Текст книги "Девушки для утехи"

Автор книги: Ги де Кар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Я буду приходить чаще, но ненадолго, – сказала она, – чтобы не слишком тебя утомлять… Но перед тем, как расстаться с тобой, я хочу, чтобы ты знала: я снова счастлива!

– Это прекрасно! В таком случае я счастлива тоже. Это было сказано едва слышно и было похоже скорее на пожелание, чем на правду. Аньес поняла, что ее сестра больше не поддавалась на обман, разве что немного доверия к ней вернулось.

На обратном пути домой, проезжая мимо собора Сен-Франсуа-Ксавье, она внезапно притормозила. Неведомая сила подтолкнула ее войти в церковь. Портьеры из тяжелой ткани сомкнулись за ее спиной, закрыв вход. Она остановилась в нерешительности: была ли она достойна войти в Храм Божий без приглашения? Мысль об Элизабет, о ее незримом присутствии рядом, придала ей смелости. Она прошла через притвор, не чувствуя в себе сил и не осмеливаясь молиться. Она обошла церковь и на одной из колонн, украшенной резьбой, узнала святого Жозефа, с которым успела уже подружиться. Пройдя главный алтарь, она остановилась перед Девой Марией с младенцем Иисусом и вспомнила, как с точно такого образа вытирали пыль ризничие в часовне монастыря. Опустившись на колени, она начала молиться.

Когда Аньес вышла из церкви, в ее душе царил покой и появилось немного надежды…

Беспросветное, тягостное существование, состоявшее из частых визитов к больной сестре и «работой», ставшей настоящей Голгофой, продолжалось. Постепенно, но неумолимо, духовное неприятие вытесняло привычку к ремеслу.

Так и не войдя во вкус этого ремесла, она должна была принуждать себя мириться с ним. Втянутая в чудовищную, хорошо отлаженную машину проституции, она стала одним из винтиков ее механизма, который не может больше выпасть из нее без посторонней помощи. Единственным в мире существом, которое могло бы помочь ей воплотить это чудо, была та, которой она не осмеливалась ни в чем признаться.

И она не видела вокруг себя ни одного человека, которого могла бы попросить о поддержке. Жанин, которую ей удалось привязать к себе, была всего лишь несчастной девушкой, а клиенты, даже те, что выдавали себя за «добрых Самаритян» или филантропов, не внушали ей никакого доверия. Она знала, что в одиночку ей никогда не освободиться. Мятеж, растущий в ее сознании, подогревался воспоминаниями о благонравном воспитании, которое она получила в юности вместе с Элизабет, и ностальгией по чистому, незапятнанному прошлому. Мучимая этими воспоминаниями, несчастная походила на одну из тех больших раненых птиц, которые не в состоянии больше взмахнуть крыльями, чтобы оторваться от земли и вновь стать свободными.

Потребность творить милосердие, которую Аньес все больше ощущала в себе, проявилась в довольно необычной дружбе, связывающей ее с другой «протеже» месье Боба – Жанин. Как Аньес и обещала, она позвонила в бар на улице Комартен на следующий день после их первой встречи, Она сама назначила место свидания: бар на улице Марбёф. Она ненавидела этот бар, но была уверена, что не встретит там Боба. Если бы он его посещал, Сюзанн не избрала бы это место для встречи.

Когда Жанин вошла в бар, где ее уже ждала Аньес-Ирма, на ней было каракулевое манто с норковым воротником, о котором она рассказывала.

– Видишь, я одела манто только ради того, чтобы показать тебе, хотя я умираю в нем от жары! Красивое, правда?

– Очень…

Аньес узнала это манто: Сюзанн была в нем в тот вечер, когда они праздновали новоселье. Это укрепило ее уверенность в истинной роли месье Боба, которую он сыграл в смерти несчастной девушки. «Посодействовав» ее самоубийству, он не забыл унести ее манто, несомненно представлявшее ценность, и «одолжил» его Жанин, как и «Эм-Жи»… Аньес понимала, что если не постарается изменить положение, то может наступить день, когда манто окажется уже не на плечах Жанин, а на другой девушке. Зная месье Боба, можно было предположить, что меха долговечнее тех, кто их носит.

– А знаешь, Кора, я так рада, что познакомилась с тобой! До тебя у меня не было ни одной подруги, это правда! Трудно подружиться девушкам нашей профессии, особенно, если тебе немного везет, потому что другие начинают завидовать! Их просто бесит, что я работаю на «Эм-Жи».

Ты, по крайней мере, не похожа на них. Тебе плевать у тебя есть своя машина! Я много думала о тебе вчера вечером…

– Ты сказала Фреду, что познакомилась со мной?

– Я хотела, но так и не сказала. Это его не касается. Разве я не имею права на свои маленькие секреты? Я отдаю ему все свои бабки; этого с него достаточно… А ты говорила обо мне своему Андре?

– Я тоже не дура! Он ревновал бы…

– Дружба между женщинами не касается мужчин.

– Тебе не кажется, что было бы неплохо встречаться здесь каждый день, разумеется, кроме воскресений и праздников? В такое же время, как сейчас, чтобы выпить кофе, согласна?

– Мысль превосходная.

– Это действительно удобно и тебе, и мне, потому что настоящая «работа» никогда не начинается раньше половины третьего, пока эти типы с бабками не пообедают. Наша клиентура не любит спешить за столом, иначе она не была бы серьезной! Сегодня за кофе плачу я, а завтра – ты, договорились?

– Идет!

– Давай заключим такой договор: никогда не отбивать клиента, если случится подцепить одного и того же…

– Клянусь!

Со времени этой странной клятвы дружба между ними крепла день ото дня. Жанин, как того и хотела Аньес, целиком прониклась уважением к «старшей» подруге. Через несколько недель она полностью стала доверять Аньес. Она рассказывала ей обо всем: о своих ежедневных приключениях, успехах и разочарованиях, своих надеждах и мечтах. Постепенно Аньес окончательно прониклась к ней симпатией, симпатией, смешанной с жалостью. Аньес дарила свою дружбу Жанин, как она подавала милостыню беднякам. Судьба малышки Жанин внушала ей глубокое сострадание.

Аньес не хотела думать, что девушка встала на скользкий путь только из лени, скорее всего она, как и Аньес, была побеждена своей чувственностью. Мог ли кто-нибудь упрекнуть ее в этом? Никто, тем более, Аньес. Разве быть чувственной – это порок? Разве чувственность не присуща природе женщины? Драма Жанин была той же, что драма Аньес. Она оказалась в руках того же человека – месье Боба.

У Жанин, в глазах Аньес, было второе оправдание: ее полное одиночество в жизни. Приют, в котором она росла, не стал для нее семьей, разве что злой мачехой. Аньес, обладая счастьем постоянно ощущать на себе заботу и любовь Элизабет, считала свою юную подругу менее виновной, чем она сама.

Всецело поглощенная заботами о судьбе Жанин, Аньес даже не думала о своей собственной участи. В глубине души она уже не была эгоисткой, и это еще больше сближало ее с сестрой. Элизабет заботилась о стариках, Аньес взяла под свою опеку Жанин. Доверие между ними стало обоюдным.

В начале их дружбы Аньес, не колеблясь, поставила ловушку в ответ на предполагаемую ловушку Жанин, о чем та и не догадывалась. Она сделала это, чтобы застраховать себя на случай, если бы Жанин проболталась о ней «своему обожаемому Фреду». Если бы девушка проявила наименьшую болтливость и сделала Фреду-Бобу даже самое маленькое признание о своей новой подруге, Аньес узнала бы об этом в тот же вечер от человека, который по-прежнему жил с ней на улице Фезандери, словно она была единственной женщиной в его жизни.

Аньес узнавала о закулисной жизни своего любовника каждый день из болтовни Жанин в то время, как месье Боб был убежден, что та, которую он продолжал называть с притворной лаской «моя малышка Аньес», ничего не знает о «замене» Сюзанн.

Потом, спустя много времени, Аньес. поняла, что заработка одной женщины, даже такого, какой приносила она, и даже с учетом прибыли, которую он мог дать, было мало месье Бобу. Эта удвоенная, а, может быть, удесятеренная, потребность свидетельствовала о его расчетливости. Он предусмотрел самое худшее: в случае, если бы одна из девушек неожиданно выбыла из его игры: вырвалась на свободу, заболела или даже умерла, у него «в запасе» нашлась бы еще одна, это позволило бы ему обеспечить непрерывность цепочки до того момента, как он «наберет пополнение» на улице Понтье.

И вот для Жанин наступил день, который был фатально неизбежен, и который Аньес предвидела уже давно… После эйфории первых месяцев, проведенных с «Фредом» в квартире на авеню Карно, Жанин начала понимать что «мужчина ее жизни» покидает ее. Все предлоги были для него хороши, чтобы их занятия любовью становились все реже. Бедная девушка все меньше и меньше видела «своего Фреда», и если он являлся на авеню Карно, то только для того, чтобы положить в карман ее выручку и как можно скорее удалиться.

Однажды вечером, когда он уже собирался уходить, пробыв ровно столько времени, сколько было нужно, чтобы взять деньги, девушка решительно встала перед дверью:

– Это нехорошо! – сказала она. – И несправедливо, Фред! Я охотно буду по-прежнему тебе помогать, но при условии, что ты останешься моим любовником…

– В самом деле? Но ты забываешь, что я женат, а каждый женатый мужчина должен прежде всего посвящать себя законной супруге. Подружкой он может заниматься во вторую очередь.

– Подружкой?

Оскорбление было настолько велико, что девушка внезапно вскипела от ярости и возмущения. Обозвать ее так небрежно «подружкой» в то время, как она делала все, абсолютно все, чтобы доставить удовольствие своему мужчине!

Побагровев, не контролируя себя больше, она подняла руку, будто желая ударить его. «Месье Боб» должен был призвать на помощь «весь опыт своего сорокалетнего возраста» и «углубленного знания поведения взбешенной женщины», чтобы «обуздать противника». Это было сделано быстро, ударом ноги в живот. Девушка упала; хрипя, она пыталась набрать воздух в легкие… «Покровитель» выбрал этот «психологический» момент, чтобы, наклонившись над ней, сказать безапелляционным тоном:

– Теперь ты хорошо поняла? Надеюсь, этого больше не повторится, потому что в следующий раз тебе не удастся так легко отделаться! Это уже слишком! Ты позволяешь себе не только иметь свои бредовые мыслишки, но и поднимать руку на своего Фреда! Чтобы ты научилась уважать меня, я назначаю тебе штраф: пятьдесят тысяч в день в течение пяти дней. Если ты себя неважно чувствуешь, прими душ!

На этом «мужчина ее мечты» с ней распрощался.

Даже в полубессознательном состоянии девушка слышала все, что он сказал. Она потратила много времени, прежде чем смогла подняться и дотащиться до ванной. Еще труднее ей было осознать: ее бил тот, кого она считала до сих пор своим богом. Откуда ей было знать, что сутенер никогда не смешивал «классы» своих «подопечных»? С Аньес он мог достичь нужного ему результата только убеждением и лаской; для Жанин у него был другой метод. После недолгого периода излияния чувств, необходимого для победы над девушкой, он мог бить, не колеблясь. Не низводил ли он этим ее положение до положения обычной скотины?

На этот раз «тонкий психолог» месье Боб просчитался: он не подозревал, что его бывшая ученица была готова на все, кроме побоев. В противоположность многим девицам, исполненным послушания и почтения к человеку, бьющему их, Жанин восстала против такого обращения с собой.

С этих пор месье Боб приобрел злейшего врага в ее лице. Инстинктивно, не видя поначалу в этом какого-то особого умысла, Жанин еще больше сблизилась с «Корой», встречаясь с ней каждый день на улице Марбёф.

Крах любви брюнетки к «своему другу» был слишком очевидным для Аньес, и все же она была достаточно осторожной, чтобы не задавать Жанин вопросов; девушка и сама ей во всем призналась однажды, когда была доведена до крайности. В тот день Жанин пришла на несколько минут раньше своей подруги и встретила ее странным вопросом:

– Скажи, Кора, тебе нравится наша профессия?

– Наверное, да, иначе я выбрала бы другую, – ответила Аньес удивленно.

– Сомневаюсь. Трудно поверить, чтобы такая девушка, как ты, с удовольствием занималась проституцией… Разве что, у тебя действительно непреодолимая страсть к Андре?

Аньес не ответила.

– Ты молчишь? Значит, страсть прошла! Как и моя… Напрасно мы создаем себе иллюзии: такие истории длятся недолго! У меня это произошло так: он был нежен со мной, а теперь я гожусь только для того, чтобы добывать ему бабки и сносить побои. Но дальше так дело не пойдет!

– Вы поссорились? – спросила Аньес. – Ничего, все уладится…

– Это не уладится! Фред – всего лишь скотина! А твой Андре, какой он?

– Такой же!

– Он тебя тоже бьет?

– Такого со мной не было, но у меня хуже: он притворяется, что любит меня, но в глубине души ненавидит!

– Нам обоим не повезло… А есть же девушки, которые живут с нормальными парнями!

– Ты думаешь?

Начиная с этого момента, дружба девушек укрепилась настолько, что переросла в настоящий тайный союз перед опасностью в лице их «покровителей»: «Фреда» и «Андре». Отныне Аньес узнала, что такое «союзница». Чем больше проходило времени, тем больше она осознавала, что ее юная подруга не только чистосердечна по отношению к ней, но и решительно настроена против ставшей ненавистной ей опеки… Много раз у Аньес возникало желание открыть Жанин, что их «покровители» – одно и то же лицо, но всегда предпочитала молчать, считая такое признание бесполезным и даже небезопасным. Она думала, что еще успеет сделать это. Когда час сведения счетов пробьет, она расскажет подруге все. Но в ожидании этого часа откровенности, она не удержалась, чтобы не сделать другого признания:

– Завтра я не смогу прийти сюда к двум часам…

– О! Так мы не увидимся? – спросила девушка, загрустив.

– Да нет же, увидимся, но позднее… Давай встретимся около восьми часов, когда ты закончишь работу.

– Ты идешь куда-то?

– Это секрет, но тебе я скажу. У меня свидание с замечательным парнем…

– Неужели такие бывают?

– По крайней мере, один такой существует…

– Ах! Как я рада за тебя! Расскажи мне о нем!

– Он чудесный, потому что я его люблю!

– Неужели? Как вы встретились?

– Случайно…

– И… тебе кажется, что он надежный?

– Как скала!

– Правда?

– Завтра я обедаю с ним… Это будет наша первая встреча тет-а-тет…

– Тебе нужно дать зарок.

– Я это уже сделала!

– Наверное, твой Андре ничего не знает?

– Конечно! И потом, он больше не «мой Андре»… Как и Фред – уже не «твой»! Мужчина моей жизни – это тот, кого люблю я и кто любит меня!

– Как его зовут?

– Позволь мне пока оставить это в секрете… Я скажу тебе позже.

– Он француз?

– Нет, иностранец. Он американец.

– Как?! Ты знаешь, мне не хотелось бы тебя огорчать, но будь осторожна! С этими иностранцами никогда толком не поймешь, куда они метят…

– Ему я доверяю…

– А чем он занимается?

– Он служит в армии.

– Военный? Тогда будь еще осторожнее! Особенно, если ты его полюбила. Этих американских солдат нужно остерегаться больше других: они всюду воображают себя оккупантами! Обещают доллары, а оставляют, в чем пришла! Мне это хорошо знакомо: до Фреда у меня была история с одним таким типом. Он обещал жениться на мне… Они все так говорят! Я была неопытной девчонкой и поверила ему… Какой ужас! Я была с ним помолвлена… Пятнадцать дней спустя, когда я поддалась на его уговоры, он исчез. Только потом я узнала, что у него уже было три невесты: он и с ними поступил точно так же. В довершение всего, он женился в Техасе, и его жена родила ему трех малышей! Представляешь себе! Вот мерзавец!

– Мой не такой…

– Охотно верю. Тогда желаю удачи!

Аньес, действительно, очень повезло; по крайней мере она была в этом уверена!

Но почему все-таки она доверила свою тайну Жанин? Наверное, просто потому, что Жанин была рядом. Как и все женщины, ослепленные своим новым открытием, на которое они уже не смели надеяться, Аньес испытала настоятельную потребность поделиться с кем-нибудь неожиданной радостью… Первая ее мысль была об Элизабет. Но было еще слишком рано говорить с ней об этом: она хотела убедиться в своих чувствах и в чувствах этого парня. Когда у нее исчезнут всякие сомнения, Она пойдет к сестре и признается во всем. «Так вот, что ты скрывала от меня, – сказала бы Элизабет. – В этом нет ничего постыдного. Скорее наоборот». И отрадная новость стала бы для нее началом ее выздоровления.

Событие, перевернувшее жизнь Аньес, произошло неожиданно и совсем обычно: как-то после обеда, когда Аньес высматривала клиентов, сидя за рулем своей «Аронд», ее внимание привлекла группа людей, образовавших большой круг на углу Елисейских полей и улицы Берри. Она замедлила ход машины и, увидев, что это уличный спектакль, затормозила. Хотя ей много раз приходилось видеть подобные представления в столице, это показалось ей более трогательным, чем обычно: в центре круга из любопытных, недоверчивых скептиков и даже насмешников стоял немного комичный салютист[6]6
  Салютист – член Армии спасения протестантского благотворительного общества (прим. перев.).


[Закрыть] и пел религиозный гимн под аккомпанемент убогого духового оркестра, состоявшего из нескольких человек, одетых, как и он, в униформу Армии спасения. Рядом, на раскладном стульчике, сидела женщина с подвесом, куда менее насмешливые прохожие клали пожертвования.

Аньес никогда ничего не делала для Армии спасения по той причине, что католическое сектантство, в духе которого она воспитывалась, внушило ей с юности, что это благотворительное учреждение – протестантская выдумка. И она вдруг упрекнула себя, что глупо верила этому. Почему бы не помочь Армии спасения? Настоящее милосердие не терпит различия в любви к ближнему. Во всяком случае, Элизабет ее поняла бы. Выйдя из машины, Аньес направилась к женщине, которая что-то говорила толпе. Эта женщина вовсе не была интеллектуалкой, и ее речь, немного заученная, выражала наивную веру. Она рассказывала о своем личном духовном опыте, о том, как божественный зов коснулся ее, о том, как внимателен должен быть каждый смертный к подобному зову, который Бог не преминет послать ему тем или иным способом. Выслушав эту наивную проповедь, Аньес положила на поднос банкноту и вышла из круга. Она почувствовала такое моральное удовлетворение от своего поступка, что решила регулярно выделять на пожертвование десятую часть из своего гнусного заработка. Пробираясь через толпу любопытствующих к своей машине, она, нечаянно задев какого-то парня, пробормотала:

– Простите…

Их взгляды встретились. Аньес так и застыла на месте, словно зачарованная. Ее губы дрогнули…

Она не верила своим глазам: этот офицер в бежевой военной форме и фуражке с золотым козырьком, украшенной эмблемой с якорем, этот голубоглазый светловолосый красавец показался ей вдруг архангелом. Во всех своих мечтах, во всех ожиданиях она не представляла себе избавителя в образе мужчины; все попытки найти его возвращали ее к одному и тому же лицу – лицу Элизабет. И вдруг она почувствовала, что ее спаситель мог быть именно таким – красивым, чистым юношей, удивительным образом возникшим перед ней. Едва ли она даже заметила, как он, козырнув по-военному, уступил ей дорогу, едва ли уловила смысл слов, сказанных им по-французски с легким англо-саксонским акцентом, скорее они прозвучали для нее как мелодия:

– Прошу Вас, мадемуазель…

У нее не было сил пробираться сквозь толпу к своей машине. Она стояла перед ним, чувствуя, как ее лицо заливается краской, но не краской стыда, а румянцем невинной девушки. В это мгновение она припомнила один эпизод ранней юности: как-то они гуляли вдвоем с Элизабет в их далеком провинциальном городке; тогда им едва исполнилось пятнадцать лет, и в то время они одевались одинаково. Взрослый парень, увидев их, воскликнул: «Мое сердце колеблется между вами двоими!» Элизабет непринужденно рассмеялась, а Аньес покраснела. С тех пор она не переживала вновь этого горячего прилива крови к лицу, когда не знаешь, приятно это или тягостно. И почему-то, когда Сюзанн представила ей в баре на улице Понтье мнимого Жоржа Вернье, Аньес не покраснела, а, наоборот, смертельно побледнела…

Видя ее смущение и странную неловкость, незнакомец проводил ее взглядом и, заметив, что она идет, спотыкаясь, догнал ее, желая помочь.

– Вам нехорошо, мадемуазель? Можете опереться на мою руку.

– Спасибо, – пробормотала она, кладя свою руку на манжет с золотыми пуговицами. – Я так взволнована этим представлением. Но сейчас мне уже лучше… Благодарю Вас, месье…

– Офицер американского флота Джеймс Хартвел, – сказал он.

Они подошли к машине Аньес. Он открыл дверцу. Аньес была в нерешительности, ей не хотелось расставаться с ним. Ах, как она была далека сейчас от того привычного кокетства, которым она завлекала клиентов.

– А Вы, мадемуазель? Могу я узнать Ваше имя в ответ на мое?

– Аньес…

Ее настоящее имя сорвалось с ее уст непроизвольно: она совсем забыла свою кличку «Ирма».

– Какое красивое имя, Аньес… Оно звучит так нежно.

– Вам нравится?

– Очень… Мне нравится и сделанный Вами только что благородный поступок…

– В нашей жизни, столь стремительной, – продолжал он, – не так уж много людей, готовых потратить свое время, чтобы вот так взять и остановить свою машину! Ну а теперь, когда мы знаем имена друг друга, я могу надеяться снова увидеть Вас?

– Где же?

Эта просьба, эта ситуация были так хорошо знакомы ей, но она не нашлась, что ответить.

Но, несмотря на беспорядочность мыслей, она сразу же поняла, наверное, благодаря тому, что в эту самую минуту ее сестра молилась за нее на своей больничной койке, что единственным средством освободиться от проклятой любви было пережить новую любовь, любовь настоящую, всеочищающую…