Текст книги "Эпоха викингов в Северной Европе"

Автор книги: Глеб Лебедев

– формирование к началу IX в. Волжско-Балтийского пути;

– включение в торговые связи славянских, финно-угорских, балтских племен.

Генеральная тенденция, определившая действие всех этих факторов – формирование в Европе раннефеодального строя, с соответствующим перераспределением излишков общественного производства. В передовых обществах (Франкская империя, Византия, Арабские халифаты) этот процесс регламентировался раннефеодальным государством. На периферии феодального мира, в «варварских обществах» Северной и Восточной Европы, накопленные богатства циркулировали более свободно. Если в условиях застойной структуры племенного общества (норманны вендельского периода, саксы перед франкским завоеванием, прусы и пр.) поступавшие ценности монополизировались племенной знатью, то в условиях широкой экспансии, ослабления этой структуры у славян времен расселения в Средней и Восточной Европе и у скандинавов эпохи викингов приток новых средств стимулировал активность обширного «военно-демократического» дружинного слоя, а сами средства – многократно, нередко насильственным путем перераспределялись. Лишь постепенно, в ходе длительной конкурентной борьбы выделились наиболее организованные и сильные коллективы, объединившиеся вокруг могущественных и авторитетных вождей, первых князей и конунгов предфеодальных государственных объединений.

Центрами этого перераспределения ценностей, а проще говоря – местами дележа награбленной добычи, даней и выкупов, а также полученных в обмен на эти средства заморских товаров – драгоценностей, украшений, оружия, дорогих тканей, рабов, серебра и прочих атрибутов социального престижа, и стали древнесеверные вики – исторические предшественники городов Северной Европы. Ряд формальных характеристик объединяет все эти «торговые места», или, по определению видного западногерманского археолога – медиевиста Г.Янкуна, «города старшего типа» [336, с. 312].

Вики характеризуются системно связанными признаками:

в отличие от городов – столиц областных или племенных территорий, они нередко расположены на «ничейной земле», на пограничье племен и народов (что обуславливало их свободу от юрисдикции местных властей);

находясь на важных торговых магистралях, они, как правило, удалены от морского побережья на сравнительно безопасные места;

по крайней мере, на раннем этапе вики не имели укреплений, оборонительные валы сооружались по мере роста поселения (в Бирке и в Хедебю они появились лишь в X в.);

вики отличались значительной площадью, в несколько раз превышавшей площадь современных им западноевропейских городов;

численность населения была непостоянна, пульсирующая в зависимости от торговых сезонов;

динамика застройки, на раннем этапе – свободная, с «пятнами селитьбы», постепенно уплотняющаяся, приобретающая регулярный характер с элементами городского благоустройства (мостовые, набережные, колодцы и прочее);

вики окружены могильниками с разнообразными вариантами обряда; связанные в массе с чужеродным населением, пришлым, не располагавшим правами на землю в округе, эти могильники теснятся близ виков, накладываясь на территорию поселений;

вещественный материал фиксирует сравнительно ранние следы торговой деятельности, местное ремесло организуется позднее, на определенном этапе существования торговых центров;

расцвет виков ограничен VIII–X вв., в XI в. они исчезают, сменяясь основанными королевской властью «городами младшего типа», которые со временем перерастают в средневековый правовой город.

Сходство структуры объединяет фризские и скандинавские вики и ряд синхронных им западнославянских поселений (Ральсвик, Менцлин, ранний Волин). В Восточной Европе она представлена в так называемых «открытых торгово-ремесленных поселениях» (ОТРП): Ладога, Рюриково городище под Новгородом, Гнездово под Смоленском, Тимерево под Ярославлем [30, 139]. Все они составляли единую систему центров и путей, двигаясь по которой арабское серебро достигало Британии, а изделия ирландских ювелиров – Верхней Волги [274, с. 14; 70, с. 170, 226].

Один из первых виков Скандинавии, Рибе, возник близ западного побережья Ютландии как звено в североморской системе фризско-скандинавской торговли, не позднее середины VIII в. [371, с. 225–268]. Поселение открытого типа было связано водным путем с заливом Северного моря и поддерживало интенсивные контакты с Дорестадом и другими фризскими виками. Рибе сохранял значение и после образования ряда новых виков и городов. В 948 г. здесь (как в Орхусе и Хедебю) был учрежден один из трех первых датских епископатов.

Норвежский вик Скирингссаль (Каупанг), как и Рибе был тесно связан с североморскими центрами. Поселение возникло у выхода из Ослофьорда в открытое море, на южной окраине ареала «королевских курганов» Вестфольда, у подножья скалистой гряды, вдоль берега удобной бухты, защищенной цепью островов. С поселением связаны могильники Ламэйя и Бикьхольберг, где раскопано около двухсот погребений [292]. Наиболее ранние комплексы датируются началом эпохи викингов, могил позднее середины X в. – нет. Расцвет Сккирингссаля относится к 870–890 гг. (когда он отмечен в «Орозии» короля Альфреда). Среди могил Каупанга – свыше 100 курганов с сожжениями (в 3-х из них ладейные заклепки, фиксирующие обряд типа В). Серия ингумаций в ладье типа Nt – одна из самых значительных в Норвегии [364, с. 269]. Грунтовые могилы с ингумациями в гробах принадлежат, видимо, иноземному населению: этот обряд в Норвегии эпохи викингов нигде, кроме Скирингссаля. не зафиксирован [291, с. 48]. Сочетание разных вариантов обряда свидетельствует о сложном составе населения, объединявшем норвежцев, выходцев из Швеции, Дании (ингумации в гробах известны в Хедебю), Западной Европы.

Скирингссаль функционировал лишь в период поступления арабского серебра (до последней четверти X в.); он был теснейшим образом связан не только с западными (фризскими и английскими), но и с другими скандинавскими центрами, контролировавшими морские пути на Балтике.

Эти центры – Хедебю и Бирка, дают основной материал для характеристики северных виков. При этом Хедебю, где планомерными раскопками исследована территория поселения и ближайшие окрестности города [334], позволяет представить динамику развития вика во времени. Бирка, благодаря сведениям о ней в «Vita Anskarii» и систематичным исследованиям огромного могильника [269], представляет важные данные для анализа социальной структуры древнесеверного торгового центра эпохи викингов [347, с. 141–159; 109, с. 141–158; 319, с. 77–86].

Хедебю располагался в самой узкой, южной части Ютландского полуострова, там, где в сушу с востока врезается фьорд Шлей. Речная система Лидер – Треене связывала его с Холлингстедом на берегу Северного моря и позволяла пересечь «ютландский засов» кратчайшим путем между Балтийским морем и Северным. Поселение на Шлей, на берегу бухты Хеддебюер Hoop, возникло в начале VIII в. (может быть, на исходе VII в.) как фризская торгово-ремесленная фактория. Ее следы – небольшое неукрепленное поселение и грунтовый могильник на правом берегу ручья, протекающего южнее «полукруглого вала» Хедебю. Исследованы сожжения в урнах («яйцевидные горшки», типичные для северо-восточного побережья Фрисландии), а также ингумации с южной ориентировкой, которые Янкун датировал VIII в. (они перекрыты могилами с западной ориентировкой и наборами овальных фибул IX в.) [334, с. 126–128].

Это поселение уступило место в начале IX в. новому, быстро приобретающему упорядоченный план и динамично растущему. Ось застройки образовывал ручей (русло его было выпрямлено и укреплено деревянной набережной с мостками), перпендикулярно ему располагались улицы, разделенные на прямоугольные огражденные участки, застроенные сравнительно единообразными прямоугольными домами (в двух случаях отмечен классический stallhaus, с жильем и стойлами под одной кровлей). Размеры построек от 3X3 до 17,5X7 м; они сменяют друг друга на одних и тех же местах. Стабильность застройки свидетельствует о частной собственности на земельные участки в городе (при этом некоторые дома, по наблюдению Янкуна, использовались лишь для сезонного пребывания). Набережные, мостовые и другие элементы городского благоустройства дают основания для вывода об определенной кооперации сил обитателей Хедебю для производства этих работ [334, с. 118–122; 386, с. 30–39].

Много находок, связанных с местным ремеслом: остатки стеклодельной печи (стекло шло на изготовление бус), обильные железные шлака, литейные формы и матрицы. Ремесленники Хедебю владели техникой литья в односторонней форме, с утраченной формой, филиграни и грануляции. Найдены также полуфабрикаты костяных гребней разных стадий изготовления, янтарные изделия и заготовки, а с начала X в. в Хедебю производилась и гончарная керамика. Концентрация всех этих находок на сравнительно небольшом участке позволяет сделать вывод о выделении в X в. особого ремесленного квартала [334, с. 165–174, 251].

Мастера-ремесленники, однако, составляли лишь часть населения этого города. Многочисленные находки, связанные с торговлей, и прежде всего гирьки и монеты, позволяют судить о формировании в среде скандинавского населения Хедебю еще одной новой социальной группы – купцов. По наблюдениям Янкуна, в Хедебю кроме гирек, соответствующих северным мерам веса – марке (204,6 г), двойному эре (49,9 г), эре (24,3 г), эртогу (8,6 г), есть веса 7,8 г, 5,09 г, 2,2 г, 0,2 г, равные или кратные весу найденных в Хедебю монет. Не позднее 825 г. в Хедебю начинается чеканка первых северных монет [358, с. 195, 202]. Мы вправе видеть в «торговых людях» Хедебю творцов денежной системы европейского Севера, инициаторов денежного обращения.

В самых ранних культурных слоях широко представлены импорты, вплоть до рейнской и западнославянской керамики [332]. В середине IX в. поселение занимало площадь около 5 га, с запада к нему примыкал могильник, насчитывавший не менее 1000 погребений типа D1 [385; 304]. К югу от него открыто небольшое обособленное кладбище, из 10 камерных могил типа D2, второй половины IX – начала X в. [263, с. 61–115]. Шведский обряд позволяет связать этот памятник с известиями письменных источников о шведском викинге Олаве, захватившем Хедебю. Его сыновьями были Хноба (Кнуб, Chnuba? – известен конунг на Шлей с таким именем) и Гюрд, последним из этого рода был Сигтрюг. В окрестностях Хедебю есть два рунических камня, на которых шведско-норвежским письмом вырезаны надписи: «Асфрид поставила сей памятник по Сигтрюгу, сыну своему и Клуба», и «Асфрид, дочь Одинкара, поставила сей камень по конунгу Сигтрюгу, сыну своему и Кнуба. Горм вырезал руны» [334, с. 87–93]. Кнуб, Гюрд, Сигтрюг, Одинкар, Асфрид, Горм – это имена членов династии, восходящей к викингу Олаву (и связанных с нею людей), во второй половине IX – начале X в. правившей в городе. К ней же относится, несомненно, и такой памятник, как «ладейно-камерная могила», исследованная в 1908 г. Ф.Кнорром [289].

Шведское господство в Хедебю было недолгим. В X в. кладбище с камерными могилами захлестывается городской застройкой, достигшей площади 24 га и окруженной «полукруглым валом» [334, с. 81–82]. В этом состоянии город пережил свой расцвет и встретил упадок.

С середины X в. датские конунги устанавливают свой контроль над Хедебю. В 948 г. здесь был учрежден епископат. С представителями королевской администрации, возможно, связаны богатые погребения в курганах близ Хедебю. Один из них стоял севернее вала (здесь в разное время найдены оружие, золотые и позолоченные вещи X в.). Возле другого, с погребением конца X в., стоит рунический камень с надписью: «Конунг Свейн поставил сей камень по Скарду, дружиннику своему, который ездил на Запад, но умер ныне при Хедебю». Второй камень, в память félagi и stýrimaðr'a Эйрика, поставлен Торольвом – «дружинником Свейна». Конунг Свейн обеих надписей – либо Свейн Вилобородый (995-1014), либо Свейн Эстридссен (1047–1075) [334, с. 91–93].

В борьбе со Свейном Эстридссеном норвежский конунг Харальд Суровый около 1050 г. напал на Хедебю и разрушил город.

 
Из края в край пылал Хедебю
в ярости битвы. Крепко
грозное это деянье
Свейна грустить заставит.
Ярое пламя ввысь вздымалось
крыши круша хоромин
Я созерцал его ночь напролет
попирая града забрало,
 

– так воспел скальд Харальда гибель датского торжища. Судьбу виков в конечном счете решили конунги.

После разгрома 1050 г. Хедебю уже не оправился; его упадок заметен еще в конце X в., а последний удар вику на Шлей нанесли славяне в 1066 г. Во второй половине XI в. функции торгового и административного центра взял на себя возникший к северу от Хедебю Шлезвиг [411, с. 101–113].

Основные этапы развития Хедебю отразили судьбы северных виков в целом. В VIII в. – фризская фактория, контролировавшая выход на Балтику, на первом этапе экспансии викингов (793–833 гг.) Хедебю превращается в скандинавский вик, с пестрым, но культурно однородным населением. В конце IX в. шведские викинги, захватив город, утверждают здесь собственную «династию» и укрепляют вик. Затем власть над Хедебю оспаривают друг у друга датские конунги и германские кайзеры. Город растет, благоустраивается, совершенствует укрепления, организуется, становится центром христианской религии. Наконец, он гибнет – достигнув статуса королевского владения, но не выдерживая конкуренции с новыми городами, основанными конунгом и состоящими под его защитой.

Бирка, «старейший торговый город Швеции» [267], прошла путь развития, во многом близкий Хедебю. Вик на оз. Мелар возник еще в пору расцвета Хельгё, поблизости от него, на о. Бьёрко. В северной части острова, над глубоко врезанной бухтой, высится обрывистая скала. На ней находилось городище Borg, окруженное валом с тремя воротами. К северо-востоку от Борга расположены еще две бухты. Название одной из них, Kugghamn, от фризского kugg – «корабль», видимо, связано с торговой активностью фризов. Вторая, «Крестовая гавань» Korshamn, возможно, напоминает о христианской миссии Анскария в 830 и 852 гг.

От Куггхамна и Корсхамна до Борга, вдоль береговой линии протяженностью 600 м, лежит знаменитая «Черная Земля», Svarta jorden, или Bystan – «поселение» (площадь, занятая культурным слоем). С востока она ограничена земляным валом, с шестью воротными проемами (южная часть насыпи не сохранилась). За валом – крупнейший курганный могильник Швеции, Hemlanden (1600 курганов и каменных кладок). Близ северной и южной части вала, на границе Хемландена с «Черной Землей», раскопками открыты два грунтовых кладбища, сливающихся с курганным могильником (некоторые курганы в древности были перекрыты насыпью вала, в которую, в свою очередь, были впущены грунтовые захоронения [269, с. XIX]).

Подобный же грунтовый могильник располагался к северу от Борга. Рядом с ним в поздний период существования Бирки на искусственной укрепленной террасе были выстроены жилища, вероятно, для военного гарнизона города: расположенные над гаванью, они позволяли контролировать одно из самых уязвимых мест в системе обороны вика [269, с. XX].

К югу от Борга – еще два курганных могильника, с ладьевидными оградками и обычными насыпями. Несколько небольших кладбищ, расположенных на о. Бьёрко к юго-востоку от основного скопления памятников Бирки связаны с более поздними поселениями XI–XV вв.

Судя по данным фосфатного анализа, площадь поселения IX в. была несколько больше территории в 12 га, огороженной в X в. валом, и достигала 16 га. Обильный материал, полностью еще не опубликованный свидетельствует об оживленной ремесленной деятельности: сотни фрагментов гребней, полуфабрикаты и отходы документируют косторезное ремесло. Обработка стекла, заготовка бую – стеклянных, сердоликовых, из горного хрусталя и янтаря – связаны с производством, основанным как на местном, так и на привозном сырье. Развита была обработка камня (сосуды из жировика, точильные бруски), литье бронзы, обработка благородных металлов, ткачество, кожевенное дело. Технический уровень характеризуют приемы филиграни по золоту и серебру или простейшие способы дамасцировки – в кузнечном ремесле [261, с. 13–19; 282; 278; 279]. Обработка железа, поступавшего из металлургических центров в горных округах на северо-западе Средней Швеции, так же как и массовое производство на рынок других видов ремесленных изделий, свидетельствуют о тесных взаимосвязях Бирки с округой [262, с. 63].

Труднее судить о других функциях Бирки. Здесь, безусловно, находились не только дома и склады купцов, пристани и корабельные сараи, мастерские ремесленников и жилища, обслуживающего все эти отрасли деятельности люда. Судя по близости королевской усадьбы Адельсё (на соседнем острове, в виду города), Бирка играла важную административную роль в «домене» свейских конунгов [401, с. 463]. Конунг бывал здесь, что подчеркивает ее административно-политические функции. Не случайно Бирка была избрана и центром новых идеологических функций, здесь началась первая проповедь христианства в Швеции.

Для восстановления структуры вика на оз. Мелар, как политико-административного и культового центра, надежных данных пока нет. Неясен характер укрепленного Борга (хотя здесь открыты ранние погребения по обряду сожжения, с богатым инвентарем) [269, с. 127–131]. Обособленный, возможно дружинный, квартал известен с X в. Столь же неясна структура церковной организации. Правда, в северной части Хемландена зафиксирован каменный фундамент постройки, размером 30X15 м; подобная же кладка, 30X12 м есть в южной части Хемландена (обе – на территории, защищенной валом X в.). Первую из них еще в XX в. народная молва называла «Kyrkan» – «Церковь» [269, с. XXI]. Именно вокруг этих неисследованных построек располагаются два грунтовых могильника с массовыми ингумациями: возможно, это – христианские кладбища возле церквей, основанных Анскарием [109, с. 155].

Подробности миссии Анскария (Ансгара) в Бирке известны благодаря его жизнеописанию, составленному Римбертом около 875–888 гг. [Rimbertus, X–XXVII]. Бенедиктинские монахи Ансгар и Витмар были посланы на Север императором Людовиком Благочестивым и архиепископом реймсским Эбо, который был назначен папским легатом в северных странах после крещения датского конунга Харальда Ворона (в Майнце, в 826 г.). Миссионеры (по дороге ограбленные викингами) прибыли в Бирку в 829 или 830 г. Они были приветливо встречены конунгом Бьёрном, и «префектом вика» Хертейгром, построившим сразу после прибытия бенедиктинцев первую в Швеции, церковь.

Проповедь христианства, разрешенная королевским советом, на первых порах шла успешно. Примерно десять лет в Бирке действовали епископ Гаутберт и священник Нитхард, подчинявшиеся архиепископу реймсскому. Ансгар стал архиепископом гамбургским.

«Языческая реакция» наступила в середине IX в., и связана, видимо, с возросшем размахом экспансии викингов на ее втором этапе (834–863 гг.). В 845 г. викинги разграбили Гамбург. Одновременно вспыхнуло языческое восстание в Бирке [353, с. 31]. Нитхард был убит, Гаутберт – изгнан. Лишь в 852 г. Ансгар снова посетил Бирку и смог добиться поддержки нового конунга, Олава, а также тинга Бирки, которые разрешили построить церкви и содержать при них священников. «Языческая партия», однако, сохранила сильные позиции. Епископы Эримберт, Ансфрид и Римберт (тезка биографа) не смогли добиться больших успехов. Последние известия об активности христианской церкви в Бирке относятся к 936 г., когда здесь умер прибывший с новой миссией архиепископ гамбургско-бременский Унно. Судя по динамике развития языческих погребальных обрядов, по появлению богатых камерных могил с захоронениями знатных воинов в сопровождении наложницы и верхового коня, под курганом, «языческая реакция» в Бирке X в. одержала верх [109, с. 153–157].

«Vita Anskarii» донесла до нас сведения не только об идеологической борьбе в вике IX в., но и о его социально-политической структуре. Европейские священники воспринимали Бирку как главный порт шведского королевства, portus regni, vicus. Верховной властью над городом располагал rex, король, конунг свеев. В Бирке упоминается конунг Бьёрн (Bern) [Rimb., X], правивший в 830 г.; затем – изгнанный свеями конунг Энунд (Anondus) [Rimb., XVI]; правивший ранее описываемых событий конунг Эйрик (Ericus) [Rimb., XXIII] и в 850-х годах – конунг Олав (Oleph) [Rimb., XXII]. Конунги, судя по этим известиям, бывали в Бирке наездами, и пользовались ограниченной властью. Городом управлял praefectus vici [Rimb., XI], опиравшийся на неких «могущественных», «знатных», «первых», «верных» (конунгу) – potentes, principes, primores, fidelibus [Rimb., X, XVI, XXIV]. Они составляли совет при короле, congregatio, consilium. Особо важные вопросы или конфликтные ситуации совет выносил на placitum, народное собрание (так было в 852 г.). Наряду с primores, выносившими на обсуждение вопрос о разрешении христианской проповеди, народное собрание составляли populi, среди которых Римберт особо выделил multi negotiatores [Rimb., XVI, XXIV]. Principes, negotiators, populi – «знать», «купцы», «народ»; попытки выявить отражение общественной структуры в археологическом материале предпринимались неоднократно. Для характеристики. Бирки как целого важна прежде всего неоднородность кладбищ, составляющих ее некрополь [109, с. 141–158].

Наиболее ранние погребения Бирки (например, № 349) относятся к VIII в. Первоначальное ядро кладбища составляло курганное поле Хемланден, где сосредоточено большинство погребений типа А. Этот «общинный могильник» (hemland шв. – «родина») функционировал на протяжении всего времени существования Бирки и связан, видимо, с основной частью ее населения, в которой прежде всего можно видеть populi Римберта. Некоторые богатые сожжения типа С (с гирьками, монетами, остатками ларцов, стеклянными бокалами) [402; 105, с. 186], возможно, отразили статус и жизненный уклад какой-то части negotiatores.

В IX в. к северу от Борга формируется кладбище, резко отличное от курганного поля Хемланден. Здесь раскопано около 200 бескурганных ингумаций в гробах или в деревянных камерах простейшей конструкции (тип D). Севернее Борга сосредоточены самые ранние камерные могилы Бирки. Среди них немало женских погребений с христианскими атрибутами, инвентарь мужских – сравнительно скромный, хотя как правило, включает оружие, пиршественную утварь, украшения. В обряде камерных могил здесь в наибольшей степени прослеживается христианское влияние. Могильник севернее Борга можно рассматривать как первое христианское кладбище Бирки, возникшее, может быть, сразу после проповеди Ансгара. Если вспомнить, что миссионеров поддержал praefectus vici, вслед за ним – и другие primores, а в Бирке к тому времени уже жили знатные христиане (из Фризии), то камерные могилы севернее Борга можно отождествить именно с общественным слоем, скрывающимся под термином principes. Аналогичную интерпретацию камерных могил в Хедебю предложил в свое время Янкун [333, с. 477]. Ингумации в гробах на этом кладбище могли быть могилами крещеных populi, а с большей вероятностью – иноземных negotiators.

В IX в. к югу от Борга появляются два кладбища, где ведущим обрядом (наиболее высокие курганы, сложный ритуал, богатый инвентарь) выступает обычай сожжения в ладье (тип В), специфический для эпохи викингов ритуал, возможно, связанный непосредственно с дружинами викингов как особой формой социальной организации. Обособленный характер «кладбищ викингов» в Бирке не противоречит такому отождествлению [106, с. 85].

В X в. все описанные кладбища продолжают функционировать, но наиболее многочисленные и богатые могилы сосредотачиваются на двух новых местах – возможно, близ основанных миссионерами церквей. Возникнув, как христианские кладбища, с большим количеством ингумаций в гробах, они затем приобретают очень сложную структуру: здесь представлены практически все варианты обряда, известные в Бирке, а ведущее положение занимают богатые камеры типа F – погребения воина с наложницей и конем. Полтора десятка таких погребений образуют высшую ступень военно-дружинной иерархии primores, в X в. – языческих дружинников языческих конунгов, сосредоточивших в своих руках большую политическую, военную, административную власть, контролирующих торговлю, и, судя по ритуалу нового типа, активно ищущих новых идеологических ценностей. «Языческая реакция», в виде которой шли эти поиски, вполне закономерна; подобным же образом отвергал христианство воинственный киевский князь Святослав: «дружина моа сему смеятися начнуть» [ПВЛ, 955 г.]. В пору активной и успешной экспансии, направленной главным образом против христианских стран, вожди и силы, направлявшие эту экспансию, до конца X (а в Швеции и в XI) в. пытались мобилизовать, обновить, реформировать старые языческие верования.

Социальная топография могильника Бирки неадекватна описанию общественной структуры у Римберта; однако она позволяет археологически атрибутировать ведущую военно-дружинную организацию, видимо, подчиненную (непосредственно или через своих предводителей – «префектов вика») конунгу, составлявшую не более 10 % от общей численности населения Бирки (раскопано около сотни камерных погребений), и поставившую под свой контроль важнейшие функции города, прежде всего – торговую (в камерах сосредоточены наиболее многочисленные и богатые импорты).

Могильник Бирки дал основной материал для характеристики поселения на Мелар как торгового центра. В 1175 погребениях, раскопанных с 1874 по 1934 г., сосредоточена крупнейшая коллекция древностей эпохи викингов, отразившая связи с Востоком (арабское и сасанидское серебро, стекло, глазурованная керамика – «люстр», ткани) и Западом (серебро, стекло, керамика, оружие, ювелирные изделия, резная кость, ткани) [266, с. 145–167; 270, с. 140–143; 281, с. 130–132; 317; 389; 340, с. 229–250; 381, с. 132–140]. Судя по исходным ареалам восточноевропейских импортов, также представленных в Бирке, ее связи с исламским миром осуществлялись по Волжскому пути, и прекратились не позже 970-х годов [358, с. 221]. Для западных связей большое значение имели отношения с Хедебю и другими североморскими центрами. Роль Бирки в этой системе торговых городов была, видимо, значительной: с нею связывают зарождение городского права, норм средневековой юрисдикции, известных позднее как Bjärköarett. Высказывалось предположение, что «право Бирки» объединяло несколько центров, носивших одно и то же название – Birka на Мелар, Birkö на Аландах, Berkerøøn – на месте будущего Бергена, остров Bjarkoy в Северной Норвегии и др. [412].

Реконструкция системы торговых центров эпохи викингов на Севере во многом – дело будущего. Не все они выявлены: лишь в 1970-х годах началось изучение «вика» на Готланде – открытого поселения в бухте Павикен, существовавшего с конца IX до конца XI в., т. е. позже и значительно дольше Бирки (что соответствует уже сложившимся представлениям о соотношении Бирки и Готланда в балтийской торговле) [356, с. 82–94]. В то же время в материалах Павикена немало общего и с Биркой, и с другими северными виками VIII–X вв.

Для всех изученных крупных центров эпохи викингов характерна единообразная структура товарооборота и организации торговли. Она базировалась на использовании общей валюты: на раннем этапе (конец VIII – первая половина X в.) – арабского, позднее – немецкого, а с начала XI в. – английского серебра (поступавшего в качестве Данегельда). Ритм распространения всех этих явлений в денежном обращении был единым не только для скандинавских виков, но и для значительно более обширного ареала, охватывавшего все заселенные области Скандинавии, земли балтийских славян, Польшу, Прибалтику, Финляндию, Древнюю Русь [170, с. 39].

В товарообороте виков представлены одни и те же категории импортов как западных (рейнское стекло, керамика, ювелирные изделия, оружие, сукна), так и восточных (драгоценные ткани, произведения стеклоделов, глазурованная посуда – «люстр», драгоценности, ювелирные изделия). Несомненно, реальная структура товарооборота была значительно более сложной, чем можно судить по археологическим материалам.

Ремесло виков прошло важный этап развития – от традиционного, общинного, основанного на местном сырье, к городскому, базирующемуся на заимствованной технологии и привозном сырье [58, с. 103–104]. В то же время процесс этот, во многом стимулированный специфической конъюнктурой виков, остался незавершенным. Развитие ряда производств (судя по их позднейшему сокращению) несколько опережало собственные внутренние потребности скандинавского общества.

Общественная структура виков характеризуется тенденцией к социальной стратификации. На раннем этапе преобладает общинное, военно-демократическое начало. К рубежу IX–X вв. вырастает новый господствующий слой, сооружаются городские укрепления, появляются военно-дружинные кварталы и кладбища. К середине X в. крупнейшие вики стали опорными пунктами христианской религии, позиции которой, правда, оставались еще очень слабыми. Возрастает роль конунгов в жизни виков. Сменяются эти поселения «городами младшего типа», основанными королевской властью (Шлезвиг в Дании, Сигтуна в Швеции, Берген в Норвегии). Во второй половине X – начале XI в. вики, с их самоуправляющейся военно-демократической структурой (в рамках которой, видимо, определенное место находили и дружины викингов), уже не соответствовали социальным требованиям раннефеодального общества, достигшего определенной степени стратификации и государственной централизации. В то же время питательная среда виков, свободная община бондов в этих условиях во многом исчерпала свой потенциал, что отразилось как в упадке движения викингов, так и в замирании северной торговли.

Однако в IX–X вв. вики выступали как экономические центры наиболее развитых областей, ставших ядром государственных территорий. В то же время новые социально-экономические функции виков объединили в них местное и пришлое население – чрезвычайно разнородное и по социальному статусу, и по этническому происхождению. Бонды и ремесленники, купцы и воины, домочадцы и слуги из разных скандинавских областей (свеи, гауты, норвежцы, датчане) жили бок о бок с рабами и рабынями, захваченными на Западе или купленными на Востоке; волей или неволей здесь селились искусные мастера-ювелиры и косторезы – фризы, англосаксы, гончары-славяне и денежники-франки, купцы из Фрисландии, Англии, славянских стран. В разноэтнической, своем роде интернациональной среде виков формировалась качественно новая раннегородская культура.