всех смыслах. Пропусти меня.

Дорис произнесла эту тираду от души. Наверное, так говорила какая-нибудь героиня старого фильма. Дорис столько раз произносила в мечтах нечто подобное, но кому она могла сказать это наяву в своей настоящей жизни? Горничной, шоферу? Сказать такое мужу повода не было. Ее никто никогда не уговаривал вернуться или отдаться, она никого не била по щеке и не назначала свидания с одним парнем на глазах у другого. Дорис шла, а ее щеки горели, сердце бешено колотилось. Вот это жизнь! Настоящая, не то что было у нее в «замке на холме».

Она вспомнила слова профессора Богомолофф о каком-то Крайнере. Кажется, Лора что-то написала о нем в памятке двойника, так назвали они свои записочки друг о друге. Дорис вышла в маленький садик перед университетским кафе. Этих кафе было несколько, не считая главной столовой – большого зала с несколькими стойками и автоматами с самой разнообразной едой. Но в любом из них мог перекусить кто угодно, даже горожане, потому что рядом было полно магазинов и учреждений. В садике перед кафе стояли столики, и можно было вынести еду на улицу или просто посидеть с книгой или ноутбуком. Дорис развернула бумажку.

«Профессор Крайнер, Ричард. Работаю на него по вторникам и пятницам. 10 долларов в час. Мой гарант в банке, которому я должна 20 тысяч (банку, а не Крайнеру). Буду работать до тех пор, пока не расплачусь с банком. Делай, что он скажет, это не сложно. Если не получится, скажись больной, я потом отработаю».

Проще отдать 20 тысяч, чем корячиться за смешные деньги, подумала Дорис. Тем более что этот милый профессор Богомолофф посоветовал с ним распрощаться. Надо звонить Лоре. Впрочем, если я выплачу в ее банк ссуду, она не будет против.

Дорис так и сделала. Вернулась домой, достала бумаги Лоры и, поехав в банк, перевела на ее имя недостающие деньги. Что это за сумма для Дорис? Зато можно под этим предлогом еще пару недель поиграть в гордую аспирантку. Кстати, Лора еще работает в кафе, где у Дорис сегодня свидание с Шоном. В памятке говорится, что она там трудится в понедельник и среду с двух до шести. Господи, а когда же она занимается?! А в четверг Лора выдает книги в университетской библиотеке с четырех до десяти вечера. Теперь понятно, почему она такая нервная. Нет, надо ее немедленно разгрузить. А заодно и себя. Дорис отправилась в «Красную птичку» за расчетом.

Кафе находилось неподалеку от главного корпуса университета. И хотя оно не имело никакого отношения к университетским зданиям и выросло само по себе, это было излюбленное место свиданий у студентов. Вокруг маленького затемненного зальчика с невысокой эстрадой располагались крохотные закуточки для двоих. Цены были невысокие. А на эстраде мог играть или петь любой желающий. Надо было только заранее договориться с менеджером о своем выступлении. На столиках стояли вазочки с плавающими свечами. В общем, идеальное место для интима. Если парень приглашает тебя в «Красную птичку», это означает не просто дружеское расположение, а нечто большее и, как правило, заканчивается поцелуями сразу же после десерта. Но если девушка на предложение парня с невозмутимым видом предлагает пойти в другое место, то этим она дает понять: только дружба и ничего больше. Но Дорис не знала этих этических тонкостей, известных каждой студентке. Поэтому так легкомысленно согласилась на свидание, окончательно уронив Тома в его собственных глазах.

Ее появление в «Красной птичке» за три часа до свидания вызвало недовольство бармена Тэдди и хозяйки заведения Софи.

– Так-так, мы приходим на работу с часовым опозданием! А позвонить было трудно? Слава богу, основной народ явится позднее. Срочно переодевайся – и за работу!

– Я пришла уволиться. И еще: у меня будет здесь встреча. Собственно, это я и хотела сказать…

– Вообще-то положено сообщать о своих планах заранее, – выразила свое отношение к происходящему Софи. – А ты что, получила премию? Или очередной дедушка умер? Ладно, я не стерва. Иди в кассу за расчетом и можешь кайфовать за столиком со своим кавалером. Только учти, никаких скидок тебе уже не светит. И никаких бесплатных коктейлей. Зоя, ты слышала? Лора уволилась. Тэдди, позвони Салли, пускай выходит сегодня вечером.

Дорис смутилась и подошла к кассе, чувствуя некоторую стесненность: а правильно ли делать такие резкие движения в чужой жизни?

Тэдди улыбнулся ей и небрежно выложил на стол несколько бумажек по пятьдесят, двадцать долларов и пятерку.

– Все. Вот твои сто сорок пять долларов. Ты же неделю назад получила чек. Забирай остатки. А правда, что у тебя стряслось?

– Мне предложили хорошую работу по специальности в университете.

– Поздравляю. А почему ты сегодня у нас гуляешь? Хороший парень? Или Том решил-таки сделать предложение?

Дорис хихикнула и пробормотала какие-то междометия. Лора ничего не говорила ей о степени доверительности со своими коллегами по ресторану. Она смущенно кивнула всем, кто там был, и быстро ретировалась.

– Какая-то она странная сегодня? Ты не находишь? – заметила официантка Зоя, стройная гречанка с крупным носом, который ее совсем не портил. – Со мной даже не поздоровалась. Я думала, она потом подойдет ко мне поболтать. Может, у нее что-то случилось?

– Если бы я ее не знал, решил бы, что она обкурилась. Она даже деньги не посчитала, собрала все в кучку и стряхнула в сумочку, будто это бумажные салфетки. И глаза какие-то не такие.

– А сумочка-то у нее новая. За триста баксов, – заметила Софи. – Я такую себе только примериваюсь купить к Рождеству. – Наверное, какого-то богатого мужика подцепила. Вот и замяла разговор. Может, со своим профессором спуталась? Он к ней все время пристает.

– А что за свидание у нее тогда? Профессор женатый. Он сюда не придет. Или у нее теперь несколько хахалей? Бедняга Том. – Тэдди всегда был на стороне мужчин.

– Том козел. Давно его надо было бросить. Чего к девушке прицепились? Радоваться надо, что у нее теперь есть денежки. Вечером все узнаем. – Зоя стала быстро протирать столики и накрывать их салфетками.

Если бы Софи знала настоящую цену сумочки Дорис, она бы подавилась собственным языком. Надев на себя вещи Лоры, Дорис не смогла заставить себя примерить ее рюкзачок и сложила все бумаги в коллекционную пятитысячную сумку от «Рудольфо Доменико», имитация которой действительно стоила триста долларов и продавалась в магазине «Долли Браун» на первом этаже, где выставлялись дешевые и уцененные товары.

Испытав некоторое неудобство от увольнения по собственному желанию, Дорис решила освободиться от профессора Крайнера по телефону, оставив ему сообщение на автоответчике.