Текст книги "Распутный век"

Автор книги: Ги Бретон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

БЫЛ ЛИ ГЕРЦОГ ДЕ КУАНИ ОТЦОМ МАДАМ РУАЯЛЬ

О нем говорили: «Это помощник короля…»

М. де ФРОМЕНЬЕ

Хотя Людовик XVI проявлял к королеве нечто большее, чем вежливое любопытство, он не стал от этого мужчиной. Супружеское ложе по-прежнему пустовало. Законная настойчивость Мари-Антуанетты лишь усиливала его замешательство. После четырех лет фиктивного брака бедняжка начала проявлять нетерпение. И она была не единственной. Мари-Тереза тоже все время вопрошала себя: может ли ее зять выполнять наконец свои супружеские обязанности? Императрица регулярно посылала в Версаль письма, спрашивая, «свершилось ли это». В 1775 году Мари-Антуанетта ответила ей письмом, которое хорошо передает ее душевное состояние: «Что касается того, что так интересует мою дорогую мамочку, – мне очень досадно: я не могу ей сообщить ничего нового. И это определенно не по моей вине».

Разумеется, это было не по вине молодой королевы. Всем своим существом она жаждала любви короля. Ее волновали звуки скрипки, настойчивым взором следила она за красивыми стражниками, снующими по террасе Версаля, тяжело вздыхая, ложилась спать и просыпалась, полная раздражения. Самые изощренные ласки делали Людовика XVI равнодушным. Разумеется, об импотенции короля знали все. О ней открыто говорили как при дворе, так и в городе. В народе это обсуждали часто, как погоду. По вечерам, закрывая ставни лавочники, прощаясь, подмигивали друг другу и непременно произносили: «Будем надеяться, что в эту ночь король сможет!»

Но увы! Каждое утро одна и та же новость облетала Версаль: король не смог!.. Мелкий люд прыскал со смеху. С каждым разом король терял свой престиж, поскольку в этой стране правителей, несильных в любви не жаловали в народе. Целомудренный король скучен. Греховодник вызывает смех; а если король – импотент, у толпы ко всему теряется всякое уважение и возрастает воинственность. Смена расстановки сил открывает дверь революциям… В 1775 году появилась, на радость простым смертным, скабрезная песенка. Могу привести лишь несколько куплетов:

Каждый шепотом вопрошает:

Может король или не может?

Грустная королева в отчаянии.

Один говорит, что он не может возбудиться,

Другой – что он не может продолжить…

Но беда не в этом.

Серьезно заявляет Мамон Миши:

Из крана течет лишь светлая водичка.

Королева горько плакала, услышав эту песенку. В том же году в Париже появилось неуважительное до дерзости четверостишие:

Людовику XVI, нашей надежде,

На этой неделе все говорили:

Сир, вы должны все-таки

Сегодня вечером вздуть королеву.

Людовик XVI, ознакомившись с этим куплетом, побледнел… съел очень много галет и заговорил о другом. Совсем не о том, что собирается спать с королевой.

* * *

Желая забыть о своем грустном положении, Мари-Антуанетта продолжала развлекаться с присущей всем при дворе какой-то безумной веселостью. Она танцевала на всех балах, переодевалась, наряжалась, совершала тысячи экстравагантных поступков…Свобода ее поведения открыла дорогу всевозможным вольностям.

Однажды вечером в масленицу к королевской ложе пробрался человек в маске и, изображая возмущение воскликнул:

– Итак, Антуанетта! Что вы здесь делаете? Вы должны были бы лежать возле вашего добряка мужа, который сейчас храпит в одиночестве!

Ничуть не шокированная королева, улыбаясь, чуть наклонилась, чтобы неизвестный лучше ее слышал. Придворные, в которых внезапно проснулась стыдливость, с ужасом заметили, что грудь ее почти касалась его. Наконец человек в маске поцеловал руку Мари-Антуанетте и удалился. Подобную дерзость позволил себе актер Дюзагон. Этого было вполне достаточно чтобы, подстегиваемые графом Прованса, рифмоплеты сделали из него любовника королевы. Когда до Мари-Антуанетты дошел этот слух, она возмутилась:

–Неужели я не имею права развлечься?

Кто-то сказал ей:

– Опасайтесь своей природной доброты – вам нравятся все, кто вас окружает… На вас не смотрят– с вас не спускают глаз…

Но этот мудрый совет не возымел действия, молодой королеве суждено будет совершить еще много неосторожных поступков.

* * *

В это время самым близким ее другом, компаньонкой во всех ее развлечениях была молодая красивая вдова двадцати пяти лет, светловолосая, нежная и элегантная – Тереза-Луиза де Савуа-Каринян, носящая титул княгиня де Ламбаль. Мария Антуанетта совершала с подругой ночные прогулки под деревьями парка, обнимала ее, резвилась, отбрасывая всякий этикет. Люди стали злословить по поводу такой близости и обвиняли королеву в довольно странных пристрастиях. Друзья графа Прованса и памфлетисты-приверженцы антиавстрийской партии безо всякого стеснения эксплуатировали эту страшную клевету.

Дружба, которая через какое-то время свяжет августейшую особу с другой молодой женщиной, создаст новую почву для злословия. В 1776 году м-м де Полиньяк, красивая, далеко не добродетельная интриганка, сумеет занять в сердце Мари-Антуанетты место м-м де Ламбаль. С этих пор и на пятнадцать лет она станет другом и советницей, «доверенным лицом королевы» Все видели, как они гуляли обнявшись, прилюдно обнимались и, держась за руки, говорили часы напролет.

Вскоре в народе появились скабрезные памфлеты, которые так подробно описывали близость двух женщин, что еще сегодня перед историками встает вопрос, была ли Мари-Антуанетта лесбиянкой. Разумеется очень сложно ответить категорически. Но необходимо отметить, не существует ни одного свидетельства подобной сцены, если не считать анонимных мемуаров. Доказывая обратное, мы думаем, что королеву и м-м де Полиньяк связывала чистая дружба.

Истинная природа этих отношений хорошо описана Генрихом д'Альмера: «Бедная королева, уставшая от своего величия и желая быть лишь любимой, любящей женщиной, предавалась радостям взаимных встреч, уединения посреди враждебного и безразличного двора, маленьких, незначительных секретов, которым придавали столько значения. Ей это было бесконечно дорого, и она не замечала подстерегающих ее повсюду клеветников».

* * *

Если м-м де Полиньяк и была для Мари-Антуанегты лишь приятным другом, то ее салон, посещаемый самыми красивыми и элегантными придворными, питал почву для самых разнообразных слухов. Народная молва поочередно приписывала королеве де Гина, де Безенваля, де Дийона, де Лозена, де Водрейя и герцога Де Куани. Последний в этом списке влюбился в королеву, и Мари-Антуанетта со свойственной ей неосторожностью не удержалась от тайных свиданий с ним. Восторженная и сентиментальная, она сама не осталась равнодушна к прекрасному герцогу. Они встречались по ночам в уединенных уголках и довольствовались беседами на любовные темы. Но, хотя сердце королевы и пылало, вся она не принадлежала герцогу. Отношения влюбленных были абсолютно платоническими.

Лорд Голланд со слов Талейрана, которого в свою очередь, просветила м-м Кампан, пишет: «М-м Каман была доверенным лицом Мари-Антуанетты. Любови королевы не были ни многочисленными, ни скандальными, ни тем более распутными, – они были настоящими. М-м Кампан, пережившая Реставрацию, в разговоре изъяснялась менее загадочно, чем на письме. Она призналась человеку, который впоследствии рассказал об этом мне, что помогла герцогу де Куани и королеве. Герцог, обладающий нерешительным характером и холодным темпераментом, ничуть не расстроился скорым завершением опасной интриги». Это подтверждает в своих мемуарах граф де Тилли, бывший паж Мари-Антуанетты. Таким образом, несмотря на все эти интриги, королева оставалась непорочной.

Она, конечно, еще долго сохраняла бы девственность, если бы Людовик XVI в 1777 году не решался наконец на операцию. Все кончилось благополучно и король Франции, едва придя в себя, к великому восторгу Мари-Антуанетты, лишился чувств. Бедняжка ждала этого семь лет… На следующее утро королева вышла из спальни со счастливым и смиренным видом, что ей совсем не было свойственно. Она направилась к м-м Кампан и мягко, но с большой гордостью заявила:

– Я – королева Франции!

К несчастью, выздоровление короля не возымело немедленных последствий, и недоверчивый народ предположил, что вылечившийся от импотенции Людовик XVI не может иметь детей. Беременность Мари-Антуанетты, объявленная в июне 1778 года, ничего не изменила в отношении к ней «хорошо осведомленной» публики. Она приписала ребенка герцогу де Куани, который, как говорили, после того как король сделал операцию, вновь стал «очень настойчивым»… Некоторые даже называли дату зачатия. Послушаем автора «Исторических эссе о жизни Мари-Антуанетты»: «Каждый высказался по поводу этой беременности. Женщины, считавшие, что королева интересуется лишь женским полом, не могли ее простить: у нее – любовник!.. Нужен был герой – его нашли. Был выбран герцог де Куани. Этот любезный, с приятной внешностью господин, обладающий прекрасным здоровьем, уже давно привлек внимание королевы. Он вел себя с великой осторожностью, и не выдал бы возлюбленную, если бы афишировала свою беззаботность. Просчитали момент и место, где произошло зачатие. Вспомнили о бале в Опере, где королева укрылась под серым капюшоном. Несколько дам из ее свиты были одеты так же. Говорили, что Мари-Антуанетта, желая переодеться, скрылась среди подруг и проскользнула в ложу герцога. Через несколько минут обеспокоенная свита принялась ее разыскивать. Все увидели, как она вышла из ложи… Она так была возбуждена тем, что только что, по-видимому, там произошло, что чуть не упала на лестнице без чувств. Одна из женщин все это заметила и описала на деревянных дощечках. Они пошли по рукам, и почти все придворные дамы записали этот день в дневниках золотыми буквами».

19 декабря 1778 года в Версале родилась Мари-Тереза-Шарлотта, прозванная Мадам Руаяль. Все королевство понимающе улыбнулось, что несколько омрачило радость Людовика XVI.

Во время крещения произошел инцидент, который выдал враждебность двора к королеве. Крестный отец – король Испании избрал своим представителем графа де Прованса. По существующему обычаю глазным духовным лицом Франции графу и был задан во время церемонии вопрос об имени ребенка.

– Мсье, – спокойно ответил брат короля, – ритуал предписывает узнать сначала имена и заслуги отца и матери ребенка.

Высший духовный чин не мог скрыть замешательства: такой вопрос ни к чему, сказал он, все знают, что девочка – дочь короля и королевы Франции. Тогда граф де Прованс повернулся к членам семьи и высшим чиновникам и усмехнулся. Некоторые присутствующие не потрудились даже утаить свою радость, и церемония была омрачена. Все эти факты наводят историков на размышления о том, был ли герцог де Куани отцом мадам Руаяль. Проведенные по этому поводу исследования однозначно подтверждают, что Людовику XVI не требовалась ничья помощь, чтобы дать королеве первого ребенка. Остается, правда, простор для размышлений о тайнах женской души…

ИЗ ЛЮБВИ К КОРОЛЕВЕ ФЕРЗЕН СПОСОБСТВУЕТ СОЗДАНИЮ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

Последствия любви непредсказуемы.

СТЕНДАЛЬ

В начале 1779 года небольшой павильон Версаля получил скандальную известность. Там состоялся спектакль, который на какое-то время погасил нападки на Мари-Антуанетту. Маркиза де Травенар, чей бурный темперамент был известен двору, причем не только дворянам, но и слугам, стражникам, поварам, несколько раз в неделю организовывала увеселительные вечера, отличавшиеся тем, что на них… ну, скажем, несколько попирались моральные устои.

В марте перед постом эта резвая особа, обладающая магнетически привлекательными кошачьими глазками, пригласила одного художника и попросила его на стеклянных пластинах изобразить с превеликой точностью постельные сцены. Через несколько дней художник принес завершенную работу. Маркиза осталась довольна: на каждой пластине была изображена какая-нибудь галантная картинка.

– Теперь проверим их действие, – объявила маркиза.

Она велела принести магический фонарь, закрыл ставни, позвала троих мужчин из королевской конюшни и показала на стене несколько написанных художником более чем фривольных сцен. Результат не заставил себя долго ждать. Три конюха бросились на маркизу, которой на месте пришлось испытать «проявление их интереса».

После пробы, вполне удовлетворенная, м-м де Травенар устроила у себя вечер. Пришли около тридцати ее друзей, в которых она сильно надеялась, пишет де Фроментье «Мемуарах», возбудить желание и заставить говорить естество». Публика, состоящая из видавших виды придворных и совсем не робких дам, расселась в гостиной, где все было готово для демонстрации картинок и ее последствий. М-м де Травенар велела погасить лампы и доверила управление магическим фонарем герцогу де Лозену. Гости были покорены с первых же кадров и принялись шумно выражать свое одобрение. По мере того как картинки становились все более откровенными, смешки прекратились – слышался лишь «шорох материй». Наконец пары принялись воспроизводить на ковре сцены и позы, демонстрируемые герцогом. Не всем это удавалось, так как обладающий большим воображением художник задумал слишком сложные для повторения фигуры.

М-м де Травенар предоставила себя группе многоопытных мужчин и с удовольствием выдерживала изощренную осаду. Но человеческие силы не беспредельны. Вскоре стало заметно, что картинки не производят больше никакого эффекта на присутствующих – интимная пружина ослабла. Герцог де Лозен, которому три раза подряд пришлось оставлять фонарь и «наслаждаться чарами одной из зрительниц», решил было уже объявить, что сеанс окончен, и показал последнюю картинку… Как только на стене возникло изображение, раздались удивленные возгласы: появившаяся на экране обнаженная в неприличной позе женщина как две капли воды похожа была на Мари-Антуанетту… Это сходство неожиданно произвело удивительный эффект: все мужчины обрели свою силу и бросились на соседок. Так стало ясно, что многие придворные– влюблены в королеву…

Назавтра подробности вечера у м-м де Травенар уже не составляли ни для кого секрета. Все пришли к единому мнению: использовать личность королевы для подобных развлечений – дурной тон. Этот безумный поступок возымел неожиданное действие: ошеломленный таким неуважением в королевской особе, народ прекратил свои нападки на Мари-Антуанетту, а те, кто еще накануне выражал свое недовольство ею, принялись ее защищать. Наступившее затишье оказалось однако, непродолжительным.

* * *

В конце лета 1778 года Жан-Аксель Ферзен вернулся в Париж, а весной 1779-го вновь появился при дворе. Увидев его после стольких лет, королева разволновалась. Граф де Сен-Прие рассказывает нам в «Мемуарах», что в тот день, когда молодой человек в шведском костюме приехал в Версаль, граф де Тессе, который как раз предлагал руку Мари-Антуанетте, по движению руки королевы заметил сильное волнение при первом его появлении».

С этого времени королева и Ферзен встречались ежедневно. Придворные видели, как они прогуливались в парке, болтали, сидя на скамейках в Трнаноне, а однажды вечером Мари-Антуанетта, играя на клавесине, повернулась к Жану-Акселю со слезами на глазах, пропела куплет Дидоны – тот, что начинался словами:

О, как вдохновил меня Ваш приезд в мой дворец!..

Сэр Ричард Барингтон в «Мемуарах» упомянул об этой сцене: «У королевы глаза были полны слез, а несильный голосок ее звучал так нежно, что все невольно расчувствовались. Ее прелестные щечки залились румянцем, когда она посмотрела на Ферзена этими полными слез глазами. Он тоже был охвачен приливом чувств, восхищенный очаровательным безумством подобного поступка. Весь бледный, сидел он, опустив взор, и слушал песню, – каждое слово потрясало его до глубины души. У тех, кто видел их в это мгновение, не осталось сомнений о характере их чувств».

Естественно, сразу пополз слух, что королева – любовница Ферзена. Эту чистую, возвышенную любовь недоброжелателям угодно было превратить в банальную связь. Рассказывали даже, где они встречались: в потайной комнате при свидетеле – нескромном лакее. Все было гнусным вымыслом! Однажды до шведа дошли эти сплетни. Он немедленно принял решение покинуть Францию, дабы не компрометировать любимую королеву.

* * *

Через несколько недель он записался в экспедиционный корпус, который должен был поддержать Североамериканские штаты в борьбе с Англией за свою независимость. Он уехал в марте 1780 года как военный помощник генерала Рошамбо, оставив безутешную Мари-Антуанетту.

Причина этого поступка иногда оспаривается историками… Мы думаем, что после обнаружения письма графа де Кретца к Густаву III от 10 апреля 1780 года сомневаться в этой причине больше не приходится:

«Должен сообщить Вашему Величеству следующее: королева своим участливым отношением к молодому графу де Ферзену вызвала всевозможные кривотолки. Должен признаться, я и сам не могу удержаться от мысли, что она имела к нему склонность, ибо видел тому достаточно подтверждений. Молодой граф де Ферзен в подобной ситуации проявил исключительную скромность и сдержанность. Особенно восхитило меня его решение об отъезде в Америку. С его отъездом перестала существовать какая бы то ни было почва для пересудов. Он проявил не свойственную его возрасту твердость, чтобы избежать соблазна. Королева в последние дни не могла оторвать от него. полных слез глаз. Я умоляю Ваше Величество ради нее и сенатора Ферзена хранить эту тайну.

Отъезд графа всех изумил. Герцогиня де Фитц-Джеимс сказала ему: «Как, месье, вы оставляете королеву?»

– «Если у вас были основания об этом спросить, мадам, я бы не уехал, – ответил он. – Я уезжаю свободным и, к несчастью, без всякого сожаления». Ваше величество согласится: подобные мудрость и осторожность похвальны, для столь еще молодого человека. К тому же королева ведет себя более сдержанно и мудро чем ранее.

Король же полностью под ее властью, но разделяет привязанность и удовольствия»

* * *

11 июля 1780 года Ферзен высадился в Ньюпорте. Он задержался в Америке на три года: выступал на стороне Вашингтона, участвовал в многочисленных военных операциях, способствовал взятию Иорктауна и был награжден в конце концов орденом Цинцината. Вот так из-за любви к французской королеве Жан-Аксель неожиданно помог созданию республики…

* * *

Пока Ферзен воевал за независимость Американских Штатов, Мари-Антуанетта продолжала развлекаться в обществе м-м де Полиньяк. Вдвоем они устраивали весьма вольные собрания, где рассказывались скабрезные анекдоты, рассматривались изысканно непристойные гравюры, вслух зачитывались специально подобранные фривольные отрывки из книг… Королева обожала подобную литературу. У нее была личная библиотека, составленная из эротических книг, которыми она зачитывалась <Иосиф II в своем «Моральном наставлении» говорит, что она забила себе голову всякими гадостями из-за чтения этой литературы. Это не мешало Мари-Антуанетте оставаться исключительно добродетельной в своих поступках. М-м Кампан пишет в Мемуарах, что она купалась в длинном, закрытом до подбородка фланелевом платье, а когда служанки помогали ей выйти из ванны, требовала держать перед собой на высоте, достаточной для того, чтобы не могли увидеть ее наготы, простыню>.

Это пристрастие, казалось, никак не повлияло на ее набожность: в церкви она увлеченно читала молитвы по большому молитвеннику, который всегда был при ней. Многие придворные восхищались той легкостью, с которой Мари-Антуанетта переходила от распущенной игривости к ангельскому смирению.

– Это доказывает чистоту ее души, – утверждали они.

Однажды случилось страшное разоблачение: во время службы упал молитвенник королевы. Кто-то из придворных бросился его поднимать и заметил под съемной обложкой книгу фривольного содержания… Он поспешно протянул все это королеве, – естественно, оба почувствовали неловкость. Так весь двор, а вскоре и весь народ узнали, что Мари-Антуанетта развлекалась во время службы текстами игривого характера.

Вольное обращение, которое привлекало королеву в м-м де Полиньяк, вскоре стало принятым в Версале! В присутствии Мари-Антуанетты дозволены были скабрезные высказывания, а некоторые придворные, зная о ее слабости, стараясь ей угодить, из кожи вон лезли лишь бы заслужить репутацию развратников. Это подтверждается анекдотом, рассказанным Фурнье-Вернейем. Вот он:

Один старый фельдмаршал, изъясняющийся лишь заученными выражениями, был представлен Марн-Антуанетте. Во время аудиенции старый маршал только и говорил что о двух своих боевых конях, которых он высоко ценил. Королева, только чтобы что-нибудь сказать, спросила у него, какого из двух коней он предпочитал.

– Мадам, – с комической серьезностью ответил он, – оседлав пегого, я уже не пересяду на гнедого, а оседлав гнедого – на пегого.

Через какое-то время разговор зашел о придворных дамах. Две слыли самыми красивыми. Королева спросила у одного придворного его мнение. Тот, подражая маршалу, нарочито медленно отчеканил:

– Мадам, если бы во время сражения я оседлал…

– Будет, будет… – живо остановила его королева и рассмеялась.

Неожиданно и чрезмерно добродетельный Людовик XVI стал проявлять интерес к вольным речам. Однажды утром во время приема доселе исключительно сдержанный король рассказал приглашенным, что ночью он занимался с королевой любовью и у него это неплохо получилось. Башомон рассказывает об этом в «Тайных мемуарах»: «В последние дни король со всей откровенностью объявил придворным, что снова делит брачное ложе с королевой и надеется на рождение дофина, поскольку он постарался изо всех сил». Подобное превращение в сознании короля сильно удивило придворных. Злые языки стали судачить о том, что Людовика ХVI yа стезю распутства наставили Мари-Антуанета, м-м де Полиньяк и граф де Бодрей. Простой люд, естественно поверил в эту ложь не задумываясь, как всегда верят в подобные сплетни. Короля обвинили в участии в ночных оргиях в компании»любовников» королевы. Называющие себя хорошо осведомленными придворные рассказывали, что во время этих «ночных бдений» Людовик XVI и Мари-Антуанетта приказывали, устанавливать трон из папоротника в кустах и при лунном свете играли с друзьями в одну довольно странна галантную игру. Обратимся опять к «Тайным мемуарам…» Башомона:

«Выбирали короля. Он назначал аудиенции, избирал двор, осуществлял правосудие в ответ на жалобы народа – народ изображали придворные. Новому королю подавались самые необычные жалобы; не менее оригинальными были наказания и поощрения. Эти безобидные шутки заканчивались тем, что его величеству, а им почти всегда был Бодрей, приходила мысль устраивать браки. Он женил короля на какой-нибудь придворной даме, королеву выдавал замуж за кого-нибудь из присутствующих кавалеров (замечено было, что почти всегда для этой роли он выбирал себя). То же совершалось и со всеми остальными. Бодрей приказывал парам, взявшись за руки, приблизиться к трону и ждать заветного слова – „бежим“. Как только это слово произносилось, каждая пара со всех ног бежала в кусты. Папоротниковый король запрещал возвращаться в Тронный зал раньше чем через два часа, уединяться больше чем одной паре, встречаться, смотреть одной паре на другую, искать друг друга или переговариваться. Утверждают, что эта игра очень нравилась королю – его забавляло это свержение с престола на лужайке.

Король и королева на время забывали о своем величии, находясь у подножия искусственного трона».

Все эти веселые истории – а разыгрывались они в подражание светским играм – немало способствовали дискредитации королевской семьи. Когда 22 октября 1781 года родился дофин Людовнк-Жозеф-Ксавье-Франсуа, в народе шептали, что ребенок зачат на папоротнике, а граф Бодрей – его счастливый отец. Граф Д Прованс утверждал это со всей определенностью. Вскоре из уст в уста стала передаваться эпиграмма:

Людовик, если ты хочешь посмотреть

На незаконнорожденного, рогоносца и шлюху, —

Посмотри в зеркало на себя,

Дофина и королеву.

Однажды вечером это четверостишие оказалось рабочем столе Людовика XVI. Он прочел его с понятным неудовольствием и вернулся в свои апартаменты, на всякий случай избегая смотреть в зеркала…

* * *

В июне 1783 года Ферзен вернулся во Францию и остановился в Париже, в особняке на улице Матнньон. Отец хотел видеть Жана-Акселя женатым и торопил его предложить руку и сердце богатой наследнице, девушке с большим приданым Жермене Некер, дочери Женевского банкира. Но Ферзен-сын не мог ни о ком думать кроме королевы, и потому искал повод избежать переговоров с банкиром. Неожиданно таковой подвернулся: его друг де Стайль влюбился в эту богатую, веселую и живую девушку и через два месяца женился на ней. Так Жермена Некер, которая должна была стать м-м Ферзен, стала м-м де Стайль.

Раздосадованный сенатор выбрал сыну другую достойную невесту – м-ль Лиэль. Снова молодой человек оказался в затруднительном положении, но, к счастью его, девушка вскоре вышла замуж за виконта де Капталу, и он во второй раз вздохнул свободно. В тот день, когда Жан-Аксель узнал об этом союзе, он написал сестре Софи: «Теперь я спокоен – мне об этом больше не будут говорить. Я не хотел бы когда-либо связывать себя брачными узами – это противоестественно. Разделить свою судьбу с единственной женщиной, которая любит меня, – невозможно, а никто другой мне не нужен…» Этой женщиной, конечно, была Мари-Антуанетта. Он не забыл ее и, несмотря на трехлетнее изгнание, по-прежнему любил. После своего возвращения он несколько раз видел ее с глазу на глаз, они тайно переписывались: она называла его в письмах Риньон, а он ее – Жозефина.

В сентябре 1783 года Ферзен, желая остаться во Франции, решил купить Шведский королевский полк, но не хватило денег. Тогда Людовик XVI сделал красивый жест – подарил ему полк, что вызвало бурю насмешек. Став в полковником, Жан-Аксель смог иногда являться в Версаль. Он встречался с королевой между поездками в Швецию, куда его беспрерывно вызывал Густав III. Стали ли они любовниками? Все говорит о том, что нет. Даже Мишеле, относящийся к Мари-Антуанетте далеко не благосклонно, не осмеливается это утверждать. Таким образом, любовь королевы и Жана-Акселя может расцениваться как сверкающее украшение в грязи XVIII века.

* * *

Весной 1784 года Мари-Антуанетте пришла в голову очаровательная идея – подарить любимому праздник. Предлогом послужил визит шведского короля Густава III. Королева разослала приглашения на 21 июня. Это был восхитительный вечер. Приглашенные, одетые по желанию королевы во все белое, пошли по освещенному парку к Храму любви. Там собралась толпа, так как Мари-Антуанетта позволила войти в парк «всем честным людям», если у них есть белое одеяние.

Внезапно за храмом вспыхнуло пламя – и через несколько секунд весь парк, казалось, был в огне. Столбы искр поднялись к вершинам деревьев, обагрив облака, Это пламя, питаемое тысячами вязанок хвороста окружало Храм любви и послужило чудесным символом, избранным Мари-Антуанеттой, чтобы выразить силу своей любви. Ничего не понимающая толпа захлопала в ладоши. Взволнованный Ферзен, стоя под деревом, созерцал этот спектакль, значение которого было ясно ему одному. Вдруг нежный голос прошептал ему на ухо:

– Вы довольны?

Он обернулся: это была королева… Лишь мгновение они неотрывно смотрели друг на друга, затем она сжала его руку и исчезла в ночи…

После сожжения храма в павильонах ухоженного сада подали ужин. Па рассвете Густав III, восхищенный грандиозным праздником, поблагодарил Мари-Антуанетту. Бедняга, откуда ему было знать, что не было бы любви, Франция наверняка не оказала бы столько чести его стране.