Текст книги "Покаяние Менгеле (СИ)"

Автор книги: Gina Wolzogen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Счастье нельзя унаследовать, его надо строить по кирпичику. ==========

Барабанил по стеклу дождь и ветер, в ярости неизмеримой хлестал деревья, и казалось, он не прекратится никогда.

Я сидел дома, в тепле и перечитывал свои заметки о близнецах. Скоро я докопаюсь до истины, совсем скоро.

Поднять мир ещё на одну ступень развития, только вперёд, повысить рождаемость, преодолеть демографическую яму, вот что я хочу! В голове, словно мухи гудят одни и те же мысли, образы пережитых и замасленных опытов. Машинально выстраивается план завтрашнего дня: приду завтра на работу, накину потрёпанный временем халат, перчатки и отправлюсь проводить один из придуманных мной опытов. Я делаю благое дело, уверен, что делаю всё верно для достижения своей цели. И пусть мои ботинки совершают один и тот же маршрут, каждый день они хлюпают по крови, а уши уже не могут воспринимать душераздирающее крики детей. Они, увы, всего лишь материал на моём пути к свету, я не могу этого изменить. Судьба, как колесо и оно должно проехать по чьим-то костям, даже по детским. Я скоро достигну своей цели, моя интуиция не обманывает меня. Ничто меня так не радует, как работа! Приятные заключенные, власть, в целом то, что надо. А что касается отношений? Я женат на Ирен и кстати, как вы уже догадались, меня зовут Йозеф, Йозеф Менгеле. Я думаю о том, чтобы было, если бы меня всё таки не послали работать в Освенцим? Я заинтересовался генетикой, а если бы этого не было? Продавал, наверное, лекарства, о которых имел бы понятия совсем немного. Невелика участь.

Сейчас я сдружился с Гессом, с Грезе общий язык не найти. Она вообще интересная персона. Грезе ничего не интересует кроме страданий других, когда о своих собственных она упорно умалчивает. Страдания есть у каждого, только вот легче их переносить, делясь с близким человеком, а с кем же делиться Грезе? У неё толком никого нет.

Я люблю ездить в Бухенвальд. Ильза Кох стала мне подругой, я с ней теснее общаюсь, чем с её мужем.

Первоначально, я дружил с Карлом, а затем как-то сдружился с его женой и теперь она мне близкий друг.

Жизнь меня устраивает, только чего-то не хватает. В груди жжет, душу разъедает насквозь пустота. Чем её заполнить? Чем? Я так давно ищу на этот вопрос ответ. Я счастлив, тогда почему внутри пустота? Я давно привык к этому жжению, к этой заполняющей душу пустоте. Как-то я поехал в Бухенвальд поговорить с Ильзой, так как телефонные разговоры мне не нравятся, не люблю изливать душу по телефону, когда не вижу собеседника.

Кох сказала, что как исчезнет жжение и пустота, вот тогда я буду по-настоящему счастлив.

Я перестраивал свою личную жизнь, делал разнообразия в отношениях с Ирен, но жжение только усиливалось. Почему?

Столько вопросов и совсем нет ответов, даже предположений. Что я делаю не так?

Нежные руки обвили мою шею и паучьими лапками поползли по щекам.

– Милый, пойдем ужинать? Я сегодня кое-что приготовила для тебя.

Я повернулся к Ирен. Она была прекрасной хозяйкой, милой, всегда находила время на меня. Скоро у нас родится ребенок, она уже приготовила имя для него. Я каждый день провожу с ней, радуюсь её удачам и переживаю вместе с ней неудачи. Она чудесная жена, она для меня единственная. Я не тот мужчина, который бегает за каждой юбкой.

В Аушвице Грезе не раз хотела меня околдовать своей ангельской внешностью, таким мягким голоском и такой зверской жестокостью. Для меня она просто красивая бездушная кукла, не более. У меня есть семья и рушить я её никому не позволю, даже ей.

Улыбнувшись жене, я кивнул.

– Конечно, дорогая, ещё минутку и я приду, – ответил я и вернулся к журналу.

Я человек, который меняет что-либо в крайнем случае. Не отрицаю того, что мне нравились другие девушки, однако я не буду менять свою жизнь ради них, у меня могут быть проблемы, я их сполна наглотался в своё время.

Посмотрев в журнал, я закрыл его и положил на стол. Мои любимые детки завтра снова встретятся со мной. Я люблю детей, только выключить вовремя эту любовь к ним, умею. У меня есть четкое правило – не привязываться.

Они ко мне привязываются, только не я к ним. Если привяжусь к ребенку, то как я буду проводить над ним опыт? Просто необъяснимо. К счастью, такого не случалось. Все дети для меня чистой воды заключенные, над которыми я должен провести опыт. Иногда провожу опыт над взрослыми людьми, но видит Бог, детки мне больше приглянулись. Я чувствую что-то вроде долга перед чем-то высшим, я должен улучшить свою нацию, сделать женщин более плодовитыми, а глаза у их детей должны соответствовать любому оттенку синего.

А когда я всё это сделаю, поставлю себе более высокую цель и тогда достигну её. Я верю в себя и свои силы, в меня верят, но самое главное, – я действую.

Каждый день я омываю руки в кровь, каждый день мои уши загружены криками и мольбами о помощи, каждый день глаза запечатлевают смерть. И это мне нисколько не портит счастье. У меня есть семья, счастье, любовь, скоро родится ребенок. И самое главное, я обладаю властью.

Меня называют “Ангел смерти” и мне даже это нравится. Я ангел, спустившийся на Землю, помочь людям.

Только вот метод многих я не одобряю, но ведь как по другому? Тем более сейчас война, сейчас есть возможность делать свою работу так, по своему усмотрению. Надо использовать настоящие возможности, ведь их может и не остаться вовсе.

========== Сверхъестественное может коснуться любого ==========

Работа, дом, работа, дом – замкнутый круг, не имеющий конца. По выходным мы продирались сквозь его завесу, правда это случалось редко: гуляли в парке, ходили по магазинам, к друзьям. Мою жизнь сложно назвать разнообразной, однако я всем доволен. Времени хватает на всё, а это самое главное. Как-то один из коллег предложил съездить в концлагеря, впадающие, как маленькие речушки в большие артерии, основных центров для репрессированных, чтобы посмотреть там заключенных. В некоторых мелких концлагерях есть интересные подопытные. Часто туда завозят либо близнецов, либо карликов, просто бывает, что они попадают не ко мне, а к ним.

Мне надо было путешествовать и смотреть, потому что на данный момент в Аушвиц не приходило требуемого для моих опытов материала. Я был огорчен. У меня кончались близнецы, так как в ходе работы они умирали и новые запасы поступали не часто.

Я взял список концлагерей, их там было всего девять. Мне надо было начать с Брайтенау. Я не хотел сегодня стартовать и отложил на завтра.

Сегодня я снова проверял новоприбывших, отсортировал беременных и забрал детей. Ни близнецов, ни карликов. На душе пустота, она стала больше и я чувствовал, как жжение переходит в боль. Что неугодно моей душе?

Тело счастливо, а душа не находит места, что-то требует, посылает невидимые импульсы, давит на сердце. Что же в моей жизни не так?

Перечитывая описания тел близнецов, я пытался понять как им удается рождаться такими. Но все мои теории на практике потерпели крах. Я пытаюсь, стараюсь, верю в то, что всё получится.

Сегодня пришел мой знакомый и посоветовал мне съездить в лагерь “Приют”. Необычное название, но в список я его добавил самым последним.

К слову, жена моя меня навещает в лагере очень редко, она знает, что я работаю и никаких домашних разговоров тут вестись не может! Эта она усвоила очень хорошо.

Не люблю, когда на работе меня отвлекают, даже не могу терпеть этого. Я бы не добрался до цифры десять в моем списке, если бы не один случай. Следующий день я начал с поездки в первый концлагерь и там оказалась два карлика, потом в другой, там уже были близнецы и в третьем мальчик с необычными синими глазами, один из глаз был скорее зеленый, чем синий, это привлекло моё внимание. Работы хватит на неделю. Зима взяла бразды правления и ехать куда-то по холодине не имело смысла и желания. Дома жена ждет, приду, проверю её состояние, поговорю о работе, в постели сниму стресс. Всё по строго заведённому плану, как всегда.

Просто в один зимний вечер всё начало меняться. Тогда я поздно возвращался домой, случилось нечто необъяснимое.

Мороз проедал одежду, пытался добраться до кожи. Я старался двигаться быстрее по направлению к машине, чтобы уехать домой. Из концлагеря я уже вышел, повсюду царила темнота, только местами стояли фонари и снег блестел под темно-желтым светом.

Машина была недалеко. Я шел, стараясь не подскользнутся. На улице уже никого не было, только солдаты стояли на посту у ворот концлагеря. Они разговаривали между собой и на меня не обращали внимания. Я добрался до машины и через минуту ехал к дому. Двигалась она медленно, а затем вовсе заглохла посреди дороги. Я вышел из машины, думал открыть капот, посмотреть из-за чего заглохла, но меня остановил треск, треск снега. Кто-то шел ко мне.

Я осмотрелся. Звук оборвался, стало совсем тихо. Я внимательно присмотрелся к окружающей меня тьме. Если в ней что-то пряталось, то невероятно хорошо, ведь мои глаза к темноте привыкли достаточно, чтобы я в ней что-то уловил.

Но ничего в ней не было, я повернулся к машине и от резко возникшего силуэта человека чуть не вскрикнул.

Это вроде была девушка, темнота размывала её женскую фигуру, а её глаза, они были необычными, фиолетовыми или мне лишь казалось? У неё был необычный выбор одежды, она была одета по средневековым стандартам, по крайней мере, корсет и пышную юбку я разглядел. На неё свет фонаря не падал, так что видел я её, опираясь вниманием на лунный свет, половину дорисовывало сознание.

– Что вы здесь делаете? – первое, что пришло мне в голову. Она почти не двигалась, при таком морозе она была одета легко и не двинулась на звук моего голоса! Что за черт? Моё сердце непроизвольно добавило чечёточного ритму.

– Ищи ответ там – в лагере, где места живым нет. Ищи ответ, там, где с пола подбирают крохи. Ищи ответ, в месте, который гласит о жизни, которой там нет. Ищи ответ, там, где жить должны все потерянные, а живут только затерянные. Ищи ответ, где надпись гласит о доме, в котором свободу все обретут и покой…– её голос был настолько ледяной, что зима бы ему позавидовала. Этот голос ворвался в мою душу, азотная вода омыла её, успокаивая боль. Моё сознание улетучивалось и кажется, я его терял.

“Ищи ответ, где надпись гласит о доме, в котором свободу все обретут и покой…” – твердил её голос у меня в голове.

Очнулся я утром дома. Моя жена рассказала, что меня нашли спящим в машине, хотя я отчетливо помню, что был около неё, а не внутри. И моя машина была не там, где я остановился, а около концлагеря.

В кармане моём был обнаружен список лагерей и все они были зачеркнуты кроме последнего. Я рассказал Ирен, что реально со мной произошло, однако она отнеслась ко мне с недоверием. Я долго и упорно мучился над тем, кто была эта девушка. Толком я её не разглядел, поэтому жена решила, что она мне просто приснилась.

Но я отчетливо помню её голос, он был нечеловеческим, человек так говорить не может. Впервые за последние годы я испугался. Я бы мог её поймать и подвергнуть её опытам, однако если она смогла довести меня до потери сознания одним только голосом, значит она могла меня просто убить. Я мог бы послать кого-нибудь поискать вокруг лагеря её или хотя бы следы, но думаю меня примут за обезумевшего. Искать девушку в средневековой одежде, да ещё с фиолетовыми глазами согласиться не каждый, скорее всего мне просто намекнут на другого доктора, чтобы я к нему обратился.

Никогда я не слышал такого голоса какой был у неё. Обычно у женщин он ласков или наоборот, груб, а тут он просто бесполый, такой ледяной, не имеющий эмоций вовсе. Эта девушка очень хочет, чтобы я поехал в тот концлагерь, который она указала. А что если я не поеду? Она убьет меня? Или сама туда приведет?

А если там меня ждет смерть? Я не мог решить. В голове роилась куча мыслей, как положительных, так и отрицательных. Я не мог не думать о том, что ждет меня в том концлагере. Всё же было хорошо, зачем появилась эта особа и указала мне путь туда? Больше всего я боялся за свою собственную жизнь. Да, жену я любил, но всё таки инстинкт самосохранения у меня был выше, чем любовь к Ирен. Она сказала, чтобы я искал ответ, но ответ на какой вопрос? У меня было тысяча вопросов, может я найду на все ответы сразу? А может я всё это время спал и она явилась, чтобы ангел смерти раскрыл свои крылья? Может всё моё счастье с Ирен, да что там вся жизнь простая иллюзия? Вероятно ли такое? Только приезд в тот лагерь даст полное знание на всё произошедшее вчера.

========== Любовь обрушивается на тебя или ты падаешь в нее – и так или иначе рассыпаешься на кусочки. ==========

Несколько дней прошло, прежде, чем я туда поехал. Я всё не решался туда съездить, боялся того, что эта девушка могла направить меня на верную гибель. Что если заключенные помолились все вместе и вызвали ангела, что уничтожит меня? Бред! Бред! Бред! Молитвы ничего не дают. Да и эта девушка не была похожа на ангела, скорее она была демоном. Встреча с ней стала забываться и мозг постепенно начал считать нашу встречу несостоявшееся в реальности, то есть наша встреча была во сне.

Долго я собирался с мыслями. Вообще, этот лагерь “Приют” не числиться в концлагерях Рейха, его просто туда не внесли. Есть список всех концлагерей и “Приюта” там нет. Попросту нет. Я не знаю почему его туда не вписали, но он вообще очень мало известен. Как я узнал, этот лагерь недавно построили, точнее там был дом раньше и его переделали в концлагерь. Люди там трудятся, однако они как товар, туда приезжают и забирают заключенных. Люди чаще всего либо с талантами туда попадают, либо с какими-то отклонениями. По словам моего друга, в этом концлагере почти нет людей с отклонениями. Он видел там обычных людей. В этом лагере ничего необычного всё таки нет, но месяцев семь назад, в лагере были люди только с отклонениями. Сплошной цирк уродов!

Дела у меня шли в Аушвице неплохо. Дома всё по-старому. Я опять отложил поездку в лагерь и надеялся, что я не встречу вновь ту незнакомку во сне. Всё оказалось гораздо хуже. Утром, когда я пришел на работу, мне сообщили, что все близнецы и карлики (за исключением Овиц) были жестоко растерзаны. Их нашли в операционной и все они были растерзаны. У многих был расколот череп надвое, светлая жидкость, смешанная с кровью вытекала из черепа. У одного была кожа вся порезана на лоскуты как одежда. Кто-то очень хорошо поработал. Многие из моего материала были попросту растерзаны до такой степени, что опознать останки было очень трудно. Создавалось впечатление, что тут работала группа профессионалов. Впервые на работе меня чуть не вырвало. Я не мог представить даже кто мог такое сделать! Заключенные ничего не видели, только слышали женское пение. И они сказали слова этой песни.

“Но никогда больше не будет тепло,” – это единственные слова, которые они четко услышали. И голос, они описали голос.

“Он такой нечеловеческий, стальной, холодный, вгоняющий страх,” – описала одна из заключенных.

Солдаты ничего и никого не видели, однако они заметили, что ночью собаки вели себя как-то странно. Животные прижимали уши, прятались за солдат, скулили. Они очень боялись и некоторые просто сорвались с поводков и сбежали.

Если бы эта была группа людей, то хоть кто-то её заметил, да и как бы они стащили всех детей в мою операционную? Кто им дал ключ? Кстати, ключ был на месте, замок не взломан. Я даже понятие не имею как сюда проникало это создание.

Я был в панике. Весь мой материал испортили, даже не испортили, а наглым образом уничтожили! Работать над ним было теперь невозможно. Никто не мог убить таким образом ночью, да и ещё, чтобы никто не слышал. Дети не кричали. Но почему? Они даже при виде меня как-то подозрительно себя ведут, некоторые не сразу доверяют мне, а тут они доверились одному человеку, вид которого по идее пугать. Я не понимаю.

Мой набор инструментов был не тронут, однако разрезан один из детей был с такой точностью, что я поражался. Полосы, на которые порезали тело, были идентичны друг другу на 98%. Я даже измерил. Что за чертовщина?!

Ни один человек не может порезать кожу таким образом, да ещё из за одну ночь. Это же надо сколько труда! И кожа осталась там, где должна была быть. Я вскрыл тело, и органы не повреждены, как и мышцы, ткани. Всё не повреждено, кроме кожи.

И тогда мне вспомнилась та незнакомка во сне. Неужели она не сон, а реальность? Она всё-таки пришла сюда напомнить о себе? О том, что она реальна и ждет, пока я поеду туда, куда она хочет? Всё-таки я должен ехать в этот лагерь и как можно скорее. Буквально со стен соскребали останки служащие, а я стоял и смотрел, во что превратилась моя операционная. Тошнотворный кисло-металлический запах стоял в воздухе и находится в комнате было невозможно. Я наблюдал как мой уничтоженный материал уносили из комнаты. А ведь с некоторыми из детей я дружил, дружил до опытов, а на опытах я становился врагом. А потом, когда кабинет привели в более нормальный вид, я поручил отобрать из других концлагерей близнецов и карликов, привести их сюда. Сам я должен быть покинуть Аушвиц.

Я не знал, что меня ждет в этом чертовом Приюте, однако мне надо было ехать туда или следующим, кого разнесет это существо, будет моя семья либо сам лагерь. Наверника она способна уничтожить весь лагерь и мою семью тоже, да таким образом, что я буду только завидовать её техники убийства в какой-то степени.

Сам Приют находился в Германии, между городами Бланкензе и Ротенклемпенов. Лагерь молодой и почти бесполезный, так как постоянно там умирало большое количество трудящихся заключенных из-за условий.

Ехал я туда несколько дней, а когда приехал, то встретил меня сам комендант концлагеря. Он сказал, что их лагерь очень молод и трудно это назвать лагерем. Они хотели бы перевести его в более что-то нужное, однако я заверил, что концлагеря очень нужны в годы войны, даже такие как Приют. Комендантом оказался приятный человек, он поинтересовался зачем я сюда конкретно пришел. Это вопрос вызвал у меня затруднения и пришлось солгать.

Потом он предложил меня осмотреть заключенных и наградив меня спутниками, оставил. Меня провели в сам лагерь. Он был крошечный, очень маленький. Во первых, условия и вправду были тяжелые. Здесь не купали, не одевали, редко кормили. Столовая тут была, однако тут не готовили еду для узников, им давали то, что дают собакам.

Спали они на гнилом полу, даже ковриков не давали. Они сбивались в кучку как я понял и заражали друг друга кто чем, зато им было тепло.

Во вторых, докторов здесь не было, однако комендант хотел бы найти одного, чтобы хотя бы проверять заключенных на вши. Сперва бы построили тут им душ хотя бы или что-то похожее на ванну, всё таки держат людей здесь хуже, чем животных.

Из-за низких санитарных условий, я остолбенел. Я очень боюсь заразиться, очень боюсь заболеть, особенно тифом. Главное, чтобы не прикасаться ни к кому из них вообще. Я дал себе обещание, что осмотрю их и всё.

Я вошел в комнату, которая выполняла функцию барака и застыл. Голые грязные стены, местами черные как уголь будто от недавнего пожара. Деревянные гнилые половые доски скрипели под моими начищенными до блеска туфлями. Я чувствовал как к подошвам прилипает грязь. Мне хотелось просто развернутся и уйти отсюда, но надев самую лучшую из своих улыбок, я остался.

Запах стоял невыносимый. Запах грязи, пота, мочи и крови. Тут люди ели, их тут били, они тут спали почти в своей моче. О, боже, что за зверство? Ирме бы понравился такой концлагерь, он прямо для неё. Унижение человека здесь по всем параметрам. В какой-то момент я даже поднес к носу руку, сдерживая желание сбежать отсюда. Это худший концлагерь, который когда-либо видел.

Узники ели, даже еда не вызывала у меня симпатии, тем более я не мог разобрать, что там у них в железной миске наболтано. А я то уже подумал, что они едят на полу. И как Адольф одобрил такой концлагерь, не могу понять? Надо как-нибудь намекнуть ему при встрече об этом забытом всеми мести. Тут царит лишь отвращение и ничего кроме этого чувства здесь нет.

Заключенных было здесь немного, штук пятнадцать.

Я осматривал каждого и каждый смотрел на меня с мольбой в глазах. Цыганка, еврейка, венгерка, полукровка и…Моё сердце будто остановилась. Я перевел взгляд на следующую девушку, что имела черные волосы то ли от грязи, то ли от природы. Глаза цвета янтаря уставились на меня, они выражали лишь мольбу, боль и страдание. Она не была одной из них, нет. Она была чем-то немецким, чем-то нашим, по форме черепа я уже это понял. Но взгляд, этот взгляд ворвался ко мне в душу, как лучик света и жжение постепенно ушло. Я впервые заметил, что моя душа не метается, что внутри всё спокойно стало вдруг. Я не мог в это поверить.

Сердце непроизвольно забилось то ли от исчезнувшей боли, то ли от этой незнакомки. Я отвел глаза. Внутренне не мог я вынести этот взгляд, он был одновременно тяжелым и…Эти глаза… Я не знал, что со мной происходит. Комендант что-то сказал, однако суть слов я не уловил, только наблюдал как движется его челюсть. Сердце бешено колотилось, мысли затуманились, а на душе порхало счастье. Я вышел из этой комнаты.

Я не понимал, что со мной происходит, такого чувства никогда не испытывал, но книги твердят, что это любовь.

Комендант увидел меня, стоячего в раздумьях и совсем одинокого. Он подошел ближе и улыбнувшись, спросил:

– Вы что-то задумчивый, слишком. Вы никогда не видели молодых концлагерей? Расскажите, герр Менгеле, что вас так осенило? – расспрашивал меня он, зная ответ.

Но я его почти не слышал. Все мои мысли заняла эта девушка. По форме черепа она была одна из нас, скорее всего, она немка. Но не это меня так поразило, а…Она была красивая, даже в этой грязи она оставалась красивая. Она, как Солнце, везде излучает свет. Находясь под тучами, оно всё равно освещает их, проникает сквозь них, её красота была такой же.

Единственное, что я сказал коменданту, так это:

– Не убивайте черноволосую девчонку, – и пошел прочь, оставив его озадаченного.

Он наверное понял, что она мне приглянулась, хотя она не была карликом и не имела близнеца. Она мне понравилась как мужчине, а не как доктору.

Надо было отвлечься. Я не влюбился, нет, этого не может быть. Я не могу любить заключенную, тем более девчонку! Ей на вид лет пятнадцать. Доктор Менгеле, что с тобой произошло?! Надо вернутся к Ирен, она быстро изымет из меня это мимолетное чувство.

========== Эта полудетская любовь всегда протекает как острое заболевание. ==========

Я проводил дни за любимым делом, вечером встречался с женой. Всё, казалось, было как и прежде, но если разобраться, то можно узнать, что моя жизнь стала другой.

Во первых, когда я проводил опыт по изменению радужки глаза, то всматриваясь в карие глаза ребенка, я вспоминал эту девушку, что так невинно на меня смотрела. Она выглядывала на меня из этих бездонных глаз, как из колодца.

И я не мог больше продолжать нормально работать. Все мысли занимала она и только она. Мне приходилось откладывать скальпель или уничтожать материал, бедные дети, сколько жизней я забрал из-за воспоминаний о ней. Когда коллеги спрашивали меня о чём-то из медицине, я был в ступоре. Я не мог ответить им, ведь моя голова была забита далеко не медициной.

Приходя домой, я понимал, что жена уже не вызывает особого интереса. Я думал, что любил её, а оказалась она была мне безразлична.

Я приглашал друзей, пил вместе с ними, сорил своим временем для развлечения людей, которые сейчас мало меня интересовали. Гулял с женой, пытался отвлечься. И всё равно видел её образ во сне и наяву. Она преследовала меня или это я хотел видеть её снова и снова?

Я просто потерялся среди чувств, что оплели меня сетью. Я не знал, что делать и что думать, а голове всё воспроизводился её расплывчатый образ. Во снах всё чаще и чаще встречался с ней в том гнусном месте. Да что же со мной такое?!

Даже жена заметила, что я стал другим, изменился в корне. И я ничего не мог с собой поделать.

Сидя, один в кресле, я пытался решить, что же мне делать дальше. Из-за этой девушки работа валилась из рук, мысли путались и постоянно всплывал её образ. Я не мог делать то, что всегда совершал раньше каждый божий день.

Мне даже предлагали отпуск, но я отказался. Я пытался забыть эту девушку, забыть навсегда, но каждый раз, когда я мысленно заставлял себя стереть её репликацию из своего сознания, он всплывал и прогнать его из головы было мне уже не по силам.

Вот чего хотела эта девушка из сна? Вот чего она хотела добиться?! Если бы я понял зачем она всё это делает, зачем играет со мной в эти проклятые игры?!

Однако она не появлялась больше не во сне, не наяву. Значит, дело её сделано.

Я не мог больше терпеть, просто не мог вынести. Она как груз упала мне на душу, только этот груз радовал и огорчал одновременно.

В тот день я собрался и поехал опять в этот проклятый “Приют”. Ехал я туда с каким-то неопределенным состоянием. Мне было одновременно страшно и радостно. Страшно, потому что я боялся обнаружить девочку мертвой, очень боялся. А радостный, потому что внутри всё расцветало, когда я думал о том, что вскоре увижу это милое создание.

Конечно, она сейчас в таком состоянии, что милой её назвать трудно, но если её отмыть, то точно уж можно будет наслаждаться одним только её видом. Ехал я не с пустыми руками, а с едой. Её там вообще не кормят, так что хоть откормлю её немного. Но я всё равно был не уверен в себе. У меня дома жена, хорошая работа, скоро будет ребенок и я еду к какой-то заключенной. Зачем? Я и сам не знаю. Внутри всё сжимается от одного только вида этой несчастной крохи. И когда я стал таким сострадательным? Откуда во мне столько жалости?

Раньше такого не было, определенно.

Когда я приехал к девочке, то оказалось, что она жива. Она удивительная находка для концлагеря такого типа. Я попросил для неё более нормальную комнату и на вопрос: “а вы что, заберете её потом?” я не задумываясь ответил “да”.

Когда её перевели, я вошел к ней. Она сидела на кровати, вглядываясь в пол и увидев меня снова, тихо ахнула. Она узнала меня, даже спустя столько времени. Прошел не месяц, но недели две это тоже срок.

Это милое создание было похоже на дикую, запуганную лань. Она сидела, вжавшись в стену и испуганно посматривала то на меня, то в пол.

Я осторожно сел к ней и решил не делать резких движений. Я насыпал ей еду и ждал пока она начнет кушать.

Сначала она отворачивалась, пыталась не смотреть на то, что я ей принес. Она боялась и я не понимал чего. Рядом с ней у меня на душе царил покой. Такое удовлетворенное состояние, когда душа облитая блаженством вырвалась из тела и летает где-то далеко-далеко.

Дальше я пытался её разговорить. Разговор у нас вышел короткий, я понятие не имел, что конкретно спрашивать. Оказалось, её зовут Джина и ей всего шестнадцать лет.

И как я мог влюбится в шестнадцатилетнюю девчонку?! Как?! О, боже, я не мог поверить, что это так.

Я влюбился в маленькое невинное создание, которое только на одном из этапов взросления. Как же я ненавижу это чувство – любовь. Говорят, влюбленность проходит через год или несколько месяцев, но я не мог ждать, просто не мог вытереть за все эти месяцы столько моральной боли. Сердце моё требовало любви, душа была в погоне за образами новой любви. Я не мог заставить себя отказаться от всего этого. Не мог, хотя очень хотел. У меня всё было нормально, а теперь моя жизнь резко изменила своё направление, открывая новые горизонты, раньше мне не ведомые.

Когда девочка покушала, я собрал остатки в пакет и вышел из её комнаты. Коменданту мне пришлось объяснять, чтобы её к работе не принуждали и подготовили её к переезду. Я забираю её. Конечно, этот концлагерь людей просто так не отдает, он продает их. И Джина стоила недорого.

Я не мог ей сказать правду, я даже не сказал кто я. Но мне придется признаться ей, если она будет жить со мной.

И я уже не отрицал, что она будет жить со мной. Я вообще ничего не отрицал, связанное с ней.

Она просто покорила меня. Ангела Смерти покорила простая заключенная.

========== Охваченный безумием ==========

Холод в отношениях с Ирен нарастал, образуя на нитях, что связывали нас с ней, густой иней.

Она была по прежнему ласкова со мной, но был ли я таков с ней? Нет. Моё сердце нашло отклик в другой девице и причем против моей воли. Я могу изменить оболочку человека, но не то, что внутри. И очень по этому поводу жалел.

Как бы я хотел не встречать Джину, ведь она разрушила мне семью. Я её увидел и этого хватило для пробуждения такого чувства, как любовь. Жена понимала, что отношения у нас стали другими, однако она пыталась как-то смягчить мою грубость или злость на неё. Она каждый вечер предлагала мне секс. Но какой к черту секс?! Я не мог даже находиться с ней в одной комнате, просто не выносил её. Она как духота, одним своим появлением подавляет.

И как вы уже поняли, я спал отдельно, на диване. Ну и пусть на диване, зато не с этой…Женщиной.

Всего за несколько недель жена моя стала чужой. Абсолютно чужой в моей жизни. Мне говорили, что такое бывает, а я не верил. Зря.

Сидя на диване, я всё думал о Джине. Как там моя девочка? Никто её не обижает? Хорошо ли она спит?

Я даже звонил в тот концлагерь и состояние Джины проверяли. И почему-то я им не верил.

Сам я работаю в Аушвице, но нам по такому поводу, конечно, не звонят. И всё равно я чувствую, что они мне врут.

Моя душа снова металась, но по другому поводу. Джина…Я должен был поехать к ней на днях, покушать привести ей, пообщаться.

Бедный щеночек…Щеночек...Она так похожа на щеночка немецкой овчарки, который попал к бездомным собакам и теперь страдает среди них. Моя милая Собачка, но ничего, я заберу тебя, отмою, откормлю и будешь ты жить со мной, я никуда тебя не отпущу. Откуда столько любви кипит в моей груди? Откуда такие нежные мысли к заключенной девице?

Утром, я отпросился у коменданта Аушвица и взяв еду, что мне Ирен приготовила, поехал в Приют.

Не думаю, что моя жена настолько умная, чтобы отравить еду. Она возможно поняла, что я люблю другую, но не догадывается, что это заключенная. Никто бы об этом не подумал.

Когда я приехал к ней. И когда шел к комнате, где она была, то услышал всхлипы. Кто-то плакал. Я буквально вбежал в комнату и застал сцену: Джина скованно лежала в угле, её избивал узник, а другие недалеко съедали её еду. Гнев охватил меня, будто я сам состоял из пороха и вот, его зажгли. Ангел Смерти, что засел глубоко внутри, вырвался из глубин с коварной улыбкой на лице, он был рад показать себя в настоящем деле. Я схватил узника за шкирку и пнул его в стену так, что тот ударился о стену в сопровождении звука хруста костей. А затем я достал из кобуры пистолет, навел его на ещё не очухавшего узника и выстрелил. Раздался выстрел и туша узника шевельнулась, а затем застыла навсегда. Кровь уже покидала недавнее своё пристанище. Тварь. Надо было его забрать и проделать пару опытов, чтобы он точно знал с кем имеет дело. Он обидел моего щеночка, никто не имеет права его обижать!