Текст книги "Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза"

Автор книги: Глен Кук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Когда я разглядывал Взятого, подошел один из его офицеров и велел нам отправиться на правый фланг, где накал сражения был настолько слаб, что туда еще не посылали лекарей.

Мы разыскали командира батальона.

– Располагайтесь прямо здесь, – сказал он. – Раненых вам принесут.

Вид у этого человека был унылый. Кто-то из его солдат сказал:

– Еще утром он командовал ротой. Сегодня крепко досталось командному составу.

Когда велика убыль офицеров, это означает лишь одно: они шли в атаку перед строем, поддерживая боевой дух в своих подчиненных.

Мы с Одноглазым приступили к работе.

– А я думал, у вас сегодня был легкий день, – сказал он солдату.

– Смотря что считать легким, – мрачно ответил тот и хмуро посмотрел на нас: мол, нашлись герои, весь день на пирамиде околачивались.

Зашивать раны при свете факелов – еще то удовольствие. На пару с Одноглазым мы обработали несколько сот раненых. Делая перерывы, чтобы прогнать боль из немеющих от усталости рук и плеч, я всякий раз с тревогой поглядывал на небо. Сегодня запросто может свихнуться еще кто-нибудь из Взятых.

К нам подошел Костоглод, обнаженный до пояса и без маски, похожий на борца-переростка. Он молча стоял, а мы пытались не обращать на него внимания. Взятый буравил нас поросячьими глазками.

Мы с Одноглазым работали с одним раненым, каждый со своей стороны. Внезапно колдун замер и вскинул голову, словно встревоженный конь. Широко раскрытые глаза забегали.

– Что такое? – спросил я.

– Не знаю… Странно. На секунду мне показалось… Так, ничего.

Работая, я поглядывал на Одноглазого. Он испугался, причем очень сильно, и это нельзя было объяснить присутствием Взятого. Словно что-то угрожало лично ему. Я посмотрел на Костоглода, тот тоже наблюдал за Одноглазым.

Через некоторое время, когда каждый из нас хлопотал над своим пациентом, Одноглазый вновь встрепенулся. Я поднял голову. За спиной колдуна примерно на уровне пояса стоящего человека светились глаза. По моей спине пробежал холодок.

Все сильнее нервничая, Одноглазый вглядывался в темноту. Закончив работу, он вытер руки и шагнул к Костоглоду.

Я услышал рев. В круг света возле меня метнулась черная тень.

– Форвалака! – успел ахнуть я, бросаясь навзничь.

Зверь пронесся надо мной, разорвав когтем кожаную куртку.

Едва форвалака коснулась около меня земли, ее схватил Костоглод. Одноглазый напустил чары, ослепившие и меня, и форвалаку, и всех находившихся поблизости. Я слышал, как ревет зверь – теперь уже не от ярости, а от боли. Зрение вернулось. Костоглод держал форвалаку мертвой хваткой, правой рукой сдавливая ей горло, а левой с хрустом кроша ребра. Зверь отчаянно рубил когтями воздух. Силы в нем хватило бы, пожалуй, на дюжину настоящих леопардов, но в руках у Костоглода он оказался беспомощным. Взятый захохотал и оторвал у форвалаки зубами кусок левого плеча.

Одноглазый, пошатываясь, подошел ко мне.

– Жаль, что этого парня не было с нами в Берилле, – произнес я дрогнувшим голосом.

Одноглазого трясло от ужаса, мою шутку он не оценил. Честно говоря, мне тоже было не до смеха. Сугубо рефлекторный сарказм. Юмор висельника.

Ночь наполнилась воем горнов. Солдаты побежали на свои места. Бряцанье оружия заглушило хрип задыхающейся форвалаки.

– Пора отсюда сматываться, – заявил Одноглазый, хватая меня за руку.

Я не мог сдвинуться с места, зачарованный зрелищем схватки. Леопард-оборотень пытался сменить облик, у него появились смутные женские черты.

– Да идем же! – Одноглазый смачно выругался. – Или еще не понял, что эта гнусная тварь явилась сюда по твою душу? Ей велели тебя прикончить! Уходим, пока она не вырвалась.

Несмотря на огромную силу и ярость Костоглода, зверь не утратил своей энергии. Взятый истерзал ему зубами все левое плечо.

Одноглазый был прав. Мятежники на противоположной стороне рва что-то затевали, в любой момент могла начаться драка. Вот и вторая причина смазать пятки. Я схватил свою сумку и рванул прочь.

Возвращаясь, мы прошли мимо Зовущей и Душелова. Я поддался дурацкой браваде и насмешливо отдал каждому честь. Наверняка кто-то из них был инициатором нападения. Ни один мне не ответил.

Реакция на пережитое взялась за меня лишь на вершине пирамиды, когда я оказался среди своих и задался вопросом, чем все это могло закончиться. Я трясся, да так сильно, что Одноглазому пришлось напоить меня каким-то отварчиком. После этого я отключился.

Кто-то навестил меня во сне. Теперь уже старый друг. Золотое сияние и прекрасное лицо. И вновь: «Моему Верному нечего опасаться».

Когда действие снотворного закончилось, на востоке уже брезжил свет. Страх отпустил, но уверенность так и не вернулась. Меня трижды пытались убить. И тот, кто столь горячо желает избавиться от моей персоны, рано или поздно найдет способ это сделать. Что бы ни говорила Госпожа.

Рядом немедленно возник Одноглазый.

– Оклемался?

– Да, все нормально.

– Ты пропустил целое представление.

Я вопросительно приподнял бровь.

– Когда ты вырубился, Круг и Взятые решили порезвиться – аж клочья летели. Только что угомонились. Костоглоду и Зовущей хана, – похоже, они укокошили друг дружку. Идем, покажу тебе кое-что.

Ворча, я последовал за ним:

– А мятежников много наколошматили?

– По-разному говорят, но вообще много. Как минимум четырем из Круга крышка.

Он остановился на краю пирамиды и драматически вытянул руку.

– Ну и что?

– Ослеп, что ли? Или я одним глазом вижу лучше, чем ты двумя?

– Ты хоть намекни.

– Видишь распятие?

– Ага. – Узнав, что нужно высматривать, я теперь без труда обнаружил крест, врытый неподалеку от командного пункта Зовущей. – Ну вижу. И что?

– Там твоя приятельница форвалака.

– Моя?

– Ну не моя же. – На лице Одноглазого мелькнуло злобное торжество. – Это конец долгой истории, Костоправ. Не самый плохой конец. Кто бы ни прикончил Тамтама, я дожил до расправы над его убийцей.

– Ты прав.

Слева от нас Ворон и Душечка наблюдали за перемещениями мятежников. Пальцы у них так и мелькали, но эта парочка стояла слишком далеко, и я почти ничего из их разговора не понял. Такое чувство, будто подслушиваешь разговор на языке, с которым знаком лишь поверхностно. Сплошная абракадабра.

– В последнее время Ворон сам не свой.

– Ты о чем? – спросил Одноглазый.

– Он не желает общаться ни с кем, кроме Душечки. Даже перестал болтаться возле Капитана. И ни разу не сыграл в карты с того дня, когда мы привезли Перо и Бывалого. Кривится, если хочешь сделать что-нибудь приятное для девчонки. Может, в наше отсутствие что-то случилось?

Одноглазый пожал плечами:

– Вспомни, Костоправ: ведь и я был с вами. Никто мне ни о чем таком не говорил. Но сейчас я тебя послушал… И в самом деле он как-то странно себя ведет. – Колдун усмехнулся. – Странно для Ворона.

Я решил понаблюдать, как мятежники готовятся к атаке. Их воодушевление куда-то пропало, а вместе с ним и организованность. Тем не менее, несмотря на полученную ночью трепку, они успели полностью засыпать два дальних рва. Ближний ров пока был частично перекрыт в полудюжине мест.

На втором и третьем ярусе число наших солдат заметно уменьшилось. Я спросил об этом у Одноглазого.

– Госпожа приказала переместить на первый ярус часть людей. Это в основном солдаты с верхнего.

Выходит, больше половины дивизии Душелова. На его позициях осталось совсем мало бойцов.

– Как думаешь, прорвутся сегодня мятежники?

– Если будут лезть так же упрямо, как и вчера, – ответил Одноглазый. – Но посмотри сам: у них пропал задор. Они поняли, что играючи нас не взять. Мы заставили их призадуматься – и вспомнить про старую каргу из Башни. Ведь она еще не выходила. Возможно, это их и тревожит.

Сам я полагал, что вялость противника объясняется скорее потерями среди членов Круга, чем гнетущим солдат беспокойством. Нарушено управление армией мятежников. Любое войско остановится, если не будет знать, кто им командует.

Тем не менее через четыре часа после рассвета они вновь отправились умирать за свое дело. Наша передовая линия укрепилась – Ревун и Безликий сменили Зовущую и Костоглода, оставив Крадущегося защищать второй ярус.

Сражение приобрело четкую схему. Очередная волна накатывалась, попадала под град стрел, пересекала ров по мостам, укрывалась под мантелетами, потом делилась, усиливая тех, кто ломал нашу передовую линию. Неприятельские войска двигались непрерывным потоком. Тысячи падали, еще не добравшись до нас. Многие из тех, кому это удавалось, сражались совсем недолго и поворачивали вспять, иногда помогая раненым товарищам, а чаще попросту уходя от греха подальше. Своих офицеров эти солдаты уже не слушали.

Получив подкрепление, наша передовая линия отбивалась упорно и продержалась дольше, чем я ожидал. Все же непрерывный нажим противника и накопившаяся усталость сделали свое дело. Появились бреши. Неприятельские солдаты добрались до частокола. Взятый отвечал контратаками, но большинству из них не хватило решительности. Здесь и там менее стойкие бойцы пытались сбежать на верхний ярус, но Крадущийся перекрыл им путь, распределив по краю яруса несколько взводов с приказом сбрасывать трусов обратно. Это благотворно сказалось на сопротивлении противнику.

Но все же мятежники почуяли победу, у них прибавилось энтузиазма.

Видневшиеся в отдалении рампы и башни двинулись вперед. Перемещались они с черепашьей скоростью, по несколько ярдов в минуту. Одна башня рухнула, когда ее переправляли через дальний ров, где плохо утрамбовали насыпанную землю. Падая, громадина раздавила рампу и несколько десятков человек. Остальные осадные приспособления продвигались. Гвардейцы нацелили на них самые мощные орудия и стали забрасывать противника огненными шарами.

Запылала башня, за ней вторая. Остановилась охваченная огнем рампа, но другие, неумолимо приближаясь, достигли второго рва.

Теперь в дело вступили легкие баллисты, обрушив град снарядов на тысячи солдат, толкавших башни и рампы.

А у ближайшего рва вовсю трудились саперы, засыпая ров и утрамбовывая землю. Ежесекундно кто-то падал, получив стрелу. Я смотрел с невольным восхищением – это оказались храбрейшие из врагов.

Звезда мятежников восходила. Слабая поначалу атака становилась ожесточенной. Наша передовая линия теперь представляла собой группы солдат, сражающихся из последних сил в окружении. Люди, которых Крадущийся распределил на краю яруса с задачей возвращать прибегающих снизу, теперь сбрасывали чересчур смелых мятежников, что норовили перебраться через частокол. В одном месте врагам удалось выломать из него несколько бревен, и теперь они пытались прокопать в земляной стене проход.

День лишь недавно перевалил за середину, и мятежники располагали еще несколькими часами светлого времени. Мне стало страшновато.

Подошел Одноглазый, которого я не видел после начала вражеского приступа.

– Есть новость из Башни, – сказал он. – Ночью Круг потерял шестерых. И это означает, что их осталось не более восьми. А из тех, кто был в Круге, когда мы прибыли на север, уже, вероятно, никого нет.

– Неудивительно, что они начали так вяло.

Одноглазый оглядел поле битвы:

– Кажется, наши дела не очень хороши?

– Паршивые дела.

– Наверное, поэтому она и выходит.

Я обернулся.

– Да-да, – сказал Одноглазый. – Она уже идет, собственной персоной.

Холодно, холодно, холодно. И непонятно почему.

Тут я услышал крик Капитана, ему вторили Лейтенант, Леденец, Эльмо, Ворон и другие, не разберешь кто – и все приказывали строиться. Значит, хватит бить баклуши. Я поспешил к нашему госпиталю – нескольким палаткам, поставленным у заднего склона пирамиды и, к сожалению, с подветренной стороны относительно отхожего места.

– Проведем быструю инспекцию, – бросил я Одноглазому. – Все должно быть готово.

Появилась Госпожа верхом на коне, поднялась по рампе, начинающейся возле выхода из Башни. Скакуна выбрала явно не из простых – огромного и резвого, лоснящегося, прямо идеал лошадиного совершенства в глазах художника. Одета она была стильно – красная и золотая парча, белые шарфы, золотые и серебряные украшения, а для контраста несколько черных вещей – и весьма напоминала богатую горожанку, какую можно увидеть на улицах Опала. Черные как смоль волосы выбивались длинными прядями из-под элегантной треугольной шляпки – белой, с кружевами и плюмажем из белых же страусиных перьев. На вид она казалась не старше двадцати лет. Там, где проезжала Госпожа, возникал островок тишины. Мужчины смотрели ей вслед разинув рот. И никто не проявлял даже малейшего страха.

Спутники Госпожи куда лучше соответствовали привычному для нас образу. Среднего роста, затянутые в черное и с черными вуалями на лицах, верхом на черных лошадях со сбруей из черной кожи, – так народ и представлял себе Взятых. Один из них держал длинное черное копье с наконечником из вороненой стали, другой – большой серебряный горн.

Проезжая мимо, Госпожа удостоила меня приветливой улыбкой. Ее глаза искрились юмором и казались зовущими…

– Она все еще любит тебя, – подначил Одноглазый.

Я содрогнулся:

– Это меня и пугает.

Госпожа направилась через наши ряды прямо к Капитану, поговорила с ним полминуты. На его лице, когда он беседовал с этим воплощением зла, не отражалось никаких эмоций. Надевая метафорическую железную маску командира, Капитан становится невозмутим.

Ко мне торопливо подошел Эльмо.

– Как поживаешь, старина? – спросил я, потому что не видел его несколько дней.

– Она тебя зовет.

Это было так неожиданно, что новый вопрос застрял у меня в горле.

– Да знаю я, что ты хочешь сказать, – добавил Эльмо. – Хорошего понемногу. Но что от тебя зависит? Раздобудь лошадь.

– Лошадь? Зачем? И где?

– Я лишь передал ее слова, Костоправ. Не спрашивай меня. Сам знаешь – помяни черта…

От заднего угла пирамиды отошел молодой солдат в форме армии Ревуна, ведя в поводу несколько лошадей. Эльмо перехватил его и после короткого разговора поманил меня. Я нерешительно подошел.

– Выбирай.

Я выбрал гнедую кобылу с хорошими формами и явно послушную. Приятно оказаться в седле после долгого перерыва.

– Пожелай удачи, Эльмо. – Я хотел произнести эти слова небрежно, а получилось пискляво.

– Сам виноват, – ухмыльнулся Эльмо и бросил мне вслед: – Авось отучишься сочинять дурацкие фантазии.

– Да хватит уже.

Двигаясь вперед, я задумался, насколько велико воздействие искусства на реальную жизнь. А не мог ли я и в самом деле привлечь своими опусами внимание Госпожи?

Когда я подъехал, она не обернулась, лишь шевельнула рукой. Всадник справа от нее принял в сторону, освобождая мне место. Я понял намек и остановился, сосредоточившись на панораме битвы и не глядя на Госпожу. От нее исходило веселье.

За считаные минуты ситуация ухудшилась. Мятежники захватили несколько плацдармов на втором ярусе. На первом ярусе наши части были разбиты, и Ревун, смягчившись, разрешил своим людям помогать уцелевшим солдатам с нижнего яруса перебираться через частокол. Войска Шепот на третьем ярусе впервые пустили в ход луки.

Осадные рампы почти достигли ближайшего рва, но башни остановились раньше. Более половины из них вышли из строя, а в оставшиеся набились лучники, но они находились еще далеко, их стрелы не причиняли вреда. Спасибо небесам хотя бы за эти маленькие подарки.

Взятые на нижнем ярусе воспользовались своими магическими силами, но сами подвергались такой опасности, что не могли применять их эффективно.

– Летописец, я хочу, чтобы ты все это увидел, – сказала Госпожа.

– Что увидел? – переспросил я и тут же мысленно обругал себя за тупость.

– То, что произойдет. Хочу, чтобы эти события описывались верно хотя бы в одном источнике.

Я взглянул на нее украдкой, заметил легкую дразнящую улыбку и перенес внимание на бой. Она заставила меня пассивно наблюдать за яростным концом света, и это было страшнее перспективы погибнуть. Я слишком стар, чтобы сгорать от похотливой страсти, словно пятнадцатилетний юнец.

Госпожа щелкнула пальцами.

Всадник справа от нее откинул с лица вуаль и поднес к губам серебряный горн. Перо! Мой взгляд невольно обратился к Госпоже. Она подмигнула.

Перо и Бывалый стали Взятыми, как перед этим Шепот. Их колдовская мощь теперь в полном распоряжении Госпожи.

Я быстро обдумал эту новость. Все новые пленники… Взятые гибнут, их место занимают другие…

Горн сладостно запел – словно ангел созывал небожителей. Звук был негромким, но его услышал каждый, как будто горнист находился совсем рядом. Сражение мгновенно прекратилось, все взгляды устремились к пирамиде.

Госпожа вновь щелкнула пальцами. Другой седок (полагаю, то был Бывалый) высоко поднял копье и направил наконечник вниз.

Передний частокол взорвался в дюжине мест. Трубный рев растерзал тишину. Еще не увидев ринувшихся вперед животных, я узнал их по голосу и рассмеялся.

– Слоны! – Я не видел боевых слонов с того года, когда вступил в Отряд. – Где вы их раздобыли?

У Госпожи блеснули глаза, но она промолчала.

Ответ был очевиден – их привезли из-за моря. Подарок союзников из Драгоценных городов. Но как она ухитрилась незаметно доставить животных сюда и надежно укрыть?

Да, это воистину тайна. Прелестный сюрприз для мятежников, которые уже не сомневаются в победе. В этих краях никто прежде не видел боевых слонов и уж тем более не представлял, как с ними сражаться.

Серые толстокожие исполины врезались в толпу мятежников. Погонщики от души развлекались, бросая животных вперед и назад, сотнями давя солдат и вгоняя остальных в панику. Слоны столкнули мантелеты в ров, перешли его по мостам и принялись за башни, опрокидывая их одну за другой.

Зверей было двадцать четыре, и действовали они парами. Их, как и погонщиков, защищала броня, но время от времени копье или стрела находили щель и сбрасывали человека или наносили слону достаточно серьезную рану, чтобы его разъярить. Лишившийся наездника гигант терял интерес к драке, зато раненый впадал в бешенство и наносил даже больше ущерба, чем те его собратья, которых направляли погонщики.

Госпожа вновь подала знак. Бывалый поднес к губам горн. Солдаты внизу опустили рампы, по которым мы прежде отправляли вниз припасы и поднимали раненых. Войска с третьего яруса, за исключением гвардейцев, сошли по рампам, построились и бросились в атаку. Вроде и безумие при таком соотношении сил, но если учесть царящий внизу хаос, то боевой дух сейчас важнее численности.

Левый фланг возглавила Шепот, Душелов командовал в центре, а старый толстый лорд Джалена – на правом фланге. Загремели барабаны. Атакующая волна покатилась вперед. Она бы катилась и быстрее, но не так-то просто прикончить тысячи охваченных паникой мятежников. Те уже давно убежали бы, если бы не боялись попасть под ноги слонам, загородившим дорогу к лагерю. Почти никто из врагов не сопротивлялся.

Вот уже мятежники отброшены до первого рва. Луногрыз, Ревун и Безликий построили своих уцелевших солдат, потом руганью и угрозами заставили их двинуться вперед, приказав сжечь все, что противник успел соорудить.

Вот атакующие добрались до второго рва, обходят брошенные башни и перелезают через рампы, движутся дальше по кровавым следам слонов. Вот вспыхивают башни – их жгут подоспевшие солдаты с первого яруса. Атакующие приближаются к дальнему рву. Все поле боя устлано мертвыми врагами. Такого побоища мне никогда не случалось видеть.

Круг, или то, что от него осталось, наконец оправился и попытался воздействовать на слонов магией. С несколькими ему удалось совладать, но Взятые вскоре нейтрализовали усилия чужих чародеев. Теперь все зависело от людей.

Как бывало и раньше, мятежники остановили наше наступление благодаря численному превосходству. Один за другим падали слоны. Живая стена перед линией атакующих становилась все плотнее. У нас не было резервов, а из вражеского лагеря потоком шли свежие части – без особого желания сражаться, но достаточно сильные, чтобы остановить и потеснить наши войска. Отход стал необходимостью.

По команде Госпожи Бывалый дал сигнал отступать.

– Очень хорошо, – бормотал я. – Правда великолепно.

Наши измотанные солдаты возвращались на позиции и падали от изнеможения. До темноты оставалось совсем немного времени. Мы продержались еще один день.

– Но что теперь? Эти дураки не уймутся, пока на небе видна комета. А мы уже выпустили последнюю стрелу.

Госпожа улыбнулась:

– Запиши все, что ты видел, летописец.

И уехала вместе со свитой.

– И что мне теперь делать с этой лошадью? – буркнул я.

Ночью магия сражалась с магией, но я пропустил это зрелище. Не знаю, какая сторона понесла больший урон. Мы потеряли Луногрыза, Безликого и Крадущегося. Из этих троих только Крадущийся погиб из-за действий противника, другие стали жертвами вражды между Взятыми.

Не прошло и часа после заката, как явился нарочный. Накормив помощников, я готовил свою команду к спуску – внизу ждали раненые. За мной снова явился Эльмо.

– В Башню, Костоправ. Тебя зовет подружка. Прихвати лук.

Человек способен бояться лишь до какого-то предела, даже если это страх перед Госпожой. Я вздохнул и спросил:

– Лук-то зачем?

Эльмо пожал плечами.

– И стрелы тоже?

– Про стрелы я ничего не слышал. Глупость какая-то.

– Ты, наверное, прав. Одноглазый, остаешься за меня.

Мне подарили драгоценную передышку. По крайней мере, сегодня я не буду всю ночь ампутировать конечности, зашивать раны и ободрять юношей, которые не протянут и недели. Служба у Взятого дает больше шансов выжить солдату, получившему тяжелую рану, но гангрена и перитонит все равно собирают причитающуюся им дань.

Вниз по длинной рампе к темному входу. Башня, омытая серебристым светом кометы, нависла надо мной мифическим чудовищем. Неужели Круг просчитался? Слишком долго выжидал? И комета, которая уже удаляется и бледнеет, перестала для него быть благоприятным знамением?

Близки ли восточные армии? Нет, недостаточно. Но наша стратегия, кажется, не основана на глухой обороне. Иначе мы просто вошли бы в Башню и заперлись там. Или нет?

Я замялся, не желая пересекать порог, – естественная нерешительность. Коснулся амулета, который давным-давно мне вручил Гоблин, потом нового амулета Одноглазого. Не очень-то они меня подбодрили. Я взглянул на пирамиду и заметил на вершине смутный силуэт. Капитан? Я поднял руку. Человек на пирамиде помахал в ответ. На душе полегчало, я повернулся.

Вход в Башню выглядел как черная пасть, но, сделав шаг вперед, я очутился в широком освещенном коридоре. Здесь воняло лошадьми и коровами – их давно загнали внутрь.

Меня ждал солдат.

– Ты Костоправ?

Я кивнул.

– Следуй за мной.

Это был не гвардеец, а молодой пехотинец из армии Ревуна, и выглядел он смущенно. По дороге мне встретились и другие люди в такой же форме. Подумать только, пока остальные Взятые воевали с Кругом и друг с другом, Ревун ночи напролет перевозил на ковре солдат. Никто из них не выходил на поле боя.

Сколько же их здесь? Какие еще сюрпризы скрывает Башня?

Я вошел во внутреннюю Башню через знакомый портал. Солдат передал меня капитану гвардейцев и тихим дрожащим голосом пожелал удачи. Я поблагодарил его, и мой голос тоже дрогнул.

Госпожа была серьезна. По крайней мере внешне. Я тоже отказался разыгрывать роль сексуально озабоченного подростка. Она сразу приступила к делу.

Усадив меня перед столом из темного дерева, на котором лежал мой лук, она сказала:

– У меня проблема.

Я молча взглянул на нее.

– Среди солдат бродят самые дикие слухи, да? О том, что происходит между Взятыми?

– Это уже не похоже на предательство Хромого, – кивнул я. – Взятые убивают друг друга. Никто не хочет угодить под перекрестный огонь.

– Мой муж не мертв, и ты это знаешь. За всем, что происходит, стоит он. Он пробуждается. Это происходит очень медленно, но он достаточно ожил, чтобы связаться кое с кем из Круга. Достаточно, чтобы коснуться женщин среди Взятых. Ради него они пойдут на что угодно. Суки! Я слежу за ними, насколько это в моих силах, но я не всемогуща. Им кое-что удается. Эта битва… Она совсем не то, чем кажется. Вняв моему мужу, члены Круга привели сюда армию мятежников. Болваны! Они рассчитывали использовать его, хотели свергнуть меня и захватить власть. Никого из них больше нет, все мертвы, но война, начатая ими, продолжается. Я сражаюсь не с Белой Розой, летописец, – хотя моя победа над Кругом станет и победой над этим недоразумением. Я сражаюсь со старым поработителем, с Властелином. И если проиграю, то потеряю весь мир.

Хитроумная особа. Она не стала разыгрывать роль перепуганной девушки, а обратилась ко мне как равная к равному и тем самым приобрела мою симпатию. Она знала, что о Властелине мне известно ровно столько, сколько любому из ныне живущих простых людей. Знала, что я должен бояться его гораздо больше, чем ее. Кто боится женщину больше, чем мужчину?

– Я поняла тебя, летописец. Я открыла твою душу и заглянула внутрь. Ты сражаешься за меня потому, что твой Отряд взял на себя обязательства, которые будет соблюдать до самого горького конца, поскольку некоторые командиры считают, что честь отряда была запятнана в Берилле. Но большинство из вас уверено, что служит злу.

Зло относительно, летописец. На него нельзя повесить табличку. Его нельзя пощупать или разрубить мечом. Зло зависит от того, где стоишь ты сам, негодующе указывая на него пальцем. Сейчас ты воюешь с Властелином, потому что дал клятву. Сейчас он для тебя – зло.

Она на мгновение смолкла – наверное, хотела услышать мой ответ. Я промолчал. Госпожа облекла в форму мою собственную философию.

– Летописец, это зло троекратно пыталось тебя убить. Дважды – опасаясь твоих знаний, а в третий раз – боясь твоего будущего.

– Будущего? – встрепенулся я.

– Иногда Взятые способны заглянуть в будущее. Возможно, кто-то предвидел наш разговор.

Госпожа ошеломила меня. Я сидел перед ней дурак дураком.

Она вышла из комнаты и быстро вернулась с колчаном, высыпала стрелы на стол. Они были черные и тяжелые, с серебряными наконечниками, а древки покрыты едва различимыми письменами. Пока я их разглядывал, она заменила мой лук другим, схожим по весу и силе натяжения, но несравнимо роскошнее. Слишком великолепная вещь, чтобы пользоваться ею как оружием.

– Носи с собой, – приказала она. – Всегда.

– Он мне понадобится?

– Не исключено. Завтра все так или иначе закончится. Мятежникам крепко досталось, но тем не менее они сохранили огромные людские резервы. Моя стратегия может не привести к победе. Если я проиграю, выиграет муж. Не мятежники, не Белая Роза, а Властелин – жуткий зверь, которому не лежится спокойно в могиле…

Избегая ее взгляда, я посмотрел на лук и задался вопросом, каких слов она от меня ждет. Для чего мне вручено это смертоносное оружие и смогу ли я его применить, когда настанет время?

Она угадала мои мысли.

– В нужный момент ты поймешь все сам. И поступишь, как сочтешь необходимым.

Я поднял взгляд и нахмурился, желая… Даже зная, кто она по сути своей, но все-таки желая… Наверное, мои глупые братья правы.

Она улыбнулась, протянула безупречную руку, сжала мои пальцы…

И я съехал с катушек. Никак иначе не объяснить. Ничего больше не помню. Мой разум на мгновение затуманился, а когда пелена сошла, Госпожа все еще держала меня за руку.

– Пора идти, солдат, – сказала она, улыбаясь. – И отдохни как следует.

Я поднялся, словно зомби, и зашаркал к двери. Меня не покидало смутное подозрение, что я пропустил нечто крайне важное. Но я не обернулся и не задал вопрос. Не смог.

Я вышел из Башни и сразу понял, что опять потерял несколько часов. Звезды на небе переместились, комета висела низко над горизонтом. Отдохнуть как следует? Времени на отдых почти не осталось.

Было тихо и прохладно, стрекотали цикады. Цикады! Просто не верится. Я посмотрел на оружие, которое мне дала Госпожа. Когда я успел надеть тетиву? Почему стрела уже наготове? Я вообще не помню, чтобы брал лук и стрелы со стола… На какое-то жуткое мгновение почудилось, будто я схожу с ума. Стрекот цикад привел меня в чувство.

Я задрал голову, глянул на пирамиду. С ее вершины на меня кто-то смотрел. Я поднял руку, человек на пирамиде тоже. Судя по движениям, Эльмо. Старина Эльмо.

До рассвета осталась пара часов. Но я еще успею вздремнуть, если не буду зря тратить время.

Двинувшись вверх по рампе, я ощутил нечто странное, а на середине подъема догадался: это же амулет Одноглазого обжигает мне запястье…

Взятый! Опасность!

Из-за выступа на грани пирамиды выскользнуло облачко мрака, растянулось корабельным парусом и двинулось в мою сторону. Я отреагировал единственным доступным способом – пустил стрелу.

Она пронзила плоское черное пятно, и тут же послышался долгий вой, наполненный скорее удивлением, чем яростью, скорее досадой, чем болью. Пятно съежилось, кто-то человекообразный покатился вниз. Я наблюдал за его падением, но стрелять больше не собирался, хотя на тетиве уже лежала новая стрела. Преодолевая страх, я зашагал по рампе.

– Что случилось? – спросил Эльмо, когда я поднялся наверх.

– Не знаю, – ответил я. – Честное слово, я совершенно не понимаю, что происходит нынче ночью.

Эльмо посмотрел на меня ободряюще: мол, все хорошо, что хорошо кончается.

– А ты здорово устал. Передохни.

– Да, отдых мне не помешает, – согласился я. – Передай Капитану, что, по словам Госпожи, завтрашний день – решающий. Победа или поражение.

Капитану эта новость ничем не поможет, но я решил, что ему следует быть в курсе.

– Хорошо. С тобой в Башне что-то делали?

– Не знаю… Вроде нет.

Хотя Эльмо сам посоветовал мне отдохнуть, ему явно хотелось поговорить. Я мягко отстранил его, зашел в госпитальную палатку и свернулся там в уголке – ни дать ни взять раненый зверь забился в свою нору. Я прикоснулся к чему-то исключительно важному – но вот к чему? Нужно время, чтобы прийти в себя. Вероятно, больше времени, чем осталось до рассвета.

Разбудить меня послали Гоблина. Я просыпался в обычном своем утреннем настроении, то есть угрожая кровавой местью тому глупцу, кто посмел потревожить мой сон. Впрочем, мой сегодняшний сон этого заслуживал – в нем я проделывал отвратительные вещи с двумя девочками не старше двенадцати лет, причем им нравилось. Какая все-таки гадость гнездится у нас в голове.

Но все же не хотелось вставать. Моя постель была горяча, словно поджаренный ломтик хлеба.

– Что, Костоправ, на грубость нарываешься? – пригрозил Гоблин. – Скоро заявится твоя подружка. Капитан хочет, чтобы ты вместе со всеми встречал ее наверху.

– Да, конечно. – Я схватил сапоги, отодвинул полог палатки. – А который час? – зарычал я. – Похоже, день уже в разгаре.

– Так и есть. Эльмо решил, что тебе нужно выспаться. Сказал, у Костоправа была тяжелая ночь.

Раздраженно ворча, я торопливо оделся, натянул сапоги. Хотел умыться, но Гоблин не дал.