Текст книги "Голос в ночи"

Автор книги: Глеб Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Все прошло за одну ночь, – удивлялся пожилой добродушный врач, провожая нас с тетей до машины. – Упал лейкоцитоз, прошли боли, желудок стал хорошо прощупываться. Поразительно!

Тетя слушала его с легкой усмешкой…

И я вдруг поняла: ночью она опять слышала голос! Это он сделал ее здоровой и приказал вернуться домой.

Мне не терпелось рассказать об этом Морису. Но до вечера я не могла оставить тетю одну. И он не подавал никаких сигналов через доктора Ренара, – наверное, так требовали правила игры… Я немножко обиделась и вечером не пошла к ним.

Только на другой вечер за ужином доктор Ренар украдкой сунул мне записочку:

„Все готово. Если хотите услышать голос, приходите часов в одиннадцать к нам. Морис“.

Голос в ночи

Едва дождавшись, когда тетя после ужина уйдет к себе, я без двадцати одиннадцать уже стояла, запыхавшись от быстрой ходьбы, перед калиткой доктора Ренара, над которой приветливо горел кованый фонарь с цветными стеклами.

Хозяин встретил меня и проводил на веранду, густо обвитую диким виноградом. Там сидели за бутылкой вина доктор Жакоб и Вилли.

Инженер помахал мне рукой, не вставая с плетеного кресла.

– Добрый вечер, – сказала я, щурясь от света и осматриваясь по сторонам.

– Добрый вечер, – ответил Жакоб и насмешливо добавил: – Ищете, в каком углу он прячется?

– Кто?

– Голос. Вы так внимательно огляделись, словно надеетесь увидеть его.

– Тетя слышала его и в больнице. Он вылечил ее и приказал поскорее вернуться домой, – перебила его я.

– Вот как? – Морис насупился.

– Выходит, она носит приемник с собой? Он у нее где-то в платье спрятан, – подал голос Вилли.

– Возможно, – пробормотал Морис. – Ловкий голос, что и говорить. Увы, пока еще мы не можем его показать, но он от нас не уйдет. Уже поймали, верно, Вилли?

Инженер молча кивнул, потягивая вино из высокого стакана.

– Две ночки пришлось повозиться, пока нащупали нужную частоту и волну, – продолжал довольным тоном Жакоб, наливая и мне стакан и придвигая стул. – Садитесь, придется немного подождать.

Я села, пригубила вино и попросила:

– Но расскажите толком, кого – или что? – вам удалось поймать? Чему вы радуетесь?

– Голос, – ответил Жакоб. – Я был прав: он вещает по радио, на ультракоротких волнах. Никакой мистики…

– Просто техника на грани преступления, – вставил Вилли и сам первый рассмеялся, приглашая нас оценить его шутку.

– Да, элементарная радиотехника, – кивнул Жакоб и посмотрел на часы. – Скоро убедитесь.

– А долго ждать? – спросила я. – Может, он уже говорит? Или „небесный голос“ работает строго по расписанию, как радиостанции?

– Он ждет, когда ваша тетя начнет засыпать, – пояснил доктор Жакоб. – Опыты по гипнопедии показали, что лучше всего информация усваивается в самый ранний период сна, и они это знают! Жулики нынче грамотные.

– Но откуда он может знать, когда тетя засыпает? Он здесь? Следит за нашим домом? – перепугалась я.

– Конечно, – ответил Жакоб. – Это совсем нетрудно. Огни ваших окон прекрасно видны с шоссе. Можно вести наблюдения, сидя в кафе. Разве вы не задумывались, почему ваша тетя слышит голос лишь в будни? Потому что в субботу и воскресенье Горан занят космическими проповедями и не может приезжать сюда из Берна.

– Верно, – прошептала я. – А когда они узнали, что тетя в больнице…

– …поехали туда, – подхватил Морис, снова посмотрев на часы, и встал: – Пора. Начинаем, Вилли.

Инженер неторопливо допил вино, посмотрел на свет опустевший стакан и лениво поднялся.

Мы спустились по ступенькам в ночной притихший сад. Впереди шел доктор Ренар, посвечивая электрическим фонариком. Все выглядело весьма таинственно, – похоже, игра продолжалась…

На площадке за домом чернело что-то громоздкое. Доктор Ренар направил туда луч фонарика – в кустах стоял темно-зеленый автофургон.

Мы подошли к нему. Вилли завел мотор на малых оборотах, потом вылез из кабины и распахнул заднюю дверцу фургона.

Он забрался внутрь, а мы ждали, прислушиваясь к урчанию мотора.

Но вот в фургоне загорелся свет. Инженер высунулся из дверцы и пригласил:

– Залезайте.

– Прошу. – Жакоб подал мне руку и помог забраться в фургон.

В нем оказалась настоящая техническая мастерская или лаборатория: все стены занимали приборы, переплетенные паутиной разноцветных проводов, на столике горела яркая лампа и стоял микрофон, повсюду валялись инструменты. На другом откидном столике я увидела магнитофон.

Инженер колдовал с приборами, щелкал переключателями. Присев на складной стульчик, я с любопытством смотрела, как одна за другой загораются цветные лампочки. Жакоб пристроился рядом и начал возиться с магнитофоном.

Доктор Ренар остался стоять возле фургона, заглядывая в дверь.

В динамике над моей головой защелкало, захрипело, тесный фургончик наполнился обрывками мелодий и голосами, ворвавшимися из ночного эфира. Громыхание джаза сменялось вкрадчивым голосом диктора, нахваливавшего новые моды Кристиана Диора.

„Вы торопитесь? У вас нет времени сосредоточиться? Вы испытываете потребность в наставлении, которое наполнит содержанием ваш наступающий день? Вызывайте Телебиблию!..“

Потом гортанная и страстная речь, похоже, на арабском языке, снова джаз, орган и молитва…

Я никогда не слушала так поздно радио и даже не подозревала, что ночь полна голосов.

Эта какофония оборвалась так же внезапно, как и началась. Теперь из динамика раздавались лишь негромкое гудение да потрескивание электрических разрядов.

И вдруг я услышала негромкий, монотонный, убаюкивающий, похоже, знакомый голос:

„Все ваше тело тяжелеет и словно наливается свинцом… приятный покой, отдых, крепкий, спокойный сон охватывает вас… дышите спокойно, равномерно, глубоко… все тише, все темнее, все спокойнее становится вокруг вас… Вы засыпаете, засыпаете все глубже и крепче…“

Длинная пауза. Только слышен убаюкивающий стук метронома.

„Космический“ проповедник! Это его голос.

– Вот видишь, опять упустили из-за тебя начало, – сердито буркнул Жакоб.

Вилли виновато хмыкнул.

И только теперь я поняла, что слышу собственными ушами тот самый таинственный „глас небесный“, который принес в наш дом столько мук и тревог!

Он звучал немножко печально, произносил фразы отчетливо, певуче, слегка „в нос“, с короткими паузами:

„Вы лежите совершенно спокойно и ни о чем не думаете… Чувство покоя все более и более проникает в ваш мозг, ваши мысли становятся спокойными, медленными, все заботы уходят. Вы совершенно отрешились от всех забот и волнений… Вы крепко спите и на окружающее больше не обращаете внимания…“

Честное слово, от этого вкрадчивого голоса у меня тоже начинали слипаться глаза! Я встряхнула головой и придвинулась ближе к динамику.

„Теперь вы слышите только меня… Мои слова продолжаете четко воспринимать и хорошо запомните их… При этом вас ничего не волнует… никаких неприятных ощущений у вас нет… по всему телу разлилась приятная слабость… ваши руки и ноги отяжелели, нет желания ни двигаться, ни открывать глаза… Вы спите!“

Опять лишь мерный стук метронома в наступившей тишине. Крутятся диски магнитофона.

„Вы поступили правильно, хорошо… Ваша совесть чиста, все заботы и тревоги покинули вас, вы будете спать спокойно. Вы услышите сейчас родной голос – голос вашего мужа. Слушайте его… Слушайте…“

Маленькая пауза, негромкий щелчок.

„Надо помогать праведным людям… Надо жить по заповедям господним… У меня легко и светло на душе, потому что я сделал жертву, угодную богу. Так и следует поступать…“

Я вскрикнула.

Голос дяди Франца! Он говорил, как всегда чуть картавя, размеренно, глуховато. Только, казалось, слегка запинался. Но я не могла ошибиться.

– Откуда он говорит? С того света?! – воскликнула я, в ужасе озираясь по сторонам.

И тут же замерла, услышав снова голос проповедника:

„Следуйте примеру вашего мужа. Злые люди попытаются мешать вам… Они будут выдавать вас за сумасшедшую… Но вы совершенно здоровы… Вы чувствуете себя прекрасно и не дадите им помыкать собой… Это ваши враги, опасайтесь, не слушайте их… Вы будете спокойно спать до утра… И проснетесь хорошо отдохнувшей, здоровой и бодрой… полной свежих сил… Вы забудете, что слышали меня… Но вы сделаете все, как я говорил… Спите спокойно, спите крепко… Спите… Спите… Спите…“

Голос умолк. Из динамика доносились только шорохи да треск разрядов.

– Все, – сказал Вилли. – Сеанс окончен. Выключай магнитофон.

Он пощелкал переключателями, и пестрые лампочки на панелях погасли.

– Я ничего не понимаю, – проговорила я, потирая лоб. – Или я тоже схожу с ума?

– Это был действительно голос покойного дяди? – спросил Жакоб.

– Да! Доктор Ренар, подтвердите, вы же его знали столько лет!

– Хитро придумано, – сказал Жакоб, покачивая головой. – Значит, они не только встречались с вашим дядей, но успели записать его голос на пленку. А потом смонтировали.

– Плохая склейка, щелчок проскочил, – деловито заметил невозмутимый Вилли.

– Не завидуй. Работа чистая, – засмеялся Морис и начал перематывать пленку на магнитофоне. – Теперь он у нас в руках, этот голос, – сказал он мне, показывая коробку с пленкой. – И вчерашний сеанс записали почти полностью, только самое начало прозевали из-за этого любителя выпить, – добавил он, повернувшись к Вилли.

– А что толку? – насмешливо спросил тот. – Куда ты сунешься с этой пленкой? Ведь магнитофонные записи юридической силы не имеют. Смонтировать да склеить можно что угодно, хоть выступление покойного дяди.

– Верно, – кивнул Жакоб. – На это я и не рассчитываю. Но одна бесспорная улика у нас уже есть.

– Какая? – заинтересовалась я.

– Сам голос. Недавно удалось установить, что каждый человеческий голос так же индивидуален и неповторим, как и отпечатки пальцев. Как ни пытайся его изменить, все равно по голосу можно опознать человека. Этим уже пользуются для ловли преступников. Так что мы еще предъявим ему на суде эту пленку!

Сделав на коробке какие-то пометки, Жакоб спрятал ее в шкафчик, и мы вернулись на веранду. Я глянула на часы и ахнула:

– Уже четверть третьего! Надо бежать домой.

– Я вас провожу, – сказал Морис.

– Бедный доктор Ренар, мы даже ночью не даем вам покоя, – вздохнула я, пожимая обе руки старика. – И руки у вас озябли. Ложитесь скорее спать.

– В моем возрасте уже не спится, – улыбнулся он, потрепав меня по щеке. – И потом: это так интересно и увлекательно, что я все равно не усну. А вам спокойной ночи, Кло. Я очень рад, что дело, кажется, распутывается. Но кто бы мог подумать!

Я простилась с молчаливым Вилли, снова взявшимся за бутылку, и отправилась домой.

Солнце еще пряталось за горами, но вершины Дьяблере и Гран-Мюверана уже стали нежно-розовыми. Над лужайками клубился туман, трава сверкала от росы. Вдали робко подала голос проснувшаяся кукушка и тут же пугливо смолкла.

Ночь уходила. И все начинало выглядеть проще, прозаичнее, будничнее, чем прежде. Никаких чудес, никакой мистики: обычный человеческий голос, пойманный обыкновенным приемником и записанный на пленку. Теперь он лежит в коробочке на полке в фургоне…

– Передатчик мы засекли. Но главное – найти приемник, – сказал Жакоб, вспугнув мои мысли.

– Какой приемник?

– Который доносит голос до ушей вашей тети.

– Но вы же обыскали все и ничего не нашли.

– Верно. Но приемник должен быть! Где он спрятан? В украшениях, которые носит ваша тетя? Хотя вряд ли: украшения она, наверное, снимает на ночь. Снимает?

– Конечно.

Доктор Жакоб задумался, глядя себе под ноги, потом поднял голову:

– Что ж… Последняя возможность. Конечно, не хотелось бы, но… Вам придется дать ей снотворное и тщательно обыскать свою тетю, пока она будет спать. Другого выхода нет. Приемник где-то у нее в одежде.

– Я не могу.

– Надо! Это последний шанс, Клодина.

– Хорошо. Я дам ей медомин… – с трудом проговорила я, не глядя на него.

– Какой там медомин! – отмахнулся Жакоб. – Я дам порошок, который слона усыпит на целый день. Насколько мне известно, в некоторых странах ими снабжают разведчиков, чтобы они могли спокойно уснуть в любой обстановке после выполнения трудного задания. У них оно пользуется славой „нокаутирующих таблеток“… – Он достал из кармана маленький пакетик и протянул его мне: – Подсыпьте утром ей в кофе или чай. Доза детская, но она заснет быстро и крепко. Вы успеете ее обыскать.

Принимая у него из рук пакетик на пустынной дорожке, я чувствовала себя героиней какого-то „черного романа“…

И вдруг ужасная мысль мелькнула у меня в голове: а что, если я тоже становлюсь бессознательным орудием в руках ловких преступников?!

Я поспешно прогнала ее: „Голубушка, ты боишься даже доктора Жакоба, ему не веришь. Это уже мания преследования“.

– Послушайте, ведь это ни к чему! – воскликнула я, крепко сжимая руку Мориса.

– Что – ни к чему?

– Обыскивать тетю. Ведь ее переодевали в больнице. Готовили к операции, она принимала ванну. У нее все забрали и выдали больничное белье, а она все равно там слышала голос!

– Верно, как я не подумал об этом… Совсем загадочно, – в явной растерянности проговорил Морис, потирая ладонью лоб. – Ничего не понимаю. Что же придумал этот проклятый старик Анри? Я всегда говорил, что он – гений.

– Что делать?

Морис пожал плечами.

– Надо подумать. Обыскивать ее бесполезно, вы правы. Ложитесь спать, а мы что-нибудь придумаем с Вилли.

Я долго не могла уснуть. Все тревоги забушевали в душе с новой силой. Если нет никакого приемника, то каким же образом тетю настигает повсюду зловещий голос? Телепатия? Или все мы ошибаемся – она просто больна?

Но ведь я сама слышала и „небесный голос“, и слова дяди Франца, словно донесшиеся с того света… Они записаны на пленку, эти голоса, лежат в коробочке.

Голова шла кругом, пришлось опять глотать таблетки.

На следующий день я еле дождалась, когда тетя прилегла отдохнуть после обеда, и поспешила на минутку к

Жакобу, чтобы узнать, что же они придумали. Но все три „заговорщика“ были озадачены.

– А она не могла слышать этот голос по радио, но просто так, без приемника? – сказал вдруг доктор Ренар.

Инженер посмотрел на него как на сумасшедшего.

– Я где-то читал о подобном случае, – не сдавался Ренар. – Даже, помнится, сделал выписку…

– Чепуха, – решительно оборвал его Вилли. – Это невозможно.

– Ты холодный скептик, Вилли, – пришел на помощь Ренару доктор Жакоб. – И, кроме своей техники, ничего не знаешь. А зря. Чего только не бывает на свете! Случай, о котором весьма кстати вспомнил уважаемый мой коллега, действительно имел место несколько лет назад. Одна почтенная дама в Америке вдруг начала слышать обрывки радиопередач. Сначала подумали, будто у нее психоз, но потом раскопали, в чем дело. Оказалось, всему виной некоторые особенности электрической, водопроводной, газовой и телефонной сети в квартире. От их взаимодействия возникало электромагнитное поле, оно и оказывало такое необычное воздействие на органы слуха этой дамы. Да, я припоминаю: об этом писал „Ньюсуик“.

– Вот видите, – сказал доктор Ренар.

Но Жакоб покачал головой:

– Случай любопытный, но, к сожалению, к нашей ситуации не подходит. Во-первых, слишком невероятно, чтобы он повторился в совершенно иной обстановке: тихий дом в сельской местности, почти никаких бытовых электроприборов. А во-вторых, совсем уже невероятно, чтобы жулики как-то пронюхали об этом и сумели так ловко воспользоваться. Мы же с вами реалисты, коллега, все проверяем строгой логикой.

– Вы правы, – неохотно согласился Ренар. – Но где разгадка? „Чудо так же бессмысленно, недопустимо для разума, как немыслимо, например, деревянное железо или круг без окружности…“

– Вот в этом я с вами совершенно согласен. Золотые слова и вовремя сказаны! – подхватил Жакоб. Глаза его смеялись.

– Это Фейербах, – уточнил милейший старик.

– И с ним я согласен, – кивнул Жакоб. – Будем следовать этому прекрасному девизу и продолжать поиски. Остается одно: повидаться наконец с „небесным голосом“.

– Надо его засекать и глушить, – мрачно добавил Вилли.

– Так мы и сделаем…

Охота во тьме

Первым, кого я увидела, придя вечером к доктору Ренару, был полицейский в голубовато-серой форме обер-лейтенанта. Он встретил меня в дверях и вежливо поднес руку к лакированному козырьку высокой фуражки.

– Познакомьтесь, это комиссар Лантье, – сказал подошедший Жакоб. – Мы с ним уже работали вместе, и я попросил его приехать.

Увитая виноградом веранда напоминала нынче военный штаб – или логово заговорщиков?

На столе была расстелена карта, и все, кроме меня, даже старенький доктор Ренар, склонились над ней.

– Готовимся к операции, – не поднимая головы, пояснил Жакоб. – Как тетя?

– Все в порядке.

– Гадать нечего, он будет вот здесь, где шоссе поднимается повыше. Отсюда лучше всего наблюдать за домом и заметить, когда в окнах старухи гаснет свет, – наполеоновским тоном объявил Вилли.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Жакоб, – Им непременно нужен такой контроль, чтобы не прозевать лучшее время для внушения. Придется выехать ему навстречу, чтобы успеть засечь и поймать: он будет вести передачу не дольше десяти минут, – добавил он, посмотрев на Вилли.

Тот молча кивнул.

Доктор Ренар проводил нас до фургона. Полицейский комиссар сел за руль, я рядом с ним, а Жакоб и Вилли забрались в кузов.

– Желаю удачи, – сказал Ренар.

– Жалко, что нет места, а то бы вы с нами поехали, – ответила я. – Ведь вам тоже хочется поглядеть наконец на таинственный голос.

– Ничего, вы мне потом расскажете.

Доктор Ренар открыл ворота, и мы тронулись.

Когда мы выехали на шоссе и миновали кафе, Жакоб постучал в окошко и показал знаками комиссару, чтобы тот остановился.

Заглянув через окошко в фургон, я увидела, как Вилли, прижимая обеими руками наушники к стриженой голове, что-то диктовал Жакобу. Тот записал на полях расстеленной перед ним карты несколько цифр и провел с помощью транспортира прямую линию.

Вилли, не снимая наушников, махнул нам рукой, чтобы трогались дальше.

Через некоторое время мы снова остановились, и вся операция повторилась.

– Что они делают? – спросила я у комиссара.

– Пеленгуют передатчик.

Теперь я вспомнила, что уже видела нечто подобное в фильмах о шпионах. Никогда бы не подумала, что сама окажусь в подобной ситуации!

– Все в порядке, засекли, – торопливо проговорил появившийся из темноты Жакоб. – Давайте я сяду за руль, а вы перебирайтесь в фургон.

Комиссар уступил ему место, и мы стремительно ринулись сквозь ночную тьму навстречу притаившемуся где-то в ночи „небесному голосу“…

В темноте все вокруг казалось таинственным и тревожным. Мелькали мимо черные деревья; одинокий, словно притаившийся, домик с темными окнами; скалы, похожие на крадущихся людей, призрачные белые столбики ограждения на повороте.

Впереди за кустами вроде мелькнул слабый огонек…

Я только хотела попросить Жакоба ехать поосторожнее, как он резко затормозил. И тут же выскочил из кабинки и побежал к машине, стоявшей на обочине дороги.

– Можете снова зажечь огонь, зачем таиться! – крикнул он, распахивая ее дверцу.

В машине зажглось освещение. Не этот ли огонек я видела?

Я тоже выбралась из кабинки и поспешила к машине вместе с комиссаром и Вилли.

– Прошу познакомиться, господа, – громко сказал Жакоб. – Перед вами – „глас небесный“. Как видите, он имеет вполне земное обличье и в миру известен под именем Мишеля Горана.

В машине – теперь я разглядела, что это был роскошный „кадиллак“, – находился лишь один человек – „космический“ проповедник…

В черном костюме, без своего причудливого одеяния, он выглядел буднично и деловито. Солидный, преуспевающий бизнесмен, едущий по своим почтенным делам, которыми он не ленится заниматься даже ночью.

Он сидел, положив руки на руль, и смотрел на нас без всякого испуга.

– Ваши документы, – сказал комиссар.

– Разве я нарушил дорожные правила? – лениво спросил проповедник. – Ах да… Стоял на обочине дороги с потушенными огнями. Каюсь, штрафуйте.

– Ваши документы! – повторил комиссар, протягивая руку.

Проповедник пожал плечами и полез в карман.

– Пожалуйста, хотя вам ведь уже назвали мое имя, – все так же лениво проговорил он, вынимая из пухлого бумажника и протягивая полицейскому документы. – Прошу, господин обер-лейтенант.

Комиссар начал внимательно изучать бумажки, а нетерпеливый Жакоб попытался открыть заднюю дверцу машины.

Она не подалась. Тогда Морис заглянул в машину, посветив фонариком, и присвистнул:

– Ого! Какой прекрасный магнитофон! Японский? И, кажется, передатчик? Разрешите его посмотреть поближе.

– Я протестую, господин обер-лейтенант, – негромко сказал проповедник. – Я не знаю, правда, что за люди с вами. Возможно, они тоже служат в полиции. Но все равно никто не имеет права обыскивать мою машину без ордера федерального прокурора. Слава богу, законность строго соблюдается в нашей стране. Или я ошибаюсь? И вообще хотелось бы знать, почему вы задерживаете меня так долго? Мне нужно ехать. Я устал, остановился, чтобы передохнуть в тишине и покое этой чудной ночи, а теперь мне пора ехать дальше. Если вы разрешите… – закончил он с легким поклоном.

Он упорно не смотрел ни на кого из нас, только на комиссара, словно тот был один на дороге.

Комиссар молча вернул ему документы и заглянул на заднее сиденье. Жакоб светил ему фонариком.

– А зачем вам ночью понадобился магнитофон? – подал голос Вилли.

Проповедник будто не слышал его вопроса.

– Зачем вам магнитофон, в самом деле? – повторил тот же вопрос комиссар.

Ему проповедник ответил:

– Люблю во время отдыха послушать церковную музыку. Очень успокаивает нервы. А порой работаю над проповедью: ведь, как уверяют психологи, лучший отдых – в перемене занятий. Разве ездить с магнитофоном по нашим дорогам запрещено? Не знал. Но ведь вы же возите вот целую лабораторию на колесах.

– А с чего вы взяли, что у нас „целая лаборатория“? – насмешливо спросил Жакоб.

Проповедник ему не ответил.

Он упорно не замечал Жакоба.

И Морис, конечно, не выдержал:

– Слушайте, Горан, я взялся за это дело и доведу его до конца, ясно? Я не отступлюсь и посажу вас на этот раз за решетку.

Проповедник слушал его, прикрыв глаза тяжелыми, набухшими веками. Лицо его решительно ничего не выражало.

– Анри мне все рассказал о ваших планах, – продолжал Жакоб. – Старик еще не пропил совести окончательно. Вы от нас не уйдете.

Что-то вроде дрогнуло в каменном лице проповедника. Подняв тяжелый взгляд на полицейского, он глухо спросил:

– Могу я наконец ехать?

Комиссар, отступая на шаг, молча козырнул.

Черный „кадиллак“ взревел и рванулся вперед. Мы отскочили в стороны и молча смотрели, как, плавно покачиваясь, убегает все дальше рубиновый огонек. Вот он скрылся за поворотом…

– Н-да, конечно, глупая была затея, – смущенно пробормотал Жакоб. – Его голыми руками не возьмешь… Но хоть повидались. Ладно, поехали домой.

В глубине души я надеялась, что пойманный голос испугается и притихнет, а может, и совсем замолчит.

Но в следующую ночь мы услышали его снова. Началось опять с настойчивых заклинаний: „Спите… Спите… По всему вашему телу растекается чувство успокоения и дремоты…“

– Не понимаю, почему он не сменит волну? – спросил у инженера Жакоб. – Ведь знает, что мы его слушаем.

– Не может он этого сделать, – ответил Вилли. – Приемник у старушки настроен на определенную волну.

– Верно, – согласился Жакоб и, погрозив динамику кулаком, добавил: – Ну, мы заткнем ему глотку, этому „небесному голоску“.

– Как? – оживилась я.

– Увидите.

Но тут мы услышали нечто новое и переглянулись: „Вам надо самой поехать к нотариусу и добиться…“

– Включай! – Жакоб резко махнул рукой. Вилли рванул рубильник на пульте… Приказания „небесного голоса“ утонули в треске и рокоте мощной глушилки. С трудом удавалось разобрать лишь отдельные слова:

„…Спокойно… арственную…“

– Вот я тебе покажу „дарственную“! – пробурчал Вилли, подкручивая регулятор.

Я выглянула из дверцы фургона, словно надеясь полюбоваться, как себя чувствует сейчас голос, – и вскрикнула.

Окна тетиной спальни были ярко освещены!

– Она проснулась, а я здесь! Надо бежать.

– Возьмите фонарик, а то ноги переломаете! – крикнул мне вдогонку Жакоб.

Но я с детства знала каждый камешек и торчащий из земли узловатый корень на этой тропинке и мчалась в темноте что есть духу.

Еще у ворот я услышала, как меня зовет тетя. Но я не откликнулась сразу, а пробежала в глубь сада и уже оттуда, издалека, тщетно стараясь сдержать одышку, подала голос.

– Где ты бродишь так поздно? – крикнула она с террасы.

– Гуляю в саду. Вышла подышать свежим воздухом, что-то спать не хочется…

Подойдя ближе, я спросила:

– А ты почему не спишь?

– Ужасно разболелся зуб. Только легла, кажется, даже заснула. И вдруг страшная боль, словно начали сверлить какой-то адской бормашиной, – ответила она, зябко кутаясь в халат и передергивая плечами. – Ты меня отвезешь утром в Сен-Морис? Там очень хороший дантист. Впрочем, ты, кажется, сама у него была? Я тебе давала адрес.

– Но ты что-то напутала, тетя. По этому адресу никакого дантиста не оказалось.

– Странно… – Она недоверчиво посмотрела на меня. – Вечно я путаю адреса. Но найдем: я прекрасно помню, где он живет.

Постояв еще несколько минут на террасе, она пожелала мне спокойной ночи и ушла, страдальчески держась за щеку.

Идти снова к Ренару я не решилась. Передача наверняка уже кончилась. А вдруг тетя не уснет и станет опять меня искать?

Ночь прошла спокойно. Выйдя рано утром на террасу, я увидела Мориса, подающего мне из кустов таинственные знаки.

– Что вы тут делаете? – спросила я, подбегая к нему и с опаской оглядываясь на окна тетиной спальни. – Вы с ума сошли! Она может увидеть. Зачем вы сюда залезли?

– Жду, пока вы проснетесь, вот уже битый час. Весь промок от росы. Что случилось вчера? Почему вы не пришли обратно?

– Боялась оставить тетю одну, у нее разболелся зуб. Просит отвезти ее к дантисту, но забыла адрес. Я сама ездила, когда у меня болели зубы, и не нашла этого дантиста.

– Разболелся зуб, а дантист исчез… – сказал Морис в глубокой задумчивости. – И разболелся зуб как раз в тот момент, когда мы включили глушилку. – Он посмотрел на меня. – Может, это просто совпадение, а может, и… Когда она последний раз была у этого дантиста?

– Кажется, зимой. Да, в конце зимы.

– И в конце зимы начала слышать „глас небесный“? До визита к дантисту или после?

– Точно не помню.

– Надо навестить этого дантиста! – решительно сказал Жакоб.

Он задел головой ветку, и на нас посыпались холодные капельки росы.

– Но я же вам говорю: нет там никакого дантиста.

– Тем более подозрительно. Адрес у вас сохранился?

– Кажется. Или я выкинула его? Но дом узнаю. Там еще какая-то лавчонка.

– Едем! Постарайтесь под каким-нибудь предлогом отложить поездку с тетей до завтра. Скажите, будто неисправна машина. Она согласится подождать. Если мои предположения правильны, зуб у нее сегодня болеть не будет. А вы сразу к нам, поедем к дантисту.

Так я и сделала. Жакоб оказался прав: зуб у тети больше не болел, и за завтраком мне легко удалось ее уговорить отложить поездку.

Оставив тетю беседовать с доктором Ренаром, я поспешила к Жакобу.

Морис сидел на ступеньках веранды, уткнувшись в толстенный фолиант.

– Наконец-то! Мы заждались.

– Не могла раньше.

– Вилли! – крикнул он, откладывая книгу в сторону. Это был солидный ученый труд под названием „Ухо и мозг“. Приятное чтение в такое чудесное утро…

Вилли появился в дверях, что-то дожевывая.

– Поехали, – поторопил его Жакоб.

Мы спешили напрасно. Дом я запомнила хорошо и нашла его сразу, но никакого дантиста там не оказалось, как я и предупреждала. Весь нижний этаж занимала убогая лавчонка без вывески.

Жакоб подергал дверь лавочки – заперта. Несколько раз нажал кнопку звонка, но на его дребезжание никто не отозвался.

Мы попытались заглянуть сквозь давно не мытые стекла витрины: пустые полки, на прилавке какой-то хлам, в углу валяется сломанный стул.

– Кажется, лавочка давно обанкротилась, – пробормотал Жакоб.

– Идите-ка сюда! – окликнул нас из соседнего двора Вилли.

Мы поспешили к нему и увидели, что он, приложив ладонь козырьком, заглядывает в темное маленькое окошко.

– Похоже, это задняя комната лавчонки, – сказал инженер, уступая место Жакобу. – Посмотри.

Жакоб приник к грязному стеклу.

– Видишь? – спросил Вилли.

– Вижу.

– Зачем бы ему тут стоять, в лавке?

– Что вы там увидали? Покажите и мне! – нетерпеливо попросила я.

Жакоб подвинулся. Я заглянула в окошко и увидела посреди пустой полутемной комнаты непонятное сооружение.

– Что это?

– Зубоврачебное кресло, – ответил Жакоб.

Я удивленно посмотрела на него:

– Значит, дантист тут жил?

– Вероятно. И надо устроить, чтобы он снова здесь появился, – сказал Морис многозначительно.

– Может, заглянем внутрь? – предложил Вилли. – Я открою дверь… – Он уже начал шарить в своей сумке.

– Не стоит, – остановил его Жакоб. – Нужен представитель власти. Пошли, а то мы уже привлекаем внимание соседей.

Доехали до почты. Морис позвонил комиссару Лантье, попросив его немедленно приехать в Сен-Морис.

– Дело очень срочное! Мы будем ждать в кафе возле моста, понял?

Потом он позвонил в Монтре какому-то доктору Калафидису и тоже попросил его срочно приехать, захватив все необходимые инструменты…

– Кроме, конечно, кресла. Кресло здесь есть. Ничего, ничего, ты не можешь отказать своему старому клиенту. Нет, по телефону не могу. Приезжай и все узнаешь. Жди нас в кафе у моста.

События всё ускорялись.

Не успели мы кончить завтрак в уютном маленьком кафе над Роной, как приехал комиссар Лантье. Пока он пил кофе, Жакоб рассказал ему о странной, заброшенной лавчонке с зубоврачебным креслом в задней комнате. Комиссар заинтересовался. Мы снова отправились к лавке и долго заглядывали то в витрину, то в маленькое окошко во дворе.

Потом Жакоб с комиссаром ушли в местное полицейское управление. Вилли задремал, пристроившись на заднем сиденье машины, а я погуляла по берегу реки, тревожась, что там с тетей. Надо было бы придумать причину для затянувшейся отлучки.

Наконец Жакоб с комиссаром вернулись.

– Лавочка закрыта уже месяцев пять, – рассказал Жакоб. – Ее снимал для мелкой торговли некий мосье Мутон. Судя по описаниям, на проповедника он не похож, видимо, подставное лицо из его помощников. Ни о каком дантисте здесь не слышали и очень удивились, узнав о кресле. Так что нам разрешено вскрыть замок и осмотреть загадочную лавочку.

Вилли оживился, достал из сумки щипчики и крючки, весьма подозрительно похожие на отмычки, и через несколько минут мы вошли в таинственную лавчонку.

– Здесь пока ничего не трогать! – сказал озабоченно комиссар. – Пройдем сразу дальше.

Но во второй комнате осматривать было нечего. Она была совершенно пуста, только зубоврачебное кресло высилось посреди комнаты глупым, нелепым памятником.