Текст книги "По нам плачут гангстеры"

Автор книги: Герман Скередикэт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Я – позорище…

– В первый раз такое часто случается. Просто забей. В следующий будет по-другому. Я пойду,– Хван хотел сказать: «Куда-нибудь», но вовремя осекся, – в душ.

Лим поднялся, прихватывая футболку и шорты со своей постели. Это так глупо – одеваться, чтобы через считанные секунды снова раздеться. Но таковы правила жизни в общежитии, что поделать? Он закинул на шею полотенце и удалился, оставив Маркуса наедине со своими думами. Маркус накрыл лицо ладонями и негромко взвыл.

Ему стало жутко стыдно, пуще прежнего. Итон рухнул физиономией в подушку, принимая свое поражение во всей красе.

Глава Пятая. Вокруг света.

эра распустившегося цветка

Маркус присел рядом с кроватью. Он бережно провел по шевелюре спящего Хвана, чья щека уткнулась в наволочку подушки. Лим мирно посапывал, лежа на пузе, пока одеяло чуть съехало вниз и свисало, болтаясь в воздухе. С балкона подул легкий ветерок. Маркус поставил на тумбочку картонный стаканчик купленного кофе, из-под пластиковой крышки шел пар.

– Уже полдень, – Маркус почесал его за ухом. – Самому красивому человеку пора вставать.

Хван лениво разлепил один глаз и улыбнулся, заваливаясь набок, будто разнеженный кошачий. Он заметил, как на матрасе появился еще один предмет, ранее не виданный в квартире. Маркус пододвинул вещь к нему, постукивая по поверхности. Лим тут же привстал, беря обновку, и радостно воскликнул:

– Ты купил мне книгу!

– И кофе, – добавил он, выпрямляясь. – Давай, поднимайся, а-то развалился тут, будто Дева Олимпа.

Живя бок о бок с персоной, почитавшей искусство, невольно усваивалась новая информация. Примерно так Маркус запомнил название картины Клодфиля, случайно заглянув в открытые страницы. Хван протянул руку, как бы прося, чтобы его подняли. Маркус ухватился за чужую ладонь и подался назад, но не спешил отпускать. Он рассматривал переливающиеся ногти, покрытие с которых уже начало понемногу слезать:

– Смотрится мило.

– Ты будешь одобрять любую ерунду, которую я делаю?

– Абсолютно, – Маркус чмокнул его в тыльную сторону пястья, но также быстро отстранился, отправляясь к входной двери. – Мне пора. Только не смей снова засыпать, когда уйду, – обулся, выкрикивая напоследок. – Ты понял?

– Да…

Замок защелкнулся, Маркус покинул апартаменты. Хван свалился вниз, отпружинив на матрасе. Он затащил одеяло на кровать и укутался. Солнца на горизонте не было, как и дождя. Погода – что-то среднее меж двух состояний. Лим поднес к лицу книгу, считывая ее название.

Биография повествовала об Оскаре Блэке. С Элизиумом его связывало разве что путешествие, а так писатель проживал в Великой Гарсии. Он был неоднозначно персоной: жену не любил, даже хуже – ощущал к ней отвращение. Чувства не возникли даже, когда та была беременная его детьми. Зато чувства у него были к монстру во плоти – Альфреду Дэну. Альфред – тот еще тщеславный ублюдок, в двадцать первом веке таких называют «сладкими малышами» – содержанка. Однако не грех существовать за чей-то счет, грех – являться конченной тварью. Оскара неоднократно обвиняли в гомосексуальности, что в те времена считалось поводом для каторги, а Альфред, эдакий пройдоха, бегал по улице, разбрасывая по бульварам любовные письма, написанные Блэком. К сожалению, Оскар все-таки попал в тюремное заключение. Отбывание срока усложняли проблемы со здоровьем – он болел сифилисом, которым, по многочисленным мнениям, заразился от мальчика-проститутки. Все те года, что Оскар скитался по событиям, его жена, взявшая себе другую фамилию, поддерживала мужчину материально. Да, он не любил ее и обращался не должным образом, но женщина не смогла бросить горе-писателя. Под финал своего существования он изрек: «Я творил, когда жизнь была мне непонятна, но сейчас, когда ее замысел ясен, творить больше не нужно».

Маркус миновал пост охраны с двумя высокими вышибалами, которые сторожили вход в «Лантану». В свободное время они залипали в телефон или разговаривали о политике. Маркус направлялся в сторону крематория: спускался на цокольный этаж, в подвал. Опираясь одним каблуком о стену и сложив руки, его уже ждала Реналь – родом из Великой Гарсии с рыжей, кудрявой гривой и серыми глазами. Она была одной из эскортниц, чья участь отличалась от рутины Хвана – профессия обязывала девушек действовать напрямую, согласно канонам проституции. Увидев Маркуса, леди вышла чуть вперед, ведя его за собой.

– Доброго утра, плейбой, – Реналь усмехнулась.

– Какой из меня плейбой? – они хорошо ладили и были друзьями. За те года, что провели в «Лантане», приятели по несчастью хорошо узнали друг друга. – Я за всю жизнь встречался только с Хваном.

– Один факт того, что вы вместе, обращает тебя плейбоем.

– Я знаю, ты пытаешься сделать комплимент, но у этого слова другое значение.

– Да плевать, – она равнодушно пожала плечами. – Хорошо, что суть уловил.

Стук шпилек отражался от узких стен холла, освещенного тусклыми зеленоватыми лампами. Они проходили мимо десятков дверей, на вид чугунных, с номерными знаками. Приближаясь к самому концу тоннеля, Маркус задал вопрос:

– Что он сделал?

– Избил одну из наших девочек, – Реналь остановилась у нужной дверцы. Резной ключик повернулся в замке, послышался скрип. – Надеюсь на тебя.

Девушка исчезла, оставив Маркуса перед щелью, из которой выползал желтый луч. В темной комнате, где горел один лишь фонарик в виде конуса, находился человек. Мужчина сидел, примотанный металлическим скотчем к железному стулу с покореженными ножками. Опять двадцать пять. Сколько не предупреждали клиентов о правилах, а они все нарушают и нарушают. Неблагодарный не выглядел испуганным. Он смотрел на Маркуса, словно на кусок низкопробного говнища. Маркус выполнял действия, ставшие для него привычными: повесил куртку, снял фартук из гладкой ткани, чтобы было легче отмывать кровь. Он надел прозрачные пластиковые очки и натянул на пястья латексные перчатки. Маркус взял первую попавшуюся табуретку, ловко разворачивая спинкой вперед, и присел напротив. Мужчина одевался в дорогой костюм, сразу видно – богатей, на галстуке зажим, сделанный по авторскому дизайну. Что ж, гордыня гостя не позволяла ему показывать свои слабости. Он высокомерно смерил Маркуса взглядом, пока тот просто наблюдал, положив подбородок на кисть.

– Скажите, вы верующий? – голос Маркуса звучал как уютная повседневность. – Какую религию предпочитаете?

– Никакую, – выплюнул свои слова мужчина. – Я – атеист. Верю в науку.

– Наука? Похвально. Что выбрали?

– Квантовую физику.

– Это та, где думаешь что-то понял, но на самом деле только сильнее заблуждаешься? – невольный собеседник кивнул. – А вы образованный. Но я всегда задавался вопросом: как люди могут быть одновременно умными и глупыми? Днем они доказывают математические теории, а вечером хвалят государственное оружие массового поражения, – фонарь погас на долю секунды. Видимо, электричество закоротило. – Зачем вы так с ней?

– Это просто шлюха, – фыркнул богатей.

– Ошибаетесь, она в первую очередь живой человек, а не вещь. Милая леди старалась хорошо оказать услугу, а что вы сделали? Испортили ее лицо. Не думали, как она теперь будет работать? Синяки и ссадины не заживают за один день. Психика тоже не стальная. Вдруг начнет бояться мужчин? Саманта ей не простит и просто убьет. Думаете, леди занимается этим по своему желанию? Для вас, господин, проституция – как для меня квантовая физика. Вы очень запутались в суждениях. Из-за того пострадала женщина, – Маркус сделал паузу, а после поднялся и отодвинул табуретку в сторону. – Я не люблю делать другим больно. Чьи-то страдания совсем меня не радуют. Но есть те, кто эту боль заслуживает. Можете начинать молиться своей науке.

Маркус направился к этажерке, накрытой темно-серой клеенкой. Стоило материи упасть на пол, как под светом жестяного фонаря показались хирургические инструменты прошлых столетий: пилы, ножи и острые пинцеты. Для лечения не годится, а для пыток – самое то. Маркус надел наушники, плотно прибивая их. Лучше слушать хип-хоп, чем чьи-то крики резанной свиньи. В отличии от Хвана, который любил винтаж, Маркус пригрелся к современным направлениям. В его руках оказалось лезвие с зубчиками: оно нужно, чтобы пилить кости при ампутации – подходит.

эра зеленого бутона

Иногда бывает такое, что в три часа ночи хочется поесть мороженого. Целую тарелку, именно того, что находится в нескольких кварталах от твоего дома. Так и поступили Маркус и Хван, отправившись за сладостью в разгар всеобщей дремы. Они долго выбирали вкусы, ведь в меню представлены десятки различных сочетаний. В Зеленом Элизиуме, который ежедневно наводняли толпы туристов, ассортимент всегда пестрил, лишь бы угодить покупателям и заставить их оставить побольше денег. Низенькая дева без конца оглядывала их, крутя головой то на одного, то на другого. Ей приходилось поднимать подбородок, чтобы смотреть в их лица, и привставать на носочки, дабы расслышать слова. За одним из столиков сидел хмурый мужчина. Он внимательно смотрел на двух посетителей и не отводил взор, когда столкнулся с Маркусом. Итон подумал, что это, должно быть, охранник. Негоже даме работать в круглосуточном кафе в одиночку. Забрав плошки с мороженым, они уселись за первый попавшийся столик. Хван плюхнулся на подушки диванчика, двигаясь ближе к окну – его излюбленное место. Маркуса чуть не передернуло, когда он услышал скрип ножек мебели по кафелю. Пялился на Хвана, пока тот не поднял глаза, отправляя в рот ложку фисташковой сладости:

– Чего?

– Ты в порядке?

– В смысле? – Хван непонимающе свел брови, но через пару мгновений до него дошло. – Серьезно? Ты о моей заднице спрашиваешь чаще, чем о делах.

– Просто волнуюсь, – атакованный откровением, Маркус опустил взгляд в блюдце, где уже начало таять содержимое.

– Повода нет. Все сделано по правилам. Заканчивай переживать.

– Ты уверен?.

– Маркус, – Лим потерял терпение и слегка треснул по столу, тут же переходя на шепот. – Давай не будем это обсуждать. Хватит поворачивать ситуацию в еще более странное русло. Я сказал – все нормально. Пожалуйста, просто ешь, – жалобный тон Хвана заставил собеседника невольно улыбнуться. – Что опять?

– Какой милый.

– Да пошел ты.

После зрительного сражения, Маркус протянул ложку и зачерпнул из чужой порции без спроса. Это вызвало у Хвана гримасу непонимания, смешанную с досадой. Они ведь так долго выбирали, неужели он не мог взять себе такое же, зачем таскать из-под чужого носа? Хван недовольно, но несильно пнул парня по ноге. Маркус ощутил себя преданным:

– Эй, мы же друзья, я тебя не пинал.

– Ты мне по лицу баскетбольным мячом засандалил, – полетело встречное обвинение от Хвана. – И не извинился до сих пор.

– Правда?

Пострадавший выпал в осадок:

– Маркус, ты даже не заметил?! Все, мы больше не друзья.

Хван наигранно и драматично отодвинул тарелку с лакомством и хотел встать из-за стола, но его толчком усадили обратно. Маркус, лыбясь как дитя, переполз через столешницу и свалился на сиденье, почти снося ногой посуду. Все равно посетителей не было, а официантка удалилась на кухню. Завязался переполох: они заламывали руки, кусались и пихались. Пару раз даже пытались придушить друг друга. Благо, до настоящего побоища не доходило. Маркус прервал фальшивую ссору легким коротким соприкосновением их губ. Нечестно, совершенно нечестно. Прежде, чем повторить действие, Итон бегло обвел взглядом помещение. Никого нет, можно делать, что угодно. Во всяком случае, они так думали. Пока Маркус тискал Лима, к столу подошли. Высокий мужчина выглядел не особо дружелюбно.

– Что за бордель вы здесь устроили? – он басил, свирепо прожигая их узкими зрачками. – Это кафе, по-вашему, похоже на клуб для педиков?

Парни замерли, не сводя с него глаз. Они впервые сталкивались с такими нападками, да и вообще конфликт только нарастал, если судить по настроению незнакомца. Оба выпрямились и поправили одежду, чтобы, как им казалось, выглядеть приличнее. В уме все смешалось: они без понятия, как поступить, что говорить и как избежать столкновения.

– Извините, мы сейчас покинем заведение, – Маркус уже начал подниматься, когда его тяжелой рукой пихнули обратно.

– Нет, так просто ты не уйдешь. Думаешь, можно портить окружающим аппетит своим поведением, а потом смываться без ответственности?

– Но тут никого нет, – Хван был не настолько скованным, как Маркус, и встал на его защиту.

Незнакомец обнажил оскал, больше напоминающий звериный, нежели человеческий. Он был крайне взбешен, и с каждым моментом закипал лишь сильнее:

– Считаешь меня пустым местом, гаденыш?

– Нет, сэр. Мы не хотим встревать в неприятности.

– А незачем было приходить сюда, – мужчина ехидно усмехнулся. – Вести себя вызывающе. Вам внимания не хватает, да? Что ж, сегодня вы получите внимание, – он завел пястье во внутренний карман куртки, а то, что появилось на свет, заставило парней отпрянуть назад. Поверхность кинжала блеснула от мерцания потолочной лампы. – Страшно? Правильно сделали, что испугались. Вы должны бояться. Вы все должны бояться. Заполонили весь Элизиум, чертовы уёбки. Куда ни глянь – везде мерзость. Знаете, что в мое время с такими делали? Лечили электрошоком. Врачи пропускали через черепа разряды, чтобы вправить ваши сгнившие мозги. И это ведь работало, они делали из вас нормальных членов общества. А потом все полетело к чертям. Они дали психам свободу. Сумасшедшие должны сидеть за решетками в больницах, а не разгуливать по улицам со своими Парадами Гордости, – он наклонился к Маркусу, поднося уголок клинка к его горлу. – Гордость. И чем же ты гордишься? Тем, что у тебя стоит на других мужиков? Калеки сраные.

Он обращался уже не конкретно к двум посетителям, а к кому-то абстрактному. Кому-то, кого искренне ненавидел. Кто же ему настолько насолил? Или закостенелые суждения настолько заморозили ум? Мужчина продолжал говорить, атакуя Маркуса давлением. Хван медленно положил ладонь на столешницу, тихонько подбираясь к цветочному горшку, который украшал интерьер. Кадык Маркуса дернулся, напряжение продолжало возрастать:

– Пожалуйста, опустите нож.

– Закрой свою варежку, помойная крыса. Ты, разносчик чумы. Если бы не твоя гадостная похоть, люди бы не дохли от СПИДа.

Черт знает, сколько этому человеку лет. Если судить по поверхностным убеждениям и стереотипам, он явно застал ВИЧ-эпидемию восьмидесятых. Самая большая вспышка появилась в Розовом Элизиуме, но стремительно расползлась по остальным. Первыми, кто начал обращаться к врачам, стали представители ЛГБТ+. К сожалению, их быстро маргинализировали наравне с проститутками и наркоманами. В восемьдесят шестом году прошлого века президент заявил, что болезнь является исключительно участью гомосексуалов и любителей колоться. Это только сильнее повлияло на дискриминацию, ведь все обвиняли, но никто не выяснял, каким образом происходят заражения. Если бы этим не занялись активисты, никто бы до сих пор не знал, что статистика гетеросексуальных пар в точности повторяет путь. Просветительская деятельность развилась, но остались легенды и мифы, порождающие ложность.

Ложные сведения зашли слишком далеко. Об этом свидетельствовало знаменитое зверство, потрясшее Элизиум – массовое убийство в Оранжевом Штате. Преступник, чье имя не заслуживает быть произнесенным, открыл огонь в гей-клубе «Пульсация». Пули из огнестрельного оружия забрали сорок девять жизней и ранили пятьдесят трех. Увы, это далеко не последний случай: в клубе Зеленого подожгли лестницу с намерением умертвить посетителей; трое братьев в Желтом забросали посетителей кусками бетона, из-за чего одному мужчине потребовалась операция; В штате Черный Элизиум недоумок открыл огонь по бару, убив одного и ранив шестерых – его бывшая жена имела связь с женщиной до их свадьбы, а своим мотивом выбрал очищение мира от распространителей СПИДа. В Белом Элизиуме взорвался клуб в отместку правительству, которое разрешило аборты и «гомосексуализм», а в квартале Голубого Элизиума погибли тридцать две персоны от пожара.

Хван резко вскочил и ударил мужчину керамикой. Горшок раскололся, земля разлетелась по полу с шумом. Незнакомец отшатнулся, хватаясь за лоб. Но вот незадача – он вскоре оправился, и первое, что сделал – перекрыл им выход. Парни не успели воспользоваться заминкой и выскочить на улочку. Клинок опять направлен в их сторону. Хван находился ближе. Он оттолкнул сконфуженного Маркуса подальше, а сам выставил руку вперед, все еще пытаясь остановить нападавшего. Тот лишь выдавил ухмылку и выступил вперед, рассекая кинжалом воздух. Лим успевал уворачиваться, каждый раз благодаря судьбу, пока один из ударов не вышел из-под хлипкого контроля: пришлось перехватить чужую кисть и задержать ее в воздухе. Они сцепились, словно удав и крокодил, стараясь перевалить силу на противника, но стойко держались. Когда Хван понял, что вот-вот сдастся, он отдернул запястье влево. Послышался неприятный звук, всего на миг. Мужчина ошарашено замер. Он смотрел на Хвана, абсолютно потерянного, опустевшим взглядом. На шее недоброжелателя появилась алая полоска, как из ниоткуда. Следом брызнули струйки крови, жадно пачкая одежду. Он выронил оружие и схватился за горло, стараясь удержать разорванные артерии, но это не помогало. Его тело накренилось как башня, но в отличие от здания, что стояло уверенно, недоброжелатель грохнулся на пол. Его широко раскрытые глаза застыли, а кровь продолжала разливаться по плитке.

Хван первым очнулся от анабиоза. Схватил замершего в кошмаре Маркуса за рукав клетчатой рубашки и потащил к двери. Они выбежали на улицу, продолжая пересекать шоссе и авеню. Когда легкие уже болели, а ноги не слушались, все равно продолжали нестись вперед, сквозь парки и здания, улочки и закоулки. Лишь бы максимально отдалиться от того места, проклятого кафе, чертового здания. Попав в очередную узкую щель между строениями, Маркус вдруг сбавил шаг. Ему стало дурно. Он накрыл рот ладонью, но это не помогло. Картина все еще стояла перед очами, а желудок выворачивало наизнанку. Хван мягко постукивал его по спине, борясь с таким же желанием опустошить пищевод под корень. Его трясло, а мышцы сводило. Лим обливался холодным потом и чувствовал боль в темени, пока сердце шумело в ушах. Ему чертовки плохо.

– Ты убил человека, – шепотом произнес Маркус, вытирая рот рукавом. – Ты убил его.

– Мне жаль, – Хван обреченно уронил голову ему за плечо. – Мне очень жаль. Мне жаль, мне чертовски жаль…

Он повторял извинения снова и снова, не понимая, к кому обращался. К убитому ли, его семье или Маркусу, которого заставил быть очевидцем. Может, к вселенной или самому Владыке Солнца. Ужас заполонил их души. Страх и токсины сожаления разъедали изнутри, а слезы валили из глаз водопадами.

эра распустившегося цветка

– Осторожно!

Но Реналь все-равно поскользнулась. Благо, ее успели поймать: Маркус поддерживал под локоть, а Хван ухватил за маленькую ладонь. Гололед покрыл дороги всех улиц, как подобает под Сном Владыки – праздник в разгар зимы, когда год начинает отсчитываться заново. Только для Багрового Элизиума даже маленькие заморозки – редкость. Без лишних бесед, Хван передал Маркусу второй бумажный пакет с продуктами и с легкостью поднял девушку в воздух. Никто не знал о непогоде, потому леди надела ту обувь, которая у нее была – шнурованные монки на каблуке. Она не просила опустить ее обратно – в противном случае попросту не дойдет. Войдя во вкус, Хван пару раз закружился, да так, что кудри Реналь разлетались в стороны, ловя падающие снежинки. Реналь – скромная особа, иначе ее просто не назвать: своим примером для подражания девушка выбрала Одри Модрин.

Одри, хрупкая и элегантная, была бриллиантом Элизиума. Она стала законодательницей моды и иконой стиля, будучи при этом также танцовщицей, фотомоделью и актрисой. Одри отличалась от роковых красоток своей невинностью и легкостью. Она скорее походила на ангела, нежели на настоящего человека. Жизнь до карьеры у Модрин складывалась трудно: ее детство пришлось на Войну и оккупацию. Девочка жила без тепла и пищи, из-за чего сильно исхудала и получила много проблем со здоровьем. Она любила рисовать и выступала с балетными номерами, чтобы собрать немного денег, но это не спасло от анемии, проблем с дыханием и депрессии. В своей жизни ей также пришлось преодолеть гепатит, к счастью – успешно.

Реналь обожала фильм «Деньги на ужин», особенно главную героиню – Галли: девушку по вызову, которая облачалась в жемчуга, темные очки и длинные черные платья. Одри Модрин специально взяли на эту роль, которая, казалось бы, не подходит чистой и милой девушке, но на то и был расчет – образ получился настолько гармоничным и тонким, что пленял. Никакой излишней вульгарности и похоти, только изысканность. Ассоциируя себя с этой героиней, Реналь сумела хоть как-то примириться с судьбой. Она приехала в Элизиум, чтобы стать балериной, но у жизни, как всегда, другие планы. Примерно так леди попала в плен «Лантаны». Ей ничего больше не осталось, как обернуть систему в свою пользу, но пользы от системы мало. Слова Реналь навсегда отпечатались в памяти Хвана: «Элизиум – матушка подполья. Ты можешь купить за банкноты что угодно: мраморную говядину или человеческую плоть вместо нее, женщину на час, раба на плантацию или убийство. Правила просты – все продается. Ты продаешься. И цену, увы, устанавливаешь не сам».

Дверь распахнулась с ноги. Хван заскочил в квартиру, опуская девушку на коврик при пороге. Она раскрыла рот, оглядывая пространство перед собой. Реналь ловко выпрыгнула из туфель, забегая в большую гостиную, направилась прямо к пушистой туе. Пальцы сами тянулись к хрустальным игрушкам, расписанным и прозрачным, цветным и блестящим. Гирлянда подсвечивала хвою, огибая ветки. Она ткнула ноготком в висюльку, заставив ее раскачиваться. Желала узнать больше о жилище, где никогда не была раньше, Реналь повернула голову. Хван выкладывал из пакета продукты, передавая их Маркусу, а тот в свою очередь заполнял навесные шкафчики и отделения холодильника. Девушка замерла напротив большого стеллажа, что тянулся вдоль стены: наполовину заставленный интересными вещами вроде печатной машинки, коллекции марок Полусвета и старых пластинок в потрепанных упаковках. Но большую часть все-таки занимали книги. Реналь завороженно разглядывала названия, вздыхая. Было в этом сборище что-то прекрасное, что заставляло нутро замирать.

– Можешь взять себе какую-нибудь, – Хван нежно потрепал её по макушке.

– Правда? Тебе не жалко?

– Нет. Для тебя не жалко.

Реналь не сдержалась и крепко обняла парня, опуская веки. Только рядом с ними она чувствовала себя нужной. Ощущение дома, которое ускользнуло от нее при переезде, окутывало вновь. Родители остались далеко, а мужчины хотели забрать ее к себе из-за внешности, а не из искренней любви. Представляли, как Реналь ходит по коридорам одиноких особняков, пока ее талию облачают дорогие платья. Им плевать, сколько песен она обожает, как красиво поет и сколько пуантов было на ее счету. Не интересно, сколько языков знает и стихотворений читает наизусть. Нет, нужна гламурная оболочка, но никак не личность.

– Лишь вы меня любите…

Спустя годы Реналь стала для них отдушиной в мире, полном смертей. Она добрая, образованная и задорная. Ей не место среди игр в империю, но Элизиум отвернулся от малышки. Багровый Штат не оставляет пленных: ты либо победитель, либо проигравший. Элизиум в первую очередь известен своими многочисленными театрами и яркими небоскребами, которые переливаются яркими цветами, но не все актеры играют в театрах.

Реналь расчувствовалась, из-за чего Хван прижал ее к себе пуще прежнего. Он обернулся к Маркусу, который замешивал тесто для имбирных пряников. Противень уже был смазан маслом, ждал, когда на него начнут выкладывать будущую выпечку. Реналь поднялась взгляд вверх, к звезде на пышной туе. Никаких слез в Сон Владыки, никакого плача в столько хороший день.

эра зеленого бутона

– На кой хрен вам моя тачка? – парень с косяком меж пальцев удивленно смотрел на Хвана и Маркуса. – Только не говорите, что убили кого-то, – они мигом напряглись, убирая с лиц фальшиво приветливые улыбки. Заметив неловкость, Гарольд поспешил охладить пыл. – Расслабьтесь, это шутка. Просто местный юмор, привыкайте. Ладно, только дайте мне что-нибудь взамен.

– Ноутбук подойдет?

– Да, супер, – Гарольд кивнул, принимая ставку Хвана. Он выдвинул небольшой ящик в столе и достал ключи, кидая их в руки Маркуса. – Не поцарапайте, иначе я вас закопаю. А теперь уже не шутка.

Гарольд был из тех раздолбаев, которые каким-то образов успевают учиться на «отлично» и обкуриваться за один день, если не час. Он настолько легкомысленно относился к своей жизни, что вызывал неподдельную зависть. Все кругом знали, что на него можно положиться: если нужна помощь – звони Гарольду. Забрали в полицию? Гарольд внесет залог. Уснул пьяный на остановке? набери Гарольда. Ты беременная и никто не идет с тобой на аборт? Гарольд впишется, еще и конфет купит. Его родители познакомились, живя в коммуне Детей Солнца. К моменту, как мальчик появился в их семье, они уже стали стариками – усыновили его. Их философия передалась пареньку и пропитала его существование.

Движение зародилось во время войны Элизиума с Инферией, против которой выступали сами жители Элизиума. Они пытались максимально отдалиться от кровожадных убийц, создав свою идеологию: свобода и взаимопонимание. Их лозунгом были слова: «занимайтесь любовью, а не погромом». Люди протестовали против насилия и отказывались от военной службы. Самый знаменитый жест – как мужчины и женщины с длинными волосами вкладывали распустившиеся бутоны в дула ружей. Они призывали становиться открытыми, не мешать другим жить и сочувствовать. Единственный закон – чтить интересы и личность другого человека, как себя самого. Из того поколения выросли хорошие родители. Они создали укромные семьи и дали своим детям распуститься, словно тем самым росткам.

Поблагодарив Гарольда за радушие, они побежали вниз по лестнице общежития, пока их спины оттягивали рюкзаки – лучше не брать много вещей. Парни решили, что нужно на время затаиться. Мало ли, что могло еще случиться, и лучший вариант – скрыться из Зеленого, хотя бы до начала учебного года. Они провели день в истерике и страхе, что в дверь комнаты вот-вот постучит полиция, выкрикивая: «Вы арестованы за убийство». Однако ничего не происходило, не считая изводящих мыслей.

На парковке их ждал красный минивэн: забавный автомобиль-буханка, в котором можно ночевать без особых усилий. Местами проглядывались небольшие граффити, а внутри, на потолке встретили разные наклейки и парочка постеров. Они закинули сумки назад, прямо на протертый матрас и пыльное одеяло.

– Ты поведешь, – Хван открыл дверцу пассажирского сиденья. – Я не умею.

Маркус согласился. Отец учил его водить с шести лет, и первое, что сделал Маркус, когда достиг совершеннолетия – получил права. Двигатель завелся, а машина качнулась, покидая прежнее место.

– Куда направимся? – Маркус постукивал пальцем по рулю, пока они стояли на светофоре.

– Не знаю. Поехали в Желтый. Там, вроде, убили Вайрели. Это не причина, но… Просто поехали туда.

– Ладно.

Зеленый провожал палящим солнцем. От лучей быстро появился загар, но парни не стремились от него избавиться, прощаясь с вымученной бледностью. Хван опустил стекло, положив на раму локоть. Ветер врывался в салон, путаясь в шевелюре.

На другом конце города на несчастное кафе повесили табличку «закрыто». Проходящие мимо люди не видели труп, накрытый темной клеенкой. В маленькой каморке несколько человек просматривали записи с камер видеонаблюдения. Официантка тыкала в экран, не скрывая слез, из-за чего черная тушь измазала все ее лицо. Она повернулась к мужчине в горчичной рубахе и продолжала плакать. Тот вытащил из кармана белый платок и аккуратно провел по ее щекам, стирая непригодную косметику. Вокруг него вилась свора одинаково одетых приспешников. Все ожидали, что же скажет их главарь.

– Нужно позвонить в полицию, – всхлипывая, выпалила девушка.

– Нет, – мужчина ответил. – Никакой полиции.

Он подцепил прядь ее черных волос, бережно укладывая за ухо, в котором держались три серьги-кольца. Официантка подняла слезливые глаза, ища ответа в лике старшего. Мужчина по-отцовски улыбнулся ей, уничтожая тишину своим приказом:

– Найдите их.