Текст книги "Бэтмен возвращается"

Автор книги: Глеб Киреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Это произошло несколько минут назад, – проговорил он, тяжело дыша в микрофон. – В сквере, где проходил митинг, организованный мэрией, таинственный Пингвин спас жизнь ребенку мэра. Он появился совершенно внезапно…

На экране замелькали лица мэра, шерифа, Макса Шрекка, полицейских. Брюс увеличил громкость и уселся на диван.

Камера подъехала к странному маленькому человеку.

– Я хочу только одного, – заявил тот, – найти своих родителей: маму и папу. Выяснить, кто они и кто я. А затем вместе с ними постараться понять, почему они сделали то, что, по-видимому, считали необходимым. Почему они поступили так с ребенком… – Пингвин поднес к лицу свои руки-плавники, затянутые в блестящую кожу перчаток. – С ребенком, который родился немного другим, не таким, как все, – он провел длинным пальцем по своему длинному птичьему носу, – С ребенком, который свое первое Рождество, и все последующие тоже, справил в канализации.

Альфред спустился со стремянки и подошел к Брюсу.

– Мистер Вейн, – спросил он, поправляя очки, – что-то не так?

– Нет, – не оборачиваясь, ответил Брюс. – Его родители…

– Он их потерял?

– Надеюсь, он найдет их.

– Какой ужас!

На экране вновь появился корреспондент, пробирающийся сквозь ряды своих коллег в Пингвину и стоящему рядом с ним Максу Шрекку. Достигнув цели, он продолжал репортаж:

– Вот рядом с этой живой легендой стоит знатный гражданин Готэма Макс Шрекк. Вы все его хорошо знаете. – Он ткнул микрофон прямо под нос Максу: – Что вы думаете по поводу этого чудесного спасения, мистер Шрекк?

Макс поднял брови.

– Я считаю, – протянул он, – что этот человек достоин восхищения. Он настоящий герой. По крайней мере мэр должен быть ему признателен.

– А почему Пингвин не появился раньше? Ведь о нем ходили такие слухи!

– Спросите об этом его самого, – Макс подтолкнул репортера к Пингвину.

– Мистер Пингвин…

– Я боялся появляться наверху. Про меня насочиняли море небылиц. Пингвин то и дело закрывал лицо руками, защищая глаза от света вспышек. Мне нужен был повод… Нет! Скорее случай!

Брюс выключил телевизор и, откинувшись на спинку дивана, посмотрел на Альфреда.

– У меня какое-то нехорошее предчувствие, старина, – он тяжело вздохнул.

– Мистер Вейн, вы видели? Этот Пингвин – действительно реальный человек. Подумать только!

Альфред достал из коробки новое украшение и полез на стремянку.

У входа в городской архив цепь дюжих полицейских с трудом сдерживала натиск нахальных корреспондентов.

Дверь парадного открылась и из него вышли Макс Шрекк и шериф. Газетчики бросились к ним, безостановочно клацая фотоаппаратами и выставляя вперед микрофоны.

– Пингвина не беспокоить! – взревел шериф.

Бойкий журналист в широкополой фетровой шляпе ткнул микрофон ему прямо под нос и громко затараторил:

– В архив для всех свободный доступ! И для прессы в том числе. Как насчет свободы прессы у нас в городе?

Макс взял микрофон из его рук и вышел вперед.

– Минуточку, – он поднял руку. – А как насчет свободы человека выяснить, кто он и откуда?

– Почему вы так беспокоитесь о нем? Он что, ваш личный друг? – не унимался досужий журналист.

– Да! Он – мой личный друг. И я думаю, что он, также, личный друг всего города!

– Но свобода печати, конституция!..

– Пусть конституция немного отдохнет. Все-таки сейчас Рождество. Макс ослепительно улыбался, спускаясь по ступеням.

Журналистская братия одобрительно загудела и осталась дожидаться Пингвина.

Брюс седьмой час сидел за компьютером, перебирая файлы видеоряда городских газет за последние сорок лет. Он выискивал статьи и заметки о странных уродах, неординарных событиях, происходивших в городе. Петли лязгнули и тяжелая стальная дверь открылась. С темного каменного потолка пещеры, влажного от сырости, сорвалась стая летучих мышей и с писком унеслась в провал грота.

– Мистер Вейн, мне придется снова вам напомнить, что долгое пребывание в этом сыром и холодном помещении может вредно сказаться на вашем здоровье.

– Разумеется, – кивнул Брюс, – сказаться на здоровье…

Он ничего не слышал, вчитываясь в очередную статью.

«…в шесть часов утра…»

Слуга налил суп в овальную тарелку и протянул ее Брюсу. Тот, не отрываясь от экрана, взял ее, и, набрав ложку, отправил еду в рот. Через секунду он совсем пришел в себя и удивленно заморгал. С трудом проглотив, Брюс облизал губы и пристально посмотрел на старика.

– Холодное, – постучал ложкой он по краю тарелки.

– Но сэр, – невозмутимо произнес тот, – это такой суп. Его подают холодным.

– Да? – Брюс хмыкнул и принялся есть. – Да, да. Конечно. Хорошо…

«…в шесть часов утра произошла авария на химическом заводе, принадлежащем… облако токсичных веществ движется по направлению к городу…»

Брюс сменил страницу на экране и продолжил:

«…городской зоопарк практически уничтожен… специальные отряды полиции высланы для истребления зараженных животных…»

Брюс потер вспотевший лоб и посмотрел на Альфреда.

– Где вы были во время гибели старого зоопарка?

– Я… – тот задумался и через мгновение ответил, – не помню точно, но, по-моему, на кухне, мистер Вейн.

По экрану продолжали ползти строчки текста:

«…предполагают, что исчезнувшие пингвины были тайно вывезены в лаборатории Техаса для проведения над ними опытов…»

– Бред! – Брюс нажал несколько клавиш и замелькали страницы. – А здесь что?

– Вот, – Альфред указал на экран. – Пять лет спустя. Забавное сообщение.

«Как сообщает профессор Лингрос, готэмские пингвины обнаружены в системе канализации города. Они настолько приспособились к этой среде обитания… развитие головного мозга и столь странного поведения дает право утверждать… это, безусловно, новый вид, появившийся вследствие неожиданной мутации… Через несколько лет нам придется бороться с пингвинами так же, как в других городах борются с крысами».

– Ну и как? – поинтересовался Брюс.

– Что вас интересует, мистер Вейн?

– Боролись ли с пингвинами?

– Нет, сэр, что вы! О них просто забыли.

– Ну да, Бог с ними… А здесь что?

«…в цирке был показан парад уродов…»

– Так, – Брюс полистал следующие номера, – интересно, интересно… Вот!

«…цирк вернулся …свободный бесплатный доступ…»

Альфред прошел вглубь пещеры, сел в кресло у заваленного электронным хламом стола и спросил:

– Вам кажется, что этот Пингвин скрывает что-то из своей биографии?

«…самый толстый человек в мире… тихий мальчик-птица…»

Брюс продолжал просматривать газеты, не отвечая на вопрос.

– Но почему вы хотите сказать, что этот Пингвин не такой, каким хочет казаться?

– А? Что? – Брюс обернулся. – Видите ли, дорогой Альфред, в этой истории участвует не только Пингвин, но и Макс Шрекк, а с ним всегда связаны какие-нибудь темные истории со спрятанными концами. Я не доверяю ему.

– Что вы, мистер Вейн! Сегодня утром в газете писали, что этот Пингвин – просто несчастный одинокий человек.

Брюс лишь пожал плечами и продолжал читать статью.

«…после выступления полиция закрыла цирк… по крайней мере один участник парада уродов исчез до того, как его успела допросить полиция…»

– Ну, теперь вам легче, сэр?

– Нет. Пожалуй, мне тяжелее.

Брюс выключил экран и, поднявшись со стула, поставил на поднос недоеденный суп.

– Вы правы, старина! Самое лучшее средство от хандры и усталости это свежий воздух.

– Вы отправляетесь на прогулку, так и не закончив трапезу? – Альфред поднялся со стула и, вздохнув, подошел к подносу. – Вечером будет овсянка и ваши любимые тосты с сыром.

– Согласен, – Брюс улыбнулся.

Маленький монитор, встроенный в приборную доску, запищал и вспыхнул. На экране появился Пингвин сидящий за большим столом, заваленным бумагами.

– Мистер Вейн, – поинтересовался слуга, – почему вас так волнует этот странный героический Пингвин?

– Понимаете ли, Альфред, я как раз сейчас наблюдаю за ним.

– Да? И что же вы видите?

– По-моему, он знает, кто были его родители. Что-то другое его интересует в архиве… что-то совсем другое…

– Что же именно?

– Мне бы очень хотелось это узнать.

– Значит, вы не отказались от мысли, что Макс Шрекк и этот Пингвин… – Альфред замялся, не зная, как лучше сформулировать свою мысль, чтобы не сказать какой-либо бестактности.

– Это очень зыбко, Альфред. На грани интуиции. И пока у меня нет доказательств.

В окне архива горел яркий свет. В большом зале за письменным столом, заставленным гигантскими пирамидами папок, сидел Пингвин, ожесточенно скрипя остро заточенным страусиным пером. Он то и дело перебирал сложенные аккуратной стопкой копии свидетельств о рождении, делал какие-то выписки на желтых листках бумаги и постоянно оглядывался на стоящих у входа полисменов.

Чувствовалось, что эта работа доставляет ему удовольствие.

Бэтмену надоело наблюдать за дергающимся Пингвином, который в жизни выглядел ничуть не лучше, чем на экране, и он бесшумно тронул автомобиль с места. Свернув за угол, машина понеслась по пустынным ночным улицам к восточной окраине города.

Пингвин медленно шел по узкой дорожке между рядами заснеженных могил. Он был одет в огромную тяжелую шубу, семенящая походка делала его похожим на катящийся по земле большой черный шар. Пройдя мимо посеревшей от времени кладбищенской часовни, он остановился у большого черного надгробья с высоким мраморным крестом. Отбросив в сторону зонтик и сорвав с головы цилиндр, Пингвин упал на колени, всматриваясь в надпись на камне: «Таккер и Эстер Кобблпоты».

Склонив голову, он положил на припорошенный снегом камень две алые гвоздики и, сложив на груди уродливые руки, остался стоять на коленях, вслушиваясь в вой холодного ветра.

Постояв так с минуту, он поднялся с колен, водрузил цилиндр обратно на голову, сложил зонт, и опираясь на него, как на трость, таким же мелким семенящим шагом направился к воротам, у которых толпились газетчики и зеваки, пришедшие поглазеть на диковинного человека-птицу.

Пингвин подошел к чугунной ограде. Люди загудели, напирая на стоящих в оцеплении полицейских.

– Пингвин! Пингвин! – послышались выкрики из толпы.

– Мистер Пингвин, – обратился к нему какой-то взъерошенный газетчик.

Он, как ребенок из кроватки, тянул сквозь решетку руку с микрофоном. Пингвин остановился и, поморщившись, произнес:

– Пингвин – это птица, которая не умеет летать. А я – человек, – он гордо поднял голову и поправил цилиндр. – У меня есть имя!

Пораженные его красноречием, люди притихли, вслушиваясь в слова. Всем, конечно, хотелось узнать как зовут этого загадочного человека. Он обвел их холодным надменным взглядом и крикнул:

– Освальд Кобблпот!

– Освальд, Освальд!.. – подхватила толпа.

– Мистер Кобблпот, – не растерялся репортер, – вы так и не смогли поговорить со своими родителями…

– Это верно, – уголки рта Пингвина поползли вниз. – Я был их первенцем, а они относились ко мне, как к выродку, – он тяжело вздохнул. Но такова природа человека. Он боится всего необычного. Может быть, когда я в первый раз взял погремушку в свой сияющий плавник, – Пингвин протянул вперед свои уродливые руки в блестящих перчатках, – а не в пять пухленьких пальчиков, может быть, именно тогда, они испугались.

Люди замерли. Освальд поднял голову и посмотрел на небо. Сквозь рваные дыры в серых тучах пробивался солнечный свет. На его лице застыла трагическая маска и несколько слезинок скатилось по пухлым белоснежным щекам. Он вновь тяжело вздохнул и выговорил тихо, но четко:

– Но все же… Я их прощаю.

Посреди улицы, мешая движению, толпились люди. Они рвали из рук счастливого торговца вечерний выпуск «Готэмского глобуса» и тут же, не отходя, читали и обсуждали. Это была настоящая сенсация.

Щуплая девушка подошла к мальчику с кипой газет и протянула мятую банкноту. Деньги мгновенно исчезли, и в руках девушки оказался свежий, пахнущий типографской краской номер. На первой полосе было набрано жирным шрифтом: «Пингвин прощает своих родителей».

– Как вы считаете, это ничего, что у него нет пальцев? – услышала она старческий голос за спиной.

Обернувшись, девушка увидела сгорбленную старушку, похожую на высушенный гриб, которая поправляла сползающие на кончик носа очки.

– Это неважно, – девушка улыбнулась, – главное, что у него доброе сердце.

К ним подошел полный мужчина в надвинутой на глаза шляпе.

– Я не верю во все эти сказки, – сказал он хриплым голосом.

– Этот Пингвин, как лягушка, которая стала принцессой, – пролепетала старушка, указывая корявым пальцем на фотографию Освальда.

– Нет, – толстяк поморщился, – скорее пингвином.

Девушка свернула газету и, положив ее в сумочку, пошла дальше.

На боковой улице было тихо и безлюдно.

«Кэт, наверное, заждалась, да и гости уже, должно быть, в сборе. Эта давка на площади…» – размышляла барышня, переходя дорогу.

Вдруг крепкие руки схватили ее за плечи и поволокли в грязную подворотню, на какую-то свалку, заставленную смердящими мусорными баками. Она закричала.

Широкоплечий громила встряхнул девушку, больно ударил о покрытую инеем стенку и зашипел, скаля редкие острые зубы:

– Тихо, сука, тихо…

Он одной рукой зажал рот своей жертвы, а второй вырвал из ее трясущихся рук сумочку и, раскрыв замок, высыпал содержимое в карман куртки.

Девушка попыталась вырваться, но здоровяк, чуть не задушив ее, рявкнул:

– Не дергайся, сволочь, а то голову оторву! Есть еще деньги?

И неизвестно чем бы все это закончилось, если бы на стену возле грабителя не упала тень. Бандит обернулся. В пятне слабого света, идущего из окон соседних домов, обозначился силуэт женщины, затянутой в блестящую облегающую одежду. Она медленно приближалась, играя длинным гибким хлыстом, то размахивая им над головой, то накручивая его на свое изящное тело.

– Как приятно видеть большого сильного мужика, – нежно и нараспев проговорила она, – который не боится полезть к слабой женщине… настоящего мужчину…

Парень отпустил девушку и, отбросив в снег сумочку, проревел:

– Это еще что за дерьмо?

Он выставил вперед грудь и пошевелил руками, разминая кисти.

– Ну, пожалуйста, – женщина собралась в комок и отбросила хлыст, будь со мной поласковей. Это мой первый раз.

Здоровяк, не вслушиваясь в этот бред, развернулся и нанес удар своим огромным, как кувалда, кулаком. Но женщина увернулась и, высоко подпрыгнув, как отпущенная пружина, ловко пнула громилу в плечо. Тот пошатнулся, но устоял на ногах. Еще прыжок, и тонкая шпилька каблука врезалась в грудь хулигана. Он глухо взвыл и прижался к стене, боясь пошевелиться.

– Мяу! – мурлыкнула загадочная женщина, подходя к нему.

Мелькнула растопыренная пятерня, сверкая в слабом свете стальными когтями – и широкие кровавые борозды пролегли на испуганном лице парня.

– В следующий раз будешь думать прежде, чем делать, – зашипела победительница, и когти блеснули еще раз.

По стене на снег сползло окровавленное тело с дырами на месте глаз. Спасительница щуплых девушек хищно оскалила ряд белоснежных зубов и, мягко ступая по снегу, грациозно подошла к насмерть перепуганной девушке.

– Ох, – зашептала было та, – спасибо, я не…

Она не договорила. Рука в липкой окровавленной перчатке закрыла ей рот.

– Как все просто… Да? Небось, красотка, ждешь, чтобы тебя спас какой-нибудь Бэтмен?

Девушка попыталась кивнуть, а эта в черном продолжала:

– Я не Бэтмен, я – женщина-кошка. Понятно?

Только сейчас барышня заметила, что у незнакомой женщины на лице маска, а на голове – кошачьи ушки.

Черное облако метнулось во мрак подворотни. Падал снег. Было тихо. И лишь скрюченное тело у стены говорило о том, что это не страшный сон. Подобрав сумочку, девушка бросилась бежать, тихонько поскуливая, как побитый щенок.

Брюс вышел из мэрии и направился к Готэм Плэйс. Настроение у него было паршивое. Бессонная ночь давала себя знать тяжелой усталостью во всем теле и гудящей, как церковный колокол, головой. Обогнув разгромленную елку, над восстановлением которой трудились рабочие, он двинулся к небоскребу с лаконичной надписью «Шрекки», над которым висел аэростат в виде круглой кошачьей головы.

После разговора с мэром тревожное чувство не давало ему покоя. Макс Шрекк явно хотел построить в Готэме никому не нужную электростанцию. Но для чего? Он что-то скрывал от всех. Но что? От всего этого Брюсу было не по себе.

Чип открыл дверь кабинета отца и пропустил его внутрь. Макс поднялся навстречу, надев привычную ослепительную улыбку. Пожав руку, Шрекк предложил Брюсу садиться.

– Я бы вам предложил кофе, но моя помощница в отпуске. Слава Богу, он сел в кресло напротив и сейчас же продолжил, – сейчас Рождество и никакой особой работы нет.

Они немного помолчали.

– Мне нравится твое влияние, Брюс, – почему-то тихо проговорил Макс.

– Ну, пока еще у меня никакого влияния нет, – громко и четко ответил мистер Вейн.

– Я тороплюсь с этим проектом, – как ни в чем не бывало продолжал Макс, – потому что вскоре он будет стоить гораздо дороже. А всем известно, что сэкономленный миллион – это заработанный миллион.

Брюс перебросил через стол толстую пачку бумаг.

– Вот заключение комиссии. Дело в том, Макс, что в Готэме полно электричества и мой вопрос заключается вот в чем. Что тебе нужно?

Макс пролистал страницы и, отложив папку, улыбнулся:

– Господи, ну как тебе не стыдно, Брюс! Мы ведь оба занимаемся бизнесом и оба знаем, что чем больше энергии, тем больше власти. А это самое главное в жизни.

– Я буду противником этого проекта, – предупредил мистер Вейн.

– Жаль.

– Я был у мэра и разговаривал с ним. Он тоже против твоего плана.

– Мэры меняются, – философски проговорил Мистер Шрекк. – Ты думаешь, что будешь судиться со мной пятьдесят раз? Не надоест ли такая борьба?

– Я не знаю, – Брюс пожал плечами. – Наверное я не смогу быть таким убедительным, как этот человек-птица.

Макс, как ужаленный, вскочил с кресла. Его лицо исказила гримаса.

«Странная реакция», – подумал Брюс, тоже поднимаясь.

– Человек-пингвин, этот Освальд, Господи, Боже мой… А? Между прочим, ему не повезло в этой жизни больше, чем нам всем вместе взятым.

– Этот Освальд, – перебил его Брюс, – стоит во главе банды клоунов. У меня нет пока доказательств, но я их постараюсь достать. Он… Тебе он не нравится потому, что он – урод?

– Мне все равно, как он выглядит. Просто… – Брюс замолчал, переведя взгляд за спину Макса на дверь кабинета, в которую вошла элегантная блондинка с взъерошенными волосами, вся в бинтах и пластыре.

– К сожалению, сейчас здесь нет моей помощницы. Но…

Макс заметил, что взгляд мистера Вейна устремлен не на него и тоже начал поворачиваться к двери. На полпути его настиг голос Селины:

– Я могу помочь, если нужно.

Она медленно подходила к ним, изящно покачивая бедрами. Удивление и испуг появились на лице мистера Шрекка. Он бросил молниеносный взгляд на Чипа, нерешительно мявшегося у дверей. Тот лишь развел руками.

«Что за чертовщина», – мелькнуло в голове Макса.

Тем временем секретарша подошла к нему и нахально спросила:

– Может, мы поедем куда-нибудь, отдохнем в каком-нибудь ресторане?

Затем, так и не дождавшись ответа, не обращая никакого внимания на обалдевшего Макса, она подошла к Брюсу и тронула пальцами его пиджак.

– Хороший костюм.

– Спасибо, – он кивнул.

– Селина, Селина, Селина… – как заевшая пластинка, повторял Макс.

Она облокотилась о спинку кресла.

– Да, меня так зовут, Максимилиан, – ее голос походил на урчание кошки. – Не нужно повторять так часто мое имя, а то я заставлю тебя купить мне новое.

Не находя, что сказать в ответ, Макс просто представил гостя:

– Это мистер Вейн.

– Да. Мы уже встречались, – выпалил Брюс и понял, что сказал что-то совершенно ненужное.

– Правда? – удивилась Селина.

– Ой… – Брюс замялся. – Извините. Знаете что, я спутал вас с другим человеком! Извините, – промямлил он, стараясь не поднимать глаз на Селину.

– Спутали меня? – переспросила она.

– Да, – кивнул мистер Вейн, – спутал вас. А что, разве я не так сказал?

– Нет. По-моему, не так.

– А что с вами? – Брюс постарался быстро перевести разговор на другую тему и указал на повязки.

Макс был готов разорвать эту улыбающуюся куклу в клочья: «Господи! Сейчас она ляпнет что-нибудь такое!..»

Поэтому, чтобы, не дай Бог, чего не вышло, он тоже задал помощнице вопрос, делая страшные глаза:

– Ты что, упала там, на горнолыжном курорте? И решила прекратить отпуск, вернуться? Да?

Улыбка сошла с лица Селины и, потупив взгляд, она доверительно проговорила:

– Понимаете, это все как будто в тумане. Решительно все, – она потрогала пальцами большой пластырь на лбу. – Ну, не совсем все, конечно… Не полная амнезия.

Она отошла от кресла и принялась расхаживать взад-вперед по кабинету, странно улыбаясь, рассказывая и жестикулируя.

– Я помню сестру Маргарет, которую вырвало в церкви. Я помню, как я забыла одеть трусики в школу и как звали мальчика, который заметил это. Рики Фриберг, – глупая сумасшедшая улыбка исчезла, уступив место не менее глупому выражению трагической скорби, – он умер. Но вчерашняя ночь…

Макс замер. Он готов был выть от злости, что сейчас…

– Ничего не помню.

Он облегченно вздохнул.

– Все как в тумане, – невозмутимо продолжала бредить Селина. Подумать только! Так ведь и умереть можно. Правда?

Брюс понимающе кивнул.

– Селина, – ласково сказал мистер Шрекк, – пожалуйста, проводи мистера Вейна.

Он старался улыбнуться, но попытка не удалась. Лицо, подергавшись, восстановило испуганную маску.

– С удовольствием, – она взяла Брюса под руку. – Ах, ваше пальто, мистер Вейн!..

– Да, да. Спасибо.

Брюс взял из кресла пальто и портфель и вышел из кабинета, неотрывно глядя на Селину. Она повела его по длинному пустому коридору к лифту.

– Мистер Вейн, вы не похожи не человека, который имеет дело с мистером Шрекком.

– А вы не похожи на человека, который работает на него, – парировал Брюс.

– А! – Селина махнула рукой. – Об этом долго рассказывать.

– Нет, отчего же… У меня есть много свободного времени. Мы можем…

Они остановились у дверей лифта.

– Вам это интересно?

Двери открылись.

– Да.

Брюс вошел в кабину.

– Я работаю, – Селина улыбнулась, исчезая в проеме захлопывающихся створок.

– А я уезжаю, – вздохнул Брюс и нажал кнопку с цифрой «1».

Чип подошел к отцу и пристально посмотрел на него.

– Пап, ты что, действительно веришь, что она ничего не помнит?

– Ну, женщины… – Макс развел руками. – Меня ничего не удивляет, Чип. Только твоя покойная мама меня удивляла. Кто б мог подумать, что у Селины есть мозг, который она могла повредить?

– Ну, все-таки в голове не может быть совсем пусто… – усмехнулся Чип.

– Короче, – Макс поправил галстук, – если она вздумает меня шантажировать, то я выпихну ее с этажа повыше. А пока у меня еще есть другие дела. – Макс подошел к встроенному в стену шкафу и, накинув на руку пальто, вышел из кабинета.

Погода была отвратительная, но тем не менее он не стал брать машину, а пройдя два квартала пешком, зашел в рыбную лавку. Свернув с центральной улицы, он очутился возле двухэтажного дома со стеклянной вывеской «Все для охоты». Через черный ход он поднялся на второй этаж по старой железной винтовой лестнице, которая шаталась и гудела под ногами.

В большом зале, лишенном какой-либо мебели, царил полумрак. Солнечный свет с трудом пробивался внутрь через щели металлических жалюзи.

– Освальд! – позвал Макс в пустоту зала и прислушался. – Это Макс! Ты дома?

Ответа не последовало. Макс осмотрелся. Справа от него в большой нише прямо на полу сидели уже знакомые ему клоуны.

– Привет, – мистер Шрекк поднял шляпу.

Верные своим традициям, они сидели как изваяния, молча и не шевелясь. Лишь бородач бросил на пришедшего свой безумный горящий взгляд и слабо кивнул.

В глубине зала за большим столом с круглыми толстенькими ножками сидел, склонившись над бумагами, Пингвин. Он удовлетворенно щурился и ожесточенно скрипел пером. На мгновение подняв голову, монстр посмотрел на Макса и, блеснув моноклем, вновь углубился в работу.

– Твоя большая семья? – обратился Шрекк, указав на клоунов. – Если их можно назвать семьей…

Пингвин отшвырнул перо, сполз со стула и мелко засеменил к пришедшему.

– Я же просил, чтобы меня не беспокоили! – злобно выкрикивал он на ходу.

– Пойдем вниз, Освальд, у меня для тебя есть сюрприз, – гость указал рукой на лестницу, ведущую на первый этаж.

– Я не люблю сюрпризов, – проскрипел Пингвин прямо в лицо Шрекку.

Тот отошел к колонне, поддерживающий сводчатый потолок, и, запустив руку в карман пальто, извлек из него небольшой пакет, завернутый в плотную дорогую почтовую бумагу, с вензелями и сургучной печатью. Пингвин остановился и с любопытством уставился на конверт. Макс медленно сломал печать и долго разворачивал хрустящий сверток. Пингвин стоял, как зачарованный, не отводя жадного взгляда от рук Макса, изредка подергивая носом. И вот пакет раскрылся. На белоснежном листе, как на парадном блюде, лежала большая свежая рыба, подрагивающая наджаберными пластинками. Глаза Пингвина вспыхнули, нижняя губа задергалась и оттопырилась, обнажая ряд редких зубов, нос зафыркал, втягивая запах. Макс поднял рыбу за хвост и помахал ею перед носом Освальда. Она заплясала свой серебряный танец, распространяя вокруг ароматные волны.

– Ну что? – нежно поинтересовался мистер Шрекк.

Пингвин ошалело смотрел то на рыбу, то на Макса, но оставался неподвижным. Через несколько секунд он запыхтел, задергал носом и пошел, протягивая к рыбке свои короткие ручки.

– Да, да, – поощрительно говорил Макс. – Молодец. Это тебе. Пошли.

Дойдя до лестницы, он разжал пальцы, и Пингвин, ловко подхватив тушку, прижал ее к груди.

«В сущности, обыкновенная тупая скотинка, – подумал Макс. – Тем лучше».

Пингвин затопал по лестнице, на ходу разделывая рыбу и запихивая кусочки в рот. Шрекк откинул широкую полу своего пальто, закрывая ею все видимое пространство нижнего этажа.

– Не смотри, не смотри, Освальд! Сюрприз должен оставаться сюрпризом, – приговаривал он, закрывая шляпой лицо Пингвина.

Когда до конца лестницы оставалось две-три ступени, Макс убрал шляпу. От грома аплодисментов, казалось, содрогнулся дом. Пингвин чуть не подавился куском рыбы.

В большом зале первого этажа, оборудованном по последнему слову техники под офис, стояло человек двадцать. Они улыбались во весь рот и хлопали в ладоши. Все стены здесь были облеплены большими яркими плакатами с изображением Пингвина на фоне готэмских небоскребов, который держал в руках конституцию. Внизу красовалась надпись: «Выборы», а под ней алыми буквами было жирно набрано: «Освальд Кобблпот – этот тот, кто достоин стать мэром». К столам и крышкам компьютеров были привязаны воздушные шары, а под потолком растянуты гирлянды серпантина.

Увиденное не укладывалось в его птичьем мозгу, и он лишь бегал ничего не понимающим взглядом по стенам и лицам собравшихся. Макс, довольный произведенным эффектом, спустился вниз и, широким жестом радушного хозяина обведя зал, торжественно проговорил:

– Да, Освальд, да. Поклонение это тяжелый крест. Но кто-то должен помочь тем, кто не желает, чтобы мешали прогрессу. Мистер Кобблпот, вы как раз то, чего так не хватает нашему прекрасному городу! У вас есть бесценное волшебство очарования. Пошли, – вдруг резко скомандовал он и поманил Пингвина пальцем.

Тот, переваливаясь, спустился со ступеней и, подойдя к Максу, подтянул его за лацкан пальто к своему носу.

– Что здесь написано? – прошипел он.

– Ты разучился читать? – Шрекк по-отечески улыбнулся и похлопал Освальда по плечу.

– МЭР?!

– Да, мэр.

– Но, Макс, – возбужденно шипел Пингвин, – выборы были в ноябре.

– Ну и что?

– А сейчас конец декабря!

Освальд испуганно косился на собирающихся вокруг них людей.

– Не волнуйся. Вот Джинн и Джойл, они мои консультанты, – Макс указал на долговязую девушку с тощим резиновым лицом и коренастого бесформенного очкарика в клетчатом костюме.

Одинаково улыбаясь, они подошли к Пингвину и участливо склонились над ним. Очкарик достал из длинной бархатной, неизвестно каким образом появившейся у него в руках, коробочки позолоченный мундштук и бесцеремонно засунул его в рот человека-птицы.

– Вот то, что вам принадлежит по праву, – прошепелявил он, извиваясь, со слащавой улыбкой на лице.

Пингвин несколько мгновений подержал во рту холодный металл и затем, подняв голову, выплюнул мундштук, целясь парню в очки. Тот ловко увернулся и безделушка, упав на пол, откатилась под ближайший стол. Потерпевший неудачу консультант отошел в сторону. Освальд, освободившись, развернулся было к Максу, но тут красотка с резиновым лицом преградила ему дорогу.

– Я Джинн, – затараторила она. – Привет.

Она деловито взяла со стола пару обычных перчаток и принялась охотиться за рукой Освальда.

– Ну-ка. Прежде всего вам нужно вот это, – ее прищуренные глаза бегали, попеременно останавливаясь то на Пингвине, то на Шрекке. – Мы знаем, что избиратели очень любят, когда им пожимают руки.

Пингвин некоторое время отбивался, а потом, видимо решив, что все равно придется подчиниться, протянул приставучей красавице свой плавник. Улыбка стала медленно сползать с лица консультанта. Она беспомощно и жалобно посмотрела на Макса, но тот лишь приподнял брови и прищурил глаза, что должно было означать: «Разбирайся, мол, сама».

– Ну… Наверное… Это мы пока отложим, – заюлила она, переводя взгляд с руки Освальда на злополучные перчатки. – Нет? Да… Ну тогда в другой раз. Хорошо?

Ей было крайне неловко, а Пингвин, видя ее смущение, злорадно захохотал. Но тут на помощь сотруднице пришел очкарик.

– Это пустяки, – он расплылся в улыбке. – Тем более, что в мэрии не так уж много зеркал.

– Да?

Пингвин широко раскрыл рот и загоготал. Нет, он не смеялся, он орал. Орал зло и надсадно, но это, конечно, был лучший выход из создавшегося двусмысленного положения – и помощники Макса тут же поддержали его, захохотав во все горло.

– Могло быть и хуже, – сквозь поддельный смех утешал их разбушевавшийся Кобблпот, – у меня из носа могла бы течь кровь.

– Из носа?.. – пронзительно верещала девица, словно ничего более смешного ей не доводилось слышать за всю жизнь.

– Да, да!

– Течь кровь?..

Очкарика смех согнул пополам и его смазливая рожа чуть не уткнулась Освальду в плечо.

Остальное произошло так неожиданно, что…

Пингвин вцепился зубами в очкариков нос. Консультант взвыл от боли и несколько раз дернулся, пытаясь вырваться. Но тщетно. Тонкая струйка крови веселым фонтанчиком била вверх, заливая белоснежную блузку девицы…

Человек-птица разжал челюсти. Парень отлетел в сторону и, причитая, побрел к столу, на котором стояло большое зеркало. Девушка бросилась ему на помощь, сочувственно повизгивая. Все замерли, ожидая, что же будет дальше. Освальд был взбешен бестактным поведением и глупыми выходками резвящихся консультантов. Его черные глаза бегали по лицам, высматривая новую жертву. Он уже сделал несколько шагов вперед, но… Макс вовремя понял, что еще немного – и вместе в подаренной рыбкой в желудке кандидата в мэры окажутся носы и уши его сотрудников. Он хлопнул в ладоши и громко крикнул: