Текст книги "Девушки для утехи"
Автор книги: Ги де Кар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Аньес пообещала себе, что если она снова увидит брюнетку при таких же обстоятельствах, как сегодня, то она поговорит с ней и, что самое важное, попытается заставить говорить ее. Она хотела выведать у нее все: возможно, девушка вовсе не знала месье Боба, но если, напротив, она была «заменой» Сюзанн, это было бы великолепно! Тогда Аньес пустила бы в ход все средства, чтобы сделать ее союзницей.
Ей потребовалось немало времени, чтобы раскрыть секрет могущества сутенера, который руководствовался девизом: «разделяй и властвуй», не допуская контактов между своими подопечными. Он не допускал возможности встречи Аньес и Сюзанн; с того дня как девушки увиделись случайно, он вынашивал только одну идею: разъединить их. После смерти Сюзанн ему казалось, что он прекрасно в этом преуспел. Но он ошибался: с тех пор, как ее не стало, в душе Аньес она стала настоящей подругой… И Аньес хотела, чтобы «замена» Сюзанн, если она действительно была ею, также стала ее подругой. Может быть, союз жертв и будет той силой, которая позволит им освободиться?
Аньес была почти уверена в том, что скоро опять увидит брюнетку, которая, как и она, должна была ежедневно отправляться на охоту за клиентами: поле ее деятельности, по-видимому, ограничивалось теми же кварталами, в которых промышляла Аньес-Ирма. И, наконец, в Париже не было второй такой красной «Эм-Жи», за рулем которой сидела бы такая же брюнетка!
Прошло не больше сорока восьми часов, как она снова встретила красную «Эм-Жи» и ее владелицу на авеню Георга V. Доехав до перекрестка с улицей Франциска I, машина повернула вправо и, развернувшись, остановилась в нескольких метрах от бара «Калавадо». Брюнетка вышла из машины и скрылась в баре. Несколько мгновений спустя Аньес вошла следом за ней и теперь они обе сидели на соседних табуретах. В этот послеобеденный час бар, как всегда, был полупустым.
Когда Аньес заняла место перед стойкой, брюнетка нагло посмотрела на нее. Это была наглость юности: на вид ей было не больше двадцати двух лет, и для нее Аньес была уже «старухой». Ей досадно было видеть конкурентку, усевшуюся на табурет рядом с ней вместо того, чтобы оставить свободное место для возможного клиента… Аньес тут же поняла этот взгляд брюнетки, для которой любая женщина, каков бы ни был ее тип и внешность, автоматически становилась соперницей. Она, несомненно, обладала, как и все девицы этого рода, чутьем, позволяющим сразу определять женщин, которые под сдержанными манерами и элегантной одеждой скрывают свою настоящую профессию.
Аньес-Ирма и незнакомка, каждая перед своим джин-тоником, внимательно наблюдали друг за другом, стараясь не упустить ни одной детали внешности и поведения. Брюнетка, для которой понятия стыда, кажется, не существовало, совершенно не пыталась скрыть свою враждебность к благовоспитанной блондинке, которая расположилась рядом с ней, определенно, с целью помешать ей. Она и не подозревала, что у Аньес было только одно желание: поближе познакомиться с ней. Аньес лишь искала наиболее подходящий повод, чтобы завязать разговор. Девица начала его первой. Малоприветливым голосом, который не смягчала даже профессиональная улыбка, она спросила:
– Вы часто заходите сюда?
– Нет, нечасто! – ответила Аньес и улыбнулась, стараясь вызвать к себе расположение собеседницы.
– Я тоже… Мне говорили, что вечером здесь оживленнее, но я выхожу только днем… Мой друг считает, что работать ночью слишком рискованно…
– Это мудро, – сказала Аньес, удивившись наивности своей собеседницы.
– Если я говорю Вам о своем друге, – продолжила брюнетка, – то только потому, что не сомневаюсь, что и у Вас тоже есть друг. Это неизбежно в нашей профессии…
Аньес побледнела. Впервые ей открыто говорили в лицо, что не обманываются насчет ее истинной профессии… Она была убеждена, однако, что сделала все возможное, чтобы не выглядеть профессионалкой. Она нигде не афишировала себя. Принимая меры предосторожности, Аньес отправлялась на дом к своим клиентам или принимала их у себя, но лишь в крайних случаях. Часто она встречалась с ними в заведениях, не пользующихся дурной репутацией. По той же причине она работала всегда одна, избегая всяких приятельских отношений с другими женщинами, занимающимися тем же. Аньес знала, что многие зарегистрированные проститутки втягивали в этот порочный круг доверчивых девушек с одной-единственной целью: заставить их заниматься тем же ремеслом. Аньес, как огня, боялась быть приравненной к этому кругу. И вдруг вульгарная незнакомка отвесила ей пощечину, от которой ей стало не по себе.
Девица, пристально разглядывавшая соперницу, не могла не заметить смущения, отразившегося на лице Аньес. Чтобы окончательно насладиться одержанной победой, она сказала:
– Я, например, работаю только в машине… А Вы? Несколько минут Аньес колебалась: сказать или нет.
Если промолчать, тогда она так и не узнает, связана ли эта девица с Бобом. Будет лучше, если она открыто во всем признается. Аньес заговорила, стараясь казаться спокойнее:
– И я тоже… А какая у Вас машина?
– Английская, марки «Эм-Жи», – с детской гордостью ответила девушка.
– Поздравляю! У меня всего лишь «Аронд». Ваш автомобиль, наверное, дорого стоит?
– Не знаю, мне подарил его «мой друг»…
Ее явно тянуло поговорить о «своем друге»! Она придавала этому такое большое значение, что Аньес сделала вывод: эта дружба, должно быть, довольно свежа. Она сказала:
– Он щедр… А давно вы знакомы?
– Вы очень любопытны! Но я могу сказать Вам это. Я ничем не рискую: не родилась еще та женщина, которая бы у меня его отбила!
– Эта женщина – конечно не я! Знайте, что не только у Вас есть любящий друг…
– И у Вас тоже? Как Вас зовут?
– Кора.
Это имя пришло ей на ум само собой. Кем бы ни был друг девушки, о котором она рассказывала, разумней всего было не раскрывать имени «Ирма», а, тем более, «Аньес».
– Это Ваше настоящее имя? – спросила девушка немного подозрительно.
– Да, настоящее.
– Как элегантно – «Кора»! Я думаю, такое имя придает женщине что-то роковое. Вот я, например, мечтала об имени в таком же духе, но мой друг против! Он утверждает, что имя, которое мне дали при крещении, подходит мне больше: «Жанин».
– Милое имя – «Жанин».
– И Вы так думаете? Вам нравится? Мне все говорят то же самое. Но милое имя не подходит к моей профессии. Миловидность не в цене! Нужно быть жестокой!
– У Вас это не выйдет! Вы не настолько злы, какой стараетесь казаться.
– Как Вы угадали? Это видно по мне?
– Да, конечно.
Упрямое лицо девушки просияло. В первый раз она улыбнулась естественно. Она призналась:
– Это правда: я так сентиментальна, что должна скрывать это… Если бы Вы знали, как я привязываюсь!
– Это опасно в нашей работе!
– Сейчас мне нечего бояться: я полностью принадлежу своему Фреду. А с другими – это только притворство!
– Его зовут Фред?
– Да, а Вашего?
– Андре.
– Короче говоря, нам обеим повезло.
– Да, очень повезло…
– Будем на «ты»?
– Я как раз хотела тебе это предложить!
– Кора…
– Жанин… Дружба завязалась.
«К сожалению, – думала Аньес, – она будет бесполезной. Друга Жанин зовут Фредом… «Месье Фред» не был «месье Бобом»… Хотя для него не составило бы большого труда назваться Фредом. Ведь она тоже скрыла свое и настоящее и профессиональное имя. Не секрет, что месье Боб в совершенстве владел талантом перевоплощения: «Жорж Вернье – крупный специалист в области экспорта-импорта»… Разве не могла сентиментальная и чувственная девушка попасться в ту же ловушку, что и Аньес? Девушка была влюблена и хвасталась этим, как хвастались Аньес и Сюзанн в свое время… Она была уже готова всему поверить и все стерпеть… Когда же, наконец, ее глаза откроются, будет слишком поздно: она будет зажата в тисках, как теперь Аньес. И вот тогда она тоже задумается о своем освобождении…
Инстинкт, подтолкнувший владелицу белой «Аронд» следить за красной «Эм-Жи», продолжал подсказывать ей, что эта брюнетка – действительно «замена» Сюзанн. И тогда она задала ей главный вопрос, вполне безобидный внешне, но позволявший ей получить важные для нее сведения:
– Сейчас я уже спешу домой… Если мы захотим увидеться, как нам договориться? По телефону?
– Я, конечно, могу дать номер, но Фред не любит, чтобы я его давала… Обычно я держу связь через бар на улице Комартен. Там очень услужливый персонал. Ты только спросишь меня или попросишь передать несколько слов. Я захожу туда каждый вечер около восьми часов, перед тем, как возвратиться к себе… Но я все-таки назову тебе номер телефона. А твой, если я захочу с тобой связаться?
– У меня тоже есть телефон, но у меня тот же случай, что и у тебя: я живу с Андре.
– С ним? – переспросила восхищенно Жанин. – И давно?
– Три года.
Восхищение сменилось уважением раньше, чем девушка продолжила:
– Я, например, обладала своим Фредом почти каждый вечер в начале нашего романа. И он оставался у меня на ночь. Но сейчас он должен возвращаться к себе домой. Он женат.
– Женат?
– Да. Он сказал мне, что его жена очень ревнива… Потому я обычно вижу его после обеда, перед тем, как ехать работать с клиентурой.
– И ты работаешь на него, зная, что он женат?
– Конечно, я ведь люблю его, а он любит меня!
– Но на твои деньги он может содержать свою законную жену!
– Никогда в жизни! Фред очень порядочный человек! Его жена – настоящая ведьма. Она богата, но никогда не дает ему и одного су. Она все копит для себя. Я полагаю, Фред счастлив, имея рядом свою малышку Жанин! И потом, я ему очень обязана. Он так много сделал для меня! «Эм-Жи» – это его машина, единственный подарок, который ему когда-либо сделала его жена! А он, ты сама видишь, отдал ее в мое распоряжение! Правда, шикарно?
– Да, конечно. Но что говорит ему жена, зная, что он не ездит на ней?
– У них есть Другая… «Шевроле».
Аньес содрогнулась. Девушка продолжала:
– Впрочем, я не только этим обязана Фреду.
– А чем еще?
– Он подыскал для меня прекрасную меблированную квартиру на авеню Карно… Ты знаешь, где это?
– Да, приблизительно…
– Когда я буду уверена, что он останется у жены, я тебя приглашу в гости… Ты увидишь: квартирка прекрасная.
– И как давно ты живешь там?
– Почти три месяца…
– А где ты жила до этого?
– В дрянном отелишке, который я ненавидела, на улице Пигаль…
– Значит, ты знакома с ним уже больше трех месяцев?
– Нет, мы познакомились немного раньше, с полгода назад. Мы встретились случайно, в баре на улице Понтье.
– На улице Понтье? – переспросила пораженная Аньес.
– Да… Это почти на углу улицы Боэти… Как-то я зашла туда в расстроенных чувствах: денег у меня оставалось ровно столько, чтобы заказать напиток… И там был единственный клиент – Фред, и тоже одинокий… Он явно хандрил! Но он не нуждался в деньгах! Он грустил, потому что никто, начиная с его эгоистки-жены, не любил его! Он уплатил за меня и предложил второй напиток. Потом он меня пригласил… Я села в его чудесный голубой «Шевроле». Мы поужинали в плавучем ресторане на причале в Сен-Клу. Знаешь?
– Я там бывала раньше.
– Там он стал расспрашивать меня, и я рассказала ему правду. Я училась на закройщицу в доме моделей, который неожиданно обанкротился. Уволили весь персонал, а представитель муниципалитета собрал нас всех и сказал, что нам заплатят, только нужно подождать несколько дней… Для меня это была катастрофа! Фред был очень внимателен. Он пообещал позаботиться обо мне и проводил к отелю. Когда он увидел этот барак, то сказал, что это место не подходит для такой юной девушки, как я…
– Ты была еще невинной девушкой в то время?
– Почти! У меня, как и у всех, уже были маленькие приключения… Фред тогда добавил, что было бы неплохо переменить квартал, и сунул мне в руку пять тысяч франков… Мне никогда не забыть эти пять тысяч франков! Они были для меня одновременно избавлением, потому что я смогла расплатиться за неделю в отеле, и открытием, потому что дали мне понять, что можно зарабатывать деньги, обедая в шикарных ресторанах, и при этом не портить себе здоровье, торча восемь часов в ателье! Я всегда буду ему благодарна за это.
– Какого он возраста?
– Тебе очень хочется это знать, а?.. Его возраст для меня не проблема! Но я оставлю это при себе! Главное, что он мой! Понимаешь?
– Понимаю… А в тот вечер, когда он дал тебе эти деньги, он зашел к тебе?
– Фред не мог так поступить! Это не в его стиле! Он настоящий мужчина! Он откланялся, назначив мне свидание на следующий день в три часа в том же баре на улице Понтье… Можешь себе представить, как я туда летела!
– А потом?
– Потом? В тот же день я стала его женой… «настоящей», потому что он сто раз говорил мне, что его жена не идет в счет!
– А ты видела ее?
– Нет.
– Он тебе даже не показал ее фото?
– Неужели ты думаешь, что он любит ее до такой степени, что стал бы носить ее фотографию у себя на сердце! И потом, она меня совсем не интересует. Она намного старше меня и это все, что я о ней знаю… С меня этого достаточно!
– И когда ты стала «его женой», он стал заботиться о тебе?
– Он помогал мне держаться на плаву, пока не нашел для меня меблированную квартиру.
– Так ты не искала работу в другом доме моделей?
– Нет. Фред этого не хотел. Он сказал мне, что в этих домах моделей для женщины – никаких перспектив, все равно, манекенщица ты или швея… И был абсолютно прав!
Манекенщицы еще могут, в лучшем случае, позволить себе заказать обед в ресторане, или пойти в ночной бар… Но мы!..
– Он одевает тебя?
– Да… Особенно с тех пор, как я живу на авеню Карно… В прошлом месяце он подарил мне шикарное каракулевое манто с норковым воротником.
– Норковым воротником?
– Да. Я как-нибудь его одену, чтобы тебе показать.
– Значит, ты начала «работать» после того, как обосновалась в новой квартире?
– Сначала нужно было, чтобы он посвятил меня в курс дела, помог освободиться от предрассудков, а как же! Я ведь ничего не понимала в ремесле!
– И это тебе нравится?
– Что за вопрос! Как и тебе! Мы все одинаковы: нам надоело горбатиться, надрывать свое здоровье ради того, чтобы зарабатывать гроши! А сейчас у меня красивая жизнь: есть машина, квартира, любящий мужчина… Абсолютно все! А чем занималась ты до того, как встретила Андре?
– Ничем. Я просто жила с родителями…
– У тебя есть семья? А у меня никого нет: я из приюта… Чем же я рисковала? Но ты!.. Как ты могла бросить своих?
– Они умерли.
– А, тогда понимаю: и ты тоже чувствовала себя одинокой… Мне это так знакомо, это хуже всего! Если бы я не встретила Фреда, наверное, мне пришлось бы утопиться… Видишь ли, он для меня – все! Думаю, что у тебя с Андре то же самое?
– Да, правда…
– Знаешь, моя самая заветная мечта – выйти за него замуж! Но у него есть жена, которая вцепилась в него…
Аньес окинула ее долгим взглядом. В ней проснулась симпатия к этой девушке, симпатия, смешанная с жалостью. Такие же ответы, такие же планы могла бы выложить и она всего лишь несколько месяцев назад перед Сюзанн, если бы у той было время ее расспрашивать. Сомнений больше не могло быть: месье Фред, и месье Боб – одно и то же лицо. Тактика, примененная по отношению к юной ученице-закройщице, носила отпечаток его когтей. Аньес холодела при мысли о том, что сутенер, даже не дождавшись смерти Сюзанн, нашел ей замену. Осторожно, тайком он пополнял штат своих «подопечных», вылавливая очередную жертву на улице Понтье. И он нашел именно такую: красивую, с налетом вульгарности, в общем, достаточно похожую на Сюзанн, чтобы наследовать ее клиентуру. Придерживаясь своей традиции, он снова остановил выбор на девушке из мира моды, но в этот раз не нашлось манекенщицы. Он удовлетворился девушкой, взятой не из элитного слоя, но имевшую для него свою цену.
– Мы слишком заболтались, – сказала Аньес, – а время идет… Я счастлива, что познакомилась с тобой. И поскольку я старше тебя…
– Не намного!
– И все-таки! Эта привилегия дает мне право угостить тебя джин-тоником. Я сразу заметила, пока мы так глупо исподтишка разглядывали друг друга, что нам нравится одно и то же… Бармен, возьмите деньги!
Она бросила на стойку банкноту. Этот жест напомнил ей жест Сюзанн, платившей когда-то за такси на площади Трокадеро, когда, открыв дверцу своей «Эм-Жи», она сказала тоном, не терпящим возражений: «Садись»!
Теперь она, Аньес, повелевала, в свою очередь, той, которая была еще только неопытной ученицей. И это сравнение помогло ей окинуть мысленным взором весь пройденный путь. Правда, легковерная «ученица», верившая в любовь этого месье Фреда, была не похожа на нее…
– Ты остаешься здесь? – спросила Аньес.
– Бесполезно, – ответила Жанин. – Здесь и не пахнет клиентами! Когда ты позвонишь мне по тому номеру, который я тебе дала?
– Завтра вечером. А послезавтра можно встретиться.
– Идет!
Они вернулись, каждая к своей машине. Аньес не слишком торопилась, ожидая, когда отъедет «Эм-Жи» со своей новой владелицей. Брюнетка заменила рыжеволосую, и ярко-алая машина, которая выгодно подчеркивала внешность брюнетки, заменила зеленую, которая больше подходила рыжеволосой. Но тень одного и того же мужчины неизменно вырисовывалась позади «Эм-Жи»…
Когда Аньес снова увидела Боба, она, конечно, промолчала о своей встрече с брюнеткой. Он был в хорошем настроении. Подсчитав выручку, он соизволил высказать свое удовольствие.
– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросил он, разыгрывая из себя доброго малого.
– Ничего особенного.
– У тебя нет свидания?
– Нет. Отдыхаю! Я собираюсь пойти в кино.
– В кино! Все вы женщины одинаковые: вы помешаны на экране! Раз уж ты свободна, то приглашаю тебя…
– Куда?
– В казино: мы там прекрасно поужинаем в ресторане, а затем я попытаю удачи… Ты увидишь: тебя это заинтересует! Это лучше всех фильмов на свете.
– И в честь чего это приглашение?
– Это необходимо для того, чтобы продолжить твое обучение, малышка! Ты скоро узнаешь.
Три часа спустя, месье Боб уже сидел за столом, покрытым зеленым сукном, рядом с соседками по игре, двумя далеко не юными дамами в драгоценностях. Аньес, вначале стоявшая позади него, перешла на другую сторону стола и села справа от крупье, откуда было удобнее наблюдать за действиями мужчины в его любимом занятии.
А вечер начался так. Во время ужина он сказал ей: «Ты увидишь, как я играю, и поймешь, на что я способен». Эти слова возбудили ее любопытство. С той же развязной уверенностью он направился к кассе. Небрежно бросив несколько пачек, он взял пятьдесят жетонов по пять тысяч франков. «Я никогда не ставлю на меньше», – объяснил он, когда они направились в игорный зал.
«Двести пятьдесят тысяч, – мысленно сказала себе Аньес. – Вот куда идут наши деньги: и те, которые приношу я, и те, что приносит Жанин… Но если он часто играет на такие суммы, то ни она, ни я никогда не сможем заполнить эту бездонную бочку. Откуда возьмется излишек? Загадка!»
Месье Бобу неслыханно везло. Жетоны скапливались перед ним под завистливые взгляды других игроков. Время от времени он бросал на Аньес торжествующий взгляд, который должен был означать: «Ты видишь, какой я мужчина!» Аньес прикинула, что перед ним больше миллиона. Удовлетворение, которое он пытался не проявлять слишком явно, тем не менее, сквозило в его широких непринужденных жестах, в его гримасах, выражающих превосходство, во взгляде из-под полуопущенных век, которые не могли погасить огонь этих глаз.
Сама того не желая, Аньес снова попала под гипноз этого человека. Мужчина, которого она увидела сейчас, внушал ей уважение. Она открыла в нем новое существо, которого раньше не знала. Он казался ей персонажем какой-то мистерии, который не принадлежал ни времени, ни пространству, а парил над всем: зеленым сукном, движением карт, объявлениями крупье, чтобы присоединиться к другому миру – миру поэтов, суперменов, канатоходцев или наркоманов. Впрочем, и другие сидящие вокруг стола, участвовали в том же действе, но месье Боб возвышался над всеми: он был ИГРОК.
Много раз у молодой женщины возникало желание крикнуть ему:
– Остановись! Разве ты не видишь, что твои ставки выросли вчетверо? Ворочая такими деньгами, ты мог бы оставить нас в покое навсегда!
Но она молчала, не смея вмешиваться в этот чужой для нее мир, чувствуя всю бесполезность этого вторжения: ведь здесь шла речь не о проигрыше или выигрыше… Весь смысл состоял в том, чтобы реагировать на малейшие колебания в игре, отдаваться во власть азарта, идти еще выше, еще дальше, стремясь к самой крайней грани. В этой игре, как чувствовала она, остановки не будет, судя по тому, сколько жетонов имел каждый перед собой. Она чувствовала также, что когда у него не будет больше денег, все средства будут для него хороши, чтобы выманить их у других: принуждение несчастных женщин к проституции, кражи, может быть, убийство… Карты горели у него в руках. Он был так же подвержен этому пороку, как другие – алкоголю. Чем больше она наблюдала за ним, тем больше чувствовала себя захмелевшей от зрелища игры, увлекаемой ощущением риска, с удовольствием подходя к той черте, за которой начиналось безумие. Но, испугавшись внезапно, она поняла, наконец, истинный смысл, ради которого этот ненасытный человек заставил ее так низко пасть. Она поняла и то, что он никогда не пожалеет ее, что он не способен вообще испытывать жалость. Его мозг, его сердце, душа были целиком поглощены игрой и ничем, кроме игры! Остальное не шло в счет.
От этого жестокого разоблачения, от этого бессмысленного спектакля молодая женщина едва не лишилась чувств; ей пришлось ухватиться за спинку кресла крупье, позади которого она сидела. Собрав все силы, она продолжала смотреть на танец карт в руках невозмутимого балетмейстера… В страхе она закрыла глаза.
Когда она их открыла, перед месье Бобом больше не было жетонов. Он смотрел на нее. Его глаза, несколько минут назад горевшие азартом, снова обрели свой холодный блеск – блеск стали. На его лице еще оставалась надменная маска, но рот сводила судорожная полуулыбка. Он вновь спустился на землю. И, хотя он делал над собой усилие, она чувствовала, что он еле держится на ногах.
Он оставил свое место, которое тотчас было занято другим игроком, горевшим, в свою очередь, желанием испытать те же чувства, то же опьянение… Поднимаясь, он сделал ей знак, и она, одурманенная атмосферой игорного зала, послушно направилась к нему. Единственными словами, которые у него нашлись для нее, были слова:
– Ты принесла мне неудачу. У тебя дурной глаз. Я не должен был приводить тебя сюда.
– Но, Боб…
– Молчи! У тебя есть деньги?
– Две или три тысячи франков, наверное…
– Нищета! – сказал он презрительно, даже с ненавистью.
Словно разряд тока прошел по ее телу.
– Ну ладно, что будем делать? – продолжал он. – Ты можешь себе представить, каким я буду посмешищем, если сяду играть с такой ничтожной суммой? Я должен поддерживать здесь свою репутацию. Мне непременно нужно достать деньги. Сейчас ты мне поможешь. У тебя осталось как раз столько, чтобы заказать два виски в баре. Пойдем!
Несколько минут спустя, когда они угрюмо сидели перед своими бокалами, он сказал ей:
– Видишь, идет мужчина? Это большой игрок, у него всегда полно денег! Очаруй его немного, он это обожает. Он даст тебе несколько жетонов, которые ты отдашь мне потом. Поняла? Я исчезаю…
Жизнерадостный «большой игрок» не заставил долго приглашать себя к разговору, и Аньес, пустив в ход свое искусство, принялась объяснять ему, что в продолжение всего вечера ее преследовала неудача…
– Можете не продолжать! – добродушно ответил игрок. – Я все понял: я Вас выручу. Попробуйте отыграться. Если игра пойдет, Вы даете мне половину выигрыша, а если нет – не упорствуйте и возвращайтесь домой. Бывают дни, как у Вас сегодня, когда игра не клеится! Но Вы можете особенно не волноваться: такая красивая девушка всегда может отыграться в любви! Держите: это в Ваше распоряжение!
Он высыпал перед ней на стойку бара пять жетонов по десять тысяч франков и вернулся в свой игорный зал. Она взяла жетоны и пошла искать Боба, чтобы отдать ему их. Он взял жетоны в руку и, небрежно подбросив, словно оценивая их вес, сказал недовольно:
– Это не золото инков, но все-таки…
Две минуты спустя он вновь сидел за столом, покрытым зеленым сукном, и в его руках снова танцевали карты. Аньес не отрывала глаз от принесенных ею жетонов. Ей казалось, что от них зависит вся ее судьба. Дьявольская лихорадка, с которой Боб манипулировал картами, передалась ей, как если бы она сама участвовала в игре… В тот миг, когда он открыл свои карты, она почувствовала, что ее сердце останавливается. Но когда крупье подвинул к нему лопаткой кучку жетонов, которые Боб выиграл, ее охватила неистовая радость. Боб действительно был сильным игроком! За каких-нибудь несколько секунд ему снова удалось собрать перед собой триста тысяч франков: триста тысяч, которые она считала потерянными… У нее не было даже желания крикнуть ему: «остановись!»: он все равно этого не сделал бы. Он продолжал… Скоро он имел вдвое больше, затем втрое! Недаром Боб сказал ей, что вернет свой миллион. В следующий заход он это сделал!
Взволнованная, она упрекала себя в том, что видела в Бобе только человека для плотских удовольствий: он был властелином всех удовольствий. И она прониклась к нему чувством, близким к поклонению… В каком-то смысле Сюзанн была права, когда сказала, что он удивительный мужчина! Чудо длилось не долго: несколько открытых карт – и оно снова исчезло. Перед Бобом больше ничего не было. Когда он взглянул на нее, его лицо было искажено. Выдержать это было выше ее сил. Она не закричала, не лишилась чувств, она затряслась в припадке нервного смеха. Игроки обернулись к ней с явным неодобрением, но она даже не обратила на это внимания: ее смех становился все истеричнее. Боб продолжал смотреть на нее с холодным бешенством. Вдруг, резко отойдя от стола, он подошел к ней. С неистовой силой он схватил ее за запястье и потянул к выходу, прошипев:
– Это тебя смешит? Ты что, издеваешься надо мной? Или тебя отхлестать, чтобы ты успокоилась?
Подумать только, в какой-то миг она могла принять Боба, это жалкое существо, этого позера, чуть ли не за всемогущего повелителя! Как он мог снова растрогать и почти очаровать ее? И ее смех перешел в молчаливые слезы.
Когда они ехали в машине через весь Париж обратно, он сказал ей:
– Надеюсь, ты усвоила?
– Что?
– Не думаешь же ты, что я возил тебя туда развлекаться? Нет? Значит, ты поняла, что могла бы вечерами, после твоей работы еще помогать мне?
– Разве тебе не достаточно того, чем я занимаюсь целый день?
– Те деньги, которые ты мне приносишь, слишком малы для твоей профессии. Я вижу, мое предложение не вызывает у тебя восторга? По крайней мере, ты увидела бы, что я нахожу деньгам благородное применение.
– Но Боб… А как же те сбережения, о которых ты мне как-то говорил?
– О нет, только не это слово! Это не к лицу ни тебе, ни мне! Ты что, считаешь меня буржуа? Боб со своими сбережениями в кубышке, ты можешь себе такое представить? Деньги ради денег, на остальное мне наплевать!
Она не отвечала, и он добавил уже тише:
– Впрочем, и тебе тоже: ты доказала это за три года, отдавая мне все.
Она тихо плакала.
– Эти грязные деньги, – сказала она, – ты пустишь на ветер, сколько бы их ни было. А я, по крайней мере, с сегодняшнего вечера вообще не уверена, что знаю им цену.
– Ну, хорошо, – усмехнулся он, – ты видишь: главное открытие этого вечера в том, что я не больше тебя заинтересован в деньгах!
– Это не спасет нас от ада, – пробормотала она.
– Значит, ты говоришь, что ничего не имеешь против такой работы? В тех случаях, когда игра не пойдет, как сегодня, мы будем применять тот же метод: ты идешь в бар; там всегда найдется добряк, готовый покровительствовать «красивым девушкам, которым не везет», и праздновать свою удачу или утешать свое поражение в их очаровательной компании.
Она пожала плечами… Что ответить на это?
И все же ответ у нее был. Личный, тайный, один и тот же на все раздиравшие ее вопросы. Он поднимался из глубины ее души, когда она чувствовала бессилие: Элизабет!
В то же утро Аньес снова пришла на авеню дю Мэн. Элизабет была еще слаба и не поднималась с постели. Перед тем, как Аньес появилась у ее изголовья, у нее состоялся короткий разговор с привратницей, сестрой Агат.
– Доктор приходил к ней? – спросила Аньес взволнованно.
– Да, вчера. Он сказал, что болезнь может затянуться надолго. Организм нашей дорогой сестры ослаблен, и он плохо сопротивляется. Но она так мужественна! Мы все бьемся над разгадкой ее болезни.
Аньес промолчала: она знала, что выздоровление наступит только тогда, когда Элизабет будет уверена, что ее сестра освободилась, наконец, от своей тревоги. Но что делать? Сказать ей сейчас всю правду? В том состоянии, в котором находилась Элизабет, это означало бы нанести ей новый удар, причинить новые страдания. Лучше промолчать. Единственное, что Аньес могла сделать для поддержания духа сестры, – это притвориться жизнерадостной, счастливой, словно этот тайный кошмар был полностью забыт ею. Пока Аньес поднималась по лестнице к комнате Элизабет, она прилагала все усилия, чтобы заставить себя улыбаться и выглядеть спокойной.
– Ну, вот и я! – сказала она, приближаясь к кровати. – Я решила почаще навещать тебя… А знаешь, ты намного лучше выглядишь!
Аньес лгала, но это было необходимо. На самом деле она была напугана бледностью лица сестры, ее обострившейся худобой. Воспаленные глаза Элизабет, казалось, стали еще больше. Они смотрели на нее с таким дружелюбием и преданностью, что ей стало тяжело выдерживать взгляд сестры. Этот взгляд, все более вопрошающий, потряс молодую женщину до такой степени, что все ее попытки выглядеть веселой потерпели крах в одно мгновение.
Аньес не смогла сыграть свою роль до конца. Они молчали. Наконец Элизабет спросила:
– Зачем ты обрезала свои чудесные волосы? На глазах Аньес выступили слезы.
– Не знаю, – тихо сказала она. – Так, просто, захотелось… И потом, это сейчас модно…
Она добавила с жалкой улыбкой:
– Эту моду, наверное, ввела ты. А парикмахер, в самом деле, преобразил мою голову! Смешно, правда?
Элизабет по-своему поняла этот поступок сестры, и ее лицо просветлело. Она взяла руку Аньес и поднесла к своим губам:
– Дорогая сестренка, – сказала она, – я никогда не сомневалась в тебе…
Чтобы не дать волю чувствам, Аньес, внезапно поменяв тему разговора, сказала:
– Мне так хотелось принести тебе цветы. Но я вспомнила, что вам этого не разрешают.
– Мы не имеем права на цветы даже на нашей могиле! – сказала Элизабет, слабо улыбнувшись. – Нам достаточно деревянного креста: это тоже неплохо… Но ты, кажется, загрустила!
Сделав над собой новое усилие, Аньес попыталась говорить о доме моделей, о подготовке новой коллекции. Но очень быстро она поняла, что больную не интересуют больше подобные вещи и она им, может быть, уже не верит. Боясь, что не сможет долго продолжать разговор на этой жизнерадостной ноте, Аньес решила сократить свой визит.