Текст книги "Зов любви"

Автор книги: Ги де Кар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Рассказывая эту сказку, Хадиджа нежно гладила руку Алена, и он вдруг почувствовал, что, несмотря на холод золотых колец и драгоценных камней, украшавших ее пальцы, его пронизывает теплое человеческое чувство, идущее из глубины души любимой женщины.

Их появление в ресторане «Максим» было настоящим триумфом. В этот вечер в зале была элегантная публика, собиравшаяся в этом ресторане не для того, чтобы показать свои шикарные наряды или прически женщин, проведших полдня у парикмахера, нет, это была публика, которая могла их оценить, публика знатоков. В основном это были люди аристократического круга, с первого взгляда умевшие понять, кто заходит в зал. Здесь можно было встретить и знаменитых актеров, и известных писателей, и людей, которых называют «сливками французского общества».

Конечно, были здесь и туристы, и приезжие шейхи из Арабских Эмиратов, но все люди, попадающие в этот зал, приобретали качества того общества, что называется «высший свет».

Посетители ресторана имели возможность отведать изумительные блюда прекрасной кухни, послушать замечательный оркестр, расположенный на эстраде, которая была украшена по моде начала века, он играл прекрасные мелодии вальсов, не утратившие своей прелести с давних времен. Здесь звучали и прекрасный вальс бостон, и медленные танцы, и современные танцы кружили на танцевальной площадке людей разных возрастов и поколений.

Войдя в зал, девушка из Туниса сразу заметила, что все взгляды устремились на нее, что ее пурпурное сари, вышитое золотом, произвело впечатление. Пока она шла к столику, заказанному Аленом,– обычному его месту, он наполнялся гордостью и радостью от того, что находится в обществе такой прекрасной женщины, которые трудно было скрыть. Он даже подумал: «Конечно, даже те, кто не знает, что она принцесса, подумают, что она, по крайней мере, королева».

Пока они шли по вестибюлю, а затем через зал к своему месту, все присутствующие успели осмотреть и оценить наряд Хадиджи и решили между собой: «Прекрасная девушка!» Конечно, они вели себя не так, как в баре «Harry's» и в баре гостиницы «Ритц», где публика была гораздо менее воспитана, здесь все это прошло очень быстро и почти незаметно, тем не менее было слышно, как завсегдатаи ресторана тихонько перешептывались: «Кто это такая? Откуда она могла приехать? Какая походка, какое самообладание! В ней есть что-то от супруги президента Сухарна, и одновременно она похожа на королеву Сикирит из Таиланда, но она, конечно же, красивее. Ну и хитрец этот Ален, долго же он выбирал себе прекрасную девушку, но какой выход!»

Хадиджа вела себя с простотой и достоинством, соответствующими ее красоте, слегка улыбалась и вела себя, как истинная красавица, появившаяся в самом обычном ресторане.

Наступил момент выбора блюд. Ален знал, что меню этого ресторана велико, но по тому, как ведет себя вновь прибывший человек, служащие ресторана – официанты и повара – сразу могут оценить его и решить, к какой категории он принадлежит. Именно гастрономические познания человека выдают в нем того, кто он есть на самом деле. Важно то, как молодая девушка сможет правильно выбрать что-нибудь из меню. Конечно, по тому, что человек выбирает, его можно оценить: либо это человек из высшего света, который умеет выбирать блюда, либо он, как персонаж из оперетты Оффенбаха «Парижская жизнь», пришел сюда только «налопаться». Как раз в этом смысле служащие ресторана умеют оценить настоящих дам, которые сюда приходят, обычно их суждения точны и категоричны.

Ален хорошо знал это и поэтому, конечно, волновался: что закажет его девушка? Может быть, она закажет что-нибудь, чтобы поесть быстро, помогая себе руками, а еще, может быть, что она закажет какие-нибудь провинциальные блюда – такие, вероятно, и не упоминаются в меню «Максима», тем не менее, Хадиджа по простоте может заказать какое-нибудь из блюд Северной Африки. Ален боялся, что она закажет кус-кус и, после того, как его принесут, начнет, подобно тому «формовщику», о котором рассказывала, скатывать из теста кусочки, чтобы затем их целыми проглотить, помогая себе пальцами.

К счастью, все было совершенно иначе. Хадиджа показала, что она очень хорошо знает секреты парижской кухни, она быстро и точно выбрала то, что необходимо. Она решила, что в этот вечер они будут есть копченого лосося, утку под соусом из персиков и пирожные «мадемуазель Татин». Когда пришел официант, принимающий заказы на вина, она сказала:

– Мы не будем пить разные вина, правда, дорогой? Дайте нам лучше сухое шампанское. Мы вам доверяем выбор – любую марку, только не нужно «Дом Периньон», который обычно заказывают туристы, и «Перье-Жуэ».

– Что, мадам не любит «Перье-Жуэ»? – спросил официант.– У нас есть шампанское пятьдесят второго, пятьдесят девятого года, которое прекрасно.

– Я и месье, мы его очень любим, но не здесь.

Ужин прошел очень хорошо. По мере того, как завсегдатаи входили и выходили из зала, Ален объяснял своей спутнице, кто они и чем занимаются. Хадиджа слушала, разговаривала мало и тихонько наблюдала за окружающими. Удивительно, но от ее внимания не ускользнуло ни одно слово, ни один жест из разговоров, которые велись за соседними столами. Ален понял, что для девушки из Туниса этот вечер очень важен: она не только показала свою воспитанность, но ее наблюдательность помогала ей понять, как нужно себя вести и впредь.

Ее взгляд, который незаметно блуждал по залу, казалось, фотографировал все окружающее. Хадиджа быстро привыкала к этой парижской ночной жизни и после этого ресторана с ней можно было появиться в любом месте. За столом она вела себя безупречно, не могло быть и речи, чтобы она брала что-нибудь пальцами, и вскоре Ален понял: Хадиджа не из тех девушек, которых можно сменить на более новую или более красивую. У нее были свои достоинства, которые трудно найти в ком-то другом. Не только то, как она вела себя с ним, как она ласкала его прошлой ночью, но все ее поведение, изменяющееся каждое мгновение, было именно таким, как того требовала обстановка и место.

Она, в свою очередь, сделав выводы из поведения Алена, теперь знала о нем многое. Она поняла, что это человек, который любит легкую и приятную жизнь, что ему необходимы комфорт и прекрасная обстановка, что он любит появляться где-нибудь с красивой и необычной женщиной. В то же время, несмотря на то, что Ален постоянно расспрашивал ее, стараясь узнать о ней побольше, Хадиджа умела хранить свои секреты. Пока что Ален узнал о ней очень мало.

Надо сказать, что Ален действительно появлялся в ресторанах и известных местах Парижа всегда с красивыми девушками, и все его знакомые и завсегдатаи этих мест знали, что если у Алена новая подруга, то это обязательно красавица. У него было много разных девушек, из самых разных стран и континентов. С ним были и высокие светловолосые немки, и современные девушки из Северной Америки, и смуглые темноволосые красавицы-южноамериканки, одна девушка была из Бразилии, были и итальянки, одна лучше другой. Появлялся он и с югославками, которые презирали итальянок, с венгерками, которые не любили югославок, с румынками, которых можно было сразу узнать по громкому и раскатистому «р». Были с ним и вьетнамки, ласковый и нежный голос которых был похож на шелест бамбука, появлялся он также и в обществе японок, которые своими манерами и поведением были похожи на красивых кукол. Однажды была даже африканка из Сенегала. Единственное, что можно было сказать, что все они были красавицы. Конечно, время от времени он появлялся и с француженками...

Но на этот раз он был с женщиной, которая была истинным воплощением красоты и таинственности. Никогда прежде он не появлялся в обществе такой прекрасной женщины, и теперь можно было сказать, что путь прекрасных побед Алена был завершен, а Хадиджа стала великолепным завершением его коллекции покорителя сердец.

Полностью насладившись произведенным ими впечатлением в ресторане «Максим» и почувствовав, что Хадидже начало надоедать бесконечное кружение различных лиц вокруг, он спросил себя, где же они могут завершить этот чудесный вечер и провести великолепную ночь.

И вдруг он вспомнил интересное восточное название. «Шахерезада»! Это было именно то, что нужно. Как он мог забыть? Ведь это место одно из самых интересных в Париже: старый ресторан, в котором всегда можно было встретить самых интересных людей. Здесь были и низверженные монархи, и чистокровные принцы, и махараджи из Индии, а также персидские владыки, все короли, оставившие свои троны и приехавшие развлечься в Париж, заходили в этот прекрасный ресторан. Много здесь было и американских миллионеров, владельцев крупных кампаний, богачей, имеющих собственные танкеры и теплоходы под Панамским флагом. Все самые крупные мошенники и авантюристы прошли через этот ресторан, и часто в нем проводили свой последний вечер те, кто назавтра за огромные долги оказывались за решеткой.

Этот шикарный ресторан, упоминавшийся во всех изданиях «Paris by night», был великолепным местом, где можно было приятно и весело провести время. Ему был присущ восточный колорит, чего, по мнению Алена, в этот вечер как раз недоставало для Хадиджи. Он уже представил себе, как хорошо она будет смотреться в своем великолепном сари, в золотых кольцах и браслетах, в той атмосфере, близкой и понятной ей.

Подумав об этом, он сказал:

– Дорогая, знаешь, куда мы сейчас пойдем? Тебе там очень понравится.

Она ответила:

– Мне везде нравится. Прежде всего потому, что ты рядом со мной, любовь моя. И даже комната с дешевыми обоями меня устроит.

– Нет, послушай, есть такое волшебное слово, магическое название, которое тебе должно что-то напомнить: «Шахерезада». Помнишь те знаменитые сказки из «Тысячи и одной ночи»?

– Да, я слышала об этом ресторане, многие приглашали меня туда, но я всегда отказывалась. Нас, представителей другой культуры, несколько отпугивает, когда вы, европейцы, пытаетесь делать что-то в нашем стиле – это не всегда получается, есть некоторая искусственность. Но с тобой, я согласна, все будет совершенно иначе. Я с радостью пойду туда.

Посетители ресторана заметили, что Хадиджа и ее спутник покидают «Максим», но это было не слишком заметно; официанты и служащие продемонстрировали своим отношением то, что Хадиджа принята в «высший свет» парижских ресторанов – они говорили «до свидания» так, что под этим подразумевалось: «Теперь вы наша. Вы можете приходить, когда вам вздумается, и приходите поскорее, мы всегда рады видеть такую прекрасную женщину, которая украсит любой вечер нашего старинного заведения». Даже улыбаясь Алену, они словно говорили: «Спасибо за то, что вы привели к нам такую прекрасную даму! Ваш выбор прекрасен, сможете ли вы теперь найти ей замену?»

Конечно, они не знали и не могли знать, когда Ален и Хадиджа еще раз придут в этот ресторан, и какой будет их следующая встреча в этом чудесном мире парижского веселья.

Прием, оказанный обслуживающим персоналом ресторана «Шахерезада», был не таким чопорным, как в «Максиме», но также достаточно искусным. Хадиджа и Ален увидели людей, которых называли здесь «русская артель». На самом деле работающие здесь прибыли отовсюду. Здесь были иранцы, турки, марокканцы, и, конечно, французы; ну, и два или три старых эмигранта из России, которых в Париже со временем становилось все меньше и меньше. Никто из этих эмигрантов, разумеется, не обладал теми великосветскими манерами, что и князь Владимир, которого они встретили раньше в маленькой гостинице. Ален даже сказал:

– Как ты думаешь, тот старик, он, наверное, мог бы украсить своим достойным видом вход в это заведение из «Тысячи и одной ночи»? Почему же он работает в той маленькой, неизвестной гостинице?

– Мне кажется,– сказала Хадиджа,– что этот благородный русский дворянин не захотел бы быть здесь у кого-то в услужении. Там он остается независимым, и сам распоряжается всем, а здесь ему пришлось бы подчиняться кому-то.

Ален улыбнулся. Он заметил, что Хадиджа, несмотря на то, что каждую секунду видела все новые оттенки парижской жизни, хорошо разбиралась в этих нюансах. У этой тунисской девушки было очень развито врожденное, инстинктивное понимание окружающей действительности.

Украшениями и драпировками внутреннее убранство ресторана напоминало декорации, которые ввел в моду Серж Дягилев после своих знаменитых вечеров русского балета. К счастью, освещение было не очень ярким, так что была незаметна пыль, накопившаяся на стенах этого заведения с давних пор. Едва заметный серебристый налет этой пыли придавал ресторану вид старого знаменитого театра, известного не только своим убранством, но и артистической труппой.

Оркестр действительно был великолепен. Конечно, будучи далеко не русским по составу, потому что руководил им немец, родившийся на берегах Рейна, первая скрипка была из пригорода Парижа, виолончелист из Голландии, цимбалист из Румынии, только пианист, кажется, из Петербурга. Но этот оркестр, в течение долгих лет выработавший свою собственную манеру игры, и создавал в этом заведении как раз ту необходимую атмосферу, ради которой и приходят сюда клиенты.

Как только Хадиджа переступила порог ресторана в своем прекрасном сари, музыканты заиграли увертюру из оперетты «Багдадский халиф». Это было в их обычае встречать почетных посетителей. Если в зале появлялась женщина, одетая на восточный манер, они играли какие-то восточные мелодии. Если в зал входил какой-нибудь американец, возможно, приехавший на научный конгресс, для него звучал марш «Сузы». Если появлялся итальянец, его встречали либо нежным «О, мое солнце...», либо веселой «Тарантеллой». Для испанца, разумеется, играли мелодию из «Кармен», австрийца встречали вальсом Штрауса, поляка – полонезом или вальсом Шопена. Немец всегда был рад услышать тирольский марш, ну, а для португальца звучало ностальгическое «Фа-до». Что касается французов, для них можно было играть любую популярную в это время в Париже мелодию.

Таким образом, эти парижские трубадуры с первого взгляда определяли, Откуда прибыл посетитель, и для него звучала мелодия, напоминавшая ему о родной стране. Конечно, это было большим искусством, поэтому оркестр пользовался большой популярностью.

...И вот Хадиджа была встречена увертюрой из «Багдадского халифа», которая напомнила ей о прекрасных теплых ночах в Персии, когда Шахерезада сумела увлечь и очаровать султана.

Ален заказал шампанское, конечно, не «Перье-Жуэ», и они продолжали свой чудесный вечер, прерванный только на время перехода из одного ресторана в другой. Затем он спросил:

– Что, если мы потанцуем, дорогая?

– Тебе так хочется? – спросила она.– Ты не думаешь, что у нас еще будет время потанцевать, я не очень люблю танцы, предпочитаю смотреть, как другие танцуют: это очень забавно и поучительно. Можно заметить массу интересных вещей, когда смотришь на танцующие нары.

– Ах, ясно! Ты хочешь знать мысли других, но не хотела бы, чтобы о твоих кто-то догадался, не так ли? Ты знаешь, чем больше проходит времени, тем меньше, мне кажется, я тебя знаю.

Девушка улыбнулась.

– Разве это не прекрасно? Даже если мы проживем долгие годы вместе, я бы не хотела, чтобы мы полностью узнали друг друга. Влюбленные часто ошибаются, стараясь быстро узнать все друг о друге. Таким образом они могут перейти опасную границу, зная о другом многое: приходит время, когда они чувствуют, что ничего нового уже не узнаешь, привыкаешь к партнеру, а тогда любовь уходит. Коль скоро ты привел меня сюда, где интерьер напоминает волшебные ночи Багдада, конечно, если у тебя достаточно воображения, я хотела бы под эти чарующие звуки скрипок рассказать тебе сказку. Это история красивой рабыни, проданной работорговцем в гарем персидского халифа.

– Я был уверен, что это место вдохновит тебя на новый рассказ. Что ж, я слушаю тебя.

– Она была несказанно прекрасна. Никогда раньше халиф не видел такой красоты. Но как он ни старался, как ни проявлял свою любовь по отношению к ней, ему не удавалось заставить заговорить ее. Он обращался к самым различным уловкам, но рабыня оставалась немой и ни на кого не смотрела, даже на своего нового хозяина. Он думал: «Как же возможно, что аллах создал такое прекрасное существо, такое совершенное, но с таким недостатком? Видимо, она нема». Тогда он послал за торговцем рабами и спросил его: «Скажи, ты никогда не слышал, чтобы эта девушка говорила?» «О, мой господин,– ответил работорговец.– Как и ваше величество, я не услышал от нее ни одного произнесенного слова». Тогда халиф решил, что девушка чем-то опечалена, тоскует по своей родине и принялся ее развлекать. Пригласил музыкантов, вот как сегодня, которые играли и пели для нее прекрасные мелодии. Они очень понравились и позабавили халифа, но прекрасная рабыня не проронила ни слова, ее глаза были опущены. В конце концов халиф повел ее в свою спальню и сделал своей любимой наложницей. Но ни на следующий день, ни позже она не стала разговорчивей. Проходили недели и месяцы, халиф все больше и больше влюблялся в красавицу, ему очень нравилось быть с ней, он просто сходил с ума от ее ласковых рук. Но она молчала. Возможно, это тоже его очаровывало. Но прошел год, и однажды вечером он сказал ей: «Любовь моя! Я не знаю о чем ты думаешь, но я сделал все, чтобы тебе понравиться, отослал всех наложниц, которые были здесь, ты сейчас единственная женщина, которую я люблю в этом дворце, однако ты не проронила ни одного слова, даже не сказала, что ты об этом думаешь, не выразила никакого отношения к этому. Откуда мне знать, что ты думаешь, и нравится ли тебе все это? Наверное, ты нема? Мне не жаль времени, проведенного с тобой, каждый день, Находясь возле тебя, я просил, чтобы ты заговорила, но ты все хранишь молчание, которое очень обидно и досадно для меня. Если уж невозможно, чтобы я утешился твоим разговором, то пусть небо сделает так, что ты подаришь мне сына, который будет моим преемником и будет управлять государством после моей смерти, ведь время идет, я старею». Выслушав эту речь, как всегда с опущенными глазами и даже не улыбаясь, вдруг на этот раз рабыня подняла глаза и посмотрела на халифа, улыбнулась и прервала своё молчание: «Господин мой, самое приятное, что я могу для вас сделать, принести вам самую большую радость, это сказать, что я ношу в своем чреве вашего ребенка, и так, как и вы, всей душой я желаю, чтобы это был сын». Узнав эту новость, халиф был так очарован и так обрадован, что решил освободить ее от рабства и женился на ней. Это был самый прекрасный, самый пышный праздник, который когда-либо был в персидском государстве, и новая владычица страны начала говорить. Видимо, желая возместить долгие часы молчания, проведенные ею прежде, она говорила обо всем без конца, и вскоре не только халиф, но и все его окружение стали уставать от ее разговоров. Никогда еще в персидском государстве не было женщины более болтливой, более навязчивой, но, наконец, она родила. Это была девочка. И первые крики ребенка были такими пронзительными, такими громкими, что были слышны во всем дворце, и даже перекрывали неутомимую болтовню ее матери. Тогда, увидев все это, бедный халиф закрыл себе уши и убежал в дальний угол сада. Там он бросился на колени и начал неистово молиться: «Аллах мой, сделай так, чтобы моя дочь онемела, ее болтовню, ее крики невозможно вынести. Только будучи немой, она сможет когда-нибудь выйти замуж». Вот и вся история, Ален.

– Не хочешь ли ты сказать, таким образом, что с тех пор, как мы познакомились, ты тоже должна была молчать?

– Я думаю, что это было бы лучше. Я и так слишком много говорила.

– Но ты еще ничего не рассказала мне о себе. Я даже не знаю, как, например, ты стала такой искусной в любви. Где тебе удалось всему этому обучиться?

– Это будет, наверное, единственная вещь, которую я тебе не объясню никогда. А теперь пойдем. Мне уже немного надоел этот шум, это постоянное вращение людей вокруг нас. С тех пор, как мы пришли в бар «Harry's» и ходили по другим ресторанам, у меня начала кружиться голова. Мы с тобой побывали в самых роскошных местах, ты должен быть доволен. А теперь я не хочу видеть никого, кроме тебя. Нам нужно остаться только вдвоем.

– Отвезти тебя домой?

– Я тебе сказала, что хочу остаться с тобой.

– Ну, так почему бы нам не пойти к тебе, ты ведь сказала, что ты свободная женщина?

– Я боюсь, что по сравнению со всеми этими шикарными местами, которые ты мне показал, мой маленький уголок покажется тебе слишком уж скромным, простым. После такого шикарного вечера, таких развлечений можешь ли ты себе представить, чтобы восточная принцесса жила в очень скромной маленькой квартирке без особого шика и абсолютно без всякой таинственности? Конечно, ты не захочешь этого. Для нас это было бы ошибкой. Давай попробуем немного продлить это очарование.

– Но ты ведь не хочешь, чтобы мы вернулись в ту гостиницу, где мы с тобой встретились?

– Нет, дорогой, это было бы слишком рано. Давай сохраним комнату с глициниями, также как и шампанское «Перье-Жуэ», на более отдаленные времена. А к тебе же мы можем пойти?

– Ко мне? – переспросил он.

Какое-то мгновение он помолчал, потом ответил:

– В конце концов, ты права, мы можем пойти и ко мне.

– А почему ты колеблешься? Может, ты боишься чего-то?

– Чего мне бояться? Я ничего не боюсь, дорогая.

– Например, тебя может кто-нибудь ждать там. Может быть, другая женщина?

– Я сказал тебе, что я тоже свободен.

– И часто ты приводил к себе женщин?

– Не чаще, чем в ресторан «Максим». Она заметила:

– Это не так уж и утешительно для меня. На что он ответил:

– Ты, конечно, не поверишь, если я скажу, что ты – первая женщина, которая придет ко мне домой. Но не это меня смущает. Понимаешь, в общем, все другие, что были раньше, приходили, но ни одна не смогла у меня остаться.

– Они что, так у тебя скучали?

– Нет, не думаю. Мне кажется, что любая из них хотела бы остаться у меня, но я очень дорожу своей независимостью.

– А ты думаешь, что я хочу у тебя отнять эту независимость?

– Да,– сказал он,– потому что ты – необычная женщина. Может быть, и сама того не желая, ты уже привязала меня к себе многими тонкими цепями, например, хотя бы своим умением рассказывать загадочные истории. Наверное, это глупо, но я очень люблю сказки, и в будущем мне было бы трудно обойтись без твоих историй. И потом, ты – это ты...

Устремив на него взгляд своих огромных глаз, она спросила:

– Ты боишься, что если я войду в твою личную жизнь, я больше не уйду из нее? Можешь быть спокоен: я умею уйти тогда, когда нужно. Думаю, что ты боишься самого себя. Значит, ты не пойдешь на то, чтобы пережить такое испытание?

Он коротко и спокойно сказал ей:

– Пойдем.

Казалось, Хадиджа не проявила особого интереса к интерьеру и меблировке квартиры, в которую попала. Впрочем, комнаты были обставлены с редким и безупречным вкусом. Что было очень приятно в этой квартире одинокого холостяка, так это то, что все, в ней находившееся, было выбрано и куплено самим хозяином квартиры. Цвет ткани, которой была обита мебель, и красноватый бархат двойных штор,– во всем этом были спокойствие и уверенность, и совершенно не было заметно, чтобы в этой квартире работал дизайнер, который сказал бы: «Вот здесь, месье, мы поставим комод в стиле Людовика XVI, напротив нужно расположить английские кресла, а на этой стене будет хорошо выглядеть абюссонский гобелен, мы специально осветим его прожекторами, прикрепленными к потолку,– это производит большое впечатление. Что касается ковров, конечно, они должны быть мягкими, с ультрасовременным рисунком».

Единственным предметом меблировки, казалось, сразу приворожившим Хадиджу, было огромное канапе, которое находилось в зале. Едва попав в комнату, сна бросилась к нему и уселась в уголке, поджав под себя ноги и сбросив на ковер свои золотые сандалии – казалось, она, наконец, нашла для себя удобное убежище, из которого можно наблюдать тихонько всю комнату и быть очень неприметной.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– Нет, Ален, мы достаточно выпили сегодня. Иди ко мне.

Он не успел ничего ответить, как она стала быстро разбирать свою красивую прическу, вынимая из нее шпильки, и скоро на плечи и лицо ее посыпался поток красивых тяжелых волос цвета эбенового дерева.

Ален был очарован.

– Почему ты вчера не показала мне свои прекрасные волосы? Почему ты прятала их в этой прическе?

– Потому, что всему свое время. Я сказала тебе, что настоящее искусство влюбленных – не показывать все сразу.

– Никогда еще я не видел таких прекрасных волос.

– В моей стране их называли «шаар кайфа аль харир».

– Переведи мне, пожалуйста, быстрее.

– «Шелковые волосы».

– Но какой они длины?

– Пятьдесят пять сантиметров. А когда я приехала в Париж, два года назад, они были на десять сантиметров длиннее, но мне пришлось их немного подстричь.

– Зачем ты сделала это, это ведь преступление!

– Дорогой мой, во всем Париже я не могла найти парикмахерскую, где бы согласились мне их мыть. Когда я жила в семье в Тунисе, у меня была специальная служанка, основным занятием которой было делать мне прическу. Каждое утро она проводила более двух часов за этой работой.

– Это великолепно! Женщина, тратившая каждый день два часа на то, чтобы сделать прическу!

– А что ты думаешь, парижанки, которые ходят в парикмахерскую и проводят там огромную часть своей жизни, чтобы делать прически, чем-то отличаются от нас? Только большинство из них убеждены, что нужно покороче остричь волосы, а затем носить парик. Мне удалось сохранить большую часть моих волос, но мне это стоит огромных усилий. Только благодаря тому, что я теперь не хожу в парикмахерскую, а делаю все сама. Таким образом, у меня есть время посидеть тихо, размышляя о своем.

– Пообещай мне, что ты не отрежешь больше ни одного сантиметра своих прекрасных волос!

– Ну, если они так нравятся тебе, я обещаю это. Впрочем, в это время они как раз отрастают.

– Дорогая, это же настоящее чудо природы! Рассыпанные вот так, на диване, они до того прекрасны и естественны, что сразу же вызывают чувство зависти и восхищения.

– Это еще что! Если бы ты видел волосы моей матери!

– Почему ты говоришь о ней в прошлом? Разве она умерла?

– Нет, она жива, но волосы она отрезала.

– Каким образом? Оставаясь в своей стране, она их отрезала?

– Она это сделала не по своей воле и не по требованию парикмахера. Причина была в другом. Это была жертва, которую она принесла в день смерти моего отца. Она их отрезала прямо на уровне шеи и положила все волосы в гроб своего мужа. Это не было обещанием, данным ею раньше, нет это был знак траура и печали, который оказывают памяти умершего все верные арабские жены. Как ты думаешь, какова была длина волос, которые моя мать положила к смертному одру моего отца? Один метр и семьдесят два сантиметра. Моя мать невысокого роста, поэтому когда она расплетала волосы, они достигали пола. В день свадьбы моих родителей эти волосы волнами падали на плечи, спину моей матери, и она была самая красивая невеста во всем Тунисе.

– И какую прическу носит она теперь?

– Теперь она носит очень короткие волосы, как у вас во Франции называют «под мальчика». Впрочем, это ей тоже идет.

– Она жалеет об утрате своих волос?

– Она жалеет только о том, что потеряла своего мужа. Очарованный, он поглаживал ее волосы и повторял:

– Значит, они называются по-арабски «шаар». Это очень красиво, это звучит мягко: «шаар». Как мне сказать, что я очень тебя люблю, больше, чем любил вчера, но меньше, чем буду любить завтра. Ты действительно для меня – смуглая красавица с черными глазами.

– Ты знаешь,– ответила она,– я достаточно часто слышала этот комплимент, и уверена, что такой красивый мужчина, как ты, может придумать что-нибудь лучшее. Почему бы тебе не сказать это по-арабски. Для меня это звучало бы приятнее. Повторяй за мной.– Она начала произносить слова любви на арабском языке, а он послушно повторял за ней.

– Ну вот, у тебя очень хорошо получается. Ты знаешь, что ты сказал? Ты сказал: «Моя любимая с блестящими, черными, горящими глазами». Добавь еще: «Эс шеаа».

Он повторил:

– «Эс шеаа».

– Вот видишь, теперь ты говоришь на моем языке.

– У меня такое впечатление,– сказал он,– что это прежде всего язык любви.

– Ну, не более, чем французский,– сказала Хадиджа.– Но когда европеец говорит по-арабски, для арабской женщины это очень приятно, очень, я бы сказала, сладко. Конечно, это звучит не так, как это произносят наши мужчины-арабы, потому что вы, европейцы, не боитесь говорить о любви, даже для вас это кажется обычной темой разговора, которая вас очень привлекает и интересует.

– Конечно же, когда женщина так прекрасна, как ты, можно говорить все, что думаешь, но бывают и такие, с которыми нет никакого желания говорить о любви.

– Что это за женщины?

– Все те, которые не знают чувственности, и я должен тебе сказать, что у нас в Европе их сейчас достаточно.

– Что ужасно у меня на родине, и вообще в странах Востока, это то, что мужчины очень грубы по отношению к женщине, даже жестоки. У нас никогда не говорят о любви, о сексе, это как бы что-то секретное, и если и говорят об этом, то только шепотом, в четырех стенах. Муж и жена всегда встречаются в темноте, в укромной комнате, и даже во время женитьбы в первую брачную ночь муж никогда не раздевает свою жену, а если и помогает ей, то только в темноте.

– Ну, это бы мне совершенно не подошло,– сказал Ален.– Дорогая моя, разве это не чудесно – видеть прекрасную женщину, которая отдается любви.

– Если бы ты сказал это в моей стране, о тебе бы думали очень плохо. Впрочем, потому ты, наверное, мне и нравишься. Ведь у нас на Востоке традиционно все организовано так, что часто муж даже не видит свою жену до свадьбы, все делается таким образом, что родители решают все за будущих супругов. Таким образом, только на следующее утро после брачной ночи, когда они просыпаются, муж видит, что его жена прекрасна.

– А если она окажется некрасивой?

– Это тоже бывает. В таком случае для него и для нее это разочарование на всю жизнь. Но, в конце концов, женщину можно любить не только за красоту. Если супруги понравятся друг другу, все будет хорошо, а если нет, жена быстро становится безразличной, она не испытывает никакого физического удовольствия от общения со своим мужем, он становится ей безразличным, чужим. Тогда рано или поздно она узнает другого мужчину, иногда и европейца...

– О, даже европейца!

– Да, они приезжают из Европы, чаще всего из Франции, Италии, Испании и из других стран, чтобы познакомиться с красивыми арабскими женщинами, которые не смогли найти счастья со своими арабскими мужьями; они становятся их возлюбленными, а для арабских женщин они становятся мужчинами их жизни.