Текст книги "Девушки для утехи"
Автор книги: Ги де Кар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Хорошо, – сказала она. – Ты получишь свои сто пятьдесят тысяч.
Он продолжал вкрадчиво:
– Я был в этом уверен – такой клиент… Я мог бы посоветовать тебе держаться за него подольше. Но, видишь ли, несмотря на выгоду, у меня на этот счет свое мнение, и я вынужден рекомендовать тебе расстаться с этим типом.
– Почему? – спросила она, побледнев. – Тебе ведь это выгодно.
– Я знаю. Только я боюсь, что ты сделаешь глупость и влюбишься в него, а это заведет тебя в тупик: ты принадлежишь только мне. Разрыв, конечно, причинит тебе боль. Я не хотел бы, чтобы ты понапрасну страдала. Знаешь, что ты должна сделать, чтобы покончить с этим, не причиняя боль и ему? Воспользуйся этой поездкой, чтобы сказать ему, что это конец, что ты не сможешь больше его видеть, потому что выходишь замуж.
– Замуж?
– Да, что мы поженимся, ты и я.
– Ты сошел с ума?
– Это ты так обращаешься со мной в тот момент, когда мы собираемся осуществить мечту нашей жизни. Да, сознаюсь тебе в этом, уже давно я принял твердое решение жениться на тебе.
– А если я не хочу?
– Вот ты и попалась. Ты влюбилась в своего американца.
Испугавшись, она поняла, что нужно лгать:
– Влюбилась! Ничего другого ты не мог придумать?
– В любом случае, моя девочка, я тебя предупреждаю, что все будет по-другому с понедельника: больше никакого американца! После обеда ты будешь работать, как прежде, а вечером будешь ужинать здесь, со мной. Ясно?
Она вновь почувствовала себя обреченной. Ну что ж, если нет больше надежды на спасение, она, по крайней мере, насладится счастьем, отдавшись Джеймсу во время этой поездки. Затем она скажет ему все, и это будет конец. Но ей не хотелось думать о печальном исходе. Она жаждала вначале полностью насладиться предстоящими двумя днями счастья.
Они провели выходные не в Барбизоне, а около Шантильи, в гостинице. Это была еще одна предосторожность Аньес. Боб мог сколько угодно искать их возле Фонтенбло, здесь он не сможет их найти.
Аньес охватила надежда, что чудесная поездка, во время которой она забыла о том, что должно произойти, не может закончиться кошмаром.
Часы проходили, полные взаимной нежности и планов на будущее. Джеймс заказал две отдельные комнаты. Он был предупредителен и внимателен, и она естественно почувствовала себя невестой, сохранившей целомудрие. Эта сдержанность ничего ей не стоила, так как все казалось ей справедливым и естественным. Как она была счастлива! Были моменты в эти дни, когда ее охватывало сумасшедшее желание кричать о своем счастье во весь голос, деревьям в лесу, небу над головой.
Однажды она заплакала от волнения. Джеймс спросил с беспокойством:
– Что с вами, дорогая?
– Мне хотелось бы уже быть вашей женой.
– Вы скоро ею будете. Остались некоторые формальности. Я уже получил от командования разрешение жениться во Франции. Только не нужно обижаться: когда кто-то из нас женится на иностранке, наша служба проводит небольшое расследование.
– Расследование? – переспросила она с тревогой. Он рассмеялся.
– Да, о нравственном облике дамы. Простая формальность, что касается вас.
– Но что это за расследование?
– Во-первых, о семье невесты, если она у нее есть.
– Я же вам сказала, у меня есть только одна сестра – монахиня.
– Это будет самой лучшей рекомендацией! Нужно также, чтобы вы как можно скорее дали мне свидетельство, выданное домом моделей, где вы работаете. Кстати, я совсем забыл, как он называется.
Она ответила с поспешностью:
– Клод Верман.
– Он известен?
– Приобретает известность. У них есть хорошие модели.
– Должно быть, они вам очень идут. Я уже говорил, что хочу подарить те, которые вам нравятся. Давайте пойдем туда вместе на следующей неделе и сразу возьмем свидетельство, которое я отдам в наше управление.
Перспектива снова обманывать испугала ее лишь частично: счастье придавало ей оптимизма.
– Хорошо, я это устрою. Что еще нужно для анкеты?
– Конечно, медицинское свидетельство, как и для меня. И официальные документы, которые необходимы и по французским законам, так как мы будем регистрировать наш брак здесь. Я уже навел справки: во Франции это мэрия по месту жительства невесты. Для нас это должна быть мэрия шестнадцатого округа.
– Да…
– У нас там будет официальная церемония. Я передам туда свои документы, после чего нужно будет опубликовать то, что вы называете «оглашение».
– Вы удивительный человек, так все продумали.
– Я не хочу тянуть с этим. Если все будет хорошо, мы сможем пожениться максимум через три недели, как раз к отъезду в Соединенные Штаты. А как насчет религиозного обряда? Знаете ли вы, что здесь есть одна красивая часовня? Недавно я был там вместе с моими друзьями из НАТО на бракосочетании немецкого офицера и француженки. Это великолепное зрелище. Офицеры в форме всех союзных стран образовали торжественный эскорт у выхода из часовни. Приятно видеть, что союз двух людей – это лучший способ объединить разные народы. Вы не против такой свадьбы?
Аньес позволила себя убаюкать этой чудесной мечтой.
– У меня есть идея, – сказала она. – Вы знаете, как я люблю свою сестру, для которой я – единственное звено, связывающее ее с окружающим миром. Она будет очень рада, если мы поженимся в часовне приюта для этих бедных стариков.
– Замечательная идея! Хорошо, мы так и сделаем. Но как вы думаете, в этой часовне уже проходили бракосочетания?
– Может, и были, чтобы узаконить положение старых супружеских пар, которые не совершали церковного обряда, но я не думаю, что там когда-нибудь сочеталась молодая пара.
– Тем более это будет прекрасно, моя милая.
Когда она отвезла его в Сен-Жермен, он сказал ей:
– Дайте мне вашу руку, дорогая. – Он надел ей кольцо, поцеловал руку и, выйдя из машины, быстро направился домой.
Какое-то время Аньес не могла нажать на стартер, глядя на свою дрожащую руку, на которой сверкал при свете луны символ их союза – изумруд.
Однако ей пришлось снять кольцо и спрятать его в сумочку. Если бы его увидел Боб, он тотчас отобрал бы его, чтобы продать и бросить на игровой стол доход от этой неожиданной выручки.
Месье Боб был дома, спокойно курил в своем любимом кресле в гостиной.
– Я ждал тебя, – сказал он. – Хорошо, что ты вернулась не слишком поздно. Все в порядке, американец заплатил?
– Вот, держи. Ты можешь проверить: все, как договорились.
– Дорогая, я всегда тебе доверял. – Он с обычным спокойствием положил деньги в карман и добавил:
– В эту пору в Барбизоне было великолепно? – Очень мило, – ответила она рассеянно.
Она вспомнила о том, как ей удалось собрать эти сто пятьдесят тысяч франков. Накануне поездки, в пятницу после обеда она получила от клиента пятьдесят тысяч. Но, понимая, что позже не сможет найти другого, который заплатил бы ей недостающую сумму, отправилась в два часа в бар на улице Марбеф, где Жанин почти бросилась ей на шею.
– Наконец-то! Я уж беспокоилась о тебе. Одновременно беспокоилась и радовалась. Беспокоилась, что твой Андре сделает тебе что-нибудь плохое, и радовалась, надеясь, что ты потихоньку уехала со своим американцем, чтобы нежно любить друг друга.
– Так почти оно и было…
– Все в порядке с американцем?
– Я его люблю все больше и больше. Но не все так гладко, к сожалению. Я хотела бы провести с ним уикенд, но это возможно только в том случае, если я принесу Андре большую сумму. Ты понимаешь?
– Еще как! Фред потребовал столько же. Я тебя уверяю: такая жизнь больше не для нас.
– Но нам не остается ничего другого, как продолжать приносить им деньги. Ты не могла бы одолжить мне сто тысяч? Обещаю, что я их заработаю на следующей неделе и верну тебе самое позднее дней через пять. У меня есть хорошие клиенты с деньгами, но они все уезжают на выходные.
– Я знаю, по воскресеньям и в праздничные дни у меня бывают только бедняки. Ты сказала «сто»?
– Да.
– Когда они есть, это не такие уж большие деньги, но когда их нужно найти, это совсем другое дело… Я не смогу это сделать сама. Послушай, я отложила сорок тысяч франков, скрыв это от Фреда, чтобы купить два симпатичных платьица. Мне обещали продать их со скидкой. Если это тебя устроит, я подожду до следующей недели, чтобы их оплатить, а дам тебе эти сорок тысяч. Это будет начало!
– Ты – ангел!
– Что же касается еще шестидесяти тысяч, я спрошу у своих подруг, которые свободны и зарабатывают довольно хорошо. Поскольку им не перед кем отчитываться, это их не слишком стеснит. Попрошу у каждой по двадцать тысяч, ничего не объясняя. Придумаю что-нибудь. Что их растрогает, например, что это для подруги, которая лежит в больнице и должна родить… Эти небылицы всегда проходят.
– Если это получится, ты окажешь мне большую услугу.
– В котором часу ты уезжаешь завтра со своим офицером?
– Около одиннадцати.
– Я достану деньги. В таком случае, встретимся здесь, завтра. В половине одиннадцатого.
– Спасибо.
– Послушай, я знаю, что ты счастлива, но надеюсь, что в твоем сердце найдется место и для меня.
На следующий день в условленное время малышка Жанин принесла деньги своей подруге, которая с благодарностью приняла их, думая о том, какие сокровища могут быть скрыты в девичьем сердце.
Все это промелькнуло в памяти Аньес, пока месье Боб с любопытством наблюдал за ней.
– Мечтаешь?
Она не ответила.
– Я понимаю, возвращаться с длительной прогулки всегда немного грустно.
– На мой взгляд, она была слишком короткой.
– Не нужно жаловаться, малышка. У многих девушек их совсем не бывает.
– Я хочу спать.
– Ложись. Это лучшее, что можешь сделать – завтра ты об этом и не вспомнишь. Что же касается меня, то я пойду попытаю счастья в рулетку. За время, проведенное там, ты должна была понять, что лучшие партии – это те, которые заканчиваются на рассвете.
Она посмотрела на него с отвращением, но он, казалось, не заметил этого. Перед тем, как уйти, он, дождавшись, пока она ляжет в постель, наклонился и тихо спросил, как внимательный и заботливый друг:
– Ты все сказала ему?
– О чем? – переспросила она, широко открывая глаза.
– Что это было в последний раз.
– Да, как ты того хотел!
– Что же он ответил?
– Что ему будет меня не хватать.
– Как я его понимаю… Спокойной ночи.
Как только хлопнула дверь внизу, она вскочила с постели и бросилась к окну, чтобы увидеть, как отъедет «Шевроле».
Затем она взяла свою сумку, небрежно брошенную в стенной шкаф. Пока Боб находился в комнате, она дрожала при мысли, что он обыщет ее, как это делал, не стесняясь, сотни раз.
Снова и снова Аньес с любовью рассматривала драгоценное кольцо. Глупы и невежественны те, кто считает, что изумруд приносит несчастье. Этот обещал принести ей радость. Она спрятала его в платяном шкафу, где лежали ее личные вещи. Вернувшись в гостиную, Аньес набрала номер телефона, который дал ей Джеймс.
– Алло, это вы, Джеймс? Еще не спите? Я тоже… Не могу, все это так прекрасно! Спасибо за кольцо, это самый лучший подарок в мире! Я хотела еще раз вам это сказать. Кстати, не могли бы мы встретиться завтра немного раньше? Например, в пять часов вместо семи. Дома я обнаружила срочное письмо из дома моделей – меня приглашают на вечерний показ новой коллекции.
Любимый голос ответил:
– Я согласен, дорогая. Воспользуйтесь случаем, чтобы предупредить о расчете.
– Клод Верман отпустит меня, когда это будет нужно. Но вы правы, я завтра же предупрежу ее. Спокойной ночи, моя любовь.
– Спокойной ночи, моя невеста…
Месье Боб вернулся только к девяти утра. Аньес, которая давно встала и оделась, по его раздраженному выражению лица поняла, что ему не повезло в игре. Она ждала, что он скажет ей, как прежде: «Мне не повезло!», но он промолчал и ограничился лишь словами:
– Ты рано встала.
– У любви нет расписания.
– Черт возьми, ты права! Успехов! Я пойду спать, но не забывай, что мы ужинаем дома, вместе.
Аньес вновь представила себя у Клод Верман, их тайное шушуканье. Хозяйка была то осторожной, то растроганной, и все закончилось новым соглашением. Модельерша поняла, что на этот раз в ее интересах ни в чем не отказывать невесте американца.
На следующий день в четыре часа Джеймс вошел в салон Клод Верман. Присутствие красивого офицера в военной форме, который сидел среди клиентов, ожидавших показа коллекции, было всеми замечено.
Началась демонстрация моделей. Три манекенщицы демонстрировали платья с вызывающими названиями до того, как появилась Аньес в элегантном дорожном костюме. Она появлялась еще семь раз, поочередно сменяя шикарные платья, костюмы, вечерние туалеты, представляя их с неподражаемым шиком. Глядя на нее, Джеймс понял, что профессия манекенщицы одна из самых сложных. Последний раз она появилась в подвенечном платье. Джеймсу показалось, что он видит девушку своей мечты.
Когда она подошла к нему через несколько минут в сопровождении Клод Верман, он сказал:
– Вам очень идут эти платья, я думаю, что их все нужно купить. Вы не против?
Она улыбнулась.
– И я настаиваю, чтобы на вас было это подвенечное платье. Когда ваша сестра и все, кто живет в монастыре, увидят вас в нем, они будут гордиться тем, что вы в таком красивом платье появились в их часовне. Сколько все это стоит? – спросил он у Клод Верман.
С любезной улыбкой она ответила:
– Для вас будет особая цена, так как ваша невеста здесь работала. Кстати, я должна передать вам эти бумаги – свидетельство вашей невесты. «Свадебный подарок», – шепнула она Аньес.
Когда они вышли, у нее в запасе оставался всего один час.
– Джеймс, – сказала она, – мне очень жаль, но я не могу провести этот вечер с вами. Мне трудно было отказать моим подругам, с которыми я проработала три года, в прощальном ужине.
– Короче говоря, – сказал он, улыбнувшись, – прощание с жизнью манекенщицы. Этот день не прошел даром – вот вы и свободны и, надеюсь, хорошо одеты. Но дело не только в платьях, ведь этого мало для приданого моей жены. Вам нужно сделать еще много покупок до того, как мы поженимся. Будет не очень хорошо, если вы уедете из Парижа, города элегантности, без всего того, в чем нуждается такая красивая женщина. Правда, все это стоит очень дорого. – Теперь покраснел он, затронув тему, которая казалась ему деликатной.
– Дорогая, – добавил он с волнением, опустив глаза, – я думаю, что жалованье манекенщицы, какими бы ни были ваши профессиональные качества, не позволит сделать дорогие покупки. Жалованье морского офицера намного больше. Разрешите мне немного помочь своей будущей супруге. Я хочу, чтобы у вас был очень элегантный вид. Дорогая, возьмите, пожалуйста, вот это. – Он протянул ей туго набитый белый кожаный бумажник.
Аньес взяла его тем, столько раз повторенным привычным жестом, которым принимала деньги от клиентов, протягивавших ей деньги совсем по-другому, без особых церемоний, именно так, как она приняла деньги от Жоржа Вернье, предложенные ей почти с такой же деликатностью. Могла ли она не брать эти деньги, в которых так нуждалась?
Она спрятала бумажник в свою сумочку с чувством облегчения, более сильным, чем чувство стыда.
Оставшись одна, она посмотрела на часы. Было еще достаточно времени, чтобы успеть отдать долг. Она была недалеко от улицы Марбёф и дошла туда за несколько минут.
Жанин сидела на своем любимом табурете за чашкой кофе.
– Я обещала тебе сегодня вернуть деньги. Вот они. Аньес положила деньги в сумочку своей подруги, добавив:
– Еще раз спасибо. Я в долгу перед тобой. Ты замечательная подруга.
– Это как раз кстати: кто знает, что еще может устроить ©ред.
– В самом деле?
– Не знаю, с ним что-то творится уже второй день, не знаешь с какой стороны к нему подойти… Послушать его, так я должна приносить пятьдесят тысяч в день. Вот загнул.
– Они все одинаковы.
– Поговорим лучше о тебе, – сказала Жанин. – Как съездила?
– Прекрасно, благодаря тебе!
– Рада слышать это.
Глаза брюнетки светились радостью, когда Аньес рассказывала о часах, проведенных в Шантильи. И та, тронутая такой преданностью, дала себе слово, что, став свободной, сделает все возможное, чтобы помочь своей подруге, такой простой и искренней.
Когда она вернулась домой, Боб уже ждал ее:
– Сколько сегодня?
– Вот, – сказала она, – тридцать тысяч.
– С тех пор, как ты перестала встречаться с американцем, доходы уменьшились. Но меня это устраивает. А теперь влюбленным пора и поужинать.
– Я не голодна, – сказала Аньес. – К тому же у меня болит голова.
– Это пройдет, моя красавица. Для тебя есть хорошая новость: на днях мы поедем на Лазурный берег. А пока что отдохни…
Визит морского офицера был неожиданным для монастыря. Никогда на памяти сестер ни один американский офицер в форме не переступал порог приюта. Как только они с Джеймсом пришли, Аньес поняла, что Элизабет не смогла удержаться и рассказала всем о радостной новости. Не было ни одного окна, выходящего во двор, в котором не виднелось бы сморщенное лицо старухи, а со стороны сада – лысины стариков. Даже на пятом этаже, где находилось больничное отделение, любопытство придало сил больным, еще немного передвигавшимся, подняться с постели. За каждой полуоткрытой дверью первого этажа виднелся белый чепчик.
Сестра Агата, привратница, прокомментировала событие, проводя посетителей в приемную:
– За это можно благодарить Небо, мадемуазель Аньес. К тому же сегодня чудесный день. Если бы вы знали, как довольна сестра Элизабет! Мы все вместе молились вчера за ваше счастье.
Несмотря на отсутствие каких-либо изменений в большом здании, явно чувствовалась праздничная атмосфера. Как будто вся мирская любовь, воплощенная в этой молодой паре, внезапно вторглась в храм милосердия, чтобы еще более укрепить любовь к Богу, царившую там всегда.
Центром всех взглядов, всех перешептываний, всех маленьких сплетен была не Аньес, которую все знали и любили уже давно, а, конечно, высокий блондин с голубыми глазами, проходящий через двор рядом со своей невестой уверенной и небрежной походкой моряка, сошедшего на берег. Для стариков и старух это было дыханием молодости, воспоминанием юности.
Они с Джеймсом остались одни в приемной, выкрашенной светлой эмалью, и она с благодарностью взглянула на статую святого Жозефа.
Ни Аньес, ни Джеймс не слышали, как подошла Элизабет – так легко и бесшумно она приблизилась к ним. Джеймс обернулся и застыл, пораженный сходством сестер. Машинально переводил он взгляд с Элизабет на Аньес и обратно: одна и та же милая улыбка на их лицах. Наконец он также улыбнулся, смущенно воскликнув:
– Изумительно! Господь Бог поступил щедро, два раза сотворив такое прекрасное создание.
– Он также неплохо потрудился над вами, – ответила монахиня, отступив, чтобы рассмотреть их вместе. – Джеймс очень нравится твоей семье, Аньес, ведь твоя семья – это я! Обними меня, мой будущий зять. Клянусь, для меня это первые в жизни объятия не только моряка, но и мужчины вообще!
– Что касается меня, то и я впервые обнимаю монахиню, – сказал офицер.
– Ну вот, – заключила Элизабет, – должно быть так суждено, чтобы платье монахини и форма офицера однажды соприкоснулись. А теперь отправимся вместе в часовню, чтобы поблагодарить Бога за ниспосланную нам истинную радость.
Они вновь пересекли двор. На этот раз Джеймс шел в окружении сестер. Во всех окнах снова появились любопытные. Но ни Элизабет, ни Джеймс, ни Аньес не обратили на это внимания: они направились к алтарю.
Когда они вышли из часовни, Аньес сказала сестре:
– Мы с Джеймсом подумали, что будет прекрасно, если мы обвенчаемся в этой часовне. Как ты думаешь, это возможно?
– Возможно ли это? – воскликнула Элизабет. – Да это просто необходимо. За последнее время у нас здесь было слишком много отпеваний. Свадебная церемония просто необходима, чтобы хоть немного восстановить справедливость. Я очень благодарна вам за эту мысль, ничто другое не могло бы доставить мне большего удовольствия. Я поговорю об этом с нашей матушкой игуменьей и со священником. Конечно, нужно будет получить специальное разрешение архиепископа… Святой Жозеф поможет нам в этом!
– Дорогая, – сказала Аньес, – Джеймс хотел бы осмотреть монастырь.
– Но мы так и думали! Везде вас только и ждут. Экскурсию начали с корпуса для старух, где сестрице Кэт удалось, правда, не без труда, собрать их в столовой, строго пригрозив:
– Если хоть одна из вас начнет ссору до прихода наших молодоженов, я пожалуюсь американскому генералу, – для сестры Кэт Джеймс мог быть только генералом.
Угроза возымела действие: все разговоры прекратились как по мановению волшебной палочки, когда светловолосый офицер вошел в комнату в сопровождении сестер. На какое-то мгновение Джеймс застыл, смущенный, под взглядами трехсот сидящих старух.
Как военачальник, представляющий свою часть главнокомандующему, сестра Кэт приветствовала гостя:
– Приветствую вас, генерал!
– Всего лишь капитан, – уточнил, улыбаясь, Джеймс. – Вы англичанка?
– Нет, – ответила сестра Кэт и глаза ее метнули молнии. – Я ирландка, и горжусь этим.
– Извините, сестра.
Странное знакомство началось в столовой. Офицер ходил от стола к столу, пожимая одну за другой морщинистые руки, пока сестра Кэт представляла их.
– Берта, Жанна, Люси, Блана, Фелиция, а это наша Мелани, – нелюдимая, невыносимая Мелани вознаграждала красавца-офицера беззубой улыбкой.
Это был настоящий триумф. Аньес вслед за Джеймсом также пожимала руки старухам, а они словно вспоминали о своей прошедшей любви. Женская солидарность… «Мы с тобой, дорогая»… «Спасибо за то, что поделилась с нами своим счастьем»…
Выходя из столовой, офицер повернулся и стал навытяжку, чтобы отдать честь старым женщинам. И тут произошло событие, глубоко взволновавшее сестру Кэт, потому что это не было запланировано: старухи все вместе стали аплодировать и кричать «ура». Джеймс был признан своим.
Затем последовало посещение больничного отделения постоянных больных, в котором работала Элизабет. Американец сумел сохранить свою сияющую улыбку и для стариков, невыразительные лица и неподвижный взгляд которых говорили о том, что они не в здравом уме. С теми, натруженные ноги которых отказывались им служить, но кто был в состоянии разговаривать, Джеймс завязывал разговор. Дольше всего его удержал возле себя чемпион по игре в домино – отец Константин, которому он вынужден был пообещать вернуться специально для того, чтобы сыграть с ним партию.
– Вы хорошо играете? – спросил старик.
– Я бы сказал, что лучше умею играть в покер.
– Карты? Фу! В крайнем случае, поговорим о шашках, но не о картах. Ничто не приносит такого удовлетворения, как «дубль-восемь», не так ли, сестра?
– Дело в том, что… – начала Элизабет, но чемпион не дал ей договорить. Он уже наклонился к Аньес и Джеймсу, прижал палец к губам, чтобы сделать это признание более таинственным, но которое он на самом деле прокричал, из-за своей глухоты:
– Мне бы не хотелось огорчать сестрицу, но она никогда не научится хорошо играть. Она просто сама доброта… А к игре в домино нужно иметь склонность, как в бильярде, нужно иметь дар…
После посещения больничного отделения все двинулись на кухню, где тучная и величественная сестра Дозита, канадка французского происхождения, царила среди плит и огромных кастрюль.
– Пахнет очень вкусно, – заметила Аньес.
– Сегодня вечером, – сказала сестра Дозита, – в честь вашего визита будет наш излюбленный десерт: крем с карамельками. – Затем она прибавила, вздохнув:
– Его легче всего есть тем, у кого почти нет зубов.
Сестре Дозите помогали три монахини, итальянки, болтовня которых и загорелый цвет лица напоминали о жителях Апеннинского полуострова. Джеймс не смог удержаться от замечания:
– Великолепно! Это напоминает мне нашу высадку в Неаполе. Жители приветствовали нас с радостью, несмотря на нищету и ужас, которые обрушились на этот прекрасный город. Как это хорошо с вашей стороны, что вы хоть немного скрашиваете жизнь в этом монастыре, где так много людей нуждается в заботе!
Услышав эти слова, сестры Паола, Марселина и Катарина одарили его своими милыми улыбками.
После посещения кухни они перешли в прачечную, где две сестры, имевшие возможность разговаривать на одном языке – жительница Мадрида и чилийка, присматривали за стиральными машинами. С сестрой Беатрис – голландкой никто не мог сравниться в складывании стопок белья и полотенец, большое потребление которых было одной из самых серьезных проблем монастыря.
– Так как у нас шестьсот стариков и старух, – призналась Элизабет, – нам еженедельно нужно расходовать полторы тысячи пар простыней и две тысячи полотенец. Мы никогда не сможем выйти из этого положения, если не будем сами все это стирать.
Стопы белья сестры Беатрис, лежащие на полках огромных этажерок, пахли чистотой и лавандой.
– Короче говоря, – сделал вывод Джеймс, выходя из прачечной, – ваш монастырь – это настоящий крейсер милосердия. В вашем штабе, Элизабет, говорят на всех языках. Здесь среди ваших подруг можно встретить представительниц всех национальностей.
– Одно из основных правил нашего Ордена Святого Жана – это использование наилучшим образом способностей каждой из нас. Я бы выглядела плачевно на кухне.
– Ты не любила этим заниматься, когда была еще ребенком, – заметила Аньес.
– Я считаю, чтобы достичь чего-нибудь в этой области, нужно быть хоть немного лакомкой, как ты. Да, мой дорогой Джеймс, когда ваша невеста была моложе, это был ее маленький грешок. С тех пор, как она решила стать манекенщицей, она очень изменилась, чтобы сохранить фигуру. Но я сожалею об этом: она мне больше нравилась, когда была лакомкой. Возможно, это одно из необходимых качеств хорошей хозяйки.
– Вот потому я и женюсь на француженке, – сказал Джеймс, рассмеявшись. – Я тоже люблю все вкусное.
Посещение закончилось визитом к «несносным», и именно там его ждал самый большой успех. Присутствовали все: Ювелир, Кавалерист, Финансист, Певец и другие обитатели… И каждый хотел поговорить о своей бывшей профессии, задавая Джеймсу самые несуразные вопросы: «Какое существует в США мнение о французской ювелирной промышленности?»
Офицер понял, что он должен отвечать, даже если этот вопрос его никогда не интересовал. Он смог ответить таким образом, что полностью удовлетворил своего собеседника и рассмешил Элизабет:
– Франция всегда славилась великими художниками и такими замечательными мастерами, как вы, чему и завидуют Соединенные Штаты. Вы творцы, а мы ремесленники и созданы для того, чтобы дополнять друг друга.
И Кавалерист, в свою очередь, решился на атаку. А так как он жил только воспоминаниями о кавалерийской школе в Сомюре, то сделал выпад, «по-французски»:
– Ваши ковбои не знают даже элементарных правил верховой езды. Они держатся в седле только благодаря акробатическим уловкам.
– У наших ковбоев ваши предшественники – погонщики скота из Комарга. Не забывайте, что мы молодая нация. Нам очень нравятся те, кого вы называете «человек в седле», у них развито чувство самообладания и элегантность, достойная восхищения. Признаю, что это необычно звучит в устах моряка, но думаю, что морякам всего мира нравятся лошади. В этом парадокс их жизни. Кто занимается в вашей стране в школе верховой езды? Женщины, мой дорогой. У всех женщин сердце амазонок, и они понимают, что мужчина в их жизни – как упряжная лошадь.
– Тягловая лошадь?
– А почему бы и кет? Гордитесь же вы своими лошадьми першеронской породы. Я был на ваших конных заводах в Пине. Это интересно.
– Вы были на этих заводах? Для моряка, к тому же американца, это замечательно. Капитан, мне бы очень хотелось отдать вам честь. И меня впечатляют не ваши погоны, а ваша личность. Кто этот глупец который говорил здесь вчера вечером за ужином, что сестра нашей Элизабет выходит замуж за американца, а они все похожи друг на друга? Где этот кретин?
– Это я! – объявил не без гордости Серебряный Голос из Сен-Помье. – Не буду этого скрывать и надеюсь, что ваша очаровательная невеста, которую мы все очень любим и считаем своей, потому что она как две капли воды похожа на нашу сестрицу Элизабет, не будет сердиться на меня за мою откровенность. Я сознаюсь, что совсем не люблю американцев!
– Дорогая, вот мнение, которое я уважаю, – сказал Джеймс, улыбнувшись Аньес. – Они просто замечательны, подопечные вашей сестры.
– А могу я спросить, почему вы нас не любите?
– Сначала, капитан, я хочу уточнить, – ответил с излишней самоуверенностью псевдознаменитый артист, – что я не имею в виду ни Бенжамина Франклина, ни генерала Лафайета, ни Буффало Билла. Я имею в виду американское искусство. Факт налицо: знаменитых артистов Соединенные Штаты не дали миру!
– У нас их больше, чем нужно – все они приезжают к нам, потому что предпочитают доллар любой другой монете.
– Это не артисты! Настоящий артист работает из любви к искусству. Когда он с успехом выступает на подмостках, то он царствует, как вы на капитанском мостике.
– Вы драматический актер?
– Разве по мне этого не видно? – свысока спросил Серебряный Голос из Сен-Помье, откинув назад свою пышную шевелюру привычным жестом. – Да, капитан, я артист, имевший честь принадлежать к той категории, которая сейчас на пути к исчезновению. Нас с уважением называли «звезды кафе-шантана». Конечно, вам это ни о чем не говорит: в такой стране, как ваша, не было ни концертного зала Пакра, ни «Маленького казино», ни Фоли-Бельвиль…
В то время, как голос Певца звучал все громче и громче, перечисляя все места, где он когда-то работал, Джеймс, улыбаясь, начал тихонько насвистывать старый мотив.
– Капитан, вам знакома эта песня? – воскликнул Певец.
– Я даже могу вам сказать, что ее сочинил американец.
– По правде говоря, это так. Я ее исполнял в 1918 году.
– Розы Пикарди…
– Это была одна из моих любимых песен, она пользовалась большим успехом.
– В одном из этих кафе-шантанов, по которым вы так скучаете? Во всех наших городах есть точно такие же, где впервые звучат песни, которые затем подхватывают здесь.
– У вас также были кафе-шантаны? – переспросил Певец, восхищенный и удивленный одновременно. – Мне остается только извиниться за то, что я вам только что сказал. Простите меня, капитан. У вас тоже были настоящие артисты.
Джеймсу удалось одержать эту скромную победу, но за ней последовал штурм месье Раймона, Финансиста, который спросил:
– Капитан, вот вы только что говорили о долларах, не кажется ли вам, что придет день и наступит повышение курса франка. Франция тогда будет давать займы Соединенным Штатам?
– Мы будем этому только рады, потому что нам бы очень хотелось, чтобы в вашей стране, самой красивой в мире, была и достойная ее валюта. Если этот день наступит, то уже вы будете приезжать к нам как туристы – у нас тоже есть что показать.
– Мы с большим удовольствием приедем к вам.
Победа следовала за победой, капитан завоевывал симпатию обитателей монастыря, которую «несносные» редко к кому проявляли.