Текст книги "Екатерина Великая. Биография"

Автор книги: Гина Каус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Но во время процесса об убийстве Иоанна инструкция, данная охранявшим его офицерам осенью 1762 года, исчезает бесследно. Никогда, вплоть до сегодняшнего дня, не найдено было также ни малейших фактов о том, знала ли Екатерина в момент своего отъезда, что в Шлиссельбурге находился человек, "строивший козни с целью освобождения Иоанна и возведения его на престол".

Этого человека звали Мирович.

Мы знаем о Мировиче только то, что выяснилось о нем на официальном процессе. Вот в каком виде предстает перед нами его образ на основании данных тщательно произведенного судебного дознания.

В момент государственного переворота ему двадцать два года, и он служит подпоручиком в Смоленском полку. Он происходит из хорошей дворянской семьи на Украине, но имения его семьи были конфискованы в 1709 году из-за участия его родственников в восстании Мазепы.

У молодого Мировича нет денег, и, что еще хуже, у него их меньше, чем у любого из его товарищей. Он играет в карты и играет неудачно. У него тяготящие его долги, которых он не в состоянии уплатить. Три его сестры голодают в Москве, и он не может им ничем помочь. Он затевает судебный процесс с целью добиться возвращения конфискованного имущества и проигрывает его. Но Мирович не так скоро успокаивается и надоедает всем со своим процессом.

На обороте одного письма, в котором его мать отказывает ему в высылке просимых сорока рублей, он дает святому угоднику Николаю зарок, начиная с 1763 года и по день своей смерти, не курить, не нюхать табака и не играть в карты. На другом клочке бумаги он зарекается по достижении двадцатипятилетнего возраста пить вино и водку только в самом ограниченном количестве. Все это на тот случай, если императрица уважит поданное им прошение об отмене конфискации фамильного имущества. Но прошение его оставляется без последствий.

Тогда он пытается добиться протекции сильных в сем мире лиц. Он посещает графа Панина, князя Дашкова и своего земляка гетмана Разумовского. Старик гетман любезно выслушивает его и говорит:

– Мертвые не возвращаются из фоба. Пробивай себе дорогу самостоятельно. Хватай счастье за чуприну, как это делали другие.

На молодого человека, находящегося в таком печальном положении и в таком возбужденном состоянии, эти слова производят огромное впечатление. Он не может выбить их из головы, они кажутся ему скрывающими какую-то формулу, которую нужно только применить в надлежащее время и при надлежащих обстоятельствах, чтобы добиться всего, что душе угодно. Беспрестанно размышляя над таинственным смыслом этой магической формулы, отправляет он возложенные на него скромные обязанности: он служит караульным офицером в Шлиссельбургской крепости. Правда, только во внешней крепости, где никто не знает и не должен знать ничего о том, что происходит во внутренних казематах.

Но в один прекрасный день Мирович узнает об этом от уходящего в отставку барабанщика, и в тот же момент ему кажется, что пред ним раскрылся таинственный смысл магической формулы. Пробивать себе дорогу самостоятельно? Черт побери, в России уже имеется человек, который был таким же бедным изнывающим от долгов офицером, как Мирович, а теперь стал одним из могущественнейших и знатнейших лиц: Григорий Орлов. А что сделал Григорий Орлов? Он помог Екатерине свергнуть с престола ее предшественника и был осыпан за это золотом и отличиями.

Почему бы ему, Мировичу, не сделать то же, что удалось Орлову? Если он поможет Иоанну свергнуть Екатерину, тогда Иоанн по восшествии на престол щедро наградит его, пожалует чины, поместья.

Мирович легкомысленный человек, пьяница, картежник, по горло в долгах, но он вместе с тем чрезвычайно религиозный и суеверный человек. Подобно Орлову, он очень сложный варвар. Идея освободить Иоанна и возвести его на престол, порожденная тоской обойденного судьбой по роскоши и привольной жизни, принимает постепенно характер священной миссии. Это не простая случайность, что он попал в Шлиссельбург, не случайность слова, сказанные ему гетманом, не случайно, что барабанщик проболтался: он, Мирович, избран Господом и призван освободить несчастного императора и вернуть России ее законного царя. Его бедность, его низкий чин, его долги, проигранный им процесс -все это только бесконечная цепь испытаний, чтобы подготовить его к выполнению святой миссии.

В таком сумбурном и патетическом умонастроении сталкивается он с приятелем по имени Ушаков. Из всех загадок Шлиссельбургского дела личность Ушакова представляется самой таинственной. Уже после первого короткого с ним разговора Мирович приходит к убеждению, что в лице его ему послан Провидением единственный возможный союзник. Под влиянием Ушакова все смутные планы немедленно облекаются в вещественную форму.

Вместе с ним осматривает он всю крепость, вырабатывает стратегический план нападения на гарнизон. Ушаков диктует исходящий якобы от имени Екатерины указ, которым солдатам повелевается выдать безымянного узника и в случае необходимости арестовать коменданта крепости. Он же диктует и манифест, который должен быть подписан освобожденным императором и оглашен солдатам. По завершении этих практических приготовлений идет религиозное освящение начинания: Ушаков ведет Мировича в церковь, где они дают друг другу клятву привести в исполнение задуманное ими святое дело освобождения императора не позднее, чем через восемь дней после отъезда Екатерины, не раскрывать своих планов никому постороннему и приказывают отслужить по ним обоим панихиды, как по умершим.

После того как он снабдил Мировича всевозможными советами и окончательно его запутал, Ушаков вдруг исчезает: его командируют в Смоленск. Тщетно дожидается Мирович его возвращения. На берегу реки невдалеке от Смоленска находят шляпу и шпагу Ушакова, и крестьяне уверяют, что похоронили какого-то прибитого течением к берегу утонувшего офицера. Ушаков утонул или иным способом пропал без вести.

Но Мирович все же считает себя связанным клятвой, думает, что ему удастся и без посторонней помощи осуществить намеченный план. Через несколько дней после отъезда Екатерины, при первом случае, когда он несет караул в крепости, он вызывает в караульное помещение одного за другим всех подчиненных ему солдат, рассказывает им, что он намерен предпринять, и требует, чтобы они помогли ему. Каждый солдат отвечает, что если, остальные согласятся, то и он не отстанет.

Тем временем наступает вечер. Мирович решает выждать еще два-три дня и основательнее распропагандировать солдат, но в час ночи узнает, что три человека уехали на лодке из Шлиссельбурга, считает, что его предали, и видит только один возможный исход: действовать немедленно, еще этой же ночью. В половине второго он встает, созывает солдат, приказывает им зарядить ружья и расставляет караульных у ворот. Прибегает комендант крепости Бередников, разбуженный криками команды, получает удар прикладом по голове и падает без чувств.

Мирович со своими солдатами переправляется через канал, отделяющий внешние помещения крепости от внутреннего гарнизона. Там теперь тоже начинается оживление, и вскоре раздается первый выстрел. В общем с обеих сторон обмениваются ста двадцатью четырьмя выстрелами, но ни один человек даже не ранен. В конце концов Мирович распоряжается, чтобы с бастиона притащили пушку и навели ее на гарнизон, сам бежит в погреб за порохом, заряжает пушку, но еще до того, как раздается первый выстрел, из гарнизона дают знать, что они не будут больше стрелять.

Теперь Мирович устремляется по мосту в казематы, манифест о восшествии на престол Иоанна у него в кармане, нужно только, чтобы тот его подписал. В каземате темно, хоть глаз выколи, Мирович кричит, чтобы принесли огня, кто-то убегает за фонарем, проходит несколько бесконечных минут, приносят свет, и Мирович видит наконец впервые того "законного императора", из-за которого рискует своей жизнью.

На грязном полу в луже крови лежит труп Иоанна. Власьев и Щекин стоят, ухмыляясь, подле убитого. Они исполнили свой долг, выполнили данную им инструкцию в тот момент, когда жерло пушки было направлено на каземат, они, не колеблясь, напали на спящего юношу и прокололи его тело восьмью ударами шпаг. Теперь они свободны...

Честолюбие и жажда денег давно перестали служить побудительными мотивами для Мировича, он сросся со своей новой ролью легитимистского фанатика. Он и не помышляет о том, чтобы спасти свою жизнь. Обливаясь слезами, падает он на колени перед трупом Иоанна, целует его руки и ноги, велит положить его на кровать и понести кровать через канал к внешней стене крепости. В этом траурном шествии принимают участие все солдаты.

Теперь, когда Иоанн мертв, впервые оказываются ему царские почести. Мирович велит бить в барабаны и говорит, обращаясь к солдатам:

– Глядите, братцы, это наш император Иоанн Антонович. Но теперь мы очень несчастны, а несчастнее всех я. Вы невиновны, потому что не знали, чего я хочу. Я один приму на себя все муки.

Потом он обходит всех солдат и обнимает каждого из них. Он обошел таким образом уже четыре шеренги, когда, наконец, один из солдат спохватывается и отнимает у него шпагу.

Поездка Екатерины по остзейским провинциям имела огромный успех. Везде ее встречали с восторгом, всюду, где проезжала ее карета, улицы посыпали цветами. Балтийские дворянские семьи спорили за честь принимать ее со всей ее свитой у себя, а полдня она ездила даже в шестиместной карете, в которую вместо лошадей впряглись добровольные скороходы. В Митаве герцог Курляндский Бирон встречает ее, стоя на коленях. Светлые впечатления от поездки действуют освежающе на Екатерину, которая последние месяцы часто страдала от того, что замечала, как охладевают к ней народные симпатии.

Вдруг приходит известие о восстании Мировича и смерти Иоанна. Ее секретарь Елагин находится рядом, когда она читает донесение Панина об этих событиях.

– Провидение, – восклицает она, – дало мне наглядное доказательство своей милости тем, что оно положило этому позорному предприятию такой конец.

Она не считает нужным прервать свою поездку и остается еще целую неделю в Риге. За эту неделю она получает еще несколько депеш от Панина, и не все радуют ее. По-видимому, не все так охотно, как она сама, верят в ее счастливую звезду, а милость Провидения кажется всем уже чересчур наглядной.

– Я спешу в Петербург, – заявляет Екатерина, – чтобы возможно скорее закончить это дело и опровергнуть все нелепые слухи.

Это ей не удается. Уже и то успех, что, несмотря на все нелепые слухи, ей удается удержаться на престоле. Уж слишком кстати пришел на помощь узурпаторше Мирович с его старой заржавленной пушкой. Уж слишком хорошим режиссером оказалась судьба в Шлиссельбурге. Бесконечный град пасквилей, брошюр, памфлетов обрушился на голову "подстрекательницы к убийству невинного". Процесс против Мировича тоже не улучшает положения вещей.

Процесс ведется генерал-лейтенантом Гансом фон Веймарном со всеми внешними признаками беспартийности и непредвзятости. Акты судебного производства в чрезвычайном порядке, все бумаги тщательно пронумерованы и отлично сохранились по сию пору. В этих актах нет ни одного слова, в котором содержался бы малейший намек, что есть соглашение между Мировичем и Екатериной.

Только один раз вмешивается она в судебное производство: когда Черкасов заявляет ходатайство о необходимости подвергнуть Мировича пытке, чтобы он выдал своих сообщников, она отдает приказание не допускать пытки.

Так же поступила она в деле Гуршева и Хитрово, так же будет поступать всегда в будущем, потому что она принципиально против пытки. Но в этом единственном случае ее человеколюбие вызывает подозрения: ведь дело идет о человеке, который быть может, является главой широко разветвленного заговора. То обстоятельство, что Екатерина так мало интересуется, кто же стоял за Мировичем, наводит на мысль, что она либо боится его показаний, либо знает его подстрекателей -может быть, даже лучше, чем он их сам знает.

Человек, к которому вообще относятся подозрительно, любым своим поступком вызывает подозрения.

Мирович соблюдает перед лицом своих судей огромное спокойствие и выдержку, он открыто признает, что замыслил "нелепый и преступный переворот", он ведет себя, как настоящий азартный игрок, окончательно проигравший партию. Но в глазах недоверчивых людей его спокойствие кажется уликой против Екатерины. Она знает, что за границей поговаривают: "Только уверенность в том, что он будет освобожден от наказания, может внушить преступнику такое спокойствие". Она знает, что циничные прозорливцы, считающие, что они видят все насквозь, убеждены: в российской столице разыгрывают комедию для легкомысленного народа. Она знает, что даже аккредитованные при ее дворе иностранные послы считают, что Мирович будет в конце концов помилован. Но именно это-то обстоятельство и стоит ему жизни. Первый раз с момента своего восшествия на престол Екатерина подписывает смертный приговор и разрешает публично привести его в исполнение.

Но тех, кто относился к ней с подозрением, даже и это не убеждает в ее невиновности. Те, кто считал ее способной инсценировать шлиссельбургское восстание с целью отделаться от Иоанна, считают ее также способной послать на эшафот своего сообщника, после того как он сослужил службу, чтобы освободиться от человека, опасного своей излишней осведомленностью.

Но и русский народ не удовлетворен исходом процесса. К казни государственного преступника Мировича он относится спокойно, но то обстоятельство, что убийство неповинного Иоанна остается неотмщенным, что Власьев и Щекин за "верное исполнение своего долга" получили даже кучу денег, не вмещается в мозгу простого благочестивого русского человека. Тысячи людей, давно позабывших о коронованном ребенке "Иванушке", никогда не знавших, жив ли он еще, или умер где-нибудь за границей, начинают теперь тайком молиться за упокой души "невинно убиенного". Количество недовольных растет, но... Нет больше центра, вокруг которого могли бы сосредоточиться пожелания этих недовольных, нет законного претендента на престол, нет никого, кто мог бы оказаться действительно опасным для Екатерины. Ее моральная репутация подорвана, но ее могущество и спокойствие бесконечно много выиграли. Мертвые не возвращаются, независимо от того, каким образом они умерли. Теперь Иоанн мертв и унес свою тайну с собою в могилу, а Ушаков, который, пожалуй, мог бы навести на след какой-то связи между желаниями Екатерины и действиями Мировича, навеки бесследно исчез.

Всех их покрыло великое непроницаемое молчание сырой земли, и после них не осталось ничего, кроме аккуратной связки документов, в которых нельзя найти ни малейшей юридический улики. Историку остается только преклониться перед наличным фактическим материалом: не существует доказательств причастности Екатерины к убийству Иоанна, значит, было бы клеветой высказывать подобные предположения. Психологу же разрешено более свободное суждение. Для него играют роль не столько внешние реальные обстоятельства, сколько вопрос о внутренней возможности. И этот психолог не окажется неправым по отношению к женщине, взявшей на свою совесть убийство собственного мужа, если выскажет мнение, что она – преисполненная фанатичной веры в то, что ее личность воплощает благое начало, – была способна допустить и убийство Иоанна.

ПРИВИДЕНИЯ ПЕТРА III

Екатерина – просвещенная женщина, и она не верит в привидения. С ней не может приключиться, чтобы она, как леди Макбет, посреди радостного банкета, увидела окровавленный призрак своего убитого мужа. Но в известном смысле с нею это все же происходит.

Это происходит во время банкета в честь помолвки великого князя Павла в 1773 году. Со дня восшествия Екатерины на престол прошло около десяти лет, и она может оглянуться на ряд блестящих внешних успехов. Она накануне заключения окончательного мира с Турцией и может быть уверена в том, что под давлением победоносной русской армии Турция согласится почти на все ее требования. Ее войска стоят в Крыму, ее флот уничтожил турецкий флот под Чесмой, ее флаги развеваются над Спартой и Афинами. Ее престиж в Европе чрезвычайно возрос и начал было серьезно смущать ее западных соседей Пруссию и Австрию, но она их утихомирила, предоставив обоим принять участие в дележе Польши. Она заткнула Фридриху II и Марии-Терезии рты куском "польского пирога", да и сама проглотила около трехсот тысяч квадратных километров земли с двумя миллионами жителей.

При таких блестящих успехах совершеннолетний сын не может представлять для Екатерины особых опасностей. Кто осмелится прервать такой величавый подъем? Сократить правление, дающее стольким людям случай отличиться, предоставляющее такие удивительные возможности быстро сделать блестящую карьеру? Толковые солдаты ставятся на высокие посты, толковые купцы наживают огромные богатства, архитекторы, художники, скульпторы получают выгодные заказы, поэты и музыканты осыпаются крупными наградами. Всякий, кто может принести пользу, встречается с распростертыми объятиями, щедро, даже расточительно награждается.

Гордое меценатство Екатерины затмевает всех прочих владетельных лиц Европы и в состоянии пристыдить даже такой высококультурный двор, как французский. Два года тому назад Дидро стоял перед печальной необходимостью продать свою драгоценную библиотеку. Екатерина узнала об этом и благородным чутким жестом пришла на помощь находившемуся в стесненном материальном положении философу. Она явилась в качестве покупательницы на тех условиях, что Дидро будет до самой своей смерти заведовать библиотекой за ежегодный гонорар, обеспечивавший ему возможность безбедного существования. Гримму и Вольтеру она тоже выплачивает ежегодные пенсии. Она словно обладает каким-то волшебным аппаратом, дающим ей возможность, несмотря на долголетнюю войну и сопряженные с ней колоссальные издержки на флот и армию, иметь постоянно под руками деньги и раздавать их со щедростью богини. Вокруг себя она видит только довольные лица. Она получает только восторженные, преисполненные хвалы письма. Вольтер называет ее Минервой, северной Семирамидой. Державин воспевает в патетических строфах райское состояние страны под ее скипетром. Ей кажется, что она счастливой рукой управляет счастливым народом.

С законной гордостью вспоминает Екатерина за торжественным обедом, устраиваемым по поводу помолвки ее сына, о том, как сама она тридцать лет тому назад, подобно невесте Павла, немецкой принцессе Наталии, приехала в Россию такой же маленькой бедной принцессой, чтобы сочетаться браком с наследником русского престола. Теперь ей сорок четыре года, она – пышущая здоровьем женщина, с круглыми розовыми щеками и сверкающими глазами, преисполненная сознания своего счастья и более чем когда-либо бурных желаний. Благодарение Г осподу, есть еще и несбывшиеся грезы, иначе она чувствовала бы себя постаревшей. С сострадательной симпатией взирает она на маленькую принцессу Наталию: она, Екатерина, будет ей лучшей свекровью, чем была для нее самой Елизавета. Но и Наталия не будущая Екатерина. Да ей и незачем быть таковой. Ей достаточно только рожать детей -сыновей. Екатерина завещает каждому из своих внуков, сколько б их ни было, по целому царству. Кто в силах помешать ее дальнейшему триумфальному шествию?

Посреди этого горделивого пиршества, в зените своей славы, Екатерина вдруг узнает, что на юговостоке ее страны, на берегах Урала, появился какой-то человек, именующий себя Петром III, и что тысячи людей восторженно следуют за этим человеком, а местные власти не в силах с ним справиться, и количество его приверженцев неудержимо возрастает со дня на день.

Этот человек – обманщик, в том не может быть ни малейшего сомнения. Екатерина -просвещенная женщина. Она знает, что Петр мертв, а мертвецы никогда не возвращаются. Но люди, живущие на Урале и по среднему течению Волги, невежественны, суеверны, легковерны, безграмотны. Это в большинстве казаки, беглые солдаты, скрывающиеся преступники, мужики. Они думают, что

Петр III спасся от своих убийц, скрывался до сих пор в каком-то укромном месте и теперь объявился. Они верят любой небылице, которую им преподносят, потому что – и это самое ужасное – они несчастны. Существование их до того невыносимо, их томление по улучшению жизненных условий до того велико, что они бегут к каждому человеку, который обещает им лучшую долю.

Человек, выдающий себя за Петра III, конечно, обманщик. Но за ним – подлинное восстание. Уральские казаки, лишенные своих старых привилегий и распределенные по ненавистным им регулярным полкам, духовенство, многие из представителей которого ввиду секуляризации церковных имуществ дошли до положения нищих бродяг, сектанты, правда, терпимые верховной властью, но разоряемые незаконными поборами жадного до денег мелкого начальства, мужики, у которых позабирали их лошадей, овец и коров для снабжения армии, солдаты, бежавшие от принудительного рекрутского набора, преступники, ни в чем не повинные, которых без суда сослали на каторгу, и в первую очередь бесконечные ряды разочарованных, истерзанных до крови, измученных и изголодавшихся крепостных.

В азиатских народностях, включенных в состав полуцивилизованной Российской империи, но не нашедших в ней себе места, башкирах, киргизах, калмыках, просыпается их старый дух, они сбрасывают с себя ненавистное ярмо полевых работ и выступают против непонятной им, чуждой, враждебной государственной власти.

За самозванцем выступает целый народ, на протяжении каких-нибудь нескольких месяцев к нему присоединяется чуть не половина страны. Тот народ, о котором Екатерина так охотно и красноречиво говорит, но о котором она совсем позабыла из-за своих грандиозных завоеваний и успехов. Народ не выгадывает ничего от славного расширения границ государства, но истекает кровью от бесконечной войны.

Какое дело крепостному мужику, не знающему даже русской азбуки, до того, что над Акрополем развеваются русские флаги? Какое дело ему, не имеющему права удалиться со своего клочка земли, до роскошных петербургских и московских дворцов, до удивительных картин итальянских и голландских мастеров, которыми императрица украшает Эрмитаж? Какая ему польза от произведений французских философов и борцов за права человека и гражданина, на переводы которых Екатерина затрачивает ежегодно десятки тысяч рублей? Какая польза ему от того, что заграничные ученые разъезжают вдоль и поперек по всей стране, чтобы составлять географические карты, измерять высоту гор, колебания температуры?

Народу никогда не жилось хуже, чем сейчас. Потому что за все грандиозные и помпезные начинания короны расплачивается, в сущности, народ, хоть он и не сознает, как это происходит: волшебный аппарат, при помощи которого Екатерина добывает все новые и новые средства, не что иное как печатный станок. Екатерина печатает столько бумажных рублей, сколько ей надобится, и соответственно с этим ценность рубля все падает, хлеб все дорожает, налоги все повышаются, а податные чиновники становятся все беспощаднее.

Человек, выдающий себя за Петра III, в действительности – Емельян Пугачев, он бывший казак и неоднократно подвергавшийся наказаниям дезертир. Ему не раз приходилось укрываться от преследований военных властей у враждебно относящихся к правительству лиц – казаков, крестьян, раскольников. Ему отлично знакомы все местности на Урале и по нижнему течению Волги, он знает настроение живущих там людей. Он чувствует себя солидарным с ними, тоже преследуемыми, тоже угнетенными.

Пугачев не отличается ни малейшим сходством с покойным Петром III. Он – высокий, крепкий парень, густые черные волосы спускаются низко на его упрямый, изборожденный морщинами лоб, его энергичный подбородок оброс черной бородой. В начале своей карьеры он одевается в скромное монашеское платье, мало ест и никогда не пьет, живет аскетом и утверждает, что ищет власти не для себя, а для своего возлюбленного сына Павла. Он часто со слезами на глазах нежно прижимает к губам портрет царевича.

Это, конечно, комедия. Но его ненависть против всякого злоупотребления властью, его любовь ко всем угнетенным искренни и в основе всех его бесчисленных грозных злодеяний тлеет пламя возмущенного чувства справедливости.

– Если Господь поможет мне добраться до Петербурга, – говорит он обычно, – то я заточу мою злую супругу Екатерину в монастырь, дам волю всем крестьянам и уничтожу до последнего всех дворян.

Пугачев – революционер, и все его приверженцы – революционеры. Но так как они действуют без всякой подготовки, без дисциплины, без творческой идеи государственной реформы, поддаваясь только непосредственному чувству слепой ненависти ко всему существующему, то напоминают исполинскую разбойничью шайку. Состоящее из нескольких тысяч человек войско Пугачева вынуждено добывать все ему необходимое – оружие, продовольствие, деньги – грабежом, нападает на деревни, вытаскивает из сараев повозки, уводит лошадей, забирает все движимое имущество, попадающееся под руку, подвергает разгрому целые города и при малейшем сопротивлении или просто из жажды уничтожения поджигает их. Бунтовщики повсюду призывают крестьян восставать против своих помещиков, убивать их, отбирать их землю и имущество, нередко прибегая для воздействия на крестьян даже к террору.

Пугачев не умеет ни читать, ни писать. Его воззвания и манифесты передают из уст в уста, но это оказывается весьма быстрым средством сообщения. Крестьяне убивают своих помещиков, если те не укрываются своевременно в лесах, и один город за другим открывает восставшим свои ворота. Духовенство, крепостные и даже низшие органы администрации встречают мятежников хлебом и солью. В медных рудниках на Урале рабочие бросают работы, убегают к бунтовщикам и возвращаются с ними обратно, забирают добытую руду, льют из нее пушки и ядра и, таким образом, оказываются технически снаряженными лучше, чем правительственные войска.

В Петербурге сначала недооценивают опасности, представляемой мятежом, а позднее стеснены в своих действиях вновь вспыхнувшей турецкой войной. Крепость за крепостью переходят в руки Пугачева, правительственные войска несут огромные потери из-за фанатического сопротивления мятежников и большого количества перебежчиков.

Само собой разумеется, что при такой разнузданности всех инстинктов грабежи, убийства, поджоги становятся сплошь да рядом самоцелью. Повсюду организуются самостоятельные, не находящиеся в связи с Пугачевым подлинно разбойничьи шайки, которые, прикрываясь его именем, грабят, поджигают, вешают дворян, похищают женщин и доводят всеобщее смятение до невероятных размеров. Подобно исполинскому рою, подобно бесчисленным тучам саранчи растекаются дикие банды по всей стране, не оставляя позади себя ничего, кроме пепла, развалин и опустошения. Насколько эти люди, превратившиеся за одну ночь в мятежников, не задумываются о будущем, о том, чтобы и впрямь завладеть завоевываемой землей, явствует из того факта, что они забывают ее обрабатывать: в этом страшном 1774 году почти одна треть России остается невспаханной.

Пугачев так же мало подготовлен к неожиданно выпадающей на его долю политической роли, как и его приверженцы. Власть бросается ему в голову, опьяняет его, как то крепкое вино, которым он начинает теперь запивать каждый вечер свои лукулловские трапезы. Свой скромный полумонашеский наряд он сменяет на фантастический красный мундир. Его "дворец" около Берды (во время осады Оренбурга) представляет из себя, правда, просто большую крестьянскую избу, но все стены этой избы оклеены изнутри с потолка и до пола золотой бумагой.

Пугачев – этот бывший дезертир, исходным пунктом мятежа которого являлась борьба против военного начальства, – начинает награждать своих людей орденами, срываемыми с трупов убитых офицеров. Он, обещавший уничтожить дворянство, начинает жаловать своим приверженцам дворянские титулы. Смертельный враг Екатерины называет одного из своих наиболее приближенных сотрудников "граф Орлов", другого казака – "Воронцов", а какого-то беглого разбойника-каторжника, которому отрезали нос и который вследствие этого неизменно носит на лице сетку, – "граф Панин". Так как к подлинному придворному штату принадлежат и фрейлины, то дюжину-другую неуклюжих крестьянских девок при помощи палочных ударов обучают делать глубокие придворные реверансы и согласно "этикету" ухаживать за "императором".

Эта детская игра среди бесчисленных виселиц и дымящихся развалин производит какое-то жуткое, призрачное впечатление. Непостижимо, как это несомненно все же гениальный Пугачев коверкает свой характерный казацкий череп жалкой маской Петра III, как это вождь такого гигантского революционного движения тратит свое время на обезьянничанье, на нелепое подражание внешним придворным обычаям. Но дело в том, что грозный Пугачев, который якобы собственноручно отрубил около тридцати тысяч голов, одновременно с этим наивное дитя, наслаждающееся совместно с другими, тоже ребячливыми насильниками, пребыванием в сказочной стране, оклеенной золотой фольгой.

Среди пленных офицеров некоторые умеют писать и даже владеют иностранными языками. Пугачев теперь в состоянии издавать настоящие манифесты, снабженные подписью "Петр III", и так как позади этих манифестов стоит грозный принудительный аппарат, то к ним относятся столь же серьезно, как к манифестам Екатерины. Если она пытается просвещать народ насчет подлинной личности "разбойника Пугачева", то он распространяется насчет своих законных прав и противопоставляет их притязаниям своей преступной, убивающей из-за угла супруги.

Когда она устанавливает тяжкие наказания для лиц, которые станут на сторону лже Петра, самозванца Пугачева, он грозит виселицей и колесованием за приверженность к узурпаторше Екатерине. Так как военное счастье изменчиво, то бывают такие случаи, как, например, в Самаре, что утром в одной и той же местности казнят от имени императора Петра III, а вечером от имени императрицы Екатерины. Несчастные обыватели, сплошь и рядом не знающие, допрашивают ли их правительственные или повстанческие войска, отвечают на вопрос о том, кого они считают имеющим законные права на престол:

– Того же, кого и вы.

Летом 1774 года войска мятежников уже больше любой неприятельской армии, когда-либо выступавшей против России. И это войско находится посреди страны. Какая польза от того, что правительственные войска одерживают тут и там победу, берут в плен тысячу-другую бунтовщиков, отбирают несколько десятков орудий? Пламя, погашенное в одном месте, вспыхивает с удвоенной силой в десятке других мест. Пугачев побеждает не силой оружия, а как эпидемическая болезнь: заразительностью. Он еще в тысячах верст от Москвы, а сердца сотен тысяч крепостных, проживающих в старой священной столице или в непосредственной близости к ней, уже начинают усиленно биться и преисполнены нетерпеливого ожидания желанного освободителя. По ночам на пустынных неосвещенных улицах первопрестольной раздаются сплошь да рядом возгласы: "Да здравствует батюшка Петр III!"