Текст книги "Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза"

Автор книги: Глен Кук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Это было кошмарное зрелище. Земля устлана телами десятков тысяч мятежников. Большинство подразделений пало на месте, сохранив строй. Ярусы завалены мертвыми солдатами обеих армий. На вершине пирамиды криво торчит флаг Белой Розы. Нигде ни единой живой души. И гробовая тишина вокруг, лишь шепчет холодный северный ветер.

Госпожа на мгновение утратила контроль над ковром. Мы ухнули вниз, и она остановила падение лишь в нескольких футах от земли.

Ни единого движения, лишь колышутся на ветру знамена. Куда ни глянь – картины, как будто рожденные воображением свихнувшегося художника. Верхний слой мятежников выглядел так, словно люди умерли в жутких муках. Количество павших не поддавалось подсчету.

Мы поднялись над пирамидой. По ней в сторону Башни тоже прокатилась смерть. Ворота остались распахнутыми, в их тени валялись мятежники.

Все-таки противнику удалось пробиться внутрь.

На вершине пирамиды лежало лишь несколько тел – все враги. Мои товарищи, должно быть, укрылись в Башне.

И в лабиринте ее коридоров, наверное, еще продолжается сражение. Здание огромно, его нельзя захватить быстро. Я прислушался, но ничего не услышал.

До вершины Башни было триста футов, но мы не могли подняться так высоко. Там появилась фигура, призывно махнула рукой. Человек был невысок и одет в коричневое. Я ахнул, вспомнив, что лишь один из Взятых предпочитал этот цвет. Фигурка перемещалась, прихрамывая и продолжая махать нам. Ковер стал набирать высоту. До вершины двести футов… сто… Я обернулся и вновь обвел взглядом панораму смерти. Четверть миллиона мертвецов? Голова пошла кругом. Цифра оказалась настолько велика, что разум не желал ее воспринимать. Даже в самых страшных битвах эпохи Владычества смерть не собирала такой огромный урожай…

Я посмотрел на Госпожу. Это она учинила резню. Быть ей теперь царицей мира – если побоище в Башне завершится в ее пользу. Кто посмеет выступить против такой чудовищной силы?

Перед моими глазами лежат убитые – цвет мужского населения целого континента…

Из ворот Башни вышли несколько мятежников, заметили нас и схватились за луки. Лишь две или три стрелы взлетели на высоту ковра. Солдаты прекратили тратить боеприпасы – сообразили, что мы сами идем к ним в руки.

Пятьдесят футов. Двадцать пять. Даже при поддержке Хромого Госпожа выбивалась из сил. Я трясся на ветру, который угрожал шарахнуть ковер о Башню. Вспомнилось жуткое падение Ревуна. Мы сейчас на той же высоте, откуда он полетел вниз.

Бросив еще один взгляд в долину, я увидел форвалаку. Бестия обвисла на кресте, но я знал, что она жива.

К Хромому подбежали солдаты – кто с веревкой, кто с копьем или жердью. Скорость нашего продвижения неуклонно падала. Точно в кошмарном сне – вроде и рукой подать до спасения, а все равно не успеваешь. Мне на колени свалилась веревка.

– Обвяжи ее! – крикнул сверху сержант-гвардеец.

– Слышь, козел, а как насчет меня?

Боясь опрокинуть ковер, я медленно, со скоростью улитки, переместился к Госпоже. Возникло искушение завязать фальшивый узел, чтобы он распустился под тяжестью, – Госпожа больше не вызывала у меня симпатий. Мир без нее станет лучше. Душелов была опаснейшей интриганкой, ее амбиции стоили жизни сотням людей. Она заслужила свою судьбу. Но насколько же больше заслуживает смерти ее сестра, преждевременно отправившая по дороге теней несчетные тысячи?

Упала вторая веревка, я привязался. Мы находились в пяти футах от верхушки, не в силах подняться выше. Солдаты потянули, ковер накренился. Сверху спустили шесты, я ухватился за один из них.

Ковер рухнул.

Я было решил, что все, вот она, моя гибель. Но тут меня потащили наверх.

Нам сообщили, что на нижних этажах Башни идет ожесточенное сражение. Хромой, сделав вид, будто меня не заметил, торопливо отправился вниз. А я распростерся на верхней площадке Башни, невыразимо счастливый оттого, что остался жив. Я даже вздремнул. Проснулся в обществе северного ветра и бледной кометы, висящей над горизонтом, и решил спуститься, чтобы лично оценить эндшпиль великой партии Госпожи.

Она победила. Из ворвавшихся в Башню мятежников уцелел едва ли не один на сотню, да и те давно сбежали.

Сброшенные Ревуном шары вызвали эпидемию. Она достигла критической стадии вскоре после того, как мы с Госпожой пустились в погоню за Душелов. Вражеские колдуны не сумели вовремя распознать опасность, отсюда и бесконечные ряды мертвецов.

Тем не менее у многих мятежников оказался частичный или полный иммунитет, и не всем нашим удалось избежать инфекции. Противник овладел верхним ярусом.

План Госпожи предполагал контрудар Черного Отряда. Реабилитированный Хромой должен был поддержать ее, вызвав с этой целью из Башни солдат. Но Госпожи на месте не оказалось, Шепот не посмела начать контратаку на свой страх и риск и приказала войскам отступить в Башню.

Та была начинена смертельными ловушками, которыми управляли не только доставленные с востока солдаты Ревуна, но и бывшие раненые, принесенные сюда ночью и вылеченные магией Госпожи.

Все завершилось задолго до того, как я добрался до своих товарищей по бесконечным извилистым коридорам. Было нелегко напасть на их след. Мне в конце концов объяснили, что Черный Отряд вышел из Башни, получив приказ выставить линию пикетов там, где прежде тянулся палисад.

Полночь давно миновала, когда я спустился ниже первого яруса. Я зверски устал. Хотелось мира, покоя, ну, может, гарнизонной службы в каком-нибудь городке… В голове с трудом ворочались мысли. Мне предстояло кое-что сделать: выдержать несколько споров и убедить Капитана. Он не захочет предательски нарушить еще один контракт. Есть люди мертвые физически, а есть неживые морально. Мои товарищи принадлежат ко второй категории. Они меня не поймут. Эльмо, Ворон, Одноглазый, Гоблин – все поведут себя так, словно я говорю на иностранном языке. Но вправе ли я их осуждать? Это мои братья, мои друзья, моя семья, и в таком контексте они поступают нравственно. Тяжесть решения лежит на моих плечах. Я должен убедить их в том, что существуют и более весомые обязательства.

Я ехал по чавкающим лужам крови, заставляя коня перешагивать через мертвецов, и вел в поводу лошадей, прихваченных на конюшне Госпожи. Сам не мог взять в толк, зачем они понадобились, – наверное, было предчувствие, что пригодятся. Скакуна, на котором ездила Перо, я выбрал по той причине, что не хотелось идти пешком.

Я остановился взглянуть на комету. Она совсем побледнела.

– Что, в этот раз не вышло? – спросил я ее. И добавил с натужным смешком: – Признаться, не очень-то я и разочарован.

А с чего бы мне очаровываться? Окажись комета и впрямь предвестницей звездного часа мятежников, я был бы уже мертв.

По пути к нашему лагерю я еще дважды останавливался. В первый раз – когда добрался до остатков нижнего частокола и услышал тихие проклятия. Повернув на это бормотание, я обнаружил Одноглазого, сидящего перед распятой форвалакой. Он говорил речитативом на языке, которого я не знал, и настолько погрузился в это занятие, что не заметил моего появления. Через минуту я удалился; он и этого не услышал.

Одноглазый мстил за смерть своего брата Тамтама. Зная его, я не сомневался, что удовольствие будет растянуто на несколько дней.

Потом я задержался в том месте, где фальшивая Белая Роза наблюдала за сражением. Там она и осталась, совсем юная и безнадежно мертвая. Приятель-колдун, пытаясь спасти девочку от насланной Ревуном болезни, лишь усугубил ее мучения.

– Вот и конец всему.

Я обернулся, посмотрел на Башню, затем на комету. Госпожа победила…

Победила ли? Чего она, в сущности, добилась? Подавления мятежа? Но он был орудием ее мужа, еще большего зла. Именно Властелин потерпел здесь поражение, пусть даже об этом известно только ему, ей и мне. А идеалы мятежников прошли через очистительный огонь, в котором они только закалились. И следующее поколение…

Я не религиозен. Не могу представить себе божество, которое хоть на секунду взволнуют жалкие потуги и желания копошащихся под ногами людишек. Рассуждая логически, существам такого высокого порядка на это попросту наплевать. Но как знать, может, существует некая сила, порожденная объединенными подсознательными устремлениями многих разумов и тяготеющая к добру. Почему нельзя допустить, что в целокупности эта сила гораздо больше, чем сумма частей? Что она, будучи порождением разума, не связана оковами времени? Что она, способная видеть все и всюду, передвигает фигуры на доске таким образом, что событие, сегодня выглядящее победой, – всего лишь камень, заложенный в фундамент завтрашнего поражения?

Наверное, это крайняя усталость сыграла шутку с моим сознанием. Я вдруг словно увидел картину будущего: как триумф Госпожи гибкой змеей кусает себя за хвост и при следующем прохождении кометы смертельный яд добирается до мозга. Я увидел истинную Белую Розу, шагающую к Башне со своим флагом, и ее защитников столь же ясно, как если бы сам находился в тот день рядом с ней…

Я пошатнулся в седле, изумленный и охваченный ужасом. Ведь если это настоящее знамение, то я буду там. И стало быть, я знаю Белую Розу. Дружу с ней уже целый год. А что не догадывался, так в этом виноват ее физический недостаток…

Я погнал лошадей к лагерю. К тому времени, когда меня окликнул часовой, я мобилизовал достаточно цинизма, чтобы позабыть о видении. Просто денек выдался не из легких.

Люди вроде меня не становятся предтечами. Тем более предтечами своих врагов.

И вот наконец знакомая физиономия.

– Боже, ну и видок у тебя! – поразился Эльмо. – Ты не ранен?

Я смог лишь отрицательно качнуть головой. Он стащил меня с лошади, куда-то уложил, и последнее, что я помню, – это сны. Как и предшествующие видения, они были обрывочны и бессвязны, и не удавалось вырваться из них в явь. Надо ли добавлять, что они мне совершенно не понравились?

Впрочем, разум человека умеет сопротивляться. Я наконец пробудился и через считаные секунды выбросил сны из головы.

7
Розы

Бурный спор затянулся на два часа. Капитан был непоколебим и не воспринимал моих аргументов, ни юридических, ни моральных. К нам присоединялись братья, заходившие к Капитану по делу, и к тому времени, когда я окончательно вышел из себя, в дискуссии участвовало почти все командование Отряда: Лейтенант, Гоблин, Эльмо, Леденец и несколько офицеров, завербовавшихся уже в Чарах. Поддержку, правда мизерную, я получил с неожиданной стороны. Ко мне примкнул Молчун, а затем и два новых офицера.

Кончилось тем, что я выскочил из комнаты и хлопнул дверью. За мной последовали Молчун и Гоблин. Понятно, почему сам я кипел от гнева, но реакция этих братьев меня удивила. Мятежники разгромлены, и теперь мало что способно подтолкнуть Отряд к отступничеству. Солдаты довольны, как свинья, стоящая по брюхо в жратве, и рассуждения о том, что хорошо и что плохо, кажутся им глупыми и неуместными. Да и в другое время кого волнуют подобные вопросы?

Спорили мы на следующий день после битвы. Было еще довольно рано, я плохо выспался, но меня переполняла злая энергия. Я быстрыми шагами мерил лагерь, стремясь выплеснуть ее в ходьбе.

Гоблин дождался, когда я немного успокоюсь, и преградил мне путь. Неподалеку, поглядывая на нас, стоял Молчун.

– Можем поговорить? – спросил Гоблин.

– Я уже все сказал. Никто не захотел слушать.

– Ты слишком упирал на логику. Давай присядем.

Он подвел меня к куче барахла, сваленного неподалеку от костра. Кто-то из наших готовил еду, кто-то играл в тонк. Обычная лагерная жизнь. На меня украдкой поглядывали и пожимали плечами с таким видом, будто тревожились за мой рассудок.

Наверное, если бы год назад кто-либо из них поступил так же, как нынче старина Костоправ, то и я сейчас испытывал бы некоторую неловкость и беспокойство о здоровье товарища.

Меня раздражала твердолобость братьев, но нельзя же копить в себе злость. Тем более что они, послав ко мне Гоблина, показали, что хотят меня понять.

Рядом лениво шлепали картами игроки. Поначалу они сидели тихие и угрюмые, но потом оживились, стали обмениваться былями и небылицами о минувшей битве.

– Так что вчера произошло, Костоправ? – спросил Гоблин.

– Я уже рассказывал.

– Может, повторишь? – мягко попросил он. – Чуточку подробнее.

Все понятно. Он предположил, что длительное пребывание вблизи Госпожи сказалось на моем рассудке, и решил подвергнуть меня легкой психической терапии. Колдун верно угадал – пребывание сказалось. И еще как! Оно мне открыло глаза, и я постарался довести этот факт до Гоблина. Восстановил в памяти события того дня и прибег к умению выражать мысли, которое развил за многие годы работы с Анналами. Я надеялся убедить Гоблина в том, что моя позиция рациональна и моральна, а позиция всех остальных – нет.

– Видел, что он сделал в Весле, когда один из тех парней попытался зайти Капитану со спины?

Картежники болтали о Вороне. Я как-то совсем про него позабыл. Я насторожил уши и выслушал несколько баек о его свирепом героизме. Если им верить, то Ворон минимум по разу спас жизнь каждому бойцу Отряда.

– А где он сейчас? – спросил кто-то.

Многие пожали плечами. Кто-то предположил:

– Погиб небось. Капитан отправил команду, чтобы собрать наших мертвецов. Может, завтра увидим, как его хоронят.

– А что с его девчонкой?

– Найди Ворона – найдешь и ее, – фыркнул Эльмо.

– Кстати о девчонке. Видели, что случилось, когда мятежники накрыли второй взвод какими-то оглушающими чарами? Жуткое было зрелище. Все кругом валятся, как трава под косой, а ей хоть бы хны – знай глазенками удивленно хлопает да трясет Ворона за плечо. Тот очухался, вскочил и попер на врага. И так она весь взвод перетрясла да разбудила. Словно ее магия не берет.

– Может, потому что глухая? – предположил кто-то. – Вот и не услышала заклинаний.

– Поди теперь узнай, так оно или нет. Жалко, если не убереглась. Я уж привык, что она под ногами вертится.

– Да и Ворона жалко. Кто теперь помешает Одноглазому мухлевать?

Игроки рассмеялись. Я посмотрел на Молчуна, который прислушивался к моему разговору с Гоблином, и покачал головой, Молчун удивленно приподнял бровь.

– Они не мертвы, – сообщил я ему пальцевым языком Душечки. Он тоже ее любил.

Молчун встал, зашел Гоблину за спину и приглашающе дернул головой. Захотел поговорить со мной наедине. Я отделался от Гоблина и двинул следом за Молчуном.

Рассказал ему, что видел Душечку, когда возвращался вместе с Госпожой к Башне, и что Ворон, скорее всего, дезертировал, воспользовавшись единственной дорогой, за которой не наблюдали. Молчун нахмурился и пожелал узнать, что сподвигло на это нашего приятеля.

– Почем я знаю? Ты же помнишь, каким он был последнее время. – Про свои видения и сны я упоминать не стал, они теперь казались фантастическими. – Может, мы ему осточертели.

Молчун улыбнулся, давая понять, что не верит ни единому моему слову. Он изобразил на пальцах:

– Причина должна быть серьезной. Что тебе известно?

Он был уверен, что я знаю о Вороне и Душечке больше, чем любой брат Отряда. Ведь я постоянно охочусь за подробностями чьей-нибудь личной жизни, чтобы занести их в Анналы.

– Мне известно ровно столько же, сколько и тебе. Чаще всего он общался с Капитаном и Рассолом.

Молчун задумался секунд на десять, пошевелил пальцами:

– Оседлай двух лошадей. Нет, лучше четырех. Возьми еды на несколько дней. А я пока расспрошу кое-кого.

Я понял, что возражать бесполезно.

Впрочем, меня вполне устраивало его решение. Еще разговаривая с Гоблином, я подумал о поисках Ворона, но отказался от этого намерения, потому что не видел способа напасть на его след.

Я отправился к пикету, где Эльмо ночью оставил моих лошадей. Как раз четырех. Мелькнула мысль о существовании некой высшей силы, направляющей нас.

Я попросил двух солдат оседлать лошадей, а сам сходил к Рассолу и выклянчил у него еды. Это было нелегко, он требовал личного разрешения Капитана. В конце концов мы заключили сделку: я пообещал особо упомянуть его в Анналах.

Когда я заканчивал торг с Рассолом, подошел Молчун. Мы навьючили припасы, и я спросил:

– Узнал что-нибудь?

Он устало вздохнул:

– Только одно: Капитану что-то известно, но говорить об этом он не желает. Кажется, это больше касается Душечки, чем Ворона.

Я раздраженно крякнул. Одно к одному… Неужели Капитан пришел к тому же выводу, что и я? И это не помешало ему спорить со мной сегодня? Гм… Вот хитрюга…

– Я думаю, Ворон уехал без разрешения Капитана, но с его благословением. Ты не расспрашивал Рассола? – прожестикулировал Молчун.

– Думал, ты сам это сделаешь.

Молчун покачал головой – ему не хватило времени.

– Тогда сходи к нему сейчас. Мне еще надо уладить кое-какие мелочи.

Я зашел в госпитальную палатку, обвешался своим оружием и откопал подарок, прибереженный на день рождения Душечки. Потом отыскал Эльмо и сказал, что желаю получить часть доставшихся нам в Розах денег.

– Сколько?

– Сколько смогу унести.

Он пристально посмотрел на меня, но решил не задавать вопросов. Мы зашли в его палатку и тихо отсчитали деньги. Остальные даже не подозревали об их существовании – те, кто охотился в Розах на Загребущего, надежно хранили тайну. Правда, кое-кто все же удивлялся, как это Одноглазый ухитряется отдавать карточные долги, не выигрывая и не имея времени для любимых махинаций на черном рынке.

Эльмо вышел из палатки вслед за мной. Когда мы разыскали Молчуна, тот уже сидел в седле, а остальные лошади были снаряжены.

– Конная прогулка? – спросил Эльмо.

– Угу.

Я прикрепил к седлу лук, который мне дала Госпожа, и уселся верхом.

Эльмо, прищурившись, вгляделся в наши лица.

– Удачи вам, – бросил он, повернулся и ушел.

Я взглянул на Молчуна. Тот зашевелил пальцами:

– Рассол тоже утверждает, что ему ничего не известно. Но все-таки проболтался, что до начала вчерашнего сражения выдал Ворону дополнительные пайки. Он что-то знает, это точно.

Дьявол бы вас всех побрал! Создавалось впечатление, что каждый внес свою лепту в общую кучу слухов и предположений. Следуя за Молчуном, я воспроизвел в уме картину утреннего спора – и обнаружились подозрительные детали. Гоблин и Эльмо тоже о чем-то догадывались.

Иного пути, как через лагерь мятежников, у нас не было. Жаль. Я предпочел бы объехать его стороной. Там клубились густые облака мух – и вонь была им под стать. Когда мы с Госпожой пересекали этот лагерь, он казался чистым. Просто трупы не попались на глаза. В стане погибли и раненые, и обозный сброд – Ревун и на них сбросил шары.

Коней я выбрал удачно. Кроме лошади Пера, прихватил еще трех, той же неутомимой породы. Молчун сразу погнал во весь опор, и было не до разговоров. Лишь когда мы пересекли заваленную камнями полосу, он натянул повод и дал мне знак осмотреться. Хотел узнать, в каком направлении двигался ковер, когда мы с Госпожой приближались к Башне.

Я сказал, что вроде это было на милю к югу отсюда. Молчун передал мне поводья запасных лошадей и медленно поехал вдоль валунов, ощупывая взглядом землю. Я почти не утруждал себя поиском следов – мне не тягаться в этом деле с Молчуном.

Впрочем, тот след я бы заметил легко. Молчун поднял руку, потом указал на землю. Беглецы покинули каменную полосу примерно в том месте, где мы с Госпожой пересекли ее границу, двигаясь в противоположном направлении.

– Хотели выиграть время, а не скрыть свои следы? – предположил я.

Молчун кивнул и посмотрел на запад. Потом с помощью пальцев задал вопрос о дорогах.

Главный тракт, тянувшийся с юга на север, проходил в трех милях западнее Башни; когда-то мы ехали по нему в Форсберг. По идее, им-то и должны были в первую очередь воспользоваться беглецы. Даже в это время суток там достаточно оживленное движение, мужчине с девочкой легко затеряться среди путников.

Но что проглядит обычный человек, того не упустит Молчун. Он был уверен, что сумеет отыскать следы даже на дороге.

– Не забывай, это его страна, – сказал я. – Он знает ее гораздо лучше, чем мы.

Молчун рассеянно кивнул – его данное обстоятельство беспокоило мало. Я взглянул на солнце. У нас осталось около двух часов светлого времени. Хотел бы я знать, на сколько часов беглецы нас опередили.

Вскоре мы выбрались на дорогу. Молчун быстро осмотрел следы, проехал несколько ярдов на юг и удовлетворенно кивнул. Потом поманил меня и пришпорил лошадь.

Мы погоняли не знающих усталости животных час за часом, до заката и после, всю ночь и все утро, направляясь в сторону моря, пока беглецы не остались далеко позади. Привалы были короткими и редкими. У меня ныло все тело – я еще не успел оправиться от пережитых вместе с Госпожой приключений.

Остановились там, где дорога огибала подножие лесистого холма. Молчун указал на проплешину, которая могла послужить удобным наблюдательным пунктом. Я кивнул. Мы свернули с дороги и поднялись на холм.

Позаботившись о лошадях, я обессиленно рухнул на землю.

– Староват я для такого, – пробормотал я и мгновенно уснул.

Молчун разбудил меня уже в потемках.

– Приближаются? – спросил я.

Он отрицательно покачал головой и пояснил, что ждет их не раньше завтрашнего утра. Но мне следует поглядывать на дорогу – на тот случай, если Ворон путешествует и по ночам.

Я уселся в бледном свете кометы, завернулся в одеяло и провел несколько часов, дрожа на зимнем ветру, наедине с мыслями, от которых с радостью бы избавился. Я так и не увидел никого за всю ночь, лишь косуля вышла из леса и пересекла дорогу, надеясь поживиться на фермерских полях.

Молчун сменил меня за несколько часов до рассвета. О счастье! Теперь можно лечь, чтобы дрожать и думать, о чем не хочется. Но все же через некоторое время я уснул. Было уже светло, когда Молчун сжал мне плечо.

– Идут?

Он кивнул.

Я поднялся, потер глаза и уставился на дорогу. И точно, с юга приближаются две фигурки, одна повыше другой. Но на таком расстоянии не различить лиц, это могут быть посторонние люди. Мы торопливо упаковали вещи, навьючили лошадей и спустились с холма. Молчун решил дождаться путников на дороге за поворотом, а мне велел спрятаться впереди. Просто на всякий случай. Когда имеешь дело с Вороном, надо быть готовым к любым сюрпризам.

Молчун ушел. Я ждал, все еще стуча зубами и чувствуя себя очень одиноко. Путники одолели небольшой подъем. Да, это Ворон и Душечка. Шагали они быстро, но Ворон не выказывал настороженности, он был уверен, что их никто не преследует. Они прошли мимо меня. Я выждал минуту, вышел из леса и направился за ними, огибая подножие холма.

Молчун сидел на лошади посреди дороги, слегка подавшись вперед, – тощий, мрачный, зловещий. Ворон остановился, не дойдя полусотни футов, выхватил нож. Душечку он заслонил собой.

Девочка заметила меня, улыбнулась и помахала рукой. Несмотря на тревогу, я улыбнулся ей в ответ.

Ворон резко обернулся и оскалился. Гнев, а возможно, даже ярость затуманила его глаза. Я остановился на безопасном расстоянии.

Несколько минут все стояли неподвижно. Никто не желал заговорить первым. Я взглянул на Молчуна. Тот пожал плечами – он поставленную перед собой задачу выполнил.

Меня сюда привело любопытство. Частично я его удовлетворил. Ворон и Душечка живы. Остался только один вопрос: почему они убегают?

К моему изумлению, разговор начал Ворон. А я-то верил, что он способен переупрямить даже камень.

– Что ты здесь делаешь, Костоправ?

– Тебя ищу.

– Почему?

– Из любопытства. И еще мы с Молчуном волновались за Душечку.

Ворон нахмурился. Он ожидал услышать от нас другое.

– Сам видишь, она жива и здорова.

– Вижу. А как насчет тебя?

– Разве я похож на больного?

Я посмотрел на Молчуна. Ему пока нечего было сказать.

– Как знать, Ворон, как знать.

– О чем ты, черт подери? – огрызнулся он.

– Посуди сам. Парень замкнулся от своих друзей. Обращается с ними как с дерьмом. Потом дезертирует. Вот друзьям и захотелось выяснить, что произошло с парнем.

– Капитан знает, что вы здесь?

Я снова взглянул на Молчуна. Тот кивнул.

– Знает. Не желаешь ли объясниться, старина? Мы все – я, Молчун, Капитан, Рассол, Эльмо, Гоблин – в недоумении…

– Не пытайся меня остановить, Костоправ.

– Ну почему ты вечно лезешь в драку? Кто тут говорил, что хочет тебя остановить? Если бы тебя хотели остановить, мы бы сейчас не разговаривали здесь. Ты бы даже от Башни не отошел.

Ворон вздрогнул.

– Рассол и Капитан поняли, что ты задумал, и позволили уйти. Но кое-кому из нас… захотелось узнать причину. Вообще-то, мы сами догадываемся, и если это правильная догадка, то я не прочь благословить тебя. И Молчун тоже. Да пожалуй, все, кто не стал тебя удерживать.

Ворон нахмурился. Он понимал, что я намекаю, но не понимал на что. Мешало ему то, что он не был ветераном Отряда.

– Хорошо, скажу иначе. Мы с Молчуном догадались, что ты решил обставить все так, будто вы с Душечкой погибли. Ладно, будь по-твоему, коли считаешь это необходимым. Но подумай, каково нам. Ведь Черный Отряд – это братство. Для нас ты член семьи, сбежавший из родного дома. И хотя мы желаем тебе только хорошего, нам все-таки больно. Мы за тебя голосовали, когда ты просился в Отряд. Вместе с тобой прошли через ад. А теперь ты попросту наплевал на нас. Кому такое понравится?

Я видел, что мои слова западают ему в душу.

– Иногда, – произнес Ворон, – происходит нечто настолько важное, что нельзя рассказать даже лучшим друзьям. Иначе все они могут погибнуть.

– И ты решил, что возникла именно такая ситуация. Эй! Успокойся!

Молчун спешился и заговорил с Душечкой на языке пальцев. Будто не замечая возникшей между ее друзьями напряженности, девочка рассказывала о том, что они с Вороном сделали и куда направляются.

– Так ты считаешь, что поступил очень умно? – спросил я. – Вспомнил Опал? Тогда послушай, тебе следует это знать. Во-первых, Госпожа победила. Полагаю, ты уже и сам догадался. Увидел, что она одерживает верх, иначе не смазал бы пятки. Теперь вторая новость, более важная. Вернулся Хромой. Госпожа его не прикончила. Наоборот, подлатала, и у нее появился верный помощник.

Ворон побледнел. Впервые я видел его по-настоящему испуганным. Но боялся он не за свою шкуру. Себя этот парень давно считал ходячим мертвецом, человеком, которому нечего терять. Но теперь у него есть Душечка, и он обязан выжить.

– Вот-вот. Хромой. Мы с Молчуном много думали об этом. – На самом деле довод родился у меня секунду назад, но ведь аргумент проще принять, если веришь, что он подкреплен серьезными размышлениями. – Полагаем, рано или поздно Госпожа обо всем догадается. И тогда она сделает свой ход: пошлет по следу Хромого. Он начнет поиски с твоих родных краев, рассчитывая на то, что ты обратился за помощью к старым друзьям. Там есть люди, которые могут спрятать тебя от Хромого?

Ворон вздохнул. Как будто у него внутри что-то надломилось. Он убрал нож.

– Таков был мой план. Думал, переплывем через море и спрячемся в Берилле.

– Формально Берилл не вассал, а союзник Госпожи, но ее слово там закон. Нужно убраться в такую глушь, где про нее даже не слышали.

– Куда?

– Тебе виднее. Я-то родился далеко от этих мест.

Внешне Ворон был теперь вполне спокоен, и я рискнул спешиться. Он настороженно зыркнул на меня, потом расслабился.

– Ладно, в принципе все ясно. Молчун?

Тот кивком дал понять, что у него тоже больше нет вопросов к нашему беглому брату, и продолжил разговор с Душечкой. Я достал из постели-скатки мешок с деньгами и бросил Ворону.

– Ты забыл свою долю добычи из Роз. – Я подвел к нему запасных лошадей. – Верхом вы доберетесь быстрее.

Ворон боролся с собой, хотел поблагодарить меня, но не мог пробиться через внутренний барьер, который сам же и возвел.

– Тогда мы, наверное, поедем в…

– Не говори. На меня уже дважды смотрело Око. Госпожа прониклась идеей запечатлеть свои деяния для потомков. Она не намерена приукрашивать, желает, чтобы все было записано достоверно. Ей известно, что история имеет нехорошее свойство переписывать сама себя. И в биографы она выбрала мою скромную персону.

– Брось все, Костоправ. Поехали с нами. И ты, Молчун, тоже.

Ночь была очень долгой, меня никто не отвлекал, и я много размышлял о своем будущем.

– Не могу, Ворон. Капитан вынужден остаться, пусть ему это и не по душе. И Отряд продолжит службу. Я частица Отряда. Я слишком стар, чтобы убегать из дома. Мы с тобой будем сражаться за общее дело, но я внесу свою долю, оставаясь в семье.

– Да ладно тебе, Костоправ. Банда наемников-головорезов…

– А ну прекрати!

Это прозвучало резче, чем мне хотелось, и Ворон умолк.

– Помнишь тот вечер в Лордах, перед тем как мы отправились на охоту за Шепот? – спросил я. – Когда я читал отрывки из Анналов? Что ты тогда мне сказал?

Он ответил не сразу.

– Да, помню. Благодаря тебе я понял, что значит быть солдатом Черного Отряда. Ну, может, и не понял, но уж точно почувствовал.

– Спасибо. – Я вынул из скатки второй сверток – для Душечки. – Поговори с Молчуном, ладно? Хочу поздравить ее с днем рожденья.

Он посмотрел мне в глаза, потом кивнул. Я отвернулся, пряча слезы. А потом, восхитив девочку жалким подарком и сказав ей прощальные слова, я отошел на обочину и позволил себе быстро и тихо всплакнуть. Молчун и Ворон притворились слепцами.

Я буду скучать по Душечке. И до конца своих дней тревожиться за нее. За милую, славную и всегда счастливую девчушку. То, что случилось с ней в деревне, осталось далеко в прошлом. А впереди ее ждет самый страшный враг, какого только можно вообразить. Никто из нас не желает ей такой участи.

Я вытер слезы и отвел Ворона в сторонку:

– Не знаю твоих планов и не хочу знать. Но на всякий случай запомни. Когда мы с Госпожой охотились на Душелов, я узнал, что она припрятала часть бумаг, что мы нашли в лагере Шепот. Она так и не отдала их Госпоже. И Госпожа не знает об их существовании. – Я объяснил Ворону, где лежат документы. – Через пару дней буду там проезжать. Если бумаги никуда не делись, попробую в них что-нибудь найти.

Лицо Ворона оставалось невозмутимым, но он явно думал о том, что, если я еще раз побываю перед Оком, мне не избежать смертной казни. Вслух он этого не произнес.

– Спасибо, Костоправ. Если окажусь в тех местах, загляну в бумаги сам.

– Конечно. Молчун, ты готов ехать?

Молчун кивнул.

– Подойди ко мне, Душечка. – Я крепко обнял ее и долго не мог разжать руки. – Слушайся Ворона.

Я расстегнул застежку амулета, полученного от Одноглазого, надел его девочке на запястье и сказал Ворону:

– Он даст ей знать, если вблизи появится враждебно настроенный Взятый. Не спрашивай меня, как амулет работает, но поверь: он надежен. Удачи.

– И вам удачи.

Все еще ошарашенный, Ворон смотрел, как мы забираемся на лошадей. Нерешительно поднял руку, уронил ее.

– Поехали домой, – сказал я Молчуну.