Текст книги "Эпоха викингов в Северной Европе"

Автор книги: Глеб Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

4. Конунги. Образование государства в северных странах

Преимущества конунгов были предопределены их принадлежностью к высшему звену административного аппарата, генетически – племенного, но без резкой ломки преобразовывавшегося в государственный. Конунг в полном объеме своих прав наряду с титулом herkonungr («вождь рати», как и saekonungr, акцентирующим военный аспект) именовался tjóðkonungr – «вождь народа», от tjóð (готск. thiudas – «народ-войско»), обозначавшего всю целостность общественного организма [3, с. 142–144]; отсюда же исландское «народовластие» – tjódveldi [208, с. 1619].

Власть конунга выражалась понятием ríki – «держава, господство, государство»: Харальд Прекрасноволосый hann vann ríki under sik «взял всю державу под себя» [Haralds saga ins hárfagra, 6]; тем же словом обозначалась подчиненная этой власти область: Sveariki – Свейская Держава.

Эта власть восходила к племенным институтам: tjóð осуществлял konungstekja, выборы конунга; даже в XIII в. «принять и прогнать конунга» – taga och vräka konung оставалось исконным правом. Свободу выбора, правда, ограничивали во-первых, сакральность королевского рода, через Инглингов восходящего к божествам, к Одину, Ньерду, Фрейру; во-вторых, реальная мощь этого рода, отношения претендента на престол со знатью, «могучими бондами», состояние его дружины; и в-третьих, эффективность тех мероприятий, которые конунг осуществлял во время своего правления, закрепляя право избрания за своими наследниками.

Превратить в полной мере tjóð в yrtjóð, «народ-войско» – в «подданных» – подчиненное конунгу ополчение, а затем и в плательщиков даней и податей, lýðskyldir, – вот цель, к которой из поколения в поколение стремились скандинавские конунги эпохи викингов. И достигали ее: Haraldr hafdi allan lyð ilandi traelkat ok atját – «Харальд [Прекрасноволосый] весь народ в стране поработил и подчинил», – так оценивает первые успехи королевской власти «Хеймскрингла» [Hákonar saga góða, 1].

Начиная борьбу за объединение страны, Харальд поклялся подчинить ее med skattum ok skyldum ok forrádi – «с данями, поборами и правлением»; достижение этой цели и воспринималось бондами как «отнятие одаля», когда они вынуждены были платить подати, landskyldir [Haralds saga ins hárfagra, 4, 6]. Skyld ok skattr – «подати и дани», – вот основная цель государственной политики королевской власти на протяжении эпохи викингов. Поступления эти по форме традиционны, и восходят к племенным институтам чуть ли ни времен Тацита [89, с. 110 |, но в Скандинавии до конца IX в. они распределялись между родовой знатью разрозненных племенных областей. В конце IX – первой половине X в. в распределении этих поступлений происходит резкий количественный сдвиг: они концентрируются в распоряжении конунга, а это создает возможность для качественных политических и общественных преобразований.

Обозначаемые чаще всего собирательным именем skattr и действительно восходящие к племенным skattgjafir, добровольным приношениям, дарам (gjafir), известным еще во времена Инглингов [Ynglinga saga, 9-10, 26], «дани-подати» включали и так называемые «носовые деньги», некий вид подушного обложения, tegngildi ok nefgildi [Óláfs saga ins helga, 136]. В распоряжение конунга поступали и сборы borðleiðangr, сдача продуктов для корабельных команд, собиравшаяся с части домохозяев во время ополчения; и всевозможные штрафы за преступления – sakeyrir; конунгами были монополизированы и некоторые специфические, локальные сборы, такие, как fínnfór ok fínnkaup, право сбора дани и торговли с лопарями (вспомним о конфликте Торольва, сына Квельдульва, с конунгом!); а при внутренних конфликтах с непокорных областей взимался herskáttr, военная контрибуция. Все эти сборы, безусловно, давали конунгу значительные дополнительные средства. Основой же существования королевской власти и подчиненной ей вооруженной силы, на раннем этапе – в буквальном смысле одним из источников ее пропитания – стал скандинавский вариант «полюдья», «кормления» – вейцла (veizla, шв. gaerð).

Первоначально – пир, который бонды периодически устраивали в честь своего местного конунга или хавдинга, вейцла после «отнятия одаля» стала исключительно королевской прерогативой, которой конунг либо пользовался сам, либо мог пожаловать кому-то из своих приближенных. Со времен Харальда Прекрасноволосого конунги с дружиной регулярно разъезжали по стране, и население каждой местности обязано было к указанному времени доставить строго регламентированное количество продуктов. Численность дружины постепенно возрастала: при Олаве Святом (1016 г.) она возросла от 60 до 100 дружинников, затем превысила этот порог. Олав Тихий (1066-93 гг.) возил с собою уже 240 человек.

Господствующий класс, складывающийся и объединяющийся вокруг конунга, существовал во многом за счет ресурсов крестьянского хозяйства бондов: «…вейцла послужила специфической организационной формой выкачивания из крестьянского хозяйства прибавочного продукта, первоначально – в виде натуральных поставок для королевских пиров» [47, с. 142].

Наряду с вейцлой хозяйственной базой конунга и его дружины становится своего рода «домен», комплекс земельных владений конунга, обозначавшийся термином konungsgardr, букв, «королевская ограда» [Magnúss saga ins góða, 15]; в Швеции он назывался «Упсальский удел», Upsala öð, и был связан с главным языческим храмом и королевской резиденцией свеев [89, с. 111]. На протяжении всей эпохи викингов происходит рост королевских владений. Со времен Харальда Прекрасноволосого норвежские конунги строили в разных областях страны «королевские усадьбы», konungsbú (husabú, husbú). Выполняя определенные податные функции, они образуют сеть независимых от традиционной племенной структуры, непосредственно подчиненных конунгу административных центров. Процесс их формирования в Дании начался еще в первой половине IX в. [378, с. 31, 80], в Норвегии – после середины IX в. [47, с. 119]. В Швеции Снорри приписывает создание подобной системы одному из Инглингов, Онунду-Дорога (Braut– Önundr), который setti bú siní hvert stórherað á Svitjoð ok fór um allt landit at veizlum – «поставил усадьбу себе в каждом большом хераде Свитьод и ездил по всей стране по вейцлам» [Ynglinga saga, 33]. Не исключено, что с персонажем «Перечня Инглидов» здесь контаминированы загадочный король свеев Anondus, помянутый в Vita Anskarii, составленном не позднее 888 г. [Rimbertus, XVI], и отец конунга Эйрика Эмундссоиа (Анундссона), правившего до 882 г. Если так, то Браут-Энунд реорганизовал шведскую вейцлу в середине или второй половине IX в., а его наследник закрепил эти реформы созданием общегосударственного ледунга. В таком случае укрепление государственной власти конунгов в Дании, Норвегии и Швеции проходило одни и те же фазы, и примерно одновременно.

Создание прочной экономической базы в виде королевских имений позволяло конунгу распоряжаться землями, контроль над которыми осуществлялся в виде вейцл и даней. Земли, точнее, право на доходы с них конунги раздают своим приближенным в виде ленного пожалования. Термин lén – «лен» и кеннинг конунга lánar-dróttinn впервые встречаются в висах скальда Сигвата Тордарссона (до 1038 г.); Кормак Одмундарссон (вторая половина X в.) называет конунга jarðhljótr – «дающий землю» [47, с. 106, 137]. Об условном, служебном характере пожалований свидетельствует и рассказ о конфликте Олава Святого с оркнейцами, опирающийся на какие-то местные предания, где сказано: er jaltar hófdu haft jafnan siðan lónd tau at léni en aldrigi at eign – «ярлы получали у него [Харальда Прекрасноволосого] эти земли как лен и никогда – как собственность» [Óláfs saga ins helga, 100]. Граница между условным пожалованием (lén) и собственностью (eign) четко проведена.

Известны различные виды королевских земельных пожалований: dreckulaun – вознаграждение за устроенный для конунга пир; heiðlaun – почетное пожалование земли, которое «свидетельствует о начавшемся уже вмешательстве королевской власти в отношения землевладения» [53, с. 75–76]. Однако основным видом лена оставалась раздача вейцл, и само слово veizla из обозначения пира постепенно превратилось в название годовых доходов феодала.

Отчуждая права старой родовой знати на традиционные, в общем, дары, дани, вейцлы, конунги не просто эксплуатировали древние племенные институты варварского общества, остававшиеся при этом, как иногда представляется, неизменными. Они предопределили целую серию глубоких социальных сдвигов, которые в конечном счете вели к преобразованию общества варварского в феодальное. Во-первых, это отчуждение подрывало позиции племенной аристократии, которая была вынуждена либо вступить с конунгами в борьбу и погибнуть, либо бежать из страны, либо получить вновь свои собственные, традиционные права, но уже в качестве королевского пожалования, т. е. адаптироваться к требованиям феодальной иерархии. Во-вторых, – конунги создавали единый государственный фонд средств, который позволял обеспечить постоянное содержание вооруженной раннефеодальной военной касты – королевской дружины и, опираясь на нее, повысить интенсивность эксплуатации, изымать часть экономического потенциала бондов, остававшегося раньше в их распоряжении. В-третьих, этим изъятием королевская власть существенно сужала возможности военной деятельности бондов, и прежде всего – дружин викингов (базировавшихся в конечном счете на ресурсах бондов и частично – родоплеменной знати); ограничивались и возможности поставленного под государственный контроль, превращавшегося в воинскую повинность народного ополчения – ледунга. В-четвертых, по мере развития этих процессов и стимулированной ими имущественной дифференциации бондов прогрессировала коммутация ледунга, который в XII–XIII вв. превратился (в Дании – полностью, в Норвегии и Швеции – частично) в денежный государственный налог.

Разрушая таким образом традиционную племенную структуру (свободные общинники – знать), конунги формировали новый господствующий слой, скандинавский феодальный класс. Специфика этой общественной группы в Северной Европе заключалась в том, что вплоть до XIII в. сохранялась тесная консолидация феодалов – вокруг короля. «Основная часть господствующего класса составляла hirð – дружину, свиту короля; в нее включались и служилые люди, которые сидели в своих владениях и вейцлах» [47, с. 149].

Королевская дружина, «хирд», первоначально называлась просто lið, а члены ее – menn, fjólmenn или húskarlar («люди», «бойцы», «домочадцы»). Специализированный термин hirð (шв. grið) на датских рунических камнях известен с X в. [140, с. 188, 195; 378, с. 22]. Распространяется и производное от него hirdmenn (наряду с более употребительным húskarlar, а в Дании – hemtegi).

Дружинников, подчиненных ярлам и херсирам, посаженным по фюлькам конунгом Харальдом Прекрасноволосым, Снорри называет her menn [Haralds saga ins hárfagra, 6]; этот термин позднее стал названием рыцарского сословия в Дании [77, с. 35]. Дружина Харальда Сурового в «Хеймскрингле» названа sveit, свита [Haralds saga Sigurðarsonar, 49]; в «Хирдскра» от близкого корня sveinn («парень», «юноша») образованы названия дружинников разных рангов: skuti lsveinar, kertilsveinar. Так же в XIII в. назывались вооруженные вассалы в феодальной Швеции: svenae til vapn (калька латинского armiger) возглавляли собственные дружины и сами были конными рыцарями [89, с. 159]. В связи с завершением феодальной стратификации, созданием конного рыцарского войска, вооруженного по западноевропейским нормам, раннефеодальная титулатура вытесняется новыми терминами: herreman – в Дании, fraelse, hofmaen – в Швеции, riddari – в Норвегии [77, с. 35; 89, с. 161; 53, с. 211].

Наряду с основой формирующегося рыцарства (в XIII–XIV вв. пополненного слоем одальманов-вотчинников) в составе «хирда» подготавливались кадры королевской администрации; получая от конунга вейцлы на свое содержание, они со временем составили среднее звено феодальной иерархии: правители областей landhyrde (в Дании) [378, с. 23]; управители в королевских поместьях – bryti, ármaðr, следившие за охраной порядка, сбором штрафов, устройством пиров для конунга; сходные функции выполнял umbottsmaðr (древнерусское «ябетник»), управляющий поместьем, в котором владелец постоянно не проживал [F. XIV, 1].

Опираясь на выделенный из дружины раннефеодальный государственный аппарат – брюти, арманов, лендрманов, распоряжаясь значительными средствами королевского домена и выросшими из племенных приношений фискальными поступлениями, располагая постоянной и квалифицированной военной силой, конунг мог успешно решить задачу соглашения с tignir menn, знатью. Сохраняя старые титулы ярлов, херсиров, хавдингов (а порою, по воле конунга и меняя социальный статус), они превращались в королевских ленников, получая иной раз прежний, традиционный объем прав, – по с обязанностью выставлять конунгу войско и выплачивать дань.

Основное, среднее звено вассальной иерархии, непосредственно связывавшее конунга с податным населением области, округа (херада) – лендрман. Звание lendr maðr впервые появляется в скальдической поэзии в первой половине XI в. [47, с. 137, 250]; Сигват Тордарсон (ок. 1038 г.) называет лендрманов greifar – «графы», этим заимствованием (англ. gerefa, нем. Graf) словно подчеркивая феодальный характер нового титула. Источником власти лендрмана было королевское пожалование: lends manns rétt – «право лендрмана, полученное от конунга», включало lán ok yfirsókn – «лен (вейцлу) и управление», прежде всего – сбор в свою пользу податей, landskyld, до пожалования причитавшихся конунгу. Лендрман был обязан предоставлять конунгу определенное количество воинов, содержать их за счет получаемой вейцлы, а при сборе ледунга – руководить народным ополчением. По нормам XIII в. лендрману подчинялось 40 дружинников, húskarlar (Hirðskra, 35). Дискуссия о численности лендрманов «Хирдскры» длится более ста лет; их количество в Норвегии определяли в пределах от 20–30 до 120 человек. Ведущий советский исследователь скандинавского средневековья А.Я.Гуревич, основываясь на собственном анализе письменных данных, полагает, что количество королевских вассалов было, безусловно, больше трех десятков, и если и не достигало 120, то «во всяком случае, оно было довольно значительно» [47, с. 138]. Можно допустить, что в Норвегии XI–XIII вв. одновременно функционировали 60–70 лендрманов, управлявших 2500–3000 дружинниками (при численности ледунга в 12–13 тыс.). Аналогичные отношения для Швеции дадут ту же картину (12 тыс. – ледунг, следовательно, около 3 тыс. дружинников при 60–70 лендрманах). В Дании соответствующие показатели – в три раза больше (35 тыс., 9 тыс. и 250 человек). При этом общая численность датского «королевского войска» (9 тыс.) совпадает с предельной вместимостью королевских крепостей, так называемых «лагерей викингов» конца X в. (Аггерсборг – 3000–4500 воинов, Треллеборг, Фюркат и Ноннеберг – по 1000–1500 воинов). Общая численность феодального класса Норвегии, Швеции и Дании не превышает 12–15 тыс., из них не более 400 – лендрманы, находящиеся в вассальной зависимости от конунга, а остальные – воины-профессионалы, дружинники, состоящие на службе у лендрманов.

В первой половине XI в. в основном завершилось формирование этой раннефеодальной общественной структуры во всех скандинавских странах. Данные письменных памятников в сочетании с немногочисленными руническими надписями эпохи викингов позволяют констатировать, что к этому времени конунги добиваются единовластного контроля над территорией своих стран; подчиняют и в значительной мере перестраивают административную структуру; обеспечивают регулярное поступление налогов, платежей и повинностей, выступающих в виде начальной формы феодальной эксплуатации; создают иерархически организованную военную силу и обеспечивают ее частью изымаемого у бондов общественного продукта. Сложившаяся в конце IX – первой половине XI в. общественная система представляет собою особый, отмеченный еще К.Марксом вариант феодального строя, характеризующийся ленами, состоящими только из дани; исследования советских ученых подтвердили справедливость и обоснованность этой характеристики [226, с. 9–12, 87–99; 227, с. 52–53, 258, с. 76].

Созданный на этой основе феодальный класс был немногочисленным по сравнению с воинскими контингентами ледунга или «движения викингов». 12–15 тыс. профессиональных воинов, обеспеченных королевскими вейцлами, не в состоянии были успешно продолжить экспансию викингов, да и не слишком нуждались в завоеваниях, в изнурительной борьбе с рыцарством других стран. Для решения же внутриполитических задач этих сил было вполне достаточно.

Новая общественная структура в письменных источниках фиксируется лишь в XI в., уже в сложившемся виде. Динамику ее формирования в IX–X вв. можно представить только на основе археологических данных. Соотношение этих данных для разных скандинавских стран будет различным. В Норвегии (а именно исландско-норвежские письменные памятники составляют основной фонд древнесеверных исторических источников) наиболее детально изучен процесс сельского расселения [370; 374; 323; 361; 382]. Изданы материалы норвежского «вика», Каупанга-Скирингссаля [292], однако сам этот центр значительно менее репрезентативен, чем шведская Бирка или датский Хедебю. Всемирно известные «королевские курганы» с погребениями в кораблях (Усеберг, Гокстад, Туне) [297; 366; 391] дают важный материал для истории королевской династии Вестфольдингов [296]. Массовые норвежские погребения изучены значительно менее систематично [390]. Таким образом, норвежские памятники позволяют детально проследить формирование усадебной системы, характеризующей положение бондов и в IX–XI вв. сравнительно стабильной, и дают яркие, во многом уникальные данные о погребальном обряде высшей знати, однако эти данные необходимо рассматривать в более широком контексте.

Такой контекст для эпохи викингов создают прежде всего материалы шведского торгового центра IX–X вв. Бирки [269]. Их анализ на фоне всей совокупности древностей Швеции [399] позволяет выделить некоторые общие закономерности развития погребального обряда и стоящих за ним социальных изменений [109; 319].

Датские древности, систематизированные в сводной работе И. Брендстеда, недавно стали объектом новаторского исследования датского археолога К.Рандсборга, результат которого – реконструкция социально-экономических аспектов процесса образования государства [300; 378; 380]. Социально-политические процессы, изменения общественной структуры, производные от базисных социально-экономических, наиболее детально могут быть восстановлены по изменениям системы взаимосвязанных типов и вариантов погребального обряда, «ансамбля некрополя»; типы ритуала, восстановленные по материальным остаткам, отражают эволюцию определенных социальных норм, конституирующих те или иные общественные группы [110, с. 24–31].

Ансамбль некрополя скандинавов эпохи викингов объединяет несколько разновидностей более или менее массовых (статистически характеризуемых) вариантов и типов обряда: кремации типа А (в урне); В (в ладье); С (без урны, на кострище); ингумации типа D1 (в грунтовой могиле, в гробу); в погребальных камерах – типы D2, Е, F; в ладье (производный от вендельского обряда Vt тип Bg, и подкурганные погребения типа Nt). Каждый тип и вариант обряда характеризуется особым набором признаков, относящихся к виду погребения (кремация – ингумация), способу захоронения (в урне, гробу, камере и т. д.), конструкции погребального сооружения (размеры и структура насыпи, грунтовой могилы), составу и размещению погребального инвентаря. Материальные признаки, наблюдаемые археологами, есть не что иное как результат целенаправленных действий («ступеней ритуала»), состав, последовательность и количество которых позволяет, во-первых, связать типологически родственные варианты обряда в цепочки типов; во-вторых, определить тенденции их развития (усложнение или упрощение ритуала); в-третьих, выделить хронологические пласты, отражающие изменение социальных норм в раннюю, среднюю и позднюю эпохи викингов.

За пределами рассматриваемой совокупности погребальных памятников остаются «королевские курганы» Норвегии, сосредоточенные главным образом на юге страны и связанные единым ритуалом в особую группу «погребений в корабле», тип Sg. Эти комплексы следует рассмотреть каждый в отдельности:

Гуннарсхауг (или Сторхауген) в Рогаланде, самое раннее из погребений типа Sg (VIII в.). Под курганом высотой 6 м, диаметром 40 м в яме длиной более 20 м находился корабль, ориентированный с севера на юг. Вокруг корабля – защитная каменная кладка. В средней части судна устроена погребальная камера; среди разнообразных вещей – богатое оружие.

Грёнхауг (там же, поблизости) – разграбленный курган аналогичной конструкции; оба, видимо, связаны с династией местных конунгов, одному из которых, противнику Харальда Прекрасноволосого, народная молва и приписывает «курган Гуннара», Гуннарсхауг [362, с. 67–79].

Усеберг в Вестфольде (дата по C14 760 плюс/минус 60). Курган высотой б м диаметром 44 м; корабль в основании насыпи перекрыт защитной каменной кладкой. В средней части судна – погребальная камера с захоронением двух женщин (около 30 и около 60 лет). Погребение сопровождали захоронения 14 лошадей, 4 собак и быка. Исключительно богатый сопроводительный инвентарь включает кровати, кухонную утварь, сундуки и бадьи, постели, украшения, ручной ткацкий станок, украшенные резьбой сани и четырехколесную повозку. Этот курган приписывают Асе, дочери конунга фюлька Агдир, Харальда Рыжебородого, жене конунга Вестфольда Гудрёда Великолепного, матери конунга Хальвдана Черного, бабке Харальда Прекрасноволосого.

Гокстад в Вестфольде, середина – вторая половина IX в. Курган высотой 5 м, диаметром до 50 м скрывал яму, в которой находился корабль длиной 20 м, ориентированный с севера на юг. В средней части – погребальная камера, в древности разграбленная. По бортам висело 32 щита, вдоль бортов – костяки 12 лошадей и 6 собак. Сохранившийся в камере скелет высокого мужчины (рост 178 см), страдавшего хроническим суставным ревматизмом, идентифицируют с конунгом Олавом Гейрстадальфом, сводным братом и соправителем Хальвдана Черного (по Снорри, он был высокого роста и умер от «болезни ноги» [Сага об Инглингах, 49]).

Туне в Остфольде, середина X в. Глиняная насыпь высотой 4 м и диаметром 80 м перекрывала установленный в основании корабль, ориентированный с северо-северо-востока на юго-юго-запад. Погребальная камера помещалась на корме, здесь находились скелеты человека и лошади; могила разграбленная.

Ладбю (Дания). Единственное известное за пределами Норвегии погребение типа Sg – курган X в. представляет собою позднюю модификацию норвежского погребального обряда [408].

Королевские ингумации в кораблях маркируют статус высшего слоя раннефеодальной иерархии (использовавшей при этом вендельскую традицию). Основной слой этой иерархии в эпоху викингов представлен ритуалом камерных погребений, в Бирке образовавших сложную иерархию типов F-E-D2. В этом обряде континентально-германские традиции объединены с некоторыми вендельскими элементами и дружинно-торговыми атрибутами сожжений в ладье. Примерно сотня камерных могил Бирки документирует существование новой господствующей группы, иерархически организованной, вооруженной, контролирующей важнейшие функции шведского вика. Аналогичная ситуация – в Хедебю, где письменные источники позволяют связать камерные могилы с дружиной шведских конунгов-викингов и где открыта уникальная так называемая «ладейно-камерная могила» (Bootkammergrab), объединяющая черты нового дружинного обряда с ритуалом старой племенной знати; [263, с. 61–115; 334, с. 141–144]. В целом камерные погребения эпохи викингов должны быть отождествлены с общественным слоем, обозначенным в источниках IX в. (современных зарождению ритуала) как primores (potentes, principes, fidelibus – «могущественные», «знатные», «верные» (конунгу)), с теми, кто составлял совет при короле, congregatio, consilium [Rimbertus, X, XV, XXIV]; эквивалентом в скандинавской социальной терминологии может быть прежде всего grið, hirð – «королевская дружина». Эта атрибуция сейчас не вызывает принципиальных возражений и у скандинавских исследователей могильника Бирки [109, с. 151–156; 319, 79–80].

Наряду с обрядами, представляющими королевские династии, племенную знать, раннефеодальный слой и широкие общественные группы, культивирующие либо языческие, либо христианский ритуал типа D1, в эпоху викингов распространяются сравнительно массовые обычаи подкурганного сожжения в ладье типа В (исследовано свыше 200 погребений), и типа Nt (ингумация мужчин с оружием в ладье; изучено свыше 80 курганов в Норвегии). Динамика развития обоих обрядов, типа Nt в Норвегии и типа В в Швеции, тождественна: резкий рост числа могил в начале эпохи викингов; число комплексов IX в. равно, если не превышает количество могил X в.; в XI в. эти обряды исчезают. Хронология, характер ритуала, концентрация в районах особой активности викингов позволяют связать эти ритуалы с дружинами викингов как особой социальной средой [106, с. 181–185].

Память об этой связи сохранилась в «Хеймскрингле»: описывая смерть первого из названных по имени «морских конунгов», saekonungr, Хаки, Снорри повествует: «Он велел нагрузить свою боевую ладью мертвецами и оружием и пустить ее в море. Он велел затем закрепить кормило, поднять парус и развести на ладье костер из смолистых дров. Ветер дул с берега. Хаки был при смерти или уже мертв, когда его положили на костер. Пылающая ладья поплыла в море, и долго жила слава о смерти Хаки» [Сага об Инглингах, 23]. Ритуал погребения «морских конунгов», предводителей викингов, очень близок документированному археологически. «Хеймскрингла» донесла до нас, отнеся его, правда, к эпическим временам, некий фрагмент системы ценностей викингов как самостоятельной общественной группы.

Тенденция к выделению военной организации, со временем консолидирующейся вокруг конунга, выявляется и в Дании. Сравнительно скромные погребения с оружием IX в. в X в. сменяются «курганами воителей», с погребальными камерами, верховым конем, набором оружия. Эти могилы сосредотачиваются вокруг Еллинга, резиденции конунга Горма Старого. К.Рандсборг расценивает их как памятники нового господствующего слоя организованного в виде вассальной иерархии вокруг «еллингской династии», возглавившей раннефеодальное Датское государство [378, с. 127–129].

Значительно полнее, нежели в сфере погребального ритуала, исследована деятельность этого слоя в области социальной и политической организации [378, с. 66–102]. В Дании впервые были выявлены и изучены сельские поселения особого типа, связанные с выделением раннефеодальной верхушки.

В западной Ютландии, на поселении Форбассе, раскопаны постройки V в обычного сельского облика. В эпоху викингов жизнь здесь возобновилась" появились характерные длинные дома и полуземлянки. Во второй половине – конце X в. облик поселения резко меняется: выделяются три огромные «магнатские усадьбы» с просторными, огражденными заборами дворами (120х200 м) в центре которых большие комфортабельные дома «треллеборгского типа» (парадная зала с открытым очагом – посередине, и жилые комнаты – в торцах). В самой крупной из усадеб близ главного дома находились мастерские кузнецов и ювелиров, по периметру дворов – хозяйственные и жилые постройки.

Размеры и структура «магнатских усадеб» характеризуют новый слой крупных земельных собственников, распоряжающихся значительными ресурсами, помощниками и слугами. В 70 км севернее Форбассе открыта подобная же группа усадеб в Омгорд (также сменившая обычное сельское поселение IX в.). С «магнатскими усадьбами» связаны (или возникли на их основе) так называемые «лагеря викингов», точнее, королевские крепости Аггерсборг, Треллеборг. Как и «могилы воителей X в.», магнатские усадьбы тяготеют к Еллингу, политическому центру Датской державы. Опираясь на формирующийся раннефеодальный господствующий слой, конунги еллингской династии приступили к созданию новой административной структуры, центрами которой стали возникшие в позднюю эпоху викингов датские города.

Первые протогородские центры, Хедебю и Рибе в южной Ютландии, возникли в VIII в.; в IX в. их развитие продолжается, при этом Хедебю выдвигается на первое место. Рибе, Оденсе на о. Фюн и затем Орхус в северо-восточной Ютландии, представляют собой городские центры «второго ранга»: во всех этих городах во второй половине X в. были основаны первые епископаты.

Пути, связавшие города Дании между собою, скрещивались в Еллинге; через него же проходил «Ратный путь», центральная магистраль, соединявшая юг и север страны и завершавшаяся в Виборге – тинговом и культовом центре на севере Ютландии. В первом десятилетии XI в. датские конунги основали Роскильде в Зеландии и Лунд в Скопе. Хедебю, Орхус и Лунд становятся основными центрами, вокруг которых группируются Рибе, Биборг, Оденсе и Роскильде.

Для конца эпохи викингов, используя сведения Адама Бременского, Рандсборг выделил городские функциональные характеристики 18 центров.

Полного набора функций, суммированных Рандсборгом, нет ни у одного из датских поселений. Четырьмя из пяти признаков располагают 6 центров: Хедебю-Шлезвиг, Орхус, Виборг, Оденсе, Роскильде, Лунд. По три признака – у Рибе и Ольборга, два – у Рингстед, по 1 – у 9 пунктов. Последние, видимо – королевские усадьбы, где эпизодически производилась чеканка монеты. Группа таких усадеб, известных по топониму «Хусбю» дополняет картину административной структуры еллингского государства.

Важным элементом этой структуры были так называемые «лагеря викингов», круглые крепости, построенные по единому образцу и одновременно; Аггерсборг в северной Ютландии, Фюркат – в северо-восточной, Треллеборг – на западе Зеландии; вал Ноннебакен в Оденсе свидетельствует, что и этот город был когда-то «круглой крепостью»; видимо, та же ситуация – в Орхусе. Все они контролировали узлы важных путей.

Сложилась историографическая традиция связывать «лагеря» с походами Свейна и Кнута 1003–1015 гг. Установлено, однако, что все крепости построены при Харальде Гормссене во второй половине X в., ни одна из них не функционировала после 1000 г. Расположенные по периметру основной области еллингского королевства, они обеспечивали его безопасность и контроль над окраинными провинциями и торговыми путями. Крепости располагали мастерскими, кладовыми, они были центрами ремесла, торговли, таможнями, а может быть и монетными дворами, играя роль экономического регулятора провинции и в то же время – выкачивая из нее продукцию, отчуждаемую в пользу центральной власти.