Текст книги "Голос в ночи"

Автор книги: Глеб Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Удивительным было то, что девушка опять каким-то образом угадала и этот вопрос, хотя парень задавал его на ухо проповеднику, как и старушка!

Никаких знаков проповедник девушке не подавал – не то что эстрадные «чтецы мыслей» – я не сводила с него глаз. Да и какими условными знаками удалось бы передать суть длинных вопросов? К тому же девушка в кресле, по-моему, в самом деле отвечала во сне, не притворялась.

Еще несколько человек осаждали проповедника, но он отмахнулся:

– Завтра, завтра! Приходите все желающие, все страждущие и взыскающие истины – голоса старших братьев откроют вам ее.

Может, все было ловко подстроено заранее? Вряд ли: и старушка и парень явно не походили на подставных лиц. Вести себя так естественно могли бы только гениальные актеры. К тому же старушку в зале многие знали, вокруг нее сразу собрались кумушки, оживленно обсуждавшие «чудо».

Опять зазвучала «космическая музыка», запели ангельские голоса. Разговоры и шум в зале стихли. Возбужденной толпой все сильнее овладевал мистический, суеверный экстаз. Я невольно ощущала это по себе…

– Введите ее! – громко и властно приказал проповедник.

«Словно конферансье объявляет следующий номер», – нарочно насмешливо подумала я, чтобы поскорее прогнать иронией колдовское наваждение.

Но в этом представлении номера были хорошо продуманы и декорации превосходны…

Двое молодых мужчин в строгих черных одеждах, похожих одновременно и на монашеские рясы и опять-таки вроде на какие-то костюмы космонавтов, ввели под руки женщину с бледным, рано постаревшим лицом. Она поворачивала голову во все стороны в страстном ожидании чуда. Глаза у нее были широко открыты, но ничего не видели. Женщина была слепой.

Замерший в ожидании зал следил, как ее вели к проповеднику, отступившему еще дальше в темноту и почти невидимому.

Спящая девушка вдруг встала и походкой сомнамбулы отошла в сторону от кресла. Теперь ее тоже почти не было видно, лишь смутно белело платье в темноте.

Слепую женщину усадили в кресло под слепящий свет прожектора. Но она не видела света, глаза ее не моргали.

– Готова ли ты, бедная сестра моя? – торжественно спросил проповедник.

– Да, я готова, – срывающимся голосом ответила женщина, вцепившись в подлокотники кресла.

– Тверда ли твоя вера?

– Да, тверда. Я верю, верю! – исступленно, как заклинание, несколько раз повторила женщина.

Пауза. Звенящая тишина…

– Спи! – вдруг властно приказал проповедник. И женщина окаменела.

Луч света, падавший на нее, начал медленно меркнуть. Вот уже лицо женщины едва различимо…

– Сейчас ты прозреешь, сестра моя, – негромко и певуче начал говорить проповедник. – Я буду считать до пяти, и когда я скажу «пять», всемогущие космические силы старших братьев вернут тебе зрение. Ты снова все будешь видеть. Я считаю. Раз… Два…

Он считал медленно, размеренно, монотонно, и напряжение в зале все нарастало.

– Три… Четыре… Какая длинная пауза!

– Пять! Проснись! Ты видишь!

Женщина вскочила, закрыла ладонями глаза, тут же снова открыла их и неистово закричала:

– Я вижу! Вижу! Господи, я вижу!

Слепящая вспышка заставила меня вздрогнуть и зажмуриться. Я не сразу поняла, что это какой-то предприимчивый фоторепортер постарался запечатлеть торжественную сцену. Он сделал еще два снимка, а проповедник старательно позировал, стоя рядом с прозревшей женщиной.

Потом ее подхватили под руки и увели, почти потерявшую сознание.

Трудно передать, что творилось в зале. Истерические всхлипывания, молитвенные возгласы. А тут еще снова «загробные голоса» грянули ликующе хором, переливчато зазвонили словно стеклянные колокольчики, опять полилась электронно-космическая музыка. Перекрывая ее зычным голосом, проповедник выкрикнул, простирая перед собой длинные руки:

– Поклонимся космическому пламени!

И вдруг у его ног словно разверзлась огненная бездна! Откуда-то из-под пола вырвались косматые языки огня. Их становилось все больше. Пламя было настоящим. Люди с испуганными вскриками отшатывались и пятились подальше от обжигающего жара.

В полу открылась яма, доверху наполненная раскаленными углями. «Космический» проповедник несколько минут стоял недвижимо, демонически сложив руки на груди и любуясь огнем. Потом взмахнул руками, словно готовящаяся взлететь серебристо-багровая птица, и крикнул:

– Поклонимся космическому пламени, братья и сестры!

Он быстро подошел к огню, склонился над ним в низком поклоне и вдруг, набрав полные пригоршни пылающих углей, погрузил в них лицо, будто совершая некое «огненное омовение», а затем подбросил угли высоко кверху! Огненные полосы прочертили воздух.

Не успела я опомниться, как проповедник будто ни в чем не бывало вернулся на свое место. А к огненной яме неторопливо и торжественно подошла Гретхен в белом платье. Теперь стало видно, что она босая.

Под ликующее пение «космических голосов» девушка спокойно ступила босыми ногами на раскаленные угли и так же неторопливо, величаво пошла по ним.

Я вскрикнула, ожидая, что сейчас вспыхнет ее легкое платье и девушка превратится в живой пылающий факел.

Крики ужаса раздавались и в других концах зала.

Но ничего не произошло.

Платье почему-то не вспыхнуло. Девушка с отрешенным видом лунатички прошла по всей дорожке из раскаленных углей, и ноги ее остались, видимо, целы и невредимы!

– Не могу, извините, – проговорил вдруг рядом со мной доктор Жакоб и начал быстро раздеваться.

Скандал в «святом доме»

Он снял ботинки и носки, стащил поспешно брюки и сунул их мне:

– Держите.

А сам, оставшись в одной рубашке и плавках, подозрительно похожих на ту набедренную повязку, в какой он выступал на сцене «Лолиты», легко вскочил на низенькие перила, ограждающие нашу ложу, и крикнул:

– Уважаемые зрители, минуточку внимания!

Все повернулись к нему.

– Я – атеист и не верю ни в бога, ни в загробные голоса. Но я тоже могу творить подобные чудеса, они доступны каждому нормальному человеку.

Он спрыгнул в зал, прошел сквозь поспешно расступающуюся толпу к огненной дорожке и вступил на нее. Стоя в огне, Жакоб набрал полные горсти раскаленных углей, покачал головой и, сказав громко: «Жалко, уже остыли», – старательно сдул с них серый пепел.

Угли запылали ярче, и Жакоб начал растирать ими ноги, словно обыкновенной массажной губкой!

– Как видите, не обязательно быть святым! – весело воскликнул он, показывая всем пылающие на его ладонях угли.

Потом Жакоб вдруг начал приплясывать на углях. Искры снопом вылетали из-под его босых ног.

Фоторепортер, конечно, не упустил момента. Вспышки блица торопливо засверкали одна за другой.

Проповедник и девушка поспешили исчезнуть.

Жакоб выскочил из костра и, шутливо отбиваясь от наседавших истеричных старух, пытавшихся ударить его кто зонтиком, а кто просто сухоньким кулачком, вскочил на перильца и, тяжело переводя дыхание, оказался опять рядом со мной.

– Бежим! – по-мальчишески выпалил он, поспешно натягивая брюки.

Ботинки он надевать не стал. Взял их в одну руку, меня подхватил другой, и мы, скатившись по истертой каменной лестнице, выскочили во двор, потом через ворота, у которых, к счастью, уже не было никакого стража, и очутились на улице.

Из дверей «космического храма» выбегали ошеломленные «братья» и «сестры». Помахав им рукой, Жакоб со смехом потащил меня за собой.

– Что вы сделали! Боже мой, я чуть не умерла от страха! Как ваши ноги?

– Превосходно, – засмеялся Жакоб.

– Не может быть! Надо немедленно ехать в больницу.

– Зачем?

– Чтобы приняли меры. Ваши ноги наверняка обожжены!

– Ни капельки, можете убедиться. Надо, кстати, обуться. – Он присел на скамейку и, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих, начал обуваться. – Я не впервой проделываю этот номер. И мои ноги уже несколько раз специально осматривали после такого хождения медики, проверяли, не пользуюсь ли я какой-нибудь охраняющей от ожогов мазью. Их заключения я могу вам предъявить, когда снова навестите меня. Даже с печатями.

Мой страх постепенно переходил в восхищение. Мы сели в машину, никто нас не преследовал.

Тронулись, но Жакоб вдруг тут же так резко затормозил, что я ткнулась в стекло и тревожно спросила:

– В чем дело? – и начала оглядываться.

– Не бойтесь, за нами никто не гонится, – засмеялся Жакоб. – Знаете, наверное, старый анекдот о медлительности жителей Берна?

– Какой именно? Их много ходит.

– Как бернец участвовал в состязании парашютистов? Надо было раскрывать парашюты на счете «три». Все так и сделали, а он разбился – почему-то не открыл парашют. Когда врачи склонились над пострадавшим, парашютист из Берна еще успел вздохнуть и сказать: «Два…»

– Веселенький анекдот, – сказала я, но невольно рассмеялась.

– Так что погоня нам не грозит. Просто я увидел этот уютный ресторанчик и сразу вспомнил, что мы не обедали. Он вас устроит?

– Ничего, кажется, неплохое местечко. Во всяком случае, тихое.

– Тогда давайте перекусим перед обратной дорогой.

Мы сели за столик, над которым висела скверная копия «Грозы на Гандеке», спросили, что могут побыстрее подать, и заказали паштет из гусиной печенки, трюфели и бутылку красного нойенбургского. Я сразу почувствовала, что проголодалась.

– Вы и вправду не пользуетесь никакими таинственными снадобьями? – недоверчиво спросила я, торопя взглядом хмурого официанта, который не спешил на кухню, а зачем-то начал возиться со старинным музыкальным ящиком.

– Нет. Ловкость рук, вернее, ног – и никакого обмана. Чистый номер.

– Но как это вам удается? Еще пепел нарочно сдували, фу… Вы невозможный человек!

– Пепел я сдувал нарочно. Так сказать, из чисто технических побуждений. По очищенным углям ходить проще – меньше опасность ожога.

– Очередной парадокс?

– Нет, просто научный факт. Такие фокусы широко распространены в Азии и Африке. Я давно ими интересуюсь и решил непременно украсить свои «лекции с фокусами» подобным номером. Как вы считаете? И эффектно…

– Да уж!

– …и позволяет разоблачить так называемые чудеса йогов. Однажды попробовал – и получилось.

– Очень просто у вас выходит: взял – и попробовал. И получилось! Все равно как через веревочку прыгать. Все-таки не верю, будто нет тут секретов. Вы же сами говорите, что это фокус.

– Ну, фокус в том смысле, что с ним можно успешно выступать и удивлять зрителей. А секретов нет. Просто это позволяют проделывать физиологические особенности человеческого организма да законы физики, хотя, честно говоря, мне и самому тут еще не все ясно. Сначала я считал, будто все дело лишь в самовнушении. Если можно внушением вызвать ожог без огня, так, видимо, удается и пройти по раскаленным углям без ожога. Под влиянием самовнушения напрягается симпатическая нервная система. Кровяные сосуды суживаются, кровь свертывается быстрее. Все дело в твердой уверенности, что непременно пройдете по огню.

Он вдруг рассмеялся. Я удивленно посмотрела на него.

– Вспомнился забавный случай, – пояснил Жакоб. – Однажды я беседовал после такого номера с репортерами. И наступил босой ногой на окурок, кем-то брошенный и не погасший. Я обжегся, вскрикнул и подпрыгнул. Представляете общее изумление? Только что я плясал на углях, а тут пугаюсь горящей сигаретки.

– Забавно. Они наверняка приняли вас за ловкого шарлатана.

– Конечно. А все дело в том, что я не был подготовлен к этой злополучной сигаретке психологически. Она застала меня врасплох. А по углям я шел, собрав всю свою волю и внушив себе, что это вполне возможно.

Официант наконец появился с подносом.

– Все-таки не верю, будто одной лишь силой воли можно заставить себя безболезненно пройти по огню, – сказала я, принимаясь за паштет. – И почему платье на ней не вспыхнуло, на смелой девице? Я каждую минуту боялась.

– Оно из негорючего материала, надо будет это перенять, – деловито ответил Жакоб.

Медлительный официант торжественно откупорил запыленную бутылку и, прежде чем наполнить бокалы, с важным видом понюхал пробку.

– Нет, тут все-таки наверняка есть какие-то секреты, только вы не хотите их раскрыть, – не унималась я. – Профессиональная тайна? Кодекс факирской чести не позволяет?

– В данном случае я ничего не скрываю, честное слово. Кое-что в этом фокусе мне и самому еще не ясно – я же вам сознался. Видимо, дело не в одном только самовнушении. Есть и объективные, так сказать, возможности, не обжигаясь, ходить по раскаленным углям. Они связаны с любопытным явлением: оно в честь открывшего его физика называется «эффектом Лейденфроста». Если накалить докрасна блюдо из сравнительно толстого металла, а затем капать на него подогретую воду, то жидкость не станет растекаться во все стороны, как при обычной температуре, а принимает форму сплюснутого шарика. Шарик быстро вращается, но вода не закипает. Испаряется она поэтому примерно раз в пятьдесят медленнее, чем при кипении. Практически водяной шарик даже не касается раскаленной поверхности. Его отделяет от металла подушка из пара. Этот эффект, кстати, давно используется в так называемых паровых котлах высоких температур. Вам не скучны научные тонкости?

– Нет, что вы! Я тоже хочу научиться ходить по огню.

– Вся разгадка, видимо, в том, что, когда я иду по раскаленным углям, обильно выделяется пот, и образующиеся шарики жидкости предохраняют ноги от ожогов. Плюс, конечно, влияние самовнушения на симпатическую нервную систему. Да вы сами наверняка проделывали, и даже не раз, такой фокус, только не в столь эффектном оформлении.

– Я? Каким образом?

– Пробуя пальцем, хорошо ли нагрелся утюг. Вспомните: вы всегда перед этим смачиваете палец слюной.

– Верно!

– Водяные пары между пальцем и горячим утюгом и предохраняют от ожога. А опытные мастеровые-паяльщики ухитряются даже, смочив ладонь, отклонять рукой в нужную сторону поток расплавленного олова. Но проделывают они это без зрителей и не пожинают аплодисментов. Я сейчас готовлю для лекций номер еще эффектнее.

– Какой же? – насторожилась я.

– Лизну языком раскаленный докрасна стальной брусок.

– Ужас! Только мне-то уж этот фокус не показывайте.

Доктор Жакоб покорно склонил голову, и мы принялись за яблочный торт. Когда очередь дошла до кофе, я сказала:

– Вы понимаете, что этой, простите меня, мальчишеской выходкой себя выдали? Теперь они знают, что вы интересуетесь и подозрительной деятельностью.

– Ну, они меня и так хорошо знают, – не очень уверенно ответил Жакоб.

– Но сегодня они вас явно не ждали.

– Да, похоже. Всеведущий голос оказался не на высоте.

– А вы сами себя разоблачили. Имейте же мужество признаться.

– Уж очень велик был соблазн. Не мог удержаться, – сказал он тоном виноватого мальчишки. – Ненавижу это жулье! К тому же момент был очень удобный. Пригласили специально фоторепортера, чтобы увековечил чудо. А теперь он, конечно, не удержится, напечатает и те снимки, где я пляшу на углях, – и чудо будет развенчано, вся их затея сорвется.

Мы выкурили по сигаретке и пошли к машине. Солнце уже висело низко над сверкающими шапками гор; надо было спешить, а то тетя начнет беспокоиться.

Когда мы выбрались из тесноты кривых улочек на простор шоссе, я сказала:

– Ну, а теперь расскажите, что вы новенького высмотрели, мистер Шерлок Холмс?

– Я видел то же, что и вы, – засмеялся Жакоб.

– Вы ведь приезжали специально, чтобы проверить свою гипотезу о том, будто эти шарлатаны каким-то образом влияют на мою тетку. Если они и шарлатаны, то весьма талантливые и ловкие. Я человек спокойный и абсолютно неверующий, но, признаюсь, на меня все зрелище произвело сильное впечатление. Началось панегириком во славу науки, а потом…

– Да, нынешние мистики не чета прежним. Идут в ногу со временем: научились маскировать суеверные бредни в ультрасовременные псевдонаучные одежды. Ловко спекулируют на интересе людей к науке, над верой в ее всемогущество. Теперь просто о боженьке или небесных силах говорить неприлично. Вот и появляются некие «старшие братья», способные творить чудеса на основе законов природы, только пока еще якобы не открытых, не познанных наукой. Христос или Магомет объявляются астронавтами. И если соберутся, скажем, астрологи на свой шабаш, то назовут его не иначе как «Конгрессом научной интеграции». – Жакоб посмотрел на меня и добавил: – Разоблачать современных мистиков вовсе не так-то легко и просто. Вы убедились, как умело они пользуются тем, что, сколь ни могущественна наука, она не может опровергнуть существование бога.

– Почему? – удивилась я.

– А как опровергнуть то, что не имеет доказательств? Все, что может наука, – это в каждом отдельном случае неопровержимо доказывать: в данном явлении нет ничего чудесного и сверхъестественного, оно произошло в результате действия таких-то и таких законов природы, без всякого божественного вмешательства. Как гордо сказал Наполеону Лаплас, объясняя картину мироздания: «Я не нуждался в гипотезе бога!» Но мистики и церковники сразу же хватаются за новую загадку природы, еще не раскрытую наукой, и объявляют ее прибежищем высших, божественных сил. Вместо старого, примитивного боженьки появляются «Таинственные силы природы», «Старшие братья» или «Высшие внегалактические существа», якобы незаметно для нас управляющие всеми земными делами. Суть от этого не меняется. А попробуйте-ка научно опровергнуть существование «Высших внегалактических существ»…

– Да, это у них ловко получается, – согласилась я. – Христос и Пифагор, Эйнштейн и Циолковский, какие-то «гималайские великаны». Ужасающая мешанина, а действует, впечатляет…

– В том-то и беда. Все свалено в кучу: оккультизм, буддизм, учение йогов, самые вульгарные суеверия – и приправлено научными терминами. На многих действует – привыкли слепо верить авторитетам. Широкоизвестные имена гипнотизируют…

– Почему вы сворачиваете? – перебила его я. – Ведь мы тут не ехали?

– Хочу объехать стороной горластых йодлеров, – пояснил Жакоб. – А то опять нас задержат. Наверняка веселье у них в самом разгаре.

– Правильно, – одобрила я.

Но и на этой дороге нам не повезло – наткнулись на участок, где шли ремонтные работы. Их вели, похоже, итальянцы – чужестранных рабочих нередко можно увидеть у нас: ведь им можно платить гораздо меньше, чем своим. Синие береты выгорели и стали почти серыми от пыли, смуглые лица посинели от поднявшегося холодного ветра.

Нам пришлось сделать большой объезд. А у Аванша нас настиг дождь, и снова пришлось сбавить скорость. Дождь лил такой сильный, что арена древнеримского театра в Аванше превратилась в маленькое и словно кипящее озеро.

– А что это за ангел Цикламен, которого поминал проповедник? – вспомнила я.

– Есть такая секта в Париже. Им якобы является некий ангел с никому не ведомой планеты Цикламен. Чепуха, а верят. И видите, как ловко поддерживают друг друга? У всех мистических шарлатанов мира своего рода круговая порука. Не забывают рекламировать и другие секты, тогда и собственная приобретает солидность, возрастает к ней доверие.

– Да, производить впечатление они умеют, надо отдать им должное, – задумчиво согласилась я, вспоминая таинственный и сумрачный полумрак зала, ликующие «ангельские хоры». – Хорошо, что я видела перед этим ваше выступление. Оно оказалось в самом деле неплохим психологическим противоядием.

Профессор Жакоб обрадовался:

– Правда?

– Правда. А то бы я, наверное, поверила в чудеса с этой девицей. Как она внезапно появилась из ничего…

– Пустяки, – покачал головой Жакоб. – Старый элементарный «черный кабинет» иллюзионистов. Я вам устрою «чудесное» появление хоть слона, выведя его на сцену под черным покрывалом на черном фоне, а потом открыв.

– А как она угадывала мысли? Ответы были, конечно, весьма туманными и общими, годятся на все случаи. Но как она ухитрялась узнать вопрос? У них все было заранее подстроено или это телепатия?

– Горан и она выступали раньше с якобы телепатическими опытами. Были у них тогда номера гораздо эффектнее. Но береглись, никак не давали возможности проверить их и уличить. А теперь – откровенное шарлатанство.

– И со слепой как ловко было подстроено… Жакоб покосился на меня и ответил:

– Вы ошибаетесь: тут никакого обмана.

– Как? Она в самом деле была слепой?

– Да.

– И прозрела?

– И прозрела. Ничего чудесного нет. Я же вам рассказывал, что гипнотическим внушением можно излечивать некоторые заболевания, если только они возникли на нервной почве и не связаны с органическими повреждениями. Я сам не раз возвращал зрение таким слепцам и ставил на ноги паралитиков. У меня в лаборатории даже есть небольшой музей подобных «чудесных исцелений» с экспонатами не хуже, чем в Лурде. Я вам как-нибудь покажу.

– Невероятно! А я думала, все подстроено. Она заснула молниеносно.

– Этот способ так и называется: «молниеносный гипноз». Методику его разработал еще в восемнадцатом веке португальский аббат Фариа, кстати сказать научившийся этому у индийских факиров. Особенно хорошо он удается, если человека несколько раз усыпляли раньше.

Дождь кончился, или мы обогнали его. Солнце прорвалось сквозь тучи, осевшие на вершинах гор, и поля сразу весело засверкали, зазеленели. Только ветер еще был сырым, холодным, резким.

Жакоб помолчал, потом сказал, не отрывая глаз от стремительно мчащейся под колеса мокрой ленты шоссе:

– Спектакль с выдумкой. Это самое важное, в чем я убедился. Тут чувствуется рука опытного дирижера. Одному Горану это не по силам. Кто-то снабжает их весьма совершенной техникой, – уж не Анри ли?

– Наверное! – подхватила я. – И «голос» он предупредил о вашем визите к нам. Ведь старик видел нас вместе, когда я пришла в «Лолиту».

– Возможно, – пробормотал, нахмурившись, Жакоб. – Надо заняться этими космическими огнепоклонниками. Похоже, к ним будет нелегко подобраться…

Я внимательно слушала Жакоба, но в душе не унимались сомнения. Не ошибается ли он? Как могли эти жулики на таком расстоянии что-то внушать моей тете? Невероятно! Каким путем добирается к ней загадочный голос?

– Слушайте, а может, с угадыванием мыслей у них тоже не было подстроено? – воскликнула я. – Может, это телепатия?

– Ну какая там телепатия! Обыкновенное жульничество. У нее где-нибудь был спрятан приемник – может, даже в ухе. У Горана – радиопередатчик. Современная техника позволяет делать приемники величиной с маслину или даже с горошину.

– Но я не сводила с Горана глаз. Он даже губами не шевелил.

– Чревовещатели тоже не шевелят губами, но произносят целые монологи. Может, у него на шее укреплено устройство на манер ларингофонов, какими пользуются летчики. Достаточно даже мысленно произнести какое-нибудь слово, и в мышцах гортани возникают соответствующие электрические импульсы. Их нетрудно передать по радио партнеру.

Поездка наша затянулась. Уже смеркалось. В окнах проносившихся мимо селений зажигались первые огоньки. Ветер доносил далекие звуки вечернего благовеста от кирки, прятавшейся где-то за холмами. Мир и покой. А в душе у меня?

– Вы не верите в телепатию? – спросила я.

– Я ученый, исследователь, а наука – не религия. В науке «верю» или «не верю» не аргумент. Вокруг телепатии за последние годы напущено столько всякого мистического туману и распространяется разных домыслов, что каждый трезвый исследователь обязан быть особенно осторожен. Психические процессы вообще изучать чрезвычайно сложно: мысль ведь в руки не возьмешь, не проследишь, как она там странствует по извилинам мозга. А о телепатических явлениях мы вообще вынуждены судить лишь по чисто субъективным рассказам людей, якобы ставших их свидетелями. Никакие приборы эти явления обнаружить не помогают. Но человеческая психика столь сложна и мы ее еще так мало изучили, что субъективные впечатления могут быть весьма обманчивы…

Так мы мчались мимо засыпающих городков и селений и болтали о всяких интересных вещах. Морис рассказывал о своей затяжной войне с разными жуликами и шарлатанами. В ней было много забавных случаев, но немало и опасного. Оказывается, мистики и суеверные святоши даже сумели одно время добиться отстранения доктора Жакоба от преподавания в университете, всячески мешали ему заниматься научными исследованиями. Теперь мне стало понятно, почему он так ненавидит их. Видно, они ему попортили немало крови.

К Лозанне мы подъехали уже в полной темноте. Вокруг засверкали пестрые созвездия реклам. В потоке бесчисленных машин, лоснящихся под фонарями, мы ехали мимо бесконечных курортных городков, сияющих витринами, манящими вывесками кинотеатров, отелей, баров.

Высоченное здание концерна Нестле, вздымающееся над Веве, – новомодный «замок Нестле», как его иронически называют, – сверкало тысячью окон, словно огромный хрустальный фонарь. А над черной пустыней притихшего в темноте озера сиротливо светил только тоненький серпик молодого месяца, похожий на одинокий заблудившийся кораблик.

Увлекшись разговорами, мы едва не проскочили в темноте мимо кафе у поворота к нашему дому.

– Что-то у меня рефлексы стали замедленными, – даже смутился Жакоб. – Одну минуточку, сейчас я развернусь.

Мы развернулись и подъехали к закусочной.

– Чашечку кофе на прощание? – предложил Жакоб.

– Некогда. Тетя, наверное, уже беспокоится.

– Но ведь она вам предлагала задержаться у подруги.

– Тогда я должна была ей позвонить.

– О, в какой строгости вас держат! Такое послушание – большая редкость в наше время.

– Тетя обо мне не такого лестного мнения.

Он проводил меня до моей машины и сказал на прощание:

– Внимательно наблюдайте за тетей и все записывайте, не надеясь на память: что случилось и точное время.

– Но ведь доктор Ренар пунктуально ведет дневник. Похоже, упоминание о докторе Ренаре пришлось Жакобу не по душе. Но он не стал со мной спорить, только сказал в ответ:

– Пусть себе ведет, но и вы все записывайте…

Подтекст, по-моему, был такой: «А потом я сравню ваши записи…»

– И за прислугой внимательно присматривайте, – многозначительно добавил он. – А в случае каких-нибудь происшествий или если вдруг появятся возле вашего дома подозрительные лица, немедленно звоните мне. Если меня не окажется дома, матушка Мари всегда знает, где меня разыскать.

Мне было видно, как мирно и ласково светятся окна нашего дома.

– Вы думаете, происшествия будут? – дрогнувшим голосом спросила я.

– Непременно. Так легко они не отступятся. Судя по всему, работу они уже провели немалую. Все потайные ниточки хорошо замаскированы. Я думаю, теперь они станут активнее, чтобы опередить нас.

Мне вдруг стало страшно.

– А в чем может проявиться их активность? Чего мне ждать?

– Не знаю, – честно ответил он. – Но помните: я в любой момент поспешу к вам на помощь, когда бы вы ни позвонили.

– Вы не уедете пока отдыхать?

– Нет.

– Спасибо!

– Мы должны помешать им. Не говоря уже о здоровье вашей тети, речь идет и о солидных деньгах.

– Да, при одной мысли, что они станут на тетины деньги вытворять в своем огненном храме, у меня мурашки бегают по коже.

– Спокойной ночи, – сказал он.

– До свидания. Надеюсь, она будет спокойной. На повороте к нашему дому я оглянулась.

Доктор Жакоб все еще стоял возле своей машины и смотрел мне вслед. В сумерках уже трудно было различить, но мне показалось, что он помахал рукой, словно подбадривая меня.