Текст книги "Зов любви"

Автор книги: Ги де Кар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Так ты из Туниса?

– По отцу – да, он принадлежал к одной из самых богатых и знаменитых семей нашего государства, и он был ближайшим родственником последнего бея, низвергнутого со своего трона при провозглашении республики, но моя мать из Индонезии.

– Она еще жива?

– Да, она живет в одном из маленьких городков Туниса с моими младшими братьями и сестрами. Моя бабушка по матери тоже жива. В следующую луну ей исполнится девяносто шесть лет. Она родилась в Бали и была там одной из восьмидесяти четырех священных танцовщиц. Однажды мой будущий дедушка, который занимался торговлей лошадьми (он вывозил их на великолепных парусниках далеко от Туниса, в Индию и Индонезию), увидел, как танцевала моя бабушка. Ей было тогда четырнадцать лет. Он сразу же влюбился и украл ее. Был ужасный скандал, но ему все же удалось спрятать ее на одном из парусников, и они сразу же вышли в море. За это он был приговорен к смерти, впрочем, как и та, которая стала его женой. Ни он, ни она не смогли больше вернуться в Индонезию.

– Как романтично! – воскликнул Ален.– И это гармоничное смешение кровей и дало рождение Хадидже? Расскажи мне, пожалуйста, еще о твоей стране.

– За эту ночь я тебе достаточно рассказала.

– Хорошо, расскажи тогда о своей семье.

– Я рассказала тебе о ней все, что ты имеешь право знать.

– Тогда расскажи о твоем отце, которого ты так любишь.

На лице ее отразилось некоторое колебание, но затем оно словно осветилось изнутри теплым солнечным светом, и она стала рассказывать, с воодушевлением и любовью, я слова ее словно воспевали достоинства и заслуга человека, которого уже не было на этом свете.

– Отца моего звали Фети, что на нашем языке означает «спокойный мужчина». Он действительно умел быть спокойным и был достоин этого имени. Он всегда отличался справедливостью и каждому говорил то, чего тот заслуживал, поэтому часто его не очень любили. Он ценил людей по тому добру, которое они делали себе подобным. Он утверждал, что жизнь проходит согласно двум ритмам: один всегда за тебя, другой всегда против тебя, а следовательно, настоящая мудрость состояла в том, чтобы быть безразличным к тому, что происходит, действует ли это на благо человека или против него – это все приносит жизнь, уносит время.

Ален заметил:

– Мне кажется, что ты сумела унаследовать мудрость отца.

– Не знаю, удалось ли мне все это сохранить, но мой отец делал все возможное для этого, ведь я была его любимой дочерью. Вечером перед сном он подходил к моей постели и напевал мне мудрые стихи, которые я стараюсь удержать в памяти, поскольку они являются для меня главными наставлениями в жизни.

 
«Вот и прошла суета бела дня,
Не думай о прошлом, надежду храня.
Пусть не нашла ты любви у людей,
Заботься о честности жизни своей.
Мошенники, воры, служители зла
Темною ночью свершают дела.
Ночь подступает тихо, как кошка,
Будь осторожна с людьми, моя крошка».
 

– Не стоит ли сделать из всего этого вывод, что ты умеешь вести себя с людьми, как волшебная ночная красавица?

Но Хадиджа молчала. Он ждал напрасно. Смуглое, словно покрытое бронзовым налетом лицо красавицы вдруг превратилось в бесстрастную маску, глаза, казалось, созерцали далекие песчаные дюны, а полуоткрытые губы будто повторяли четверостишия, которые европеец не мог понять. Алену показалось, что, если он не прервет сейчас это молчание, оно будет тянуться вечно.

– Да, ты права, что не отвечаешь на мой вопрос, потому что ночь уже закончилась, и, в соответствии со стихами твоего отца, днем мы не такие, как ночью. Куда ты хочешь, чтобы я тебя отвез?

– Ко мне.

– На какую улицу?

– Какая разница, где я живу? Самая главная улица для меня отныне та, где мы встретились с тобой. Поехали, я буду показывать дорогу. Знаешь, я не люблю Париж днем. Мне больше нравится ночной город, с его молчанием, с его секретами и тайнами. Это наш город.

Они сели в машину, и он медленно тронулся с места. Еще тише, чем тогда, когда он ехал за ней, но на этот раз она сидела рядом с ним, справа от своего любимого мужчины, доверчивая и нежная.

– Я выйду здесь,– сказала она через несколько минут.

– Как? Мы уже приехали? Очень жаль. Я хотел бы, чтобы мы ехали и ехали... Здесь твой дом?

– Нет, не совсем. Когда мы лучше будем знать друг друга, я покажу тебе дом, где я живу.

– Но все же, это та улица?

– Это та улица и не та... Почему ты такой любопытный? Ты можешь считать, что эта улица очень близко от моей. Это совсем немало для первого раза. А ты? Где ты живешь, в каком квартале? Ты видишь, я ее такая любопытная, я не спрашиваю об улице, я спрашиваю о квартале.

– О, мой квартал совсем с другой стороны города.

– Ну что ж, этого для меня достаточно.

– Ты действительно удивительная женщина. Теперь, когда мы расстаемся, ты словно и не настаиваешь, чтобы мы встретились снова.

– Что ты! Я очень хочу тебя видеть, Ален, и, если ты не против, сегодня же вечером.

– Правда? В какое время?

– Хочешь, мы вместе поужинаем.

– Я очень рад. Это будет наш ужин для двоих, без наблюдателей, крохоборов, контролеров, без всех тех паразитов рода человеческого, окружавших ваш семейный стол во времена твоей юности. В этот вечер, дорогая Хадиджа, мы будем снова вдвоем, и только вдвоем. Тебя это устраивает?

Она ответила:

– Я думаю, что ты мог бы быть возлюбленным христианином моей жизни.

– А это не значит, что у тебя есть уже возлюбленный мусульманин?

– А у арабской женщины одновременно может быть только один мужчина.

– Где же мы встретимся в восемь часов вечера? Здесь, на этой улице?

– Я подумала и решила оказать тебе доверие. Вот мой номер телефона.

– Ах, так у тебя есть телефон? – сказал он, усмехаясь, пока она записывала номер телефона на клочке бумаги.– О, ты очень образованная мусульманка. Ты не носишь паранджи, гуляешь по улицам, когда захочешь, одеваешься очень модно, можешь встретить случайного мужчину, любишь шампанское, можешь зайти с мужчиной в весьма сомнительную гостиницу, даже можешь провести ночь любви с ним. Ты даже рассказываешь великолепные, чудесные истории, умеешь читать стихи, и у тебя волчий аппетит... Знаешь, ты удивительная женщина! А когда я наберу номер телефона, с кем я буду разговаривать? Кого мне позвать?

– Никого. Потому что трубку возьму я.

– Великолепно! Фантастично! Значит, ты живешь одна? По-моему, это самая большая загадка твоей жизни. А в какое время я должен позвонить?

– Видишь, мы расстаемся сейчас, но мне нужно немного времени, чтобы поспать. Я очень люблю спать, а ты?

Он ответил:

– Это зависит, возле кого.

– Ну, я люблю спать одна.

– И ты видишь сны?

– Каждый раз, как засыпаю.

– Если твои сны так же чудесны, как твои истории и сказки, ты не должна никогда скучать. И какой сон ты увидела перед тем, как мы встретились?

– О, это был чудесный сон...

– И меня ты видела в этом сне?

– Конечно. Ты был принцем из «Тысячи и одной ночи».

– А ты? Кем ты была?

– Я была твоей любимой.

– В таком случае я хотел бы, чтобы твой сон имел прекрасное продолжение, поэтому до полудня я тебя не разбужу.

– Это будет прекрасно,– сказала она.– Мне кажется, я говорила тебе, что ты очень любезен, Ален, но я хочу еще добавить: «Анабы, анибек»...

– И что же это значит?

– На литературном арабском языке, который может быть понятен для тебя, это означает: «Я люблю тебя».

– Какой великолепный язык! И все сказано в трех словах, как и у нас. Но что я должен ответить тебе?

– Ты можешь только сказать: «Ана, катналек».

– Можешь считать, что я произнес это в уме. И как это переводится?

– «Я тоже тебя люблю».

Когда Ален остался один за рулем своего автомобиля, он понял, что такого с ним никогда не было. Он не знал, что с ним происходит. Приключения? Он их пережил сотни, но такого с ним еще никогда не было. Все здесь было неожиданно, даже невероятно. Поражающая воображение красота девушки, смесь в ней аристократичности, когда она говорила, и простоты, когда она вела себя за столом. Знание легенд и историй своей страны, ее откровенность, ее юмор, не лишенный фантазии.

Она была, по ее словам, дочерью богатого арабского аристократа. В своем роде восточная принцесса. Действительно, по ее внешнему виду, поведению это можно было допустить. Ну, а если она приехала всего лишь из маленького тунисского городка, то можно только удивляться прогрессу, которого она достигла, пользуясь своими незаурядными способностями. Живая, веселая, очаровательная Хадиджа была безумно желанна им. В постели она оказалась чудесной, несравненной возлюбленной. После того, как он узнал ее, вся другие женщины, были они профессионалки или нет, казались теперь Алену всего лишь неопытными девчонками и воспоминания о них быстро стерлись из его памяти. Он понимал, что в этот раз все не было банально только от ощущения чего-то нового и красивого. Ни одна из женщин на его памяти не могла дать столько нежной ласки с такой утонченностью. Глаза, губы, руки Хадиджи были созданы только для любви. Ее шея, грудь, красивые ноги, ее бедра – все, казалось, было создано для того, чтобы быть обожаемой.

Вернувшись к себе домой, он решил принять холодный душ, чтобы привести в порядок свои спутавшиеся мысли. Впрочем, результат был нулевой. Вскоре он отправился на работу, но все время ему казалось, что его преследуют мысли об этом удивительном, прекрасном существе, с которым он провел такую замечательную ночь. Что бы он ни делал этим утром, о чем бы ни думал, в его мыслях всегда присутствовало лицо с матовой кожей, маленьким вздернутым носиком, обрамленное тяжелыми, красивыми волосами, ее фигура с волнующей походкой.

Кто бы ни разговаривал с ним – посетители, сотрудники, находившиеся рядом, его не оставляло чувство, что он слышит ее голос, словно он был записан в глубине его памяти. И этот голос с едва заметным акцентом при всех его деловых разговорах произносил слова, которые его так пленили: «Анабы, анибек». Помимо своей воли, и не отдавая еще себе в этом отчета, Ален уже был влюблен.

По мере приближения времени, когда он должен был позвонить девушке, он все чаще спрашивал себя: «Где же назначить свидание?» Когда он утром предложил ей подождать ее там, где она оставила его, она избежала ответа. Следовательно, она не очень хотела встречаться там. Почему? Может быть, она жила с кем-то и не хотела, чтобы о ее новом знакомом кто-то знал? Кто-то из родственников, может быть, какая-то подруга, друг? Нет, вряд ли это было возможно. Видно было, что она жила одна и была так же свободна, как и он, Ален.

Место, где они должны были встретиться перед ужином, также имело свое особое значение. Он хотел, чтобы Хадиджа была самой красивой из всех женщин, находящихся в этом месте. Алену так хотелось этого!

Что касается красоты, тут Алену нечего было бояться. В этом смысле Хадиджа затмит любую соперницу. Но что касается элегантности... Тот костюм, что был на ней предыдущей ночью, был достаточно прост, чувствовалось, что он из магазина готового платья, а для костюма-двойки это не слишком выигрышный вариант. Он был цвета морской волны, что не очень подходило к цвету лица Хадиджи. Для нее, он уже это понял, нужны были белые, черные цвета, шелковые ткани, какие-то блестящие, золотые, пурпурные тона. Место, где они должны встретиться, должно быть не очень известным и достаточно укромным, не слишком фешенебельным и в то же время не очень простым – одним из тех кафе и небольших ресторанов, которых много в Париже, и где всегда можно выглядеть элегантным, даже надев свитер и брюки. Сен-Жермен де Пре? Конечно же, девушка из солнечной страны не очень подходит для кварталов Рин Куш, она очень ухожена и в то же время слишком таинственна.

Позвонив ей, он спросил:

– Хадиджа, я тебя разбудил?

– Как я не люблю этот телефон! Но, наверное, ты единственный мужчина, благодаря которому мне удастся оценить это чудо техники. Ведь это единственный путь к нашей новой встрече после разлуки. Ты хорошо спал?

– Я даже не думал спать, мне было некогда. Я звоню тебе из бюро, как мы и договорились.

– Может, тебе неудобно говорить, тебя слушает телефонистка или еще кто-нибудь?

– Нет, мой телефон отдельный. Здесь никого нет, кроме тебя. Я вижу тебя рядом с собой на постели.

– О, у тебя хорошее зрение, А ты заметил, что я как раз зевала и потягивалась, как мартовская кошка? Я чувствую себя очень счастливой. Это великолепное пробуждение.

– Ты видела какие-нибудь сны?

– Постоянно один. Принц из «Тысячи и одной ночи».

– Значит, этот сон продолжается?

– Да, я надеюсь, что он будет долгим. Ты меня любишь хоть немного, Ален?

– Больше, чем этой ночью. Но вечером я буду любить тебя еще больше.

– Ты подумал, где мы встретимся?

– Ты знаешь бар «Harry's» на улице Дуну?

– Кто его не знает? Кто хотя бы раз встречался с англичанами, знает этот бар.

– А, так ты знаешь каких-то англичан?

– Да их ведь много во всем мире, ты уж за это меня не упрекай.

– Ну что ж, значит, в восемь часов в баре «Harry's». По крайней мере, ты девушка, которая не опаздывает?

– О, ты будешь удивлен. До вечера, моя любовь.

– Ты меня не поцелуешь?

– Через телефон? Это очень легко, но я тебе скажу кое-что и этим пополню твои знания арабского языка. Ма эс салама...

– Это чудесно! И что же это значит?

– До свидания...

Ален приехал на добрых четверть часа раньше, чтобы наблюдать, как молодая девушка войдет в дверь этого заведения, посещаемого многими англосаксами, которые приезжали в Париж, деятелями кино и театра, длинноволосыми юнцами и девушками с очень короткими прическами. Сюда также заходили провинциалы, приехавшие в Париж и желавшие открыть для себя место, где собирается весь цвет международной богемы. Он сидел у стойки, даже не притронувшись к стакану заказанного виски, рассматривая посетителей, и все время следил за входом – ждал, когда появится его красавица.

Ровно в восемь она появилась. Это было новое, ослепительное видение – он не верил своим глазам, не мог оторвать от нее взгляда, как, впрочем, и все присутствующие в баре. Ее появление было настолько впечатляющим, что казалось, что это создание из сна или какой-то мечты. Легкая и непринужденная, она казалась почти нереальной в дымной атмосфере этого зала, словно священная жрица, которая ступает в дыму благовоний и ладана по храму неведомого божества.

Шум и разговоры в баре стихли, в молчании все смотрели на незнакомку, спрашивая себя: «Кто это такая? Откуда она?»

Она приближалась своей независимой легкой походкой дикой кошки, уверенная в себе, видя, какое впечатление она производит на окружающих. Ее красивые губы были чуть приоткрыты в триумфальной улыбке. В ту же секунду Ален понял свою ошибку: он не должен был приглашать ее сюда. Он боялся, что она будет не слишком элегантна, и в то же время опасался, что этот зал не будет соответствовать такой красивой женщине, на которую все смотрели с вожделением и завистью. Особую зависть она, конечно, вызвала у женщин, потому что они увидели в ее лице недосягаемую соперницу.

Ален наклонился, чтобы поцеловать ей руку, и несколько замешкался, чего, конечно, не заметили в зале, но от нее он этого скрыть не мог. Его поразили ее руки: на правом указательном пальце сиял огромный рубин. Все остальные пальцы, кроме больших, обеих рук были унизаны драгоценными перстнями с изображениями каких-то индуистских божеств. Красивые тонкие руки являли собой образец красоты и богатства. Запястья были обвиты золотыми браслетами. На ногах, которые так понравились ему в прошедшую ночь, были золотые сандалии.

Ален боялся увидеть ее сегодня снова в том же деловом костюме. Вместо этого он увидел девушку, одетую по моде Ближнего Востока, а в волшебном воздушном платье не было никакого следа от европейской элегантности. В ее наряде сочетались красота и богатство Индонезии и Ближнего Востока, он представлял собой длинное сари из пурпурного шелка, вручную вышитое золотом, мягкие изящные линии которого обрисовывали изящную фигуру девушки так, что не было никакого сомнения в ее аристократичном происхождении. Левое плечо ее было обнажено и покрыто коротким корсажем, также вышитым вручную, чем-то напоминавшем солнечное болеро. Этот живой шедевр из шелка и золота со смуглой кожей венчала великолепная диадема, скреплявшая тяжелые волосы. Они были зачесаны назад, посередине разделены пробором и сложены в прическу, подчеркивавшую вкус, богатство и необычайную привлекательность девушки.

Конечно, он не мог полностью рассмотреть все детали ее одежды, на него произвел ошеломляющее впечатление весь ее облик. Он только смог пробормотать:

– Ослепительно!..

– Мне не хотелось,– сказала она,– чтобы ты надолго сохранил воспоминание о женщине, которая была с тобой прошлой ночью, потому что это была не настоящая Хадиджа.

– Значит, настоящая Хадиджа это та, которую я сейчас вижу?

– Может быть, и это не самая настоящая, но она больше похожа на ту, кем я хотела бы быть.

В зале снова понемногу становилось шумно, возобновились разговоры – все поняли, что красавица из красавиц пришла, чтобы встретиться с мужчиной, которому начали завидовать все окружающие. В глазах других мужчин он был счастливчиком.

– Могу я спросить, откуда все эти богатства, которые так тебя украшают?

– Это мои драгоценности. Как все сказочные принцессы, я должна иметь сокровища, но, признаюсь тебе, что все самое дорогое на мне. Этот рубин, эти кольца, эта диадема, эти браслеты, сари, которое было свадебным нарядом моей бабушки,– все это я увезла с собой, покинув Тунис.

– Свадебный наряд? – переспросил он.– Значит, ты должна выйти замуж?

– Я тебе объясню это позже. Единственное, что я могу тебе сказать, что все это действительно принадлежит мне.

– Да,– сказал он,– один этот рубин представляет собой настоящее сокровище.

Хадиджа улыбнулась.

– Этот рубин – основное мое богатство, самое главное. Конечно, я всегда могу его продать, но что с того? Деньги можно заработать иначе, а с этим рубином я не могу расстаться. Если я продам его, это принесет несчастье моей бабушке и мне.

– Ты говоришь о бабушке, которой девяносто шесть лет и которую твой дедушка похитил в далеком Бали?

– Да, в день похищения она была одета не в платье танцовщицы, а как раз в это сари, на ней была эта диадема, рубин, все эти кольца и золото, которое сейчас на мне.

– Другими словами, твой дедушка похитил любимую сразу с приданым?

– Да, это верно. Вот почему я очень дорожу этим нарядом.

– Я завидую твоему дедушке – любителю приключений и торговцу породистыми скакунами. Кажется, на его месте я бы сделал то же самое – я бы украл тебя, даже из далекого Бали.

– Что ж, в таком случае ты – мой принц из далекой европейской страны.

– В конце концов ты заставишь меня в это поверить, и я стану гордиться собой. Ты даже не можешь представить, насколько ты нравишься мне сегодня, и как я рад, что мы здесь с тобой вместе.

– Сейчас я больше нравлюсь тебе, чем тогда, когда я ела в ресторане руками?

– Прости меня за это замечание, ты права: нужно делать все так, как ты считаешь нужным и как ты привыкла это делать.

– Если бы ты вчера встретил меня на улице в этом наряде, ты пригласил бы меня в эту гостиницу, где мы были ночью?

– По правде говоря, не думаю.

– Что ж, это даже хорошо, что я вчера была в деловом костюме.

– Теперь я понимаю, что ошибся, когда, встретив тебя вчера на улице, сразу предложил пойти в ту гостиницу и выпить со мной шампанского. Я уверен, что, встреть я тебя сегодня, я бы действовал иначе.

– Как же?

– Я не знаю, но, если бы дух твоего дедушки вдохновил меня, я обратился бы к тебе так же, как он обратился к твоей бабушке. Я думаю, что обращение к тебе должно быть таким же прекрасным, как стихи: «Моя красавица, моя ненаглядная, моя замечательная, скажи мне, пожалуйста, открой мне, откуда ты и кто твои родители, подарившие миру такое гармоничное и совершенное создание, которым они могли бы гордиться? Я люблю тебя и буду любить. Никогда раньше я не чувствовал такой любви к женщине. Я встречал их достаточно, и сейчас много вокруг прекрасных женщин, но таких, как ты, нет. Мое сердце принадлежит тебе». Что ты мне ответишь? Разве ты не признаешь, что мои слова любви идут из самой глубины сердца? Не отводи глаз, я хочу видеть их, чтобы убедиться, что ты тоже меня любишь и относишься ко мне так же. Почему ты молчишь так таинственно, откуда это выражение лица, которое может меня опечалить? Может, ты вспомнила о своих друзьях, своих родственниках, родителях. Что ж, волшебный принц из европейской страны будет тебя любить и постарается сделать все возможное, чтобы твои глаза не были замутнены печалью. Вот что я думаю, Хадиджа, и что я хотел бы тебе сказать.

Впервые, с тех пор, как он увидел девушку, он заметил что на ее глаза навернулась слеза. Но это была только мимолетная волна, и снова ее взгляд заблестел сияющим, чарующим светом, и с улыбкой она сказала:

– Знаешь, я счастлива, что встретила тебя. Я знала, что рано или поздно я встречу тебя и буду твоей. А скажи, пожалуйста,– вдруг улыбнулась она,– ты часто делаешь такие признания в баре?

– Уверяю тебя, что впервые, и думаю, что такое признание звучит впервые в баре «Harry's».

– Кто знает...

– По крайней мере,– сказал он,– эта обстановка недостойна тебя.

– Почему? Здесь очень славно и мне нравится. Это место имеет свое прошлое и несет в себе какую-то поэзию.

– Ну, прошлое... Заполненное целыми поколениями ночных гуляк, которые здесь толклись, а также обычная пища – эти бутерброды и так далее... Нет, в этот вечер ты слишком красива для такого места! Нет, мы пойдем в другое место, пойдем в бар при гостинице «Ритц». Конечно, такая женщина, как ты, должна быть там. Может быть, и рановато туда идти. В таком наряде туда приходят позже, но, впрочем, в Париже ты можешь быть элегантной в любое время и в любом месте.

Она ответила:

– Я пойду туда, куда ты захочешь. Правда, моя нога никогда не ступала в «Ритц».

– Это всего лишь такая гостиница, как и прочие. Единственное отличие, что в той, где мы были прошлой ночью, встречается больше людей, которые любят друг друга, а гостиница «Ритц» – для снобов. Снобизм, конечно, имеет отношение к классу гостиницы, но не к человеческим отношениям. Для меня она слишком богата, и в ней поэтому скучновато. Ну, ты сама это заметишь. Но знаешь, почему я хотел бы пригласить тебя в бар при этой гостинице «Ритц»? Для того, чтобы удивить снобов, которые собираются там. Я хочу увидеть лица этих американок, обвешанных бриллиантами, когда ты туда войдешь. Это стоит не один килограмм их бриллиантов.

– Ты будешь водить меня по разным замечательным местам, чтобы показывать, как редкую птицу или как феномен?

– Дорогая, по-моему, ты одновременно и то, и другое.

– Ты действуешь так из любви ко мне или из гордости?

– Мне кажется, из-за того и из-за другого. Ты заметишь, что за те несколько часов, что я проведу с тобой, я постараюсь выучить еще арабские слова, но сейчас, покидая этот бар, я бы хотел сказать всем: «Ма эс салама».

– Что это значит, Ален?

– До свидания.

Оказалось, что Ален был прав в своих предположениях. Если в баре «Harry's» сразу же установилось молчание с появлением Хадиджи, то ее появление в баре гостиницы «Ритц» было, конечно, не таким. Казалось, оно не произвело особого впечатления, разговоры только чуть стихли, но посетители здесь были совсем другого рода, и возможно, что это впечатление было намного сильнее. Казалось, что в зал бара вошла принцесса из «Тысячи и одной ночи», которую здесь давно ждали.

К ним сразу устремился официант, чтобы предложить самое лучшее место, как обычно они говорят. Впрочем, если вы спросите любого бармена или официанта шикарного ресторана, какое место является самым лучшим, трудно ожидать определенного ответа. Каждый раз они выбирают место соответственно моменту и посетителям.

Зал был полон богатых, разукрашенных, безвкусно одетых американок. Все они были увешаны драгоценностями, масса украшений, блесток, перьев мельтешила в глазах. На них были самые разнообразные вечерние платья или, как они еще называют,– «наряд для коктейля», длина и декольте этих платьев были на грани элегантности и бесстыдства; особенно если принять во внимание возраст этих американок. Все они были окружены молодыми людьми, годившимися им в сыновья или даже во внуки, единственным достоинством которых была способность терпеливо выслушивать их бесконечную болтовню.

Это сборище безобразных, безвкусно одетых американок было похоже на ярмарку попугаев. Эти красавицы были продуктом институтов красоты, их можно было демонстрировать на выставке достижений современной пластической хирургии, но их пронзительные громкие голоса сразу же выдавали американок с ужасным акцентом, который по сравнению с приятным акцентом Хадиджи казался оскорблением французской речи. Отсутствие скромности в нарядах, поведении и разговорах этих стареющих красавиц из Америки переходило в бесцеремонность, а иногда даже в развязность.

Алена очень забавляли эти разговоры, потому что невольно он слышал, как эти американки начали между собой спорить, кто же такая эта красавица. Воспитанные на репортажах из светской хроники, журналах, во множестве издающихся в Америке, они быстро пришли к выводу, что это дочь одного из индийских махараджей, которая приехала сюда вместе со своим мужем, принцем из Саудовской Аравии. Ни одна из них не могла даже предположить, что эта пара встретилась не более суток назад, что они провели ночь в какой-то заурядной гостинице и теперь пришли сюда взглянуть на высший свет.

Хадиджа смотрела на все это очень спокойно, возможно, она вспомнила слова пророка о том, что женщины должны благожелательно относиться друг к другу и не забывать о том, что все они созданы из ребра мужчины, и нужно воспринимать их такими, какие они есть. Пытаться их исправить все равно, что пытаться исправить ребро, скорее его можно сломать.

Ален обратился к ней:

– Что скажешь, дорогая?

– Я слушаю шум их голосов и думаю, хорошо, что я не знаю английского, потому что так мне легче догадаться, о чем они говорят на самом деле.

– Давай выпьем шампанского и забудем об этих американках, тем более, что оно более свойственно Франции.

Когда принесли шампанское, она спросила:

– Почему ты не заказал, как вчера вечером, «Перье-Жуэ» пятьдесят второго или пятьдесят девятого года?

– Ну у тебя и память! Ты все заметила. В какое-то мгновение я подумал заказать это вино, тем более, что здесь, конечно, есть все вина, особенно хорошие. Но, подумав, я решил, что это будет несправедливо по отношению к нашим воспоминаниям о первых мгновениях счастья, которые мы провели вместе. Поэтому «Перье-Жуэ» мы будем заказывать только тогда, когда снова окажемся в этой гостинице или захотим вспомнить об этой встрече.

– Значит, ты хочешь почаще возвращаться в эту гостиницу?

– Я буду возвращаться туда только с тобой, Хадиджа, и, конечно же, не очень часто. День или ночь, когда мы решим вернуться туда, будет для нас возвращением на место встречи первой любви.

– А куда мы пойдем ужинать?

– Ты уже голодна?

– Да, с тех пор, как мы позавтракали с тобой утром, я еще ничего не ела, поэтому, конечно, проголодалась.

– Что ж, аппетит является признаком хорошего здоровья. Если такая женщина, как ты, посетила сегодня бар гостиницы «Ритц», есть единственный ресторан, достойный ее,– «Максим».

Ален подозвал официанта и попросил, чтобы тот по телефону заказал им место в ресторане «Максим».

– Ты завсегдатай ресторана «Максим»? – спросила Хадиджа.

– Да, было время, когда я часто туда наведывался, но ко всему привыкаешь, все надоедает. Рестораны – как женщины.

– Значит, у тебя было много женщин, Ален?

– Нет, не нужно преувеличивать, но достаточно для того, чтобы еще интересоваться ими.

– И всех женщин ты водил в «Максим»?

– Нет, не всех. В «Максим» приводят только тех, которые достойны этого.

– И скольких женщин ты приводил в «Максим», в этот прекрасный ресторан?

– До сих пор мне не приходилось это делать, ты будешь первой, с которой я туда приду. Поэтому мне кажется, что что-то изменилось в моей жизни.

– Итак, ты хочешь появиться в ресторане «Максим» под руку с ночной красавицей?

– Не совсем так,– сказал Ален.– Я предпочел бы другие слова. Я сказал бы, что появлюсь в этом ресторане со своей подругой. Дело в том, что в этот ресторан, который в определенной степени очень примечательное место, мой дедушка, мои дядья и мой отец всегда приходили со своими лучшими подругами. Сейчас все они, конечно, либо ушли в мир иной, либо стали почтенными дамами. Поэтому все, кто появляется там, это женщины, каким-то образом связанные с нашей семьей.

– Я даже боюсь идти туда с тобой. Ты ведь знаешь, что я плохо вела себя утром, я ела руками. Ты будешь стесняться меня там?

– Думаю, что нет. В «Максиме» собираются очень воспитанные люди и ты увидишь, что они либо не заметят этого, либо найдутся такие, что станут делать все так же, как ты. Настоящей красоте все дозволено, и только сегодня вечером я по-настоящему понял это.

– И ты не будешь стыдиться этого?

– Я зря тебе сделал замечание, я уже просил простить меня за это. Думаю, что это было для меня хорошим уроком. Ну что ж, пойдем?

– Подожди немного,– попросила Хадиджа.– Знаешь, дорогой, для меня наша встреча кажется чудесным сном. Все это так романтично, будто бы принц европейской страны встретил африканскую принцессу и предложил ей великолепное путешествие. Конечно, вокруг нас много людей, эти старые женщины, перенесшие не одну пластическую операцию и приехавшие из-за моря для того, чтобы здесь показать свои бриллианты, эти молодые люди, сопровождающие их, которых презрительно называют здесь «жиголо», все эти официанты, слуги, музыканты, играющие здесь,– все это для меня действительно сон. Я вспомнила одну прекрасную сказку о принце, приглашенном на один званый ужин. Вот что произошло с ним. На золотом блюде принесли великолепное творение поварского искусства. Это была редкая птица, приготовленная так, что она сохранила все свои разноцветные перья, все свое чудное оперение. Принц, конечно, сразу взял нож и вилку, чтобы разрезать диковинное блюдо и положить лучший кусок на тарелку своей возлюбленной, но вдруг неожиданно все увидели, что птица ожила и громко закричала, глядя прямо в глаза его подруге, словно стараясь передать ей свой ужас и боль. Тогда девушка сказала своему возлюбленному: «Эта птица слишком прекрасна для того, чтобы быть умертвленной железными орудиями, которые ты держишь в своих руках. Позволь мне сделать это самой». Она нежно погладила птицу, которая тут же испустила дух. Тогда она взяла руками нежную кожу птицы и стала ее разрывать, предлагая принцу: «Попробуй то, что тебе дают руки женщины». Никогда прежде принцу не случалось попробовать такое изумительно вкусное блюдо, как то, что он взял из рук своей возлюбленной.