Текст книги "Единственная и неповторимая"

Автор книги: Гилад Атцмон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

25

Сабрина: В конце концов я получила назначение в Германию. На новой должности я должна была выслеживать тех немногих нацистских преступников, которым удалось пережить войну. В ранний период возрождения еврейского национального самосознания израильские лидеры делали вид, что государство делает все возможное для отмщения гибели наших братьев и сестер.

Берд: «Делали вид»?

Сабрина: Абсолютно верно. Как вы знаете, во время войны сионистские лидеры практически ничего не сделали для нашего спасения. Они понимали: чем хуже для европейского еврейства, тем лучше для достижения их целей. Тут война закончилась, масштабы Хо– локоста стали известны, и некоторые сионистские лидеры чувствовали укол совести. У них были на то весьма веские причины.

Берд: Что вы пытаетесь сказать?

Сабрина: Старик считал, что лучший способ скрыть свое бездействие в годы войны – это превратить травму Холокоста в живой коллективный опыт. Тщетный поиск нацистских военных преступников был наилучшей тактикой и вел к достижению поставленной цели. Другими словами, они всегда искали нацистов, но нацисты почему-то никогда не находились. Знаете почему? Потому что мы, Длинная Рука, их прятали и возили по миру.

Это была основная тактика Агентства, и со временем она доказала свою эффективность. Израильские спецслужбы притворялись, что изо всех сил выслеживают нацистов. На самом деле мы их находили и прятали в надежном месте – кроме Рудольфа Хейхмана, конечно. Как правило, мы скрывали нацистов от правосудия, чтобы не разменивать влияния Холокоста и избежать пагубного примирения между еврейским миром и гоями.

Берд: Звучит как паранойя.

Сабрина: Это был сложный план.

Берд: А как же тогда охотники за нацистами?

Сабрина: Вы имеете в виду Ицхака Визикрехценталя? Он был нашим главным врагом. Он был воинствующим праведником, полным вульгарной враждебности и маниакальной мстительности. Его энтузиазм было трудно вынести.[48]48
  Сабрина пересказывает близко к тексту книгу Исера Хареля, кодкода Мосада.


[Закрыть]

Берд: Да вы сочиняете или разыгрываете меня. Но рассказ, в любом случае, замечательный.

Сабрина: Вы переоцениваете мои таланты. Это придумал Кодкод. Этот гнусный отталкивающий тип был изощренным стратегом. Моим первым боевым заданием стал доктор Ингельберг[49]49
  Израильский читатель увидит за ним д-ра Менгеле, проводившего опыты над близнецами.


[Закрыть], «Ангел Смерти» из лагеря смерти Цурзах-5. Мне приказали разыскать его и укрыть.

Берд: Не могу в это поверить, вы хотите сказать, что видели самого доктора Ингельберга? Я думал, что никому не удалось напасть на его след после войны!

Сабрина: Вы ошибались, как всегда! Еще будучи в Израиле, я получила пухлую папку с мельчайшими подробностями жизни Ингельберга: историю его семьи, его школьные успехи и достижения, психическую характеристику, написанную рукой его учительницы начальной школы Кристины фон Фраузе. В той же папке я нашла его персональную карточку эсэсовца и узнала весь его послужной список, фотографии прилагались. В дополнении ко всему там был американский доклад, озаглавленный «Сексуальные привычки Ингельберга». Главным источником информации была Зося Рахмилевич, ставшая впоследствии израильским министром образования. Как выяснилось, Зося была любовницей Ингельберга в течении десяти месяцев до самого освобождения. После войны Зося совершила алию и поселилась в кибуце Йфар Гетто.

Следуя наводке доверенного источника, мы считали, что д-р Ингельберг обитал в рабочем предместье Кельна. Первым же поездом я отбыла на запад. Приехала в Кельн поздней ночью. Вошла в телефонную будку на пустынной улице. У меня заняло не больше пяти секунд найти его имя в местном телефонном справочнике. Оно было там, пропечатанное черным по белому: «Доктор Ингельберг: врач-терапевт». Я оглянулась, чтобы удостовериться, что за мной не следят.

Только тщательно осмотревшись, я вырвала лист из справочника и спрятала себе в лифчик. Я поспешила в заранее снятый циммер.

Этой ночью я подумала: а почему он стал терапевтом? Как всем известно, во время войны его научные интересы были четко очерчены: близнецы, мастурбация и рабочая сила. Было бы естественно ожидать, что он откроет клинику с такой специализацией, что-то вроде: «Доктор Ингельберг: Близнецы, Работа и Самоудовлетворение». Но он решил пойти в терапевты. Я не стала дожидаться утра, среди ночи доложила на базу:

Дхохрхохгхохйх Кхохдхкхохдх

Ях нхахшхлхах хсхлхехдхых Дхохкхтхохрхэх

Кхахжхехтхсхях охнх пхрхяхчхехтхсхях пхохдх мхахсхкхохйх охбхыхкхнхохвхехнхнхохгхох чхехлхохвхехкхах

Берд: Что это было? Мне послышалось или вы заговорили на древнем фарси?

Сабрина: О, простите. Поскольку это была секретная информация, я зашифровала ее с помощью «языка X». После обработки сообщение выглядело так:

Дорогой Кодкод

Я нашла следы Доктора

Кажется он прячется под маской обыкновенного человека

Через несколько секунд я получила ответ на языке у:

Суоуоубущуеунуиуеу пуоулууучуеунуоу

Дуоукутуоуру пуруяучуеутусуяу пуоуду муаусукуоуйу оубуыукунуовуеунунуоугуоу чуеулуоувуеукуау

Вусутууупуауйутуеу уву укуоунутуаукуту

Что означало:

Сообщение получено

Доктор прячется под маской обыкновенного человека

Вступайте в контакт

Я поняла что пытался сказать Кодкод. Непросто прятаться под маской «простого человека», прикидываться рядовым гражданином без особых примет. Есть в этом что-то наивное и скромное. Иногда люди сознательно не афишируют свою индивидуальность.

Я должна была убедиться, что это – он, похитить его и переправить в безопасное место. С утра я позвонила в клинику и пожаловалась на общую слабость, и тошноту. Секретарша назначила время визита на вторую половину дня.

26

Сабрина: Я провела все утро, готовясь к встрече с «Ангелом Смерти». Я изучала его дело, стараясь не пропустить ни одной детали. Я перечитывала отчет Зоей Рахмилевич. Оттуда я почерпнула информацию о том, что доктор любил властных женщин. Ему нравилось подчиняться. Зося писала, что до самого последнего момента, когда Красная армия уже была у ворот лагеря, доктор ни разу не пропустил свидания. Каждый день на закате он являлся к ней. Она уже стояла посреди комнаты, совершенно голая и в трофейных русских армейских сапогах. Доктор становился на четвереньки и полз по деревянному полу. Голышом он извивался у нее в ногах, пока она хлестала его белую задницу сухой сосновой розгой, найденной в лесу неподалеку. Когда он был особенно в духе, то визжал так громко, что было слышно во всем лагере и в близлежащих деревнях. В докладе Зося отмечает, что, узнав его хорошенько, она поняла, что этот визг есть не что иное, как искренняя мольба о любви.

Во время тренировок в Агентстве Длинной Руки мы разучивали правила поведения с мужчинами, склонными к подчинению. Все они были основаны на агрессивном поведении женщины. Вы должны понимать, что «раб» жаждет властного повеления. Как только такой мужчина встречает властную, сильную женщину, он автоматически начинает ей подчиняться. Именно поэтому перед встречей я постаралась сделать все возможное, чтобы предстать перед ним сильной и властной дамой. Надела красные подвязки и подходящие черные чулки в сеточку, бюстгальтер, придающий еще больший объем груди, и втиснулась в самую узкую юбку с высоким разрезом, наряд дополняла прозрачная блузка из органзы. Незачем говорить, что трусиков на мне не было, – зато прошу отметить, что в дополнение ко всем правилам поведения, изученным на курсе, в качестве личного вклада я начисто выбрила волосы на лобке. В то время я была полностью уверена, что мужчинам это нравится, но, может быть, я была не права. Кто знает...

Я завершила туалет, надев кожаные сапоги на высоком каблуке, и вышла из циммера, мой путь лежал в клинику.

В полшестого я прибыла на место. Лечебница оказалась очень милой, чистой и просто убранной. Я думаю, что, как и многие другие высокопоставленные нацисты, доктор имел развитое чувство прекрасного. Менее чем через десять минут девушка из регистратуры пригласила меня в кабинет. С полной уверенностью в собственной неотразимости я вошла в кабинет и направилась прямиком к его рабочему столу. Он сидел, спокойно положив руки на стол, невозмутимо смотря на меня сквозь толстые очки. Ему было около пятидесяти, он выглядел уверенным в себе здоровым мужчиной. Должна сказать, что он вовсе не выглядел чудовищем.

Я не остановилась у кресла для пациента, но подошла к столу вплотную и одним резким взмахом руки смела все, что лежало на его рабочем столе. Все, над чем он трудился, разлетелось по полу: бумаги, рецепты, канцелярские принадлежности и медицинские приборы. Доктор отреагировал как настоящий трус, спрятав голову за эфемерной преградой из собственных рук. Чуть позже он понял, что ему ничто не грозит, и по его лицу разлилась глупая довольная ухмылка. Типичное поведение «раба». Этот человек получал удовольствие, когда его оскорбляли и унижали. Я оставалась спокойной и холодной, насколько могла. Отступив на пару шагов назад, я отодвинула кресло для пациентов подальше от стола. Сев в кресло, я широко развела колени и задрала ноги, опираясь высокими каблуками о край стола. Задрав узкую юбку еще выше, я убедилась, что у него отличный визуальный контакт. Мне хотелось, чтобы он понял, что я собираюсь обращаться с ним именно так, как он любит. Он повел пальцем направо, потом налево, потом опять направо, и мне показалось, что таким образом он просит меня получше открыть свое потаенное сокровище. Раздвинув но_ги пошире, я предоставила пальчикам позаботиться об остальном. Все это время я выглядела абсолютно безучастной, равнодушной к происходящему. Он весь подался вперед и произнес с сочным баварским акцентом, с головой выдававшим его происхождение: «Was f?r eine kleine h?bsche Muschi!»– «Какая прелестная маленькая киска!». Я немедленно отреагировала, используя пароль, который отыскался в воспоминаниях Зоей Рахмилевич:

Хефти-Бефти

Били-Били-Бефти

Хенгеле-Менгеле

Люфт-люфт-люфт

Других слов не понадобилось. Доктор Ингельберг вспомнил свою историческую роль. Глаза его закатились, явив миру два белых шара, – тошнотворное зрелище по любым меркам. Тело обмякло и осело позади письменного стола. Секунд сорок он прятался позади, тумбы. Послышался звук открываемой молнии. Я решила, что он раздевается.

В этот напряженный момент, я пристально вслушивалась в каждый звук, пытаясь понять, что происходит. Я слышала звук выдвигаемых ящиков и думала, что он ищет пистолет или нож. Он сопел и пыхтел, но я так и не смогла понять, что же происходит. Это был по-настоящему драматический момент. В такие моменты проверяется преданность агента и его готовность успешно завершить порученную миссию. На самом деле, это момент, когда девушка-агент наиболее уязвима. Если бы доктор что-то заподозрил, он с легкостью мог бы меня прикончить. Сидя на стуле с высоко задранными ногами, я не очень-то смогла бы себя защитить.

С другой стороны, демонстрируя полную открытость, во всех смыслах слова, я вероятнее всего могла завоевать его доверие.

Вскоре выяснилось, что я была права. Он медленно полз слева вдоль стола. Из одежды на нем остались только очки с толстенными стеклами. Он двигался медленно, выгибаясь и почесывая спину о ножку стола на манер жирного старого кота. На внутренней стороне предплечья я разглядела знаменитую татуировку СС. «Позитивная идентификация», – с восторгом подумала я. Постепенно приближаясь ко мне, он интенсивно вертел задом, как будто там торчал энергичный schw?nz.[50]50
  «Хвост»» (нем.). В разговорном обиходе – пенис.Прим. автора.


[Закрыть] По правде говоря, у него был schw?nz, но он болтался между ногами как ленивый маятник. В точности как в докладе Зоей Рахмилевич, он подполз ко мне и остановился, улегшись между моих ног.

Вдруг, в момент, когда он уже приблизился вплотную, я почувствовала внизу острую боль. Что-то острое уперлось в мое правое бедро. Рефлексы проснулись моментально. Я была готова убить его знаменитым приемом Дзюдо-Уизо номер двадцать пять. Сообразив, что в мои обязанности входит гарантировать доктору вечную жизнь, я сдержалась и опустила взгляд, чтобы оценить ущерб и определить источник боли. С облегчением я обнаружила, что это всего-навсего оправа очков царапает мне кожу. Честно сказать, есть предел моей преданности Агентству, я могу многим пожертвовать, но царапины на внутренней стороне бедра – это уж слишком. Я сорвала с него очки и швырнула об стенку. Установленный факт: мужчина в роли «раба» испытывает прилив радости, видя, как разбивают его очки.

Берд: Да-да, был такой еврейский кинематографист в Нью-Йорке, который прославился тем, что регулярно позволял другим людям бить его очки.

Сабрина: Игельберг был в экстазе. Он принялся меня облизывать с нарастающим рвением. Это было отвратительно. Он делал все механически, без души. Но, несмотря на это, я делала то, что он от меня ожидал. Я била его по лицу, тянула зауши и выкручивала их, будто стараясь оторвать. Раздалось тихое, звериное рычание. Помня рассказы Зоей, я знала, что вскоре оно перерастет в громогласный рык. Надо было торопиться. Точно знаю, что на этой стадии он ожидал пролития золотого дождя на его отвратительную нацистскую рожу. Но как только дьявол подошел к последнему порогу наслаждения, я начала цитировать доклад Зоей Рахмилевич. Плоским, спокойным голосом я произнесла несколько раз:

Ку-ка-ре-ку

Ку-ка-ре-ку

Из доклада Зоей следовало, что во время войны это был их условный пароль для выхода из психо-гипнотического состояния. Он никак не отреагировал, тогда я схватила его за седой чуб, приблизила вплотную к своему лицу и повторила:

Ку-ка-ре-ку

Ку-ка-ре-ку

И опять ничего не случилось. Я начала беспокоиться: было ясно как день, что массовый убийца откровенно наслаждается. Я дала ему коленкой по носу и разбила его в кровь. И в третий раз я повторила:

Ку-ка-ре-ку

Ку-ка-ре-ку

Наконец его зрачки вернулись на место. Я выждала еще десять секунд, чтобы убедиться, что он окончательно очнулся. Только после этого я наконец произнесла те несколько строк, что весь день твердила про себя:

–Дорогой Доктор Ингельберг, у меня для вас грандиозные новости. С этого момента и далее вы будете мне подчиняться. Агентство, на которое я работаю, собирается взять вас под нашу опеку и обеспечить безопасность. Лично я считаю, что вы – хуже грязи, и с удовольствием разорвала бы вас на кусочки, но, к сожалению, мне поручили обеспечивать вашу безопасность. Сегодня ночью мы едем во Франкфурт, билеты я уже заказала. Отныне и впредь вы под защитой одной из самых передовых и дерзких разведок в мире. Я могу вам пообещать, что вы никогда не умрете и даже не состаритесь. Постарайтесь не создавать проблем.

Доктор сразу понял, кто я такая и на кого работаю. Внезапно он сам себя застеснялся, встал, прикрывая гениталии ладошкой, и поспешил натянуть одежду.

Берд: Он пробовал сопротивляться?

Сабрина: Совсем нет. Он был очень послушный. Он вывел меня на улицу через черный ход, выйдя на главную улицу, я остановила первое попавшиеся такси, и мы поспешили на вокзал, откуда отходил скорый на Франкфурт.

Часть третья

27

Аврум

В тот вечер я приехал в студию и привез белый с брильянтовой искрой костюм и ботинки из кожи аллигатора для Дани. Я попросил сделать пятиминутный перерыв в записи, чтобы он мог все это примерить. Веришь, как я на него глянул, так сердце и захолонуло. Он сразу стал таким элегантным, настоящий французский шик. Он выглядел на миллион долларов. Симха Робин Гуд, как только его увидела в новом прикиде, взвилась так, будто у нее турбина между ног. Она подошла прямо ко мне и заявила, что хочет присоединиться к нашему мировому турне. Или я не понимал, чего она хочет на самом деле. Она как раз была в том возрасте, когда долбанные гормоны играют полуфинал в мозгах. Сказать по-честному, уже тогда она выглядела как бабушка, а в моем шоу не было места для бабулек, поскольку я хотел достичь самой молодой аудитории. Ну так я сказал ей отвязаться, и уж поверь мне, что отвязывалась она на полную катушку.

Как только она свалила, ее место заняла Хана Хершко. Она тоже рвалась присоединиться к нашему мировому турне, но скажу я тебе, в отличие от Симхи Робин Гуд, она была юна и прекрасна, и кроме того, я так и так платил ей кучу денег, как безработной Бамбине. Так я сказал ей: «Тфаддели йа Ханале, милости просим».

В тот же вечер я поместил огромное объявление во все израильские газеты на иностранных языках: «Yiddishe Zeitung», «Jude Sport», «Klezmer Weekly» и«Daily Telegraph». Я писал, что требуются контрабасисты для мирового турне на неограниченный срок и за очень маленькую зарплату. Обычных скрипачей было найти совсем нетрудно, так как почти каждый еврей играет на скрипке, но контрабас у евреев—дело редкое, с ним сложно скитаться. Поверь мне.

Через неделю множество русских, польских, венгерских и румынских евреев пришли на прослушивание со своими «Гулливерами». Миша сперва хотел прослушивать их по одному, исполняющих соло классику контрабасного репертуара, но я сразу ему сказал, что в реальной жизни размер важнее умения. Короче, я сказал ему не вмешиваться, потому что мои планы выходили за рамки музыки. Поверь, ничего не понимая, он понял все. По мне, поступок важнее болтовни. Гораздо полезнее выполнять, чем спорить. Я всегда говорю: «Никогда не спорь с успехом, а то с успехом проспоришь».

Еще через месяц мы поехали на Каннский фестиваль. Это было мега-развлечение с этими дебильными супер-пупер-мега-моделями и кинозвездами. Дани всем очень понравился, но сам он был выше этого – ничто его особенно не впечатлило. Он был само равнодушие. Я говорил ему: «Давай, йа-Дани, расслабься, повеселись», но он отказывался. Он запирался на целые дни в своем гостиничном номере и репетировал длинные ноты. Целыми днями играл одну долбанную длинную ноту 'crescendo de crescendo'. Ты понимаешь что я имею в виду? Он начинал очень тихо и постепенно играл все громче и громче, как он говорил,fortefortesisisisisisi-бля– sisisissimo. Веришь, иногда он звучал громче пикирующего бомбардировщика.

Днями напролет он сидел взаперти со своей трубой. Однажды Мэрилин Монроуз, известная американская актриска пришла к нему в номер. Она постучала в дверь и сказала: «Привет, Дани, ты меня слышишь? Меня зовут Мэрилин Монроуз, ты позволишь мне войти?»

Но он был холоден как сосулька. Только ответил ей через дверь: «Я репетирую. Пожалуйста, приходите попозже».

София Лоренцо, самая красивая женщина всех времен, приходила к нему. Она пробовала говорить с ним сквозь дверь. Никто ведь не поверит, он ей ни разу не ответил. Она так расстроилась, что сняла туфельку и стала колотить в дверь как итальянская шлюшка. Представляешь, в конце концов даже каблук сломала. Бедняжка София, она вынуждена была скакать обратно в свой номер на одной ноге. Я хотел ей помочь, но она так взбеленилась. Стала вопить на меня:Fanculofanculo, Israeli arm-ganti. «Все это – рок-н-ролл», так я полагаю. Кенгуренок преподал ей урок, которого она в жисть не забудет. Весело, да? Я понял, что он еще не разобрался, нравятся ли ему женщины, ну уж он бабам нравился – будь здоров.

Уже там и тогда я говорил ему: «Дани, дыши полной грудью, веселись, тебе выпал мегашанс. Почему бы тебе иногда не позабавиться с девчонками? Поверь мне, бывают по-настоящему сладкие девочки. Некоторые девочки просто рождены, чтобы давать». Но он ничего не хотел слышать. Он скучал.

Тем временем мы гастролировали по Европе и ежедневно выступали. Мы играли его прекрасную композицию в каждом гребаном местечке. Она стала мега– шлягером. Критики величали ее «лучшая мелодия для трубы всех времен и народов». Они крутили ее и в классических, и в попсовых хит-парадах. У девчонок плавились мозги, когда они смотрели на него, такого юного, худенького, в белом костюме. Они просто взрывались. Они начинали орать и снимать трусики. Сечешь? Тысячи девочек бросают в него свои мокрые трусики, как будто хотят сказать: «Я твоя навеки, я возбудилась до чертиков и готова только для тебя одного, мой тощий мальчик, приди же и возьми меня». Но он и в ус не дул, он хотел только играть в пикирующего бомбардировщика. Веришь, насколько он понимал в трубе, настолько же в девочках не смыслил ни гроша.

Однажды я зашел в его гримерную и предложил выйти и привести ему девочек, чтобы он разобрался, как это работает. Я обещал, что ему вскоре понравится. Довольно смешно, но он не сказал «нет». Поначалу я приводил ему охренительно красивых девок. Некоторые были просто дипломированными секс-бомбами, такими, что увидишь и глазам своим не поверишь. У них были прекрасные лица, осмысленные и с толикой боли. Я приводил ему девочек в лучшей форме, когда сиськи стоят что твоя Масада.[51]51
  Гора и крепость на берегу Мертвого моря, символ воинственного сионизма.


[Закрыть] Круче, чем Масада, – как швейцарские Альпы. Я приводил ему восхитительных девочек, с такой сочной попкой, что напоминали пару яффских грейпфрутов на экспорт. Но и эти ему не понравились. Поверь мне, я все перепробовал, жопы, сиськи, лица, – но он оставался холоден. Он, блин, был настолько холоден, что по сравнению с ним холодильник «Амана» показался бы духовкой «Вестингхауз».

Он говорил мне, что не интересуется «примитивной красотой». Красота – скучная штука. Он говорил, что ищет иного. Настаивал на том, что предпочитает женщин «физически слегка деформированных». Он говорил, что уродливая женщина наверняка живет полной эмоциональной жизнью, в отличии от красавицы, у которой внутри только маленький скучный кусочек боли. Он был таким наивным бедняжкой, он решил принести спасение всем непривлекательным женщинам, где бы они ни находились. Я сказал ему: «Давай, йа-Дани, твой выход». Чтобы помочь ему найти свое «вздыбленное я», каждый вечер я должен был приводить ему странных девушек. Один раз он попросил худых девушек с толстыми пальцами, другой – девочек– подростков с исправляющей пластинкой на зубах. А однажды он потребовал девушку с толстыми ногами и тупым выражением лица. Почему, черт возьми? Как он связывает толстые ноги и тупые лица? Я не мог поверить, но, если это ему нравилось, – не мое дело вмешиваться. Аврум считает, что все имеют право на самоопределение, кроме палестинцев, конечно.

Ну, как ты понимаешь, все у нас было прекрасно. Мы играли повсюду вот уже больше двух лет. Мы становились все круче и круче. Начали выступать на больших сценах. Я зарабатывал миллионы, но как ни странно, ни слова не слышал от Кодкода. Думал: «Все замечательно, я зарабатываю миллионы и славу, но что я делаю на благо моей страны и всего еврейского народа?» Я был очень озадачен, пока в один прекрасный день в оперном театре Франкфурта...