Текст книги "Командир Иванов"

Автор книги: Герман Балуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Событие двадцать второе. Красный свитер на белом снегу

Они долго искали, но посадочной площадки вблизи десанта так и не нашли. Пилот высадил их на старом месте. Он хлопнул Иванова по плечу, подмигнул его помощницам и улетел в Усть-Кут. А Иванову и двум девушкам предстояло пешком догонять десант. Иванов решил идти кратчайшим путем – через сопки.

Они уложили вещи в рюкзаки, закинули их за спины, а Иванов поверх рюкзака еще привязал палатку. И, не медля, они тронулись в путь.

Иванов шел первым, проминая в снегу тропу. Он шел слегка сгорбившись, размеренным шагом, поглядывая на каменные осыпи и размышляя о том, что это за порода и годится ли она на отсыпку железнодорожного полотна. Он привык ходить, привык не обращать внимания на усталость. Он знал, что таким шагом, не останавливаясь, может идти пять часов. А вот сколько продержатся девушки?

Он слышал за собой тяжелое дыхание Жени и, оглянувшись, увидел ее напряженное, красное и потное лицо. Она улыбнулась ему через силу.

Он сбавил шаг и заметил, что солнце слепит сквозь верхушки деревьев, а тени стали длинными, дотянулись почти до сопки.

Когда поднялись на сопку, небо погасило свое серебро. В стеклянной синеве угловато ворочались крупные звезды. Мороз стал злее, щипал лицо. И люди поспешно спустились к берегу ручья, в голубой сумрак.

Алла сбросила с плеч мешок и села на него. Лицо у нее было такое, словно ее обманули.

Иванов утоптал снег, быстро разжег костер и вскипятил чай. Девушки, согревшись, раскисли. У обеих от усталости слипались глаза.

Он надрал лапника под спальные мешки и накрыл девушек палаткой. Затем натаскал поваленных деревьев и, обрубив сучья, выложил из стволов стенку, как это делают в Сибири охотники. Забил в снег четыре кола, а между ними – бревно на бревно. Вот и выросла стенка. Под ней он развел костер. Затем такую же стенку он сделал шагах в десяти. Теперь девушек обогревало с обеих сторон.

За работой прошло полночи. Иванов подволок поближе к огню коряжку, удобно уселся в ней и сразу заснул. Он спал, закрыв лицо воротником полушубка, и сквозь сон слышал, как оседают стенки, когда нижнее бревно выгорает, как с треском взлетают снопы искр и осыпается с веток снег.

И снился Иванову все тот же сон. Стучат колеса через всю Россию: «В Усть-Кут! В Усть-Кут! В Усть-Кут!» Едут тысячи комсомольцев строить Байкало-Амурскую магистраль. А доедут они до Усть-Кута, их посадят в машины, чтобы дальше везти по дороге, которую сделает десант Иванова. Ты спишь, Иванов, а эшелоны все ближе! Не спи, Иванов, нужна дорога! Ты должен идти вперед!

Иванов открыл глаза. Было темно. Только небо предрассветно поблекло. В обеих стенках прогорела середина. Иванов вылез из коряжки и поправил костры.

Затем он достал из мешка полотенце, взял топор и спустился к ручью. Он вырубил во льду прорубь, быстро разделся по пояс и начал окатывать себя черной водой. Заломило руки. Спину и грудь опалило морозом. Но Иванов лишь покряхтывал.

Он крепко растерся, оделся и почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.

– Можно жить дальше! – сказал он себе. И пошел приготавливать завтрак.

В одном котелке заварил он чай, в другом – лапшу с мясными консервами и стал будить девушек.

Женя улыбнулась и тут же выбралась из мешка. Алла посмотрела на него неприязненно.

Женя спустилась к проруби, умылась. Алла постояла за ее спиной, взглянула на черную воду, передернулась и вернулась к кострам.

От лапши она отказалась:

– С детства не переношу.

– Все равно надо есть, – сказал Иванов. – Будем идти весь день.

– Я вам дарю мою порцию. – Блеснув очками, она посмотрела на Иванова. – Кушайте на здоровье!

Иванов крякнул от досады и налил всем чаю.

Затем он тщательно уложил рюкзаки, все тяжелое оставив себе. Алле он выложил лишь котелок с остатками мясной лапши.

Больше еды у них не было. Чтобы Алла не набила спину, Иванов завернул котелок в малиновый свитер, который когда-то ей подарил.

И опять пошли они на восток, то взбираясь на сопки, то спускаясь по корявым заросшим склонам. Солнце катилось по короткой зимней дуге. Повисев недолго над лесом, оно упало за хребет. Небо стало зеленоватым и хрупким, как осенний ледок. А они всё шли и шли.

Женя шагала опустив голову. «Еще сто шагов!» – приказывала она себе. И шла сто шагов и не падала. И назначала себе новые сто шагов.

Иванов обернулся – чего там Женя шепчет? И успокоился: глаза у нее были веселыми.

– Идите! Я догоню, – сказал он. И полез по каменной осыпи к скальному обнажению, на пепельной глади которого проступали, словно ржавчина, бурые нити и пятна.

«Известняк, – подумал Иванов. – Может, заинтересует геологов».

Он отметил место на карте. Затем обухом топора отколол несколько нам ней, положил в рюкзак и закинул его за спину. Лямки больно врезались в плечи.

«Ого! – подумал Иванов. – Донесу ли?» Он вспомнил геологов, которые искали камень для отсыпки полотна железной дороги и никак не могли найти. Летом они не раз выходили на его костер, и начальнику десанта хотелось помочь этим ребятам.

Ссутулясь под тяжестью рюкзака еще больше, он двинулся по следу девушек.

Вдруг что-то забеспокоило Иванова. Он перестал думать о геологах и увидел, что поступь Аллы стала неуверенной. Она то и дело оступалась с тропинки, которую промяла Женя. Это изумило Иванова. Алла казалась ему очень выносливой. Лыжница, спортсменка, идет налегке… Странно, очень странно!

Вскоре он заметил на снегу какой-то черный предмет. Подошел – это был танкистский шлем, подаренный Алле Ахметом. Он поднял его и положил в свой мешок. Через некоторое время он поднял Васин подарок – нож. А еще через тридцать шагов Иванов увидел брошенный котелок с вывалившейся на снег лапшой – последней их пищей. Он сгреб лапшу вместе со снегом в котелок и засунул его в рюкзак. Последней вещью, которую он подобрал, был его собственный свитер. Он красным пятном лежал на белом снегу.

Иванов шел быстро, как только мог. Камни брякали у него за спиной.

Он увидел девушек за поваленной лиственницей. Алла сидела прямо в снегу и смотрела перед собой пустыми бездумными глазами. Женя суетилась, пытаясь разжечь костер.

Иванов содрал с березы лоскут бересты, зажег, сунул под собранные Женей ветки, и костер занялся быстро и жарко.

– Не хочет дальше идти, – прошептала Женя. – Я испугалась до ужаса. Села и сидит…

– Иди к огню! – сказал Иванов.

Но Алла смотрела мимо него бессмысленным взглядом.

Тогда Иванов бросил в снег спальный мешок и насильно пересадил на него Аллу.

Он поставил разогревать лапшу. А второй котелок набил снегом и поставил чай.

– Это же надо, сама, по доброй воле оставила дом, друзей, – медленно сказала Алла. – Зачем? Ради чего я барахтаюсь в этих снегах?

Иванов и внимания не обратил на ее слова.

– Пахнет-то, пахнет! – восхитился он, нюхая разогретую лапшу и давая понюхать Жене.

Он достал ложки, и они с Женей принялись за еду. Иванов так причмокивал, так громко скреб ложкой и так радовался лапше…

– Дай-ка я доем, – сказала Алла деловито. И отобрала у Жени котелок.

Смеркалось.

Иванов достал из рюкзака ракетницу и выстрелил. Ракета, брызнув зелеными искрами, разгорелась в пустынном небе.

В ответ за лесом ахнуло дважды. Помолчало – и ахнуло еще.

Иванов засек направление.

– Это же наши стреляют! – воскликнула Алла.

Женя с удивлением посмотрела на свою бывшую подругу. Сумрачный и серьезный, Иванов уложил рюкзаки.

Алла бодро пробивала в снегу тропу – только мелькали валенки да работали локти. Иванов и Женя с рюкзаками тащились за ней.

– Добренький ты больно! – сурово сказала Женя. – Убить ее мало. А ты ей слова не сказал.

– Убить мало, – согласился Иванов. – Лучше бы ей помочь.

Невдалеке за деревьями взревел бульдозер. Это Вася запустил двигатель, чтобы Иванов не заблудился, а шел все время на звук.

И этот рев показался им, бредущим под красной луной, таким родным и домашним.

Событие двадцать третье. Лева пишет дневник

Второй месяц десант шел на восток. Ребята окрепли, обветрились, притерпелись к морозам.

И все равно было страшно проснуться первым. Потому что первый должен был немедленно встать и затопить печку. И как назло, первым почти всегда просыпался Лева. Он выглядывал из спального мешка, и ему хотелось немедленно закрыть глаза и притвориться спящим. Заросшее льдом оконце едва цедило свет. Со стен белой шерстью свисал иней. Было холодно и мрачно.

Лева рывком выбирался из мешка и бросался к печке. Он зажигал бересту, и уже через минуту печка начинала гудеть, смотрела на него красными глазами в прожженные дырки.

– Подъем, – сипло рычал Лева. И ударом ноги, как это делал Иванов, отдирал примерзшую дверь. Он на минуту слеп: так сверкал и искрился снег.

Хватаясь за кусты, ребята съезжали к реке, к черной дымящейся промоине – умываться. Постанывая, плескали в лицо ледяной водой.

– С-сильно б-бодрит п-процедура, – лязгая зубами, сообщал Дед.

– Зато сразу чувствуешь себя человеком, – отвечал Иванов.

И они, энергичные, пахнущие морозом, бежали к дому, где Женя готовила завтрак.

После завтрака шли в конец сделанной ими просеки – там стоял Васин бульдозер. Раскаленный морозом, заиндевелый – от одного взгляда на него становилось еще холоднее. Но Вася этого не замечал. Он запускал двигатель и начинал крушить вековые деревья. Деревья падали с треском и гулом. С них белым ливнем сыпался снег.

Вася расталкивал упавшие деревья по сторонам. Дорога походила на ущелье.

Когда на пути вставала особенно толстая лиственница, в работу вступал Дед. Ребята, копаясь в снегу, растаскивали бурелом, чтобы Дед мог подобраться к дереву со своей бензопилой.

Собственно говоря, дорогу строили Вася и Дед. А остальные им помогали.

Мороз палил. Единственная мысль была: «В тепло! Скорее в тепло!» Но ребята отгоняли ее и работали до темноты. А придя в тепло, засыпали над миской с едой. Появлялась новая мысль: «Спать! Скорее в спальный мешок!»

Ребята боролись с трудностями. Только Вася и Дед не боролись. Они были кадровыми рабочими, и все эти трудности были для них обычной работой. А по вечерам они играли в шахматы. И Вася рассказывал случаи из собственной жизни. Очень смешные. И не очень правдоподобные. Но Дед одобрял эти рассказы.

Лева ни одного рассказа до конца не дослушал. Он засыпал, будто падал в черную яму.

В воскресенье Иванов назначил выходной и велел всем привести себя в порядок. Дед еще раз побрился, а Лева посмотрел на себя в зеркало и увидел багроволицего взлохмаченного парня с дерзко прищуренными глазами. Лева даже не сразу понял, что это он. А когда понял, то очень обрадовался. «Кажется, я становлюсь человеком», – подумал Лева. Он попросил у Деда бритву и первый раз в жизни побрился.

А потом вынул дневник. Там была всего одна запись. Других он сделать не успел, так как засыпал слишком быстро.

Первая запись была такая:

«Ужасно, что я лишний в десанте: ничего не умею и только мешаю ребятам. Но я стисну зубы, буду мокнуть и мерзнуть, буду стонать, но идти вперед…»

– Стонать? – перечитав, не понял Лева – и вспомнил унылого молодого человека в замызганном демисезонном пальто, то есть себя.

Он сделал следующую запись:

«Прошли еще три километра. Преодолели две реки. Температура минус сорок семь градусов. Начал растить усы».

Событие двадцать четвертое. Иванов ошибается

Оставалось две недели до Нового года – срока их выхода к Ние. И десант, используя каждую минуту светлого времени суток, шел вперед. Всем казалось, что победа близка. Но у Красного яра – заснеженного среза высокой сопки – путь преградила большая река. Прямо под яром длинной кляксой чернела глянцевая полынья. Над ней клубилось облако пара. Даже с обрыва было слышно, как бурлит река в полынье, как гремит подо льдом камнями.

Взяли подальше от полыньи. Но едва бульдозер съехал с берега, лед треснул с пушечным гулом, вздулся белой волной, и она покатилась через реку.

– Назад! – закричал Иванов.

Бульдозер, лязгнув, попятился.

Вася заглушил двигатель, вылез на гусеницу и сплюнул.

– Приехали.

Иванов стал ходить по льду, сосредоточенно размышляя.

Десант, собравшись возле бульдозера, наблюдал, как он ходит по льду. Наконец Иванов перестал ходить, прислонился к гусенице и закурил.

– Выход один, – сказал он мрачно. – Строить ледовый мост. Опустим бревна под лед… Между ними намерзнет ледовая арка… – Он помолчал. – Так как?

– А что как? – отозвался Дед. – Надо – значит, построим.

– Через две недели мы должны выйти к Ние, – задумчиво сказал Иванов. – Ледовый мост нужно построить за четыре дня.

Вася присвистнул.

– Придется поработать, – сказал ясный и бодрый Дед.

А Голуб лишь покряхтел.

Игоря и Ахмета послали заготавливать бревна для свай.

Разгребли снег, и Дед бензопилой сделал во льду первый пропил. Едва он его закончил, река выбила ледовую пробку и, ударив фонтаном, окатила задумчиво наблюдавшего Голуба с ног до головы. Он мгновенно оброс ледовым панцирем, изумился и побежал к Жене оттаивать.

Первое бревно уткнули в дно реки с немалым трудом: его вырывало течением. Держали, пока не вмерзло. А потом взялись за второе. До вечера погрузили всего пять бревен.

– К весне управимся, – угрюмо сказал Иванов.

Ребята виновато молчали. От брызг полушубки заледенели и лязгали, словно латы. Придя ужинать, поставили их на пол, как колокола. В тепле полушубки быстро раскисли и опали сырой овчиной.

Иванов лег на нары и замер, глядя в закопченный потолок.

Дед с состраданием покосился на командира, забрал полушубок и вышел.

В окно светила луна. Морозные разводы на стекле искрились. Слышно было, как Дед скрипел валенками возле дома. Вернувшись, он сказал со значением:

– Вася, сегодня на удивление светло. Зачем нам сидеть в темной избушке?

Вася невесело усмехнулся:

– Тогда я еще раз поем?

– Поешь, – сказал Дед.

Вася еще раз поел, а Дед его подождал. Потом они взяли бензопилу и ушли.

Через полчаса донесся визг грызущей лед бензопилы.

Лева сполз с нар, постоял и, убедившись, что ноги еще достаточно крепко держат, вышел. Голуб, сопя, совал по карманам тушенку и хлеб. Со стоном поднялся и помассировал мускулы Игорь.

Изумленная Женя провожала ребят глазами.

Иванов выкурил трубочку.

– Кажется, детский сад становится десантом, – сказал он задумчиво и тоже ушел.

К полуночи Женя с ведром горячего какао пришла к реке. С обрыва ей открылась фантастическая картина. Какие-то странные тени, держась за бревно, исполняли танец на искрящемся лунном снегу. И только скрип снега да тяжелое дыхание говорили о том, что это ее ребята. И она ощутила такое счастье, что они есть на свете.

Пока Женя спускалась с крутизны, течение вырвало сваю из уставших рук ребят и конец бревна ударил Деда в живот. Дед отлетел и лежал на льду так неподвижно, что Вася перепугался.

– Дед! – завопил он. – Помер, что ли?

– Отдыхаю, – ответил спокойно Дед.

Женя поставила ведро на снег и приступила к раздаче какао.

Обледенелые рукава не гнулись, и кружку было не донести до рта. Женя поила ребят из рук, как младенцев.

К концу третьего дня было вморожено последнее бревно.

Ребята, словно очнувшись от тяжелого сна, недоверчиво огляделись. Через реку изо льда двумя рядами торчали бревна. А между ними стыла желтая наледь.

– Молодцы мы все-таки, – сказал Лева. И все молча с ним согласились. – Я счастлив, что встретился с вами, ребята, – добавил Лева. Он попросил у Иванова ракетницу и выстрелил в небо победной зеленой ракетой.

До Нии оставался один бросок.

Событие двадцать пятое. Тревожное радио

Пока Лева говорил речь и пускал ракету, Голуб замерз. Он вошел в дом, скинул полушубок и включил Васин приемник:

«Внимание строителей Байкало-Амурской магистрали! Ожидается зимний спад воды в реках. Уберите со льда механизмы! Уберите со льда механизмы!»

– Это нас не касается, комендант? – спросила Женя. Она возилась с обедом.

– Что?.. Нет, нет! Какие у нас механизмы?! – ответил встревоженный Голуб.

Он сразу понял, что дело плохо. Иванов ошибся: нельзя было упирать бревна в дно реки. Спадет вода, и мост выломится на воздух.

Алла лежала на нарах, уставившись в потолок. Ее не интересовал спад воды на реках Восточной Сибири.

Голуб надел полушубок и вышел. От волнения он даже забыл про мороз. Переделывать мост – значит с опозданием выйти к Ние. А это для Иванова позор. «Надо выручать Сашу», – подумал Голуб.

Он спустился на лед.

– Что там радио говорит? – спросил Иванов.

– Радио прославляет десант Иванова, – отвернувшись от начальника десанта, ответил Голуб.

– И правильно делает, – солидно заметил Дед.

Событие двадцать шестое. Иванов исправляет ошибку

Через час десант двинулся через реку. На кабине бульдозера Вася приладил победный красный флажок. Перед бульдозером по ледовому мосту солидно вышагивал Дед. За бульдозером праздничной толпой шли остальные. Когда благополучно перешли реку и выбрались на противоположный берег, Вася заглушил двигатель и вылез на гусеницу.

– Граждане бывшие интеллигенты! – крикнул он. – Вы построили хороший мост, я даже не утонул.

У всех было радостно на душе, Ния была близка.

А Женя сказала Иванову:

– Жалко, зимнего спада воды не увидим. Вот, наверное, зрелище!

– Какого спада воды? – насторожился Иванов.

– В реках. По радио объявили.

– Чего же молчала?

– Комендант сказал, что нас не касается.

Иванов посмотрел на веселящихся ребят, спустился на ледовый мост и крикнул:

– Комендант, ко мне!

Коренастый Голуб сбежал к нему.

– Что будем делать, комендант? – сумрачно спросил Иванов.

– Как это что? – весело удивился Голуб. – Пойдем к Ние.

– А колонна дойдет до реки и увидит взломанный мост?

Голуб насупился и засопел.

– Мы стонали да делали – все на совесть! И построили добрый мост, верно? И знать ничего не знали ни про какой спад. Сделали что положено и поехали дальше.

– А радио?

– А кто слыхал? – воскликнул Голуб. – Я, допустим, музыкой интересовался…

Иванов вздохнул, поискал по карманам трубочку. Оказалось – она у него в зубах. Он сунул трубочку в карман и стал подниматься на берег. Голуб остановил его, ухватив за рукав полушубка.

– Тебе ребята должны верить. Свали ошибку на меня.

– Ладно, – сказал Иванов и полез на высокий берег.

Он подошел к ребятам, которые с высоты берега все еще блаженно любовались построенным ими мостом.

– Надо переделывать мост, – глухо сказал Иванов. – Я допустил ошибку.

Некоторое время все оторопело молчали. Потом Вася сплюнул и засвистел, бесцельно шаря по небу глазами.

– Обрадовал! – хмыкнул Дед и повернулся к начальнику десанта спиной.

– Ох уж эти начальнички! – нервно хохотнул Вася. – Ничего не могут как следует. Всю жизнь с ними мучаюсь!

Лева прислонился к бульдозеру и обессиленно свесил руки.

– Как же это ты прошляпил, Саня? – сокрушенно удивился Дед.

– Ну, вы! – хрипловато крикнула Женя. – Разнюнились! Мужчины! Первопроходцы!.. Наверное, просто проголодались? Пойдемте, я вас буду кормить.

– Умно! – сказал подошедший Голуб. Он радовался, что Иванов промолчал о нем.

– Стыкнемся, что ли? – Вася ткнул Деда локтем.

Дед взвалил на плечо бензопилу, и они пошли играть в шахматы. Унылые, как с похорон, за ними тронулись остальные.

Дома все молча легли, а Вася с Дедом расставили фигуры.

– Через десять дней мы должны выйти к Ние, – в тишине сказал Иванов.

Никто ему не ответил.

Вася вывел из засады ферзя и вломился в черные ряды дедовских войск.

– Сдаешься? – спросил он.

– Подожду, – ответил Дед. И, сделав ход конем, напал на ферзя.

– А может, мне лучше сдаться? – сказал Вася. И отступил.

Дед поднял коня и задумался.

– Идея? – устав ждать, спросил Вася.

– Кажется, да!

Дед поставил коня куда попало, и они деловито зашептались. А потом оделись и вышли. И Голуба познали с собой.

Вася полез в бульдозер. А Дед объяснил Голубу, что они попробуют приподнять сваи так, чтобы они не касались дна! Тогда пусть вода спадает. Мост просто-напросто опустится вместе с водой и останется цел и невредим.

Бульдозер съехал на лед, и Голуб обвязал крайнюю сваю тросом, а потом прицепил к ножу бульдозера, Вася прильнул в кабине к стеклу и стал поднимать нож. Трос зазвенел, напрягся. И вдруг свая шевельнулась в ледовом гнезде и выскочила метра на полтора.

– Дед, ты гений! – заорал из кабины Вася.

– Знаю, знаю, – ответил Дед. И срезал верхушку сваи бензопилой.

Даже Голуб повеселел.

К вечеру они подняли сваи все до одной и вернулись в домик.

– Можно ехать, командир, – сказал Вася.

Событие двадцать седьмое. Алла хочет работать

И снова Васин бульдозер крушил деревья, и снова взвывала Дедова бензопила: десант пробивался к Ние. Одной лишь Алле до этого не было никакого дела. Она переслала причесываться и умываться. Лежала молча целыми днями на нарах.

– Ты не заболела ли, Алла? – спросила Женя.

– Умерла! – огрызнулась Алла. И даже взглядом не повела в сторону комиссара.

Женя задохнулась от гнева.

– Ну, ты! – рявкнула она, не сдержавшись. – Пассажирка!

Алла вскочила. От ярости она ничего не могла сказать.

И неизвестно, чем бы кончилась эта беседа, если бы в дом не заглянул Вася.

– Не помешаю? – вежливо осведомился он. – Я всего лишь попить.

– Лежит и лежит, – угрюмо сказала Женя.

– Ну и что? Может, она отдыхает, – попив водички, ответил Вася. – Пусть прокатится с нами. По крайней мере, дома будет о чем рассказать.

– Ты! Ты! Шут гороховый! – закричала яростно Алла.

– Виноват! Некогда! Ухожу! – пробормотал Вася. И быстро скрылся за дверью.

Алла вдруг сникла, закрылась руками, и слезы потекли у нее между грязными пальцами. Женя села на нары и обняла ее.

– Алла, милая, ну скажи: что с тобой? Может быть, я в силах помочь?

– Холодно, грязно, мокрыми валенками воняет… – сквозь слезы проговорила Алла. – А где-то идет настоящая жизнь… Неужели, Женька, тебе хорошо? Не поверю! Зачем я здесь, зачем?! – воскликнула она. – Ехала сюда, думала, весело будет – песни, костры, работа такая, как праздник.

– Саша говорит: «Работа и есть работа. Только одни работают в душных помещениях – допустим, ученые, – а другие на свежем воздухе – как мы».

– Саша говорит, – передразнила ее Алла. – Влюбилась, что ли?

Женя медленно начала краснеть. Губы ее задрожали.

– Ладно! Поговорили! – сказала она. – Забирай монатки и выметайся!

Алла оторопела.

– Куда?

– На все четыре стороны!

– Как ты со мной разговариваешь?! – возмутилась Алла.

– Как комиссар.

Алла, опустив голову, задумалась. Потом стрельнула в Женю острым взглядом. И примирительно заговорила о том, что комиссар должен не выгонять людей на мороз, а воспитывать, и что она сама измучилась без дела и просит назначить ее помощником комиссара.

– Каким еще помощником? – не поняла Женя.

– По культурным вопросам. Ведь мы живем здесь, как дикари. Строим дорогу века, а где культура?

Женя с сомнением покачала головой. Потом выдавила:

– Ладно! Уговорила.