Текст книги "Голос в ночи"

Автор книги: Глеб Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Ух, какая грязища! – брезгливо сказала я. – Сколько пыли!

– Надо навести тут порядок, а то избалованный доктор Калафидис откажется работать, – сказал Жакоб. – Придется вам заняться этим, Клодина. Привлекать чужое внимание не хотелось бы…

– Я сделаю все сама, но что вы задумали?

– Потом объясню. Беритесь за дело, а мы едем в кафе. Калафидис должен вот-вот подъехать. Потом мы заедем за вами. Часа вам хватит?

– Надеюсь.

Подмененный голос

Грязи накопилось много. Я только-только успела закончить уборку, когда послышался шум подъехавшей машины.

Наша „сыскная бригада“ все росла: к ней прибавился высокий черноусый лысеющий человек в щегольском спортивном костюме. Он поклонился мне и представился:

– Доктор Калафидис.

Топтать только что вымытый пол я им не разрешила, и они столпились у двери, рассматривая нелепое кресло.

– Я должен вести прием здесь?! – возмущенно спросил доктор Калафидис.

– Да, – ответил Жакоб.

– Невозможно!

– Всего один пациент.

– Какая разница. Я дорожу своей репутацией. – Щепетильный доктор Калафидис даже фыркнул от возмущения и потребовал капризным тоном, уже сдаваясь: – Я должен хотя бы осмотреть кресло: в порядке ли.

– Пожалуйста, у тебя достаточно времени до завтра. А пока полы сохнут, поезжай в гостиницу, номер заказан. И не проспи! Завтра с утра ты должен быть здесь и ожидать нас…

– Но я забыл захватить халат!

– Ничего, мы привезем.

Бедный доктор Калафидис окончательно капитулировал перед неумолимым натиском Жакоба и покорно отправился в гостиницу, печально пробормотав напоследок:

– Надеюсь, хоть сносный кинотеатр есть в этой дыре?

– Поедемте скорее домой! – взмолилась я. – Тетя наверняка беспокоится. Я опоздала к обеду… Что же вы все-таки задумали, объясните наконец? – спросила я, когда мы тронулись в обратный путь.

Комиссар Лантье ехал впереди, внушая обер-лейтенантской формой всем встречным полицейским почтение.

– Что задумали? Решили заменить исчезнувшего дантиста гораздо более опытным доктором Калафидисом.

– Зачем?

– Чтобы проверить зубы у вашей тети.

– Думаете, приемник у нее во рту?

– Возможно.

Все-таки Морис бывает порой совершенно нестерпимым, хоть кого выведет из себя!

– А если она передумала ехать к дантисту? – довольно ехидно спросила я. – Что тогда делать? Ведь зуб у нее перестал болеть.

– Такая возможность предусмотрена, – невозмутимо ответил Морис. – Мы постараемся уговорить вашу тетю.

– Попробуйте…

Как я и предполагала, тетя рассердилась за мое опоздание к обеду. Но я сказала, что пришлось идти в деревню, на кирпичный заводик, за деталями к нашему „оппель-капитану“.

– Ты же сама просила отвезти тебя завтра к дантисту.

– Ну, можно не спешить, – ответила, смягчаясь, тетя. – Зуб у меня совсем не болит, можно повременить…

Так. Посмотрим, как уговорит ее самонадеянный Морис…

Когда тетя легла спать, я поспешила в дом доктора Ренара, превратившийся в нашу постоянную ночную штаб-квартиру. И всех сыщиков, конечно, нашла за работой: Жакоб и Вилли возились с аппаратурой в передвижной лаборатории, а обер-лейтенант и доктор Ренар заглядывали в распахнутую дверь фургона.

Все невольно говорили вполголоса.

– Скоро она заснет? – спросил меня Жакоб.

– Тетя? Только что ушла к себе,

– Отлично. Вилли, следи за окнами.

– Свет еще горит, – лениво ответил как всегда что-то жующий инженер.

Жакоб протянул мне руку. Я залезла в фургон и пристроилась на складном стульчике.

– Что же вы… – начала я, но Вилли прервал меня возгласом:

– Свет погас!

– Чудно, – сказал Жакоб, придвигаясь к магнитофону. – Подождем еще минут пять и начнем.

Эти минуты показались мне очень длинными. Недоуменные вопросы так и вертелись на языке, но я не решалась нарушить напряженную тишину.

– Включаю, – сказал Жакоб, посмотрев на Вилли. – У тебя все готово?

– Давай.

Диски магнитофона закрутились, и вдруг из динамика раздался знакомый голос проповедника:

„Спите… Спите… По всему вашему телу разливается чувство приятного успокоения и дремоты…“

– Никак он не унимается! Что ему еще надо? Когда оставит тетю в покое?!

Жакоб погрозил мне пальцем, чтобы молчала и слушала.

„Теперь я буду говорить другим голосом… Слушайте его внимательно, слушайте его внимательно… Так надо… так надо, чтобы обмануть ваших врагов… Спите спокойно и слушайте его внимательно…“

Небольшая пауза с убаюкивающим стуком метронома, и я услышала голос Жакоба!

Он говорил так же властно, убеждающе, негромко:

„Вам становится все лучше и лучше… сонливость сильней и сильней… Вы больше ни о чем не тревожитесь, вы больше ничего не чувствуете… Вы слышите только мой голос…“

Вытаращив глаза, я уставилась на Мориса. Он приложил палец к губам, показывая взглядом на магнитофон.

„Завтра утром у вас заболит зуб… Но это не страшно, это не страшно… Вы поедете к дантисту, и он вам поможет… Это очень опытный дантист, гораздо лучше, чем прежний… Он вам поможет, он вам поможет… Теперь вы будете крепко спать до утра и забудете, что слышали меня… Но утром у вас заболит зуб, и вы поедете к дантисту… Спите крепко, спите спокойно…“

Едва дождавшись, когда Жакоб выключит магнитофон, я спросила:

– Как это вам удалось? Откуда взялся голос проповедника?

– Смонтировали, – весело ответил Жакоб. – У него научились. По тому же методу, как он смонтировал загробный голос дяди Франца. Вилли у нас маг и волшебник. Склеили по словечку, выбрав их из подлинных записей „гласа небесного“. Пришлось повозиться. Не заметно?

– Я ничего не заметила, а вот послушается ли тетя…

– Посмотрим. – Жакоб хотел что-то добавить, но так и замер с полуоткрытым ртом.

Из динамика вдруг донесся голос проповедника:

„…спокойно… Утром вы проснетесь бодрой и полной свежих сил… Спите крепко… спите крепко… спите крепко…“

Он умолк. А мы переглядывались в полной растерянности.

– Я включил на всякий случай приемник, и вот… – виновато сказал Вилли. – Как толкнуло меня что-то.

– Он вел передачу одновременно с нами? – спросил у него Жакоб.

– Ты же слышал концовку.

– Н-да, – пробормотал Морис.

– Тетя слышала и вас и его? – догадалась я. – Что же будет? Кого она послушается?

Вилли пожал плечами и начал копаться в инструментах.

– Посмотрим, – неуверенно ответил Жакоб. – Попробуем для верности повторить внушение еще раз, попозже. Может, как раз угодим в тот момент, когда у нее начнутся сновидения. Тоже подходящее время для гипнопедии.

Он помолчал, посмотрел на ошеломленные лица комиссара и доктора Ренара в дверях фургона и пробормотал задумчиво:

– Хотел бы знать, что он внушал ей сегодня, одновременно с нами?..

Ждать повторной передачи я не могла и поспешила домой, оставив неудачливых детективов.

И тоже думала, долго не засыпая: что еще мог внушать тете проклятый голос? И чье внушение окажется сильнее – его или наше?

Я проснулась с теми же тревожными мыслями, но сразу успокоилась: Розали сказала, что тетя уже давно встала, у нее разболелись зубы и она просит меня зайти.

Внушение Мориса подействовало!

Тетя сидела у себя в спальне на кровати и со стонами раскачивалась, держась за левую щеку.

– Ужасно болит зуб! – с трудом выговорила она. – Думала, обойдется, а он так разболелся… Ой! Поедем скорее к дантисту.

– Почему же ты раньше меня не разбудила?

– Все равно было рано ехать.

– Ты одевайся, а я пойду приготовлю машину.

– Она все еще неисправна?

– Нет, нет, сейчас поедем, – успокоила ее я, побежала к себе в комнату и позвонила Жакобу.

– Отлично! – обрадовался он. – Мы сейчас же выезжаем в Сен-Морис, а вы следуйте за нами.

Чтобы дать им время уехать, я нарочно немножко затянула сборы, как ни жалко мне было тетю. Боль ее донимала, видно, не шуточная. Всю дорогу она, прикорнув на заднем сиденье, жалобно постанывала.

Я остановилась перед лавчонкой у моста. Неподалеку стоял зеленый фургон. Значит, они успели. Но зачем прикатили в своей лаборатории на колесах – или она понадобится?

Я помогла тете вылезти из машины. Мы подошли к двери лавчонки, и тетя обиженно сказала:

– Вот видишь, ты сама спутала адрес.

Не веря своим глазам, я смотрела на белую эмалированную дощечку на двери: „Опытный дантист. Принимает в любое время“. Наконец решительно нажала кнопку звонка…

Дверь тут же открылась. Я чуть не ахнула, увидев перед собою Вилли в белом халате! Халат едва сходился у него на груди – видимо, его позаимствовали у доктора Ренара.

– Что вы хотели? – невозмутимо спросил Вилли.

– Простите, можем мы видеть доктора? – промямлила я. – У моей тети очень болит зуб.

– Прошу. – Вилли склонил голову и отступил, приглашая нас войти. – Доктор сейчас примет вас, мадам.

Он исчез за дверью второй комнатки, а я старалась заслонить от тети прилавки, совсем неподходящие для приемной дантиста, и наваленную в углах рухлядь…

Но тетя, похоже, ничего не замечала! Или, может, видела под влиянием внушения настоящую приемную с белыми стенами и удобными креслами?

Тут, к счастью, появился приветливо улыбающийся доктор Калафидис и пригласил:

– Заходите, заходите, прошу. А вы, мадемуазель, будьте любезны обождать здесь. Это займет совсем немного времени.

Халат на нем был слишком короток – тоже по фигуре доктора Ренара. Но тетю ничего не смущало. Она не удивилась, увидев вместо прежнего таинственного дантиста незнакомого усатого доктора Калафидиса, и спокойно пошла за ним.

А возле меня вдруг очутился Морис, неслышно выйдя из-за портьеры.

– Не волнуйтесь, – шепнул он. – Все пройдет хорошо. Сейчас она видит лишь то, что ей внушили.

– И комиссар с вами?

– Нет, – тихонько засмеялся он. – Комиссар не решился прийти. Считает, что это похоже на незаконный обыск без ордера, и не смеет нарушать закон, хотя человек он смелый и находчивый.

Мы с Морисом подошли поближе к двери и прислушались. За ней было тихо, только изредка позвякивали инструменты. Потом послышался голос доктора Калафидиса:

– Этот зуб придется, к сожалению, удалить. Очень запущен. Один момент, вы не почувствуете никакой боли, мадам.

Тетя приглушенно вскрикнула…

– Вот и все, – бодро проговорил доктор Калафидис. Жакоб поспешно скрылся за портьерой.

Через несколько минут вышла тетя, прижимая к губам окровавленный платочек.

– Хороший дантист, но тот был лучше, – глухо сказала она.

Улыбающийся доктор Калафидис проводил нас до двери, и мы отправились домой.

Чем же кончился „незаконный обыск“ во рту у тети? К счастью, когда мы приехали домой, она захотела немного полежать и ушла к себе. А я скорее помчалась к доктору Ренару.

Он тоже ничего не знал: участники операции „Больной зуб“ еще не вернулись.

Наконец подкатил зеленый фургон. За рулем сидел Вилли, уже заметно навеселе. Жакоб махал нам рукой.

Я подбежала к машине. Он протянул мне ладонь, на которой лежал крошечный темный кусочек неправильной формы.

– Полюбуйтесь, – торжествующе сказал Морис. – Голос теперь у нас в руках.

– Что это?

– Приемник! – с непривычным для него оживлением воскликнул Вилли. – Уникальный миниатюрный приемник. Отличная штука! Сидел у нее в зубе вместо пломбы.

– Я всегда говорил, что Анри – гений, – сказал Жакоб. – Если бы он не связался с жуликами…

И вырванное жало таит яд…

Потом мы сидели за столом на веранде, пили ледяное лигерцкое вино, а удивительный приемник покоился перед нами на блюдечке, и я никак не могла оторвать от него глаз.

– Невероятно, – качал головой доктор Ренар. – Невероятно. Но согласитесь, что я оказался ближе всех к истине, когда вспомнил о той женщине в Америке.

– Совсем иное дело, – возразил Жакоб. – Они просто ловко воспользовались тем, что природа почему-то поместила в зубах человека свободные нервные окончания, связанные со слуховыми центрами мозга…

– Бетховен, – перебил слегка захмелевший Ренар, – великий Бетховен, когда оглох, слушал музыку, касаясь рояля тростью, зажатой в зубах. Помните?

– Верно, – кивнул Жакоб. – А теперь техника так шагнула, что стало возможно поместить в дупле зуба целую радиостанцию.

– „Достоинство часов не в том, что они бегут, а в том, что идут верно…“ – пробормотал старик, качая головой.

Их больше восхищала выдумка жуликов, а я радовалась, что „небесный глас“ навсегда теперь оставит нас в покое…

Но я ошибалась…

– Комиссар помчался в Берн, – весело сказал Жакоб. – Захватил с собой наши пленки. Уверен, что теперь удастся получить ордер на арест Горана. Скоро мы увидим „космического“ проповедника на скамье подсудимых…

Но Морис тоже ошибался.

Поздно вечером комиссар Лантье позвонил из Берна и сообщил, что Мишель Горан и его помощница Луиза Альтенберг еще вчера улетели в Париж…

– Странно… – задумался Жакоб. – Кто же вел ночью передачу? Хотя, впрочем, записали заранее его голос на пленку, а прокрутил кто-то из подручных. Но зачем?

– Может, они напугались, поняв, что мы напали на след? – сказала я.

– Вряд ли. Он еще не знал, что мы догадались насчет зуба и поехали искать дантиста. Приемник у них был спрятан надежно. Если бы мы не начали глушить его передачу и от этого не заболел зуб, то и сейчас терялись бы в догадках, где приемник. Похоже, Горан снова готовит себе алиби, но зачем, для чего?

Мы это скоро узнали.

Через день, тихим, солнечным утром, тетя вдруг захотела поехать в Сен-Морис, чтобы купить кое-что в магазинах. Я охотно согласилась отвезти ее, радуясь, что у нее снова пробуждается интерес к жизни.

О разоблачении голоса мы ей пока не говорили. Жакоб только через комиссара Лантье передал нотариусу некоторые материалы, уличающие „космических“ жуликов, и введение дарственной в силу было пока приостановлено.

Всю дорогу я старалась развлекать тетю разговорами, обращала ее внимание на то, как красиво выглядит на фоне облаков зубчатая вершина Дан дю-Миди, словно оторвавшаяся от земли и парящая в воздухе, или как забавны громадные колеса у встречной повозки.

Она весело отвечала мне. Но когда впереди показалась дымящая труба цементного завода и белая церковка высоко на горе, над зажатым в теснине ущелья Сен-Морисом, я вдруг с тревогой заметила, что тетя подозрительно притихла, снова как будто начала задумываться, вспоминать что-то…

Так у нее всегда бывало перед видениями. Но ведь голос уже обезврежен, „космический“ проповедник далеко, в Париже?

Я резко сбавила скорость, косясь на тетю и все еще пытаясь поддерживать беззаботную беседу.

У самого въезда на мост пришлось затормозить, потому что впереди натужно гудел неуклюжий автопоезд. Ему трудно было разворачиваться, он еле полз через мост, а мы плелись за ним…

Это нас и спасло.

На середине моста тетя вдруг со страшной силой оттолкнула меня плечом, вцепилась в баранку руля и круто повернула влево…

Каким-то чудом я успела сбросить газ и дать тормоз. Если бы скорость была чуть больше, наша машина, сломав перила, уже летела бы со страшной высоты вниз, в клокочущую быструю Рону.

Наш „оппель-капитан“ уткнулся радиатором в перила и замер. Со всех сторон с испуганными криками сбегались люди. А я пыталась вырвать руль из окаменевших рук тети, не замечая, что по лицу у меня течет кровь из рассеченной брови…

Тетя так и не могла никогда объяснить, почему это сделала:

– Что-то меня заставило… Какая-то сила, неподвластная мне…

Но мы с Жакобом знали: это „голос“ напоследок внушил ей попытку самоубийства – заранее, за несколько дней, – наверное, именно в той передаче, которую мы прозевали, когда заманивали тетю к дантисту.

Она, конечно, не понимала, что делает. Горан ей внушил какое-то видение, некий призрак опасности. Пытаясь спастись, избежать ее, тетя должна была резко повернуть руль, и именно на мосту. Мы бы неминуемо погибли, а у Горана было превосходное алиби: он ведь находился в это время в Париже. Его алиби мог подтвердить даже комиссар Лантье, специально наводивший справки…

Последний смертельный удар издалека, да к тому же после разоблачения, когда мы ликовали и успокоились, – да, задумано было ловко!

Все предусмотрел хитрый голос, не учел лишь одного: возможной перемены обстановки. Что я замечу подозрительную задумчивость тети и машинально сбавлю скорость. Что как раз в это время нам преградит дорогу громоздкий автопоезд и мы будем вынуждены плестись со скоростью черепахи…

Жало было вырвано. Но яд продолжал действовать.

На другой день после этого ужасного случая в глухом ущелье возле Эйнигена нашли разбитую машину и в ней обезображенный труп старика Анри, которого Жакоб всегда считал гением.

Морис поехал туда по просьбе полиции, чтобы опознать погибшего, и вернулся подавленный, потрясенный.

– Машина шла на большой скорости и рухнула с высоты трехсот метров, – хмуро рассказывал он. – И старик… „пошел на Дьяблере“, как говорят в ваших краях.

– Тоже внушение?

– Вряд ли. Комиссар Лантье подозревает, что в мотор была заложена пластиковая бомба. Взрыв оказался хоть не сильным, но неожиданным. А обрыв там крутой. К тому же старик был, как всегда, пьян. Все вдребезги, так что ничего не докажешь: просто несчастный случай. Конечно, им надо было убрать старика. Опасались, как бы не разговорился: ведь это явно его изобретение. Бомбу заложил кто-то из подручных, а Горан в Париже, у него алиби. Только в детективных романах преступника всегда уличают и наказывают, а в жизни…

Но и несчастный гениальный изобретатель сумел перехитрить Горана и подать голос с того света… Пока Морис ездил на место катастрофы, на его имя пришла небольшая посылочка. В ней оказалась магнитофонная пленка, никакой записки приложено не было.

Когда Морис включил магнитофон с загадочной пленкой, мы неожиданно услышали спорящие голоса:

„Будь ты проклят! Я все расскажу Морису. А уж он-то засадит тебя за решетку!“ (Я не сразу узнала голос Анри, ведь слышала его раньше всего один раз.)

„Попробуй!.. – зловеще ответил Горан. – Ты сам пострадаешь первый. Это была твоя идея, не забывай. И приемник ты сделал“.

„Хочешь запугать? – Анри пьяненько засмеялся. – Все равно скажу Морису, мне терять нечего…“

„А может, уже сказал?“

„Я – не ты, играю честно. Он парень умный, сам уже догадывается, идет по твоему следу. А я ему помогу!“

Раздался какой-то грохот. Я вздрогнула и только потом догадалась, что это хлопнула дверь за стариком.

Дальше была тишина, только шуршала и потрескивала пустая пленка…

Как он ухитрился записать этот последний разговор? Видно, хорошо знал, с кем связался.

Пленка еще не кончилась, диски магнитофона крутились, и мы еще раз услышали старика Анри. Уже другим, трезвым голосом он неторопливо и деловито, с дотошными техническими подробностями, рассказывал, как связался с Гораном и сделал по его заказу крошечную радиопломбу, которая потом была помещена в зуб моей тети, Аделины-Марии Кауних…

„Прошу считать это мое заявление официальным, – закончил Анри и после короткой паузы насмешливо добавил: – Оно сделано мною в здравом уме, твердой памяти и в совершенно трезвом состоянии…“

После этого он замолк – уже навсегда.

Бедный старик! Послал на всякий случай пленку Жакобу, а сам поспешил, похоже, к нам, чтобы поскорее предупредить. Стараясь, наверно, избежать преследования, он поехал кружным путем, через горные перевалы и Лечбергский тоннель. Но месть „гласа небесного“ все-таки настигла его…

– Это я виноват, что они убили старика, – тихо проговорил Морис, выключая замолкший магнитофон. – Зря я тогда сказал Горану, будто Анри уже все мне рассказал. Горан перепугался и решил поскорее убрать старика.

– Ни в чем вы не виноваты! – поспешила его успокоить я. – Анри сам решил порвать с ними и смело сказал об этом прямо в лицо преступникам. Вы же слышали, как это было.

Я вдруг с горечью подумала, что не помню даже лица Анри: ведь мы виделись лишь мельком, однажды…

Да, в жизни получалось иначе, чем в романах. Порок ловко ускользал от наказания, – может, это знамение времени?

„Космический“ проповедник все-таки попал под суд, когда вернулся из Парижа. Процесс был громкий, о нем много писали в газетах. Пускали пленку, и в зале суда вкрадчиво звучал настойчивый, властный голос…

Включали и пленку с записью ссоры Анри с Гораном, и с заявлением старого изобретателя. Но адвокат „гласа небесного“ заявил, что смонтировать можно любые разговоры и запись эта не имеет никакой юридической силы.

Для Горана все кончилось лишь двумя годами тюрьмы – „за мошенничество с недозволенным применением гипнотического внушения и некоторых технических средств“.

Хорошо хоть его секта прекратила свое существование. Но когда главарь выйдет на свободу, она наверняка возродится под каким-нибудь новым названием.

Морис многое простил несчастному Анри за его раскаяние и попытку помочь нам, даже рискуя жизнью. Он хотел от имени погибшего изобретателя запатентовать уникальный приемник, кстати и для того, чтобы им не смогли больше пользоваться в преступных целях разные жулики и шарлатаны.

Но, оказывается, открытие, на основе которого был устроен удивительный приемник, сделал вовсе не Анри. Патент на него уже получил несколько лет назад один зубной врач в Западной Германии. Он совершенно случайно поставил одному из своих пациентов на больной зуб пломбу из материала, обладавшего свойствами полупроводников, и получилось нечто вроде примитивного приемника. Пациент вдруг начал слышать все передачи местной радиостанции. Старик Анри вычитал об этом открытии в научном журнале и лишь усовершенствовал конструкцию.

Как бывает в жизни, а не в романах, многое в этой удивительной истории оставалось незавершенным и непонятным.

Так и осталось загадкой для всех, когда же удалось „космическим“ проходимцам заманить тетю к мнимому дантисту, чтобы поставить ей в зуб радиопломбу. Наверное, они как-то ухитрились использовать для этого ничего не подозревавшего дядю Франца. Может, и у него уже давно была такая пломба, только смерть дяди помешала жуликам ею воспользоваться?

Тетя ничего не помнила: вероятно, ей специально внушили все забыть. Морис пытался уговорить ее, чтобы она согласилась еще раз подвергнуться гипнозу. Он надеялся пробудить во сне дремлющие в глубинах ее мозга воспоминания. Но тетя категорически отказалась.

Я хорошо понимала ее. Судебный процесс открыл ей глаза. Дарственную, конечно, она отменила. Но пережитое оставило глубокий след в ее душе, и еще не скоро моя бедная тетя оправится от кошмаров.

Мы с Морисом подозреваем, что не одна она в округе побывала в свое время у таинственного дантиста. И другие, наверное, слышат по ночам „небесные голоса“, видят странные вещи и совершают нелепые поступки. Но люди, живущие у подножия горы, которую сами прозвали „Игрищем дьявола“, считают это вполне обычным…

Как бы там ни было, для нас эта мучительная история, к счастью, закончилась благополучно.

– Один только я, пожалуй, в проигрыше, – сказал как-то Морис, заглядывая мне в глаза. – Все кончилось, и я теперь должен расстаться с вами. Но, может, мы будем встречаться… хоть изредка?..