Текст книги "Девушки для утехи"

Автор книги: Ги де Кар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Устроившись в большом кресле в гостиной, месье Боб испытывал некоторое волнение, несмотря на внешнее спокойствие. С самого утра он спрашивал себя, должен ли он позволить Аньес прийти на условленную встречу первой, тогда как он придет с небольшим опозданием, что было для него несвойственно. Затем он подумал, что такую большую сумму, которую он потребовал, будет найти не просто, в любом случае, никому не хотелось бы с ней безропотно расстаться. Как же будет действовать в данном случае американец? Вояка, морячок, наверное понимает что-то в бизнесе, так как он выкладывает деньги. Но способен ли он применить силу, полагая, что одних лишь угроз будет недостаточно?

Месье Боб не очень в это верил. Он считал, что американец побоится скандала. А Аньес будет скрывать до последнего, что она всего-навсего уличная девка. Тем не менее, он не исключил возможности появления Джеймса. Он представил его, входящего с Аньес: правая рука в кармане куртки, сжимающая рукоятку револьвера, левая – об руку его повергнутой в трепет невесты. Боб подумывал прийти с приятелями, но тогда нужно будет отдать каждому кругленькую сумму, и к тому же Боб любил все делать сам.

Все хорошо взвесив, он решил, что ему нечего бояться скандала. Но все же, если он и разразится, лучше быть на месте первым: так не рискуешь попасть в ловушку. И будет достаточно времени, чтобы подготовиться и быть начеку…

Таким образом, за час до назначенного времени Боб устроился в своем любимом кресле с заряженным пистолетом в кармане. Он сел так, чтобы видеть входящих и в случае неожиданного нападения разрядить в незваных гостей пистолет. Если даже дело дойдет до суда, то он ничем не рискует, действуя в пределах самозащиты.

Этот час ожидания показался очень долгим для месье Боба, привыкшего видеть своих женщин, да и всех остальных, подчиняющимися его желаниям. Поэтому он ощущал досаду, которая, вместе с легким беспокойством, вызывала в нем чувство злости.

Он выпил подряд два стакана виски. Это напомнило ему тот вечер, когда погибла Сюзанн: разве они не пили вместе, чтобы она умерла, ничего не почувствовав? Сегодня ситуация была совсем другой. Он собирался освободить Аньес другим способом. В то же время ему самому хотелось побыстрее избавиться от нее, так как ему достаточно надоела эта кокетка, которая была недостаточно умна, чтобы продолжать любить своего «покровителя».

Без десяти три. Боб налил себе последнюю рюмку. Сегодня вечером в казино, какой разгул! Весь зал, все казино соберется вокруг него!..

Без пяти три. Боб погасил сигару. Пистолет рядом. Нервы Боба – как натянутая струна.

Часы пробили три. Повернулся ключ в замке, и дверь тихо отворилась. Вошла сестра Элизабет без робости, но и без дерзости, смиренная, но спокойная и уверенная в себе, как будто она собиралась просить для обездоленных. Она окинула беглым безразличным взглядом элегантную обстановку, но ничто не задержало ее внимания. Наконец она увидела мужчину, застывшего в ожидании, которого сразу не заметила. Она смотрела на него ясными глазами, неподвижная и спокойная, со сложенными на груди руками.

Боб вытаращил глаза, стараясь понять… Монахиня, здесь? И эта монахиня… Аньес? Не американец, не полиция: монахиня! И эта монахиня… да, точно, она – эта шлюха Аньес!

Гнев вернул ему рассудок и дар речи.

– Что это такое? – прорычал он. – Что это за маскарад?

– Это не маскарад, – спокойно ответила Элизабет. Он хотел подойти поближе, но был словно парализован одеждой, которую видел перед собой. Затем он спросил дрожащим голосом:

– Ты сошла с ума?

– Я в здравом уме, как никогда.

– По какому праву ты так вырядилась?

– Отныне я не буду ничего носить, кроме этого платья!

– Ты задумала издеваться надо мной!

– Неужели у меня такой вид? Я отреклась от мирской жизни, и мирские заботы больше меня не трогают.

Подлинная или мнимая, эта монахиня произвела впечатление на месье Боба. От нее исходила какая-то чистота, обескураживающая сутенера. Конечно, это была Аньес, но как она была непохожа на ту Аньес, которую он оставил двадцать четыре часа назад. Была ли это белизна чепчика, которая делала кожу лица более тонкой и прозрачной?

Боб почувствовал что-то вроде страха, иногда охватывающего богохульников перед чем-то святым и чистым. Но он мгновенно отреагировал:

– Послушай, Аньес, хватит! Снимай этот монастырский хлам – ты смешна!

– Это одежда служанки приюта, которую она надевает, становясь невестой Христа.

– Так ты больше не выходишь замуж за американца, ты выходишь замуж за Христа?

– Да, – ответила она с победной улыбкой.

– За Христа? А почему не за Господа Бога, раз уж так?

– Я всецело принадлежу Богу. И вы ничего не можете мне сделать! Эту одежду носят все сестры нашей общины.

– А их много, тебе подобных сестер?

– Нас несколько тысяч.

– Только и всего? Раскаявшиеся, несомненно! И все замужем за Богом? Честное слово, да у него гарем, у твоего удивительного супруга, нет ни одного парня из нашего круга, который мог бы с ним тягаться!

– Не богохульствуй!

– Это мастер своего дела!

– Вы верно заметили: мастер…

– И он находит время, чтобы следить за всеми вами?

– В этом нет необходимости, наше послушание добровольно: мы его любим.

– Он так же вам «покровительствует»?

– Он в самом деле нам покровительствует.

– И как называется эта твоя удивительная «Община»?

– Община обездоленных. Даже люди, не принадлежавшие ни к одной религии, которые ни во что не верят, ожесточенные жизнью, с уважением относятся к монахиням!

– Монахини… Вот что я тебе скажу, моя девочка: ты достаточно посмеялась над монашками, вырядившись в их одежду! Если ты шлюха, ты ею и останешься! Вот почему я окажу им услугу, настоящим сестрам, избавив их от новоиспеченной монашки! Это все равно, если бы я переоделся в кюре и отправился в казино. Все можно допустить, но только не это.

К стальному блеску его жесткого взгляда добавились искры безумия. Он вытянул руки, чтобы схватить это черное платье, но оно выскользнуло.

Элизабет сложила руки в молитве: он увидел четки, обвивавшие их как цепи.

– Господи, сжалься над этим несчастным! – прошептала она.

– Сжалиться? – прорычал сутенер. – Дура, я не нуждаюсь в жалости. Это слово выводит меня из себя. Ты знаешь, что я могу тебя сломать, уничтожить, если захочу.

– Один Бог может располагать жизнью людей: Господь – наш создатель.

– Долго еще будет продолжаться эта комедия? – завопил выведенный из себя Боб. – Я не дам себя этим пронести. Я даю тебе тридцать секунд, чтобы ты сняла эту одежду и побыстрее, в противном случае ее сниму я.

Перед этим одержимым, глаза которого метали молнии, Элизабет стояла спокойно, подняв руку:

– Вы останетесь на месте и не дотронетесь до меня.

– Я достаточно тебя трогал и щупал за три года, и множество клиентов проделывали то же самое. А теперь она прикидывается монашкой, чтобы вновь обрести невинность! А может, ты святая мученица?

Этот поток непристойной пошлости заставил Элизабет пошатнуться.

– Это было бы самое лучшее, что может произойти со мной.

Разъяренный сутенер продолжал вульгарно зубоскалить:

– Ты ничего не теряешь с такой жизнью, которую вела. Ты собираешься и дальше обслуживать клиентов, как обычно?

Элизабет, побледнев, принимала эти удары.

– Вы богохульствуете, – произнесла она скорбным голосом.

– Да, это, наверно, понравится развратникам. Мадам уже отрезала волосы. Она уже не красится – это порок! Так вот, меня ты тоже возбуждаешь в этой одежде. На этот раз, поскольку у меня нет комплексов, мне захотелось отведать неземных удовольствий. – Он бросился к ней со зверской улыбкой на лице.

– Не прикасайтесь ко мне! – воскликнула Элизабет сдавленным от ужаса голосом.

– Мадам это не нравится? Мадам позабыла ласки своего Боба? Ну? Хватит ужимок, в постель, моя красавица. Ты прекрасно знаешь, что никто не доставлял тебе сколько удовольствия, как я. Вы понимаете только это, девки… Иди, ложись!.. – Он схватил сложенные руки монахини, вырвал четки и, бросив их на пол, потащил ее в спальню.

– Так вот, моя красавица. Ты сейчас успокоишься. Ты еще просить меня будешь. И я хочу сказать, что ты меня все больше и больше возбуждаешь в этой одежде!

Аньес ожидала в кафе Сюлли, возле портала Дофин. Она все сделала так, как ее просила Элизабет, когда рассказывала о своем плане в монастырском саду. План этот, на первый взгляд, показался ей бессмысленным, но она с ним в конце концов согласилась, уступая доводам сестры.

– Единственный способ окончательно избавиться от этого человека – это пойти вместо тебя. Ты сказала, что он ровно ничего не знает о моем существовании?

– Да. Часто, когда мне казалось, что я люблю его, мне хотелось рассказать ему о тебе, но каждый раз внутренний голос запрещал мне это делать.

– Голос Господа Бога… Это единственный свет твоего здравого смысла, который был у тебя посреди всего того безумия. Кроме Джеймса, говорила ли ты кому-нибудь о моем существовании?

– Нет, даже малышке Жанин.

– Это та девушка, которая доказала, что у нее есть сердце?

– Да.

– Таким образом, сегодня после обеда мы отправимся вместе. Есть ли возле твоего дома кафе или бар, куда месье Боб не имеет привычки заглядывать, и где ты могла бы меня подождать полчаса?

– Есть, кафе Сюлли возле портала Дофин, где я никогда не была, у него хорошая репутация.

– Ты поставишь машину, чтобы он не смог ее заметить и догадаться, что ты там. У тебя, конечно, есть ключи от квартиры?

– Да.

– Мы поедем за полчаса до назначенного времени. Как ты думаешь, он уже может быть там?

– Конечно же нет. Если он сказал «в три часа», он придет ровно в три, не раньше.

– Как только ты увидишь, что я открыла дверь и вошла в квартиру, ты отправишься ждать меня в Сюлли.

– А ты что будешь делать?

– Я приму месье Боба в назначенное время. Так как он не знает, что у тебя есть сестра, он примет меня за тебя… Не беспокойся, я использую в какой-то мере эффект неожиданности: он удивится, увидев «тебя» в одежде монашки. И я ему спокойно объявлю, что отказываюсь от мира и его забот, чтобы посвятить остаток своих дней бедным. Если это ложь, да простит меня Бог… Но, – добавила она вдохновенно, – я не считаю, что я лгу…

Аньес в тревоге сложила руки, как это делала Элизабет:

– Тебе придется сразиться с сатаной.

– С помощью Бога…

Они спали рядом, вместе молились. И вместе подошли, чтобы причаститься. Как ни боялась Аньес за Элизабет, она продолжала сохранять уверенность, что монастырь помогает тем, кто решил остаться здесь навсегда: она сама полагалась на Бога, к которому обратилась, и на Элизабет, святость которой могла сделать чудо. Этот поступок, который еще два дня назад показался бы ей наивным или бессмысленным, теперь не пугал ее. Она подчинялась высшей воле. Сейчас она думала о Джеймсе, как о чем-то далеком, главное было – победить зло. И она уступила сестре и согласилась на благую комедию, которую та решила сыграть.

– Я уверена, – сказала Элизабет, – что вернусь в Сюлли через полчаса. Затем вдвоем мы пойдем к Джеймсу.

Как только Элизабет ушла, Аньес охватил страх. В какую пропасть вовлекла она свою сестру! Она закрыла глаза и стала горячо молиться. Она старалась ни о чем не думать и довериться воле Иисуса. Элизабет… И больше ничего в мире. Иисус… Элизабет… Полчаса прошло, сестра не появлялась. Каждая минута доставляла Аньес новые мучения. Прошло еще пятнадцать минут, предчувствие несчастья охватило ее. Аньес почувствовала всю глубину их неосторожности, она горько ругала себя за то, что согласилась на эту авантюру. Чем больше она об этом размышляла, тем более отдавала себе отчет, что это была не глупость, а трагическое заблуждение. Поверить в то, что такого негодяя, как месье Боб, может тронуть скромная одежда служанки приюта для обездоленных!

Прошел час.

Аньес вышла из Сюлли и побежала на улицу Фезандери. Она чувствовала, что ее появление будет более чем кстати, что она должна мчаться на помощь…

Подойдя к лестничной площадке своей квартиры, она прислушалась. Ничего, никаких звуков! Аньес бесшумно открыла дверь. В гостиной никого не было, но внимание Аньес привлек предмет на ковре – четки Элизабет. Едва держась на ногах, она подняла их, как реликвию.

Дверь, ведущая в спальню, была закрыта. Аньес вновь прислушалась. Тишина… Охваченная дрожью, она открыла дверь и застыла, потрясенная, не веря своим глазам.

Поперек кровати, с широко открытыми глазами, устремленными вверх, лежала Элизабет. Аньес прикоснулась к ее лицу, сняла белый чепец, черную шаль… Она упала на колени, охваченная ужасом. Она нашла в себе еще достаточно сил, чтобы склониться к груди Элизабет: сердце не билось. Платье, вся одежда казались нетронутыми.

– Этого не может быть, – прошептала она, рухнув на пол. Ее слезы капали на скромное платье мертвой, в то время как руки ее судорожно сжимали уже холодные руки сестры.

– Этого не может быть, – повторила она, всхлипывая, не находя других слов. Она не сомневалась, что это было делом рук Боба. Но отнять у нее ее чистоту он так и не смог. Невеста Иисуса так и осталась невестой Иисуса, и ее душа обрела славу…

Аньес долго молилась. Ею овладело странное спокойствие. Придя в себя, она собрала все силы, чтобы осмотреться и подумать о том, что произошло здесь.

Беспорядок, царивший в комнате, говорил о том, что Боб испугался и сбежал, даже не пытаясь замести следы. Преступление было налицо – Элизабет была задушена. Человек, все просчитывающий, умевший из всего извлечь выгоду, в подобной ситуации растерялся. Все указывало на то, что он убийца, а бегство его доказывало это больше чем что-либо другое.

Аньес вновь стала на колени возле кровати, чтобы попросить у Господа помощи и благословения. Сейчас она думала не столько о смерти своей сестры, сколько обо всем, что составляло ее жизнь. Она сравнивала человеческую драму с общественным скандалом в связи с убийством монахини приюта обездоленных, которая менее всего старалась быть замеченной в течение всей своей короткой жизни и держалась в тени обитателей приюта. Что будет с этими стариками, для которых сестра Элизабет была одновременно последним солнечным лучом в этом мире и надеждой в ином!

Но из-за этой смерти пострадают не только старики, а вся община. Пресса, всегда падкая на сенсацию, не напечатает ли она в ужасном, искаженном виде эти факты, выставив на обозрение толпе броский газетный заголовок: «Монахиня, задушенная в доме сутенера…»? Какая сенсация! Люди будут смаковать подробности, погрузившись в скандал. Это не сможет не отразиться и на приюте, который обольют грязью. Противники церкви будут ухмыляться и зубоскалить. Аньес, казалось, уже слышала их враждебные голоса: «Вы прекрасно видите, что они не святые, эти монахини… Под их лицемерной одеждой иногда скрываются блудницы и похуже других! Только не надо говорить, что эту сестру Элизабет задушил сутенер просто так. Что она у него делала? Если он ее и убил, то это простое сведение счетов… Должно быть, он был ее любовником! Это ему она приносила деньги со сборов от пожертвований…»

Нет, нельзя допустить, чтобы разразился подобный скандал. Аньес поняла, что его нужно избежать любой ценой – это было ее первостепенной задачей, а чтобы все удалось, нужно действовать немедленно.

Ощутив внезапный прилив энергии, она принялась за дело. Как если бы внутренний тайный голос, сколько раз помогавший ей в беде, продолжал ее вдохновлять: «Ты не ошибаешься, Аньес… Все, что ты собираешься сделать, необходимо. Ты у меня в долгу: я спасла тебя, принеся себя в жертву. Теперь твоя очередь…»

Аньес принялась за необычную работу. Она начала с того, что открыла ящик и достала пару очень тонких перчаток, чтобы не оставлять своих следов. Затем она хладнокровно стала раздевать свою сестру. Раздев ее полностью, она опустилась на колени перед телом и произнесла:

– Прости меня, сестричка, за то, что я сейчас сделаю.

Сняв чепец, она с волнением посмотрела на коротко подстриженные волосы Элизабет и вдруг поняла, что в тот день, когда и сама подстригла свои золотые локоны, она совершила первый шаг, приблизивший ее к сестре и Ордену Святого Жана, которому теперь оказывала помощь. В том и другом случае ее волей руководила какая-то высшая сила. Она поняла, что путь к физическому сходству был лишь первым шагом к моральному. И она поняла к тому же, что Бог никогда полностью не лишал ее своего милосердия.

Она выбрала один из своих костюмов и надела на Элизабет. Костюм, в который она была одета в день посещения приюта, и о котором ее сестра сказала: «Из всей твоей одежды я больше всего предпочитаю этот черный костюм». Кто знает, не думала ли сестра в тот момент, какой монахиней могла бы быть Аньес, если бы Бог выбрал и ее?

Этот костюм был очень к лицу Элизабет, так как фигуры у сестер были одинаковы. Все, что было у Аньес, могла носить Элизабет, и наоборот. Словно подтверждая это, Аньес переоделась в скромную одежду своей сестры. Теперь в безмолвной комнате была только монахиня, находившаяся при умершей.

Сколько времени длилась эта «работа»? Четверть часа или больше? Время теперь не имело никакого значения.

В последний раз она посмотрела в зеркало и поняла, что распрощалась с миром навсегда. Больше никогда она не наденет другую одежду. Жертва Элизабет не будет напрасной, ее сестра готова занять ее место.

Так же спокойно «поддельная» Элизабет достала из шляпной коробки письмо генеральному прокурору и сожгла его. Больше не было необходимости жаловаться на месье Боба.

Она вернулась в гостиную и набрала номер.

– Полиция? Приезжайте побыстрее! Совершено преступление на улице Фезандери…

Аньес, присев у постели, стала ждать, перебирая разорванные четки, которые подняла с ковра. После каждого десятка она повторяла:

– Сестричка, стань посредником между мной и Богом, чтобы я во всем походила на тебя.

Полицейская машина приехала быстро. Вслед за ней подъехала машина с группой криминалистов. Не было ни одного инспектора, ни одного полицейского, который бы не удивился, увидев монахиню, сидящую возле своей убитой сестры. Удивление сменилось уважением.

Аньес представилась:

– Сестра Элизабет. Я служу в приюте на авеню дю Мэн…

Проверка длилась недолго. Новость о смерти Аньес быстро разнеслась по приюту обездоленных. Все были потрясены. Возможно ли, чтобы та, чью свадьбу собирались праздновать через два дня, ушла из жизни накануне свадьбы. Все, кроме преподобнейшей настоятельницы, ничего не знали об обстоятельствах трагедии. Нельзя сказать, что они совсем не читали газет, но убийства с целью ограбления никогда не привлекали внимания ни монахинь, ни обитателей приюта.

Расследование шло своим чередом.

– Не могли бы вы сказать, сестра, как это произошло?

– Я ничего не видела, инспектор. Когда я пришла, то застала сестру в том виде, в каком нашли вы ее.

– У вас с ней была встреча?

– Да, чтобы уточнить детали церемонии, которая должна была состояться послезавтра в нашей часовне.

Она рассказала все, что могла, и больше ничего. Таким образом полицейские узнали о помолвке и предстоящей свадьбе с американским офицером.

– У вас есть ключ от этой квартиры?

– Нет. Я даже никогда раньше здесь не была, но, учитывая предстоящую свадьбу…

– Кто вам открыл, когда вы позвонили?

– Никто… И мне не нужно было звонить: дверь была приоткрыта. Сначала меня это очень удивило. Я всего лишь чуть-чуть ее толкнула. В квартире была только Аньес.

– В спешке убийца даже не закрыл дверь… Кого-нибудь вы подозреваете?

– Да.

За этим категорическим признанием последовала тишина.

– Говорите же, сестра. Расскажите обо всем, что вам известно.

И мнимая Элизабет рассказала о визите, который нанесла ей умершая «Аньес» накануне вечером, чтобы наконец-то рассказать о существовании некоего месье Боба, о котором она до недавнего времени ничего не знала.

По мере того, как она говорила, инспектор делал заметки. Когда она закончила, тот сделал вывод:

– Все это похоже на сведение счетов…

Затем он обратился к одному из своих подчиненных:

– Из судебно-медицинской экспертизы еще не звонили по поводу идентификации отпечатков пальцев?

– Еще нет.

– Сейчас же соедини меня с управлением.

Он взял трубку:

– Алло, это ты, Дюврай? Проверь по картотеке, нет ли чего на некоего Роберта, прозванного «Месье Боб», который выдавал себя также за Жоржа Вернье, занимающегося импортом-экспортом… Перезвони мне, я буду здесь.

– Что это за специальная картотека? – невинно переспросила монахиня.

– Конечно, сестра, это не ваше поле деятельности. «Специальная» картотека занимается в основном преступным миром: кого там только нет… Но давайте вернемся к преступлению. Короче говоря, вы считаете, что Боб задушил вашу сестру, так как был вне себя, узнав, что она ускользает от него и выходит замуж за американца?

– Да…

– Это допустимо, но у нас нет доказательств. Этот человек не новичок в своем деле. У меня есть все основания так считать, и мне не очень верится, что он мог так поступить. Зачем ему подвергать себя такому риску? Эти люди предпочитают действовать исподтишка… И они не оставляют следов. Если только его не охватил приступ неудержимой ярости – это было бы единственным объяснением… Как вы считаете, ваша сестра была очень влюблена в своего жениха?

– Прежде всего, ее терроризировал этот Боб, она только и мечтала, как бы избавиться от него. Ей почти бы это удалось, выйди она замуж за американского офицера.

– Я понимаю, месье Боб мог попытаться шантажировать вашу сестру. Если только он не хотел наказать ее… Но он избрал не самый лучший способ. Есть у вас фотография сестры, здесь или в приюте?

– Нет.

– Конечно, нет и фотографии ее любовника?

– Это отвратительное слово, месье инспектор.

– Знаю, сестра. Однако, исходя из того, что вы мне только что рассказали, им-то и был для вашей сестры месье Боб. Я понимаю, что вам нелегко вдруг обнаружить, что ваша сестра, которой вы с детства доверяли, обманула вас.

– Аньес никогда меня не обманывала… Если она и не рассказала мне об этом раньше, то только потому, что боялась причинить мне боль.

– Ну разумеется. Нужно представить себя на ее месте: нелегко признаться в подобном образе жизни единственной родственнице, которая к тому же монахиня! Тот факт, что она наконец-то решилась на это вчера вечером, всего за двое суток до своей свадьбы, доказывает, что ее «покровитель» ей угрожал. Очень жаль, что она не нашла в себе мужества рассказать вам об этом раньше, сестра! Это помогло бы избежать многих неприятностей, особенно в отношении вас.

– Что касается меня, то это не имеет никакого значения. В моем сердце Аньес всегда останется всего лишь жертвой.

– Вам повезло, сестра, что вы находите утешение в религии! Она помогает все вынести. Правда, вы достаточно повидали горя среди ваших стариков…

Служанка обездоленных опустила глаза.

Раздался телефонный звонок. Инспектор взял трубку:

– Алло! Это я. Слушаю… – На том конце провода говорили долго. Перед тем, как положить трубку, инспектор сказал:

– Это во многом проясняет дело… Спасибо.

Он повернулся к монахине:

– Не называла ли вам сестра настоящее имя сутенера?

– Я думаю, она знала его только под именем Робер и двумя псевдонимами, которые я назвала.

– Она была не слишком любопытна, бедняжка! Его действительно звали Робер, Робер Мирель. Он действительно сутенер, на него есть данные в картотеке. Но у него не было судимостей, он чист, хотя это и не значит, что он ангел, вовсе нет. Я думаю, сестра, что вы правы…

– Что вы имеете в виду?

– Очень похоже, что этот человек в припадке ярости задушил вашу сестру. Это рецидивист.

– Я не совсем вас понимаю.

– Мы подозревали, что он поступил так однажды с другой девушкой, некоей Сюзанн, которую нашли утром, отравленную газом, в меблированных комнатах. Анализы показали, что она была совершенно пьяна, когда задохнулась. Должно быть, он напоил ее, а потом открыл кран.

– Почему вы не арестовали его тогда?

– По двум причинам. Во-первых, он хорошо подготовился к этому делу: единственные отпечатки, найденные на газовой колонке в ванной, принадлежали девушке. Во-вторых… Я могу вам об этом сказать – монахиня все равно, что священник, вы умеете хранить тайну. Этот месье Боб оказал нам немало услуг, как осведомитель. Мы нуждаемся в таких типах… Наше начальство, должно быть, поразмыслило и решило, что лучше считать смерть девушки самоубийством, чем потерять, арестовав так называемого «Боба», осуществлявшего контроль над одной политической организацией, которая могла бы быть в тягость правительству. Да, сестра! Такого нет в монастыре, но это тем не менее случается.

– Следуя вашей морали, инспектор, человек может убить, если он является доносчиком?

– Простите, сестра, если мои слова вас шокировали.

– Как вы только что сказали, инспектор, я повидала слишком много человеческого горя, чтобы что-то могло меня шокировать.

– Успокойтесь, сестра! Если этот Боб отделался подозрением после первого преступления, теперь у него это не получится. Я вам клянусь, что ваша сестра будет отмщена.

– Моя одежда запрещает мне думать о мщении. Любой преступник – всего лишь несчастный, который должен отвечать за свои поступки перед Создателем. Но я также считаю, что должна восторжествовать справедливость, иначе дурные наклонности будут управлять людьми…

– В ваших словах истинная правда, сестра. Сейчас необходимо отыскать месье Боба. Он не мог уйти далеко. Прошло не слишком много времени, чтобы он успел убежать за границу. Как только данные на него были обнаружены в нашей картотеке, его приметы сразу же передали полиции, на вокзалы, в морские и воздушные порты, пограничные пункты. В настоящее время он, скорее всего, скрывается в Париже и выжидает момент, чтобы сбежать, когда о нем забудут. Это излюбленная тактика таких господ. Все зависит от количества денег, которые он смог отложить. Если они у него есть, он может скрываться в течение нескольких месяцев. Если их у него нет, он выйдет из своего убежища.

– У него их не должно быть много, – заметила мнимая Элизабет. – Иначе он не потребовал бы от моей несчастной Аньес такую сумму, чтобы разрешить ей спокойно выйти замуж.

– Сестра, это ни о чем не говорит! Такая сумма могла быть лишь выкупом, он потребовал ее из принципа. И вы можете быть уверены, что он уже нашел сообщников. Они помогают друг другу!

При слове «сообщники» во взгляде монахини блеснул странный свет, который не мог не заметить инспектор.

– У вас есть какие-то подозрения?

– Я только что вспомнила еще об одном признании Аньес. Мне не хотелось бы никого обвинять…

– Когда речь идет о том, чтобы найти преступника, сестра, нужно говорить все!

– Так вот, господин инспектор, Аньес дала мне понять, что этот месье Боб заставлял… Как же она выразилась… Заставлял «работать»… Да, именно так она и сказала! Это чудовищно, не так ли? Заставлял работать на него другую женщину.

– Это меня не удивляет, и это очень интересно! Если мы отыщем девушку, мы найдем и его.

Мне кажется, я вспомнила. Моя бедная сестра сказала мне, что ее зовут Жанин, и что она брюнетка…

– Она даже об этом рассказывала?

– Да, она была привязана к Аньес. Она также была одной из жертв месье Боба. Аньес рассказала мне, что совсем случайно встретила эту Жанин, когда та ехала на Елисейские поля.

– Так у нее есть машина?

– Да, Аньес даже сказала, что она красного цвета.

– Простите за вопрос, сестра, но не показалось ли вам, что Аньес дружила с этой девушкой?

– Она говорила, что это неплохая девчонка.

– Ну, вы скажете, сестра, – «неплохая девчонка»!

– Я не думаю, месье, что, если женщина опустилась так низко, то она обязательно плохая.

– Вы правы: среди них есть всякие. Вернемся к этой Жанин… Если они были подругами, то, должно быть, встречались не только на улице. Здесь, например.

– Конечно, нет! Аньес объяснила мне, и это поразило меня, что эта девушка полностью игнорировала, что ее… как она сказала?..

– «Покровитель»?

– Именно так! Эти ужасные слова… Словом, что это человек был месье Боб. Она называла его «Месье Фред».

– И ваша сестра ничего не сказала ей… Это еще одно слово из жаргона преступного мира, сестра… чтобы «ввести ее в курс дела»?

– Нет.

– Странно! Почему ваша сестра так поступила?

– Я полагаю, она боялась, что Жанин проболтается. Аньес находила ее не очень умной.

– Короче говоря, если я вас хорошо понял, Аньес знала, что месье Боб живет на деньги еще одной женщины? И что ей удалось подружиться с ней, но она так и не открыла ей правду?

– Наверное, так оно и было.

– Это очень важно.

Он обратился к одному из своих помощников:

– Отправляйся! Ты все слышал? Предупреди вначале полицию нравов, в частности тех, кто занимается восьмым, шестнадцатым и семнадцатым округами: это именно те места, где работают эти дамочки в машинах. Как только найдете девушку, привезите ее сюда. Мы ждем тебя, поспеши!

После его ухода инспектор сказал монахине:

– Такая память, как у вас, – настоящий клад!

Мнимая Элизабет скромно ответила:

– Нам она просто необходима, чтобы восполнить ее недостаток у наших стариков.

– Вы делаете прекрасное доброе дело, сестра!

– Вот почему, месье инспектор, я в ужасе от мысли, что пресса, ухватившись за это преступление, может связать его с нашим приютом, сообщив не только о том, что у жертвы была сестра-монахиня, а также и о том, что она должна была послезавтра обвенчаться в монастырской часовне!

– Вы же видите, что здесь нет прессы. А если и появится кто-нибудь из журналистов, я попрошу его вернуться туда, откуда он пришел. Я также считаю, что в этом деле нужно проявить наибольшую сдержанность. Люди так злы, особенно эти глупцы. Они способны написать все, что угодно, что может плохо отразиться на вашем Ордене Святого Жана, который во всем мире пользуется уважением. В полиции работают не ангелы, но мы все же и не богохульники.

– Я уверена, что вы намного сердечнее, чем хотите казаться.

– Спасибо, сестрица… Мне нравится вас так называть. Это можно сказать только служанке обездоленных!

Он посмотрел на покойницу!

– Вам, наверное, странно видеть своего двойника в таком состоянии? Бесспорно, сестра, вы точно знаете, как будете выглядеть, когда придет ваш черед…

– Да.

– Сходство просто поразительное! Позвольте спросить: как вашей сестре удалось скрыть ваше существование от любовника? Вы действительно уверены, что это так?

– Месье инспектор, вам, наверное, не приходилось общаться с близнецами, иначе вы знали бы, что они способны хранить секреты, настоящие секреты. К тому же она с должным уважением относилась к одежде, которую я ношу, чтобы не рассказывать о ней месье Бобу.

Он продолжал смотреть на покойницу:

– У нее тоже были короткие волосы…

– Она говорила, что хотела следовать моде.