Текст книги "Искатель. 1966. Выпуск №4"
Автор книги: Гилберт Кийт Честертон
Соавторы: Аркадий Адамов,Джон Бойнтон Пристли,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Геннадий Гор,Сергей Жемайтис,Мишель Демют,Лев Эджубов,Маун Джи
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
МАУН СЕЙН ДЖИ
ДВЕ ВСТРЕЧИ В ДОЛИНЕ МРОХАУН
Фантастический рассказ
«Джип» остановился у большого термитника на окраине деревни Таунмьяин. Сержант побежал за водой. Вода кипела в радиаторе, и пар вырывался густыми рваными хлопьями. Мы замерзли в машине. Целый день «джип» крутил по горным дорогам, чуть не сталкиваясь на поворотах с переполненными синими автобусами и старыми грузовиками, груженными мандаринами и клубникой. Дороги пахли сосновой хвоей, мандариновыми корками, прелостью тиковых листьев и ветром, катящимся с синих гор. Майор Львин подошел к термитнику и выбил о него трубку. – Может, пройдем пешком, профессор? Погонщики должны ждать на том конце деревни.
Но мы не успели тронуться с места, как уввдели широко шагающего шана в коричневых штанах. Голова его была обмотана, как тюрбаном, махровым полотенцем.
– Профессор Тейн Вин! Майор Львин! – сказал он. – Мы вас уже давно ждем. Районный комиссар звонил еще утром.
Шан оказался разговорчив и доброжелателен. Он провел нас в свой дом, ибо совмещал в одном лице почтальона, телеграфиста и местную власть.
– К нам редко гости приезжают, – говорил он по дороге, хмурясь на любопытных ребятишек, бежавших рядом. – Даже инспектор. А вашу машину мы заметили за перевалом. Здесь удивительная слышимость…
Парень, видно, учился в Мандалае, и ему хотелось говорить культурно с гостями из Рангуна. На него производил большое впечатление мой титул. Да и погоны майора тоже.
– Заходите. Жена подогревает мохингу.[4]4
Мохинга – бирманский суп из лапши.
[Закрыть] Вы, без сомнения, проголодались с дороги. Если не возражаете, к нам присоединится саядо.[5]5
С а я д о – настоятель буддийского монастыря.
[Закрыть] Правда, в монастыре всего три монаха, но монастырь древний. Говорят, еще сам Алаунпая, король, посетил его и сказал, что пусть здесь кончается дорога… Вот мы и живем с тех пор на конце света.
Шан рассаживал нас на многочисленных подушках. Я подумал, что эти подушки собирали со всей деревни и соседи нашего хозяина будут этой ночью спать на голых циновках. Но вслух я ничего не сказал. Нельзя было обидеть хозяина.
За дверью заурчал наш «джип». Вошел сержант и сел рядом с нами.
Миловидная шанка поставила перед нами по миске с вкусно пахнувшей мохингой.
Я почувствовал, что сильно проголодался.
По ступенькам на веранду поднялся старик в выцветшей тоге. Саядо. Мы поклонились ему. Саядо сел в сторонке. Я подумал, что если он даже и не очень строго соблюдает монашеский этикет, то все равно при нас не возьмет в рот ни крошки.
Некоторое время мы ели в почти торжественном молчании. Краем глаза я видел, как в задней двери сменялись любопытные лица. Девушки, позвякивая бусами, втихомолку разглядывали нас.
– Саядо видел сам, – сказал наш хозяин. – Он первым увидел.
– Я молился, – сказал саядо. – Я плохо сплю по ночам. – Мы тоже увидели, – добавил хозяин. – Только потом. Стало так светло, что мы все проснулись.
– Но я увидел первым, – сказал саядо и сердито поднял темную руку, обтянутую чешуйчатой ящеричной кожей.
– И на что это было похоже? – спросил майор Львин.
– Это была рука Бодисатвы,[6]6
Бодисатва – одно из божеств в буддийской религии.
[Закрыть] протянутая к пагоде Пьяного духа.
– Как будто солнце упало на землю, – поправил его шан. – Очевидно, мы наблюдали падение большого метеорита.
Хозяйка дома принесла красный лаковый поднос с горой белого рассыпчатого риса. Саядо посмотрел на рис, и я могу поклясться, что в глазах его мелькнуло сожаление.
– Это была рука Бодисатвы, – упрямо повторил он. – Надо покрасить пагоду.
– И далеко отсюда место падения? – спросил майор Львин, глядя прямо перед собой, чтобы не обидеть старика, но обращаясь, без сомнения, к нашему хозяину.
– До пагоды Пьяного духа миль двадцать. Она за лесоразработками. Только туда никто не ходит. Я сразу позвонил на пограничный пост. Они тоже видели, только издалека. А потом мне сказали, что вы остановились в Лашио и выезжаете на машине.
– А как мы туда доберемся?
– Лучше было бы теперь покрасить пагоду. Небо недовольно нашей забывчивостью, – вмешался саядо.
Женщина поставила перед нами миски с мясом и перцем. – Слоны уже ждут, – сказал шан. – На рассвете можно будет выходить.
…Слоны шли по руслу почти пересохшей реки, и, когда один из них вступал в воду, следующий на мгновение приостанавливался, как бы выясняя для себя, достаточно ли надежно это место. Слоны давно знали эту реку и, видимо, привыкли не доверять ей.
Передо мной покачивалась спина погонщика, который сидел сразу за ушами слона и порой наклонялся к уху, будто говоря что-то.
На слоне впереди ехал Львин. На третьем – наш хозяин. Ему можно было бы и не сопровождать нас, но он считал участие в экспедиции частью своих обязанностей.
Мы задержались с выездом на полчаса, пока на слонов грузили припасы. Можно было подумать, что мы отправляемся в далекую экспедицию и не исключена возможность погибнуть от голода.
Сосны исчезли, как только мы спустились футов на пятьсот ниже деревни. Только видны были самые кончики их вершин на утесах. Вплотную к реке, к серым камням долины, подходили кущи бамбука, и изредка над водой нависал покосившимся столбом тиковый ствол. Громадные желтые листья тика вылетали по реке из леса и плыли перед нами, подпрыгивая на перекатах. Лес был сух, и цвет его, густо-зеленый у деревни, сменился на более жухлый, рыжеватый внизу. Дождей не было уже два месяца.
Лес, так густо населенный всякой живностью, таил ее от нас. Правда, пролетала несколько раз у самых моих глаз синяя птица майна, мы видели больших горных сорок да спугнут водяного ужа.
У моего погонщика голова была обмотана полоской тигровой шкуры.
– Здесь много тигров? – спросил я.
– Много, – односложно ответил погонщик.
– Этого ты убил?
Погонщик дотронулся до повязки и ответил:
– Нет, купил на ярмарке у знахаря. У меня голова часто болит. Это помогает… А тигр вчера подходил к деревне. Слоны волновались.
Снова пришла тишина. Ее нарушали только ворчание воды, редкий вздох слона да обрывки негромкого разговора, долетавшего спереди.
Места эти были мне знакомы. Когда-то очень давно, много лет назад, я шел по этой долине. Вернее, не по этой самой, но по такой же. Мы должны были встретить груз оружия для партизанского отряда, но так и не дошли до места встречи. У одного из поворотов ущелья нас ждала японская засада. Автоматчики спокойно вышли из-за скалы. Они не спешили. Нам все равно некуда было деться. Ущелье отвесно поднималось вверх, а бежать по руслу вверх под пулями японцев было бесполезно.
Да, этр случилось почти в таком же месте. И я вдруг внутренне сжался от неясного ужаса, почти поверил, что из-за этого поворота выйдет капрал японской армии в ровно сидящей на голове каскетке и скажет: «Руки вверх!» – на плохом бирманском языке.
Интересно, о чем думает сейчас майор Львин! Ведь он был в моей группе, мальчишка Львин, и мы вдвоем только и остались в живых…
Вчера, перед сном мы долго вспоминали, не у этой ли деревни чуть не расстались с жизнью! Но вспомнить было трудно. Да и не удивительно. Ведь прошло столько лет.
Привал шан предложил устроить на широкой, покрытой мелкой галькой отмели. Было тепло, почти жарко. Солнце, наконец, выпуталось из-за гор и пробудило к жизни мошек и оводов. Из-под холодных ветвей у воды вылетали большие кусачие комары. В лесу шумели птицы, и у самых моих ног большие желтые муравьи протоптали тропинку через всю отмель – за водой.
Я спросил стоящего рядом Львина:
– Помнишь, тогда, убежав от японцев, мы шли по лесу и мечтали, что, как только кончится война, мы с тобой обязательно вернемся сюда, в горы, и встретим ту девушку, которая дала тебе нож!
– Да, но партизаны, побывавшие потом в этих местах, рассказывали, что не нашли никого из жителей той деревни…
– А так и неизвестно, что стало с оружием. Может быть, его и не было, и мы зря рисковали жизнью!
– Нет, Тейн Пе не обманул бы нас. Просто японцы оказались хитрее.
– Давайте поедим, а потом двинемся дальше, – сказал подошедший к нам шан. – Надо добраться до пагоды Пьяного духа прежде, чем стемнеет.
– Здесь были японцы? – спросил его Львин.
– К нам они почти не заходили. А вот в деревне по ту сторону долины у них был сторожевой пост. Старики рассказывают легенду про одну девушку из той деревни, только я ее не помню в подробностях. Мо Нга, кажется, знает.
– Мы хотим ее услышать, – сказал Львин.
Видно, голос его изменился, и потому шан взглянул на майора с удивлением. Мало ли легенд рассказывается в этих краях! Но шан позвал маленького пожилого погонщика с острыми скулами на круглом морщинистом лице.
– Гости хотят услышать легенду о девушке, которую могучий дух взял на небо. Ты знаешь?
– Конечно, знаю.
Львин закурил. Он редко курит перед едой.
– В годы войны в деревню на той стороне долины пришли японцы. И вот однажды невдалеке они поймали партизан и привезли в свой дом. Затем они стали выводить партизан по одному на площадь и перед всей деревней допрашивать. Если партизан молчал, его убивали. И они молчали. Только к вечеру японцы приказали жителям разойтись. Самураи уже убили пятерых, но двое еще оставались в доме.
А ночью к пленным пришла Ма Ко Джи и дала им нож. Партизаны убили часового и убежали. Солдаты рассвирепели. Они хотели всех убить в деревне, но жители ушли в горы. А Ма Ко Джи, чтобы отвлечь японцев, сделала так, что они увидели ее. И повела самураев за собой. Они догнали ее у пагоды Пьяного духа и уже окружили ее, как с неба пришел могучий дух и сжег их своим лучом. А девушку взял на небо. Вот и все. Люди верят в это.
Тем временем погонщики приготовили обед, и мы сели вокруг расстеленной на камнях циновки.
Но мне не хотелось есть. И странное дело, хотя я тогда и не видел девушки, сохранились в памяти лишь шепот в темноте, блеск лезвия и тень в дверях, – теперь вдруг показалось, что я ее разглядел, и, больше того, успел полюбить, и любил все эти годы.
Львин молчал. Я понимал его. То, что рассказал погонщик, уже не имело к нам отношения. Даже если это та самая девушка, которая и передала нам нож, то судьба ее все равно принадлежала уже сказкам и легендам. Пусть простые люди думают, что могучий дух взял ее живой на небо. Она этого заслужила!
А когда мы возобновили путь и мерное покачивание слоновьей спины помогло мне успокоиться, мысли мои оказались заняты, казалось бы, бессмысленной, но очень важной для меня проблемой: справедливо ли, оправданно ли погибла та девушка! Нет, я думал не о справедливости нашей войны за свободу, а о том, оказались ли мы, майор Львин и я, достойными той жертвы, которую принесла эта девушка, девушка, которую мы в суматохе долгих лет почти забыли. Что сделал я? Кого я спас и кому помог? Может, справедливее было бы, если бы погиб именно я, а та девушка дала бы жизнь новым людям, полезнее меня и, может быть, умнее.
Итак, в раскаянии, печальный, все вспомнивший и осудивший себя за те дни и месяцы безделья и ошибок, которые теперь казались мне преступлением, я не заметил даже, что караван наш остановился на поляне у облезлой пагодки на высокой платформе. Пагодка, формой своей относящаяся не ранее чем к восемнадцатому веку, вряд ли видела многих посетителей за последние годы. И саядо был прав, когда говорил о том, что ее надо бы покрасить.
Мы были у цели нашего путешествия. Где-то здесь, неподалеку, упал позавчера ночью болид, на поиски которого мы направлялись.
День кончался. Я подошел к пагодке. Если верить легенде, здесь японские солдаты настигли девушку, спасшую нас, двух партизан, двадцать лет назад. И если для наших спутников пагода эта была только олицетворением легенды, для нас с Львиным она вдруг оказалась частью нашей жизни.
Рядом довольно пыхтел слон, подтягивая хоботом вершину тоненького деревца; о чем-то шумно совещались погонщики.
– Мы уже много лет не бывали в этих местах, – сказал шан. – Но мы думаем, что надо идти дальше, к Круглому озеру. Болид летел с востока на запад. Дальше пойдем пешком, если вы не устали. Мы успеем пройти с милю, прежде чем стемнеет. Потом вернемся. Погонщики приготовят лагерь. А как следует поисками займемся завтра. Подождите, я только договорюсь с погонщиками.
Шан отошел, а я присел на край платформы.
Плиты, из которых она была сложена, растрескались и разошлись. В трещинах выросли трава и даже несколько кустов. Я машинально потянул за вершину один из кустиков, который корнями пытался разломить ветхую платформу.
Кустик поддался и вылез из трещины, цепляясь корнями за камень, Я отряхнул землю с корней и подумал было, что кустик надо пересадить, чтобы он не погиб, как из сплетения корней выпало что-то блестящее. Это была золотая серьга. Обычная серьга из дутого золота, которые делают в Лашио и продают на ярмарках в горных деревнях. Я вздрогнул.
– Может быть, это она потеряла серьгу! – раздался над моим ухом голос Льзина.
Он и шан стояли рядом со мной.
– Мало ли кто из паломников мог забыть серьгу, – сказал шан.
– Серьги не забывают. А потерять их нелегко. Да и какие здесь паломники!
– Ну что ж, пойдем дальше? Или, может быть, отложим на утро?
– Нет, нет. Конечно, сейчас.
И мы пошли по поляне к темнеющему впереди лесу. Слонов оставили. Им нелегко пробираться по лесу, по камням.
Мне трудно было сосредоточиться на том, что мы ищем болид. Казалось, мы идем рядом с девушкой, погибшей двадцать лет назад.
В горах темнеет быстро. Наверно, в долине еще светило солнце, но здесь, в низком сухом лесу, усыпанном листьями и украшенном редкими орхидеями, сумерки подкрались незаметно, и в тот момент, когда мы увидели среди выжженных шжаром стволов продолговатое металлическое тело, темнота с размаху накрыла долину своим пологом.
На какое-то мгновение мы остановились. Мы ожидали всего что угодно: увидеть воронку от метеорита, увидеть каменную глыбу, врезавшуюся в почву, увидеть раскиданные огнем и бурей деревья… Но не металл, покореженный при ударе о землю.
Мы стояли, глядя, как темнота съедала очертания небольшого сигарообразного тела, и мысли мелькали у нас в головах с такой поспешностью и сумбурностью, что ни остановить их, ни привести в порядок не было никакой возможности. Первым опомнился шан. И его трезвый ум подсказал нам решение, до которого не додумались ни я, ни Львин, одурманенные вероятной сказочностью нашего открытия.
– Смотрите, – сказал шан. – Спутник упал. Интересно, американский или русский?
Ну конечно, он прав. Это спутник. Никакой не космический корабль, как померещилось мне (а наверно, и Львину) в обманчивых сумерках.
Шан достал электрический фонарь.
Мы подошли поближе.
И даже при слабом свете фонаря сразу поняли, что все мы не правы. Никакой это был не корабль из космоса и даже не спутник. Это был разбившийся «спитфайер», от которого сохранился только покореженный фюзеляж. Видно, пока он падал, пробиваясь сквозь деревья и скалы, то потерял плоскости и стабилизатор.
Да, сомнений не было. Луч фонарика, обежавший поляну, обнаружил в нескольких десятках ярдов разбитый мотор и обломки крыла, заросшие кустами.
– Но ведь он упал не вчера. – В голосе шана слышалось искреннее изумление.
– Нет, очень давно. Наверное, даже в войну.
Львин подошел поближе, нагнулся и поднял заржавленный и забитый землей ствол ручного пулемета.
– А вчера ночью болид, пролетев здесь и упав неподалеку, сжег заросли. Сжег и обнаружил трагедию военных лет. Посветите-ка сюда…
Луч фонаря забрался внутрь фюзеляжа и осветил среди путаницы проводов, изогнутых листов алюминия и разбитых ящиков с ржавыми частями винтовок белый череп.
– Я знаю, кто это, – сказал Львин.
Я тоже уже знал. Это был тот самый самолет, который мы должны были встретить на Круглом озере и не встретили. Вот оружие, которое так ждали в нашем отряде.
– Мы вернемся сюда завтра. Попытаемся найти какие-нибудь документы. И заодно продолжим поиски болида, – предложил шан.
Мы не спорили. Да и что искать в такой темноте!
Может быть, час, а может, и больше пробирались мы обратно к лагерю. Все молчали. Весь день сегодня нас преследует прошлое. Двадцать лет молчало оно и вдруг ожило, вдруг позвало нас.
Наконец лес кончился. Впереди у скал виднелся гостеприимный костер. Темная громада шарахнулась от меня, перепугав до полусмерти. Это слоны паслись на опушке леса.
В тишине ночных гор были слышны голоса у костра. Там угадывались тени наших спутников. Мы прибавили шагу, рискуя поломать ноги. Нам не терпелось вернуться к сегодняшнему дню.
– Стой, – вдруг прошептал Львин. – Вы слышите?
Мы остановились, Среди голосов у недалекого уже костра послышался женский голос. Это было невероятно! Нет, это не показалось. Все трое слышали его. С минуту мы стояли, прислушиваясь. Да, без сомнения, погонщики принимали гостей. Вот слышен мужской голос. Он высок и странен. Как будто говорящий не очень хорошо знает бирманский язык.
А когда мы подошли к костру, то зрелище, увиденное нами, предстало настолько невероятным, что мы не решились сразу приблизиться.
Погонщики и в самом деле были не одни. Рядом сидели еще двое мужчин и женщина.
И непонятное чувство, которое раньше вселило в меня уверенность, что золотая серьга была потеряна у пагоды именно нашей спасительницей, подсказало мне, что это она сидит у костра. Не правда ли, удивительно? Ведь я ее никогда не видел, да если бы и видел, забыл бы за двадцать лет. Но все-таки не ошибся. Это была именно она.
Лицо ее, широкое, смуглое, было серьезным, но большие глаза улыбались. Одежда, тонкая и переливающаяся в неверном свете костра, была соткана не здесь, не в горах. И может быть, даже не на Земле. И в этой мысли уверили меня ее спутники. Мужчины были одеты, как и она, в переливающиеся ткани, но не одежда, а лица их говорили о том, что на Земле они – гости.
Нет, я не почувствовал ужаса или отвращения к гостям. Казалось, что от них исходит спокойная уверенность и доброжелательность. Я не знаю, улыбались ли они, когда увидели нас выходящими из темноты, но мне показалось, что улыбались. Да и достаточно было взглянуть на проводников. Горцы сидели у костра как ни в чем не бывало и потягивали чай.
– А вот и они, – сказал один из проводников.
– Извините за вторжение, – сказал один из гостей. – Мы думали, что встретим всех вместе, а оказалось, вы отправились нас искать. Мы завтра с утра отлетаем в Рангун, но сначала выполнили обещание, которое много лет назад дали Ма Ко Джи – спуститься на Землю в том самом месте, где встретили ее…
А остальное рассказала нам сама Ма Ко Джи, девушка, которая спасла нас двадцать лет назад.
Легенда оказалась правдой или почти правдой.
Гости с далекой звезды, о которых вы, уважаемый читатель, знаете не меньше меня, которых видели и по телевизору и в кино, а может быть, и встречали, если вам посчастливилось быть в Рангуне в прошлом году, впервые прилетели к нам в 1944 году.
Но когда они подлетели к Земле, то увидели, что идет большая война. Они тогда еще не знали, кто прав и кто виноват в этой войне, и решили не высаживаться на нашей планете.
На последнем обороте вокруг Земли они пролетали над Шанскими горами. И тут они заметили, как в лесу разбился самолет. Тот самый, к которому шли мы с Львиным. Гости спустились рядом, надеясь помочь людям. Но было поздно. Экипаж самолета погиб. День они провели неподалеку, а потом уже собрались улететь, чтобы никогда не возвращаться на злую планету, как увидели девушку, за которой гнались вооруженные люди. Гости пожалели девушку и помогли ей скрыться от японских солдат.
Так Ма Ко Джи оказалась на их корабле.
Она пришла в себя, понемногу научилась языку наших гостей, многое рассказала им. Она хоть и была простой девушкой из шанской деревни, но ходила в школу и умела читать. Она даже читала газеты и знала, почему началась война…
А вернуться наши гости смогли только через двадцать лет. Они надеялись, что за эти годы на Земле многое уже изменилось, и знали, что люди не так жестоки, как им показалось в первый прилет. С ними вернулась и Ма Ко Джи.
Так мы и встретились с прошлым. И оно уже стало нашим будущим. Ведь вы, наверное, слышали, что мой внучатый племянник улетает на корабле гостей.
Перевел с бирманского Кир. БУЛЫЧЕВ
Г. ЧЕСТЕРТОН
ЗЕРКАЛО СУДЬИ
Рассказ
Гилберт Кийт Честертон (1874–1936) – один из крупнейших английских писателей XX века. Он писал и романы, и очерки, и биографии великих людей, и стихи. Но, пожалуй, больше всего – и в Англии и в других странах – любят его детективные рассказы. Цикл рассказов о сыщике-любителе, скромном католическом священнике отце Брауне – самый известный. В этом цикле около 50 рассказов, собранных в 5 сборников («Неведение отца Брауна», «Неверие отца Брауна», «Мудрость отца Брауна», «Тайна отца Брауна», «Позор отца Брауна»).
У Брауна свой метод: он как бы перевоплощается в преступника, изучает его изнутри – и в этом состоит его тайна. В большинстве случаев отец Браун выступает в качестве обличителя ханжества, предрассудков и лживости английского общества.
Рассказ «Зеркало судьи» был впервые опубликован на русском языке в журнале «Вокруг света» № 11 за 1928 год.
Рисунки Б. ГУРЕВИЧА
Джеймс Бэгшоу и Уилфрид Эндерхилл были старыми друзьями, они любили бродить целыми ночами по улицам, болтая без умолку и огибая один угол за другим в безмолвном, безжизненном лабиринте большого пригорода, в котором они жили. Первый из них, высокий, темноволосый, черноусый добродушный мужчина, был профессиональным сыщиком; другой, на вид чувствительный джентльмен, с острыми чертами лица и редкими волосами, – сыщиком-любителем. Читатель, несомненно, удивился, когда узнает, что говорил сыщик-профессионал, а любитель слушал, и притом даже с некоторым почтением.
– Наше ремесло, – говорил Бэгшоу, – это единственное ремесло, в котором профессионал, по всеобщему убеждению, постоянно ошибается. Никто никогда не пишет рассказов о том, что парикмахер не умеет стричь и ему помогает клиент; или, скажем, о том, что извозчик не умеет управлять кэбом и седок учит его. Но при всем том я не стану отрицать, что мы часто предпочитаем идти по проторенной дорожке; иными словами, мы имеем несчастье постоянно руководствоваться какими-то твердыми правилами и законами. В чем романисты не правы, так это в том, что они вообще отказывают нам в праве руководствоваться ими.
– Шерлок Холмс, – заметил Эндерхилл, – несомненно, сказал бы, что он руководствуется правилами и законами логики.
– Ну, возьмем, к примеру, следующий вымышленный, конечно, случай с Шерлоком Холмсом и профессиональным сыщиком Лестрадом. Шерлок Холмс может, скажем, догадаться, что какой-нибудь совершенно незнакомый ему человек, переходящий через улицу, иностранец, только потому, что этот незнакомец, переходя через улицу, смотрит сначала налево, а потом направо. Я готов согласиться, что Холмс угадал правильно. Я уверен, что Лестрад никогда бы не догадался. Но ведь все упускают из виду, что полицейский сыщик, который не мог д о г а д а т ь с я, мог зато з н а т ь. Лестрад з н а л, что этот прохожий – иностранец, по той простой причине, что он в пределах своего участка должен следить за всеми иностранцами, а кое-кто сказал бы – вообще за всеми жителями. Как полицейский я радуюсь, что полиции стало многое известно, ибо всякому хочется делать свое дело безукоризненно. Но как гражданин я нередко задаю себе вопрос: не слишком ли многое известно полиции?
– Неужели вы хотите этим сказать, что вам известен каждый человек в вашем участке? Стало быть, если бы вон из того дома напротив вышел какой-нибудь человек, вы могли бы сказать, кто он и что он?
– Да, если бы он был владельцем дома, – ответил Бэгшоу. – Этот дом арендуется неким литератором англо-румынского происхождения, который обычно живет в Париже, но в данное время находится здесь в связи с постановкой какой-то пьесы. Зовут его Озрик Орм, он представитель новой школы, и, кажется, его очень трудно читать.
– Ну, а другие жители этой улицы… – сказал Эндерхилл. – Я как раз думал: как странно, как ново и незнакомо все тут выглядит. Эти высокие белые стены, эти дома, затерявшиеся в садах… Вы не можете знать всех…
– Кое-кого я знаю, – ответил Вэгшоу. – Вот эта стена, мимо которой мы идем, окружает владения сэра Хемфри Гвинна, более известного под кличкой «Судьи Гвинна». Это тот самый старый судья, который так шумел по поводу шпионажа во время войны. Соседний дом принадлежит богатому торговцу сигарами. Он родом из Латинской Америки, очень смуглый и похож на испанца, но фамилия у него самая английская – Буллер. Следующий дом… Вы слышали шум?
– Да, я что-то слышал! – сказал Эндерхилл. – Но что, я не знаю.
– А я знаю! – ответил сыщик. – Это были два револьверных выстрела и крик о помощи. А донеслись они из сада судьи Гвинна, этого приюта законности и мира. – Он поглядел направо и налево и прибавил: – Ведущие в сад ворота находятся с другой стороны, за полмили. Эх, если бы эта стена была пониже или я полегче! А все-таки надо попробовать.
– Чуть дальше она пониже, – сказал Эндерхилл, – и там есть дерево, которое можно использовать.
Они побежали вдоль стены и скоро достигли места, где она сразу, уступом, становилась ниже, точно уходя в землю. Садовое дерево свешивало на улицу ветви, позолоченные светом одинокого уличного фонаря. Бэгшоу ухватился за ветку и занес ногу над низкой стеной; в следующее мгновение оба приятеля уже стояли по колено в густой зелени, росшей под стеной сада.
Сад судьи Гвинна представлял собой ночью удивительное зрелище. Он был очень велик и лежал на самой окраине пригорода, окружая высокий темный дом. Дом был темным в полном смысле этого слова: все его окна закрыты ставнями, ни в одном не было света. Но сад, который должен быть еще темнее, сверкал мерцающими огнями, напоминавшими огни угасающего фейерверка: казалось, между деревьями догорала гигантская ракета. Когда приятели подошли ближе, они увидели, что свет исходит от множества разноцветных лампочек, развешанных на деревьях, точно драгоценные плоды сада Аладдина; особенно сильный свет исходил от маленького озера или пруда, который переливался бледным сиянием, словно в воде его горело электричество.
– Что, у него гости? – спросил Эндерхилл. – Сад иллюминирован.
– Нет, – ответил Бэгшоу, – это его причуда! И кажется, он любит так развлекаться именно тогда, когда один. Он устроил небольшую электрическую установку вон в том бунгало, где он обычно работает и держит все свои бумаги. Буллер – он его очень хорошо знает – говорит, что когда горят разноцветные лампочки, то это обычно значит, что судью не следует тревожить.
– Нечто вроде красного сигнала, – заметил Эндерхилл.
– Да. И я боюсь, что это сигнал бедствия. – И Бэгшоу внезапно бросился бежать.
Через мгновение Эндерхилл увидел то, что раньше его заметил Бэгшоу. Мерцающее кольцо огней, тянувшееся по отлогому берегу пруда, в одном месте было прервано двумя черными полосами, которые оказались длинными черными ногами человека, упавшего ничком головой в пруд.
– Идите сюда! – громко крикнул сыщик. – Похоже…
Его голос заглох; он побежал через широкую, слабо освещенную лужайку к пруду и неподвижному телу. Эндерхилл последовал за ним, но вдруг случилось нечто заставившее его мгновенно остановиться. Бэгшоу, который летел как пуля прямо к черному телу на берегу светящегося пруда, внезапно повернул под прямым углом и помчался еще быстрее по направлению к темному дому. Эндерхилл никак не мог понять, почему он так резко свернул в сторону. В следующее мгновение из мрака донеслись звуки борьбы, проклятия, и сыщик вернулся, таща за собой упиравшегося невысокого человека с рыжими волосами. Пленник, по-видимому, хотел скрыться в тени здания, но чуткое ухо сыщика услышало шорох в кустарнике.
– Эндерхилл! – сказал сыщик. – Пойдите, пожалуйста, к пруду и поглядите, что там случилось. А вы кто такой? – спросил он незнакомца. – Как вас зовут?
– Майкл Флад! – огрызнулся тот. Он был необыкновенно тощ и мал ростом; крючковатый нос казался слишком большим на его бесцветном, как пергамент, лице, с которым как-то не вязались огненные волосы.
– Я не имею ко всему этому никакого касательства. Я наткнулся на его труп и испугался. А явился я сюда, чтобы проинтервьюировать его для газеты.
– Когда вы интервьюируете знаменитостей, – спросил Бэгшоу, – вы всегда перелезаете через садовую ограду? – И он грозно указал на следы, тянувшиеся по тропинке к стене и обратно. Человек, назвавшийся Фладом, состроил не менее грозную мину.
– Репортер может перелезать и через садовую ограду! – сказал он. – Никто не откликнулся на мой стук у ворот. Слуга ушел из дому.
– Откуда вы это знаете?
– Потому что не я один перелез через ограду, – ответил Флад спокойнее. – Кажется, вы сделали то же самое. Слуга, во всяком случае, это сделал; я только что видел, как он спрыгнул со стены у самых ворот.
– Почему же он не вышел в ворота? – спросил сыщик.
– Откуда мне знать! – возразил Флад. – Потому, вероятно, что ворота были заперты. Вы лучше спросите его, а не меня. Он как раз идет сюда.
И действительно, еще один силуэт появился на фоне мерцающего света – приземистый человек с квадратной головой: на нем был красный жилет – единственное яркое пятно на его обтрепанной ливрее. Он быстро направлялся, стараясь остаться незамеченным, к боковой двери дома. Бэгшоу крикнул, чтобы он остановился. Он подошел к ним весьма неохотно; у него были тяжелое, желтое, восточного типа лицо и иссиня-черные гладкие волосы.
Бэгшоу порывисто повернулся к человеку, именовавшему себя Фладом.
– Есть тут кто-нибудь поблизости, кто мог бы удостоверить вашу личность? – спросил он.
– Меня тут мало кто знает! – пробурчал Флад. – Я совсем недавно приехал из Ирландии; единственный мой знакомый здесь – это настоятель церкви святого Доминика, отец Браун.
– Никто не должен уходить отсюда, – сказал Бэгшоу и потом прибавил, обращаясь к слуге: – А вы пойдите в дом, позвоните в церковь святого Доминика и спросите отца Брауна, не может ли он сейчас прийти сюда. Только помните – без фокусов.
Пока энергичный сыщик принимал меры против возможных попыток к бегству со стороны кого-либо из задержанных, его спутник побежал к месту происшествия. Странно оно выглядело: если бы происшествие не было трагичным, оно казалось бы крайне фантастичным. Покойный (чтобы удостовериться в его смерти, потребовался самый поверхностный осмотр) лежал, свесив голову в пруд, отраженные в воде лампочки окружали его голову неким подобием ореола. Лицо у него было худое и довольно мрачное; лысый лоб был окружен редкими седыми волосами. Несмотря на то, что пуля, попавшая в висок, обезобразила лицо, Эндерхилл без труда узнал хорошо знакомые ему по многим портретам черты сэра Хемфри Гвинна. Покойный был одет во фрак; его длинные черные ноги, напоминавшие своей худобой паучьи лапы, были широко раскинуты. Кровь очень медленно текла из раны змеистыми струйками и окрашивала освещенную воду прозрачным пурпуром закатных облаков.