Текст книги "Звезды Эгера"

Автор книги: Геза Гардони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)

6

Ночью в доме Цецеи никто не спал, на покой удалились только приезжие витязи. Ребят искали дотемна. Поиски в реке решили отложить до рассвета.

Священник Балинт остался утешать безутешных супругов.

Жена Цецеи, как безумная, голосила, падала в обморок.

– Ой, жемчужинка моя ясная, радость моя, птенчик мой единственный…

Старик только мотал головой и в ответ на утешения священника горестно восклицал:

– Бога нет!

– Есть! – кричал ему в ответ священник.

– Нет! – возражал Цецеи, стуча кулаком по столу.

– Есть!

– Нет!

– Бог дал – бог и взял! А то, что взял, может и вернуть.

Из глаз хромого, однорукого старика катились слезы.

– А если дал, пусть не отнимает!

Священник покинул его только на рассвете.

Едва он вышел из дверей, как навстречу ему поднялся паломник, лежавший на циновке, которую ему расстелили на террасе.

– Ваше преподобие… – тихо сказал он.

– Что тебе, земляк?

– Дети не утонули.

– А что же с ними случилось?

– Их турки увезли.

Священник даже отшатнулся к стене.

– Откуда ты знаешь?

– Когда мы искали их на берегу речки, я увидел на кротовьей кочке след ноги – ноги турка.

– Турка?

– Да. Башмак-то был без каблука. Венгры такую обувь не носят.

– А может быть, это был след крестьянских постолов?

– На постолах шпор не бывает. Это был след турка. И еще я заметил след турецкой подковы. Вы-то, должно быть, знаете, какая турецкая подкова.

– А почему ты сразу не сказал?

– Хотел сказать, да передумал. Кто знает, куда их турки утащили! А вся деревня бросилась бы на поиски. Толк-то какой от этого? Турок много, и все вооружены.

Священник шагал взад и вперед с застывшим взглядом. Вдруг он подошел к дверям, хотел было взяться за ручку, но остановился и вернулся к паломнику.

– Что же нам делать теперь?

Паломник пожал плечами.

– Делайте то же, что и я, – молчите.

– Ужасно! Ужасно!

– Сейчас по всем дорогам бродят турки. Куда они повернули? На восток, на запад? Все это окончилось бы только стычкой, и наши люди погибли бы.

– Уж лучше б и дети погибли! – сказал священник, горестно покачав головой.

– Бог знает куда их успели завезти, когда мы пустились на розыски.

Удрученный священник долго стоял на террасе. Уже и небо заалело на востоке, занималась заря.

– Люди! Люди! Приехали!

Священник прислушался. Что это?

Он сразу признал голос ночного сторожа и услышал топот его ног.

– Приехали? Кто приехал?

Топот приближался. Забарабанили в ворота.

– Впустите! Откройте! Ребята приехали!

Священник кинулся в дом.

– Петер, бог есть! Вставай, потому что бог есть!

Мальчик и девочка ждали у ворот. Сонные и бледные, сидели они на сером коне.

7

Вся деревня собралась во дворе. Некоторые женщины накинули на себя только юбки; мужчины сбежались на крик, не успев надеть шапки. Герге передавали из рук в руки, Вицушку совсем зацеловали.

– А откуда взялся этот красивый турецкий конь?

– Это я привел его, – ответил Герге, вздернув плечами.

– С нынешнего дня Герге – мой сын! – торжественно произнес Цецеи, положив руку на голову мальчика.

Мать Герге, босая, в одной нижней юбке, упала в ноги Цецеи.

Добо удивленными глазами смотрел на крестьянского парнишку, который увел от турок коня.

– Отец, – обратился он к Цецеи, – отдайте мальчика мне. Я увезу его к нам, в Верхнюю Венгрию, и воспитаю из него витязя. – Он поднял на руки Герге. – Сынок, хочешь стать витязем?

– Хочу! – Мальчик улыбнулся, глаза его засверкали.

– Конь у тебя уже есть, от турок мы еще и саблю раздобудем.

– А разве эта лошадь моя?

Солдаты Добо гоняли коня по двору и расхваливали его на все лады.

– Конечно, твоя! Ты же с бою взял ее.

– Твоя! – подтвердил и Цецеи. – Седло и уздечка тоже твои.

– Тогда и деньги наши! – похвалился мальчик.

– Какие деньги?

– А которые в седле.

С коня сняли красивое седло с высокой лукой, обтянутой бархатом. Потрясли его – звенит. Нашли тайничок в луке, и оттуда посыпался золотой дождь.

– Ах, собаки его ешь! – с удивлением восклицал Цецеи. – Где уж мне теперь брать тебя в сыновья, лучше ты меня возьми в отцы… Мамаша, собирай деньги! – крикнул он матери мальчика.

От падающих на землю монет у крестьян даже в глазах помутилось. Бедняжке казалось, что ей снится сон.

– Это мое? – спросила она, запинаясь и глядя то на Цецеи, то на Добо, то на священника. – Это мое?

– Твое! – кивнул священник. – Господь дал твоему сыну.

Женщина хотела схватиться за фартук, да его не оказалось на ней. Кто-то дал ей свою шапку, и крестьянка дрожащими руками принялась собирать в нее золото.

Сын посмотрел на мать и вдруг сказал:

– Вы, матушка, хорошенько спрячьте, а то завтра они придут.

– Кто придет?

– Турки.

– Турки?

Мальчик кивнул в ответ.

– Я слышал, как турок сказал палачу.

– Палачу?

– Да цыганскому палачу.

– Сказал, что они придут сюда?

– Да. И отберут сокровища нашего барина. – И он указал на Цецеи.

– Мои сокровища? – Цецеи даже опешил.

Ребенок заморгал глазами.

– Еще они говорили про кованые сундуки – сказали, что их шесть штук.

– Тут дело не шуточное! – молвил Добо. – Пойдемте в дом.

Он взял парнишку за руку и повел с собой.

Мальчика расспрашивали, старались узнать все, что удержалось в его ребячьей головке.

– Говоришь, у него шрам на лице? И он смуглый? А какой шрам?

– Красная борозда от губ до самого уха.

Добо вскочил со стула.

– Морэ!

– Кому же быть другому! Мерзавец хочет удрать, потому и наводит на меня турка.

– А разве он знает сюда дорогу?

– Лет шесть назад нагрянул как-то сюда. Все у меня переворошили, унесли пятьдесят четыре форинта, золотой крестик моей жены и семь коров угнали.

Добо сердито зашагал по комнате.

– Отец, сколько у вас людей годятся к бою?

– Человек сорок, если всех принять в расчет.

– Мало. Отсюда до какого города ближе всего? До Печа? Да, но ведь там правит Янош Серечен, а он приверженец короля Яноша и наш враг.

– Бежать надо, бежать! – сказал Цецеи, замотав головой. – Бежать в лес, куда глаза глядят.

– Так ведь вся деревня не побежит! Неужто мы кинем деревню на произвол судьбы из-за стаи каких-то турок? Чтоб им пусто было! Когда надо защищаться от турок, то все мы – венгры, чьими бы сторонниками ни были.

Он вышел во двор и гаркнул:

– По коням! – И, уже вскочив в седло, договорил: – Отец, еду к Серечену. А вы тут поработайте до нашего возвращения. Полейте хорошенько все крыши. Пусть крестьяне сгонят сюда свой скот и сами соберутся у вас во дворе. Натаскайте к воротам камни и бочки, устройте заграждения. Женщины тоже пусть вооружаются косами, кирками, вилами. Я вернусь через два часа.

Добо кинул взгляд на светлеющее небо и умчался вместе со своими витязями.

8

Небольшая усадьба Цецеи была обнесена каменной стеной в человеческий рост, но стена, увы, сильно обветшала.

Еще до обеда вся деревня перебралась во двор барской усадьбы. Между узлами и грудами домашнего скарба сновали козы и свиньи, ковыляли утки, бегали куры и гоготали гуси. Возле сарая кто-то точил сабли, ножи и косы. Священник привязал себе к поясу широкую ржавую саблю, посреди двора выхватил ее из ножен, помахал ею и, довольный, сунул обратно в ножны.

Перед кухней несколько женщин варили еду в горшках и котлах.

На чердаке у Цецеи валялось штук шесть изгрызенных мышами луков со стрелами. Он роздал их старикам, которые сражались вместе с ним в войсках Дожи.

Добо вернулся к полудню. Он привел с собой только тридцать солдат-наемников, но и их крестьяне встретили с ликованием.

Добо обошел двор. Кое-где приказал поставить помосты, приступки и навалить камней. Одну половину ворот велел заложить. Затем призвал к себе весь вооруженный народ – пятьдесят один человек – и распределил их по разным участкам стены. Сам же вместе с десятью лучшими стрелками занял место возле ворот на помостах, составленных из бочек.

К обеим околицам деревни Добо отрядил двух трубачей. Они должны были возвестить о приближении неприятеля.

Ждать до вечера не пришлось.

В три часа дня у восточной околицы деревни раздался звук трубы, и несколько минут спустя послышался топот скакавших к усадьбе трубачей.

Цецеи оглянулся.

– Все на месте?

Недоставало только матери Герге. Бедная женщина пришла в смятение от доставшегося ей обилия золота и теперь где-то прятала, закапывала его. Оставить у Цецеи свое сокровище она не решалась – боялась, что турок отберет. Быть может, она ушла даже в лес, чтобы там схоронить свое богатство.

– Закрывай ворота! – распорядился Добо. – Притащите еще мешков, камней и бревен. Оставьте только такую щель, чтоб всадник мог проскочить.

Трубачи вернулись.

– Идут! – закричал один еще издали.

– А много их? – спросил Добо.

– Мы видели только передних.

– Тогда скачи обратно, – гаркнул Добо, – и посмотри, сколько их. Удрать успеешь, когда погонятся за тобой.

Печский наемник покраснел и, повернув коня, понесся обратно.

Добо обернулся к наемникам, которых привез из Печа, и сказал:

– Так вот вы какие солдаты!

– Нет, – ответил один из них, устыдившись, – этот малый только на днях к нам пристал. Он был прежде портным и пороха еще не нюхал.

Несколько минут спустя портной прискакал снова. Позади него в облаках пыли мчались человек пятнадцать акынджи в красных шапках.

Теперь уж за ним и вправду гнались.

– Впустите его! – приказал Добо и подал знак своим стрелкам: – Огонь!

Десять стрелков прицелились. Затрещали выстрелы. Один турок свалился с коня и упал в канаву. Остальные шарахнулись, повернули коней и понеслись обратно на рысях.

Портной проскочил в открытые ворота.

– Так сколько же их? – спросил с улыбкой Добо.

– Тысяча, – ответил портной, запыхавшись, – а может, и больше.

Добо махнул рукой.

– Если их не больше сотни, мы еще нынче попляшем.

– Да я же сказал, ваша милость, что тысяча.

– Я понял тебя, – ответил Добо. – Раз ты увидел тысячу, стало быть, их сотня, а может, и того меньше.

На краю деревни взвились клубы дыма. Акынджи уже поджигали дома.

Добо покачал головой.

– Так вы что же, не полили крыши?

– Это сено и солома горят, – отмахнулся Цецеи и ударил кончиком сабли по верхушке ворот.

На дорогу выскочил закованный в панцирь кривой янычар. За поясом у него торчали кинжалы и пистолеты. Рядом с ним скакал венгр, которого Герге прозвал цыганским палачом. Позади них – отряд акынджи, а по обеим сторонам улицы бежали несколько пеших асабов, с горящими факелами в руках.

– Ласло Морэ! – крикнул Добо и даже топнул ногой. – Позор отчизны нашей! Исчадие ада!

Ошеломленный янычар взглянул на скакавшего рядом с ним человека.

– Не верь ему, – воскликнул Морэ, побледнев, – он обманывает тебя!

Янычар остановил коня, поджидая ехавших позади.

– Тебя я тоже знаю, Юмурджак! – крикнул опять Добо. – Так вот она, турецкая честь! Грабишь тех, с кем вчера еще вместе сражался? Разбойник! Такой же отпетый негодяй, как и твой сообщник!

Янычар взглянул на Добо, но ничего не ответил.

– Иди, иди сюда, – кричал Добо, – раз уж ты заделался шутом у Ласло Морэ! Принимай приветствие от меня!

Он прицелился – хлопнул выстрел.

Юмурджак покачнулся на коне и свалился в дорожную пыль.

Тут пошли палить и остальные ружья. Турки ответили на «приветствие» пистолетными выстрелами.

Морэ как будто хотел поддержать падающего янычара, но только выхватил у него кинжал из-за пояса. Мгновение спустя он плашмя ударил кинжалом своего жеребца. Жеребец взвился на дабы и понесся. А Морэ изо всех сил погонял его.

– Эй, держи, золото удирает! – крикнул Добо туркам.

Турки опешили на миг, потом с яростными воплями помчались вслед за Морэ, а Добо считал скакавших мимо дома всадников:

– …десять… двадцать… сорок… пятьдесят…

Он подождал с минуту, затем соскочил с помоста:

– Ребята, по коням! Их и шестидесяти не наберется!

Солдаты вскочили на коней, а Добо, уже выезжая из ворот, крикнул Цецеи:

– Если турок в панцире жив, заприте его! А поджигателей пусть прикончат крестьяне!

Проскочив в ворота, они умчались.

В деревне уже местах в пяти змейкой поднимался дым. Крестьяне, размахивая косами и топорами, кинулись из ворот.

Цецеи и священник вместе с двумя крепостными поспешно вышли на дорогу. Юмурджак уже сидел на земле, хотя не совсем еще пришел в себя. Пуля, которую послал Добо, вдавила его панцирь как раз над самым сердцем.

– Перевяжите его, – приказал Цецеи, – и отведите во двор.

Турок молча протянул руку.

– В шахматы играть умеешь? – гаркнул на него Цецеи.

Янычар утвердительно кивнул головой, но ответил:

– Нет.

Когда ему перевязали руку, из канавы поднял голову другой турок.

– Ты этого перевязывай, – сказал один из парней, – а я покамест убью вон того.

– Стой! – проговорил Цецеи.

Он заковылял к окровавленному янычару и, приставив саблю к его груди, спросил:

– В шахматы играть умеешь?

– Помираю, – ответил турок, совсем теряя силы.

– Шах?

– Шах, гардэ, мат? – спросил турок со стоном.

– Да, да, Мохамед тебя забодай. Несите его во двор, это мой невольник!

9

Добо с солдатами вернулся только к заходу солнца. Они привезли с собой уйму плащей, кольчуг, всякого оружия и даже пленника – Ласло Морэ.

– А этого волка посадите в хорошую яму! – сказал Добо, соскочив с коня.

Цецеи чуть не запрыгал от радости.

– Как же вы его поймали?

– Сами акынджи выловили его для нас. У них хватило ума не дать ему молоденькой лошадки. Так что они догнали его легко и только начали связывать, как и мы подоспели и разделались с акынджи.

– Всех зарубили?

– Всех, кого удалось.

– Живей тащите лучшую телку! – весело крикнул Цецеи слугам. – И прямо на вертел. Но сперва подайте вина. Выкатывайте из погреба ту бочку, что стоит у самой стены.

– Нет, погодите еще, – сказал Добо, провожая глазами Морэ, которого вели в чулан. – А где же Герге?

– Зачем он тебе? Вон играет на террасе с моей дочкой. Говорят, что убили его мать.

– Убили?

– Да. Кто-то из мерзавцев поджигателей напал на нее и заколол. Ребенок еще не знает.

– А золото?

– Бедняга лежит в углу своей хаты, уткнувшись лицом в пол. Там, верно, и закопала она свое золото.

Добо досадливо кашлянул, затем обернулся к мальчику:

– Герге! Герге Борнемисса! Пойди сюда, маленький витязь. Садись-ка скорей на свою лошадку, сынок.

– Куда вы еще поедете?

– За теми невольниками, о которых рассказывал мальчик.

– Так испейте хоть глоток! Скорей вина! – крикнул Цецеи слугам. – Турок твой жив, он в чулане.

– Юмурджак?

– А бес его знает, как его зовут! Тот, в которого ты выстрелил.

– Он, он! Стало быть, не умер?

– Нет, только в обмороке был. Второго тоже вытащили из канавы. Да тот, боюсь, не выживет.

– Боитесь? Повесить надо негодяя!

– Хо-хо! Это мой невольник!

– Тогда делайте с ним что хотите. А Юмурджака приведите и дайте ему коня.

Пока витязи потягивали вино из кубков, привели Юмурджака.

– Скажи, Юмурджак, – спросил Добо, – нужно было тебе это?

– Нынче мне, завтра тебе, – угрюмо ответил Юмурджак.

Но увидев своего жеребца и сидящего на нем Герге, он от удивления даже рот раскрыл.

Добо подозвал к себе мальчика и выехал из ворот. Скакавшие позади витязи окружили турка.

– Герге, ты знаешь, куда мы поедем? – спросил Добо.

– Не знаю, – ответил мальчик.

– Мы поедем саблю раздобывать.

– У турок?

– Да.

– Для меня?

– Для тебя. А ты не боишься?

– Нет.

– Самое главное, чтоб парень не боялся! А остальное приложится.

Дальше ехали молча. На мечекской дороге кони поднимали белые облака пыли; когда же въехали на каменистый склон горы, конские копыта звонко зацокали.

В ушах Герге, точно отзвук колокольного звона, отдавались слова Добо: «Главное, чтоб парень не боялся!»

10

Невольников нашли в лесу. Их сторожили шесть асабов.

Когда между деревьями появились венгерские витязи, невольники повскакали с мест и с криками радости начали разбивать и срывать с себя оковы.

– Эх, собаки, негодяи! – завопил цыган, и все шестеро асабов бросились врассыпную.

Венгерские витязи не стали гнаться за ними. Они были заняты другим делом: освобождали невольников от цепей.

Добо прежде всего протянул руку священнику и назвал себя:

– Иштван Добо.

– А меня зовут Габор Шомоди, – ответил священник со слезами на глазах. – Благослови тебя господь, Иштван Добо!

Невольники плакали от радости. Женщины целовали освободителю руки, ноги, одежду. А цыган тут же пошел колесом, издавая радостные вопли.

– Не меня благодарите, – проговорил Добо. – Вот ваш спаситель! – И он указал на Герге.

Мальчика на радостях чуть не задушили в объятиях, целовали, благословляли его. Увы, долго придется ему ждать от людей ласки!

В добычу венграм досталось пятнадцать груженых телег и уйма всякого оружия.

Прежде чем приступить к дележу, Добо спросил невольников, кто из них первый попал в рабство.

Выступил вперед молодой парень, крепостной крестьянин, и, сняв шапку, сказал:

– Я, сударь мой.

– Как тебя зовут?

– Гашпар Кочиш, ваш покорный слуга.

– Откуда ты родом?

– Из Эгера, сударь.

– А где ты попал в рабство?

– Под Фейерваром, сударь. Мы занимались извозом.

– Знаешь ты, чьи вещи на телегах?

– Останься мы там, где их турки награбили, вспомнил бы. Да ведь эти разбойники грабили повсюду.

Добо обернулся к турку.

– Говори, Юмурджак.

– Мы брали везде, где нам аллах позволил. Все добро неверных принадлежит нам. Где находим, там и берем.

– Что ж, тогда разложите все, и я поделю меж вами.

В одной телеге оказалось много оружия. Оно было тоже взято в разных местах, но большая часть – в замке Морэ.

Вдруг из общей кучи словно вынырнула маленькая, легкая сабля в бархатных ножнах вишневого цвета. Должно быть, она принадлежала сыну какого-нибудь вельможи.

Добо поднял ее.

– Гергей Борнемисса, подойди сюда. Возьми эту саблю, она твоя. Будь верным витязем, защищай отчизну, служи ревностно богу! Да осенят твое оружие счастье и благодать!

Он привязал саблю к поясу Герге и поцеловал маленького витязя в лоб.

Мальчик взволнованно принял оказанную ему честь, даже побледнел немного. Быть может, в его душу пахнуло на миг ветром грядущих времен, и ребенок почувствовал, что отныне быть ему неразлучным с саблей.

Все, что не пригодилось солдатам, Добо поделил между невольниками. Каждый из них получил телегу, лошадь и оружие. Витязи не очень-то зарились на запряженных в телеги тощих крестьянских кляч.

Цыган с громкими криками скакал вокруг доставшейся ему лошади и телеги. Но вскоре он поспешил к куче оружия и напялил на себя всякую негодную ржавую дрянь, которой пренебрегли солдаты. Он по-турецки подпоясался платком и так утыкал себя разными ножами да кинжалами, что стал похож на колючего ежа.

Тут же валялся и сплетенный из морского тростника старый турецкий щит. Цыган нацепил его себе на руку. К босым пяткам прикрепил две большущие ржавые шпоры, а на голову нахлобучил шлем. Однако у него хватило ума оставить под шлемом и шляпу. Затем он схватил с земли длинную пику и, ступая осторожно, будто по сырым яйцам, торжественным шагом подошел к Юмурджаку.

– Ну, Умрижаба, – обратился он к турку, размахивая у него под носом пикой, – как живется тебе, бибас[12]12
  глупый (цыг.)


[Закрыть] турок?

Все покатились со смеху, но Добо прикрикнул на цыгана:

– Эй, ты! Перестань нос задирать! Ты из каких краев?

Цыган вдруг заискивающе поклонился.

– Целую ваши руки-ноги, я отовсюду, где только музыка слышна.

– А ружья чинить умеешь?

– Как же, ваша милость благородный витязь. Самое скверное ружье починю так, что лучше нового станет.

– Так вот что: загляни на днях в Сигетвар, в усадьбу Балинта Терека. Там ты заживешь на славу.

Худенькая цыганка пристала к Добо, чтобы он разрешил ей погадать.

– Жена моя нагадает так, что ни в одном слове не ошибется, – сказал цыган. – Она и нынче утром предсказала, что нас освободят.

Женщины подтвердили, что правда – цыганка это предсказала.

– Предсказала, – согласился и Гашпар, – да только не поверили ей.

– В том-то и беда, что ей никогда не верят. – Цыган размахивал руками. – Вот видишь, бибас, теперь-то ты поверил!

Цыганка подсела к костру, сгребла весь жар и бросила в него крохотные черные зерна.

– Datura Stramonium[13]13
  дурман пахучий, лекарственная трава (лат.)


[Закрыть], – сказал поп с презрением.

С тлеющих углей поднялся синий столб дыма. Цыганка присела на камень и подставила лицо клубам дыма.

Витязи и бывшие невольники с любопытством обступили ее.

– Руку… – сказала вдруг цыганка.

Добо протянул ей руку.

– Что ж, поглядим, как ты гадаешь.

Цыганка подняла голову и, обратив к небу закатившиеся глаза, заговорила дрожащими устами:

– Вижу красных и черных птиц… Летят птицы друг за дружкой… Десять… пятнадцать… семнадцать… восемнадцать…

– Это мои годы, – улыбнулся Добо.

– Да! – обрадованно подтвердил цыган.

– С восемнадцатой птицей дева-ангел летит. Спустится к тебе. Останется с тобой. Дева-ангел кладет тебе платок на лоб. Зовут ее Шара.

– Стало быть, мою будущую жену зовут Шарой. Куда это годится! Я старым холостяком буду, когда найду эту деву Шару.

– Это, может, и раньше сбудется, ваша милость благородный витязь, – утешал цыган.

Гадалка продолжала:

– Девятнадцатая птица – красная. Несет она с собой темную тучу грозовую. На земле венгерской рухнут три могучих столпа.

– Буда? Темешвар? Фейервар? – задумчиво спросил Добо.

– Да, да, ваша милость благородный…

– Уже зашатался и четвертый столп, но ты поддержишь его, хотя тебе и на руки и на голову ливнем льется пламя.

– Солнок? Эгер?

– Эгер, Эгер, ваша милость благородный господин витязь.

– Двадцатая птица – золотая, вся сияет солнечными лучами. На голове у ней корона. Один алмаз из короны падает тебе на колени.

– Это к добру.

– Очень и очень даже к добру, ваша милость благородный…

– И снова летят друг за дружкой черные и красные птицы. А потом тьма… Я ничего больше не вижу. Слышу звон цепей… Твой вздох…

Она затрепетала и выпустила руку Добо.

– Стало быть, я помру в тюрьме? – спросил Добо, содрогнувшись.

– Что за глупости ты гадаешь! – накинулся на нее цыган. – Ни единому слову ее не верьте, ваша милость благородный господин витязь.

– Чепуха! – махнул рукой и священник.

Цыганка схватила руку Герге. Снова подставила лицо клубам дыма, помолчала, затем устремила глаза в небо.

– Всю свою жизнь ты пройдешь с голубкой – белой голубкой с розовыми крыльями. Но пламя, пламя окружает тебя. Из рук твоих катятся огненные колеса. А голубка потом остается одна и ищет тебя до самой смерти.

На мгновение цыганка замолкла. Лицо ее перекосилось от ужаса. Она отпустила руку мальчика и, поднимая руки к небесам, пробормотала:

– Две звезды взлетают в небо: одна из темницы, другая с берега моря… Сиянье их вечно…

И в страхе она закрыла глаза руками.

– Ерунда! – махнул рукой Добо. – Облейте водой эту женщину.

– Облить водой безумную! – завопил цыган. – Такие глупости предрекаешь своим благодетелям!

Он сам схватил ведро и окатил водой гадалку.

Все вокруг засмеялись. Добо взял Герге за руку и поклонился невольникам.

– Ваша милость благородный господин витязь! Что ж нам делать с этим грабителем, разбойником, убийцей? – крикнул цыган вслед Добо, указав на турка.

– Повесьте его! – небрежно ответил Добо.

И, посадив Герге в седло, он вскочил на коня.