Текст книги "Зов любви"
Автор книги: Ги де Кар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Машина рванула с места.
По парижским улицам машина мчалась, как адский поезд. Он не говорил ей ни слова. Она молча сидела возле него и только растирала руку, которая, видно, сильно болела.
Только закрыв за ней дверь квартиры, он спросил ледяным голосом:
– Ну что, ты довольна собой?
– Я не хотела тебе сделать больно, дорогой, я, наоборот, хотела тебя развлечь.
– Да, хорошенькое у тебя понятие о развлечении! Ты выставила свой голый живот перед всем рестораном и тряслась, как последняя шлюха!
– Ален!
– Или это под впечатлением той ночи, что мы провели с тобой в гостинице?
– Я не хотела все испортить, любовь моя!
– Любовь моя? Я запрещаю тебе отныне называть меня так!
– Но ведь только из любви к тебе я танцевала для тебя этот танец!
– Для меня? В первый раз – может быть, когда ты вела себя еще нормально, но второй раз ты танцевала для других, для кого угодно, но не для меня. Ты танцевала для всех мужчин в зале. Я тебя умоляю, иди спать, а я останусь спать здесь, в гостиной.
– Нет, я останусь здесь.
Она быстро бросилась в свой угол на диване, свернулась там, подобрав под себя ноги, и стала казаться еще меньше, чем была на самом деле.
Несколько секунд Ален смотрел на нее, потом сказал:
– Как хочешь.
Он пошел в свою комнату, захлопнув за собой дверь.
В ту же минуту маленькое тело в пурпурном сари стало содрогаться от рыданий.
Всю ночь Ален не смог сомкнуть глаз. Он все время вспоминал и переживал все то, что произошло в кабаре «Эль Джезаир», но несмотря на то, что как говорят, утро вечера мудренее, выйдя из своей комнаты рано утром, он был озадачен и не знал, что делать и что сказать Хадидже. Он тихо зашел в большую комнату. Шторы на окнах были еще закрыты, и подошел к дивану. Хадиджа была все еще в своем сари, ее туфельки, как всегда, лежали на полу. Волосы были распущены и рассыпались пышным ореолом вокруг ее лица. Он посмотрел на нее: она спокойно, тихо дышала, грудь ее слегка приподнималась, рот был чуть-чуть приоткрыт, видны были белые, блестящие зубы. Можно было подумать, что она чуть-чуть улыбается. Может быть, она видела во сне, как прекрасная восточная принцесса и ее белый принц продолжали свои приключения? Умиротворенная безмятежным сном, молодая женщина с закрытыми глазами представляла собой картину чистоты и невинности. Сама того не желая, она олицетворяла собой ту, которой хотела быть.
Ален чувствовал себя безоружным перед таким беззащитным существом, которое жило не по нравам и обычаям старой Европы, а по своим законам, и которое поочередно могло появляться в самых различных обликах: то светской дамой, то уличной девчонкой, то капризной женщиной-ребенком. На самом деле ее внутренняя сущность не менялась ни на йоту. Хадидже удалось в течение целого года дать своему возлюбленному редкую иллюзию, что каждое утро, каждый вечер, даже каждый час дня или ночи он находил в ней все новую и новую женщину, открывал в ней все новые и новые стороны. Казалось, что эта тунисская девушка, как то древнее божество, которое меняет свой облик и каждый раз появляется иным, другими словами, это была женщина-хамелеон.
Вот почему, с тех пор, как они жили вместе, он никогда с ней не скучал, поэтому между ними никогда не возникало тех недоразумений и ссор, которые обычно бывают, когда одна чета проживает вместе долгое время. Но, что касается этого вчерашнего вечера, конечно, был явный перегиб. Насколько Ален ценил в ней врожденное чувство прекрасной возлюбленной, настолько ему были неприятны те привычки уличной девки, которые, казалось, снова возвращаются к ней. Этот развратный, похотливый танец, который она исполнила в кабаре «Эль Джезаир», был для него тем сигналом опасности, который предупреждал, что Хадиджа в один прекрасный момент, в мгновение ока может снова стать той продажной девицей, дававшей свой номер телефона любому, кто встретится ей на пути.
Что в действительности могло с ней произойти так резко и так неожиданно? Казалось, она очень счастлива с ним, с ним одним, и он спрашивал себя, почему она могла вдруг снова обратить свой взор к тому отвратительному миру случайных свиданий с неизвестными мужчинами. А может, все произошло потому, что те чувства, то счастье, переполнявшее ее, нуждалось в том, чтобы показать его другим, что их совместную жизнь, богатую и полную, она хотела показать кому-то, выставить ее напоказ?
Наблюдая исподтишка за девушкой, которая была прекрасна во сне, он вдруг почувствовал, что в нем зарождается чувство печали. Эта ночь, сменившая ту, когда они провели свою традиционную встречу в гостинице, была первой ночью, когда они спали не в одной постели. Эту ночь они провели без любви, в разных комнатах. Это вызвало у него чувство беспокойства за их будущее.
В конце концов Ален решил, что самым лучшим выходом из создавшегося положения будет забыть вечер, который они провели в арабском ресторане. Необходимо вычеркнуть его из воспоминаний влюбленных, словно его и не было. Все должно идти своим чередом, необходимо сделать усилие и все забыть, как будто и не было этого импровизированного танца в ночном ресторане. Он быстро написал записку и положил ее на видном месте на ночном столике прямо возле дивана. Как только Хадиджа проснется, она сразу заметит этот листок и прочтет: «Извини меня за то, что я вчера на тебя так рассердился, надеюсь, что твое запястье не болит больше. Я тебя люблю по-прежнему. Вечером я буду к семи часам».
Он тихонько, на цыпочках, вышел из комнаты, а затем неслышно закрыл за собой входную дверь квартиры.
Когда Хадиджа открыла глаза и прочла записку, на ее лице засияла улыбка, которая как бы явилась продолжением ее прекрасных снов. Держа в руке записку, она подумала: «Очень забавно. Теперь наши роли поменялись. Год тому назад я в это утро сбежала от Алена, а теперь, пока я спала, он тихонько исчез, оставив мне это послание».
Час спустя, когда она еще была в ванной, раздался телефонный звонок. С тех пор, как Хадиджа была здесь, она никогда не брала сама трубку, и на телефонные звонки обычно отвечала горничная. Она не хотела больше быть «девушкой по вызову», а телефонные звонки вызывали у нее особенно печальные воспоминания. Но в это утро горничной еще не было, а телефон продолжал звонить. Может быть, это Ален звонит с работы, чтобы повторить то, что он написал ей. Может быть, он еще раз хочет повторить ей, что он ее обожает. Хадиджа подбежала к телефонному аппарату, который стоял в вестибюле.
Подняв трубку, она услышала сиплый, тягучий голос:
– Я предупреждал, что найду тебя.
Это был голос,– она бы узнала его из тысячи,– это был голос месье Люсьена.
Очень спокойно она ответила:
– А я и не пряталась. Зачем вы звоните мне?
– Чтобы оказать тебе неоценимую услугу, моя малышка. Я знаю, что у вас продолжается славная любовь, что ты и Ален очень счастливы. Что ж, я рад за вас. И когда свадьба?
– Каким образом это касается вас?
– Да, ты права, это касается только тебя. Впрочем, может быть, это и не мое дело, только вот я подумал, что после того, как вы уже год обручены, было бы полезно прояснить ситуацию и рассказать некоторые вещи, полезные для тебя. Ведь свадьба позволила бы тебе приобрести французское подданство, и тебе не надо было бы больше каждые три месяца продлевать вид на жительство.
– Представьте себе, что у меня есть контракт на работу, и он гораздо выгоднее тех, которые вы можете предоставить своим девушкам.
– Ты что, действительно работаешь? Я думал, что ты так просто и живешь. Значит, он полностью изменил твой образ жизни, твой рыцарь. Ну что ж, ты можешь поздравить его от моего имени.
– Значит, вы позвонили, чтобы мне это сказать?
– Не совсем. Я хотел тебя поставить в известность, что в случае, если мысль выйти за него замуж засела тебе глубоко в голову, то ты должна все-таки знать, что твой красавец Ален уже женат, в течение семи лет, и что он никогда не сможет развестись. Вот и все, желаю удачи.
Щелчок телефонного аппарата поставил точку в их разговоре.
Какое-то время Хадиджа оставалась в оцепенении, держа в руке телефонную трубку, словно надеясь, что аппарат принесет ей еще какие-то новости. Но он молчал.
Ален женат? Это казалось ей совершенно невероятным. Как могло произойти так, что за весь год, который они провели вместе, она ничего об этом не знала? Она даже не догадывалась об этом. А Ален, разве не утверждал он, когда они познакомились, что он совершенно свободный человек? Хадиджа поверила ему, и больше никогда об этом не спрашивала. Самое необычное во всем было то, что за все то время, что она жила в этой квартире, ни одно письмо, ни одно известие не пришло на имя женщины, которая носила бы имя Алена. И никто из его друзей, которых они встречали в Париже или где-нибудь на званых вечерах, никто не упомянул о жене, которая могла существовать. Вместе с тем, из собственного опыта она знала, что мужчина, который желает красивую женщину, особенно такой, как месье Люсьен, не остановится ни перед чем, чтобы дискредитировать в ее глазах того, кто является ее возлюбленным.
Да, было над чем призадуматься. Она не могла выйти из состояния подавленности и растерянности. Как Ален, которому она слепо доверяла и которому все рассказала о собственном прошлом, как мог он, столько времени находясь рядом, скрывать от нее этот секрет? Конечно, она не вышла бы за него замуж, об этом даже не говорилось в течение того времени, что они жили вместе. Даже если бы Ален предложил ей выйти за него замуж, она бы отказалась, считая, что счастье влюбленных, основанное только на взаимном согласии, всегда более крепко и, что особенно важно, более длительно, чем скрепленное официальным документом, подписанным в мэрии. Тем не менее, молчать до такой степени! Если бы даже Ален рассказал ей о существовании какой-то женщины в его жизни, это ничего бы не изменило. Во всяком случае, если эта супруга где-то и существовала, она ведь не жила здесь, с ним. Даже возникал вопрос, была ли она когда-нибудь в этой квартире? Ведь Ален сказал, что жил здесь уже пять лет, пока не встретил ее, таким образом, уже шесть лет здесь не могло быть никакой женщины. Но она помнила уточнение Люсьена, что Ален женат уже семь лет.
Хадиджа еще продолжала мучительно размышлять об этом, как появилась горничная. Хадиджа точно знала, что она работает у Алена с тех пор, как он снял эту квартиру, почему бы не расспросить ее? Но Хадидже казалось низким и недостойным прибегать к таким способам и черпать сведения из разговоров служащих. Восточная принцесса не та женщина, которая будет пользоваться услугами горничной для того, чтобы копаться в прошлом и выслеживать мужчину, которого она любит. Ее честь и гордость запрещали ей поступать так низко. Однако казалось, что очень легко спросить у горничной, которая всегда пользовалась ее доверием и ничего не подозревала: «Жанна, я хотела задать тебе один маленький вопрос. Вот уже год, как мы знаем друг друга. Скажите мне откровенно: я вам больше нравлюсь, чем супруга месье?» Нет, никогда она этого не сделает. Светская дама, которой иногда была Хадиджа, не могла поступить таким образом. Она подождет возвращения Алена, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз, как это уже было, когда он выяснял все о ее прошлом.
Этот день показался ей бесконечно длинным. Время тянулось вечно. Приближался час возвращения Алена с работы, и она все больше желала, чтобы то, что сказал ей этот низкий Люсьен, оказалось ложью. Но, зная его привычки, она понимала, что это не так. Сутенер был опытным человеком, и ему не было никакого смысла придумывать подобную историю. Если бы это было так, то все вскоре обернулось бы против него самого. В таком случае Ален не стал бы церемониться и быстро заставил бы его замолчать, прекратив всякие попытки шантажа. Значит, месье Люсьен по телефону сказал правду. Но как он узнал об этом? В конце концов, этот вопрос не должен ее интересовать. Единственное, что она знала,– он действовал так из простого чувства мести. Таким образом он хотел осуществить свои угрозы, которые он прошипел, когда они покидали его комнату. Да, конечно, этот мерзавец был способен на это.
Наконец Ален вернулся с огромным букетом роз.
– Прими эти розы в знак того, что ты меня простила.
– Они превосходны. Но, дорогой, мне не в чем тебя упрекать. Я вчера просто испугалась за наши отношения, за нашу будущую любовь.
Он привлек ее к себе и с нежностью обнял. Теперь перед ней был не разгневанный, но счастливый мужчина, который снова обрел свою любимую.
– Что ты скажешь, если мы немного выпьем шампанского, чтобы отпраздновать наше примирение?
– Примирение,– переспросила она, как будто это слово удивило ее.– Ты прав: нам нужно выпить, обоим.
Она заняла свой любимый угол на диване, место, где она чувствовала в себе достаточно сил, чтобы задавать вопросы и сносить бури.
Когда бокалы были наполнены, она начала разговор:
– Я вполне отдаю себе отчет в том, что произошло вчера вечером: ты мне устроил сцену ревности, потому что тебе показалось, что я пользуюсь очень большим успехом у других мужчин. Это случилось впервые с тех пор, как мы живем вместе. Я должна этому радоваться. Ревность – необходимый спутник супружеского счастья... Таким образом, я не должна сердиться на тебя, а скорее быть благодарной.
– Не преувеличивай. Должен признаться, что этим утром, уходя на работу, мне было не до смеха... Раз двадцать я порывался тебе позвонить.
– Почему ты этого не сделал?
– Не знаю... вернее, я понял, мне казалось, что будет лучше, если мы поговорим вечером, переждав несколько часов.
– Снова ожидание, Ален, можно подумать, что ты околдован силой этого слова. Оно влияет на тебя даже во время наших встреч в гостинице. Должна признать, что ты обладаешь необычайной способностью выжидать, и, кстати, почему ты мне не признался в течение целого года, что ты женат?
Он посмотрел на нее, помолчал и проронил:
– Так ты знаешь?
– Да.
– Тем лучше! В таком случае мне не придется тебе объяснять... Можно узнать, кто принес тебе эту новость?
– Неважно! Главное, что это правда. Я повторяю вопрос: почему ты это скрывал?
– Я не говорил об этом, но я этого и не скрывал.
– Ты мне сказал, что свободен!
– А разве ты не дала мне понять, что ты свободна, хотя ты жила с месье Люсьеном?
– Это забавно, что ты говоришь именно о нем... Представь себе, я о нем думала в течение всего дня.
– Неужто тебе уже его не хватает?
– Не совсем так! Я просто спрашивала себя: «Как все-таки поживает этот старина Люсьен?»
– Он может находиться либо в тюрьме за сутенерство, либо в больнице за пьянство.
– Значит, ты женат,– сказала она.– И, как мне стало известно, уже в течение семи лет. Позволь мне поздравить тебя, пусть и с опозданием, но от всего сердца.
– Издевки тебе не к лицу! Да, у меня есть законная супруга и в этом вся беда.
– Дорогой мой, ты не первый мужчина на свете, которого постигла эта участь... Вероятно, твои отношения с женой не блестящие, и это одна из причин, почему ты с ней не живешь... Масса мужчин находится в подобной ситуации, но не делает из этого драмы!
– Для меня это драма.
– И это с тех пор, как ты со мной познакомился?
– Нет. Это началось задолго до нашей встречи.
– В то время, когда ты поселился в этой квартире?
– Примерно...
– Но что произошло?
– Произошло то, что семь лет тому назад я женился на очаровательной девушке.
– Она француженка?
– Да.
– И вы не нашли общего языка?
– Мы обожали друг друга...
– Признаюсь, я перестаю понимать!
– Моя жена забеременела через два месяца после нашей свадьбы и через восемь месяцев преждевременно родила ребенка. Это был очень красивый мальчик, который умер от менингита на десятый день после рождения. Узнав об этом, моя жена сошла с ума. С тех пор она находится в больнице для умалишенных.
– Бедный мой, любимый, прости меня!
– Простить за что?
– За то, что я предположила другое... С того момента, как я узнала, что ты женат, я тоже сходила с ума! Я передумала все и не могла понять, почему ты это от меня скрывал!
– Разве об этом необходимо говорить и тебе, и другим? О подобных вещах не стоит рассказывать. Когда люди узнают об этом, они начинают тебя жалеть. А я терпеть не могу жалости... Почему это драма? Потому что она очень молода: она твоего возраста, Хадиджа... Потому что нет никакой надежды на выздоровление и она будет находиться очень долго в этом ужасном положении... Потому что, в конце концов, я не смог бы изменить что-нибудь в моем положении до тех пор, пока она жива. В этом отношении закон неумолим. Так вот... теперь ты знаешь все.
– Иди ко мне, я тебя очень люблю.
Она хотела приласкать его, но он оставался печальным, безразличным. Казалось, что отсутствующая, имя которой даже не было произнесено, пришла и встала между ними, чтобы не дать продолжаться их счастью.
– Значит, она даже никогда не жила здесь,– спросила она тихонько.
– Никогда!
Арабская девушка ощущала теперь присутствие соперницы, более нереальной, чем сказочный персонаж. Она подумала: «И эту болезненную тайну открыл этот мерзкий Люсьен. Но его имя я даже не буду произносить в присутствии Алена, для него это будет очень неприятно. Когда-нибудь придет день, я с ним рассчитаюсь...»
– Дорогой, налей шампанского.
Они выпили, каждый понимая в глубине своей души, что пьет во имя счастья, которое уже никогда не сможет быть таким, как раньше: над этим счастьем, и даже над ними самими, будет витать незримо присутствующий призрак.
Вечером они решили остаться дома. За ужином царило молчание. Несколько раз она порывалась заговорить, наконец, она спросила его о работе:
– У тебя были какие-нибудь дела сегодня?
– Нет. Или ты думаешь, что я могу в такое время думать о делах!
Помолчав, она снова спросила:
– Ты не хочешь, чтобы я тебе рассказала какую-нибудь легенду моей страны?
– Не сегодня.
Когда пришло время, они легли в одну постель, но ни он, ни она не могли уснуть.
– Давай попытаемся уснуть,– пробормотала она, выключив свет. Они лежали в темноте, друг возле друга, но сон не приходил. Затем он встал и сказал:
– Оставайся здесь, может быть, одна ты быстрее уснешь. Мы достаточно взволнованны, завтра будет легче. Я пойду лягу на диване.
Он вышел из комнаты, оставив ее одну в постели, но через полчаса она пришла к нему. Он лежал вытянувшись, глядя широко открытыми глазами в потолок. Бесшумно, как дикая кошка, она свернулась на ковре, как будто она устроилась стеречь его. Она двигалась очень тихо, и, казалось, что он даже не заметил ее присутствия. Потом наступила минута и он произнес, глядя по-прежнему в потолок:
– Ты здесь. Спасибо, это мило.
– Я здесь, Ален, потому что хочу облегчить твое страдание... Ты хорошо знаешь, что я твой самый верный друг. Я не прошу тебя изливать мне душу, это ни к чему. Я родилась для того, чтобы утешать и веселить, потому позволь мне рассказать тебе одну историю, которая, надеюсь, тебе будет интересна.– И не ожидая его согласия, она начала:
– Жил-был некогда белый принц, молодой и красивый, который чувствовал себя несчастным. Ему нужно было бы найти жену, которая бы его любила, но это было невозможно, потому что строгие законы его страны не позволяли иметь сразу несколько жен... Все дело в том, что у него уже была жена, которая не могла быть рядом с ним. Чтобы скрасить свое одиночество, он время от времени проводил несколько ночных часов в компании девушек, одна красивее другой. Но каждый раз, с наступлением рассвета, он расставался с ними навсегда, потому что они были всего лишь эпизодами случайных встреч.
Однажды ночью, на улице, случайно, он встречает девушку с Востока, готовую служить богатому хозяину, и приводит ее в свой дом, где она согласна быть для него рабыней любви.
– Не знаю откуда ты, с каких краев, но ты принесла в мою жизнь ощущение свежести и тайны. Я оставляю тебя у себя при условии, что ты не будешь расспрашивать о моем прошлом и сумеешь сохранить свое таинственное очарование.
Как истинная рабыня любви, она опустила голову в знак согласия, и он добавил:
– Я не буду покупать твою любовь,– это обесчестило бы наши отношения, для меня это означало бы, что я нашел женщину за деньги, а не благодаря своим качествам; а для тебя – что ты остаешься, чтобы продавать любовь. Тебе будет хорошо со мной, у тебя будет все необходимое, ты будешь одета и у тебя будет крыша над головой.
С этого дня жизнь прекрасного принца преобразилась. С ним всегда была его рабыня любви и больше он не думал, где найти женщину или любовницу. Они были счастливы, помня слова мудрого пророка о том, что счастье так трудно достичь, что нужно довольствоваться иллюзиями его присутствия...
Неожиданно он прервал ее рассказ:
– Достаточно, Хадиджа, мне тоскливо и скучно от вымышленных тобой историй.
– Как, тебе уже скучно, Ален, слушать мой рассказ? В таком случае я опасаюсь, что и я тебе скоро наскучу... Я ухожу.– Она вернулась в спальню, в темноте она спрятала свое лицо в подушках, чтобы оплакать свою душевную тоску. Она, девушка Туниса, знала, что для двух влюбленных самое опасное – трещина в сосуде счастья, через которую протекают недоверие, безразличие, злость, забытье... Вчера она видела, как злился Ален, затем он дулся на нее. А этой ночью, вспомнив о существовании несчастной женщины, возможно, он станет безразличнее к своей Хадидже.
Но она не будет ждать, пока ее совсем разлюбят, она покинет его гораздо раньше...
Проснувшись рано, они оставались каждый в своей комнате, и только когда Ален уходил на работу, Хадиджа вышла проводить его и спросила самым невинным голосом:
– Могу я знать, когда ты вечером вернешься?
– У тебя есть какие-то планы?
– Нет, никаких.
– Ну тогда, скажем, я вернусь, как обычно... После его ухода она принялась бесцельно ходить из комнаты в комнату, время от времени включая и выключая радио, брала журналы, листала их, но не могла ничего читать. Затем она оделась, чтобы выйти в город, но остановилась, не зная что делать. Она даже не способна была принять какое-то решение, сосредоточиться, заняться чем-нибудь. В ее душе поселилось чувство одинокой путницы, не знающей, куда спрятать свою тоску.
Одна и та же мысль вертелась в ее голове: «Наверное, я допустила ошибку, сказав Алену, что знаю о его браке.
Не лучше ли было бы промолчать, жить, делая вид, что ничего не знаю, до того момента, когда поняла бы, что надоела ему?»
Возможно ли, чтобы одно лишь напоминание о несчастной безумной так повлияло на намерения ее возлюбленного? Но какие намерения? Он ей ничего не обещал, она ничего не требовала: естественная для женщины ее расы покорность судьбе заставляла ее радоваться сиюминутному счастью, не заглядывая наперед, не думая о будущем. Замужество ее не привлекало, даже пугало – она знала на примере ее арабских подруг, какими трагедиями это иногда заканчивается.
Тем не менее, она помнила о предсказании ее бабушки и была уверена, что Ален – это тот мужчина ее жизни из-за моря и другого такого не будет. Даже если она должна его потерять, он навсегда останется прекрасным принцем ее сердца. Все, что она пережила раньше и будет потом, не имеет никакого значения. А может быть, он замкнулся в себе, решив, что она захочет занять место той, которая была и останется его супругой? Да, наверное, это его и волновало... Как только она почувствует, что Ален немного успокоится, станет менее раздражительным, она сделает все, чтобы успокоить его, разубедить в этой мысли. Только такой ценой она сможет вернуть счастливые дни их любви.
Вечер этого дня был невеселым, но уже менее напряженным, чем предыдущий. Два или три раза улыбка смуглой девушки оживляла лицо светловолосого красавца. Но тучи проходили не так быстро, еще оставалось какое-то напряжение. Только неделю спустя она снова стала его рабыней любви. Впрочем, она сумела оставаться нежной, понимающей, не торопила ход событий, не проронила ни малейшего упрека, умела казаться беззаботной и радостной, своими изысканными нарядами, прическами и поведением стараясь создать ту чарующую таинственность, которая ему так нравилась и которую он желал; улыбка все чаще появлялась на его лице... Результаты этих тактических уловок не заставили себя долго ждать: она снова стала «его Хадиджой».
Их прекрасные взаимоотношения возобновились, казалось, грозовые тучи развеялись навсегда: они любили друг друга и наслаждались радостями жизни. Каждый вечер она сочиняла для него новую историю, впрочем, она их придумывала везде: в машине во время путешествий, в ресторане, выйдя из кино или театра... Ее богатое воображение создавало очарование их жизни. Правда, надо заметить, они больше не посещали ни «Эль Джезаир», ни другие места, где демонстрировали танец живота. Они также никогда не говорили о несчастной больной. В потаенных уголках души Хадиджи иногда появлялась мерзкая мысль и она желала смерти больной, но она тут же отгоняла ее и глубоко раскаивалась за минутную слабость, хотя умом понимала, что для всех троих, и особенно для Алена, это было бы избавлением. Алену такие мысли никогда не приходили в голову,– она в этом была уверена: его душа была достаточно чиста, откровенна и доброжелательна.
Второй год их совместной жизни подходил к концу. И хотя любовная страсть была спокойнее, чувства уравновешеннее, всякий, кто встречал их, глядел на них с восхищением, и, как и князь Владимир, думал: «Вот прекрасная, неразлучная пара!» Холостому мужчине не завидуют, не завидуют также и одинокой женщине. Но всегда вызывает зависть счастливая пара...
Таким было положение вещей, когда они вернулись в гостиницу «Мадам», чтобы отпраздновать двухлетний период их совместного счастья.
Полное взаимопонимание они обрели снова в комнате с глициниями. Оно было необходимо для них обоих, хотя в этот раз при этом ощущалась какая-то непонятная горечь. И чтобы побороть и устранить ее, они неистово любили друг друга до первых проблесков зари.
Когда он помогал ей раздеваться, она произнесла: «Дорогой мой, ты знаешь, мне очень приятно, когда ты снимаешь с меня одежду, жаль, что ты не делаешь этого чаще...»
– Необходимо сохранять что-то особенное для наших встреч здесь... Что бы нам осталось, если бы не было этих взаимных откровений, шампанского «Перье-Жуэ», которое нам здесь подают, и объятий в этом гостиничном номере?
– Осталась бы любовь, Ален.
– Ты думаешь?
Она была в эту ночь столь ласковой, нежной и желанной, что пробудила в нем все его мужское естество. Счастье любви было таким пламенным, испепеляющим, чудесным, словно они вернулись к первым минутам их неожиданной встречи.
