Текст книги "Оскверненная"

Автор книги: Гленда Ларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

И все же я молчал, опустив голову.

– Если мы тебе понадобимся, – сказал Керен, – тебе будет достаточно попросить.

Я кивнул, чувствуя себя червяком, ползучим ничтожеством.

Когда ночами мне не спалось, я бродил по дворцу. Стражники – а они стояли у каждой двери – меня, конечно, знали и никогда не останавливали. Моя свобода была следствием решительного заявления Лиссал о том, что я могу ходить куда захочу; его вызвал глупый случай: я не смог выполнить одно из ее приказаний, потому что меня задержал стражник. С тех пор я мог бывать в любых помещениях, от которых у меня были ключи, а ключи Лиссал были в моем распоряжении.

Я пользовался своей свободой для того, чтобы следить за ее действиями. К концу первого месяца пребывания на Брете я тревожился; к концу второго испытывал ужас. Все больше и больше молодых людей забирали служить стражниками, и не только в столице, но и по всему Брету. Лиссал намеревалась отдать эти отряды под команду оскверненных силвов. Она распорядилась увеличить добычу селитры и велела свозить ее в портовый город Ково, где алхимики трудились над ее очисткой. Она написала своему отцу на Цирказе, объявив о желании Брета закупать серу. Она отправила партии лесорубов в леса к северу от Бретбастиона заготовлять древесный уголь и рубить деревья для постройки кораблей. Она отрядила горняков на остров Айин на разведку месторождений цинка, меди и свинца. Она собрала со всего архипелага плавильщиков, кузнецов, плотников и корабелов, соблазнив высокой платой. И самое худшее – она отправила посланцев в Ступицу с предложением заплатить немыслимые деньги мастерам, которые делали для хранителей пушки и устанавливали их на кораблях, если те продадут чертежи и планы; ее, похоже, совсем не волновало, что подумает Совет хранителей, если об этом узнает.

Пораженный, я просматривал бумаги Лиссал и только теперь начинал понимать настоящий размах ее приготовлений и замыслов. Лиссал собиралась создать вооруженное до зубов государство, управляемое экссилвами, подчинявшимися ей.

К счастью, не все давалось ей легко. Из некоторых писем я узнал, что изготовление черного порошка и пушек было не таким простым процессом, как представляла себе Лиссал. Как очищать селитру, никто на Брете не знал. Черный порошок в неумелых руках оказывался ненадежен и взрывался, что часто приводило к жертвам. Пушки при выстреле иногда взрывались тоже. Неудивительно, что Лиссал в конце концов решила, что легче добьется своего, если купит секреты у мастеровхранителей. Однако из того, что мне удалось узнать, следовало, что даже и это оказалось не так просто, как ожидала Лиссал: хранители были верны своему государству. Замысел властительницы Брета был устрашающим, но ее практические успехи сильно отставали от мечты о власти злых колдунов.

Бывая в конторе дворцового нотариуса, я узнал, какую основу Лиссал закладывает для того, чтобы иметь возможность расплачиваться за свои военные приготовления. Начала она с того, что конфисковала состояние главного советника Икаана и его семьи, которое включало поместья по всему архипелагу от Ибаана до Аттиса и целый флот торговых кораблей. Потом Лиссал систематически принялась под разными притянутыми за уши предлогами грабить другие богатые семьи – семьи граждан других островов, поселившихся на Брете. Она знала, что это не вызовет особых протестов; напротив, местные купцы сразу поняли, что к чему: достаточно было донести на конкурентаиностранца, и конкуренции как не бывало. Заручившись поддержкой торговцев, Лиссал постепенно начала увеличивать налоги.

Все больше узнавая о происходящих на Брете переменах и памятуя о том, что Лиссал появилась здесь всего несколько недель назад, я чувствовал, как мои надежды тают. Лиссал в отличие от Мортреда не интересовалась пытками и издевательствами, она не наслаждалась гибелью своих жертв, но тем не менее действия ее были чудовищны. Даже если нам когданибудь удалось бы ее спасти, сделать ее такой, какой она была раньше, трудно было представить себе, что она сможет себя простить.

Однажды ночью, примерно через четыре недели после того, как в столицу привезли первых силвов, я отправился в кабинет нового секурии, желая узнать, сколько несчастных теперь содержится в камерах. У меня с собой был фонарь, который я поставил на стол, пока оглядывался и искал то, что мне было нужно. В этот момент я услышал звяканье. Я резко поднял голову. Ктото пытался проникнуть в комнату, открывая замок отмычкой.

Я взмахнул руками, пытаясь в панике взлететь, но не сумел оторваться от пола. Наткнувшись на стол, я постарался взять себя в руки и наконец сделал нечто разумное: задул фонарь и нырнул в единственное укрытие, где меня могли не заметить. Как во всех дворцовых помещениях, здесь имелись резные деревянные двери, выходящие на балкон. Я выскользнул наружу, прикрыл за собой створки и прижался к стене. Человек, находящийся в комнате, меня заметить не мог, но я оказывался на виду, если бы он решил выйти на балкон. Я стоял там и жалел, что лишился крыльев. Еще я обливался потом; такую человеческую особенность мне все еще трудно было считать нормальной.

Через мгновение я услышал голоса; разговаривали по крайней мере двое, но разобрать слов я не мог. Сквозь резьбу двери проникал тусклый голубоватый свет – свет колдовского огонька.

Я замер на месте.

Когда выяснилось, что никто не собирается выходить на балкон, я рискнул заглянуть в дырочку в двери. Мне это ничего не дало. Я видел силуэты двух человек, закутанных в плащи, которые просматривали свитки на столе; единственный огонек освещал только пергамент, который они читали. Я мог быть уверен лишь в одном: один из них был высоким, другой – маленьким, и никакого права быть там, где они были, они не имели. Все их повадки говорили о том, что они стремятся остаться незамеченными: тихие голоса, приглушенный свет, скрывающие фигуры плащи.

Тот факт, что они пользовались силвмагией, конечно, указывал на Керена и Девенис, но я и представления не имел о том, что они затеяли. Наверное, я мог войти в комнату и потребовать от них объяснений, но я этого не сделал. В душе я все еще оставался птицейдастелцем, привыкшим бояться людей с их размерами, агрессивностью, оружием.

К несчастью, истинное значение того, что они пользовались силвмагией, осталось мной совершенно не понятым.

Когда наконец они ушли, я немного подождал, а потом двинулся следом. Я не мог определить, что они искали, и я так и не выяснил, сколько же силвов заключено в камерах.

Я ведь никогда не утверждал, будто я храбр.

Дни проходили, в камерах на уровне Пиратов все прибавлялось пленников, и чувство вины во мне росло. Единственным, что меня утешало, было то обстоятельство, что из заключения не выходили толпы дунмагов. На самом деле из темницы не появлялся вообще никто. Я начал гадать: так ли сильна на самом деле Лиссал, как она думает…

Я снова побывал у гхемфов, но единственная новость, которую они мне сообщили, заключалась в том, что даже гхемфы из выводка Эйлсы не знали, где находилась Блейз.

Глава 17
РАССКАЗЧИК – ЭЛАРН

Я снова начал работать пловцом, совершая шесть путешествий в Ступицу в месяц. Я так никогда и не узнал, чему был обязан своим восстановлением в Гильдии – то ли вмешательству Датрика, то ли давлению верховного патриарха, за спиной которого стоял Райдер. Так или иначе, наконец это случилось. Когда я наткнулся на отца в коридоре Синода в день своего возвращения, он с подчеркнутой неприязнью повернулся на каблуке и пошел прочь. Я попытался не обращать на это внимания. В конце концов я снова располагал своим полозом, жил в здании Гильдии среди друзей и по милости Райдера зарабатывал больше денег, чем когдалибо раньше. Я каждую неделю виделся с Джесендой. Я даже умудрялся регулярно проскальзывать в ее спальню в доме на берегу; возбуждение от того, что я совершаю нечто незаконное, было почти столь же сильным, как и радость от свидания.

Кроме того, Джесенда продолжала учить меня, как пользоваться даром силва, и я скоро с некоторой растерянностью обнаружил, что приобрел изрядное искусство. Созданные мной иллюзии почти не уступали иллюзиям Джесенды, и мы начали вместе проникать в различные места в Ступице, подслушивая у дверей и шпионя за участниками собраний. Мы даже незаметно пробирались в кабинет главы Совета и читали его переписку. Мне ужасно нравился риск, сознание того, что стоит сделать одно неверное движение – и нас поймают. Наши занятия вызывали у меня нервный трепет, и я обнаружил, что наслаждаюсь им. Ставки в игре были высоки: наказанием за использование силвмагии, чтобы шпионить за другими силвами, являлся полный остракизм. Многочисленные примеры жульничества силвов в отношении тех, кто этим даром не обладал, считались терпимыми и даже забавными, но тому, кто использовал магию против собратасилва, приходилось плохо. Джесенда посмотрела на меня как на страдающего морской лихорадкой, когда я указал ей на двойные стандарты этики хранителей.

– Ради морского дьявола, Эларн, что, потвоему, более важно: быть верным интересам других силвовхранителей или похоронить свой талант, чтобы угодить всякому?

– Ну, нас нельзя назвать особенно верными другим силвам, – прошипел я ей на ухо. Дело происходило поздно вечером, и мы с ней прокрадывались в контору главного управляющего главы Совета.

– А вот и можно, – надменно ответила она. – Как могли бы мы работать на пользу островов Хранителей, если бы не знали, что происходит в руководстве? Как смогу я в будущем стать ответственным членом Совета, если не буду понимать, как управляются наши острова? Как ты сумеешь стать великим главой Гильдии, если не будешь видеть, какие силы движут политикой? – Она зажгла волшебный огонек. – Иди сюда, посмотрим на бумаги на столе. Я хочу знать, что предпринимается в отношении Девы Замка и той проклятой полукровки. Сразу скажи мне, если найдешь чтото насчет готовности кораблей и черного порошка для пушек…

В самом худшем случае то, что делали мы с Джесендой, можно было счесть изменой. Хотя большинство сведений, которые нам удавалось добыть, секретными не были и мы никому их не передавали, всетаки наше шпионство было незаконным. Загадка заключалась в том, что меня это совершенно не волновало. Риск действовал на меня как наркотик, и получаемое от него удовольствие еще и усиливалось тем, что мы с Джесендой занимались любовью в тех самых комнатах, куда не имели права входить. Если это было безумием, то я упивался им; хоть инициатором всегда бывала Джесенда, именно я опьянялся нашими проделками. Той ночью мы любили друг друга на столе главного управляющего, озаренном светом наших волшебных огней.

Когда на следующее утро я с волной отлива возвращался на Тенкор, я был счастлив, как никогда.

По пути мне встретились еще два корабля Совета хранителей, двигавшиеся в сторону Ступицы. Я уже и счет потерял судам, которые вооружали пушками у причалов. Это должно было бы вызвать у меня беспокойство – уж очень быстро рос военный потенциал островов Хранителей, – но я чувствовал только гордость. Пушки принадлежали моей стране, были ее силой и могуществом.

Впрочем, плавание требовало всего моего внимания, и скоро я перестал размышлять.

Джесенда, конечно, чрезвычайно интересовалась всем, чем я занимался с Райдером и Гилфитером. Она хотела знать в точности, что они пытаются узнать и как они это делают. Удовлетворять ее любопытство мне было трудно, потому что я и сам оставался в неведении.

В первый же день, когда я явился в Синод, где должен был встретиться с Райдером, мне навстречу из дверей вылетел Гилфитер с медицинской сумкой в руке.

– Ох, извини, паренек, – бросил он через плечо, – ребеночек вотвот появится. – С этими загадочными словами он убежал; только развевалось вокруг него его странное одеяние.

– Заходи, – позвал меня Райдер. – Он отправился принимать ребенка у женщины, обладающей Взглядом.

– Ох… – Я смотрел вслед Гилфитеру, мчавшемуся вниз по лестнице. – Он что, всегда ходит обмотанным куском ткани?

Райдер рассмеялся.

– Да, похоже, он предпочитает такую одежду. Этот кусок ткани называется тагард. Ладно, садись, и я расскажу тебе, что мы хотим сделать.

Я сел и огляделся. На столах и полках теснились бутылочки и горшочки всех форм и размеров, жаровни, щипцы, ножи, весы с гирьками, воронки, ножницы, увеличительные стекла в медных трубках и всякие вещи, назначение которых определить я не мог. Одно приспособление выглядело как маслобойка, приводимая в действие ножной педалью. Содержимое бутылочек было самым разнообразным – в них хранились и жидкости, и порошки, и кристаллы, а также засоленные образцы чегото непонятного.

– Это сепаратор, – объяснил Райдер, заметив, что я разглядываю маслобойку. – Если нажимать на педаль, чаша внутри начинает быстро вращаться. – Однако что должен разделять сепаратор, Райдер не сказал.

Думаю, что именно тогда я и начал догадываться, насколько важно затеянное ими дело. Та сумма, в которую обошлось все это оборудование, неопровержимо свидетельствовала, что Райдер и Гилфитер пользуются полной поддержкой менодианской патриархии и ее сокровищницы. Я снова перевел глаза на Райдера.

– Мы хотим, чтобы ты использовал силвмагию, а мы в это время попытаемся ее уловить. – Мой взгляд, должно быть, оказался очень скептическим, потому что Райдер добавил: – Я понимаю, что такое звучит… странно.

– Да уж… Уловить силвмагию?

– Мы иначе смотрим на магию, чем ты. Ты способен по желанию вызвать ее и знаешь, что с ее помощью можешь сделать, но обладающие Взглядом видят магию. И чуют. Гилфитер… ну, он тоже ее чует. Поэтому мы знаем, что магия может иметь разную выраженность. Она представляет собой измеримую реальность.

– Значит, вы хотите измерить магию?

– Да. И еще мы хотим… собрать ее. Я сразу же насторожился:

– Чтобы самим тоже ею пользоваться?

Отвращение, отразившееся на его лице, было таким неожиданным и безграничным, что я понял: моя догадка очень далека от истины.

– Нет. Мы хотим понять ее природу. Узнать, что она собой представляет.

– Зачем, если вы не собираетесь ее использовать? Райдер слегка улыбнулся:

– Ну, мы предпочли бы работать с дунмагией, но нам не удается найти столь же покладистого, как силв Эларн Джейдон, злого колдуна, так что приходится обходиться тем, что есть. Мы думаем, что, если нам удастся понять дунмагию, мы сможем ее победить… или излечить. Думаю, ты согласишься, что это благородная цель.

Я с изумлением подумал: он же циник, он вовсе не считает себя благородным. Это было странно; я никогда не думал, что горячая вера может сочетаться с цинизмом. В глубине души я все еще был уверен, что Райдер не все мне говорит. Я почувствовал укол беспокойства. Если их исследования дадут ему понимание силвмагии, не захочет ли он употребить свое знание против силвов? Я вспомнил вопрос, который он мне задавал: если бы я мог избавиться от дара силва, сделал бы я это? Райдер, должно быть, заметил мои сомнения, потому что добавил:

– У нас есть общий друг, у Гилфитера и у меня. Она – силв, оскверненная дунмагией, превращенная в злую колдунью могущественным дунмагом. Мы хотим найти для нее лекарство.

Это все хорошо объясняло… только я почемуто не поверил ни одному слову. Тогдато я и решил, что со временем обязательно докопаюсь до истины.

– Так чего вы хотите от меня? – спросил я.

– Для начала создай несколько простых иллюзий. А пока ты будешь этим заниматься, мы соберем образцы – твоего пота, выдыхаемого тобой воздуха, твоей слюны, твоей мочи. Пока этим дело и ограничится. Может быть, Гилфитеру понадобится и несколько капель твоей крови.

Все это казалось вполне простым, и мы взялись за работу.

Нельзя не признать: эти двое трудились не покладая рук. Кроме всего прочего, за Райдером сохранялись обязанности члена Высшего совета патриархии, а Гилфитер то и дело давал советы беременным женщинам и принимал у них роды. Сначала я думал, что этот его интерес не имел никакого отношения к магии, но скоро узнал, что дело обстоит иначе. Помогая появиться на свет младенцам матерей, обладающих Взглядом, Гилфитер собирал образцы последа для своих исследований. Я не очень хорошо представлял себе, что такое послед, пока он не принес его в свою лабораторию и все мне не объяснил. Гилфитер разглядывал чтото похожее на сырую печенку и одновременно читал мне лекцию о питании плода. Как я обнаружил, имея дело с Гилфитером, достаточно было заинтересованного взгляда и нескольких не слишком глупых вопросов, чтобы подвигнуть его на нескончаемые разговоры. Повидимому, он пытался выяснить, не передается ли дар Взгляда от матери к ребенку вместе с питательными веществами. Мне все это казалось очень таинственным.

Я, конечно, рассказывал Джесенде обо всем, что делал Гилфитер. Я сообщал ей все подробности, но она тоже не могла понять, чего Райдер с Гилфитером пытаются добиться. Мы с ней обсуждали мою новую работу, и Джесенда подбивала меня узнавать как можно больше и постараться войти в доверие к моим нанимателям. Я и так к этому стремился, вот только они не особенно шли мне навстречу.

У обоих были свои секреты, я в этом не сомневался. Райдер проводил очень много времени за молитвой – много даже для патриарха. Иногда он напоминал мне человека, лишившегося чегото очень ценного и неспособного примириться с потерей. Иногда я замечал, как он смотрит в пространство с выражением горького раздумья на лице. В этом человеке странным образом смешивались очень разные качества. Райдер обладал суховатым остроумием, хотя это редко выражалось в чемто, кроме лукавой улыбки. Судя по тому, что он делал для пострадавших дастелцев, он был способен на сострадание, но в других случаях оказывался нетерпимым, особенно когда сталкивался с глупостью подчиненных или других патриархов. И еще в нем сохранялась та тьма, которая вызывала во мне неловкость, как если бы я не мог дотянуться до того места, где чешется.

Разобраться в Гилфитере было еще труднее. На первый взгляд он казался наивным деревенщиной, впервые попавшим в город. Он удивленно восклицал, сталкиваясь с вещами настолько для меня обычными, что я их даже не замечал, – от продажи шоколада в лавках до ежедневной уборки мусора и наличия в домах канализации. В других же случаях он проявлял проницательность и сметливость, которые скорее ожидаешь встретить в портовой уличной девке. Он инстинктивно проникал в сущность человека. Я ожидал, что он окажется легкой добычей для мошенников, постоянно охотящихся на неосторожных чужестранцев, но такого никогда не случалось. Иногда у меня возникало чувство, будто он читает мои мысли, даже догадывается о моем намерении доносить обо всем, чем они занимаются. Он определенно старался не объяснять мне, как собирается использовать полученные знания.

Тем не менее, понимая, что в незнакомом месте Гилфитер должен чувствовать себя одиноким, я старался проявлять дружелюбие. Я брал его с собой на встречи с друзьями, однако в нашу компанию он не вписался. Его не интересовали ни выпивка, ни женщины, что, если не считать заплывов, больше всего занимало моих товарищей, так что, хоть он несколько раз и бывал со мной в портовых тавернах, удовольствия ему это явно не доставило. Странность заключалась в том, что Гилфитер заставил меня посмотреть на себя новым взглядом; в результате я начал сомневаться, действительно ли гулянки с Мартеном и остальными были такими увлекательными, как я раньше считал. Напиваться в стельку, лапать служанок в таверне… все это неожиданно стало казаться мне ребячеством, по крайней мере когда рядом оказывался Гилфитер. Конечно, на моих изменившихся взглядах могли отразиться и чувства, которые я питал к Джесенде…

Однажды, когда я с друзьями катался на волнах, я, выйдя на берег, обнаружил на пляже Гилфитера. Я подумал, что он дожидается меня, но он просто смотрел в морскую даль, и на лице его было отсутствующее выражение.

– Тебе нравится океан? – спросил я его, втыкая в песок свою доску, чтобы с нее стекла вода.

– Не особенно. Я вырос далеко от побережья. Нет, паренек, я просто люблю широкие открытые пространства, а море как раз такое. И еще я наслаждаюсь запахом южного ветра. Города для меня… слишком тесные. И слишком вонючие.

Я поднял полотенце и начал вытираться.

– Райдер говорил, что ты происходишь с Крыши Мекате. Он рассказывал, что это огромная травянистая равнина, где живет мало людей.

– Ага, так и есть. Только он, похоже, забыл сказать о том, что это лучшее место на всех Райских островах. – Гилфитер ухмыльнулся. – Он там не бывал, понимаешь ли.

– Если на Мекате так замечательно, почему ты покинул родные места?

Его улыбка погасла.

– Меня изгнали.

– За что?

– За убийство моей жены.

Я онемел. Если я в чем и был уверен, так как раз в том, что Келвин Гилфитер – мирный и мягкий человек. Он постоянно беспокоился о чувствах окружающих и совсем не выглядел супругом, способным поднять руку на свою половину. Наконец, собравшись с мыслями, я сказал:

– Такое заявление без объяснений, которые наверняка должны существовать, как мне кажется, – это твой способ продолжать наказывать себя за то, что на самом деле случилось?

Он слабо улыбнулся.

– Думаешь, самообвинение избавляет от вины? Может быть, ты и прав. Только хотел бы я, чтобы это помогало. Позволь опытному человеку дать тебе совет, Эларн. Постарайся избегать всего, что на всю жизнь обременит тебя чувством вины. Можно научиться жить почти с чем угодно, но муки, которые причиняет тебе вина, откладывают отпечаток на весь твой жизненный путь.

Его искренность заставила меня поежиться.

– Райдера мучает то же самое? – спросил я. Гилфитер покачал головой:

– Он сражается не с виной, а с осквернением дунмагией. И в этой битве он в один прекрасный день может выйти победителем… особенно если нам удастся найти лекарство. – Заслонив глаза рукой, Гилфитер стал смотреть в океан. Это заставило его переменить тему: – Что там за корабль?

Я проследил за его взглядом.

– Еще одно судно Совета хранителей. – Солнце светило мне в глаза, и я прищурился. – Похоже на купеческий корабль.

– Чтото их корабли, похоже, теперь совсем не покидают гавань, – заметил Гилфитер. – Райдер говорит, что хранители вооружают все свои суда пушками, а для этого приходится укреплять палубы и обучать матросов, конечно.

Я, сам не зная почему, ощутил озноб.

– Ходят такие слухи, – признал я. Говорить на эту тему мне было неприятно: она заставляла меня думать о смерти.

– Интересно, – тихо проговорил Гилфитер, – кого Датрик считает своим врагом?

Прошло две недели со времени моего возвращения на Тенкор, когда случилось нечто, позволившее мне немного больше узнать о Гилфитере. Я как раз отдал ему некоторое количество крови, и он рассматривал ее через прибор, который они с Райдером называли магнископом – он увеличивал очень маленькие предметы, – когда Гилфитер неожиданно резко выпрямился. Выражение его лица было странным.

– В чем дело? – спросил Райдер, поднимая глаза от бумаг, которые читал: это были манускрипты и свитки, позаимствованные им из библиотеки Синода.

– Гдето поблизости дядюшка Гэрровин, – ответил Гилфитер. В голосе его прозвучала странная смесь облегчения, смущения и боли.

– Это хорошо, – откликнулся Райдер. – Я рад, что он решил приехать. Почему бы тебе не пойти его встречать, Кел? Возьми с собой Эларна, а то он чтото заскучал.

Я пошел следом за Гилфитером, радуясь возможности на какоето время покинуть душное помещение. Я предположил, что Гилфитер договорился о встрече со своим дядей у ворот Синода, но он, не останавливаясь, двинулся дальше.

– Где же он, этот твой дядюшка? – спросил я.

– В порту, – непривычно резко ответил Гилфитер.

– Он и в самом деле тебе дядя?

– Ага, за мои грехи. Гэрровин Гилфитер – врач с Небесной равнины, который не выносит крови. Вот погоди, увидишь его, паренек, тогда будешь знать, что есть люди и постраннее меня.

Он прямиком направился в порт и встал на краю одного из причалов, глядя в море.

– Где же он? – спросил я, оглядываясь. Группа купцов собралась в тени навеса торговца свечами, лениво переговариваясь между собой. Ко входу в залив Ступицы, еще далеко за стоячей волной, приближался корабль; от Тенкора его отделяло несколько миль. Я предположил, что купцы ждут начала прилива, который позволит кораблю войти в гавань.

Гилфитер продолжал смотреть вдаль.

– На борту вон того корабля, – ответил он. – Сколько времени ему потребуется, чтобы добраться до причала?

– Они не станут преодолевать стоячую волну, дождутся прилива. – Я посмотрел на расписание приливов, вывешенное на стене конторы начальника порта. – Теперь уже недолго ждать. Потом пройдет еще какоето время, пока корабль причалит… всего побольше часа. Но откуда ты знаешь, что твой дядя на борту? Или что это тот самый корабль? Я отсюда даже и флага еще не могу разглядеть.

– Мне не нужно видеть флаг. Пойдем пока поищем местечко, где можно купить горячий шоколад – все равно ждать еще долго. Уж очень мне нравится этот напиток. У нас на Небесной равнине его нет.

Мы вернулись по той же улице, по которой пришли, и свернули к ряду харчевен за верфями. Проходя мимо конторы начальника порта, я спросил когото из служителей, как называется приближающийся корабль.

– «Покоритель морей», – ответил он. – Пакетбот с Мекате.

Я бегом догнал Гилфитера.

– Так откуда ты всетаки знаешь? – настойчиво спросил я. – Как ты узнал, что это пакетбот с Мекате? И почему ты уверен, что твой дядя на борту?

– Есть секреты, которые мне не принадлежат, паренек. Я написал дяде письмо с приглашением приехать на Тенкор, потому что никто лучше него не разбирается в травах и всяких снадобьях. Вот мы и подумали, что он может нам помочь.

Мне хотелось продолжать спорить, доказывать, что он не мог знать ни о прибытии корабля, который еще только входил в залив, ни о том, что его дядя на борту этого корабля, но Гилфитер поднял руку, положив конец моим вопросам:

– Не надо, паренек, не спрашивай, а то мне придется сказать какуюнибудь глупость – вроде того, что дядюшка пахнет, как промокший под дождем селвер.

Я почувствовал себя уязвленным. Гилфитер мне не доверял, и это меня задело – может быть, как раз потому, что в глубине души я понимал справедливость такого отношения. Я не заслуживал доверия. Все, что он мне рассказал бы, я передал бы Джесенде. Я это осознавал, но не видел в своем поведении вероломства. К тому времени я хорошо научился находить себе оправдания: мои действия были направлены к благу островов Хранителей, к благу силвов. Да и вообще, Райдер и Гилфитер не были откровенны со мной, так почему я должен быть честным с ними?

Не забывай, мне было всего двадцать, и хоть во многих отношениях я и был сметлив, но мудрости мне не хватало.

Келвин Гилфитер оказался прав. По сравнению со своим дядюшкой он казался нормальным.

Лохматые волосы и борода Гэрровина были еще более растрепанными, тагард на нем походил на одеяло, в которое закутался потерпевший кораблекрушение моряк, а говорил он с таким акцентом, что я с трудом его понимал; кроме того, многое из сказанного им звучало поистине невероятно. Когда Келвин представил меня ему, он оглядел меня с ног до головы и протянул:

– Хмм… Любовь к риску – опасное пристрастие, паренек. – Я почувствовал укол страха, и Гэрровин снова пристально взглянул на меня. – Я коснулся больного места, верно?

Я покраснел до корней волос, и причиной был стыд, а не смущение. Откуда он узнал? Как мог он узнать?

Впрочем, внимание Гэрровина было сосредоточено на его племяннике, а не на мне.

– Твое семейство в добром здравии, – сказал он ему, – по крайней мере насколько на такое можно рассчитывать. У Джейма и Тесс уже ребеночек на подходе, так что твоя мама смотрит теперь вперед, а не назад. Папаша твой… ну, вроде как примирился, знаешь ли. А уж бабуля, пожалуй, справляется лучше всех. Замечательная женщина моя матушка. Она посылает тебе свою любовь и велит сказать вот что: «Те, кто говорит, что ты должен ступать след в след за теми, кто прошел раньше, не свою обувь носят». Тут, ясное дело, нужно хорошо поразмыслить, чтобы понять. Келвин рассмеялся.

– Ах, – сказал он, – при виде тебя душа радуется, дядюшка.

– Такто оно так, только теперь твоя очередь. Что случилось с теми двумя девоньками? И как ты оказался здесь, когда я велел тебе отправляться на Брет?

Келвин оглянулся на меня и ответил:

– Это долгая история, дядюшка. Скажу тебе пока одно: Флейм беременна, она носит ребенка Мортреда. Мы думаем, что младенец ее оскверняет. Тор Райдер – тот патриарх, о котором я тебе писал, – и я ищем лекарство от этого.

– Ах… – Гэрровин запустил пальцы в свои торчащие во все стороны волосы, – нелегкую задачу вы перед собой поставили.

– Ну да, я знаю. Нам нужна твоя помощь, дядюшка. По счастью, у меня есть хорошая новость: две менодианки, родившиеся силвами, разрешили мне принять у них роды. Обе они не одобряют силвмагии.

Они принялись обсуждать тонкости строения человеческого тела и передачу болезней, через минуту или две совершенно забыв о моем присутствии. Я поднимался следом за ними на холм, гадая о том, кто такая Флейм.

Устроившись в отведенной ему в Синоде комнате, Гэрровин Гилфитер присоединился к нам в лаборатории и немедленно принялся все переворачивать вверх ногами. Он задавал проницательные вопросы насчет того, что Райдер и Келвин делали, и по большей части не оставлял от этого камня на камне. Он не смущаясь называл патриарха «пареньком» и ворчал о том, что пора тому забыть про дунмагию у себя в животе и вспомнить о мозгах в голове, которыми соблаговолил наградить его Бог. Он отчитывал племянника за то, что тот, предполагая, будто голубизна силвмагии, которую видят обладающие Взглядом, является какогото рода испарением, счел и силу силвмага тоже чемто вроде тумана. Разве не мог дар силва быть просто компонентом крови, выделяющимся в воздух, когда обладатель дара им пользуется? Дядя и племянник перебрасывались аргументами, большинство из которых были мне непонятны.

Впрочем, я начал понемногу улавливать некоторые факты, касавшиеся прошлого. Выяснилось, например, что Райдер когдато был осквернен дунмагией; это все еще отражалось на нем, но жизни, похоже, не угрожало. Келвину Гилфитеру ктото сказал, что дар силва переходит к ребенку из плаценты; поэтому он теперь и считал, что матери заражают магией младенцев при рождении или еще раньше. Райдеру с Гилфитером было также известно, что дунмагия передается от отца к ребенку, а мать, до этого не являвшаяся злой колдуньей, оскверняется дунмагией если не отца, то младенца. Вот поэтому они и хотели узнать, что же именно передается от матери ребенку и от ребенка матери. Они хотели выделить магию в чистом виде…