Текст книги "Ангел специального назначения(СИ)"

Глава 5
А в актрисы слабо?

Ольга улыбнулась. На душе необычайная лёгкость. Захотелось петь. Она оглянулась. Раннее утро, кругом ни души.

Потихоньку затянула старинный романс. Откуда вспомнились эти слова и мелодия?

Миновав парк, вышла к остановке. Автобус со вздохом распахнул забрызганные дорожной грязью двери. Забралась внутрь и устроилась возле окна. Не имея представления куда едет, Оля точно знала, всё будет хорошо.

Неожиданно заметила площадь «трёх вокзалов». Не раздумывая, выскочила из салона и двинулась в кассы. А уже через час, сидя в купе, провожала взглядом неласковый Московский пейзаж.

В Питер, так в Питер. Ближайший поезд решил всё.

Попутчиков, к счастью, не оказалось, пустое купе.

Разглядывая мелькающий за окнами ужастик промзоны, неожиданно сообразила, что скучает по дому.

«Как там они, даже не позвонила. Странно, будто провал в памяти, так бывает, когда дни заполнены рутиной, учёбой, например. При желании не вспомнить, что делала вчера, а уж тем более три дня назад. Но тут? Я же вроде экзамены сдавать приехала?»

– Ничего не понимаю. – Голосом «колобков» из мультика пробормотала она.

Поезд заскочил в небольшой тоннель и, глянув на отразившееся в темноте провала лицо, девчонка обалдела: «Бли–ин! Причёску сменила? Когда? Ох, провалы в памяти, это склероз. И всё равно, настроение полёта не пропадало. – Мы живы, мы веселы, впереди слава. Разберёмся». Ей до ужаса захотелось сладкого. Глядеть в окно быстро наскучило, и остаток пути она с удовольствием проспала, несмотря на музыку, гремящую в поездной трансляции.

Разбудила проводница. – Вставайте, девушка. Белье сдаём.

Наскоро умылась и, оглядев дикой расцветки и фасона топик, решила: «Эту страсть в утиль немедленно».

В Питере она была всего раз и то в детстве, поэтому город казался совсем незнакомым. Запомнились только кони на Аничковом мосту, сугробы, голуби у Казанского собора и Дом книги напротив.

С вокзала, поймав такси, махнула в гостиницу.

«Номера дико дорогие, почти сто долларов в сутки. Но, искать жильё, в таком виде, просто бессмысленно. Кто пустит немытую, бомжеватого вида, девчонку в дом?» – Первым делом залезла в ванну. Отмокала час. «Господи, так вывозиться? – недоумевала она, отчаянно царапая пятна на джинсах и подтёки на кожаной курточке. – Симпотная, кстати, курточка. Где купила? Ума не приложу. И колечко новое? Странно, что с памятью? Забыть такое? А камешек вообще, прикольный. Фианит?» – Полюбовалась колечком, и наскоро высушив волосы, кое‑как расчесалась.

«Здорово, а мне идёт, – крутанулась у зеркала, – диковато, но мордашка высветилась. Ещё бы накраситься и барахло поменять. Отстирать это, мне кажется, невозможно. Въелось, как не знаю… Кетчуп что ли?»

«Слушай, Олька, – озадачилась девчонка, – а чего ты в Питер попёрлась? Вроде в Москву собиралась? Да, ладно, Питер, так Питер, театральные вузы и тут есть. Распахнув сумку, обалдела. – «Ой, а денег‑то сколько?»

Леха, впервые, тихонько вклинился в ворох чужих мыслей, якобы припоминая: «Фишки, шампанское. Воспоминания оживил мелкими эпизодами покупок и похода в Салон красоты».

«Казино? Странно, не помню, совсем. Шампанского, что ли, на радостях перепила? А, ладно, не банк ведь ограбила. Здорово как. Можно что хочешь накупить, а ещё и домой послать». – Защебетала про себя фантазёрка.

Наконец, уже спокойно, вынула деньги и пересчитала. «Надо в банк положить. – Твёрдо решила хозяйственная девочка. – И карточку завести.

Гостиницу оплатила, на шмотки тысяч пять возьму, и на жизнь столько же. Хватит, наверное?»

Её рука ткнулась в упрятанные на самое дно сумки ножи.

«Ничего себе, кинжалы настоящие?»

– Пусть лежат. – Неслышно попросил Алексей.

«Да ладно, пусть валяются». – Ответила она себе и положила «Осу» назад. С отвращением натянув «стоячие» от грязи джинсы, спустилась в холл. К её радости всё, что нужно, оказалось в том же здании. И филиал банка и бутики.

Скоренько оформила счёт, расписалась за карточку и кинулась за покупками. В последний момент не удержалась и захватила с собой ещё десять тысяч. На всякий случай.

Набрав гору тряпок и умотав Леху беготнёй по примерочным, девчонка отправилась в парикмахерскую.

«Косметику потом выберу, а сегодня хоть так, голову подправлю и ногти сделаю». – Размышляла довольная, как стадо диких слонов, провинциалка.

Леха с тоской представил, что предстоят два часа муки, и смирился. Дама в парикмахерской заинтересовано прочесала волосы и одобрительно кивнула.

– Хороший мастер. У нас делали стрижку?

– Нет, в Москве, – подсказал Оле внутренний голос. – На Арбате в «Волшебнице»

– Знаю, как же. – Кивнула собеседница. – Салон известный.

Второе посещение храма причёсок он перенёс значительно легче. – «Привыкаю, что ли?»

Хотя, справедливости ради, уложились в каких‑то сорок минут. А вот с ногтями, которые резали, клеили, сушили, пилили буквально по живому, скис

«Ну что тут поделать, выше сил, не могу».

Высидев положенное и рассчитавшись, Ольга выскочила наружу. Однако качество ногтей стоило потерянного времени. Позвонив в справку, узнала номера театральных ВУЗов.

«Слава богу, приём ещё идёт и оплата божеская». Вспомнив о доме, набрала код и услышала родной голос. – Оленька, слава богу, где ты?

– Отец! Оля звонит. – Мама казалась не на шутку взволнованной. – Где ты?

– Я в Питере. Живу в Прибалтийской, завтра несу документы в институт.

– Почему в Ленинграде? – заполошилась мать. – Оля, у нас такие страхи были… Ты не представляешь, мы чуть с ума не сошли. Почему не звонила? Неделю, как уехала, и ни разу… Что это такое?

– Да погоди, ты! – Рявкнула мать на вырывающего трубку отца.

Оля кое‑как наврала, что в Москве нет приёма на нужный профиль, и вообще…, сейчас вся жизнь в северной столице. Успокоив родных, задумалась сама: «А и, правда, что‑то совсем. За неделю ни разу не звонила. Коза. И «сотовый» куда дела? Совсем плохая?»

Алексей усмехнулся. «Ладно, хоть такая критика. А родные не зря паниковали, видно, сердцем чувствовали. Ну ладно, обошлось и, слава богу».

Утром, перекусив в буфете, собралась и отправилась в приёмную комиссию.

Документы приняли, очередь, конечно, пришлось отстоять дикую.

«Такие «фифы», что ты будешь…, прямо столичные звезды, но, вроде, и я не совсем колхозницей смотрелась. А на колечко, так вообще…, пялились. Как на бриллиант.

«Хотя, что и говорить, сверкает классно, лучше, чем натуральный переливается». – Повертела рукой Ольга.

«Ещё бы, – Алексея рассмешила наивность девчонки. Потому и блестит, что высшей пробы камень».

«…Первый тур через два дня, слава богу, успела». – В номер приползла без ног.

«Стоило мучиться, на каблуках‑то? Ведь не экзамен». – Запоздало сообразила абитуриентка.

«А к чему на экзамены наряжаться? – Подкинул идейку квартирант. – Там все будут в лучшем, и кого здесь «раскраской» удивишь? Может, наоборот? На контрасте.

«… Интересно? – она задумалась – «Может, и правда, попросту, не выпендриваться?»

С этой мыслью и заснула.

Весь следующий день выбирала, что читать: «Басни – не актуально. Классиков – скучно. А что?» – Так ничего не решив, она устала и махнула рукой.

Вообще‑то, плюнул Леха, ему надоело следить за её мученьями из‑за такой ерунды.

Странно, Ольга вовсе не беспокоилась о первом туре. Главное – второй этап, музыкальный номер, вокал.

А на следующее утро, повинуясь невнятному желанию, съездила в Пассаж и выбрала хорошую шестиструнную гитару. Концертная «Кремона» вытянула на двадцать тысяч, но того стоила. Чистейший звук, строится легко, держит мертво. А в придачу к инструменту, гулять, так гулять, разорилась на роскошный футляр. Твёрдый, обтянутый матовой кожей.

«Захотелось вот… И плевать, что играю я так себе. Не очень играю, если честно, но пусть будет…». Начала оправдываться перед собой транжира.

«Нет, ну надо такое сказать? Это кто, не очень? – Алексей даже обиделся. – Да я одних только струн под сотню порвал, а на аранжировке собаку съел.

Нормально ты сыграешь. А если ещё споёшь как надо, вообще «супер» будет».

Придя в номер, Оля, первым делом, вынула гитару, устроилась поудобнее и неожиданно для себя заиграла какую‑то замысловатую классическую мелодию. Не рваными дворовыми аккордами, а немыслимо ловко перебирая тонкими пальцами лады, и с немым восторгом вслушиваясь в кружево волшебной мелодии.

«Ага, вспомнила. Бетховен, соната ре минор. Ух, ты, как я успела забыть, когда учила. Но, всё равно, здорово».

Окончив, взяла аккорд и заиграла вступление к старинному романсу. Всплыли в памяти слова великого поэта. Чудо, пальцы сами брали нужные аккорды. Она пела и не могла понять, что с голосом. Ну, пела для себя дома, знала, есть, но что такой тембр, сила. А верха? Даже слезы проступили. Спела ещё, но уже из современных. Тоже неплохо. В тон и без фальши, правда, немного по–своему. – Ну, так это ведь здорово.

А напоследок вспомнила старую вещь Розенбаума, что‑то из одесского цикла».

«Обалдеть. Это не я. Это почти мужской голос, и переходы мужские, интонации. И хотя пела весь вечер, в горле даже ни скрипнуло».

На первый тур пришла, в простеньком цветном сарафане, лишь слегка подправив глаза, и уложив волосы.

Своей очереди ожидала тихонько сидя в пропахшем духами и прочей «боевой химией» вестибюле. Дождалась к полудню. Озверев от наплыва чтецов, экзаменаторы, уже тоскливо смотрели перед собой, словно выполняя тягостную повинность.

Ольга поздоровалась, и, не дожидаясь традиционного вопроса, на вдохновении, произнесла. – Есенин: «Письмо к женщине».

Чуть подсаженный вчерашним вокалом голос ушёл вниз, возникла лёгкая хрипотца, но звучал чётко и сильно. Повторила чуть тише. – Письмо к женщине.

–…Вы помните? Вы всё, конечно, помните… – Показалось, что произнесла это вовсе не хрупкая, в простеньком платьице, девчонка.

Один из экзаменаторов, задумчиво сидящий за столом с видом страдающего острой зубной болью, поднял глаза, среагировав на голос. Обратил внимание и на отсутствие косметики, на внешность. Заинтересовано толкнул локтем соседа, профессорского вида толстяка, незаметно читавшего газету.

А перед глазами у Алексея вдруг всплыл его разговор с женой. Он, как раз, вернулся из Вьетнама. Двухнедельный рейд по джунглям, кишащим тропической живностью, оставил после себя дикое безразличие и вызвал какую‑то местную заразу.

Леха сидел на продавленном диване в убогой комнатке гарнизонного ДОСа, закутанный в казённое сероватое одеяло, сжимая зубы от потряхивающей тело мелкой дрожи.

Мария, узнав, что его переводят в Забайкалье, ехать отказалась. Наотрез. Коротко и доходчиво объяснила причину: «Если тебя, дурака, убьют в очередной проклятой командировке, мне вовсе не светит вдовствовать на копеечную пенсию у черта в турках…» Тяжёлый, в общем, разговор вышел… И закончился, как и следовало ожидать, разводом.

«Интересно… Как она сейчас? А что меня уже нет, наверное, не знает?» – внезапно подумалось Алексею.

Оля читала и, словно наяву, переживала боль расставания. Всплыло непонятное раздражение и чья‑то, уже вовсе нестерпимая, почти смертельная тоска, а ещё понимание невозвратности. Скорее, даже не для них читала, для себя. Закончив, подошла к столу и вопросительно глянула на председателя комиссии. Оля часто видела её по телевизору. Красивая, ещё эффектная женщина, задумчиво, и слегка недоверчиво посмотрела на абитуриентку.

– Девочка, – показалось, что глаза актрисы, спрятанные за стильными очками, подозрительно блеснули. – Ты молодец. Поступай.

Сосед председательствующей согласно кивнул головой с величественными залысинами – Да, да, я буду на втором туре, Вас очень интересно будет послушать. – Он вернул Оле листок.

В гостиницу летела как на крыльях: «Надо же, кто мог подумать, прошла. Ура».

Алексей тоже удивлялся, не её успеху, а своему настроению: «Это ж надо, десять лет прошло, ни разу не вспомнилось. Разошлись и разошлись. А тут, вон как зажгло. Может, зря не удержал, может, стоило отказаться? Глядишь бы и проскочили…

Нет, бесполезно жалеть. Да и как отказаться? Ты бы не смог. Как же, вся группа на задание, а ты в кусты».

Готовили их для работы в Африке, «Аденские кореша» по социалистическому лагерю тогда крепко поссорились с Генсеком, нужно было вправить кое–кому мозги. Был у их вождя родственничек с амбициями. Амбиции ему и вышибло, вместе с мозгами. «Ладно, чего уж теперь, проехали. – Вздохнул Леха. – Эка, вспомнил».

На музыкальный конкурс Ольга пришла с гитарой. Стоило только видеть, как скривило лица экзаменаторов, вообразивших, что придётся слушать подражательное вытьё малолетки под нестройные «три аккорда».

«Ну, держись, славяне». – Леху заело.

Ольга распахнула футляр и, вынув инструмент, провела по струнам: «Нормально, не стрясла».

И тут же, без перехода, выдала блюз «All your love», Гарри Мура.

Пройдя до места, вызвавшего у слушателей непроизвольную дрожь, внезапно оборвала. И, взяв аккорд, неожиданно запела совсем другое.

– Е–еха‑ли цы–га–а–не. – Вещь, при кажущейся простоте, для исполнения сложна, и кто понимает, вокал оценит обязательно. А если её к тому же грамотно аранжировать, вызывает не меньший интерес и искреннее переживание. Она играла, вкладываясь в музыку целиком, а голос, улетающий местами на три октавы, слушать без волненья мог только глухой с детства.

Закончив, остановилась: «Странно, молчат?»

Оля заметила вчерашнего мужика, с первого тура. Тот незаметно поднял вверх большой палец и, подбадривая, кивнул головой, предлагая спеть ещё.

«Вот как? А из «Призрака оперы», арию, думаете – слабо? Партия дикая, но справилась, и не стыдно было, ничуть».

Дверь в коридор приоткрылась, там тоже слушали.

«Чего они молчат? – Уже с тревогой замерла, переводя дух, исполнительница. – Ну, раз не гонят, сыграем ещё, чтобы на любой вкус».

Того, что прозвучало дальше, не ожидал никто, даже сама. После короткого, рваного вступления, зазвучали бесшабашно–отчаянные интонации Высоцкого.

– Я Як, истребитель…, – на пределе, в опасной близости от срыва.

И в конце, когда вышла на финальное. – Мир–р–р вашему дому. – Всем показалось, это он, сам, оборвал песню. – Слушатели замерли, борясь с пугающе зримым ощущением надвигающейся земли…, с неповторимой правдой его интонаций.

Сама, находясь под впечатлением вырвавшихся эмоций, наклонила голову, спрятала гитару в футляр и коротко спросила у комиссии. – Я пойду?

И тут взорвалось. Хлопали долго. Отдавая бумажку, профессор негромко посоветовал. – Оля, если к нам не пройдёшь, обязательно иди в музыкальный, у тебя талант.

Ответила: Я подумаю и, стараясь не разреветься от удовольствия, ретировалась.

В коридоре её остановил роскошный парень, сунул визитку. – Я, сын…

Он назвал известную в театральных кругах фамилию. – Позвони, составлю протекцию. Мой отец на третьем круге в комиссии слушать будет. Сдерживаясь, чтобы не послать «сынка» в адрес, обогнула толпу и прошла к выходу.

«Что это со мной? Почему такой холод идёт от смазливых мужиков? Вообще, заметила, что боюсь их. Просто дикий страх с недавнего времени?» – Ольга недоумевала.

Домой ехала в раздумьях. «А может, прав старик. Может, действительно, в музыкальный?»

«…Стоп, не дёргайся. Давай закончим с одним, после будет видно», – подкинул Леха здравую мысль.

Утро он встретил в отвратительном настроении. Перспектива жить в чужом теле, постоянно зависеть от прихотей её сознания, желаний, стала невыносима.

«Она не виновата, а я чем провинился? Нагрешил? Так что? Ну, убили…, Я своё получил…, забирайте…, куда там дальше? Готов я. А так‑то, зачем? Самое гнусное, если не давить её сознание, ничего не сделаешь. Руку по собственной воле не поднять». – Короче, злой был, как черкес. Да и соседка поскучнела, детские мысли разбегались из крайности в крайность. То она хотела всё бросить и уехать назад домой, то нарядиться, как на свадьбу.

«У неё, видишь ты, сегодня этюды. Задолбало». – Алексей отключился и тихо ненавидел всех. Себя, её, весь мир. Кое‑как добрались в институт. Снова нудная, парфюмерно–потная очередь. Она попыталась встряхнуться и привести себя в бодрое настроение.

«А, пусть творит, что хочет». – Он разглядывал портреты театральных корифеев, развешанные по стенам, и в происходящее не вникал.

– Ну–с, детка. Вы успешно прошли два тура, сегодня мы дадим вам задание…, исполнить сценку, экспромт. – Вальяжный мэтр с гривой седых волос снисходительно взирал на зеленую выскочку через круглые позолоченные очечки,

– Попытайтесь изобразить, к примеру, – он на секунду словно задумался, – грабителя банка. Вот мы, посетители и персонал, Вы – грабитель. За пять минут нужно сделать так, чтобы мы отдали Вам деньги. Взаправду.

Ольга растерялась, по молодости лет ей было невдомёк, что талант, как правило, любят значительно меньше, чем посредственность. И нет для серости больше удовольствия, чем видеть поверженного удачника.

Задача казалась ей невыполнимой. Она и без того еле заставила себя прийти на экзамен. На душе скребли кошки. Плохо было. Тоскливо настолько, что хотелось выть. Она замерла, надеясь поймать кураж, но Лехе было всё равно. – «Её проблемы».

«Ничего, ни одной мысли. – Ольга представила, как поднимает руку, изобразив пистолет, тоненько говорит. – Спокойно, это ограбление».

«Чушь собачья, лучше не позориться » – Навалилось сонное безразличие. Опустив голову, чтобы скрыть выступившие слезы, двинулась к выходу.

«Да за что, такое? – Она беззвучно всхлипнула. – Пропади всё пропадом. Куда теперь? В контору, полы мыть, за три тысячи? Или в гастроном, народ обвешивать».

Позади раздалась усмешка довольного своей выдумкой мэтра.

– Вот видите… – Фаянсово прожурчал он, обращаясь к соседке, увешанной посудным серебром. – Искусство, это не только смазливое личико…

И тут Лехина злость нашла выход. Мгновенным движением обернулся и, крутанув сальто, прямо через стол, пришёл за спину болтливого пердуна. Уже в воздухе клацнул об угол пустую бутылку из‑под газировки и, поймав очкарика за седые патлы, нежно вмял «розочку» в дряблую шею.

«Не убить бы, – мелькнуло запоздалое опасение. Будь такая цель, тот бы уже давно сипел разорванной трахеей».

– Ты, гнида, лохматая. Деньги, на стол, живо. Кому сказано, ну? Всех касается. Пришью его, и другим не жить. Мне терять нечего. – Прозвенел мелодичный Ольгин голос.

Но сказано это было тем тоном, от которого тренированный британский диверсант, которого он «потрошил» в Анголе, сделал под себя. Что уж говорить про окаменевших эстетов. Они заворожено уставились на блестящее острыми гранями стекло, утопленное в жирную плоть.

– Мне повторить? – Разведчик тонко изобразил режущее движение.

Заложник взвизгнул и поперхнулся слюной, глаза закатились. Приёмная комиссия зашевелилась. Бумажники и кошельки легли на стол. Кто‑то в углу тихо взвыл в нешуточной истерике.

Причина была не в стекле, и даже не в голосе. Агрессии, исходящей от девчонки, было достаточно, чтобы застращать весь курс. Внезапный стресс требовал выхода. Соседка мэтра начала стаскивать алюминиевую бижутерию.

Понемногу начало отпускать. Леха ослабил пальцы, стискивавшие кусок стекла, и выпустил сомлевшего мэтра.

Прошло секунд десять, пока они начали приходить в себя. Облегчение мгновенного избавления привело к выбросу огромной дозы андрогена в кровь пожилых любителей сцены. Эйфория вылилась в громкий, истерический смех.

Оля, едва обозначив нетерпение, повернулась к председателю и вежливо уточнила, указывая на «лопатники». – Я сдала? Будьте любезны, зачётку.

Дрожащей рукой экзаменатор вывел закорючку и протянул листок.

– Прощайте, Станиславские. – Леха широко улыбнулся и долгим внимательным взглядом окинул враз стихшую публику. – «Похоже, выгонят? Да и хрен с ним».

Оля сидела на скамье и дрожала от страха. «Неужели это я? Не может быть. – Мысли путались. – Чувство, что ею управлял кто‑то другой, не исчезало. – Безжалостный и спокойный убийца. – Безумие?»

Пожалев девочку, Алексей тихонько внушил ей, что, мол, «перевоплотилась…, психологические аспекты механизмы лицедейства до конца не изучены… Недаром говорят, актёр умирает с каждой ролью».

Запудрив мозги и кое‑как успокоив своё Альтер эго, задал вопрос. Уже самому себе: «А как мне? Как мне жить?

Внезапно осенило. Быть может, это Он, Всевидящий и Всемогущий сжалился, или вспомнил, но вмиг всё стало понятно.

Никто и не собирался дарить ему это тело. Для его души была уготована другая роль, ангела хранителя. Вечная обязанность безмолвно хранить и беречь душу от бед и напастей. Но, по иронии судьбы, именно в момент нашей встречи её рассудок отключился, не выдержав издевательств насильников. И, вместо того, чтобы занять своё, полагающееся место в пограничье её сознания, стал временным хозяином самого тела. Одна накладка привела к череде последующих, и вот теперь случилось то, что случилось. Самое плохое, что её сознание тоже начало пробиваться в разум Алексея.

Не приведи господь ей получить то знание изнанки жизни, что кроется в нём. Сам факт раздвоения личности, который она испытает, прямой путь в психушку, а плюс такой жизненный опыт. Это – гарантированное безумие».

Алексей видел, как человеческие желания медленно отступают, истончаются и гаснут. Спокойствие наполнило душу. Теперь он знал, как поступить, имел право.

– Оля, – мысленно произнёс Алексей, – не пугайся. Ты не сошла с ума.

Этот голос в твоей голове, голос ангела–хранителя.

У тебя была травма, и поэтому ты не помнишь о той неделе, что прошла со времени отъезда из дома. Сейчас всё в порядке, и всё будет хорошо.

Девушка вздрогнула, когда в голове у неё зазвучал тихий, спокойный голос.

– Не пугайся, – произнёс он.

Она верила и не верила. В детстве ей казалось, что они какие‑то другие, с крыльями, в белых одеждах. А здесь, голос и всё. Но, в тоже время, стало легче. Хотя сомнение не исчезло.

– Тебе мало доказательств? – прошелестел, усмехнувшись, голос.

– Но почему у меня именно так? Оля, не в силах сформулировать неправильность, покрутила пальцами.

– А ты думаешь, что это не правильно? – прозвучал резонный вопрос. Не так уж много людей имеет своего личного Ангела. В основном…, ну, это тебе знать не стоит.

Голос продолжил. – А те, у кого он есть, на каждом углу о нём кричать не станут.

– И что мне теперь делать? – наивно спросила собеседница.

– Жить, – просто ответил я. – Живи, как жила.

– А я буду всё время рядом. Подскажу, помогу. Когда и поругаю. Не бойся, без пригляда не брошу. Не удивляйся некоторым странностям и всё. Хорошо?

– Хорошо, кивнула она головой, вызвав удивлённый взгляд сидевшей неподалёку женщины.

– А я смогу разговаривать с тобой? – Задала она детский вопрос.

– Вряд ли. Сама посуди, раздвоение личности – это диагноз. Так что, нет. Напоследок, запомни, ты должна стать более ответственной в своих желаниях и эмоциях.

Он размышлял. – «Вроде, всё правильно. Теперь установился барьер, который её сознание уже не перешагнёт.

Но, это полдела, а как со мной? Сдаётся, не всё так просто. Ангел‑то ангел, это так, однако какой‑то…, недоделанный.

В моем понимании он должен быть, как сказать, обладать знанием какой‑то высшей истины, иметь мудрость и недоступное человеку понимание сути всего. Куда там, сдаётся, «каким ты был, таким остался». Если не считать того, что исчезло тело и насущные потребности, всё осталось по–прежнему.

Знаний новых – ноль. Способности? Какие способности у колобка?

Разве только уверенность в том, что смерть – это не просто выключатель, после которого всё исчезает, и мир погружается в темноту и безмолвие, но как это поможет мне в новой роли?

Чему я смогу научить её? Как выжить в джунглях, или поставить мину?»

Потрясение вышло сильным. Не каждый день случается подобное. Сначала дикая сцена в институте, потом голос. «Это нужно осмыслить». – Оля встала и побрела в направлении станции метро, рассчитывая вернуться в гостиницу и в спокойной обстановке решить, как жить дальше. Однако мысли не отступали.

Двигаясь вдоль зарослей цветущей черёмухи и вдыхая сырой питерский воздух, она продолжала внутренний диалог.

«Ну, и зачем мне эта профессия? Неужели хочется всю жизнь по указке таких вот мордатых «кротов» повторять чужие слова и придуманные другими жесты. Как показал опыт, актриса из меня не очень и, если не помощь неизвестно кого, то всё бы уже прояснилось. Выходит, эта суета впустую? Ой, не знаю».

Неожиданно кто‑то тронул её за рукав.

– Постойте, пожалуйста. – Элегантная женщина, в строгом брючном костюме, улыбаясь, протягивала визитку. – Здравствуйте. Меня зовут Татьяна, я видела Вас на втором туре и вот сегодня. – Она кивнула головой в сторону училища.

Позволь обращаться на «ты», я ведь значительно старше.

Это какое‑то помешательство, ты так сыграла…, там до сих пор в шоке. Споры, шум до потолка. Мэтр орёт: «Вон!» Другие стоят на том, что ты гениально талантливо выполнила поставленную задачу. Но, боюсь, он всё же убедит комиссию и, как ни грустно, тебя срежут.

– Ольга весело рассмеялась. – Подумаешь? Одно удовольствие проучить этого борова того стоит, что до остального, я уже поняла – это не моё. Так что… Флаг им в руки. – Не смягчила она ответ.

– Вот как? – Дама заинтриговано наклонила голову. – Это интересно. Давай зайдём в кафе и поговорим.

В груди у неудавшейся актрисы что‑то сжалось, мелькнула неясная тревога, словно звякнул тревожный звонок. Однако, явных причин отказываться она не усмотрела.

– Пойдёмте. – Кивнула в ответ Ольга.

Они присели за столик в уютном баре. Негромкая музыка усиливала впечатление спокойствия и комфорта от стильно оформленного интерьера. Заказав кофе и пирожные, Татьяна приступила к разговору.

– У тебя превосходные внешние данные. – Польстила девушке собеседница.

– Отличный вокал и профессиональное владение инструментом. – Продолжила она перечислять достоинства.

– Мы отслеживаем появление талантливой молодёжи. Невозможно ориентироваться только на безголосых, оплаченных спонсорами «фабриканток». Если раскручивать только их, не заработать.

Мой шеф, посмотрев запись выступления на втором туре, решил попробовать тебя на музыкальном поприще. – Она сморщилась от канцелярского оборота. – Ну, что поделаешь. Не могу же я предложить тебе попросту «лабать» в эстраде. Это звучит ещё хуже. Смысл предложения, – мы ставим тебе программу и образ. Запускаем в рекламную компанию. Пробиваем участие в каком‑нибудь телешоу. Потом, если сможем раскрутить, гастрольная деятельность, но придётся поработать над имиджем. Формат молодёжной эстрады. Ты заключаешь эксклюзивный контракт на наших условиях, поверь, они вполне достойные.