355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Герман Балуев » Командир Иванов » Текст книги (страница 5)
Командир Иванов
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 11:05

Текст книги "Командир Иванов"


Автор книги: Герман Балуев


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Событие двадцать восьмое. Культурная работа

Алла заявила Иванову, что она теперь помощник комиссара и хочет, чтобы у нее тоже был помощник.

Иванов в недоумении погладил бороду.

– Помощник помощника? – спросил он.

– Вот именно! Если, конечно, вы хотите, чтобы у нас была культура.

Иванов покряхтел, поморщился, но сказал: «Ладно!» И повел Аллу туда, где десант бил просеку.

Они шли по только что проложенной дороге. По сторонам громоздились наваленные друг на друга деревья, горы снега.

Тишина стояла такая, что каждый звук разносился как выстрел. А рыканье бульдозера громом прокатывалось по тайге.

Когда они вышли к месту работ, бульдозер, лязгая гусеницами, наседал на высокую ель, и с веток на него белым ливнем сыпался снег. Наконец дерево рухнуло, взбив снежное облако. Из земли вывернулся плоский, похожий на огромное блюдо корень. Бульдозера за ним даже не стало видно.

Иванов помахал рукавицей, и бульдозер выполз на дорогу. Вася высунулся из кабины.

– Поступаешь до вечера в распоряжение Аллы! – крикнул Иванов. – А я пока за тебя поработаю. – И сменил Васю за рычагами.

Бульдозер с грохотом полез в тайгу. А Алла повела помощника в лагерь.

– Тебе поручение, Вася, – растирая замерзшие щеки, сказала она. – Вот ты сочиняешь всякие дурацкие стишки. А теперь сочини дело. Напиши боевой лозунг в стихах: «Мы покорим тебя, тайга!» И что-нибудь там: «Ага-ага…» – в рифму.

– Ага, ага? – развеселился Вася. – Это можно.

– Ты все понял? – строго спросила Алла.

– Еще бы!

– Не подведи!

– Ладно.

– А я пойду пока чайку попью.

На Васиных щеках заиграли веселые ямочки.

– Приятного аппетита! – пожелал он. И шаркнул валенком.

Вася слазил в вездеход, достал банку сурика и корявыми красными буквами написал на двери дома:

МЕДВЕДЬ, ОТКРЫТЬ КАЛИТКУ ЭТУЮ

ТЕБЕ Я ОЧЕНЬ НЕ СОВЕТУЮ.

Дожевывая бутерброд, Алла вышла проверить работу. Прочитала и поморщилась.

– Дурак! – рассердилась она. – Хоть бы грамотно написал.

– А как грамотно? – с интересом спросил Вася.

– Грамотно – эту.

– Сейчас исправим, – сказал Вася. И соскреб топором две буквы. Получилось:

МЕДВЕДЬ, ОТКРЫТЬ КАЛИТКУ ЭТУ

ТЕБЕ Я ОЧЕНЬ НЕ СОВЕТУ.

Алла топнула валенком.

– Никому ничего нельзя поручить!

Вася, посмеиваясь, пошел на просеку.

А Алла, захлопнув дверь, уселась на нары.

Мрачной и злой застал ее вернувшийся с работы десант.

– Ну как культурная работа? – выдирая снег из бороды, спросил Иванов.

– Наградили меня помощничком, большое спасибо! – взорвалась Алла.

– Один плохой человек, а сколько всем беспокойства, – сокрушенно сказал Ахмет.

А Дед солидно поддакивал:

– Пора выгонять Аллу, пора!

– Тихо! – рявкнул Иванов. И все смолкли.

Над домиком стрекотал вертолет.

Иванов выскочил наружу.

Событие двадцать девятое. Приметы: рыжая, говорит с хрипотцой

Вертолет завис над домиком и сбросил вымпел. Невдалеке от Иванова в снег упал набитый песком мешочек с привязанной к нему длинной алой лентой. Иванов вытянул за ленту мешочек из снега. К боку его был пришит карман. И в нем Иванов обнаружил записку. Аккуратным почерком начальника штаба было написано следующее:

«Разыскивается Женя Карпова из Новороссийска, девятнадцати лет. Приметы: рыжая, говорит с хрипотцой. Работала в горкоме комсомола, сама себе выписала комсомольскую путевку и скрылась в направлении БАМа. В Новороссийске паника. Меня забросали телеграммами. Я все десанты обшарил – нет ее. Не у тебя ли она? Если у тебя, срочно отправляй ее в Усть-Кут. А я первым же самолетом – в Новороссийск».

На обратной стороне записки пилот накарябал карандашом:

«Лечу на Улькан. Через час вернусь. Сяду на реку. Готовь девицу!»

Иванов поднял глаза. Вертолет уже улетел. Иванов засек время и бросился в дом.

– Женя! – крикнул Иванов. И выманил ее из дома.

Женя, подхватив полушубок, выскочила за ним.

– Рассказывай быстро: ты сбежала из дома? – стремительно спросил Иванов.

– Да, – отчеканила Женя, глядя правдивыми серыми глазами в глаза Иванову. – Родители были на курорте. Я им оставила дома письмо.

Иванов сунул в рот пустую трубочку, и щеки его, как всегда в минуты тяжелых раздумий, пробороздили морщины.

– Тебя ищут, – сказал он, помедлив.

Женя посмотрела на него умоляюще.

Иванов еще немного подумал.

– Ладно! Пиши текст телеграммы: жива, здорова, целую. И прочее. – Он шагнул к двери дома и оглянулся. – И добавь: через месяц приеду домой.

Женя ответила ему благодарным взглядом.

Иванов распахнул дверь. Весь десант сидел за столом. Только Алла отдельно, на нарах.

– Если хотите, я сам был лишним в начале десанта, я только мешал, – сидя во главе стола, внушительно говорил Лева, – Но сумели же мы стать настоящими бойцами БАМа. Почему же она не может? Или просто не хочет?.. – Лева обвел ребят суровым взглядом. – Нас по радио называют героями. И тебя в том числе. Как ты людям в глаза будешь смотреть?! – воскликнул он и посмотрел на нары, где сидела Алла. Но ее там не было.

Иванов схватил ее рюкзак, кинул ей на руки полушубок, и в то время, когда Лева развивал свою мысль, они уже бежали по пробитой десантом дороге к реке.

– Они совсем меня заклевали. Вы решили меня спасти? – задыхаясь от бега, спрашивала Алла.

– Молчите! А то сорвете дыхание, – приказал Иванов.

Он спешил. Небо уже предвечерне блекло, над тайгою кралась светлая тень луны.

Они выскочили на берег реки, когда над нею уже стрекотал вертолет. Иванов выдернул из-за пазухи ракетницу, послал в небо зеленый сигнал и скатился на лед.

Вертолет сел, не гася винта, чтобы, в случае, если не выдержит лед, сразу взлететь.

Закрываясь рукавицей от морозного вихря. Иванов и Алла подбежали к борту, и пилот помог им забраться в дверь. Он был все такой же румяный и жизнерадостный.

– А-а-а! Лесоруб! – узнал он Аллу. – Батюшки, что они с тобой сделали? Ты же грязная, как трубочист.

Иванов сунул ему бумажку.

– Пошлешь телеграмму!

– Куда же полетим? – в ухо крикнула Алла.

– Умываться! – летчик захохотал. И вдруг сконфузился и замолк. – Извини, Женя! – сказал он Алле. – Ты же пойманная беглянка, тебе не до шуток, а я-то, дурак, забыл! – Он подхватил изумленную Аллу под руку и повел в пилотскую кабину.

Иванов спрыгнул на лед реки, и вертолет тотчас поднялся.

Событие тридцатое. Серебристый туман

Уже недалек был конец пути, когда бульдозер сломался. Раскаленная морозом сталь лопнула, будто стекло.

Бульдозер оставили. Искалеченный и заиндевелый, он замер на дороге, как поверженный в битве танк.

Теперь впереди шел Дед. Ребята, утопая в снегу, растаскивали бурелом.

– Очень хорошо! – глухо покашливал Иванов. – Еще километр – и выйдем к последней базе. А от нее до Нии рукой подать.

Но когда вышли к базе, их ожидала беда. База была разорена. На изрытом снегу валялась расковыренная продуктовая бочка. Обрывки пакетов, этикетки, остатки продуктов были втоптаны в снег.

Иванов помрачнел. Над тайгой стоял серебристый морозный туман. Сквозь него не проглядывало ни клочка ясного неба. Лишь солнце просачивалось маслянистым пятном. Однажды прострекотал вертолет. Но разве мог он найти их в этом море тумана!

В снегу подобрали пять банок говяжьей тушенки и три банки сгущенного молока. Иванов выложил это богатство на стол и после долгого молчания сказал:

– Вы мечтали стать героями. Время пришло – становитесь! Что для этого требуется? Развлекаться и отдыхать. – Он пристально посмотрел на каждого. – Дела наши плохи. Продуктов на день, не больше. Помощи ждать – туман… Слушайте мой приказ. Заготовить побольше дров. Топить круглосуточно. Лежать и беречь силы… Я ухожу дня на четыре. Попробую добыть еды. Командиром остается Игорь Любавин. Вопросы есть?

– Нельзя! – вдруг сказала Женя. – Один, без продуктов, в тайгу…

– Мы обязаны выжить! – прервал ее Иванов.

Он уложил в рюкзак банку тушенки, котелок, чай, соль, спички, моток капронового шнура, бинокль, карту, две пачки патронов, ком свившейся бересты.

– Ну, держитесь! – Он в последний раз оглядел притихший десант, взял ружье и вышел.

Он поднялся в седловину меж пестрых сопок и на гребне услышал, что его догоняют. Он оглянулся. Это была Женя. Тяжело дыша, она стала совать Иванову запасной свитер, беличьи рукавички и помятую пачку печенья.

– Мамино еще… А я забыла… – торопливо говорила она. И вдруг уткнулась лицом в его полушубок: – Саша! Возвращайся скорей!

– А как же.

Внизу, под сопками, чернильными полыньями дымилась река.

– Это и есть та самая Ния, – спокойно пояснил Иванов. – Вот здесь, – он показал рукой, – будут строить поселок.

– Дошли! – ахнула Женя. – Два шага – и победа!

– Два шага!.. Но мы их делать не будем, чтобы не тратить сил.

– Как! Ведь всего два шага!

– Мы сделали самое трудное. Теперь, – сказал он, помедлив, – колонна дойдет до реки без нас.

– Без нас, – как эхо, отозвалась Женя. – А мы?

– Мы выполнили свой долг. Теперь попробуем выжить. Поняла? И о Ние, прошу, ни слова!


Он тронул ее плечо и стал спускаться к реке.

Женя долго смотрела, как скользящим охотничьим шагом Иванов шел среди полыней. Ей с гребня не было видно, что двигается он по медвежьим следам.

Событие тридцать первое. Не проскочил

Иванов шел и шел по реке, как вдруг медвежий след повернул на берег. Командир остановился в раздумье.

Тайга мрачно стояла по берегам, свесив над рекой зеленые лапы. Было мертво кругом: ни звука, ни шороха. Лишь иногда золотой молнией хвою прошивал соболь.

«Странно! – подумал Иванов о медведе. – Куда это он?»

Взобравшись на берег, Иванов уперся в завал. Он полез через него и добрался почти до вершины, когда гнилые стволы под ним затрещали, и он полетел куда-то вниз головой.

Стало темно. И он понял, что засыпан снегом. Ружейный ремень, съехав на горло, душил начальника десанта.

«Очень хорошо!» – успокоил себя Иванов и стал шарить в снегу руками. Он нащупал сук, отжался, освободил горло и вздохнул. Отжавшись еще и еще, Иванов выбрался из завала и полежал, отдыхая. Он понял, что тайгой ему не пройти. Он снова двинулся вниз по реке и вскоре уловил, что к журчанию воды подо льдом прибавился какой-то невнятный гул. И чем дальше шел Иванов, тем отчетливей делался гул. Настала ночь. Иванов перестал идти.

Он утоптал снег под елью, выстлал лапником, разделся и забрался в спальный мешок.

Проснувшись. Иванов набил котелок снегом и развел костер. Он съел полпачки Жениного печенья и пил чай до тех пор, пока не рассвело.

На рассвете он увидел, что льда впереди нет. Черная вода кипела на валунах. Берега были скалисты. Они сжимали реку, словно каменные щеки.

«Ах, бродяга! – подумал Иванов о медведе. – Значит, вот почему ты пошел в обход».

До полудня, цепляясь за кусты и трещины, осторожно переходя с камня на камень, он пробирался в грохочущем каменном коридоре. Глава утомлял сухой кварцевый блеск. Наконец он дошел до скалы, которая шоколадной плоскостью отвесно падала в реку. Иванов понял, что придется обходить ее поверху. Но сил уже не было. Он скинул рюкзак, приказал себе поспать полчаса, опустился на корточки и заснул. Еще несколько секунд явственен был грохот черной воды, а потом Иванову стало казаться, что лежит он на пляже и слышит шум Черного моря. Иванов обрадовался во сне и подумал, что теперь-то уж он всласть погреется на южном солнышке. Однако что-то мешало ему наслаждаться, что-то тревожило его. И он понял: это через всю Россию стучат колеса. Везут поезда комсомольцев на БАМ. Не спи. Иванов! Нужна дорога! Ты должен идти вперед! И тут он вспомнил, что дорога готова, счастливо улыбнулся во сне и перестал слышать тревожный стук колес.

Успокоенный, он проспал полтора часа и, проснувшись, огорчился, что так много времени потерял на сон. Выбравшись из каменного каньона, он увидел, что снова начался сплошной лед. Иванов спустился на лед и побежал расслабленным шагом, экономя силы.

Из тайги вышли следы медведя. Их уже замыло ветром. Они были похожи на голубые воронки.

Впереди задымили две полыньи, но Иванов не стал их обегать, чтобы не тратить время. Он надеялся проскочить между ними по тонкому льду.

Но не проскочил.

Иванов даже не услышал треска. Просто лед раздался, и он полетел, раскинув руки. В следующий момент он почувствовал, как холод сжимает сердце, а ноги затягивает под лед. Черная вода бурлила у самых глаз.

«Кажется, все, – подумал Иванов, – А жаль!»

Событие тридцать второе. Пятый день без Иванова

Два дня проскочили в шахматной битве. А на третий ребята притихли и молча лежали на нарах. Лица осунулись, глаза поблескивали, а Голуб все вздыхал. Женя виновато поглядывала на ребят: она могла предложить только чай.

Лишь Вася и Дед не унывали. Разгромив всех, они теперь играли друг с другом. Они сидели по-турецки на нарах и беседовали, как обычно: «Не пора ли сдаваться?» – «Пока подожду».

– Не поверите, – сказал Игорь. – Я в детстве печенку не ел. Презирал ее, идиот.

– Да уж! – согласился Вася.

А Голуб вдруг вспомнил, что еще в самом начале десанта, во время погрузки вездехода, он припрятал на всякий случай две банки говяжьей тушенки.

Полежав еще немного, Голуб встал и, громыхая по дровам, которыми был завален весь пол, вышел из дома. Его беспокоило: целы ли банки?

Убедившись, что вслед за ним никто не идет, он влез в кузов вездехода, просунул руку за ящики с гвоздями и – вот они, консервы, целы!

Голуб спрятал банки на прежнее место, выпрыгнул из вездехода, пошел в дом и лег на нары.

В доме царил малиновый сумрак: так раскалилась печка.

Лицо Деда во сне стало совсем детским. Он что-то шептал. Женя положила ему руку на лоб. Дед всхлипнул и успокоился.

Ребята то впадали в забытье, то просыпались. День для них перепутался с ночью. Время от времени Женя кипятила воду и поила ребят сладким горячим чаем.

Когда началась передача для строителей Байкало-Амурской магистрали, она настроила Васин транзистор погромче. И вдруг крикнула:

– Люди, про нас!

По радио выступал профессор из Ленинграда, отец Левы. Он сказал:

«Лева, я надеюсь, ты слышишь меня…»

Дед приподнял Леву за плечи и посадил на нарах.

«…Сначала мне было не совсем понятно, – говорил профессор, – зачем тебе понадобилось ехать на БАМ. Но, вероятно, каждый человек, как клинок, должен пройти закалку. Тогда он сможет идти по жизни безбоязненно и достойно, с поднятой головой. Я спокоен за тебя, Лева. Я уверен: тебя окружают сильные люди. Они научат, если ты не умеешь, и поддержат, если ты упадешь духом… Поздравляю тебя с днем рождения, – сказал Левин отец. – И как подарок прошу принять…»

Голос профессора вдруг забило шумом и треском, и приемник умолк: сели батареи. Тишина воцарилась в доме, только угли стреляли в печке. Лева смотрел на умолкшее радио. Голуб молча поднялся и вышел из дома. Через минуту он вернулся и положил на колени Леве две банки говяжьей тушенки.

Лева с недоумением посмотрел на банки.

– Это откуда?

– Ко дню твоего рождения берег, – сказал Голуб и лег на нары. «Ну вот, а ты презирал меня!» – мысленно сказал он Иванову.

Женя разделила консервы. Каждому досталось по небольшому кусочку мяса.

Событие тридцать третье. Обман для всеобщей пользы

«Ишь ты! – с завистью подумал Игорь о Голубе. – Красиво поступил. Такой подарок Леве припас!» И ему стало неприятно, что не он это сделал.

«Хорош же я, лежу, как мешок костей! – с тревогой подумал Игорь. – А ведь за командира остался».

Он с трудом поднялся, натянул полушубок и вышел. Его ослепило, ожгло морозом. Голова закружилась. Но он все же пошел куда-то, растревоженный мыслью, что раз он командир, то должен совершить нечто замечательное и всех удивить.

Он поднялся в седловину между сопок, и тут ему показалось, что из тумана прямо ему в глаза летят красные, синие, фиолетовые иглы. Игорь даже зажмурился. А когда в глазах прояснилось, понял: это просто редеет туман, а сквозь него прорывается солнце.

Потом он посмотрел вниз и увидел дымящуюся от промоин реку. Сердце от радости подскочило. Он понял, что перед ним долгожданная Ния.

«Всего лишь небольшой рывок! – думал он возбужденно. – И победа! Победа! А десант к ней приведу я!»

Игорь почувствовал прилив сил и быстро вернулся в дом.

– Ребята! – объявил он торжественно. – Река, к которой мы шли, перед нами. Неужели мы не найдем в себе силы на последний рывок?

– Никак не может без героизма, – засмеялся Вася.

– А ты можешь? – возмутился Игорь. – Или ты хочешь, чтобы о нас говорили: «А-а-а, это те самые, которые просидели у печки, хотя до Нии оставалось полшага?»

Вася ухмыльнулся.

– Слушайте мой приказ! – резко сказал Игорь. – Идем на последний штурм!

Через полчаса вездеход, натужно воя, втаскивал дом на склон между сопок. Дым из трубы тянулся хвостом. Ребята плелись сзади, поддерживая друг друга. Лишь Лева ехал в доме на нарах. От слабости он не мог подняться.

Перед самым гребнем полоз домика уперся в камень. Вездеход забуксовал на месте.

– Вперед, Ахмет! Вперед! – азартно кричал Игорь. – Рвани как следует!

Ахмет рванул. Из трещины, которую Игорь когда-то замазал грязью и о которой уже забыл, вырвался крюк и, как снаряд, ударил по вездеходу.

Второй трос запел, как струна.

Ничего не видя из кабины. Ахмет рванул еще раз, вырвав и второй крюк. Освобожденный вездеход прыгнул через гребень и ударился о землю, вильнул и влетел в глубокую яму, подняв тучу снега.

В это время дом покатился назад – вниз по склону. Скрипя и покачиваясь, набирал ход.

– Там же Лева! – с ужасом крикнула Женя. И бросилась вслед за домом, крича: – Лева! Лева!

Дом налетел на огромный валун и вздыбился, словно взорвался. Крыша слетела с него, как шапка. Бревна стали торчком, а потом попадали грудой. Из-под этой груды синей струйкой потек дымок.

Игорь Любавин, стоя на гребне, с ужасом смотрел то на торчащий из снега вездеход, то на груду бревен.

Больше всего ему хотелось, чтобы все вдруг оказалось как было: вездеход, домик и Вася с Дедом играют в шахматы.

Событие тридцать четвертое. Второго раза не будет

Сперва Иванов почувствовал, как вода заливается в сапоги, трогает ледяными пальцами грудь. Потом тело как будто отмерло. Только глаза еще жили. Они мерзли.

Держась за лед левой рукой, правую он погрузил в воду и нащупал на поясе нож. Он перерезал ружейный ремень и положил ружье поперек полыньи. Потом он перерезал лямки рюкзака, поймал его в воде и выкатил на лед.


Намокшая одежда тянула ко дну. «Ну, – сказал он себе, – давай!» Он знал, что сил хватит лишь на один рывок, что второго раза не будет. Сосредоточившись, он рванулся из полыньи и быстро откатился от нее по льду.

Потом он вскочил и побежал.

Все тело жгло и ломало. Но Иванов радовался этой боли, потому что боль – это жизнь. Но и боль уходила с каждой секундой. Ноги стали подламываться. Он споткнулся и упал.

«Отпрыгался!» – лежа в снегу, подумал Иванов.

Он сел и, с трудом разлепив веки, посмотрел на высокий берег. Что-то знакомое увидели его глаза, но угасающее сознание уже не в силах было подсказать, что это и откуда знакомо.

Однако Иванов встал на колени и полез на высокий берег. Он лез, прорывая в снегу глубокую борозду, скатывался вниз и снова лез.

Он долез до верха и, с трудом разодрав смерзшиеся ресницы, увидел древнее зимовье – охотничью избушку, коряво сложенную из огромных лиственничных стволов. Дверь была задавлена сугробом, и он долго ползал, разрывая коленями снег.

Наконец он открыл дверь, ввалился в избушку и упал на утоптанный земляной пол. Сложенный из камней очаг был набит дровами. Из-под дров торчал ком свившейся бересты.

Спасение было рядом, но Иванов не в силах был зажечь огонь. Ему хотелось плакать от обиды, но он давно разучился плакать.

С трудом он сел на земляном полу.

Правая рука оказалась на коленях, против отворота полушубка. Иванов осторожно навалился на локоть и стал впихивать руку внутрь. Через некоторое время он ощутил сырой мех полушубка и обрадовался: рука оживает! Он забрался ею под свитер и стал отогревать на теле. И когда руку заломило от боли, он обрадовался еще больше и нащупал аварийную коробку спичек.

Он развернул полиэтиленовый мешочек, достал из коробки горсть спичек, чиркнул всей горстью и сунул под ком бересты.

Потом он разделся и стал растираться снегом.

Зимовье топилось по-черному, без трубы. Дым плавал слоями и уходил в выпиленную в потолке дыру. Разложив у огня мокрую одежду, Иванов сидел пригнувшись, чтобы не задохнуться. И топил, топил… Его бил озноб. Он никак не мог согреться.

Событие тридцать пятое. Бурый знакомый

Чтобы пополнить силы, Иванов съел всю тушенку, остатки печенья и, натаяв снега, выпил целый котелок чая.

Спальный мешок внутри оказался сухим. Иванов вывернул его мехом наружу и лег вблизи очага. Ясность мыслей вернулась к нему, и он стал думать, чья же это избушка: не Василия ли Бугра?

Иванов забылся. И чудился ему старинный струг, а на нем казаки. Плывут и плывут они на восток по большой незнакомой реке…

Утром Иванов почувствовал слабость. Тело ломало.

Попив чаю, Иванов собрался и побежал, чтобы разогреться. Он бежал до тех пор, пока мускулы не налились горячей силой. Перед ним оказался склон хребта. Медвежьи следы поднимались вверх.

Добравшись до голых зазубренных скал, Иванов лег на камни и заглянул вниз. Прямо под ним было круглое горное озеро, похожее на арену цирка. С крутых обнаженных берегов свисали, как змеи, белые корни.

То, что он сперва принял за обломок скалы, вдруг зашевелилось. Иванов достал бинокль и увидел медведя. Медведь был тощий. Его шерсть свалялась и висела клоками. Он поедал белые корни.

Иванов проверил ружье.

«Не хотелось бы мне тебя убивать, разбойник, – подумал он. – Но сам виноват. Теперь спасай десант ценой собственной шкуры».

Он выстрелил. После секундной паузы послал вторую пулю и сразу же перезарядил ружье. Но больше стрелять не пришлось. Взревев, медведь упал.

Освежевав зверя, Иванов набил мясом рюкзак, развел костер, зажарил большой кусок медвежатины, вдоволь поел и попил чаю.

Спустившись с хребта, он срезал молодую ель, укрепил на ветках тяжелый рюкзак и двинулся в обратный путь, таща за собой волокушу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю