Текст книги "Распутный век"

Автор книги: Ги Бретон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

М-М ДЕ ШАТОРУ ПОСЫЛАЕТ КОРОЛЯ НА ВОЙНУ С ФЛАМАНДИЕЙ

Мужчины не сопротивляются, если ими движет страсть, тогда от них можно получить все, что пожелаешь.

ФОНТЕНЕЛЬ

Новое расположение к м-м ле Лайи длилось недолго. В начале 1742 года король, начинавший уже привыкать к этой семье, заинтересовался третьей сестрой де Несль – герцогиней де Лорагэ. Эта юная особа не была очень красива, но обладала, как пишет историк того времени, «приятной полнотой форм, высокой и нежной грудью и округлым задом» <Из книги «Частная жизнь любовниц, министров и придворных Людовика XV, интендантов и льстецов Людовика XVI» (1790)>. Именно женщины этого типа считались особенно привлекательными в XVIII веке…

Людовик XV испытывал к ней влечение, удивлявшее придворных. Он любил ее на скамьях, диванах, креслах, лестничных ступенях. Герцогиня, явно испытывавшая слабость к подобного рода времяпрепровождению, «позволяла королю» все, издавая при этом радостные вскрики. Монарх предавался с ней и не столь невинным удовольствиям. Однажды он потребовал, чтобы м-м де Майи присоединилась к ним, желая «спать между двумя сестрами», чьи прелести представляли явный контраст.

М-м де Майи любила короля – она согласилась… Подобная вариация доставила Людовику XV лишь скромное развлечение, и он заскучал как прежде. В конце концов он пресытился герцогиней де Лорагэ, не отличавшийся особым умом, и, дабы избавиться от нее, но чтобы она всегда была под рукой, назначил ее фрейлиной дофины…

* * *

Осенью 1742 года м-м де Майи показалось, что она обладает достаточной властью, чтобы вмешиваться в политику. Но увы! В ноябре было перехвачено письмо маршала де Бель-Иля маршалу де Майбуа. В нем содержались прозрачные намеки на роль фаворитки. Людовик XV пришел в ярость и быстро избавился от своей любовницы.

Желая продолжить удачно начавшийся турнир, он обратил свой взор на четвертую сестру де Несль, жену маркиза де Флявакура. Супруг ее был безумно ревнив, и королю не удалось затащить ее в свою постель. Желчный муж, прознав про намерения Людовика XV, пообещал жене, что размозжит ей голову, если она поведет себя так, «как ее шлюхи сестры»… Разочарованный монарх остановил свой выбор на последней сестре де Несль – Мари-Анне. Она с 1740 года была вдовой маркиза де Ла Турнеля. Однажды после полуночи, переодевшись врачом, он отправился к ней в сопровождении герцога де Ришелье. Перед тем как взойти на королевское ложе, молодая женщина выдвинула свои условия. Она потребовала немедленно и публично отослать свою сестру, м-м де Майи, и возвести себя в статус официальной любовницы, какой была покойная м-м де Монтеспан. Она выговорила себе еще многое:

«…прекрасные апартаменты, достойные ее положения, ибо не желала, как ее сестры, ужинать и тайком заниматься любовью в маленьких комнатах. Свой двор я чтобы король открыто приходил к ней ужинать. В случае недостатка в деньгах она желала получать их в королевской казне с правом собственной подписи. А если она забеременеет, то не будет скрывать этого, и дети ее будут считаться законными» <М-м де Maйи, сосланная из дворца, нашла утешение в религии. До самой смерти она пыталась искупить свою вину за скандальное прошлое. Ее самоунижение поражало всех. Однажды, когда она вошла в церковь Сен-Рош, адвокат Хюге, заметив, как расступается толпа, чтобы освободить для нее место, сказал: «Сколько шума из-за потаскушки!» – «Мсье, – мягко возразила она, – раз вы знаете ее, молите за нее Господа…» М-м де Майи умерла в 1751 году, в возрасте сорока одного года, с власяницей на теле.>.

Людовик XV был сильно влюблен – он согласился на эти условия, и 17 января 1744 года палаты парламента узаконили королевский дар: герцогство де Шатору передавалось во владение м-м де Ла Турнель. Судя по документам, м-м де Ла Турнель получила этот подарок за услуги, оказанные королеве. Но обмануться по этому поводу было сложно, вот какую песенку народ сочинил вскоре о новой ловкой фаворитке:

 
Из трех прекрасней всех сестрица,
Чьи помыслы пленил разврат.
Вам, Ла Турнель, есть чем гордиться,
Прекрасен ваш перед и зад.
 

* * *

Пока король искал способы избавиться от скуки, французские войска вот уже четыре года, как воевали в Богемии под командованием Мориса Саксонского.

Престолонаследие в Австрии породило кризис и привело Францию к союзу с королем Испании против Мари-Терезы Австрийской. Французы неоднократно испытывали трудности, и австрийцы, доходя до Рейна, угрожали Эльзасу. Обычно Людовик XV, без особого внимания проследив по карте за этими событиями, отправлялся в постель к м-м де Шатору…

В марте 1744 года, подталкиваемый королем Фредериком II, король Франции вынужден был, в свою очередь, объявить войну Мари-Терезе Австрийской, Англии и Голландии… Положение было не блестящим: враг стоял на берегах Рейна и во Фламандии. В любой момент он мог захватить французскую территорию. Тогда-то м-м де Шатору отвлеклась от придворных сплетен, она превратилась в серьезную даму и стала действовать таким образом, что заслужила сравнение с Агнессой Сорель. Однажды утром она пришла к королю и ясно дала ему понять, что пришло время стать настоящим властителем, заняться военными делами и возглавить армию. Людовик XV колебался, и она написала ему замечательное письмо;

«Вы не были бы королем, если бы вас можно было любить ради вас самого. Король сам должен заботиться своем авторитете. Если народ ваш ропщет, сделайте так чтобы голос ваш был для него все равно что голос отца. О сир! Что может быть важнее для короля, чем быть окруженным счастливыми людьми? Когда я предложила Вашему Величеству приступить к командованию армией, я была далека от мысли подвергнуть вашу жизнь опасности, – она принадлежит государству. Но отец отвечает за детей своих. Ваше присутствие, сир, вдохновит войска, вселит в них уверенность и заставит победить, – вы завоюете все сердца. Сир, простите мне мою откровенность – Вы не можете вменить мне в вину то, что я ратую за Вашу славу. Стоит ли опасаться, что правда может не понравиться вам? Когда она становится необходимой, ее не боятся. Если бы я не заботилась о вашем величии, это значило бы, что я не люблю вас».

Это обращение тронуло Людовика XV. Уже через месяц, расставшись с версальской четой, он отправился во Фламандию, чтобы взять командование в свои руки… Но поскольку он не мог расстаться с м-м де Шатору, то взял ее с собой, что породило множество сплетен. Народ считал, что король позорит армию, и осмелился высказать ему свое неодобрение. В Лаоне произошла любопытная сцена. Людовик XV, поужинав у герцога де Ришелье, решил провести вечер с герцогиней. Надеясь остаться незамеченным, он вышел через потайную дверь. Но горожане поджидали его, они принялись кричать во все горло:

– Да здравствует король! Да здравствует король!

Смущенный Людовик XV быстро нырнул в садик, но зеваки продолжали следовать за ним. Монарху пришлось бежать по улице под иронические окрики, а м-м де Шатору – спать в этот вечер в одиночестве…

Дабы избежать впредь подобных неприятностей, Людовик XV распорядился, чтобы герцогине выделяли соседний с его резиденцией дом с тайным ходом от одного особняка к другому. Во всех городах Фламандии рабочие стали, посмеиваясь, прорубать стены… В Метце, к несчастью, не удалось найти два подходящих для этого дома. Фаворитка остановилась в аббатстве Сен-Арну, король – на той же улице, но чуть дальше. М-м де Шатору. которая не могла долгое время обходиться без любви, не могла сдержать слез. Тогда епископ придумал: из досок выстроили галерею, соединившую любовников.

– Эту галерею, – радостно объяснял он жителям Meтца, – соорудили, чтобы облегчить королю проход к церкви!

Но горожане без всяких обиняков заявили, что прекрасно понимают назначение галереи… Некоторые добавляли даже, что если Людовик XV приехал в Метца., чтобы подать дурной пример провинциалкам, то лучше бы он оставался в Версале.

Однажды вечером шутники собрались под галереей, чтобы пропеть маленький куплет:

 
Прекрасная Шатору,
Рассудок я потеряю,
Коль с вами не пересплю.
Вот какая дерзость!
 

Что и говорить, довольно странно начиналась фламандская кампания…

* * *

В начале августа 1744 года король, по-прежнему находящийся в Метце с м-м де Шатору, был приглашен герцогом де Ришелье на изысканный ужин. На нем присутствовали все придворные дамы, сопровождавшие фаворитку. Было безумно весело. «И там, – пишет мемуарист, – месье де Ришелье чаще держался за зад своей соседки, чем за ложку». Счастливый король – ведь он на несколько часов мог забыть о тяготах войны – был почти весел и любезен со всеми дамами. Герцог де Ришелье разошелся, и в голову ему пришла шальная мысль – проводить Людовика XV, м-м де Шатору и м-ль де Лорагэ, сестру фаворитки и бывшую любовницу короля, в отдельную комнату, где стояла огромная кровать. Ришелье предусмотрительно закрыл всех троих. Разумеется, никто никогда не узнает, что же там произошло. Но последствия были плачевны. На следующий день король слег – врач определил у него опасную лихорадку.

В Меце поднялась паника. Горожане молились, ставили свечи, распевали псалмы. Людовик XV, содрогаясь от мысли о скорой кончине, послал за духовником, отцом Перюссо. Этот хитрый иезуит, один из тех, кто ненавидел м-м де Шатору, предварительно договорившись епископом Суассонским Фитц-Джеймсом, решил воспользоваться случаем… Приблизившись к постели больного короля, он немедленно перешел в наступление:

– Если вы хотите получить последнее причастие, прогоните вашу сожительницу.

Часом позже епископ Суассонский, исповедуя беднягу чье состояние ухудшалось с каждым часом, воззвал:

– Ваше величество, заклинаю вас – вам надо избавиться от злых духов!

Два этих почтенных прелата сменяли друг друга до самого вечера и в конце концов доняли короля. В семь часов, чувствуя, что силы покидают его, он согласился, прошептав:

– Пусть она уедет… далеко… все равно куда…

Епископ тотчас же поспешил в комнату, где м-м де Шатору и ее сестра с тревогой ожидали известий. «Они услышали, как открылась двустворчатая дверь, – пишет герцог де Ришелье, ставший свидетелем этой сцены, – и увидели, что к ним направляется Фитц-Джеймс; взоры его сверкали, когда он объявил:

– Король приказывает вам, мадам, сейчас же покинуть этот город!

Он вышел, чтобы немедленно отдать приказ о разрушении деревянной галереи, соединяющей апартаменты короля и герцогини, дабы народ узнал о происшедшем разрыве». «Словно громом пораженные, – пишет далее Ришелье, – сестры, застывшие, только что не умершие, ничего ему не ответили». Герцог де Ришелье знал страсть короля к м-м де Шатору. Он дал понять, что от имени короля воспротивится их отъезду и всю ответственность за это берет на себя. Фитц-Джеймс настаивал на своем: короля будут соборовать лишь после отъезда сестер де Несль.

– Законы церкви и наши святые каноны, – вкрадчиво нашептывал он Людовику XV, – запрещают нам причащать умирающего, если его сожительница находится в городе. Ваше величество, прошу вас – отдайте новый приказ об отъезде сестер… – И не задумался добавить: – Нельзя терять ни минуты – вашему величеству недолго осталось жить…

Король, напуганный до смерти тем, как Фитц-Джеймс повысил голос, произнося «сожительница», согласился на все, чего от него хотели. Его приказ был так тщательно исполнен, что жители Метца ополчились против фавориток. В королевских конюшнях для них даже не нашлось повозки – ни один офицер не решился ее выделить… А ведь совсем недавно они обладали всей полнотой власти… Все отвернулись от них в тяжелую минуту. И только маршал де Бель-Иль, опасаясь, как бы народ не разорвал их, и помня об оказанных ему сестрами услугах, предоставил им карету. Они поспешили укрыться на этом островке спасения… Чтобы избежать безумств толпы, в карете плотно задернули занавеси…

Как только эти дамы покинули город, епископ Суассонский дал разрешение соборовать короля…

* * *

В то время как Людовик XV получал последнее причастие, мадам де Шатору с сестрой спасались бегством под град оскорблений и угроз. Вслед им бросали камни, запускали ведра с водой и даже… «ночные горшки, наполненные мочой». В Коммерси чернь изготовилась разбить карету и разорвать сестер в клочья. Если бы не вмешательство городского нотабля, это, несомненно, удалось бы. На всем пути крестьяне осыпали женщин грязными ругательствами, поносили их как виновниц болезни короля. Самые страшные оскорбления предназначались м-м де Шатору…

Однако, презрев свой позор, до Парижа она так и не доехала, объяснив это в письме герцогу де Ришелье, своему доверенному лицу, – она называла его «мой дядюшка»: «Думаю, что король набожен, пока он беспомощен… Когда немного поправится, он сразу же обо мне вспомнит, он не устоит – непременно заговорит обо мне, и тогда уж как-нибудь мягко и осторожно, расспросит у Лебеля или Башелье, что со мною сталось. Они же на моей стороне – дело мое будет выиграно. Верю, что короля вылечат и все уладится. Я не еду в Париж. Поразмыслив как следует, я решила остаться с сестрой в Сент-Менехулде».

В то время как м-м де Шатору остановилась в Сент-Менехулде, в Метц приехала обеспокоенная королева. Застав короля в постели, она разразилась рыданиями и «целый час» провела рядом, обнимая его и жалея. Король считал себя обреченным. Он мужественно претерпел эти проявления чувств и даже в минуту слабости покаянно произнес:

– Мадам, я прошу у вас прощения за скандал, которому я виной, за все горе и печали, что я вам причинил.

Угрызения совести положительно сказались на состоянии его здоровья – уже через неделю ему стало лучше. Эта новость вызвала взрыв ликования во всем королевстве. Повсюду зазвонили колокола… Народ так радовался за своего короля, за дорогого Людовика XV, что с этих пор прозвал его Любимым.

В конце сентября монарх возвратился в столицу. Парижане, опьяневшие от радости, встречали торжественную процессию: они забрались на крыши домов, на статуи, на деревья… Женщины плакали, дети прыгали и кричали… Все с обожанием взирали на молодого, тридцатичетырехлетнего правителя, ставшего снова прекрасным, как Бог.

М-м де Шатору находилась в толпе, она была горда и счастлива триумфом своего любовника. Какой-то прохожий узнал ее.

– Вот она, шлюха! – крикнул он и плюнул ей о лицо.

Домой она вернулась не на шутку расстроенная.

* * *

Людовик XV снова расположился в Тюильри. Мари Лещинска наивно полагала, что он вернется к ней и будет делить с ней ложе, как в старое время. Она мечтала об этом… но быстро образумилась. Как только к королю вернулись силы, он стал громко жаловаться: нечестный духовник коварно воспользовался его болезнью, его беспомощностью и вынудил недостойно поступить с «особой, чья вина заключалась лишь в чрезмерной любви к нему». Целый месяц он только и думал, что о своей герцогине. Наконец 14 ноября в десять часов вечера, не в силах больше сдерживаться, он тайно покинул Тюильри, миновал Королевский мост и отправился на улицу Бак к ней домой. «Он желал, – пишет де Ришелье, – вновь вдохнуть ее очарование;

положил без посредников узнать условия ее возвращения ко двору; жаждал получить прощение за все происшедшее во время его болезни в Метце».

Войдя к м-м де Шатору, король был неприятно удивлен: огромный флюс обезобразил лицо молодой-женщнны. Разумеется, он сделал вид, что ничего не заметил… Он просил ее вернуться в Версаль.

Красавица, однако, оказалась злопамятной. – Я вернусь, – ответствовала она, – лишь при том условии, если герцог де Буйон, герцог де Шатийон, Ларошфуко, Балерой, отец Перюссо и епископ Суассонский будут изгнаны.

Король, горевший желанием возобновить близость с герцогиней, согласился на все ее требования. Для пущего примирения, счастливые, они немедленно возлегли на ложе страсти. «М-м Шатору, – рассказывает Ришелье, – решила доказать поистине без страха и упрека любовнику свое расположение. Трудное путешествие, необычные волнения, сложные противоречия и долгое воздержание донельзя их распалили. Они были так возбуждены, так несдержанны, что король оставил свою возлюбленную с приступом сильной головной боли и с высокой температурой, – она серьезно заболела». Бедняжка не смогла от этого оправиться – через две недели она умерла. Видимо, так суждено было: один из любовников умрет от последствий ночи любви…

* * *

После смерти м-м де Шатору Людовик XV несколько растерялся. Исчерпав женские ресурсы семьи де Несль, он не знал, где ему искать любовницу. Придворные дамы, давно этого ожидавшие, перешли в наступление. «Ах, король скучает, какое несчастье, смотреть больно…» Коридоры Версаля наполнились прекрасно-бедрыми красотками, любыми способами, вплоть до самых бесчестных, пытались они привлечь внимание короля. Кто делал вид, что – ax! – разорвалось декольте, кто «будто по неосторожности» вздергивал юбки – продемонстрировать соблазнительные ножки; были и такие, что пользовались услугами любезных придворных, распространявших лестные слухи об их темпераменте и опыте. Больше всех старалась м-м де Рошешуар. Будучи ранее в несколько фамильярных отношениях с королем, прелестная герцогиня решила, что имеет право заменить м-м де Шатору. Дерзость ее была безгранична. Она целыми часами простаивала украдкой в углах за дверьми или пряталась за деревьями парке – как раз там, где должен был пройти монарх. Как только он появлялся, она выскакивала из «своего укрытия и устремляла на него страстные взоры. Раздраженный этим, Людовик XV не оборачиваясь, проходил мимо. Потому и поговаривали, что „она словно лошадь из малой конюшни – всегда на месте и никогда не нужна“.

В начале февраля 1745 года всю стаю жаждущих занять место фаворитки внезапно взбудоражило сообщение: а Версале состоится костюмированный бал в честь свадьбы дофина с испанской инфантой… Бал… Пестрые маски, яркие, причудливые костюмы, карнавальное веселье и суета… Во время таких празднеств в ходу определенные вольности. А вдруг именно в этот вечер король сделает свой выбор – почему бы и нет?

Те, кто был более других осведомлен о предстоящем событии, начали строить свей предположения; заключались пари; дамы, располагавшие определенными шансами, допускали до своих прелестей королевскую прислугу, лишь бы выведать, в каком костюме появится на балу король… Наконец просочилось: его величество будет одет деревом! Но тут другое известие неожиданно расстроило всех дам: Людовик XV решил пригласить на бал парижских буржуа. Самые прелестные горожанки, женщины, которых король никогда еще не видел, нигде не встречал, – все они будут танцевать в Версале…

Боже, какой поднялся переполох, какие пошли пересуды! Как спугнула эта мысль и так уж растревовоженную стаю! Произошел, например, такой диалог между двумя дамами.

М-м де Рошешуар:

– Ах, эти горожанки непременно будут вести себя как публичные девки, лишь бы забраться в постель к королю! Вообразите, какие нас ожидают непристойные сцены!..

М-ль де Лорагэ:

– Да уж, нечего сказать, достойное зрелище, – представляете, ведь взоры всей Европы обращены на нас – на французский двор!

Пятнадцатого февраля странные слухи поползли по Парижу, все другое как-то отошло в сторону: Людовик XV на костюмированном балу подвергнется опасности… Как доказательство тому народ переиначил предсказание Нострадамуса, – конечно же, оно относится к вечеру двадцать пятого:

 
«Когда на представление соберется народ,
Прибудут принцы, короли и послы, —
Вот тут-то рухнут стены и крыша…
Но словно по волшебству
Спасен будет король и с ним
Тридцать приближенных».
 

Добрый люд опять ошибался: на короля обрушились… нет, не стены, а женщина… Для многих явление ее и впрямь стало катастрофой – ведь речь идет о будущей м-м де Помпадур…

«КУСОЧЕК ДЛЯ КОРОЛЯ» – М-ЛЬ ПУАССОН

Кости есть даже в самой хорошей рыбе.

Греческая пословица

Вечером 25 февраля в Большой галерее Версаля резвились под звуки приятнейшей музыки Арлекины и Коломбины, турки, армяне и китайцы, дикари, пастухи и колдуны… Здесь был весь двор и весь город. Вдруг распахнулись двери королевских апартаментов, и появились восемь персонажей, переодетых деревьями.

Молодые дамы, что пришли с решимостью испытать судьбу и уже не упустить свой шанс, оказались в затруднительном положении. Кто из них, из этих восьмерых, король? Яркий хоровод закружился, взяв в кольцо хвойных братьев… Одной из тех, кто составлял кольцо, м-м де Портай, показалось: вот он, Людовик XV. Узнала! Приблизившись, она сняла с него маску и, как пишет Сулави, «стала его преследовать и заигрывать с ним. То был стражник из охраны короля – он-то прекрасно знал мадам и не замедлил воспользоваться ее ошибкой… Увлекши ее в маленький салон, он и получил от нее все, что только можно было желать. Когда Дело было сделано, дама, счастливая такой удачей, вернулась на праздник. Король завоеван! А стражник рассудил, что вовсе не обязан хранить в тайне расположение, предназначавшееся другому, – разумеется, он поведал всем и каждому о своем приятном приключении».

Любая ошибка кому-то выгодна…

* * *

В два часа ночи король выдал себя, обратившись с комплиментами к юной красавице в одеянии Дианы-Охотницы. Его сразу же окружила толпа. Было замечено, что прекрасная Диана отделилась от стайки горожанок и принялась особенно настойчиво дразнить короля. Сильно заинтригованный, Людовик XV пошел за ней следом с любезностями на устах. Вот тут-то таинственная Охотница сняла маску – все узнали м-м Ле Норман д'Этиоль…

«Продолжая рассыпать все уловки кокетства, – пишет Сулави, – она затерялась в толпе, но из виду не скрылась. В руке у нее был платок, и то ли случайно, то ли специально она его обронила. Людовик XV торопливо поднял платок, но… он не мог пробраться к его владелице и со всей учтивостью, на какую был способен, бросил ей этот изящный комочек. В зале раздался смущенный шепот:

– Платок брошен!..

Все соперницы потеряли последнюю надежду».

Женщина, которую при всех выбрал король, была необыкновенно хороша собой. Светловолосая, с задорными голубыми глазами, «свежим и изящным личиком, одним из тех, что бледнеют от радостей любви». Лишь один недостаток нарушал это совершенство. «У нее были, – свидетельствует Сулави, – бледные, как будто обветренные губы; этот недостаток объяснялся привычкой постоянно их прикусывать – вот невидимые сосудики и порвались. Отсюда и грязный, напоминающий о моче цвет». Но к этому в конце концов привыкали и даже в этих бледных губах находили определенную прелесть.

В мгновение ока молодая женщина стала мишенью для ненавистных взоров – ее приглашенные безжалостно ее разглядывали. Придворные дамы были оскорблены – им предпочли горожанку! Да еще какую!

М-м д'Этиоль звали Жанна-Антуанетта Пуассон. Она была дочерью не мясника, как часто писали, а мелкого служащего в администрации снабжения армии, – впрочем, это ненамного лучше.

Отец ее, Франсуа Пуассон, родился в 1684 году. В двадцать лет он ушел из отчего дома, чтобы стать возничим в армии маршала де Вийяра; во время регентства сильно продвинулся по службе, но в 1725 году, во время страшного голода, был замечен в грязных махинациях – ходили слухи, что он был сослан и едва избежал тюрьмы.

Что касается его супруги, м-м Пуассон, то это была женщина легкого поведения. Братья Пари и м-сье Ле Норман де Турнхем долго оспаривали друг у друга «отцовство Жанны-Антуанетты».

Когда девочке исполнилось восемь лет, мадам Пуассон заметила ее красоту и воскликнула:

– Это кусочек для короля!

И ребенка стали звать не иначе, как Королевна. Когда дочери сровнялось девять, мать отвела ее к гадалке, и та сказала:

– Ты станешь любовницей короля.

Это предсказание обрадовало всю семью.

В 1741 году, в возрасте двадцати лет, Жанна-Антуанетта вышла замуж за племянника м-сье Ле Нормана де Турнхема, молодого Карла-Гийома Ле Нормана д'Этиоля. С тех пор она пристально следила за Версалем – ведь там ее судьба, там обещанный ей монарх. Не один раз задолго до костюмированного бала 25 февраля 1745 года, еще при жизни м-м де Шатору, м-м д'Этиоль пыталась обратить на себя внимание Людовика XV. Во время царской охоты, элегантно одетая, прогуливалась она по аллеям, где обычно проезжал монарх. Но эти эскапады ни к чему не привели. Правда, однажды вечером в грозу Людовик XV посетил замок Д'Этиоль и подарил хозяину дома рога убитого им оленя. Польщенный мсье Ле Норман, конечно, повесил их в своем салоне. Жанна-Антуанетта тоже была рада подарку, считая это добрым знаком. С тех пор она поверила: все сбудется…

После эпизода с оброненным платком м-м д'Этиоль не пришлось долго ждать. Людовик XV приказал Бине, своему камердинеру, доставить плутовку – она была кузиной Бине – в Версаль. Разумеется, «кусочек для короля» вскоре очутился в самой широкой постели государства. Увы! Бывают ситуации, когда даже монархи бессильны… У Людовика XV случилась внезапная слабость, и он, по выражению Морца, «дал осечку». Наследующий день всевидящий двор – уж он всегда все знает – распевал насмешливую песенку:

 
Не знатность рода – вот порок.
Смириться с ним король не смог:
Он нежен был, но так случилось —
Любви у них не получилось.
 

Несчастная женщина ждала этого момента с девяти лет! К счастью, через несколько дней король восстановил силы и смог на той же широкой постели доказать мощь переполнявших его чувств… Людовик XV был очарован встречами с м-м Пуассон. Сулави пишет: «Несмотря на природную холодность, у красавицы был весьма прихотливый характер». Но м-м д'Этиоль дрожала… Весь двор, дофин, духовенство, министры-все против нее, а король так слабохарактерен… Она боялась потерять все, так и не став фавориткой. Гениальная мысль пришла ей в голову – она написала Людовику XV: у нее такой ревнивый муж, злые люди непременно расскажут ему об измене, он жестоко ее накажет. Она просит у короля защиты…

Простодушный король предложил ей укрыться в Версале. Она не заставила себя упрашивать… Пока она устраивалась в апартаментах, принадлежавших ранее м-м де Майи, мсье де Турнхем, бывший, разумеется, ее союзником, отправился к мсье Ле Норману д'Этиолю и объявил, что его жена стала любовницей короля.

– Ей так давно этого хотелось, что она не смогла устоять. Вам не остается ничего другого, как с ней расстаться.

Несчастный супруг обожал Жанну-Антуанетту. Он упал без чувств. Придя в себя, он схватил пистолет и закричал, что отправится за своей женой в Версаль. Пришлось разоружить его и вразумить. В страшном отчаянии он покинул Париж.

* * *

Избавившись от надоедливого супруга, м-м д'Этиоль облегченно вздохнула: позади важный этап. Теперь заставить двор примириться с собой. Однако это, казалось будет нелегко. Ее несколько вольное обращение, а иной раз бесцеремонная, игривая манера говорить не всем нравились. Многих шокировало, когда она называла герцога де Шона – «мой поросенок», аббата де Берни «голубь мой», а м-м д'Амбримон – «моя тряпка». Однажды к ней пришел монах, один из ее кузенов – посмотреть, чем она может быть ему полезна. Она нашла его таким ограниченным, что проводила со словами:

– Мои кузен – это простое орудие труда. Что можно сделать таким орудием?

Потом еще несколько недель злые языки шутили по поводу орудия фаворитки.

М-м Пуассон-старшая и не подозревала, что дочь ее стала предметом насмешек. Счастливая тем, что предсказание гадалки сбылось, она легла однажды вечером в постель и, поскольку ей нечего было больше желать, умерла.

Муж ее не отличался подобной скромностью. Этот человек – без всякого образования, лишенный каких-либо нравственных устоев, не признававший норм приличия, – стал для фаворитки источником вечных волнений. Так, однажды он пришел во дворец, куда был у него свободный доступ, и, натолкнувшись на закрытую дверь – его встретил в этот раз новый камердинер, заорал:

– Негодник! Знай, что я – отец королевской шлюхи!

Таких слов никогда еще не произносили в королевском дворце, и даже прислуга посчитала их недозволенными. Подобные инциденты только подливали масла в огонь, и фаворитка еще острее чувствовала непрочность своего положения. Титул ей нужен, она умоляла об этом короля. Счастливый Людовик XV не мог отказать ей ни в чем. Он купил для нее титул маркизы Помпадур, земли в Оверне с двенадцатью тысячами ливров дохода, назначил фрейлиной королевы и, наконец, во время поста признал «официальной фавориткой».

Новоявленная маркиза была в восторге. Осуществились самые смелые ее мечтания, за что ей, несомненно, надо благодарить Бога, если она еще хоть немного в него верила. Однако роль фаворитки короля казалась слишком незначительной – она желала участвовать в управлении государством.. Эти поползновения проявились не сразу, и многие уже решили, что м-м де Помпадур удовлетворится легким, беззаботным существованием фаворитки. Но то было глубокое заблуждение. Напротив, активность ее станет исключительно высокой.

«Если бы она не вошла тогда в жизнь Людовика XV, – убежден Пьер де Нольха, – события развивались бы совсем в другом направлении: другая политика в вопросах финансовых, религиозных, а быть может, и в дипломатических отношениях. С этого времени женщина – умная и к тому же умеющая пользоваться своим умом – подчинила себе монарха, властителя королевства, относившегося к власти ревностнее, чем сам Людовик XIV» <Дальше мы увидим, что Пьер де Нольха, ослепленный любовью к м-м де Помпадур, бывает необъективен.>.

А вот мнение Анри Мартэна: «Это была первая подающая надежды премьер-министр женщина, появившаяся в Версале. Помпадур суждено оказалось править почти столько же, сколько Флери».

* * *

Пока горожанка не из знатных весной 1745 года готовилась взять в свои руки управление Францией, король готовился к отъезду во Фламандию, где его ожидал Морис Саксонский.

Собраны были новые армии, и вот каким способом: по всему королевству разъехались в помощь вербовщикам несколько сот красивых девушек. В Париже они собирались в притонах на набережной Феррай. Они заманивали проходящих мимо юношей, поили, обещая всякие вольности, а иногда и отдавались тут же, на скамье, во имя благого дела. Тут-то и появлялись вербовщики солдат для королевской армии, – им ничего не стоило одурачить захваченного врасплох опьяневшего бедолагу.

– Хочешь попасть в страну, где полно таких красивых девушек, как эти? Есть что выпить, много золота, жемчуга и бриллиантов… – Тот соглашался. – Ладно! Могу тебя отправить туда – это во Фламандрию.

В конце концов вербовщик между двумя стаканчиками вина заставлял несчастного должным образом подписать обязательство, и юноша с кокардой на шляпе, пошатываясь, уходил – новый солдат его величества.

В конце апреля все эти завербованные, по доброй ли воле, или насильно, оказались перед Турнэ, куда в сопровождении дофина вскоре прибыл король. На этот раз Людовик XV не повторил ошибки, совершенной им в прошлом году с мадам де Шатору: он оставил мадам де Помпадур в Этиоле. Она узнала о победе при Фонтеной лишь из записки, доставленной лично ей в руки.