Текст книги "Оскверненная"

Автор книги: Гленда Ларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Глава 32
РАССКАЗЧИК – РУАРТ

Бесполезно спрашивать меня о КоролеКите 1742 года. Я его не видел. Я – как всегда – сидел у постели Флейм, держа ее за руку, и ждал.

Впрочем, Дек пришел и рассказал мне обо всем после того, как приливная волна прошла. Он чирикал, как взволнованный птенец.

– Ох, дух захватывало, Руарт, – говорил Дек. – Волна была вроде как взбесившаяся гора! Ты знаешь, что в порту Тенкора смыло часть верфей? А еще нос здоровущего корабля застрял в стене лавки фонарщика на причале! Ух! А на пляж выкинуло жутко огромную акулу, а у начала главной улицы такая куча водорослей, что мы пять минут через нее лезли! – Дек продолжал болтать, но мне трудно было особенно интересоваться чемто, кроме Флейм; паренек скоро почувствовал, что поддерживать разговор мне не хочется, и виновато спросил: – А как она?

– Тризис все еще дает ей снотворное, но теперь уже меньше. Она и так спокойно спит, мне кажется. – По крайней мере, теперь Флейм не сопротивлялась, когда ей давали лекарство.

Дек внимательно посмотрел на Флейм.

– Трудно сказать, излечилась ли она, – заключил он наконец. – Она не использовала ни дун, ни силвмагию с тех пор, как мы покинули Брет, так что ни всполохов не видно, ни запаха не чувствуется. Я ничего не могу разглядеть, только ведь это не обязательно значит, что ей стало лучше.

– Нет, но скоро все выяснится. Мы собираемся позволить ей проснуться.

В это время пришел Райдер, и Дек поспешил исчезнуть из комнаты. Я уже знал, что мантия патриарха и высокое положение, которое занимал Тор, смущали парнишку.

– Все такое черное, – както шепнул он мне. – Он похож на морского дьявола. – Я посмеялся бы над страхами Дека, но в душе я и сам находил странным, что Тор Райдер теперь носил мантию священнослужителя; еще более странным было для меня то, что он приходил к постели Флейм молиться за нее. Я помнил его человеком действия с мечом в руке – и любовником Блейз.

– Полагаю, Дек рассказал тебе о том, что натворила приливная волна? – спросил Тор, бросив взгляд на Флейм.

Я кивнул.

– Она причинила много вреда, – признал он. – Больше, чем я ожидал.

– Прилив был достаточно сильным, чтобы разбить корабль хранителей?

– О да. – Мы посмотрели друг на друга, и Райдер отвернулся к окну. – В Ступице все уничтожено… – Взгляд его был затравленным. – Мне следовало отправиться выручать Блейз. На самом деле я должен был освободить ее, когда корабль проходил мимо Тенкора, и наплевать на последствия. – Признание в раскаянии было совсем не в духе Райдера. Он криво улыбнулся, заметив мое удивление. – Я во всем виню осквернение дунмагией. Это единственное мое оправдание.

– Но осквернение исчезло, не так ли?

– Дунмагия во мне? Да. – Он снова повернулся к окну. – Я все время говорю себе, что такова воля Божья. Да я и не могу не верить в это… Насколько мне известно, Келвин и Эларн отправились в Ступицу с ночным приливом. – До меня не сразу дошел смысл его слов, а когда дошел, я похолодел. – Они прошлой ночью исчезли, – уточнил Райдер, – так же как и одна из лодок, принадлежащих Гильдии.

– Ох, клянусь пухом и перьями! Могло… могло им это удаться?

– Добраться до Ступицы? Не знаю. Но если ктото и мог совершить такое, то это Эларн. – Думаю, в душе Тор понимал, что на этот раз Блейз – живая или мертвая – для него потеряна. В его голосе звучала боль, за одну ночь добавившая морщин на его лицо. – Да простит меня Бог, если я совершил ошибку; сам себе я этого никогда не прощу.

Я не мог сообразить, что можно ему ответить.

В комнату вошел Гэрровин, как всегда болтливый. Он начал уговаривать меня поесть и пойти прогуляться, раз погода улучшилась. Он иногда напоминал мне дроф, которых мы видели на пастбищах Небесной равнины: крупных любопытных птиц, вечно гонящих кудато других членов стаи.

– Тор присмотрит за девонькой, – сказал он мне. – Иди поешь чегонибудь.

Выходя, я обернулся в дверях. Тор все еще смотрел в окно невидящим взглядом.

На второй день после того, как прилив достиг наибольшей величины, Тризис еще уменьшила дозу снотворного, и Флейм стала некоторое время бодрствовать; она начала проявлять интерес к тому, где находится и что происходит вокруг нее. Впрочем, большую часть времени она просто смотрела в потолок. Только к вечеру она проявила желание поговорить. Повернув голову, она впервые посмотрела мне в глаза и спросила:

– Где мы? – Я не видел в ней никаких следов Лиссал. В провалившихся глазах Флейм был только бесконечный страх.

– На Тенкоре.

– Я чувствую себя… слабой.

Гэрровин, сидевший с другой стороны постели, сказал:

– Ты долго получала снотворное. Теперь тебе нужно как можно скорее подняться на ноги – походить, восстановить силы.

Флейм задумалась. Гэрровин многозначительно посмотрел на меня и вышел из комнаты. Пора, говорил его взгляд, все ей объяснить.

– Гилфитер нашел лекарство от дунмагии, – сказал я. – Мы дали его тебе.

Флейм долго молчала. Я попытался взять ее за руку, но она отстранилась. Наконец она сказала:

– Чтото еще не так. Я чувствую себя изменившейся. Я и в самом деле изменилась.

Я сглотнул.

– Думаю, дело в том, что ты больше и не силв тоже. На самом деле ты… ээ… наверное, обладаешь теперь Взглядом… или скоро станешь обладать.

Я ждал ответа, но в тот день Флейм ничего больше не сказала. После обеда она попросила о ванне. Помогать с этим ей пришла матриарх, а потом, когда я вернулся с прогулки, Флейм уже спала. В ту ночь я уснул в кресле в ее комнате, спрятав голову под руку. Когда утром я проснулся, Флейм уже встала и сидела за туалетным столиком, глядя на себя в зеркало. Она была ужасно худой, почти невесомой.

Флейм не стала дожидаться, пока я с ней заговорю.

– Я все помню, – сказала она. – По крайней мере, до того момента, когда вы все вместе заставили меня проглотить снадобье там, в Бретбастионе. Что… что случилось с ребенком?

Мне с трудом удалось поднять глаза и встретиться с Флейм взглядом.

– Мы его убили.

– Вы в этом уверены?

– Да.

Выражение ее лица приободрило меня. Флейм испытывала облегчение.

– Я рада, – просто сказала она. – Это было чудовище. Он пожирал меня живьем.

– Да. – В тот момент, должно быть, оба мы подумали о том, нельзя ли было исцелить и младенца тоже, однако нам не захотелось углубляться в эту темную бездну. Ребенок был зачат в результате изнасилования; он был осквернен с момента зачатия. Задумываться о том, что мы могли бы действовать иначе, было чистым безумием.

Флейм сделала глубокий вдох и прошептала прерывающимся голосом:

– Мне так жаль, Руарт… Я ужасно, ужасно виновата… Я сделал шаг к ней.

– Ты ни в чем не виновата и ни о чем не должна жалеть. Дело было в дунмагии.

Флейм начала плакать, и я прижал ее к себе. Так мы простояли долго; голова Флейм лежала на моем плече, я обнимал ее и изо всех сил старался верить в то, что все будет хорошо…

Мы все еще стояли обнявшись, когда через некоторое время Дек принес завтрак. Он был, как всегда, жизнерадостен и переполнен вопросами – а также ответами на мои, даже не высказанные.

– Из Ступицы еще нет новостей, – сообщил он. – Все еще неизвестно, все ли в порядке с Блейз и Келом – пережили ли они наводнение…

Я кинул на него свирепый взгляд – мне совсем не хотелось, чтобы сейчас Флейм начала тревожиться о Блейз, но Дек остался безмятежным.

– Блейз? – переспросила Флейм, насторожившись. Ее голос прозвучал совсем как в прежние времена. – Она в беде? Зачем она отправилась в Ступицу? Этот подлый выродок Датрик сдерет с нее с живой кожу! У этой женщины водоросли вместо мозгов! И о каком наводнении вы говорите?

– У нее не было особого выбора – плыть в Ступицу или нет, – сообщил Дек. – Она была в кандалах…

Я поспешно перебил его:

– Это долгая история. Ей на выручку отправился Келвин. Я уверен, что с ней все в порядке. – Было так много всего, чего, на мой взгляд, Флейм пока еще не следовало знать. Она это, конечно, поняла: немного было такого, что я мог бы скрыть от Флейм Виндрайдер.

Подарив мне взгляд, который заставил мой язык прилипнуть к небу, она сосредоточила внимание на единственном человеке, который рассказал бы ей все как есть.

– Начни сначала, парень, – сказала она, – и ничего не скрывай. С того момента, когда мы расстались на Плавучей Заросли на Порфе. И не вздумай о чемто умолчать!

Потом, когда Дек уже ушел, Флейм потрясенно посмотрела на меня.

– Это изза того, – сказал я, – что ты сделала для нее, когда явилась в Крид. Ведь именно тогда… тогда и был зачат ребенок. Блейз хотела попытаться все исправить.

* * *

Через три дня Гильдия разрешила плавание по заливу. Блейз и Келвин прибыли первым же баркасом.

Райдер задержал Келвина в приемной: ему хотелось узнать, что произошло в Ступице, а Блейз ворвалась в комнату Флейм. Войдя, она помедлила, и на этот раз все ее чувства были написаны у нее на лице. Надежда, страх, радость – все то, что обычно Блейз скрывала, – быстро сменяли друг друга.

– Флейм, – сказала она и умолкла.

Они кинулись друг другу в объятия; Флейм всхлипывала, а Блейз неловко похлопывала ее по спине. Я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, стараясь прогнать чувство ревности.

В том, как Флейм смотрела на Блейз, было нечто, чего не хватало в ее взгляде, когда она смотрела на меня. Полное доверие, полная открытость, отчаянная мольба об утешении… об оправдании. На месте Блейз должен был бы быть я.

«Счастливый конец бывает только в сказках, которые в гнездах рассказывают птенцам», – подумал я.

Мы радовались, конечно. Все последующие дни были наполнены радостью, когда мы удостоверились, что во Флейм не осталось и следа дунмагии, а силы начали к ней возвращаться. Мы радовались, когда она в первый раз засмеялась в ответ на какуюто шутку Дека. Мы радовались тому, что она не жалеет об исчезновение своего дара силва.

– Кому, ради Великой Бездны, это нужно? – почти легкомысленно говорила она. – Силвмагия принесла мне больше горя, чем радости. Я чувствую себя в гораздо большей безопасности с тех пор, как стала обладать Взглядом. Мне ужасно нравится такое ощущение. Чувство… – она не сразу нашла слово, – чувство товарищества. Вы все время говорили о родстве душ, но я до сих пор не понимала, что вы имеете в виду. – Говоря это, Флейм с любовью смотрела на меня.

Однако были и другие эмоции…

Ужас, когда я понял, как глубоко она ранена. Боль, когда я видел, как она хрупка, когда замечал, как мучает ее неспособность забывать все то зло, которое причинили ей, и избавиться от чувства вины за то, что совершила она…

Между нами ведь не было секретов. Я слишком много знал о ее страданиях. Я был свидетелем слишком многих ее унижений, слишком многих ее преступлений. А Флейм слишком часто наблюдала мою беспомощность, мое отчаяние. Я мог ее простить и любить, несмотря ни на что, – скорее даже любить сильнее изза перенесенных страданий, – но Флейм простить себя не могла. Сколько бы мы ни говорили ей, что она не виновата, что дело было в дунмагии…

Я старался. Видит Бог, как я старался! Флейм старалась тоже.

Истина заключалась в том, что нашей любви было недостаточно. Хуже того: мое присутствие несло с собой дополнительную тяжесть для Флейм, а не облегчение. Я был постоянным напоминанием о том, что ей пришлось вынести. Я это ясно видел. Каждый раз, когда она смотрела на меня, она вспоминала; ей казалось, что в моих глазах она видит отражение своих преступлений. Проходили дни, недели, а лучше не становилось. Нам нужно было расстаться, чтобы ее раны могли зажить.

Когда это случилось, удивления я не испытал. Неизбежность расставания стала ясна мне почти с первой минуты. Однажды я вошел в комнату и увидел Флейм, стоящую с письмом в руке. Она помахала листком и сказала мне:

– Послание от канцлера моего отца. Он просит меня вернуться. Они готовы отдать в мое управление всю южную часть Цирказе – для подготовки к тому, чтобы в один прекрасный день стать хозяйкой всего архипелага. Они готовы пойти на многие уступки, лишь бы я вернулась. Это все организовал Райдер.

Я поник и уставился на собственные ноги.

– Ты уезжаешь, – сказал я обреченно.

– Да. – Флейм боролась со своей болью. – Я должна расплатиться за то, что совершила. Может быть, в роли Девы Замка я смогу многое исправить. – Флейм прошла в другой конец комнаты и стала рассеянно передвигать безделушки на комоде. – Я видела достаточно, чтобы возненавидеть систему правления суверена. Должно существовать чтото лучшее, чем то, от чего я убежала.

Я кивнул.

– Я всегда предполагал, – сказал я, – что в конце концов в тебе возобладает чувство долга.

Флейм повернулась ко мне:

– Мне разрешено выбрать самой себе супруга. На этом настоял Райдер.

– Думаю, мы оба знаем, – мягко сказал я, – что из этого ничего не выйдет.

Флейм расплакалась, но в конце концов всетаки уехала. И я тоже отплыл – чтобы откопать спрятанные сокровища и использовать их на строительство университета для моего народа.

Глава 33
РАССКАЗЧИЦА – БЛЕЙЗ

После того как вода, принесенная приливной волной, стекла обратно в бухту, мы отправились на поиски Эларна. Я не рассчитывала найти его живым, но мы оба были перед ним в долгу, поэтому мы продолжали искать… и нашли сидящим на куче обломков и плачущим.

– Она мертва, Блейз, – сказал он мне. Его все еще трясло от шока. – Джесенда… И другие тоже – сотни и сотни. Датрик, Фотерли, Вендон Локсби… Все они мертвы.

Мы оба вытаращили на него глаза, гадая, как такое возможно: Эларн сидел перед нами, ничуть не пострадавший.

– Великая Бездна, Эларн, как тебе удалось выжить? – спросил Кел.

– Я обернул вокруг себя свою защиту. Я разинула рот:

– Твоя защита выдержала? Устояла против такой волны?

– Я сделал из нее шар, а сам был в середине. Я позволил воде подхватить шар и нести… – Он сделал глубокий вдох. – Себя я спас, но больше ни на что не оказался способен.

Его мучила вина. Он выжил, а множество других людей погибли, и Эларну было трудно примириться с этим. Когдато подобные вещи нисколько меня не тревожили… а тогда? Ну, тогда я сопереживала тем, кому не повезло.

– Ты оказался способен на многое, – мягко сказал Келвин. – Если бы ты, Эларн, не предостерег людей, не спасся бы никто. Большинство не обладавших даром силвов – и особенно менодиане – успели подняться на холмы.

– Наше предостережение заставило силвов выйти прямо на берег, – с горечью возразил Эларн.

– Нет, это не так. Их направил туда Датрик, – сказал Келвин.

– И силвы погибли. Погибли, пытаясь спасти свой город, свой народ. – Эларн посмотрел на нас с ужасом и отчаянием. – Это конец государства силвовхранителей, Гилфитер. Мы никогда не сможем восстановить его таким, как оно было. Никогда. – Эларн говорил вовсе не о зданиях.

Я чуть не сказала ему, что действия силвов были скорее чертовски глупыми, чем смелыми, однако прикусила язычок. Говорить об этом было не время.

Оглядываясь на те события теперь, почти через пятьдесят лет, я вижу, что в одном Эларн был прав: терпимость в отношении магии могла получить смертельный удар в день Падения, но власть силвов на островах Хранителей была безнадежно подорвана наводнением, которое принес КорольКит, и с ней вместе навсегда исчезло владычество хранителей на Райских островах. Может быть, перемене за многие месяцы до того и положили начало события на косе Гортан, но именно разрушение Ступицы КоролемКитом определило политику нашего нового мира.

В тот день перестало биться сердце островов Хранителей. Конечно, среди выживших были силвы, однако сама идея об их лидерстве лишилась привлекательности. Силвы не сумели спасти город. Они не сообщили людям правды о грозящей опасности. Сияющий образ благой магии, представление о том, что силвы в чемто лучше обычных людей, рассеялись в один день.

Политическая власть в Ступице – что было вполне естественно – перешла к менодианам, мужчинам и женщинам, которые проповедовали умеренность, терпимость и равенство. Да, все это они проповедовали, но не всегда, на мой взгляд, следовали собственным призывам. Они утверждали, что через КороляКита Бог явил свою волю, показал, что не одобряет магии. Бог дал почувствовать свое неудовольствие. Он посылал предостережения, но силвы в своем высокомерии не прислушались…

Иногда я задавалась вопросом: кто на самом деле проявляет высокомерие? – но по большей части держала свои размышления при себе.

Мы, конечно, отправились на Тенкор сразу же, как только Гильдия разрешила плавания по заливу. Я рвалась увидеть Флейм, удостовериться, что снадобье Кела подействовало. Мне необходимо было увидеть собственными глазами, что Флейм жива.

Ее вид меня потряс. Она была такой худой, смотрела на меня такими огромными испуганными глазами, что я поняла всю глубину ее страданий еще до того, как она произнесла хоть слово. Когда я обняла ее, сердце мое оборвалось. Флейм была слишком хорошим человеком, чтобы легко отмахнуться от всего, что случилось. Она слишком остро чувствовала, слишком переживала за других – а зло она причинила очень многим.

– Ты убила человека, обладавшего Взглядом, – сказала она, когда мы остались одни. Мы сидели рядом на ее постели, и голова Флейм лежала у меня на плече. – Дек мне рассказал. Я знаю, как трудно это для тебя было. И ты пошла на такое намеренно – ради меня. Проклятие, Блейз, как я смогу жить со всем, что совершила? – По щекам Флейм текли слезы.

– Для начала ты можешь перестать винить во всем себя, – сказала я, стараясь, чтобы голос мой звучал жизнерадостно. – Это, знаешь ли, зазнайство. Не ты убила того обладающего Взглядом – это сделала я. Таков был мой выбор. И он знал, чем рискует на службе хранителям. Он был агентом Совета хранителей, как и я в свое время. Поверь мне, если уж ты берешься за такое дело, ты не можешь не знать, что смерть всегда в шаге от тебя.

Флейм вытерла глаза, слабо улыбнулась и снова прилегла на постель.

– Ты всегда такая чертовски уравновешенная, – сказала она.

– Жизнь у меня трудная, – ответила я. – Она учит практичности и делает меня толстокожей. Флейм, то, что ты натворила, будучи злой колдуньей, ерунда по сравнению с делишками других дунмагов. Ты сумела сохранить часть себя нетронутой, а остальным оскверненным силвам это не удалось. Ты была плохой ученицей Мортреда и можешь этим гордиться.

Флейм недоверчиво посмотрела на меня и хихикнула:

– А ты – единственный человек на свете, которому может сойти с рук подобное заявление. – Потом Флейм снова приуныла: – Слишком много у меня воспоминаний, Блейз. Слишком много…

Я попыталась обратить все в шутку:

– Ну да, ты поцарапала мне лицо. Да чепуха – шрамов не осталось, видишь? – Однако Флейм не засмеялась, и я поняла, что она думает о Руарте. – Он знает, что тогда то была не ты. Он же знает тебя всю жизнь…

– Иногда я читаю в его глазах воспоминания, – прошептала Флейм. – И я вижу, как он презирает себя за то, что не сумел меня спасти. Как сможет он жить, если каждый день, видя меня, будет думать… Это не меня он должен простить, Блейз, а себя.

Может быть, она и была права, но я знала, что верно и обратное. Флейм не могла видеть Руарта без того, чтобы не вспоминать о вещах, которые ей необходимо было забыть.

Оставив Флейм отдыхать, я обнаружила, что в приемной Тор разговаривает с Келвином; однако они умолкли, как только я открыла дверь.

– Пойду посмотрю на Флейм, – сказал Келвин. Он, конечно, ревновал, но, будучи Келвином, хорошо это скрывал и не позволял ревности влиять на свои поступки – или препятствовать моим.

Тор постарел. Мне неожиданно оказалось трудно поверить в то, что он всего на год или на два старше меня. Когда Кел ушел в комнату Флейм, я взяла Тора за руки и нежно поцеловала в щеку.

Его губы дрогнули в улыбке.

– Приятно видеть тебя живой, здоровой и в порядке исключения благополучной.

– Поверь, мне это тоже очень нравится. Только, боюсь, я потеряла твой меч.

– Ничего подобного. Джесенда отдала его мне обратно. Я подарю его тебе во второй раз, если ты пообещаешь больше его не терять.

Мы улыбнулись друг другу, возвращаясь к дружеским отношениям.

– Пойдем, – сказал Тор, – прогуляемся по саду. Наконецто снова выглянуло солнце.

Он имел в виду сад верховного патриарха – обнесенный стеной цветник с уютно извивающейся каменной дорожкой, фонтаном и несколькими деревянными скамейками.

– Кел сказал мне, что Краннах умирает, – заметила я, когда мы оказались в гуще жасмина.

– Да, боюсь, что так. У него внутри растет опухоль. И он упрям: отказался от помощи силвовцелителей, потому что это противно воле Бога.

– А ты… Тебе лекарство помогло?

– Да, благодарение Богу. Мой Взгляд теперь еще более острый, чем раньше. Любопытное ощущение… Да, знаешь, ведь люди уже выстраиваются в очередь, чтобы обрести Взгляд! Нам трудно будет изготовить достаточно лекарства, чтобы удовлетворить спрос, по крайней мере сначала. К тому же очень многие силвыменодиане жаждут избавиться от своего дара, особенно теперь, когда стало известно, что те семеро, которые погибли, были убиты по приказу Датрика.

Я уловила легкую неуверенность в голосе Тора, когда он произнес последние слова.

– Тебя чтото тревожит?

– Ну… да. Хорошо, конечно, избавить острова от силвмагии, но ведь при этом мы положим конец и целительству силвов, а это нежелательно. Как, например, мы можем быть уверены, что не начнутся ужасные эпидемии? Нам нужна замена целительству силвов, и не просто использование сала пескожила, когда болит живот, или толченых жемчужин, чтобы избавиться от камней в почках. Я хочу открыть госпиталь, где изучалась бы медицина Небесной равнины. Беда в том, что эти двое упрямых горцев отказываются делать это здесь. Они желают отправиться на Дастелы. – Тор взял меня за руку. – Впрочем, что это я рассуждаю о подобных вещах, когда поговорить я хочу о нас с тобой. Блейз…

Я поспешно перебила его:

– Тор, я не передумаю. – Еще на косе Гортан я сказала ему, что мое неверие в Бога несовместимо с его верой, и ничто с тех пор не поколебало моей решимости. Мы не подходили друг другу. И еще теперь был Келвин…

Тор стоял передо мной молча. Мокрый после дождя сад вокруг нас казался сырым и холодным. Омытый водой жасмин не пах, а дорожки стали скользкими от опавших лепестков.

– Я, пожалуй, предвидел это, – сказал он наконец. – И, может быть, твое решение принесло пользу. Практически наверняка я скоро стану верховным патриархом. – Тор вздохнул. – Я никогда такого не хотел, но есть столько вещей, которые необходимо сделать… – Он помолчал, прочистил горло и добавил: – Келвин Гилфитер любит тебя. Ты ведь знаешь об этом?

Я кивнула.

– И ты… ты собираешься уехать с ним? Я кивнула снова.

Тор посмотрел на меня с некоторым удивлением, но сказал:

– Он хороший человек.

– Я знаю. Тор улыбнулся.

– Навещай меня иногда. Будет приятно поговорить о прежних временах.

Мне показалось, что я знаю, что он имеет в виду. В его жизни наверняка будут моменты, когда он будет чувствовать себя одиноким, окруженным людьми, совершенно не представляющими, каким человеком он на самом деле является. Ну а я – я его знала. И когдато любила. Это много значило.

Мы сели на одну из влажных скамеек рядом, но не касаясь друг друга.

– Ты думала о будущем Дека? – спросил Тор.

– Да нет, пожалуй. В конце концов он сделает выбор сам. Мне почемуто кажется, что наши с Келом планы его особо не привлекут.

– Позволь ему отправиться с Флейм. Ей будет нужна верность и поддержка, а паренек ее обожает.

Несколько мгновений я молчала.

– Руарт… Ты думаешь, что у них ничего не получится? Тор покачал головой:

– Боюсь, что нет. Помоему, она вернется на Цирказе. В один прекрасный день она станет правительницей архипелага… и я подозреваю, что она выйдет замуж за Рэнсома Холсвуда.

– За этого… этого сосунка? – Я вытаращила на Тора глаза, вспомнив юного наследника престола Бетани, который мечтал сделаться менодианским патриархом и служить бедным и бездомным и который был без ума от Флейм Виндрайдер. Потом до меня дошло.

– Проклятие, – наконец сказала я, с недоверием качая головой, – ты уже все продумал, да? Ты хочешь преобразовать весь мир! – Я сама не могла разобрать, вызывает ли это у меня гнев или уважение.

– Я и в самом деле пробовал нечто подобное – на Калменте, с мечом в руке, помнишь? Да, я до сих пор хочу изменить порядки. Только теперь я более мудро выбираю способ этого достичь. Теперь, когда власть силвовхранителей пала, когда их флот и их пушки уничтожены, мы в самом деле можем начать на Райских островах новую жизнь. Может быть, все случившееся – часть того, что планирует Бог…

– В тот день в Ступице погибло много людей, Тор. Пожалуйста, не говори мне, что такова была Божья воля. – Когда он промолчал, я добавила: – Чертовски опасно считать, будто знаешь замысел Бога, как бы происходящее ни соответствовало твоему собственному представлению о лучшем мире.

Тор тихо засмеялся.

– Ах, Блейз, ты всегда хорошо умела направить меня на путь истинный! Тогда давай просто скажем, что жить на Райских островах станет лучше, если мы сумеем извлечь пользу из того, что случилось. Флейм и Рэнсом сыграют отведенные им роли. То же касается и увеличения числа обладающих Взглядом.

Я смотрела на вещи более скептически:

– Ты думаешь, что жители всех архипелагов так уж и кинутся получать лекарство?

– Большинство ничего на этом не потеряет. Бедняки все равно не могли себе позволить ни лечиться у силвов, ни даже провести вечер в театре. А выиграть они могут многое: их никогда больше не обманет торговецсилв, да и опасаться дунмагии будет не нужно. Ужас дня Падения показал жителям всех островов трагедии и жестокость, которые несет дунмагия; люди стали бояться, даже иногда неоправданно, и многие захотят пойти на любые жертвы, чтобы избавиться от страха.

Он был, конечно, прав, хотя тогда я не совсем в это поверила. Стремление обладать Взглядом росло, и патриархия едва успевала снабжать население лекарством.

– У Совета хранителей больше нет флота, – продолжал Тор, – тем более вооруженного проклятыми богомерзкими пушками. Мы и в самом деле сможем изменить Райские острова.

– Не спеши радоваться, – ответила я. – Наверняка есть люди, которым известен секрет черного порошка и пушек. Ты не сможешь загнать обратно в клетку птичку, выпущенную на волю.

– Конечно, не смогу, – задумчиво проговорил Тор. – Но поддерживать порядок среди птичек способен орел.

Тогда я не поняла, что он имеет в виду.

Узнала я об этом годом позже. К тому времени Краннах умер, и Тор был избран верховным патриархом. Первым же его действием было объявление пушек и черного порошка исключительной собственностью менодианской патриархии. Правда, применение пушек мог разрешить только Синод, и в строго определенных случаях: чтобы воспрепятствовать другим производить такое оружие или для разрешения патриархией конфликтов между островными государствами… И все равно мне трудно было поверить в то, что Тор примирился с использованием оружия, которое он так ненавидел.

Я послала ему гневное письмо и получила ответ – спокойный, разумный, логичный, – но мне все равно трудно было представить себе, что написал его человек, когдато столь резко осуждавший подобное насилие. Тор видел в патриархах миротворцев и защитников обездоленных.

«Если мы не завладеем пушками, – писал Тор, – ими завладеют другие. Если пушки будут только в наших руках, больше никогда не появится Совет хранителей с вооруженными кораблями, готовый угнетать слабых, или какойнибудь правитель, укравший секрет черного порошка. Таким образом мы, патриархия, станем силой Райских островов, не представляя при этом какоето одно государство, какогото одного властителя. Мы представляем менодиан, которыми являются граждане всех архипелагов; мы представляем голос разума и мира. – Последняя фраза письма было более личной: – Блейз, поверь, я прекрасно осознаю, какая во всем этом таится ужасная ирония».

С тех пор, когда бы мы ни встречались, этой темы мы старательно избегали…

Время, пожалуй, доказало его правоту. Пушки и в самом деле послужили делу мира. Они заставили вас, келлсцев, – с вашими собственными пушками, – воспринять нас всерьез. Они заставили вас обращаться с нами как с равными, как с людьми, с которыми следует считаться. Так что, в конце концов, то, что Тор передал пушки в руки менодиан по всем Райским островам, принесло неожиданную пользу. Держу пари: это его забавляло…

И всетаки я не могу прогнать мысли о том, что рано или поздно найдется достаточно глупый верховный патриарх, чтобы использовать во зло свою власть и свое оружие, или неразборчивые в средствах пираты нападут на менодианский пост и захватят пушки. Может быть, я просто более пессимистично смотрю на мир, чем Тор Райдер…

Тем не менее, мы, островитяне, в огромном долгу перед Тором Райдером. Представь себе Райские острова до Перемены, когда власть принадлежала магии, когда иллюзии делали силвов богачами, когда только обладание магическим даром определяло, будет человек беден или богат… когда так много значило, в каком островном государстве ты родился, а отсутствие татуировки на мочке уха превращало твою жизнь в ад… Представь себе когото вроде меня, брошенную на старом кладбище, насильно сделанную бесплодной в тринадцать лет, обреченную с рождения на нищету и презрение… Мне повезло: меня спасло обладание Взглядом. Большинство таких детей умирало, не успев стать взрослыми. Тех, кто выживал, ссылали на косу Гортан.

И представь себе Райские острова теперь, когда татуировки, говорящие о гражданстве, ушли в прошлое, с системой лечебниц, в которых врачи за умеренную плату помогают всем, нуждающимся в лечении, с сетью менодианских благотворительных заведений, облегчающих страдания несчастных, с движением за передачу власти выборным правителям. Перемена принесла медленное, но непрерывное изменение законов и обычаев, когдато разделявших островные государства, отказ от порядков, обрекавших людей на нищету и бесправие, от закостенелых предрассудков, от наследственных привилегий. К тому времени, когда на Райские острова прибыли вы, келлсцы, мы являли собой единое общество, в котором вы не смогли разделять и властвовать. Перемена все еще продолжается: только в прошлом году монарх Разбросанных островов предоставил своим владеющим землей подданным право выбирать Консультативный совет, помогающий ему в управлении. Бетани и Цирказе теперь официально объединились и управляются выборными советами; монарх остается всего лишь церемониальной фигурой. Это только начало: все меняется, делается более разумным и гибким.

Райские острова стали лучшим местом для жизни, и многое, что теперь существует, было создано Тором. Когда между островными государствами заключались союзы, инициатором бывал он. Помощь гхемфов много дала нам, и именно Тор уговорил их содействовать Перемене. Когда составлялись новые законы, писал их Райдер. И когда появились первые келлские корабли, Райдер встретил келлсцев как равных, показал им, что Райские острова – не отсталая глушь, которую легко будет завоевать. Это Райдер позаботился о том, чтобы влияние менодиан, их благотворительность распространились по самым дальним островам, так что ни один бедняк не оставался теперь без помощи. Райдер провидел будущее Райских островов без магии и осуществил свою мечту, хотя лекарство от магии нашли Гэрровин и Келвин, а Келвин предложил безопасный способ воспрепятствовать рождению новых силвов.